Душа в пятках (джен)

Дядюшка Санто Лето скончался внезапно и при очень неприятных обстоятельствах — его нашли в огромной морозильной камере, которую использовали на бойне.

Я помню тот солнечный денёк, когда мы получили первое предупреждение. Старший брат тогда вбежал с всклоченными волосами, что было ему совсем не свойственно, отказался от разложенных на столе яств и даже не принял трубочку с гашишем, которую как раз раскурил Снуфи, средний брат. В общем, поведение его было очень подозрительным, суматошным и пугало своей нервозностью:

— Собирайтесь! — шипел он на нас, пытаясь стащить наши расслабленные тела с шезлонгов, — Надо бежать! Нам необходимо успеть обрести почву под ногами! — его мельтешение очень раздражало, но даже дотянуться до стакана охлаждённой сангрии было лень, не то что останавливать брата.

— Надо спешить! — верещал он. — Скоро всё закончится! И нам всем будет крышка!

Мы как-то не заметили, что старший брат пропал: наши мозги были подобны ароматному желе из личи. Дни наши проходили в праздности и веселье. Каждый вечер, с позволения дядюшки, нас ждали вечеринки, шумные мероприятия, на которых вино лилось рекой, мы с братьями были на пике популярности, и ничто не предвещало того самого «конца», о котором вещал старший.

А потом случилось это внезапное убийство дядюшки. Нотариусы накинулись на нас, как пираньи — они требовали возврата долгов. В этот момент мы встретили Гадалку. Снуфи тогда решил-таки пойти в нижний город, но побаивался и попросил составить ему компанию. Наверное, мне стоит быть ему за это благодарным — скорее всего, его приглашение спасло мне жизнь. Снуфи планировал купить немного лёгких наркотиков, так популярных среди наших друзей. Мы могли бы сбывать их понемножку и тем самым продержаться, пока адвокаты не найдут способ активировать дядино наследство.

Гадалка возникла внезапно. На улице было не слишком темно — скупые рыжие фонари справлялись со своей работой, унылые прохожие жались к остывающим стенам домов, где-то слышались взрывы смеха и громкой музыки. Женщина была очень похожа на классических гадалок: в её волосах, на её бедрах и на щиколотках, если я правильно расслышал, звенели цехины. Из-под пёстрого платка на голове выбивались пряди с жирными, густыми, вьющимися волосами цвета воронова крыла, глаза её на смуглой коже лица выделялись яркими влажными белками и чернели провалами радужек без зрачков. От неё тяжело пахло воскуренными ладаном и опием. Она выскочила внезапно, и брат шарахнулся за мою спину. Я бы тоже хотел спрятаться, но бежать было некуда:

— Тебе надо уйти… — просипела она низким сорванным голосом. — Вам обоим надо спасаться… Он придёт и за вами! Всё закончилось!

Она разразилась лающим смехом, перешедшим в затяжной кашель, и, безумно вращая глазами, скрылась в тёмном проёме. Мурашки забегали у меня по коже, я почувствовал озноб посреди остывающей в густых сумерках южной улочки.

Посмотрев на брата, я понял, что о дальнейшем нашем пути можно было забыть — он был бледен, глаза его напоминали глаза старшего: слезились и выкатились от ужаса. Я повёл его домой, и уже на подходе к вилле мы поняли, что что-то не так. Фонарики, развешанные над террасой, которые всегда так радовали нас, сейчас мигали, как будто шквалистый ветер пытался затушить их. Но ветра не было. Кипарисы, пихты и редкие кусты магнолии источали, казалось бы, привычный пряный, чуть душный запах, но сквозь него пробивалась пугающая нотка гнилостно-сладкого, отдающего железом на кончике языка, духа. Деревья были неподвижны.

— Быстрее! — скомандовал брат. Моё сердце тоже гремело учащённо где-то в ушах, ноги подкашивались.

Мы бежали до гаража, надеясь, что опасность поселилась только на вилле и мы успеем найти машину с ключом и полным баком. Отвратительное чувство — бояться своего дома, даже не зная, что притаилось там, в тени. Тошнота наплывала волнами при мыслях о затаившихся… убийцах? Врагах? Тёмных тварях?

Я увидел брошенную братом Феррари — днём мы ездили в контору, и он не закатил её в гараж — это удача. Я запрыгнул на водительское сиденье, брат вжался в соседнее — сил протестовать у него не было. Я старался даже мельком не смотреть на него: мои руки дрожали, пока я пытался повернуть ключ зажигания, а брат — он был белее призрака, с всклоченными волосами, нервно перебирающий подол рубашки, и вряд ли понимал так же, как и я, чего мы испугались.

Мотор заработал предсказуемо тихо — Снуфи держал свои машины в порядке — мы сразу рванули. Особо мыслей у меня не было. От чего мы бежим, куда мы бежим, что дальше — все эти вопросы я обдумываю сейчас, а тогда единственной мыслью моей было найти тихое и безопасное местечко. И, конечно же, я вспомнил об этом бунгало.

