Белые лилии и резная шпилька (джен)

Со дня своей свадьбы, состоявшейся три года назад, Сара проходила этим длинным коридором на третьем этаже дворца Джарета, быть может, сотни раз. А если считать и ее первое пребывание здесь, еще девочкой-подростком, после которого Джарет так и не оставил ее в покое (а ей, по правде говоря, и самой не хотелось с ним расставаться), то и еще больше. Но она никогда не замечала здесь двери по правую руку, прямо напротив большого окна с видом на Лабиринт.

Правда, ее неизменно, как только она вступала на третий этаж, удивляло, отчего в этом коридоре почти вся правая стена — сплошная, то есть без дверей. Но толком поразмыслить на эту тему ей никогда не удавалось. Коридор был увешан гобеленами так густо, что рассматривая их по пути, она в конце концов, как по волшебству, забывала о том, какие вопросы он у нее вызывал. И вот сейчас на месте довольно унылого гобелена с видом на какой-то огромный замок на берегу озера и двумя белыми совами на ветке большой сосны вдруг появилась двустворчатая дверь — высокая, белая и украшенная позолоченной резьбой, как и остальные двери в покоях замка.

Замедлив и без того неспешный шаг — долгожданная беременность заставляла ее осторожнее относиться к своему телу — Сара с любопытством заглянула внутрь. Эта комната была, судя по всему, передней чьих-то пышных покоев. Маленькая гоблинша-горничная со встрепанной головой, напоминающей распущенный птичий хвост, и совершенно не выговариваемым именем (Сара звала ее Квилли — из-за ее прически) старательно натирала здесь и без того сверкающий паркет. Сара переступила порог, и до Квилли донесся шорох ее пышных юбок. Маленькая горничная шарахнулась от нее так, словно увидела привидение. Саре пришлось долго успокаивать несчастную гоблиншу и дать обещание, что она ни в коем случае не расскажет королю об оплошности Квилли и о том, что она видела эти покои.

Сара присела на кушетку у самого входа. Ей очень хотелось тщательно тут осмотреться. С одной стороны, она понимала, что препятствовать ей в этом некому, а с другой — было странное ощущение, что она вторгается в чью-то тайну. Но она подавила в себе эти сомнения и не спрашивая разрешения — королева она или нет, в самом деле? — прошла насквозь эту небольшую, очень светлую комнату и вступила в незнакомые ей доселе покои замка.

Это были большие, светлые комнаты, богато обставленные, но на всем в них лежала печать запустения. Нет, вокруг было чисто, но явственно ощущалось, что здесь давно никто не живет. Комнаты располагались анфиладой: гостиная, будуар, спальня… В спальне Сара не удержалась и заглянула в гардеробную. Там висело множество длинных платьев, от бальных до простых повседневных. Но при всем различии фасонов и отделки они, все до единого, были белого цвета.

В последней комнате, которая представляла собой не то кабинет, не то библиотеку, прямо напротив двери висел огромный, в натуральную величину, портрет какой-то девушки. Хрупкая и стройная, она одной рукой слегка приподнимала подол раздуваемого ветерком длинного белого платья с черной ажурной вышивкой по подолу, словно собиралась взлететь, а в другой держала белую лилию.

Такие же лилии красовались в ее гладкой прическе. Волосы, блестящие и очень светлые, почти белые, были убраны в сложный, со множеством оплетающих его косичек, узел на затылке, проколотый чем-то вроде китайской деревянной шпильки. Присмотревшись, Сара с изумлением поняла, что эта вещь крупнее любой китайской шпильки и больше всего напоминает тонкую резную указку из светлого дерева.

Черты грустного лица девушки были странно знакомыми.

Сара была не прочь присмотреться к портрету повнимательнее, но в душе нарастало странное чувство тревоги и стыда. Словно она бесцеремонно подглядела что-то такое, чего ей видеть было нельзя. Опустив голову и не оборачиваясь, она негромко произнесла, зная, что Квилли неслышно ходит за ней по пятам:

— Кто это? Расскажи мне о ней…

— Это моя сестра, — раздался за спиной знакомый голос, в котором ничего не было от испуганного писка Квилли.

— Джарет! — ахнула Сара и, обернувшись к мужу, прежде всего вступилась за горничную: — Я сама сюда нечаянно забрела — Квилли ни в чем не виновата…

— Знаю, — криво усмехнулся Джарет. — Не волнуйся, я вовсе не собираюсь ее наказывать. Она не при чем. Понятно, что когда-нибудь это все равно должно было случиться. Ты должна была узнать о ней.

— Это — твоя сестра?! — только тут до Сары дошло, что же он сказал. Она во все глаза уставилась на портрет.

