Если бы она была кошкой (джен)

— Эй, ты чего сегодня такой мрачный? — Бесс потянулась всем телом, опасно балансируя на заборе. Аргус обычно очень забавно нервничал и просил ее слезть, но сегодня что-то было не так: он даже не повернул головы в ее сторону.

— Да так, работу мне предложили, — отстраненно ответил он, глядя куда-то вдаль.

— Так это вроде хорошо? — Бесс отмахнулась от жужжащей около лица мухи и слегка ткнула Аргуса в плечо носком ботинка. — Ты же как раз переживал из-за работы.

— И правильно делал, — тяжело вздохнул Аргус. — Опять родители все решили за меня. Смотрителем, Нора, они предлагают мне работать школьным смотрителем.

— Чего? — от удивления она чуть не упала с забора. — Зачем тебе?

— А выбора-то нет, — Аргус со стоном растянулся на земле. Опять одежду испачкает, будет еще один скандал от родственничков выслушивать. Бесс мысленно поморщилась: с родителями Аргуса она не была знакома, но заочно их ненавидела. Это же надо так испоганить парню жизнь.

С Аргусом они познакомились чуть больше года назад, когда Бесс завела к его дому очередная погоня за бабочкой. Или это был жук? Она уже и не помнила. Бесс вообще обожала охотиться. Пусть другие и считали ее странной девочкой, помешанной на насекомых, уж она-то знала, что самое интересное в букашках — это процесс их поимки. Добычу сначала нужно было выследить, и Бесс могла часами просиживать около какого-нибудь цветка или дерева, поджидая необычную бабочку. Потом начиналось самое интересное — погоня. Сначала Бесс всегда пыталась подобраться к жертве незаметно, бесшумно ступая и пригибаясь к земле, но чаще всего бабочка вспархивала, и тогда Бесс бросалась за ней, забывая обо всем.

Именно так однажды Бесс не успела затормозить перед забором, окружавшим участок Филчей. Она сидела на земле и одной рукой потирала лоб, одновременно пытаясь зализать ранку на другой руке, когда на шум вышел Аргус. Бесс тогда даже не поняла, где он прятался, просто вырос будто бы из-под земли и протянул платок: «Не слюнявь, перевяжи лучше». Бесс в ответ только фыркнула и демонстративно еще раз лизнула царапину. Самое интересное, что Аргуса это только позабавило. Как потом выяснилось, поведение Бесс вообще его веселило. А еще Аргус не смотрел на нее свысока и всегда был готов поговорить. И как-то незаметно для себя Бесс начала приходить к его забору каждый день. Просто пообщаться.

Обычно Бесс очень всех раздражала. Раздражала тем, что постоянно забиралась куда-нибудь повыше — на заборы или деревья, — еще раздражала своей независимостью и тем, что открыто презирала людей, по ее мнению, недалеких. Еще никому не нравилась ее одежда. И прическа, хотя уж за волосами-то Бесс следила с особой тщательностью. Выглядеть нужно было «как девочка», а Бесс ненавидела ужасно неудобные коротенькие юбки, колготки, рвущиеся буквально от одного взгляда в сторону дерева, и туфли на каблуке, больше похожие на пыточные приспособления. А уж когда маме удавалось настоять на том, чтобы Бесс надела украшения, то можно было смело ожидать конца света. Ну или просто уморительного зрелища ползающей по полу в поисках бусинок девицы. Бусы, подвески, кулоны душили и натирали шею. Бесс постоянно начинала неосознанно их дергать и рано или поздно обрывала. Эта привычка тоже почему-то всех раздражала. Наверное, потому что мама заставляла надевать бусы только на самые торжественные мероприятия, где выползающей под ноги оратору Бесс были не рады.

Бесс уже много лет была здесь чужой. Она привыкла. Не обращала внимания на подначки и шепотки, летом целыми днями пропадала в полях, охотясь или просто отдыхая в тени деревьев, а зимой предпочитала сидеть в теплом доме, только если родителям не удавалось выставить ее на улицу «погулять». Ну и школа, конечно же. Школа вообще была сущим наказанием, придуманным специально для Бесс. Неужели кто-то может столько часов подряд сидеть и слушать мерное бухтение учителя? Это же просто издевательство! Бесс никак не могла понять, как остальным удается не засыпать через пять минут после начала урока. Училась Бесс, к слову, так себе.

