Неслышными шагами (джен)

Даймё так и не сомкнул глаз — то ложился, то вскакивал, мучимый тревожными мыслями, и шёл на площадку упражняться в фехтовании. Злость на бродягу-шарлатана душила его, но ярость не находила выхода. Слабое утешение — дырявить воздух и собственную тень. О, с каким наслаждением он всадил бы клинок в горло старому бездельнику! Ошибкой было допустить хинина, неприкасаемого, в покои сына.

В этих метаниях прошла ночь, а на рассвете в ворота постучал гонец с письмом — даймё вызывали в город на военный совет.

— Седлать коня! — крикнул он работникам и пошёл облачаться в парадное одеяние.

В то время как отец собирался в дорогу, сын тайком выходил из дома через чёрный ход, держа в руках, как величайшее сокровище, хрупкую бумажную собачку. Все слуги были заняты — помогали хозяину, и бегства мальчика никто не заметил.

— Тихо, Акаиро, не вздумай лаять, — шептал он своему бумажному любимцу. — Если нас застукают — тебе несдобровать. А я не переживу, если потеряю тебя.

Медленно-медленно, незаметным для глаз движением мальчик закрыл за собой щеколду без малейшего стука и припустил прочь от дома. Бежать, бежать! Куда угодно, лишь бы отец не нашёл. Ну почему Учитель не оставил письма?

Мальчик не знал, куда идти. Несколько лет он не выходил на улицу из-за болезни и отвык от внешнего мира. Идти в город побоялся, ведь где-то там сейчас его отец, да и кто-то из слуг, ушедших за покупками, может узнать и поймать. Тогда уж точно отец растерзает Акаиро… «Будь что будет», — решил мальчик и направился в сторону гор.

…Давно уже он не бежал, а брёл, созерцая цветущие поля, а красный бумажный щенок бегал вокруг, гоняясь за бабочками. Красота весенней природы очаровала мальчика, и он на время позабыл о своих горестях: и о голоде, который уже давал о себе знать, и о холодном ветре, продувающем насквозь тонкое домашнее кимоно. Даже тяжёлые думы об Учителе и об отце приутихли, отпустили, спрятались, будто испугавшись тёплых солнечных лучей.

— Смотри, как я умею! — тявкнул Акаиро и подпрыгнул, охотясь на летящего жука, а потом закружился, ловя свой хвост.

— Поосторожнее с хвостом, он же у тебя из тонкой бумаги, — предостерёг мальчик. — И весь ты бумажный. Не вздумай ввязаться в драку с настоящими собаками, а то от тебя и клочьев не останется.

— Я сильный! — тявкнул Акаиро и зарычал: — Р-р-р! Даже страшный демон, которого я прогнал, не смог причинить мне вреда. Теперь он ни за что не сунется к тебе!

— Всё равно береги себя. Как думаешь, Акаиро, куда мог пойти Ханасака-сан?

— Следов мудреца не найти на земле, — погрустнев, ответил тот. — Но, может быть, он оставил для тебя послание.

Вдруг ударил порыв ветра, и густая метель окутала всё вокруг. Мальчик съёжился от холода и закрыл глаза, но странно: снежинки, летящие в лицо, совсем не холодили. Он открыл глаза и изумился: это был не снег, а лепестки сакуры, которым посвящено столько стихов и песен!

А потом было как во сне. Мальчик помнил, что бело-розовые лепестки росли, росли и становились бумажными листами, и он совсем не мёрз, а тело стало лёгким, как пушинка. Помнил, как из его рук выходили удивительные бумажные фигурки: бабочки, птицы, зверюшки. Они сразу оживали и начинали бегать, прыгать, летать вокруг него, и мальчик знал, что постиг искусство Учителя. Помнил крик щенка: «Хозяин, остановись! Оставь хоть несколько листов — вдруг тебе понадобится написать письмо?»

Мальчик послушался и собрал увесистую пачку чистейшей, прекрасной белой бумаги. Она подошла бы не только для складывания бумажных зверей, но и для каллиграфии, и для рукописи. Может быть, он даже напишет на ней книгу, ведь теперь он — мастер! Он сегодня научился многому… Но для этого понадобилось сделать что-то очень плохое с Акаиро.

… Темнело. Мальчик устал и хотел есть, но о возвращении домой даже и не думал. Они с Акаиро так и не добрались до гор, но за небольшим лесом обнаружили каменную громаду. Древняя, изъеденная непогодой скала возвышалась перед ними, как сказочное существо — мальчику на миг даже показалось, что у неё есть глаза и рот, но это были всего лишь два окна и неровный дверной проём.

— Хозяин, тут пещера! — протявкал щенок. — Подожди, я сейчас проверю, нет ли врагов.

— Нет уж, проверять будем вместе.

Они вошли внутрь и в гаснущем закатном свете увидели очаг, мешочки с мукой и рисом, коробочки с чаем, нехитрую кухонную утварь и вязанку дров. В каменной нише на самодельной глиняной тарелке лежали пшеничные лепёшки.

— Чей это дом, как думаешь, Акаиро? Не рассердятся ли хозява, если я возьму пару лепёшек?

— Не думаю, что рассердятся. Наверно, здесь живёт монах или мудрец: я не чую запаха мяса. И почему-то пещера кажется мне знакомой, словно я уже бывал здесь.

— Но ведь это невозможно! Ты появился на свет в моей комнате несколько часов назад.

— Это-то и странно, — задумчиво сказал Акаиро и, видя, что хозяин смущённо мнётся на пороге, подбодрил его: — Я уверен, что кто бы здесь ни жил, он не прогонит голодного ребёнка. И к тому же всё равно некуда деваться — если ты сейчас не поешь, то свалишься от голода и усталости. Да и лучшего ночлега в этих краях мы не найдём.

