Тот новый квартал за углом (гет)

Может быть, мы хотели бы быть такими же обыкновенными пешеходами — ну, только чуть-чуть другими.

К. Фельшериноу

От: Джонни-Фэлл@почта.страна

Для: Кристина-Фэлл@почта.страна

«Привет, дорогая Кристина.

Выполняю обещание написать после первого же рабочего дня. Ты не поверишь, даже не разделся толком — скинул обувь и бегом — делиться впечатлениями, пока они ещё свежи и не вытеснены другими.

Что ж, в самых первых, хочу сказать — наши с тобой мысли о преподавательстве в колледже оказались примерно столь же далеки от реальности, как Северный от Южного полюса. Но… обо всё по порядку.

Сюрпризы начались уже на входе в учебный корпус. Помнишь, я рассказывал тебе, как поразило меня административное здание и обстановкой, и чистотой? Так вот, теперь ясно на чём в МКТ экономят. Да, они делают это на всём, что касается студентов и преподавателей: обшарпанные полы, стены, выкрашенные в тоскливый горчично-охристый цвет, видавшая виды мебель в учебном корпусе — это лишь вершина айсберга. Посетив уборную, я решил… больше её не посещать ни под каким предлогом, даже по зову природы, даже по первобытному зову природы — лучше уж носить подгузник, чем так удивляться: разбитые неизвестно в каком году писсуары, кабинки без дверей, странный запах (я бы предположил, что студенты здесь балуются дурью, но никто этого не замечает или не хочет замечать), а стены расписаны так, что даже ты со своим филологическим образованием, вряд ли объяснишь значения написанных слов. Странно, я думал, что подобный антураж характерен больше для школ в каком-нибудь бедном квартале, но это колледж, причём, заметь, далеко не худший.

Второе. Если бы я был девушкой тургеневских времён, то, наверное, упал бы в обморок от самих студентов. Я понимаю, что одно поколение здорово отличается от другого, плюс разница в социальном статусе, но от студентов (прошу заметить не школьников, а людей, казалось бы, осознанно сделавших свой выбор) я ожидал большего. Крис, когда я вошёл в аудиторию, меня встретили полтора десятка пар совершенно пустых глаз. И это не первокурсники. За год обучения, думаю, можно было понять, чего ты хочешь и хочешь ли вообще. Но, видимо, это не те люди, не тот случай.

Но мне всё равно было интересно. Поэтому вместо первого занятия я попросил их написать эссе на тему: «Я в будущей профессии». Некоторые из сочинений я приведу тебе ниже. Нет, студенты не протестовали. После переклички (о которой я расскажу отдельно), они даже что-то пытались писать. Часть из них. Другие спали, смотрели в смартфоны — их совершенно не интересовало происходящее вокруг.

Теперь о перекличке.

Я попросил поправить меня, если исковеркаю чью-то фамилию. «Со временем я запомню и буду обращаться по именам. Теперь же я должен отметить отсутствующих, как ваш куратор, — примерно так обратился я. — Давайте познакомимся…»

— Обменяемся телефонами и будем любить друг друга вечно, — раздалось откуда-то с задних рядов. — Грешной любовью.

Я решил сделать вид, что не услышал, и пошёл по списку, ошибившись трижды. Нет, думаю, ты поймёшь, если попытаешься прочесть фамилии Похьелаинен или Цзиньхуа с наскока. Третий раз я осёкся на фамилии Фэлл. Однофамилец в группе, можешь представить? Я тоже не ожидал. Больше скажу, мне пришлось повторить это «фэлл-фэлл-фэлл» трижды, спотыкаясь, как на ухабистой дороге, прежде чем одна из девчонок, сидящих за третьим от окна столом, ткнула уронившую голову на стол и откровенно спящую соседку. Та, будто нехотя, поднялась и уставилась на меня мутным взором.

— Что? — твёрдо, с ноткой нахальства спросила она.

— Вы находитесь на занятиях, мисс Фэлл, — я старался говорить спокойно. — Сейчас перекличка.

— А… хорошо. Я, знаете ли, плохо себя чувствую, — она сделала вид, что спасовала, но не отвернулась. Признаюсь, взгляд у неё странный, отчуждённый, какой-то пугающий, будто внутри этих глаз таится потустороннее.

— Возможно, вам следует уйти с занятий и отправиться к врачу? — предложил я единственно разумный выход.

— Всё нормально, — глухо отозвалась она и подпёрла подбородок кулаком. Наверное, чтобы тут же не заснуть снова.

«Зомби-и-и», — донеслось с задних рядов тем же голосом, который несколько минут назад обещал «любить» меня вечно.