Я купил его не так давно — поселившись у дяди и услышав призыв старшего брата, я решил, что обзавестись маленьким домиком только для себя — очень хорошая идея. Поэтому, не задумываясь, я вёл машину по ночной автостраде именно туда. Домик этот сразу понравился мне — стилизованный под жилище индонезийских папуасов, он имеет всего две комнаты, окружённые запутанными крытыми террасами и украшенные уютным маленьким внутренним двориком. Только пристальное внимание позволяет увидеть, насколько же изящен в архитектурном и дизайнерском плане этот дом.

В темноте, на шоссе я чувствовал себя почти в безопасности — ведь если бы за нами кто-то ехал, мы бы увидели свет фар. Свои я гасить опасался — я не так хорошо знал дорогу, чтобы обойтись совсем без света. Нас встретил пожилой англичанин, мистер Страу — я нанял его, чтобы он смотрел за домом. Его присутствие успокоило меня — до того момента, как я увидел его около ворот с фонарём, мне всё ещё казалось, что за нами едут машины, что я слышу в ночи шуршание их шин и звуки их моторов, запахи чужого сгоревшего бензина.

Мистер Страу⁽¹⁾ проводил нас в ту комнату, что служила гостиной, столовой и кухней. Моя любимая комната — те разы, что я посещал мой домик, я проводил именно здесь самые приятные часы в окружении моих гостей: друзей, случайных знакомых и раскованных девушек.

— Устраивайся поудобнее, — я поднял голову и любезно улыбнулся брату. Я был уверен, что увижу в его глазах восхищение. Комната была сделана таким образом, что, казалось, состоит из одних балок и деревянных колонн. Между ними были натянуты перекрытия и ширмы из рисовой бумаги и шёлка, крепящиеся лёгкими бамбуковыми рамками — таким образом удавалось создать эффект интимности, чёткого зонирования помещения и, в то же время, с определённых точек это позволяло видеть всё помещение целиком. В комнате приятно пахло травами и ненавязчивыми восточными благовониями — этот эффект добавлял ощущение воздушности и простоты.

Но мой брат не выглядел поражённым красотой и задумками дизайнера. Он сухо кивнул мне. Спина и руки его выдавали напряжение, а безразличный взгляд, которым он окинул моё жилище, продолжал бегать от предмета к предмету.

— Расслабься, — я направился к бару, нам требовалась помощь. — Здесь нас никто не найдёт. Об этом домике никто не знает…

— Врёшь! — выкрикнул он, и его руки опять затряслись. — Скольких ты приводил сюда? Думаешь, я не знаю, что ты делал, когда я готов уже был закончить увеселения, а ты ещё требовал продолжения?

— Может, это твои дружки нас пугают? — продолжил он сиплым и дрожащим голосом, откашлявшись после слишком большого глотка виски. — Ты ведь не отпустил слугу?

— Что может случиться? — виски придало мне храбрости и очистило сознание. — Чего мы вообще испугались? Ну мигали фонари, ну и что? Да, дядю убили, но я уверен, что полиция скоро разберётся с этим — наш дядя не оставил бы нас в беде, наверняка он смог подстраховать наше наследство.

— Ты идиот, Бонифас⁽²⁾! Твой дом — что солома — сгорит за секунду. Сплошь бумага да трава. А эти лабиринты — миллионы мест, чтобы затаиться. Призрак ли за нами гонится или живой, здесь нам не укрыться! Поехали ко мне!

Я не знал, что у брата тоже есть дом. Интересно, когда это он успел? Хотя я и сам покупал моё бунгало в тайне, но думал, что у Снуфи нет от меня секретов, ведь он самый эмоциональный из нас, самый болтливый.

— Удивлён, да? — какая-то несвойственная ему, перекошенная испугом и злобой, улыбка расцвела на его полном лице. — Не дури, Снифи, поехали.

— Мне и здесь хорошо, — оскорбился тогда я. — Вали, если такой умный!

— Снифи, — в глазах брата появились слёзы, — Снифи, пожалуйста… Неужели ты не чувствуешь этот запах? Или у тебя тоже растут магнолии? Откуда так тянет?

— Скорее всего, мистер Страу готовит нам стейки, — посмеялся я над страхами брата, — а ты вали, раз тебе не по вкусу мой дом!

— Ну, хорошо, — мне показалось, что он сказал это с печалью, — я пойду…

Я кинул ему ключи от машины — под домом, с противоположной от бассейна стороны, у меня у самого здесь был гараж с несколькими тачками для отдыха. Ещё раз посмотрев на меня, брат сунул мне в руку небольшую визитку и стремительно выскочил за дверь, а я, засунув карточку в карман наконец смог расслабиться, утонув в белом мягком диване.

Сейчас в доме и правда аппетитно пахнет жареным мясом, и я жду, когда, наконец, мистер Страу подаст ужин. Я решил отвлечься от грустных мыслей, что уже набили мне оскомину — включил спортивный канал. Сегодня вечером должны были показывать скачки, и я даже успел сделать ставки на этой неделе. Как давно это было. Но я, похоже, опоздал — со всеми этими прогулками, поездками я совсем потерялся во времени. Видимо, уже за полночь.

