Месье Рикар, спортивный маг (джен)

— То есть вы, месье Рикар, утверждаете, что можете сделать олимпийским чемпионом любого нашего биатлониста? — спросил заместитель министра спорта Матье Пиньон, самостоятельно подавая своему гостю — импозантному господину лет сорока пяти — изящную чашечку сваренного умной машиной кофе. Встреча была настолько важной и необычной, что месье Пиньон в целях соблюдения секретности еще два часа назад отослал домой своего секретаря.

— Спасибо, месье Пиньон, — ответил Рикар, принимая чашечку. Он отхлебнул из нее и продолжил: — Я утверждал не совсем это. Я могу сделать олимпийским чемпионом (причем многократным!) не любого биатлониста, а хорошего биатлониста. Того, кто в принципе способен относительно быстро бежать и сносно стрелять, но ему не хватает таланта, чтобы стать лучшим в мире. И, кстати, я могу работать не только с биатлонистами.

Пиньон часто получал предложения от самых разных специалистов, которые утверждали, что могут улучшить результаты спортсменов, но никогда у этих специалистов не было таких рекомендаций, как у Дидье Рикара. Если он начинал работать с какой-либо сборной, ее результаты неизменно улучшались, хотя никто не мог сказать, за счет чего именно это происходило. Одно было точно известно: Дидье Рикар не предлагал никаких усовершенствований тренировочного процесса и даже не встречался со спортсменами. На визитке же у месье Рикара значилось: «Дидье Рикар, спортивный маг».

— Вынужден сразу предупредить: допинг — не наш метод. Во всяком случае, не сейчас. Так что если вы предлагаете какие-то… препараты, мы не придем к взаимопониманию.

— Ну что вы, какой допинг! — рассмеялся Рикар. — Слишком грубо и слишком опасно с юридической точки зрения.

— Психологические практики? — предположил Пиньон.

— Нет. Малоэффективно.

— Какие-то манипуляции с инвентарем?

— Тем более нет. Все, что можно было улучшить в инвентаре, давно улучшили.

— Тогда что?!

— Если я вам скажу, вы все равно не поверите. Предлагаю сделку: я помогаю любому выбранному вами биатлонисту выиграть любую выбранную вами гонку, а после этого мы заключаем долгосрочный контракт. Цену мы с вами уже обсудили.

— Если помогаете, — уточнил Пиньон, сделав акцент на слове «если».

— Не «если», а «когда», — поправил Пиньона Рикар. — У меня не бывает провалов. Есть только одно условие: гонку должны показывать по телевизору в прямом эфире.

* * *

Уже три дня страдающий от острой вирусной инфекции коренной житель Инсбрука Людвиг Цауэр сидел в кресле, пил из большой синей кружки какую-то лекарственную бурду со вкусом малины и лениво переключал каналы телевизора. Днем, по его мнению, в принципе смотреть было нечего — сериалы для домохозяек, бесконечные новости, телемагазины, призывающие купить занавеску для душа, без которой не может обходиться ни один уважающий себя европеец, и спорт-спорт-спорт. Телевидение Инсбрука, дважды проводившего зимние олимпийские игры, было уверено, что всем его жителям спорт исключительно интересен.

Людвиг щелкнул пультом.

Очередной спортивный канал.

Показывали биатлон.

— Невероятная гонка преследования! — торжественно провозгласил комментатор. — Француз Сулье и норвежец Бергсон подходят к решающему огневому рубежу!

Внизу экрана промелькнула таблица с промежуточным положением спортсменов, Людвиг всмотрелся в нее и даже в первой тридцатке не нашел австрийцев.

«Наши, как всегда, в за…», — не успел додумать он эту мысль, потому что прямо на него смотрели пять черных глазков незакрытых мишеней, а сзади слышались чьи-то истошные вопли. Ему кричали, что он должен стрелять, и почему-то ругались вовсе уж неприличными словами.

Людвиг увидел, что у него в руках тяжелая неудобная винтовка, а сам он стоит на резиновом коврике, причем стоит на лыжах, а рядом с ковриком на снегу лежат лыжные палки.