— Да, — повторил король гоблинов, нахмурившись.

— Она… жива? — спросила Сара раньше, чем успела прикусить язык — меньше всего ей хотелось бы озвучить именно этот вопрос, вертевшийся в голове. Но слова вылетели как-то сами собой.

Глянув на секунду за плечо Джарета, Сара увидела мелькнувшую в проеме двери мордочку Квилли. Джарет вроде бы и не оборачивался, но тоже, судя по всему, понял, что горничная стоит там, за его спиной. Он щелкнул пальцами, и двустворчатые двери из кабинета в спальню медленно, но с сильным грохотом захлопнулись, едва не прищемив нос любопытной маленькой гоблинше. Прежде чем они закрылись до конца, Сара увидела, как Квилли улепетывает со всех ног вдоль анфилады, и не зря: судя по глухим ударам, двери остальных комнат этих покоев начали захлопываться одна за другой с такой же неотвратимостью. И лишь когда затих стук последней из них, Джарет ответил на вопрос Сары:

— Нет. Уже нет.

— В этих покоях, похоже, давно никто не живет? — осторожно спросила Сара, видя, что Джарет, хотя и удалил Квилли, не расположен к пространному разговору.

Он опять ответил не сразу. Сначала взял ее за плечи и мягко усадил в большое кресло за письменным столом. Сара сочла это добрым знаком — значит, разговор все-таки состоится. Она ожидала, что Джарет присядет на подлокотник ее кресла, обняв ее при этом за плечи, как он любил это делать, но король гоблинов встал у окна, повернувшись к ней спиной. И тихо проговорил:

— В этих комнатах никто не жил уже даже тогда, когда ты побывала здесь в первый раз, двенадцать лет назад.

— Она умерла так давно? — сочувственно сказала Сара и снова взглянула на портрет, так как пауза вновь затянулась. Да, теперь было отчетливо видно, что это сестра Джарета. Те же тонкие черты лица, то же изящное телосложение… А вот насчет возраста ничего определенного сказать нельзя. Здешняя королевская династия ведет свой род от людского племени, а все свои волшебные возможности короли и королевы получают уже после, попадая в поле влияния Лабиринта. Они приходят сюда из мира людей, будучи похищенными оттуда — двенадцать лет назад Джарет именно из таких соображений пытался заполучить в качестве своего наследника ее братишку Тоби. И только любовь Джарета к Саре, на которую Сара всем сердцем откликнулась, спасла Тоби от участи стать принцем гоблинов. В число приобретенных возможностей здешних владык входит и вечная молодость. Кто знает, сколько на самом деле лет было этой принцессе тогда, когда был написан портрет?

— Нет, — ответил Джарет внезапно громко, так что Сара вздрогнула. — Она умерла год назад. Ровно год назад, по вашему счету. В мире людей это было 26 июля 1997 года.

— А… почему она не жила здесь все эти годы? — задала еще один трудный вопрос Сара. Наверное, лучше было бы его не задавать, но она уже не могла сдерживаться: любопытство было сильнее.

На сей раз Джарет не замедлил с ответом:

— Потому что я изгнал ее из мира Лабиринта.

— Как? — вскрикнула пораженная Сара. — За что?

— У нее был роман с одним из моих приближенных. Поначалу я ничего не имел против, и они даже обручились, но потом переменил свое мнение. Мне показалось, что ее жених задумал недоброе против меня.

— Тебе просто показалось? — с нажимом переспросила Сара. — Или были явные доказательства?

— Не было никаких доказательств, — через силу произнес король гоблинов, и в голосе его звучали нотки прежнего безрассудного упрямства и неизбывная горечь. — Я просто так решил тогда. Мне хотелось затушить пожар заговора с первой же искры, прежде чем он спалит мой дворец и весь Лабиринт. Я никому не собираюсь отдавать свой трон.

— Ах вот как… — с легкой иронией протянула Сара, и Джарет тут же поправился:

— Точнее, не собирался никому отдавать. Но теперь, когда у меня будет наследник…

— Или наследница… — продолжила Сара, искоса взглянув на него. Сегодня утром старая гоблинша-повитуха, поглядев на форму ее живота, уверенно сказала, что у королевы родится принцесса, а не принц.

— Да, или наследница… — повторил Джарет с улыбкой и замолк. Тяжелый вздох, последовавший за этими словами, говорил лучше всяких слов, что он все еще находится во власти давней печальной истории.

Сара с радостью уверилась, что девочке он будет рад не меньше, чем мальчику. Но на эту радость ложилась тень его застарелого горя. И она решила избавить Джарета от тяжкой ноши, пойдя в своих расспросах до конца. Пусть король выговорится — ему станет легче, а в итоге от этого выиграют все. Кроме покойной принцессы, конечно. Но ее, увы, не вернешь.

