Йожин с бажин (джен)

Есть в этом изменчивом мире несколько постоянных, — уверенно направляя автомобиль по извилистой дороге, я пытался разобраться в том, хорошо это или плохо. Сотни лет минули, поднялись из грязи светлые города из стекла и бетона — впрочем, светлые ли? — а мракобесие где было, там и осталось. Сложили головы, развеялись пеплом миссионеры, сподвижники и учёные, а человечество так и не уяснило, что каждое живое существо охраняет своё место обитания: не хочешь получить по сусалам — не лезь!

Я, хоть и не человек, сам недалеко ушёл от этих недоумков- ведь намалёвано же на указателе Злинский район, кто-то знал, предупредил и оно не забылось — но я всё равно, рискуя, гнал машину на Ораву.

Дорога вилась по болоту: храни Господь души тех, кто строил её, — нет, не было им покоя. Асфальт у обочины крошился. Болото вымывало кости из-под насыпи, и ничто не могло удержать мертвецов под гатью, несколькими слоями гравия и песка. Тянули они руки, пытаясь выбраться из-под спуда, впивались костями в спрессованное асфальтоукладчиками покрытие. Их скорби и обиды холодком пощипывали кожу, поднимали волосы на затылке, отравой разливались вокруг. Я чихнул — чёртова аллергия давно не давала нормально работать — и полез в бардачок за каплями.

Зелье быстро прочистило носоглотку, разлилось синевой по капиллярам под кожей — я бросил нечаянный взгляд на своё отражение и попытался отвлечься, наблюдая за дорогой. От подёрнутых плотным слоем зелёной ряски болот поднимался пар. Островки густого мха с глубоко пустившими свои корни почерневшими стволами сосен обманчиво манили пройтись и подержаться.

Я выдохнул, когда машина выехала на грунтовку, — теперь по обе стороны тянулись засаженные кукурузой поля. Нет, гулявший среди сочно-зелёных столбов с мясистыми листьями ветер не волновал меня — он был мёртвым, искусственным, нёс запах солярки. Гудение над головой тоже не задело струн души. Наверное, зря.

Военных времён кукурузник, распылявший сейчас дуст над полем кукурузы, грозил развалиться прямо у меня над головой. Это было опасно. Я втянул воздух — отрава приятно защекотала ноздри. По телу током пробежала мгновенно наполнившая мышцы сила. Я широко открыл глаза и вгляделся в заплясавшие на радужке языки пламени, зрачок сузился в вертикальную линию. В этом самолёте было что-то, кроме дуста и захлёбывающегося от времени двигателя — дух ночной ведьмы. Картонная птица стала для неё вместилищем души.

Теперь меня непреодолимо тянуло туда — за этой тарахтелкой. Я был готов разорвать крышу у себя над головой и взлететь. Побороть природу мне помогло только быстро увеличивавшееся между нами расстояние.

* * *

Возле Визовицы я оказался в сумерках. Нет, никакой усталости я не чувствовал, ночь меня и подавно не пугала — дух той светлой ночной пташки всё ещё огнём горел в душе и наполнял силой тело. Я собирался отправиться в путь, как только заправлюсь, — автомобиль в отличие от меня требовал бензина.

— Какие люди! — услышал я, когда зашёл в кафе, чтобы расплатиться. Местная харчевня под вывеской кафе «Отдых» кишела разномастной публикой в подпитии. Ко мне шаткой походкой, натыкаясь рыхлыми толстыми бёдрами на мебель и трясясь, шёл председатель колхоза. Через несколько мгновений он повис на мне, похрюкивая. — Ты так мне нужен!

Я не имел ничего против него, но радости такое приветствие мне не принесло. Он выдохнул смесь перегара и сжимавшего его сердце ужаса, и я сам не заметил, как оказался за столом.

— Всё, что хочешь, проси, только избавь от напасти, — проговорил он, отчаянным помахиванием призывая официантку, и во внезапно оказавшуюся возле меня пивную кружку полилась сливовица.

Ну как такому откажешь? — и всё-таки я был тверд в своём решении не вмешиваться.

— Хочешь, — бутылка застучала о мою кружку, а в следующую секунду покатилась по столу. Продолжая удерживать холодными пальцами моё запястье, председатель цапнул другой рукой запястье официантки, — дочь свою тебе отдам?