— Стре-ляй! Стре-ляй! — скандировала толпа.

Людвиг, который последний раз стрелял из охотничьего ружья лет двадцать назад, неуверенно поднял винтовку, заметив, что у его лыжного комбинезона красные рукава.

«Кажется, я — норвежец», — отстраненно решил он.

— Стре-ляй!!! Стре-ляй!!!

«Какой-то кошмар…» — пронеслось в голове у Людвига. Он приложил винтовку к плечу и нажал на спусковой крючок, никуда не целясь.

Оглушительно грохнул выстрел. Болельщики разочарованно ухнули.

Людвиг попытался прицелиться. Руки и ноги у него тряслись, перед глазами все прыгало и поймать мишень в перекрестие прицела не получалось.

Людвиг выстрелил наугад, а потом, ни на что не надеясь, выстрелил еще три раза. Мишени так и остались непораженными. Людвиг давил и давил на спусковой крючок, но вместо выстрелов слышались лишь металлические щелчки бойка — патроны кончились.

— Беги! — ревели болельщики.

Людвиг, перестав понимать хоть что-то и повинуясь реву толпы, кое-как закинул винтовку за спину, наклонился, чтобы поднять палки, поскользнулся и растянулся на снегу, больно ударившись коленями и животом.

От этого удара он и проснулся. Чашка лежала на полу, лекарственная бурда разлилась вонючей лужицей, телевизор продолжал рассказывать о феерической биатлонной гонке.

«Видимо, температура подскочила», — подумал Людвиг сквозь шум в разболевшейся голове, выключил телевизор, промокнул лужицу на полу носовым платком, встал и пошел в спальню.

* * *

— Видите? Сулье, как вы и просили, победил, — сказал Рикар сразу после финиша гонки. — Теперь-то вы мне верите?

— Победил, — согласился Пиньон, — но мне кажется, его победа была случайностью.

— Это была совсем не случайная… случайность, — возразил Рикар и, понизив голос почти до шепота, проговорил: — Я немного поработал с норвежцем.

«Неужто порчу навел?» — изумился Пиньон, но вслух говорить это не стал. Накануне гонки он сам выбрал ее победителем среднего, хотя довольно стабильного, Антуана Сулье и ожидал, что увидит и поймет, в чем заключалась суть предлагаемой месье Рикаром технологии обеспечения этой победы. Этого не случилось.

Пиньон и Рикар пришли на биатлонный стадион за десять минут до старта гонки, Рикар походил вокруг телекамер, словно бы к чему-то примеряясь, встал возле одной из них и как будто глубоко задумался. Никаких пассов руками, никаких ритуалов-песен-танцев — по мнению Пиньона, не происходило вообще ничего магического. Пиньон был разочарован. Он одновременно и боялся, и ждал какого-нибудь шоу.

Шоу тем временем творилось на биатлонной трассе — спортсмены падали, ломали палки, сталкивались друг с другом, а лидер последних четырех сезонов норвежец Бергсон на решающей стрельбе промахнулся пять раз, потом упал и, кое-как поднявшись и все-таки убежав в гонку, смог финишировать лишь на тридцать восьмом месте. Антуан Сулье же впервые победил на соревнованиях такого уровня — месье Рикар сдержал свое обещание.

— Конечно, мы заключим с вами контракт. Однако я хочу, чтобы Сулье выиграл в этом сезоне кубок мира и к олимпийским играм у нас все было отработано как следует, — проговорил Пиньон.

— О, вам понравится моя работа! — улыбаясь, воскликнул Рикар. — Сулье так Сулье.

* * *

Дидье Рикар с раннего детства обожал смотреть телевизор. Новости, ток-шоу, развлекательные программы, спортивные трансляции, концерты… — ему было интересно все, что шло в эфире.

Телевидение завораживало и казалось Рикару чем-то волшебным. Оно и было волшебным: миллионы людей в одно и то же время смотрели одну и ту же программу — в этом не могло не заключаться какай-то особой магии.

