Особенные (джен)

Джон Винчестер считал себя хитрым сукиным сыном. Он думал, что ему не составит труда заговорить зубы любой училке: достаточно просто с сельским шармом растягивать слова: «Ну, мэм, мои мальчики — особенные, и, ох, так тяжко было потерять их маму в таком молодом возрасте». Как будто у директрисы не было за плечами двадцатипятилетнего опыта преподавания, и как будто ей не пытались с десяток раз в прошлом заговорить зубы, пользуясь акцентом.

Мои мальчики особенные.

Особенные.

Так это теперь называется?

За свою первую неделю Дин навешал ей лапши на уши больше, чем удавалось прочим маленьким шельмецам за год. Он мог целый месяц заваливать проверочные работы, а потом вдруг взяться за ум и на финальном экзамене ошибиться всего в одном вопросе, причём всегда — в самом лёгком, при этом ухмыляясь так, словно он это с самого начала и планировал. Ох уж эта его ухмылочка!

Одни его проделки едва не стоили ухода нескольких учителей на досрочную пенсию. Взять хотя бы прошлую неделю, когда он сдал доклад по краткой истории Рима. Мистер Дюфрейн, к сожалению, не смог поставить ему оценку сразу, поскольку работа была написана целиком и полностью на латыни. Ожидая, пока профессор местного колледжа закончит перевод, он заочно поставил мальчику «отлично» за одно только владение языком, не говоря уж о лёгком тайном восхищении смелостью, необходимой, чтобы его использовать.

Как выяснилось, это вовсе не была работа по краткой истории. По крайней мере, не в том смысле... И в целом она была неприемлема по своему содержанию для мальчика его возраста. К ужасу директрисы, она как-то выяснила, что копия перевода одно время гуляла по рукам учителей.

Ей было совершенно безразлично, насколько остроумны были его стишки.

Тремя неделями ранее они подумали, что Дин прогуливает уроки. Его застукали, когда он уже практически договорился о том, чтобы его впустили в раздевалку для девочек, рассказывая байку о том, как якобы тяжело было влиться в коллектив, и поэтому не могли бы дамы любезно помочь с этим навязанным ему мальчишками вызовом. Две девчонки, причём девятиклассницы, стоит заметить, слушали его, принимая всё за чистую монету. Всё дело было в его глазах... и ямочках на щеках.

К слову о ямочках... Сэм.

Боже милосердный.

Мисс Барроун, учительница вторых классов, поклялась перед Богом, что если она ещё хоть раз услышит фразу «но Дин сказал», она тут же пойдёт и уволится, и к чертям собачьим договор.

А на следующий же день на перемене она с упоением рассказывала в учительской, как милый Сэм остался после уроков, чтобы прибраться в классе и обсудить рассказ, который он прочитал, ну не бриллиант ли он, не золотце ли. Учительница по изобразительному искусству едва не разрыдалась, когда Сэм нарисовал портрет своей семьи. Он шепнул ей на ухо, что ему бы хотелось, чтобы она оставила портрет себе, ведь он нарисовал на нём мамочку, а увидев это, папочка и Дин загрустили бы. Затем он улыбнулся и сказал, что она была очень красивой, и что он нарисовал её прямо как на той фотографии, которую Дин держит у себя, и ничего же плохого в этом нет, правда? Бедная женщина шмыгала носом весь педсовет и забрала картинку домой.

Основная проблема Сэма состояла в том, что он был слишком развитым для своего класса. Он быстро решал все задачки и тут же начинал искать, чем бы ещё заняться. Обычно это «ещё» заключалось в болтовне с окружающими... или чтении учебников наперёд, что неизбежно приводило к игре в двадцать вопросов с учительницей, которую несчастная никогда не могла выиграть. При обычных обстоятельствах они бы сразу перевели его в третий класс, однако...

Помещение третьего класса находилось в том же крыле, что и шестого — всего двумя дверями дальше. А в шестом классе учился Дин.