Впрочем, на студентов больше жаловаться не буду, хочется присмотреться к ним, попытаться понять, поэтому следуем дальше. На перекличку я потратил (внимание!) половину занятия, всё остальное время ребята сосредоточенно писали. Как и обещал — вот тебе несколько «перлов»:

«Почему я выбрал эту профессию? Послушайте, вы серьёзно? Вы издеваетесь, да? Мой отец был врачом, мой дед лечил зубы всему кварталу и узнавал соседей скорее по снимкам их резцов, чем в лицо, мой прадед прошёл войну в качестве врача. Думаете у меня был выбор?

Нет, мама честно боролась за независимость в семье, хотя тоже трудилась фельдшером. С младых ногтей она таскала меня по всяческим секциям и кружкам, пытаясь найти альтернативу медицине. Результат сказался и на самооценке. Считаю, что: у меня деревянный слух, пластика подъёмного крана и абсолютный кретинизм в плане математической логики. Таланты расцвели буйным цветам на почвах химии и биологии. Это был худший день в моей жизни. Вы серьёзно считаете, что у меня был выбор?

Джесси Уильямс».

«Я мечтаю стать фельдшером скорой помощи, потому что люблю, действительно люблю помогать людям. Со времён обучения в школе я веду волонтёрскую деятельность и всегда готова отозваться.

Да, я понимаю и принимаю издержки будущей профессии, но стремление быть полезной, сама мысль о том, что я могу совершать значимое — спасать жизни людей — это значит слишком много.

П.С.: Леа Фэлл паталогическая лентяйка, соня и лгунья.

Тэсса Канэ».

«Я пошла в этот колледж, потому что так решили родители. Больше добавить нечего, но надо писать, потому что вы попросили развёрнутого ответа. Простите, я правда не знаю, что писать.

С уважением, П. Сале.

П.С.: Да. У вас красивая рубашка, я видела на распродаже в «Уиннерс» нечто подобное, но та, разумеется, была дешёвой копией. У вас что-то брендовое. Я не ошибаюсь? Видно по строчке, по фурнитуре, даже хлопок столь белый, что прямо глаза режет. Кстати, на той самой распродаже я купила себе просто улётные туфли. Всего за восемьдесят при начальной цене в двести, представляете? Неделю уже снять не могу, таскаю везде. Вы, наверное, обратили внимание, они цвета ранней малины. Той, которая бывает в конце июня. В общем, не такой насыщенный, как в июле. Ой, простите, я кажется, отвлеклась, просто хотела сказать, что у вас отменный вкус».

«Это моя вторая попытка. В первый раз я пытался выучиться на программиста. Понял — не моё. Сейчас очень не хотелось бы, чтобы история повторилась. С ужасом жду занятий в анатомическом музее, это действительно может напугать и отвратить кого угодно. Если так, в следующий раз пойду учиться на какую-нибудь инженерную специальность. Там нет программирования, нет людей.

А вы почему преподаёте? Преподы — это ведь неудачники.

Том Лемке».

«Эй, у тебя красивые глаза. Можем сегодня встретиться? Обещаю приятное, ни к чему не обязывающее времяпрепровождение. Мой телефон на обороте. Ты не пожалеешь.

Анонимно».

«Просто одна из тысяч профессий. Не лучше и не хуже, чем все остальные.

Л. Фэлл».

Вот такая история, Крис. Прочитал я эти «эссе» и задумался: а правильно ли я выбрал профессию или действительно являюсь тем самым неудачником, о котором написал Том Лемке? Возможно, я тоже занимаюсь не своим делом? Может, я, как Присцилла Сале, выполняю чью-то, навязанную мне волю. Девчонке бы стать модным обозревателем, а она прозябает в медицинском. Только посмотри — два жалких предложения о профессии и бездна вдохновения в подборе оттенка собственных туфелек. Вот ведь загадка, в которой хочется разобраться. Почему-то. Так же, как и в других историях, и в причинах поведения и немногословности Леа Фэлл.

Что ж, думаю, на первый раз тебе будет достаточно пищи для размышлений. В декретном отпуске есть время переучиться. Что скажешь насчёт ландшафтного дизайна или полётов в космос? Крис, в любом случае рад был поделиться эмоциями, как и обещал, но письмо получается слишком длинным, а ты, думаю, сейчас не можешь отвлекаться, готовишься к свадьбе. А правда, платье будет голубого цвета? И в самом деле ты не хочешь приглашать МакКи? А что будет на столе? Да, как твой брат, я имею право полюбопытствовать, выкладывай всё, особенно про угощение. Если честно, я проголодался. Так и не смог перебороть себя и пойти сегодня в столовую. Только не смейся, мне надо привыкнуть. Коллектив здесь в основном состоит из женщин, части из которых около тридцати. Не знаю, наверное, для них мужчины здесь вообще — категория особенная, но я чувствую повышенное внимание к своей персоне. Это нервирует.