Рикар решил связать с телевидением свою жизнь.

Еще старшим школьником он пошел подрабатывать установщиком телевизионных антенн, а потом поступил в университет и выучился на «инженера со специализацией в сфере телевещания».

Как-то вечером сильно уставший за рабочий день Рикар смотрел вечерние новости местного телеканала. В прямом эфире давал комментарий по какому-то информационному поводу мэр города. Рикар откровенно его недолюбливал — мэр всегда казался ему туповатым и злым человеком.

Невидимый журналист задавал вопросы, а Рикар, перестав следить за ответами мэра, смотрел на его лицо и… вдруг увидел перед собой оператора с телекамерой.

Теперь он стоял на улице, теплый ветерок трепал волосы на его голове, и хотелось заправить их за уши. Журналист, явно скучая, не слушал собеседника, просто удерживая перед ним микрофон.

«Я — мэр?! — поразился Рикар. — И я даю интервью?»

— Так что вы думаете по поводу этой ситуации?

Рикар понял, что не имеет никакого представления о той ситуации, по поводу которой он должен что-то думать, и неопределенно протянул:

— Э-э-э…

— По поводу возросшей наркотизации нашего города, — наконец-то подсказал журналист.

— По поводу наркотизации? — Рикар посмотрел прямо в камеру и проговорил: — Сложная проблема, знаете ли. Тут нельзя с плеча… И надо все хорошенько обдумать, — как назло, Рикару в голову не пришло ничего умного, но возникло острое желание сказать что-нибудь странное. — Я вот в юности курил травку, потом ЛСД баловался и все в порядке — вырос приличным человеком, мэром вот… стал.

«Какой дурацкий сон! — мелькнула у Рикара мысль. — И, кажется, пора просыпаться».

Он зажмурился, сделал над собой усилие и открыл глаза, снова сидя перед телевизором в своей квартире.

Рикар был уверен, что задремал и интервью ему приснилось, но утром весь город и все его средства массовой информации были увлечены обсуждением скандала — мэр признался, что был наркоманом.

У Рикара обнаружился дар — оказалось, что он мог в одно мгновение переместить свое сознание в человека, которого показывали по телевизору в прямом эфире. Такое перемещение длилось от силы пару минут, и на это время Рикар захватывал полный контроль над телом героя телевизионного репортажа (куда пропадало сознание этого героя, Рикар не понимал, хотя допускал, что оно занимает покинутое им тело).

Это было и весело, и пугающе. Рикар попытался найти еще какие-нибудь грани своего дара, например, способности к предсказыванию будущего, целительству, внушению мыслей другим людям, телекинезу… но ничего такого не обнаружил. Сфера «действия» его неожиданного таланта ограничивалась исключительно телевидением.

Еще выяснилось, что на современном телевидении очень редко что-то показывают в настоящем прямом эфире, и сказать нечто, например, за американского президента, у Рикара не получалось, хотя такая идея у него была.

Через несколько лет Рикар выяснил, что может не только сам перемещаться «на другую сторону телеэкрана», но и поменять местами других людей — героя телепрограммы и ее зрителя.

Однажды Рикар был на футбольном матче и сидел рядом с телеоператором. В какой-то момент он неожиданно отчетливо увидел телезрителя этого матча, у себя дома отчаянно болеющего за любимую команду, ощутил, что может заменить вратаря на этого телезрителя, и тут же так сделал.

Вратарь в ужасе уставился на свои руки, потом заозирался по сторонам, а после беспомощно проводил взглядом мяч, залетевший в ворота.

Рикар весь матч развлекался и манипулировал игрой, совершенствуя свой новоприобретенный навык. Тех нескольких секунд, когда телезритель на месте футболиста растерянно осматривался, хватало для срыва атаки или пропуска мяча вратарем. Оказалось, что влиять на результат матча было несложно.

И этот навык определенно обладал коммерческим потенциалом. Благо, прямых трансляций спортивных состязаний было предостаточно.