— Ты сослал ее одну? Или вместе с ним? — поинтересовалась она спокойным тоном, подбадривая его к повествованию.

— Обоих, — процедил он сквозь зубы.

— А куда? В мир людей, да?

— Ну, почти… То есть, не совсем. До знакомства с тобой я весьма невысоко ценил людей, хотя мы с сестрой и сами происходим из их породы. Поэтому я отправил ее и ее возлюбленного в тот из волшебных миров, который еще не был в ту пору известен в мире людей, хотя и много веков находился с ним бок о бок. Но ее я, прежде чем отправить в тот мир, дополнительно вынудил познать реалии мира людей. А он… он сразу попал в волшебный мир. Без, так сказать, транзитной пересадки в мире людей.

— Значит, ты разлучил влюбленных?

— Нет, зачем же… Я не настолько ужасен, как это временами кажется даже тебе. Я, наоборот, хотел, чтобы они поженились. В надежде, что придет время, когда она сама горько пожалеет, что выбрала его себе в мужья. И это будет ей лучшим наказанием. А еще я хотел, чтобы в своем воплощении в том мире ни она сама, ни этот ее красавец, которого обожали все придворные дамы, не имели той роскошной внешности, которую им подарило здесь волшебство Лабиринта. И я сделал так, что в том мире они воплотились в новорожденных, судьбам которых было в грядущем предначертано соединиться.

— И это пророчество исполнилось?

— Да. Они родились заново в том мире и оба выросли волшебниками. О своей жизни здесь ни он, ни она совершенно не помнили. Внешность оба имели самую обыкновенную — что, к сожалению, не помешало им и там, в том мире, в дальнейшем вовсю восхищаться друг другом. В положенный срок оба пошли в одну и ту же школу. Там они познакомились, влюбились друг в друга и после окончания школы поженились. У них родился сын.

— А потом они расстались, как ты и хотел? — с интересом спросила заслушавшаяся этой историей Сара.

— А потом они погибли… — ответил Джарет глухим голосом, в котором плеснулась такая боль, что Сара не выдержала, встала и обняла мужа со спины, ласково погладив его по руке.

— Год назад, да? — печально спросила она, лишь бы что-то сказать, лишь бы не молчать, потому что тишина, казалось ей, звенела пронзительно, как колокол.

— Нет. Они погибли семнадцать лет назад.

Сара отстранилась от мужа и недоуменно уставилась ему в лицо. Заметив ее широко распахнутые от удивления глаза, Джарет, усмехнувшись, пояснил:

— Даже уходя в другие миры, мы, династия Лабиринта, имеем там определенную защиту. И не умираем, даже если нас убивают, а просто остаемся на границе миров, если не можем вернуться обратно. А эти двое вернуться как раз не могли — мои чары запрета не пускали их сюда. В день, когда они погибли, я почувствовал это — у меня словно пробили дыру в сердце. И помчался туда, к ним. Я и раньше часто навещал их там, в облике белой совы, но не показывался на глаза — только следил издали. Они все равно не узнали бы меня.

— И ты… оживил их?

— Не совсем так, но в целом верно. Их тела — некрасивые, обычные человеческие тела — были мертвы. Но их души, освобожденные из плена этих оболочек и блуждающие на границе миров, вспомнили всё. И потому не удивились, увидев меня. Они пребывали… как бы это тебе объяснить… в подвешенном состоянии. И я, увидев их в таком бедственном положении, сделал то, что потом стал считать унижением для себя…

— Ты позвал их обратно, верно? — мягко спросила Сара, садясь обратно в кресло.

— Да, — выдохнул Джарет, присаживаясь на край письменного стола. — Я предложил им вернуться.

— Но они отказались покинуть могилу сына… — задумчиво прошептала Сара.

— Почему — могилу? — воззрился на нее Джарет, резко развернувшись на краю стола. — Их сын не погиб вместе с ними! Он выжил, и они попросили меня сделать что-нибудь, чтобы они и дальше могли защищать его — пусть и в другом облике.

— И во что ты их превратил? — с огромным любопытством спросила его жена.

— Ну, вообще-то, выбор у меня был невелик… Это если говорить о ее муже. Тех людей, кто не связан со мной кровными узами, я могу превращать в других мирах только в птиц. Он выбрал облик Феникса. И, насколько мне известно, обосновался в той самой школе, в которую через несколько лет пошел его сын. Больше я его не видел. И надеюсь, уже никогда не увижу. Нет никакого желания встречаться, честно говоря.

— А она?