Как же она поначалу завидовала Аргусу, когда он сказал, что не посещает школу вообще. Родители запрещают. Но она-то думала, что Аргус учится дома. Богатые родители, личный учитель, или как там это правильно называется. А потом оказалось, что Аргуса вообще не учат. Родители считают, что ему достаточно уметь писать и знать основы счета. И все. Бесс тогда, возмущенно размахивая руками, предлагала обратиться в органы опеки или куда-нибудь еще, чтобы на родителей Аргуса надавили и заставили дать сыну нормальное образование. Но Аргус был против. Он тогда с несвойственным ему жаром отговаривал ее, объясняя тем, что ничего из этого не выйдет, потому что его семья может просто «заставить остальных забыть». Той осенью Бесс с Аргусом впервые серьезно поссорились и не разговаривали несколько дней. А потом она просто пришла и сделала вид, что ничего не было. Аргус тоже вел себя как раньше. Им обоим ужасно не хотелось терять волшебным образом найденную дружбу.

Бесс быстро поняла, что Аргус тоже был чужим. Чужим для своей семьи. Он отказывался объяснять, почему. Говорил только, что родился не таким как нужно. Что в нем было «не такого», Бесс не знала. Руки-ноги на месте, не урод, хотя и не красавец, конечно. Не дурак, потому что Бесс терпеть не могла дураков. Аргус был вполне нормальным. Обычным человеком, которому не повезло с семьей. И Бесс ничего не могла с этим сделать. Только быть рядом. Ее ужасно раздражало это бессилие, но Бесс была не готова пожертвовать дружбой ради спасения друга. Тем более, что успешность этого самого спасения была под большим вопросом. Аргус тогда в пылу ссоры сказал: «Не хочу тебя забывать». И эта фраза прочно засела у Бесс в голове. А вдруг его семья настолько влиятельная? А вдруг они... не совсем люди?

Потому что в их маленьком городке о Филчах не помнил, казалось, никто. Бесс тогда даже специально пошла расспрашивать, старательно не обращая внимания на резкие ответы и недружелюбный тон, но все, что она получала в ответ, было: «Филчи? Обычная семья. Я их не знаю. Их дела — не наша забота». Да в их городе личная жизнь любого человека была всеобщей заботой! Все знали про всех абсолютно все. И невидимки-Филчи были чем-то из ряда вон выходящим. А потом Бесс осознала, что сама вспомнила об этой семье только после знакомства с Аргусом. Ладно, она как раз не особо интересовалась людьми, но остальные? Возможно, вовсе не деньги заставили всех потерять к Филчам интерес. Нет, Бесс боялась рисковать, объявляя им войну.

Она мечтала о том, что накопит денег, много-много, и предложит Аргусу сбежать. Можно будет снять квартирку в Лондоне, найти там работу. Хоть какая-нибудь должна подвернуться. Аргус сначала устроился бы рабочим или грузчиком, например, чтобы образование не нужно было, а потом бы выучился потихонечку. Бесс не совсем представляла, как вся эта ерунда с образованием и сертификатами работает, но ведь наверняка бывают люди, которые не ходили в школу. Всякое же в жизни случается. И тогда они с Аргусом не будут ни на кого равняться и смогут жить в свое удовольствие.

— Нора, — судя по слегка раздраженному тону, Аргус окликал ее не первый раз, — ты слушаешь?

Бесс подскочила и начала падать с забора, в последний момент извернувшись и приземлившись на ноги. Она немного нервно отряхнулась и присела рядом с Аргусом:

— Нет, не слушала. Задумалась, — ему Бесс никогда не врала. Было просто незачем.

— Так я и думал, — спокойно кивнул Аргус. — Мне повторить или тебе это вообще не интересно?

— Повтори.

Бесс подумала и тоже легла на траву, ткнувшись лбом Аргусу в локоть. Тот понятливо улыбнулся и стал аккуратно перебирать ее волосы.