* * *

Глеб Радугин, двадцатидевятилетний безработный с неоконченным высшим экономическим образованием, считал себя знатоком биатлона — целыми днями он сидел на специализированных форумах, писал статьи в спортивные блоги, до сломанных клавиатур и стертых в кровь пальцев спорил с другими знатоками в комментариях к выложенным на видеохостинге записям биатлонных состязаний, собирал статистику и аналитику и не пропускал ни одной телетрансляции гонок. Он знал о биатлоне все, что можно было знать, и больше ничем и никем не интересовался.

Антуана Сулье — этого выскочку-чемпиона последнего сезона Глеб ненавидел всей душой. Такого вообще не могло быть — спортсмен, который не демонстрировал ничего сверхвыдающегося всю свою карьеру, ни с того, ни с сего начал постоянно выигрывать да так, что до получения им кубка мира оставалась всего одна гонка. И ведь этот самый Сулье был совершенно обычным биатлонистом, не отличавшимся ни высокой скоростью на трассе, ни потрясающей точностью стрельбы, но ему уже просто-таки неприлично везло. Вся собранная Глебом статистика гласила, что Сулье никак не может быть чемпионом, хотя факт оставался фактом — в биатлоне появилась новая суперзвезда. Складывалось впечатление, что соперники Антуана словно бы расступались перед ним и позволяли ему побеждать.

Сам Сулье тоже давал немного поводов для симпатий — во всех интервью он сам называл себя звездой, говорил, что другие спортсмены ленивые и мало тренируются, ругал тренеров, спортивных чиновников своей страны и даже членов олимпийского комитета, постоянно в чем-то обвинял болельщиков — то они были шумные, то слишком громкие, то чересчур навязчивые… Чемпион, по мнению Глеба, должен был быть совсем другим: умным, вежливым и, конечно же, скромным, то есть вовсе не похожим на Антуана Сулье.

Глеб включил телевизор, удобно устроился на диване и приготовился смотреть очередную кубковую гонку преследования, искренне болея против Сулье. Иногда Глеб думал, что если бы он оказался с ним на одной трассе, он бы не смог сдержаться и выстрелил ему куда-нибудь в… мягкое место. Вот только Глеб никогда никаким спортом не занимался и был чистым теоретиком.

К четвертому огневому рубежу в лидерах осталось всего двое — Сулье и российский биатлонист Николай Мальцев.

Все телезрители замерли в ожидании стрельбы. Глеб затаил дыхание, следя за тем, как Мальцев встает на коврик, и… тут понял, что смотрит на мишени уже не по телевизору.

«Кажется, я — попаданец», — удивился и обрадовался Глеб. В детстве он увлекался чтением фэнтези и очень хотел попасть хоть в какое-то приключение. О том, как все произошло, Глеб решил подумать в более спокойной обстановке.

Руки задрожали, но пропустить свой единственный шанс достойно поучаствовать в приключении Глеб не мог.

Принять устойчивую позу, успокоить дыхание, прицелиться и нажать на спусковой крючок. Ничего сложного, если все делать правильно. Выстрел! Выдох! Несколько вдохов. Выстрел! Выдох! Несколько вдохов… Глеб знал это теоретически, а «предоставленное» ему тело все это умело на практике, — он справился со всеми пятью мишенями и бросился в погоню за Сулье.

Пробежав всего несколько метров, Глеб внезапно очутился на диване в своей квартире.

«Нет-нет-нет!!! — возмутился он. — Надо срочно назад!»

Он напрягся, сосредоточился и смог вернуться на гоночную трассу.

До Сулье оставалось метров тридцать, Глеб поднажал, и расстояние между ними начало медленно сокращаться. Они забежали в лес — на этом участке трассы не было болельщиков, и телекамер тоже видно не было.

«Вот он — шанс!»

Глеб снял с плеча винтовку и уже хотел исполнить свое давнее желание, но тут понял, что когда он выстрелит, последствия будут весьма печальными: если он останется в теле Николая Мальцева на всю жизнь, то ему и придется сидеть в тюрьме; если же все вернется на свои места, он подставит хорошего человека. О том же, что здоровье Сулье от полученного огнестрельного ранения вовсе не улучшится, Глеб и не подумал. Он закинул винтовку за спину и сосредоточился на гонке.

