Ты - мой мир (гет)

«Люди, которые предначертаны друг другу, которым предрешено так судьбою — сколько бы страданий ни перенесли, сколько бы тревог ни пережили и сколько бы нелепых и напрасных радостей им ни были суждены — всегда в итоге будут вместе».

Маленькая дорожка вела прямо с холма и спускалась неровной скользкой тропинкой вниз, к высохшей траве низкого пустыря. Адель любила с утра, тихонько выбравшись из дома и обогнув садик, где от ветра скрипели её любимые качели, добежать до этого самого холма, отбросить сандалии и спуститься по скошенной мокрой от росы траве навстречу приветливому восходу. В самое, казалось бы, странное место для первых лучей солнца — старое заброшенное кладбище.

Обходя могильные плиты и оставляя на каждой цветы, сорванные по дороге, Адель любила доходить до самой последней могилы, которая, словно специально, стояла вдалеке ото всех за красивой узорчатой оградой. Каждое утро перечитывая одну и ту же надпись, Адель водила рукой по выгравированным буквам, закрывая глаза, и представляла, что также она могла бы читать её и будучи слепой.

В самой надписи Адель не понимала ни слова. Она лишь знала по рассказам дяди Райана, близкого друга отца, что в ней говорится о двух людях, которые по какой-то причине не смогли быть счастливы на этом свете.

«Они вознеслись на небо», — говорил обыкновенно дядя Райан.

«На это лазурное небо?» — спрашивала Адель.

«Именно. Но мы видим здесь, с земли, только часть его. Если подняться выше, небо будет казаться невероятно голубым, и из него будет литься ослепительный свет. А по ночам на нём зажигаются звёзды — маленькие яркие точки, свет которых ты обыкновенно так любишь наблюдать».

И это было истинной правдой. С самого детства, как только жизнь вступила в силу осознанности для маленькой девочки, Адель нравились звёзды. Обыкновенно она любила притворяться спящей и, когда старая сварливая нянька уходила из комнаты, считая, что девочка уже спит, Адель вставала с кровати и, приотрывая тяжёлую для неё дверь, тайком выскакивала на балкон. Там она любила ложиться на мягкий густой ковёр, устилавший пол, и подолгу разглядывать звёзды. Он казались ей такими таинственными и разными, как люди в её короткой жизни. Райан не раз заставал её за этим занятием по утрам, когда собирался проведать дочь друга семьи.

Адель любила слушать его рассказы. Райан был всего лишь юношей, но не таким, которые забегали в сад к Адель и забрасывали её яблоками. Растущая в заботе и любви, Адель не могла не почувствовать строгости к ней со стороны окружающих. Она почти не виделась с отцом, вечно работающим в своём кабинете и появляющимся в её детских воспоминаниях неким отчуждённым призраком, один образ которого уже каким-то неясным ей значением подсказывал, что это и есть её отец. Зато с матерью она проводила всю часть времени, что та могла ей дать, если у неё не находилось своих забот. Так что единственным постоянным собеседником Адель оставалась няня, а наилучшими друзьями, всегда молча выслушивающими её неясные детские мысли — явления природы. Поэтому ей так необходимо было каждое лето видеть дядю Райана, который сочетал в себе одновременно и недостающие частички любви от образа отца, и время, которое не могла дать мать, и теплоту, с которой к ней никогда не относилась няня. И хотя лето длилось недолго, а после него наступало время долгой разлуки, Адель была рада и этим проведённым с дядей Райаном мгновениям. Ей нравилось встречать его ранней весной и с улыбкой бросаться ему на шею, в ответ на что он обыкновенно начинал рассказывать ей что-то новое о себе и дарить подарки. Не всё из сказанного могла понять Адель, но всегда слушала его с особым вниманием — сосредоточеннее, чем няню и порой даже маму. За его доброту и чудесные истории Адель и прозвала Райана дядей.

Девочка ещё раз пробежалась по саду, с удивлением и счастьем одновременно наблюдая за тем, как кружится на ветру её белое платье. Точно также в конце тёплой поры кружились в её руках пушистые белые одуванчики, а потом улетали к небу от тёплого дыхания ветра. Раньше сюда, в сад, они ходили с Райаном вместе. Ясное ли было утро, или шёл ливень, Адель будила его, стуча ему ветками в окно. Из-за своего роста девочка дотягивалась только до самых нижних веток, но и окно Райана располагалось не так уж высоко. Вскоре юноша приноровился к таким её выходкам и стал выскакивать даже раньше времени, так что когда девочка с пучком хвороста направлялась к задней стороне дома, дядя Райан уже ожидал её на крыльце.

