Душа в пятках (джен)

Дядюшка Санто Лето скончался внезапно и при очень неприятных обстоятельствах — его нашли в огромной морозильной камере, которую использовали на бойне.

Я помню тот солнечный денёк, когда мы получили первое предупреждение. Старший брат тогда вбежал с всклоченными волосами, что было ему совсем не свойственно, отказался от разложенных на столе яств и даже не принял трубочку с гашишем, которую как раз раскурил Снуфи, средний брат. В общем, поведение его было очень подозрительным, суматошным и пугало своей нервозностью:

— Собирайтесь! — шипел он на нас, пытаясь стащить наши расслабленные тела с шезлонгов, — Надо бежать! Нам необходимо успеть обрести почву под ногами! — его мельтешение очень раздражало, но даже дотянуться до стакана охлаждённой сангрии было лень, не то что останавливать брата.

— Надо спешить! — верещал он. — Скоро всё закончится! И нам всем будет крышка!

Мы как-то не заметили, что старший брат пропал: наши мозги были подобны ароматному желе из личи. Дни наши проходили в праздности и веселье. Каждый вечер, с позволения дядюшки, нас ждали вечеринки, шумные мероприятия, на которых вино лилось рекой, мы с братьями были на пике популярности, и ничто не предвещало того самого «конца», о котором вещал старший.

А потом случилось это внезапное убийство дядюшки. Нотариусы накинулись на нас, как пираньи — они требовали возврата долгов. В этот момент мы встретили Гадалку. Снуфи тогда решил-таки пойти в нижний город, но побаивался и попросил составить ему компанию. Наверное, мне стоит быть ему за это благодарным — скорее всего, его приглашение спасло мне жизнь. Снуфи планировал купить немного лёгких наркотиков, так популярных среди наших друзей. Мы могли бы сбывать их понемножку и тем самым продержаться, пока адвокаты не найдут способ активировать дядино наследство.

Гадалка возникла внезапно. На улице было не слишком темно — скупые рыжие фонари справлялись со своей работой, унылые прохожие жались к остывающим стенам домов, где-то слышались взрывы смеха и громкой музыки. Женщина была очень похожа на классических гадалок: в её волосах, на её бедрах и на щиколотках, если я правильно расслышал, звенели цехины. Из-под пёстрого платка на голове выбивались пряди с жирными, густыми, вьющимися волосами цвета воронова крыла, глаза её на смуглой коже лица выделялись яркими влажными белками и чернели провалами радужек без зрачков. От неё тяжело пахло воскуренными ладаном и опием. Она выскочила внезапно, и брат шарахнулся за мою спину. Я бы тоже хотел спрятаться, но бежать было некуда:

— Тебе надо уйти… — просипела она низким сорванным голосом. — Вам обоим надо спасаться… Он придёт и за вами! Всё закончилось!

Она разразилась лающим смехом, перешедшим в затяжной кашель, и, безумно вращая глазами, скрылась в тёмном проёме. Мурашки забегали у меня по коже, я почувствовал озноб посреди остывающей в густых сумерках южной улочки.

Посмотрев на брата, я понял, что о дальнейшем нашем пути можно было забыть — он был бледен, глаза его напоминали глаза старшего: слезились и выкатились от ужаса. Я повёл его домой, и уже на подходе к вилле мы поняли, что что-то не так. Фонарики, развешанные над террасой, которые всегда так радовали нас, сейчас мигали, как будто шквалистый ветер пытался затушить их. Но ветра не было. Кипарисы, пихты и редкие кусты магнолии источали, казалось бы, привычный пряный, чуть душный запах, но сквозь него пробивалась пугающая нотка гнилостно-сладкого, отдающего железом на кончике языка, духа. Деревья были неподвижны.

— Быстрее! — скомандовал брат. Моё сердце тоже гремело учащённо где-то в ушах, ноги подкашивались.

Мы бежали до гаража, надеясь, что опасность поселилась только на вилле и мы успеем найти машину с ключом и полным баком. Отвратительное чувство — бояться своего дома, даже не зная, что притаилось там, в тени. Тошнота наплывала волнами при мыслях о затаившихся… убийцах? Врагах? Тёмных тварях?