Что ж, на этом, пожалуй, закончу. Поцелуй от меня родителей.

С любовью, Джонни».

Камера видеонаблюдения 01-303

Прояви Дон Мортенсон чуть большую любознательность и в значительной степени меньшую любовь к мучному, она бы: «а» — давно разобралась бы с тем, как включать звук и приближать изображение с камер наблюдения на мониторах в комнате охраны, и ежедневный просмотр сериала под названием «Жизнь» стал бы чуть более увлекательным, «б» — она была бы значительно стройнее.

Но Дон не хотела занимать свою голову ничем, кроме выбора глазури для пончиков, сорта кофе или болтовни с подругой по телефону, поэтому она лишь с тоской скользнула взглядом по фигуре нового молодого преподавателя, оставшегося в одиночестве после занятий в аудитории «303», и вонзила зубы в очередной пончик.

Дон думала о том, что мужчины подобных внешних данных всё равно никогда не обращали на неё внимания, поэтому она безучастно смотрела, как Джонни Фэлл собрал листы и тетради со столов студентов, аккуратно уложил их в сумку и отправился восвояси.

Но Дон всё же выглянула из своей комнатушки, когда Джонни шёл мимо, направляясь к выходу:

— Здравствуйте, мистер Фэлл.

— Добрый день, мисс Мортенсон, — отозвался Джонни, одарив Дон лучезарной улыбкой, такой, что та неподотчётно улыбнулась в ответ — надо же, он — человек особенный, почти никто за восемь лет, что Дон работала в МКТ, не запомнил её имени.

Дон с сожалением проводила взглядом удаляющуюся гибкую и стройную фигуру, облачённую в модную рубашку и довольно легкомысленную молодёжную ветровку, она с грустью посмотрела на то, как развеваются на ходу крупные кольца тёмных кудрей и, отступив в безопасный полумрак своей комнатушки, отправила в рот остатки пончика с клубничной глазурью.

Чуть позднее в комнату охраны вошла девушка лет пятнадцати, она бросила школьную сумку на стол Дон, и поздоровалась:

— Привет, тётя Дон, как ты?

— Как всегда. Испытываю отвращение ко всему на свете. У меня кончились пончики и успокоительные таблетки, Лиза.

Лиза многозначительно подняла брови, но промолчала.

— Ты можешь сходить в магазин. Я посижу тут за тебя. Но, кажется, со сладким пора завязывать. Ну же, Дон.

— Не заскучаешь? — Дон не обратила внимание на замечание. Она привыкла к ним, как к чему-то раздражающему, но не мешающему жить совершенно.

— Ты же вернёшься быстро, — дёрнула плечами Лиза. — К тому же, я могу в это время выучить уроки.

— Ну, хорошо, — одобрительно закивала Дон, надевая куртку.

Она ушла, а Лиза, удостоверившись, что осталась в полном одиночестве, кликнула мышкой по изображению на одном из мониторов, крутнула колёсико и погрузилась в наблюдения. В отличие от тётушки Дон, она прекрасно разбиралась в подобных вещах, да и в жизни, честно говоря, значительно лучше.

Из тетради в потёртом синем переплёте

«Сегодня было просто хорошо. Так, как, наверное, не было уже давным-давно. Мы все собрались у Джесси и навели, наконец-то, порядок в его берлоге. Сколько недель и даже месяцев прошли в грязи и вони! Мы почувствовали, в каком смраде жили только тогда, когда распахнули все окна настежь. Нет, его матери давно следовало написать, что она приедет, мы бы сто лет назад провели генеральную уборку.

Только открыв окна мы поняли, где находились всё это время, а я заметила, что пришла осень и позолотила листья деревьев, поцеловала небо, сделав лазурь его чуть более холодной.

Пока остальные выносили мусор и чистили ковры, я взяла губку, чтобы вымыть стёкла и вычистить рамы, но долгое время просто лежала на подоконнике и смотрела как вдоль улиц спешат люди. Все куда-то вечно торопятся, строят идиотские планы. Все… и даже мать. Вчера она выдала мне сотню и велела купить обувь на зиму, потому что: «Ты совсем босая и штаны снова стали велики. Ребёнок, ты отвратительно быстро худеешь. Почему так? Надеюсь, что ты не выблёвываешь в унитаз всё, что только съела. Надо бы показать тебя врачу, давай запишу на следующую неделю».

Снова планы-планы-планы-планы. А мне так и хочется сказать: «Остановись. А вдруг завтра уже не будет? И завтра этого не станет для меня.

Мама, я так тебя люблю…

В общем, наверное, следует сказать, что квартиру мы снова засрали тем же вечером, будто мне приснилось всё и не было этого светлого золотисто-лазурного дня. Только новые шторы на окнах и прозрачность стёкол напоминала о связи с реальностью».