Однако в последнее время он почти не приезжал. Вначале Адель грустила и частенько подбегала к окну, рассматривая знакомый сад и двор сквозь прикрытые шторы. Она делала это для того, чтобы, если в любой момент появится машина дяди Райана и его отца, отвернуться от окна и сделать вид, что ей совсем не было скучно, а что, напротив, ей безразлично его внезапное появление.

Но вот уже несколько месяцев машина не появлялась, и Адель в одиночестве бродила по саду, а утром — по кладбищу.

Адель появилась на свет весной и каждую весну расцветала всё больше и больше. Это было бледное, крошечное создание, напоминавшее цветок, выросший без лучей солнца. Несмотря на свои четыре года, она ходила ещё немного неуверенно, ступая как бы шаткой походкой, а потому чаще всего её наблюдали в движении и беге, будто былинку. Маленькие руки её были тонки и прозрачны. Голова покачивалась на тонкой шейке, точно цветок полевого колокольчика при ветре, а глаза — возможно, в силу того, что почти ни с кем Адель общаться не приходилось, смотрели как-то не по-детски грустно. Она часто пребывала в задумчивости и почти не разговаривала, так что родители некоторое время боялись за её развитие. Но на самом деле Адель держала все свои мысли, желания, страхи и слова, потому что единственный, кому она могла высказать всё, что её тревожило, был дядя Райан. И потому лето, которое она помнила более остро и более ярко, стало первым грустным летом в её жизни.

В это время запели птицы, и Адель бегом бросилась в дом. Ещё вчера она не успела вернуться к рассвету, а потому была найдена няней возле самого дома. Сегодня ей хотелось избежать наказания. Прикрыв за собой калитку, Адель спешно сняла сандалии, прыгнула в мягкую тёплую постель и прикрыла глаза, чтобы послушать птиц за окном.

Дверь приоткрылась, и Адель зажмурилась ещё сильнее, но влажный подол платья и на сей раз выдал её.

— Непристойно приличным барышням бегать в ночном платье по улицам! Скоро совсем мальчишкой заделаешься! — ворчала няня, грея в своих ладонях холодную пятку её ноги.

— Няня, милая, ну пожалуйста! — взмолилась Адель. — Пожалейте меня сегодня. Такого больше не повторится!

И не успела няня ничего ответить, раздался крик отца «Адель!», и девочка быстро побежала вниз по лестнице.

Зная, что отец никому не разрешает входить в его кабинет, Адель пошла искать его в гостиной. Здесь уже собрались утренние посетители. Адель поклонилась сразу всем и подошла к отцу.

В последнее время он заводил разговор только об обучении, об учителях, которые могли бы приходить домой и обучать Адель. Внимание девочки привлекло происходящее за окном. На солнечной поляне резвились мальчишки. Они дрались на воображаемых мечах — один держал в руке палку, второй — подобие щита. Закончив скучный разговор с отцом и не придавая ему особого значения, Адель выбежала на улицу и стала наблюдать за игрой мальчиков со стороны.

— Здесь не место девчонкам, — гордо провозгласил мальчик со светлыми волосами и проткнул палкой лопух в руках другого.

Но девочка, сама, впрочем, удивляясь этому, нисколько не испугалась того, что впервые в жизни кто-то кроме близких и дяди Райана заговорил с ней. Она смело выступила вперёд

— Предлагаю реванш, — Адель взяла первую попавшуюся палку. Светловолосый мальчик усмехнулся, и бой начался.

Сначала Адель была явно в проигрыше. Мальчик то и дело наступал на неё, и никакие махи не помогали девочке отвести его назад. Даже бывший соперник начал с сомнением глядеть на Адель, которая с первого взгляда показалась ему смелой. Но вскоре Адель стала угадывать ходы мальчика. Вправо, влево. Он уже не казался ей таким уж отважным воином, и она стала наносить ему удары один за другим. Мальчик, впрочем, отбивался, но отходил всё назад и назад. Зацепившись рукавом рубашки о какой-то куст, он упал и стал отползать к дереву.