Я увидел брошенную братом Феррари — днём мы ездили в контору, и он не закатил её в гараж — это удача. Я запрыгнул на водительское сиденье, брат вжался в соседнее — сил протестовать у него не было. Я старался даже мельком не смотреть на него: мои руки дрожали, пока я пытался повернуть ключ зажигания, а брат — он был белее призрака, с всклоченными волосами, нервно перебирающий подол рубашки, и вряд ли понимал так же, как и я, чего мы испугались.

Мотор заработал предсказуемо тихо — Снуфи держал свои машины в порядке — мы сразу рванули. Особо мыслей у меня не было. От чего мы бежим, куда мы бежим, что дальше — все эти вопросы я обдумываю сейчас, а тогда единственной мыслью моей было найти тихое и безопасное местечко. И, конечно же, я вспомнил об этом бунгало.

Я купил его не так давно — поселившись у дяди и услышав призыв старшего брата, я решил, что обзавестись маленьким домиком только для себя — очень хорошая идея. Поэтому, не задумываясь, я вёл машину по ночной автостраде именно туда. Домик этот сразу понравился мне — стилизованный под жилище индонезийских папуасов, он имеет всего две комнаты, окружённые запутанными крытыми террасами и украшенные уютным маленьким внутренним двориком. Только пристальное внимание позволяет увидеть, насколько же изящен в архитектурном и дизайнерском плане этот дом.

В темноте, на шоссе я чувствовал себя почти в безопасности — ведь если бы за нами кто-то ехал, мы бы увидели свет фар. Свои я гасить опасался — я не так хорошо знал дорогу, чтобы обойтись совсем без света. Нас встретил пожилой англичанин, мистер Страу — я нанял его, чтобы он смотрел за домом. Его присутствие успокоило меня — до того момента, как я увидел его около ворот с фонарём, мне всё ещё казалось, что за нами едут машины, что я слышу в ночи шуршание их шин и звуки их моторов, запахи чужого сгоревшего бензина.

Мистер Страу⁽¹⁾ проводил нас в ту комнату, что служила гостиной, столовой и кухней. Моя любимая комната — те разы, что я посещал мой домик, я проводил именно здесь самые приятные часы в окружении моих гостей: друзей, случайных знакомых и раскованных девушек.

— Устраивайся поудобнее, — я поднял голову и любезно улыбнулся брату. Я был уверен, что увижу в его глазах восхищение. Комната была сделана таким образом, что, казалось, состоит из одних балок и деревянных колонн. Между ними были натянуты перекрытия и ширмы из рисовой бумаги и шёлка, крепящиеся лёгкими бамбуковыми рамками — таким образом удавалось создать эффект интимности, чёткого зонирования помещения и, в то же время, с определённых точек это позволяло видеть всё помещение целиком. В комнате приятно пахло травами и ненавязчивыми восточными благовониями — этот эффект добавлял ощущение воздушности и простоты.

Но мой брат не выглядел поражённым красотой и задумками дизайнера. Он сухо кивнул мне. Спина и руки его выдавали напряжение, а безразличный взгляд, которым он окинул моё жилище, продолжал бегать от предмета к предмету.

— Расслабься, — я направился к бару, нам требовалась помощь. — Здесь нас никто не найдёт. Об этом домике никто не знает…

— Врёшь! — выкрикнул он, и его руки опять затряслись. — Скольких ты приводил сюда? Думаешь, я не знаю, что ты делал, когда я готов уже был закончить увеселения, а ты ещё требовал продолжения?

— Может, это твои дружки нас пугают? — продолжил он сиплым и дрожащим голосом, откашлявшись после слишком большого глотка виски. — Ты ведь не отпустил слугу?

— Что может случиться? — виски придало мне храбрости и очистило сознание. — Чего мы вообще испугались? Ну мигали фонари, ну и что? Да, дядю убили, но я уверен, что полиция скоро разберётся с этим — наш дядя не оставил бы нас в беде, наверняка он смог подстраховать наше наследство.

