Почти лиловый шар (джен)

Вообще-то его звали Богогневдич, но этот факт он предпочитал не вспоминать — благо, каждый гражданин Семирадской Автономии имел право сменить имя и фамилию по достижении совершеннолетия. А что делать — если уж людям охота упороться крипторелигией по самое дальше некуда, они найдут способ сделать это, не выходя из родного НИИ.

Наверное, именно поэтому — и ещё потому, что больше всего на свете он любил азарт слепых прыжков в псевдопространство — он и записался в коммерческие разведчики. Прокладывать пути для торговых кораблей, искать затерявшиеся в пространстве и времени колонии, обнаруживать технолиты Предков, первым ступать на почву экзопланет... романтика!

Ну, так он думал, когда, день в день с совершеннолетием, подал документы одновременно на смену имени и в контору по найму стажёров в коммерческую разведку.

Реальность оказалась больше похожа на недоработанную вирт-игру от первого лица: монотонная заливка текстурой типа "ландшафт" и не менее монотонно выскакивающие из этой текстуры стрёмные монстры, которых и убить-то не получается, настолько они глючат. Нет, серьёзно; на некоторых планетах всё выглядело настолько уныло, что Гнедич почти взаправду боялся провалиться под уровень.

Где-то, наверное, был и другой опыт — и восторг первооткрывателя, и технолиты, и азарт приключений, и встречи с колонистами. Но опыт был где-то, а Гнедич — здесь и сейчас, и он давно бы бросил это всё, но Семирадская Автономия разрешала молодым специалистам менять работу только раз в шесть лет, в Юрьев День.

Оставалось тяжко вздыхать, смотреть на табло, считающее время до заветного дня — ну, и смутно надеяться, что уж этот-то прыжок принесёт что-нибудь интересное.

Но к тому времени, как он прибыл в финальную расчётную точку и занёс в полевую карту систему Альфа-297 и её планеты Альфа-297-1, 2, 3 и 4 (а также их спутники), запасы надежды иссякли не меньше, чем запасы еды. Единственное, что ему сейчас хотелось — вернуться на базу, в свою квартиру, лечь в ванную с горячей водой и проваляться там пару часов, ничего не думая и не делая.

Но в углу рабочего планшета назойливо мигало напоминание, что до премии ему осталась одна высадка. А премия — это возможность купить себе пару новых вирт-игр, сходить в Горький Парк на аттракционы, выпить там газировки, может, даже закадрить какую-нибудь красотку... в общем, хорошая это штука. Ради неё можно себя пересилить и спуститься на очередную унылую каменюку.

Тем более, что выбранная им Альфа-297-3-11 была не так уж и уныла. Наоборот даже: на фоне своих ледяных и пыльных соседок она, весело нарушая все известные Гнедичу законы природы, зеленела дождевыми лесами и поблёскивала зеркалами глубоких озёр.

А это могло значить только одно: в системе когда-то побывали Предки. Это они творили подобные аномалии — непонятно зачем, непонятно как, непонятно когда, массово, во всех известных уголках Млечного Пути и сопредельных галактик.

Никто не знал, ни чем они пользовались, ни чем руководствовались. Казалось, они просто бесцельно кочевали по Вселенной, оставляя за собой технолиты, причудливо терраформированные планеты и строения из дымчатого и прозрачного хрусталя. А потом вдруг взяли и исчезли, не утрудившись донести до потомков, как и куда.

Впрочем, это можно было сказать и обо многих других ранних колониях. Предки просто обладали наиболее узнаваемым стилем.

* * *

Что странно, при всей бушующей зелени, планета была практически безжизненна. В глубинах болот копошились какие-то микроорганизмы, и сканер неуверенно предположил, что вроде есть какие-то губки в водных глубинах, но ничего крупнее и сложнее словно и не было.

— Да не пищи ты так, — вздохнул Гнедич. — Сам знаю, что это невозможно, ты не мне это нуди, ты Предкам расскажи.