Глеб бодро почти догнал Сулье на подъеме, однако тут начался очень крутой спуск с невероятными виражами. Конечно, тело Николая Мальцева было хорошо тренированным, но Глеб Радугин всегда боялся высоты, и это очень мешало ехать правильно. Метров двадцать ему еще как-то удавалось сохранить контроль, а потом он понесся вниз с непостижимой скоростью, размахивая палками и чудом удерживаясь на ногах.

Он и хотел бы затормозить перед Сулье, но не понимая, как это сделать, на полном ходу врезался в него, и они вместе полетели кубарем с горы. По лицу хлестали еловые ветки и какие-то камешки, приклад винтовки Сулье пребольно угодил Глебу по носу, снег лез в рот, лыжи и палки биатлонистов завязались в невообразимый узел. Глеб налетел на ель, в боку что-то хрустнуло, а во рту почувствовался привкус крови. На этом падение закончилось.

В этот момент мимо него и Сулье, который лежал на снегу и стонал, промчался кто-то в черно-желто-красном комбинезоне — их догнал и обогнал немецкий биатлонист, до этого шедший третьим.

* * *

Никогда Рикару не было так трудно — в первый раз телезритель, которым он заменил спортсмена, так рьяно сопротивлялся его магии. Рикар, стоя на трибуне за телеоператором, весь взмок, вцепился в перила и чувствовал, что его сильно мутит и он вот-вот упадет в обморок. Кажется, на трассе происходило что-то очень неправильное — Сулье проигрывал, несмотря на вмешательство Рикара в гонку, а Рикар ничего не мог с этим сделать.

Оглушительно взревели болельщики сборной Германии. Телеоператор снял камеру со штатива, взял ее в руки и поднялся мимо Рикара на несколько ступеней выше, чтобы запечатлеть эмоции болельщиков. Рикар, еле держась на ногах, подумал, что еще можно что-нибудь изменить, если наладить связь с другим телезрителем и посмотрел на телеоператора, пытаясь возобновить контакт…

Какой-то совсем седой дед с огромным барабаном вскочил и что-то закричал. Все вокруг подхватили его клич.

Вдруг дед оступился и, пытаясь сохранить равновесие, толкнул телеоператора. Тот выпустил камеру из рук, она упала Рикару на голову, и Рикар с облегчением потерял сознание.

* * *

Антуан Сулье не смог выступить в оставшихся гонках сезона (ходили слухи, что он повредил большую ягодичную мышцу, но они не были официально подтверждены). Матье Пиньон был в бешенстве. Организаторов гонки оштрафовали за то, что построенная ими трасса оказалась настолько небезопасной для спортсменов. Николай Мальцев вышел на старт уже через одну гонку и даже смог занять в ней второе место, о чем Глеб Радугин написал две статьи в свой блог на любимом спортивном сайте.

Обо всем этом Рикар не знал — травма его головы оказалась довольно тяжелой, и он лишь спустя полгода смог более-менее от нее оправиться. Самым ужасным было то, что его дар пропал — телевизор перестал быть порталом, и от бизнеса, связанного с влиянием на результат спортивных состязаний, Рикару пришлось отказаться.

Через три месяца после выхода из больницы ему удалось устроиться на работу в магазин, продающий бытовую технику.

В магазине телевизор был включен постоянно, и теперь это только раздражало Рикара. Каждый раз, видя на экране надпись «прямой эфир», он пытался переместиться, но у него никак не получалось это сделать.

Вот и сейчас — на новостном канале ведущая собиралась взять интервью у финансового аналитика. Рикар напрягся, не особо веря в успех.

— Добрый вечер, уважаемые телезрители! Сегодня у нас в студии…

— …мой любовник, — закончил за ведущую Рикар и сразу же вернулся в свое тело.

Он достал телефон и начал искать в нем номер Матье Пиньона.

До олимпийских игр оставалось всего полтора года.