Два Винчестера в одном месте в одно время... вместе гуляющие по коридору и проводящие большую перемену?

Нет. Просто нет.

Но это... это их последнее... бесчинство! Это был уже край... последняя капля.

— Мистер Винчестер, мне кажется, вы не совсем осознаёте серьёзность ситуации. Ваши сыновья организовали подпольную схему. Они брали с других школьников деньги в обмен на выполнение за них домашней работы! Буквально вчера я застукала Дина за тем, как он впаривал, иного слова не подберёшь, эту услугу двум пятиклассникам!

Джон Винчестер поёрзал в кресле. В его взгляде явственно читалось «молодчина, Дин», хотя сам он виновато улыбался, сверкая своими карими глазами и демонстрируя ямочки на щеках.

Боже праведный, да это наследственное.

— Если всё дело в деньгах, мэм, то я позабочусь о том, чтобы он их вернул, — его бархатистый голос содержал в себе положенные в такой момент нотки раскаяния и искренность. Она начала понимать, насколько же близок был Дин к тому, чтобы попасть в ту раздевалку.

— О, плата была не деньгами. А, судя по всему, в M&M's. Орешки такие, если я не ошибаюсь, — тон её голоса был сухим. «У меня есть для тебя персональная линейка», — вот что она вложила в свой тон. «Я не буду растить своих сыновей шельмецами и барыгами». Напишите-ка это на доске сотню раз, мистер Винчестер.

Джон вновь поёрзал в кресле, скорее с видом ученика-бунтаря, нежели бывшего морпеха.

— Очень похоже на Дина. Будьте уверены, уж я с ним поговорю и прекращу всё это.

Она приподняла бровь. Не так быстро, мистер.

— А что насчёт Сэма?

Он в ответ тоже приподнял бровь. Здесь жарковато, что ли, становится?

— Сэм? Так Сэм во втором классе!

Нет, правда, сэр, вы вообще со своими сыновьями когда-нибудь встречались?

— Да, Сэм. Он писал работы по истории и английскому языку, а Дин — по математике и естественным наукам. Кажется, у Сэма плата варьируется от батончика Сникерс до журнала комиксов, в зависимости от объёма заданного. Работы он пишет и правда неплохие, особенно для второклассника. Его доклады для шестого класса не дотягивают до отметки «отлично», но достаточно близки к ней. Что касается Дина, то если бы он выполнял домашнюю работу на таком уровне для себя, а не для выгоды, ну, тогда его оценки были бы совершенно иными, я считаю.

На лице Джона читалась неприкрытая гордость, и у директрисы закралось смутное подозрение, что она имела отношение вовсе не к академическим успехам его сыновей, а скорее к их потенциалу как криминальных гениев. Ей с трудом удалось подавить желание швырнуть Большим Оксфордским словарём прямо в его белоснежную ухмылку. Ухмылку Дина. Ямочки Сэма.

О-ох. Бога нет.

— Что ж, мэм, как я и говорил, они особенные, — он произнёс эту фразу с прежней лёгкостью, но в этот раз к тону его голоса примешалось что-то, чего она ещё не слышала.

Особенные.

Мои мальчики особенные.

— Я абсолютно с вами согласна, мистер Винчестер. Ваши сыновья особенные, — их взгляды встретились, и между ними пробежало понимание. — Именно особенные дети требуют наибольшего внимания. И мне кажется, что всё их поведение кричит о его нехватке.

На его лице отразилась печаль, в глазах появилась уязвлённость, и директриса ощутила укол сострадания к учительнице Сэма по изобразительному искусству.

— Я изо всех сил стараюсь ради них.

Она вздохнула, откидываясь на спинку кресла и давая понять, что разговор подошёл к концу.

— Это всё, о чём мы просим. Они — особенные мальчики; они хотят, чтобы вы ими гордились.

Он мягко улыбнулся, а она, не успев спохватиться, невольно улыбнулась в ответ.

— Я всегда горжусь ими.