— Ты идиот, Бонифас⁽²⁾! Твой дом — что солома — сгорит за секунду. Сплошь бумага да трава. А эти лабиринты — миллионы мест, чтобы затаиться. Призрак ли за нами гонится или живой, здесь нам не укрыться! Поехали ко мне!

Я не знал, что у брата тоже есть дом. Интересно, когда это он успел? Хотя я и сам покупал моё бунгало в тайне, но думал, что у Снуфи нет от меня секретов, ведь он самый эмоциональный из нас, самый болтливый.

— Удивлён, да? — какая-то несвойственная ему, перекошенная испугом и злобой, улыбка расцвела на его полном лице. — Не дури, Снифи, поехали.

— Мне и здесь хорошо, — оскорбился тогда я. — Вали, если такой умный!

— Снифи, — в глазах брата появились слёзы, — Снифи, пожалуйста… Неужели ты не чувствуешь этот запах? Или у тебя тоже растут магнолии? Откуда так тянет?

— Скорее всего, мистер Страу готовит нам стейки, — посмеялся я над страхами брата, — а ты вали, раз тебе не по вкусу мой дом!

— Ну, хорошо, — мне показалось, что он сказал это с печалью, — я пойду…

Я кинул ему ключи от машины — под домом, с противоположной от бассейна стороны, у меня у самого здесь был гараж с несколькими тачками для отдыха. Ещё раз посмотрев на меня, брат сунул мне в руку небольшую визитку и стремительно выскочил за дверь, а я, засунув карточку в карман наконец смог расслабиться, утонув в белом мягком диване.

Сейчас в доме и правда аппетитно пахнет жареным мясом, и я жду, когда, наконец, мистер Страу подаст ужин. Я решил отвлечься от грустных мыслей, что уже набили мне оскомину — включил спортивный канал. Сегодня вечером должны были показывать скачки, и я даже успел сделать ставки на этой неделе. Как давно это было. Но я, похоже, опоздал — со всеми этими прогулками, поездками я совсем потерялся во времени. Видимо, уже за полночь.

К сожалению, я не могу точно вспомнить, о чём нас предостерегал тогда Ахнаф⁽³⁾, наш старший брат. Он говорил об опасности, но что конкретно он узнал, оставалось для меня загадкой. Надо было спросить Снуфи — совместив информацию, мы бы поняли, чего надо опасаться.

Странный звук привлёк моё внимание — сквозь всплески разговоров и музыки телевизора я вдруг услышал что-то похожее на звук шара от боулинга. Тяжёлый глухой удар эбонита о дерево и неровный звук того, как шар катится, чуть подпрыгивая на стыках паркета. Взглянув на экран, понял, что звук не мог быть оттуда — там показывали велогонку, да и раздавался звук с заднего двора — не слишком привлекательной части бунгало, где в тени раскидистого каменного дуба притулилась маленькая хибарка мистера Страу и его уличная кухня. Наверное, мистер Страу что-то уронил, успокоил я себя.

Тем не менее, состояние лёгкой дремоты прошло — я почувствовал, что в крови опять закипел адреналин. Я прислушился и внезапно подумал, что ведь с момента отъезда брата прошло уже много времени, гораздо больше, чем надо для приготовления стейка, даже на открытом огне с нуля. Я ещё больше насторожился, тем более что сейчас, втягивая казавшийся мне аппетитным запах, я с отвращением улавливал в нём совсем неприятные ноты жжёной ткани, горящего пластика — еле уловимые. Видимо, мой брат почувствовал их с самого начала.

Я ощущал всё больше и больше — запах палёной проводки, лёгкий электрический треск, неприятный запах сожжённых волос. Мои волосы в ответ зашевелились не только на голове, но и встали дыбом по всему телу. Озноб пробежал вдоль моего позвоночника стаей мурашек, оставляя за собой холодный и липкий пот.

Я осмотрелся — в кухонной зоне стояли новенькие, ни разу не использованные ножи. Сейчас тот огромный тесак, предназначения которого я не знал, вдруг стал для меня очень привлекательным. Я не очень представлял себе, что буду делать, но его размер и тяжесть в руке внушали чувство безопасности. Направляясь на задний двор, я, на всякий случай, снял все ключи от тачек в гараже — сердце билось так заполошно, что мешало мне вспомнить, какая из машин готова к поездке.