Я поднял голову, сосредоточив взгляд на грудастой девице в не по погоде лёгкой блузе. На кой она мне сдалась? Разве что думать о ней в разъездах? В багажник она не поместится и под заднее сиденье тоже, хотя и там я буду за неё волноваться.

На миловидном личике пухленькой пани среди спускавшихся челкой на лицо рыжеватых кудряшек была написана полная растерянность.

— Чего стряслось-то? — поспешил успокоить я её, изобразив на лице полное равнодушие.

— Люди стали пропадать, девушки молоденькие... — протянул председатель, всхлипнув.

Я хмыкнул, ничуть не удивившись: нечего на болото лезть, нечего селиться поблизости — нет, человек, если уж он считает себя разумным, должен...

Я не успел додумать мысль, когда толстяк, ухватив меня за грудки, едва не прижался лицом вплотную.

— Про Йожина слышал? — зашипел он прямо мне в лицо. Я охнул, проглотив дыхание. — Вылез он из болота, слышишь? К хуторянам подбирается, скотину жуёт, уже в полях его видали, а недавно самолёт-дустораспылитель уронил. Прыгнул, на шасси повис пастью и откусил. Представляешь?

— Покажи! — выдохнул я в ответ.

Председатель боялся отпустить меня, будто я убегу, но показал и самолёт, и следы Йожина в поле.

— Подготовь мне тот кукурузник, что сегодня дуст распылял, — сказал я перепуганному старику. — И загрузи отравой под завязку. Понял?

Он торопливо побежал исполнять приказание, а я вернулся в харчевню. Комната, отведенная мне для постоя, была просторной. Грубая массивная мебель, оставшаяся с прошлого века, была расставлена, как попало. Вместо ванны и вовсе оказалась купель — деревянное корыто, которое медленно наполнялось горячей водой, пока я раздевался. Особого выбора у меня не было — моё тело должно было впитать необходимые зелья. Я расслабился, ожидая пока раскроются поры, а когда открыл глаза невольно обматерился.

— Пани?

Дочь председателя, едва дыша, стояла рядом с купелью и пристально меня рассматривала. Шелковый халатик плотно обтягивал её пышные формы.

— Отец велел узнать, не нужно ли чего, — пробормотала она неловкие оправдания.

«Ничего не надо», — собирался произнести я в ответ, но внутри что-то дрогнуло, кровь прилила к бёдрам.

— Я могу помочь, — произнесла она и стала подниматься по деревянной лесенке в купель.

«Чем помочь, чёрт побери?!» — собирался возразить я, но из горла вырвался только всхлип.

Она скинула халатик на верхней ступени. Я молча наблюдал за тем, как её белые полные ноги погружаются в воду — через несколько мгновений я осознал, что отчаянно нуждаюсь в её помощи.

* * *

На утро меня ждал завтрак и блаженное одиночество. Есть я не стал. Щедро умащенное зельями тело ощущало всё необычно остро. Меня ждал самолёт. Не обычный самолёт, а вместилище светлого духа. Я оделся и поспешил к ней, будто она звала меня, вела и направляла руку. Кукурузник, лёгкий и маневренный, почти картонный самолётик, лёг на ветер. Дух, обитавший внутри, благодарил меня за полёт так же, как недавно дочка председателя колхоза. Я уверенно направил его на логово болотной твари — в самое тёмное место — и выжал педаль, распыляя отраву.

— Лети, пташка! — выдавил я из себя, с трудом выводя самолёт из пике. В следующее мгновение мне пришлось его оставить.

Вслед за обретшим тело в облаке дуста духом я выпрыгнул из кабины, едва успев разглядеть уродливую морду, поднявшуюся из болота, — выпученные глаза, раззявленный в крике зубастый рот. Столкнулись свет и тьма. Йожин очистился от болотной жижи, оказавшись белым и пушистым.

* * *

Приволок я зверя на поводке и в наморднике, загрузил в багажник, а от награды отказался. Ни к чему мне председательская дочка и сытое тёплое место в колхозе — ведьмаку заплатите чеканной монетой — увёз я Йожина, продал в зоопарк.