К сожалению, я не могу точно вспомнить, о чём нас предостерегал тогда Ахнаф⁽³⁾, наш старший брат. Он говорил об опасности, но что конкретно он узнал, оставалось для меня загадкой. Надо было спросить Снуфи — совместив информацию, мы бы поняли, чего надо опасаться.

Странный звук привлёк моё внимание — сквозь всплески разговоров и музыки телевизора я вдруг услышал что-то похожее на звук шара от боулинга. Тяжёлый глухой удар эбонита о дерево и неровный звук того, как шар катится, чуть подпрыгивая на стыках паркета. Взглянув на экран, понял, что звук не мог быть оттуда — там показывали велогонку, да и раздавался звук с заднего двора — не слишком привлекательной части бунгало, где в тени раскидистого каменного дуба притулилась маленькая хибарка мистера Страу и его уличная кухня. Наверное, мистер Страу что-то уронил, успокоил я себя.

Тем не менее, состояние лёгкой дремоты прошло — я почувствовал, что в крови опять закипел адреналин. Я прислушился и внезапно подумал, что ведь с момента отъезда брата прошло уже много времени, гораздо больше, чем надо для приготовления стейка, даже на открытом огне с нуля. Я ещё больше насторожился, тем более что сейчас, втягивая казавшийся мне аппетитным запах, я с отвращением улавливал в нём совсем неприятные ноты жжёной ткани, горящего пластика — еле уловимые. Видимо, мой брат почувствовал их с самого начала.

Я ощущал всё больше и больше — запах палёной проводки, лёгкий электрический треск, неприятный запах сожжённых волос. Мои волосы в ответ зашевелились не только на голове, но и встали дыбом по всему телу. Озноб пробежал вдоль моего позвоночника стаей мурашек, оставляя за собой холодный и липкий пот.

Я осмотрелся — в кухонной зоне стояли новенькие, ни разу не использованные ножи. Сейчас тот огромный тесак, предназначения которого я не знал, вдруг стал для меня очень привлекательным. Я не очень представлял себе, что буду делать, но его размер и тяжесть в руке внушали чувство безопасности. Направляясь на задний двор, я, на всякий случай, снял все ключи от тачек в гараже — сердце билось так заполошно, что мешало мне вспомнить, какая из машин готова к поездке.

По пути я успокаивал себя тем, что мне это только показалось — наверное, у мистера Страу произошло короткое замыкание. Отсюда и запах горящего пластика, тканей, дерева, уговаривал я себя. Я шёл тихо — во всём доме и на террасах горел свет. Я не верил, что при такой иллюминации кто-нибудь смог бы остаться незаметным для меня, но и я тоже представлял из себя отличную мишень. Почему-то идея вызывать полицию не пришла мне в голову — наверное, потому, что я продолжал прислушиваться.

В тот момент, когда я остановился около балюстрады террасы, выходящей во двор мистера Страу, со стороны бассейна опять раздался звук. Схватившись за рот свободной рукой, я как мантру твердил себе: «Это кошки, тебе нечего бояться, просто соседские кошки… или крыса… всё в порядке…», — и поднял глаза.

Сначала я увидел только его руки — обугленные, чёрные головешки с тонкими, ещё искрящими в луже крови пальцами, тянущиеся куда-то в сторону бунгало. Потом из сумрака стало проступать его тлеющее тело и чуть блестящая в свете горящих в доме огней облысевшая голова. Рвота подкатила немедленно, и с первым приступом я не смог справиться — мой желудок изверг всё, что было, прямо в эту чёрную маслянистую лужу, что растеклась вокруг трупа мистера Страу.

Я побежал раньше, чем закончились спазмы, раньше, чем разобрался и рассмотрел все подробности — вряд ли у меня было время подумать: развернуться, несколько шагов по террасе, спуститься на полянку, теперь, на бегу открывая ворота, нырнуть в щель открывающегося гаража и увидеть…

Времени и правда нет — западное крыло бунгало вспыхнуло, как бумажное. Сердце отсчитывает секунды, задыхаюсь, сжимаю нож… У меня нет времени — он уже здесь…

В машине темно, ворох ключей в кармане гремит, часть выпадают под руль — надеюсь, в моей руке остались ключи от этой. Спешить, спешить… Руки трясутся, жар пробирается даже в это прохладное помещение, наверху трещат пожираемые пламенем балки… Быстрее, быстрее. Каждую секунду ожидаю услышать выстрел… Ключи всё не находятся — вспоминаю включить свет. Брелок лежит у меня на ладони, теперь попасть по кнопке, не перепутать. Руки дрожат, слёзы застилают глаза, кровь порывается вырваться через уши и виски глухими ударами, а выстрела всё нет и нет — неужели ещё не добрался? Слышу грохот рухнувшей крыши.

1) англ., солома

Вернуться к тексту

2) лат., счастливый, удачливый

Вернуться к тексту

3) араб., говорящий правильные слова

Вернуться к тексту