По пути я успокаивал себя тем, что мне это только показалось — наверное, у мистера Страу произошло короткое замыкание. Отсюда и запах горящего пластика, тканей, дерева, уговаривал я себя. Я шёл тихо — во всём доме и на террасах горел свет. Я не верил, что при такой иллюминации кто-нибудь смог бы остаться незаметным для меня, но и я тоже представлял из себя отличную мишень. Почему-то идея вызывать полицию не пришла мне в голову — наверное, потому, что я продолжал прислушиваться.

В тот момент, когда я остановился около балюстрады террасы, выходящей во двор мистера Страу, со стороны бассейна опять раздался звук. Схватившись за рот свободной рукой, я как мантру твердил себе: «Это кошки, тебе нечего бояться, просто соседские кошки… или крыса… всё в порядке…», — и поднял глаза.

Сначала я увидел только его руки — обугленные, чёрные головешки с тонкими, ещё искрящими в луже крови пальцами, тянущиеся куда-то в сторону бунгало. Потом из сумрака стало проступать его тлеющее тело и чуть блестящая в свете горящих в доме огней облысевшая голова. Рвота подкатила немедленно, и с первым приступом я не смог справиться — мой желудок изверг всё, что было, прямо в эту чёрную маслянистую лужу, что растеклась вокруг трупа мистера Страу.

Я побежал раньше, чем закончились спазмы, раньше, чем разобрался и рассмотрел все подробности — вряд ли у меня было время подумать: развернуться, несколько шагов по террасе, спуститься на полянку, теперь, на бегу открывая ворота, нырнуть в щель открывающегося гаража и увидеть…

Времени и правда нет — западное крыло бунгало вспыхнуло, как бумажное. Сердце отсчитывает секунды, задыхаюсь, сжимаю нож… У меня нет времени — он уже здесь…

В машине темно, ворох ключей в кармане гремит, часть выпадают под руль — надеюсь, в моей руке остались ключи от этой. Спешить, спешить… Руки трясутся, жар пробирается даже в это прохладное помещение, наверху трещат пожираемые пламенем балки… Быстрее, быстрее. Каждую секунду ожидаю услышать выстрел… Ключи всё не находятся — вспоминаю включить свет. Брелок лежит у меня на ладони, теперь попасть по кнопке, не перепутать. Руки дрожат, слёзы застилают глаза, кровь порывается вырваться через уши и виски глухими ударами, а выстрела всё нет и нет — неужели ещё не добрался? Слышу грохот рухнувшей крыши.

1) англ., солома

Вернуться к тексту

2) лат., счастливый, удачливый

Вернуться к тексту

3) араб., говорящий правильные слова

Вернуться к тексту

Наконец, мотор взрыкивает — направляю машину прямо через стену текущего по металлическому профилю ворот и капающего расплавленного пластика. Задыхаюсь — быстрее, быстрее на автостраду, туда, где много людей, машин — сейчас меня спасёт только скорость. Лишь бы успеть. Обо всём остальном я подумаю позже.

Гоню машину, гоню до тех пор, пока сигнал не оповещает меня о нехватке бензина: не знаю, сколько километров я нарезал за эту ночь, где я оказался. На первой же заправке пытаюсь сориентироваться. Еда сейчас не лезет, заказываю только крепкий кофе и энергетик. Надо решить, куда теперь. Продолжаю считать секунды про себя — мне кажется, что, если я слишком задержусь здесь, Он настигнет меня. Не задумываюсь над тем, кто Он и как… После первого глотка кофе нашариваю в кармане смартфон и запоздало думаю, что надо было вызвать полицию. Из кармана выпадает визитка. Смотрю на неё рассеянно и вспоминаю, как она оказалась там. На визитке адрес.

Выдыхаю и набираю номер полиции — гудки тянутся мучительно долго. Перед глазами мистер Страу и клеммы, сжавшие его щиколотки…Один… Два… Три… уже готов повесить трубку и рвануться по адресу, как мне отвечают. Я сообщаю о происшествии у себя в доме кратко, без подробностей — пусть сами всё осмотрят. И соображаю, что меня теперь можно вычислить по номеру телефона…. Бегу на кассу купить новую симку, ещё кофе и срываюсь в путь — надо найти брата.