— А с ней мне и не нужно было особо мудрить… Связанные со мною узами крови могут превращаться в белых сов — это неотъемлемое умение династии Лабиринта. Но в том мире она не могла превратиться в сову самостоятельно и попросила моей помощи в этом. И я… Я обманул ее.

— Как? — ахнула Сара, прикрыв рот рукой.

— Знаешь, за все те годы я успел соскучиться по ней. И потому солгал ей, что для того, чтобы превращение прошло нормально, она должна ненадолго вернуться в наш мир. И она вернулась. На самом деле я мог бы превратить ее в сову прямо там, где она погибла. Но тогда у меня не было бы этих трех счастливых лет. Я наслаждался каждым днем, проведенным рядом с ней. Словно знал, что больше этого в моей жизни уже не будет…

— Три года?! А как же ее сын?

— Она все равно не могла ничем помочь ему в своем новом облике раньше, чем он пойдет в школу. До этого момента он воспитывался у той, кто считалась ей в том мире сестрой по крови. А я тем временем здесь из кожи лез, чтобы угодить ей во всем — надеялся, что она передумает возвращаться к сыну. Тогда и был написан этот портрет. Она вновь вернула себе здешний облик и снова носила белые платья, любимые с детства, которые напоминали ей белизну ее совиных крыльев.

— Она любила лилии? — спросила Сара, кивнув на портрет.

— Не то что бы… Но в том своем рождении она носила имя этого цветка, и на память о тех годах велела гоблину-живописцу изобразить себя с лилиями в виде украшений. Кстати, об украшениях… Видишь резную шпильку в ее прическе? Так вот, никакая это не шпилька. Это волшебная палочка, принадлежавшая ей в том мире. Тамошние волшебники не умеют колдовать свободно, как мы. Им нужен вот такой вот, с позволения сказать, костыль… Но красивая вещица, правда?

— Да… — прошептала Сара. — Но ты сказал, в том мире обитатели Лабиринта не могут умереть: как же случилось, что она умерла?

— Умирая в первый раз, она защитила от смерти сына, которого хотели убить одновременно с ними, силой своей материнской любви. На это она истратила весь огромный запас магии, который был в ее распоряжении. И стала фактически смертной — первая же ее смерть, начиная с этого момента, стала бы необратимой. Если бы я это понял сразу, я никогда не отпустил бы ее туда… Но я не знал об этом и, дав ей облик совы, хотя и с огромной грустью, но без всякого беспокойства распрощался с ней.

— И что было потом? — спросила Сара, не давая тягостному молчанию вновь затянуться невидимой петлей над ее любимым Джаретом.

— Прошли годы, ее сын пошел в школу, в которой учатся волшебники. А она каким-то образом сумела устроиться так, чтобы всегда быть рядом с ним и оберегать его. Ей повезло: в том мире многие волшебники держат сов. Вот и она стала питомцем своего дорогого Гарри. Более того, ей удалось каким-то чудом, на остатках магии, передать ему телепатически свое настоящее, здешнее имя. Мальчик решил, что он просто ни с того ни с сего придумал своей сове это имя — Хедвига. Но на самом деле это она ему внушила. Ей хотелось, чтобы отныне он звал ее именно так, раз уж не может больше называть ее мамой…

— И с тех пор вы с ней больше не виделись?

— Нет, почему же. Иногда я навещал ее там, тоже в облике белой совы. Обычно мы сидели на ветке близ замка, в котором располагалась школа, и беседовали. Прямо как на том гобелене, который висит обычно на месте двери в ее покои. Помнишь?

— Помню, Джарет… Но почему она погибла? Кому понадобилось убивать обычную сову? Или… там кто-то понял, кто она такая на самом деле?

— Нет, чары нашего мира в том мире раскрыть невозможно — у тамошних слабых волшебников не хватило бы на это сил и умений. Просто она вновь защитила своего сына — в последний раз. Это в него, а вовсе не в нее запустили смертельным заклятием. Но она, летевшая рядом, приняла удар на себя… Вот так.

Они немного помолчали.

— А этот мальчик… Его зовут Гарри, да? Ты с ним часто видишься?

— Я иногда навещаю его, но точно так же, как и его родителей еще до их первой смерти — то есть, наблюдаю издали. Общаться с ним я не имею права — это означает нарушить определенные законы взаимодействия миров. Наши миры не должны соприкасаться напрямую.

Сара встала с кресла, подошла к Джарету совсем близко и положила его ладонь себе на живот.

— Я сегодня узнала, что у нас будет девочка. Давай назовем ее Хедвигой…

Джарет ничего не ответил.

Он лишь молча обнял Сару и крепко прижал ее к груди.