— Я про должность школьного смотрителя. Слушай, я прекрасно понимаю, что мне среди м... людей не устроиться без образования и хоть каких-то знаний о мире. Да и вас сейчас всякая техника окружает постоянно, а ты ведь знаешь, что я ломаю всю эту электронику одним прикосновением. Вот. Ну и выбора у меня особого нет. Только благодарить родителей, что нашли мне место, где я могу заработать себе на хлеб. Еще и с проживанием. Но... Нора, мне семнадцать! А я должен присматривать за толпой детей, самые старшие из которых — мои ровесники. Да еще и все они, даже одиннадцатилетки, гораздо сильнее меня, потому что я сквиб, а они... — тут Аргус осекся, поняв, что сболтнул лишнего. — Неважно. В общем, ад, а не работа. И мне придется уехать. Но я смогу тебе писать, наверное. Только в той школе приняты странные способы доставки писем. Ну, ты не пугайся, если тебе в окно постучит сова с письмом, ладно?

— Мило, — фыркнула Бесс. — Так уж и быть, на птичек охотиться не буду. Но при одном условии.

— Каком?

Бесс ловко перехватила руку Аргуса, все еще поглаживающую ее волосы, и угрожающе провела по ней ногтями, оставляя красноватые полосы:

— Ты никогда больше не будешь называть меня «Норой». Это дурацкое сокращение моей фамилии меня бесит.

Аргус тихо рассмеялся, впервые за этот день, и пожаловался:

— Но мне не хочется звать тебя по имени, Элизабет. Согласись, звучит ужасно. А просто «Норрис» — слишком грубо, как по мне. Как же нам быть, мисс Норрис?

— Ты напоминаешь мне нашу учительницу английского, — скривилась Бесс. — И вообще, чего это «мисс»? Я, может, замуж еще выйду. И буду миссис Норрис.

— Не будешь, — возразил Аргус, — замужние дамы берут фамилию мужа.

— Не-е-е, это не интересно. Я лучше буду «миссис Норрис», потому что мне так хочется. И ты меня не переубедишь, — отрезала она. А потом, помолчав, добавила: — Аргус, ты только пиши почаще, ладно?

— Конечно, — Аргус погладил Бесс по голове, — как скажете, миссис Норрис.

* * *

После отъезда Аргуса Бесс стало совсем паршиво. Раньше, когда они еще не были знакомы, переносить одиночество было гораздо легче. А теперь Бесс ужасно не хватало Аргуса. Его голоса, его мягкой улыбки, его больших ласковых рук. Она каждый день продолжала приходить к забору, иррационально надеясь, что Аргус ждет ее там, но их тайное место только зарастало сорняками. Отучить себя после школы заворачивать к полям ей удалось только к середине зимы, когда на улице стало слишком холодно и мерзко, чтобы гулять. Потом пришла весна, необычайно жаркая и душная. А Бесс продолжала отчаянно скучать.

Они с Аргусом переписывались, но прежней откровенности между ними уже не было. Бесс чувствовала, как много ему приходится от нее скрывать, сколько проблем замалчивать. Это было невыносимо. Бесс писала в ответ длиннющие письма, хотя раньше терпеть не могла что-то записывать, рассказывала о своей жизни, хотя рассказывать было особо нечего, и изо всех сил старалась не жаловаться. Аргус не должен был знать, насколько Бесс тяжело. Она сама не понимала, почему так больно стали бить по сердцу ехидные замечания одноклассников и почему ее больше не спасают мысли о том, что осталось потерпеть их всего лишь год. В письмах Бесс все реже упоминала других людей. Ей был никто не нужен. Никто, кроме Аргуса. Она старалась казаться довольной жизнью и шутить о своих странных привычках, но потом осознала, что в ее письмах слишком часто повторяется одна фраза. «Вот если бы я была кошкой, то никто бы не запрещал мне охотиться. Я думаю, что даже мышь могла бы поймать». «Вот если бы я была кошкой, то всю зиму спала бы у теплого камина. Там, в твоей школе, есть камин? Ты ведь не мерзнешь? Знаешь, я терпеть не могу холод». «Вот если бы я была кошкой…» Именно тогда Бесс поняла, что ей нужно делать. Она поспешно закончила письмо Аргусу, привязала конверт к лапе ужасно недовольной совы и выбежала из дома.

Забор все еще был там. Бесс могла бы назвать каждый торчащий гвоздь, который Аргус старательно заколотил, чтобы Бесс не порвала одежду, но сейчас она пришла не предаваться воспоминаниям. Бесс залезла на забор и, вместо того чтобы усесться на своем любимом столбике, решительно спрыгнула с другой стороны, а затем быстрым шагом направилась к видневшемуся вдали дому. Если бы она только была кошкой...