Но сердце всё-таки ёкнуло: а вдруг? Вдруг технолит, или... или даже жилой комплекс?! В конце концов, обычно настолько Предки не заморачивались, им хватало просто растянуть одну экосистему на всю планету, а животный мир дальше сам приспосабливался. Ну, или вымирал.

Может быть, он и здесь просто вымер? Но от этого вымерли бы и джунгли...

Сканер безжалостно бибикнул: никаких построек не обнаружено, энергетическая подпись технолита не зарегистрирована. Одни озёра и деревья. И болота иногда.

Очередной раз тяжко вздохнув, Гнедич расслабился в кресле, велев сканеру начать обзор и классификацию всего живого. Посадочный модуль наматывал круги на низкой орбите: высаживаться следовало не раньше, чем соберутся все предварительные данные.

— Выкопаю пару саженцев, потом слазаю за губками или что там есть, — сказал он в пространство. — И образцы воды и почвы возьмём на всякий случай. Хотя кому оно надо?..

Центр, нанимающий коммерческих разведчиков, интересовали в первую очередь полезные ископаемые и перспектива разработки, а тут и добывать нечего, и турбазу не построишь — полный пролёт.

Он, кажется, даже задремал — уж больно нудной всегда бывала предпосадочная фаза — но сканер внезапно взорвался тревожным сигналом.

— Что там? Орёшь, как коты в марте! — сердито буркнул Гнедич. — Ох, мать моя бабка!

Будь он сканером, тоже бы заорал.

Прямо под ними, на глубине не более пары метров, находилось живое существо.

* * *

Не очень твёрдо ступая — сказывалась непривычная гравитация и шок от внезапно сбывшейся мечты — он подошёл к отмеченному на карте захоронению.

Установил лопату, включил археологический режим: если там и правда живое существо, больше никакой и не годится, ведь надо аккуратно и бережно, чтоб не задеть случайно. История Гека Торманса, который случайно зарезал лопатой последнего неокомодского дракона — правдива она была или нет — среди разведчиков передавалась из уст в уста как дежурная страшилка.

Наконец, лопата закончила свою работу.

На дне ямы, под тоненьким слоем серой почвы, показался... кто-то. В пропитанной кровью одежде, он лежал, сомкнув глаза, окутанный длинными-длинными волосами. (Впрочем, почему "он"? Черты лица, очертания фигуры существа были таковы, что сошли бы и за женские.) Из живота торчало древко чего-то вроде дротика, ноги были обрублены по колено, руки — по локоть.

Хотелось кричать, прыгать, биться головой о что-нибудь, плясать торжественную хаку — что угодно.

На дне ямы, целенький, словно спящий, а не убитый с особой жестокостью, лежал самый настоящий Предок.

А потом он открыл глаза.

Жёлтые, сонные, с вертикальным, как у козы, зрачком глаза.

Сканер что-то жужжал в наушнике, лопата аккуратно разгребала землю и вытаскивала по одному погребальные предметы: красивый пояс с крупной бляшкой, сломанный браслет из светлого металла, полуистлевший плащ... и копьё — удивительно красивое, с эмиттером в виде узорчатого наконечника энергокопьё.

Машинально, словно во сне — а разве наяву бывает такое? — Гнедич попросил сканер переключиться в режим материальной культуры, достал считывающую трубку и принялся отщёлкивать вещи одну за другой. Пояс, браслет, фляга, плащ, застёжка (вероятно, от какой-то обуви), непонятные детали... копьё.

Он осторожно коснулся древка. Оно было тёплое — будто его кто-то долго держал в руке и только что отпустил.

На наконечнике играли блики, и всё казалось, вот-вот узор сложится в какие-нибудь слова... но в последний момент он моргал, и всё рассыпалось вновь.

— Главное — не сломай, — беззвучно сказал Предок. — А так — играй сколько хочешь. Главное — не сломай...