До брата добрался к вечеру. Только найдя в густых галерейных лесах крепкий бревенчатый домик я немного успокоился. Адрес привёл меня в уютную деревушку, но, чтобы найти дом, надо было приложить немало усилий — он располагался чуть дальше по течению, спрятанный среди крепких дубов и пихт и окружённый глухим высоким забором. Я даже усмехнулся, хотя моему настроению ещё далеко было до «вроде получше». Брат явно постарался с защитой.

— Кто? — голос брата ответил мне не сразу, видимо ещё какое-то время рассматривал меня на экране. Я удовлетворённо заметил, что камер вокруг ворот несколько.

— Это я, Бонифас. Снуфи, не тяни — открывай скорее, — я старался стоять неподвижно, но волновался. Вдруг всё-таки за мной следили, и сейчас брат зря тянет время. Мне очень хотелось попасть внутрь.

— Назови домашнее имя брата? — Снуфи проявлял излишнюю бдительность, и это радовало.

— Хав-Снаф, — в этот раз дурашливое прозвище, что придумали мы со Снуфи не звучит смешно. Быстрее бы он открыл дверь.

Ворота открываются, и я бегом возвращаюсь за руль — надо сделать всё быстро и проверить изнутри, насколько надёжно брат защитил дом.

— И что ты думаешь обо всём этом? — спросил я у Снуфи после того, как всевозможными способами он немного успокоил меня. За это время он с гордостью показал кучу приспособлений, позволяющих отследить любое шевеление на его территории. Ещё я оценил его ванную комнату, которая была гораздо скромнее моей, и сейчас вкушал сокровища его надёжного, как сейф, бара. Напряжение покидало моё тело с каждой каплей виски, с каждым вздохом отличного горячего дыма.

— Я думаю, что это дон Вольфсон, его коллега из Дании, — брат был серьёзен, говоря о партнёре дядюшки. — Ну, посуди сам, кому ещё выгодно убить дядю и уничтожить всех троих его наследников?

— Хм, это может быть наш адвокат, дон Лобо, или один из наших кузенов, мало ли подозреваемых, — я расслабленно выдохнул очередную порцию ароматного дурманящего дыма.

— Думаешь? — почему-то мой брат не сомневался в виновности компаньона дяди.

— Мы наследуем состояние, но кто из нас знает, как управлять фирмой? — зевнул я.

— Хав-Снаф знает! — воскликнул Снуфи, ударив кулаком по ладони. — Не хочешь ли ты сказать, что старший тоже входит в круг подозреваемых? — он нервно втянул в себя слишком много дыма из кальяна и закашлялся.

Мои глаза слипались, но как только я позволил им закрыться, перед глазами пронёсся хвост огненного феникса и рассыпался электрическими искрами под звук зловещего хохота, раздавшегося прямо у меня в ушах. Меня прошило молнией обжигающего ужаса, и я вскочил, широко раскрыв глаза.

— Что случилось? Ты что-то увидел? — брат, уже сонно положивший голову на руки, встрепенулся.

— Нет-нет! — после всех тех литров кофе и энергетиков, на которых я держался уже более суток, несколько порций виски и гашиш вели меня к … — скорее всего, будет плохо… держи меня, Снуфи или дай что-нибудь. Меня, похоже, уносит в …

— Не мудрено, — я слышу, что братец ещё что-то ворчит под нос, роясь в аптечке, — сейчас посмотрю, что может быть…. Выпей воды пока, герой!