Мальчик зажёг смоляную свечу и вскипятил чайник на очаге. Лепёшек, оставленных неизвестным жильцом, вполне хватило, чтобы насытиться, да ещё и на завтрак осталось. Акаиро, не нуждавшийся в пище, лежал на циновке и смотрел, как маленький хозяин уплетает сухие лепёшки, макая их в чай. После ужина страхи прошли, и мальчик уже не боялся, что их выгонят. Место и впрямь походило на жилище отшельника. Огонь весело плясал в очаге, даря тепло, но мальчику вдруг снова стало не по себе. Он против своей воли представил, что из очага вылетит искра и упадёт на Акаиро, но тут же отогнал ужасное видение.

— А здесь уютно, — сказал щенок. — Я словно попал домой.

— Акаиро.

— Гав!

— Что я сделал с тобой, когда облетала сакура?

— Ничего… Ничего особенного, — сказал бумажный щенок и зевнул.

— Я разобрал тебя?

— Это было нужно. Иначе бы ты не научился складывать фигурки из бумаги.

— А если бы я не смог сложить тебя обратно?!

— Я верил, что сможешь. Если другу не доверяешь, то какая это дружба?

— Но я же мог и не суметь, — проговорил мальчик и добавил про себя: «Как бы я жил тогда после этого?»

Акаиро потянулся, завилял хвостом и предложил:

— Давай пройдёмся по пещере? Вдруг что-нибудь разузнаем.

— Давай, — согласился мальчик, встал и стряхнул крошки с кимоно. — Только прошу тебя, держись подальше от свечи.

Пещера оказалась большая. Мальчик поднимался по каменным ступеням коридора, держа подсвечник высоко над головой, и с любопытством разглядывал иероглифы на стенах. На верхнем ярусе они нашли просторную комнату с окнами на запад. Над горизонтом протянулась багряная полоса.

— Ставни открыты — значит, ещё утром здесь кто-то был, — заметил Акаиро. — Но почему-то не вернулся.

— Наверно, днём отсюда виден наш дом, — вздохнул мальчик. — Я так боюсь, что отец нас поймает.

— Может быть, он не догадается искать в этой пещере?

— Он прикажет обшарить все окрестности. Мы переночуем, а завтра снова пустимся в дорогу. Мы будем странствовать, пока не встретим Учителя, — мальчик повернулся, чтобы уйти, но свет упал на что-то белое на каменной подставке в углу. — Акаиро, что это? — они приблизились, и мальчик с восторгом воскликнул: — Бумага! Рисовая бумага, и как много! Можно сложить столько живых фигурок! Она даже лучше, чем та, что получилась из лепестков.

Он протянул руку к высокой, почти в его рост пачке бумаги, снял сотню-другую листов и чуть не выронил свечу. Листы были исписаны! Стройные ряды крупных иероглифов, выведенных тростниковым пером, рисунки птиц и животных, схемы бумажных фигурок… Мальчик взял ещё стопку. Почерк был тот же, но говорилось уже не о бумажных игрушках, а о чём-то другом, невероятно сложном, и картинки были совсем непонятные. «Железные механизмы», — прочитал он название главы. Пролистал чуть дальше — и увидел трактат о лечебных растениях.

— Да это же книга! — догадался мальчик. — Бесценная рукопись. Акаиро, мы нашли сокровище!

Щенок встал на задние лапки, понюхал бумагу.

— Нельзя оставлять такую книгу без охраны, — тявкнул он. — Тут даже двери не запираются, а спрятать негде. Теперь мы обязательно должны дождаться отшельника.

Мальчик положил листы на место, оставив в руках самый верхний, и грустно сказал:

— Не дождёмся. Я знаю, кто написал её. Он не вернётся. Посмотри, — и протянул ему лист.

— Р-р, я же не умею читать. Я всё-таки собака, хоть и бумажная. Что там?

— Прости, я не знал. Тут пятистишие и подпись: Ханасака.

— Твой Учитель и мой создатель? — подпрыгнул Акаиро. — Это его дом! Хозяин, ты всё-таки смог отыскать сюда дорогу! Я сразу почувствовал, что это место мне не чужое. Но что теперь?

— Если мой отец доберётся до этого жилища, он тут камня на камне не оставит, — угрюмо сказал мальчик. — Разнесёт книгу своей катаной. Может быть, я сумел бы объяснить ему, что она очень важна, но если мы ему попадёмся, то никогда не найдём Учителя. Отец убьёт тебя, а меня посадит под замок. Боюсь, что он уже выслал за нами погоню.

Они не могли знать, что даймё задержался на совете и ему ещё не доложили о побеге сына.

— Утро вечера мудренее, — сказал Акаиро. — Ты должен выспаться перед дальней дорогой. А я буду тебя охранять.

Мальчик закрыл ставни, чтобы ночной ветер не разметал листы ценной рукописи или весенняя гроза не ударила молнией. Достаточно искры, чтобы превратить огромную книгу в пепел. Как хрупка и беззащитна бумага! Мальчик пожурил себя, что поторопился и даже не поискал застеклённого светильника: ведь открытый огонь опасен не только для рукописи, но и для его друга. Он пообещал себе, что отныне будет осторожен с огнём.

Здесь же, на верхнем ярусе, он нашёл одеяла и тёплое кимоно. «Простите, Учитель, что я воспользуюсь вашими вещами». Он устроил себе постель на полу, положил рядом кресало и хотел уже задуть свечу, но Акаиро попросил:

— Прочитай мне пятистишие.

— Я помню наизусть, — мальчик погасил огонь и улёгся. — Слушай.

Жизнь эфемерна.

Знания канут во тьму,

Как тает бумага в огне.

Время и глупость людская

Никого не щадят.