— Хорошо-хорошо, ты выиграла! — пробормотал он, отбрасывая свой меч в сторону, и замахал руками над головой. — Ты выиграла!

Адель победно улыбнулась и подала проигравшему руку.

— Оливер, — отозвался тот, отряхиваясь. — Меня зовут Оливер.

— А я Адель, — сказала девочка, отвечая на рукопожатие.

* * *

Оливер оказался соседом Адель. Они с семьёй переехали сравнительно недавно, потому девочка и видела его впервые.

Будучи на два года старше Адель, Оливер уже ходил в школу и рассказывал Адель много интересного о том, что уже узнал сам. Такие понятия, как «учителя» и «школа» были не знакомы Адель — она слышала о них только из уст отца во время Серьёзных разговоров, как она их прозвала. Время, когда она научилась читать и мало-мальски выводить некоторые буквы, давно кануло для неё в небытие, и теперь она с удивлением слушала о далёком космосе, об удивительных диких животных, заманчивых южных тёплых странах. Оливер рассказал ей о таких удивительных явлениях природы, как радуга и реки. От него она узнавала о планетах и звёздах — обо всём окружающем мире. Адель задавала много вопросов, так что вскоре пространные разговоры Оливера превратились в настоящие уроки. Обладавшая врождённым интеллектом и неуёмной любознательностью, Адель оказалась на редкость способной ученицей. Порой Адель стала ловить себя на том, что часто смотрит на голубое небо, по которому безмятежно пролетают белые как снег облака. Оливер рассказал ей, что земля круглая, а облака, пролетая по небу, улетают в совсем другие края, где их увидят уже другие люди.

— Как всё это странно и здорово, — задумчиво говорила Адель, лёжа рядом с Оливером на пушистой, похожей на ковёр траве и наблюдая за полётом облаков.

— Я тебе ещё не такое расскажу, — говорил Оливер. — Вот есть такие страны, где лета не бывает вообще.

Каждое слово Оливера девочка повторяла как заклинание. Запоминая, восхищаясь, пробуя новые слова на вкус, пересказывая услышанное родителям и няне.

После встречи с Оливером лето для Адель потеряло всю свою дождливую атмосферу. Ей казалось, что даже в самые пасмурные и туманные дни над ними светит солнце, тогда как они лежат на поляне и смеются какой-то очередной шутке Оливера. Всегда проводившая время за книжками дяди Райана, Адель вдруг узнала, что такое улица, и постоянный детский смех, и беготня наперегонки по влажной утренней траве. И даже когда, казалось бы, заняться было совсем нечем, мальчик придумывал что-то новое и интересное, и дети, поедая только что испечённые бабушкой Оливера пирожки, которые до красноты жгли руки — такими горячими стащил их он, сидели на крыльце дома Адель и придумывали истории — каждый по предложению.

Однажды Оливер позвал Адель гулять по улице. Ещё утренняя мгла застилала её. Он подошли к наполовину заброшенному участку с низенькой ржавой калиткой.

— Это дом ведьмы, — прошептал мальчик, ступая осторожно по участку и стараясь не шуметь. — Здесь самое лучшее место для приключенческих игр. Иногда мы здесь играем с мальчишками в войну. А ещё здесь растут удивительно вкусные груши.

Адель набрала полный передник груш с самых низких веток. Они были совсем не такими, которые дядя Райан ей привозил из города. Маленькие и слегка зеленоватые. Адель уже хотела выбросить их, но Оливер, вернувшийся с грушами в руках, моментально остановил её:

— Ты чего! Не смей! Здесь одна такая на вес золота!

— Я не буду их есть! Они же сморщенные!

— Тише, Адель, не кричи, нас могут услышать…

Не успел ещё мальчик договорить, как по всему участку разнёсся оглушительный собачий лай и чей-то скрипучий голос.

— Бежим! — крикнул Оливер и, схватив Адель за руку, понёсся прочь по поглощённой туманом улице.

Отдышавшись немного, дети сели на землю и рассмеялись. Адель через силу надкусила сморщенный фрукт и с удивлением отметила, что груши и правда восхитительно вкусные.

— Я же говорил, — улыбнулся Оливер, продолжая смеяться случившемуся.

Деревья скрывали их от посторонних глаз. В тени день казался Адель не таким жарким и душным. Оливер приблизился к ней. Пахло медовыми яблоками и ещё чем-то приятным. Чем — было не разобрать.