Но мне уже было не до воды — я чувствовал, что пол разъезжается под моими ногами, округлые балки потолка обвивают мою шею удавками, и она вытягивается в тонкую нить, едва связывающую раскалывающуюся от боли и паники голову с аморфным, разлагающимся на отдельные чуть светящиеся органы, телом. Предметы вокруг меня зажили своей собственной жизнью — панели на стенах перетекали друг в друга, произвольно перемещаясь и перешёптываясь за моей спиной, похоже, то ли стол, то ли потолок подшучивал надо мной, но у них не было ртов, и я не мог покарать обидчика. Брат казался мне маленьким в своём гигантском, растянутом свитере, который начал свивать вокруг него хищные кольца, желая поглотить уже схваченную добычу. Единственное, что утешало — я отдавал себе отчёт, что это просто под действием веществ, что сейчас всё пройдёт, и молился только об одном — лишь бы брат догадался, что это паника, и дал нужную таблетку. Пытаясь дотянуться до него, я столкнул не слушающееся, не моё тело к столу, и оно покатилось множеством шариков, распадаясь на атомы. Липкие лапы тьмы захватили меня, оставив лишь ощущения…

Сколько продолжалось это состояние без визуализации, мне сказать трудно — я терялся в своих чувствах. Трудно даже описать ту тревогу и панику, что я испытывал, получая такие разрозненные сигналы. Часть моего тела погибала от огня, часть — разрывало ржавым рваным железом, часть — замораживало, часть плавилась в кислоте. Иногда мне казалось, что меня собирают из мусора, скрепляя клейкой слюной слизней. Порой я утопал в зловонных испарениях умерших людей, порой чувствовал себя мерзкими рвотными массами. И всё это на фоне не прекращающейся паники и желания уйти, сбежать… Тогда как бежать было неоткуда и некуда.

Вынырнув, я увидел склонившееся надо мной лицо брата. Слишком яркий свет резал глаза из-за его спины и казалось, что его глаза, нос, рот живут отдельными жизнями, двигаются сами по себе, оставляя радужные шлейфы. Но я был рад, что могу видеть его.

— Ну, ты как? — голос брата был обеспокоенным, и это согревало меня несмотря на то, что звуки резали меня острыми ножами. — Проглоти, наконец, таблетку! Ну же…

Реальность так и не вернулась ко мне — я знаю, что прожил у брата уже некоторое время, но теперь я не мог считать его. Для меня времена суток перестали меняться регулярно — ночь могла наступить так же внезапно, как и день, времена года перемешались. Вещи время от времени под действием лекарств брата, запас которых стремительно таял, обретали стабильность, но стоило чуть ослабить внимание, как из стен выстраивались красочные фракталы, из кустов вылезали образы насекомых, вытекала лава. Я старался привыкнуть к этим изменениям. Труднее всего было оставаться собой — я перестал понимать, где заканчиваюсь я и начинается что-то ещё. Единственной константой, которая удерживала меня в этом море отчаяния, страха и нестабильности стал мой брат — теперь чаще всего я держался за его руку, даже если он собирался спать или сходить в туалет.

Поэтому я не могу сказать, когда это случилось. Я проснулся от того, что я перестал чувствовать тёплую руку брата. Комната была стабильна — это была всё та же гостиная. Бар, шкафы, стол и диван — всё было на месте и не спешило заигрывать или разговаривать со мной. Периферическое зрение выдавало затаившиеся тени, которые тревожили меня, но свет не резал глаза, и я огляделся.

В комнате брата не было видно, хотя я даже под стол заглянул. Чем больше я искал его, тем меньше казался себе — вот уже огромная вилка пытается объяснить мне странными волнистыми движениями тела, куда следует идти. Я собрал всю волю в кулак — мой брат нуждался во мне. Вдруг с ним случилось что-то подобное? Последовав совету вилки, я попытался бежать в этом направлении, но комната стала слишком большой, а тени на периферии моего зрения уже без зазрения совести ползали по стенам, потолку, заглядывали мне в лицо своими красными глазами. Мне надо было удержать сознание — несмотря на страх, я отгонял все дурные мысли, успокаивал, как мог, тремор рук и трепет сердца.

Я увидел его в спальне — над ним склонился бес. Прямо на груди моего брата сидел огромный бес и нагло ухмылялся мне. Он что-то прятал в кулаке, и я жалел, что сейчас я настолько маленький, что даже волоска из его хвоста не вырву. Бес вскинул свою окутанную всполохами тьмы руку и вонзил в сердце брата шприц. Я кинулся вперёд, но почувствовал, что это мне в сердце входит игла, так же, как и во всё тело — миллионы игл пронзили меня.

Как ни странно, следующее моё пробуждение было куда более неприятным, хотя очень безопасным. Я проснулся на медицинской койке с катетером в руке. Рука онемела, но это была моя рука, я её чувствовал, даже неприятные покалывания в кончиках пальцев, которыми не мог пошевелить. Тело не слушалось, но блёклые стены не спешили разбегаться или сообщать мне своё мнение. Я чувствовал даже свой голодный желудок — он подвывал так, как подвывал в детстве, если я прогулял и завтрак, и обед, и ужин.

В клинике я провёл месяц, прежде чем меня выписали. Со мной работали несколько специалистов, и каждый уделял мне максимум внимания, успокаивая, что с моими родными всё в порядке. Я допытывался, кого они имеют в виду — меня больше всего интересовал Снуфи. Но посещения в клинике были категорически запрещены. Мне поставили сложный диагноз длительного расстройства восприятия. Эта штука может ещё возвращаться, но теперь я знаю, как купировать симптомы.

— Приветик! — первым, кого я увидел, был сияющий Снуфи. Он бросился обнимать меня и похлопывать по спине. — Снифи, наконец-то! Я места себе не находил — прости, братишка. Это всё из-за меня…

— Подожди, не тараторь… — голос Хаф-Снафа был спокоен и добродушен, как в лучшие наши времена. Он был самым рассудительным и ответственным из нас. — Давай доедем до дому, и там уже поговорим? Как ты, мелкий?

Во мне без всякого шампанского взрывались пузырьки восторга, любви и радости — наконец я вижу их обоих, живых, здоровых, улыбающихся. Снаф повёз нас в свои апартаменты — оказалось, что эти полгода он потратил более чем с умом — поняв, что нагоняемая паника — это происки конкурентов, решивших завладеть бизнесом, он перехватил управление компанией. Поэтому его домом стали шикарные апартаменты в Нью-Йорке, расположенные прямо над головным офисом компании дяди.

— Прикинь, это всё-таки альянс герра Вольфсона и дона Лобо! Надо же, такой хитроумный план! — Снуфи всё-таки самый эмоциональный из нас, Снаф молча кивал в такт его словам. — Даже дядюшка — он оказался жив, просто они заморозили его до состояния летаргии. Такого никому ещё не удавалось! Счастливая случайность. Правда, он в клинике — Снафи борется за его здоровье, но вероятность того, что он вернётся к управлению компании. весьма мала.

— Ты только представь себе: умелые поставки сильнодействующих веществ на нашу виллу, создание нужной атмосферы. Первая их жертва была экспериментальной. Оказалось, что и Снафи встретил в образе гадалки. Это Эмилия Клерк, что была секретарём и доверенным лицом дядюшки Лето. Собственно, ты помнишь, в каком плачевном состоянии она пребывала, когда мы её встретили. Жалко только твоего старика-англичанина — он правда умер от разряда тока. Тут я скорее предполагаю их след — явно действовал кто-то, кто обрезал проводку и начал пожар, но улики все сгорели. Наши домики теперь не восстановить — твой сгорел, а мой вызывает у меня столько отвращения, что я хочу сжечь его самостоятельно. Если бы Снаф не нашёл нас вовремя, мы бы самостоятельно расстались с жизнью, настолько у обоих поехала крыша.

— Так тебе удалось что-то сделать? — с сомнением спросил я у Снафа. — Ведь, если я правильно понимаю, в таком деле доказать что-то очень трудно?

— Ну, конечно, я подал некоторые свидетельства в полицию, чтобы более ни у одного, ни у другого не было хода выше, но я предпочёл подпалить обоим хвост, — задумчиво потёр нижнюю губу Снаф. — Несколько провальных сделок, глухих дел, свидетельства о взятках и нечистоплотных методах, которые я распространил. В этом талант Снуфи весьма помог — он так ярко и смачно описывал их в новостных бизнес-ресурсах, что им теперь в большую игру хода нет. Так что можно быть спокойными, но сохранять бдительность — мало ли ещё таких мистеров Вольфовсонов?

Всё те же говорящие имена — и Вольфовсон и Лобо — это отсылка к Волку на немецком и испанском. А Клерк — по английский секретарь.