Иней (джен)

Было так тихо, что даже звенело в ушах. Мир плотным коконом окружил Сергея. То ли влажность воздуха, то ли внезапно упавший туман сделали воздух почти осязаемым, плотным, как стены колодца.

Высоко в небе висело солнце. Только оно ничего не освещало. До безобразия скучный абсолютно круглый тусклый шар. Никаких лучей, сияния, тепла и улыбок. Просто кругляк на пепельно-сером мглистом небе.

Сергей замер, чтобы скрип снега под ногами и собственное сбивчивое дыхание не мешали ему слушать тишину. Сегодня на охоту он пошел один. Без Марека. Длинноухий, коротколапый рыжий пес, безумная помесь бульдога и дворняги, был безжалостно оставлен дома. Набегались.

Сергею никогда не забыть, как в прошлые выходные, ближе к вечеру, произошла та встреча. Ничего не поймавшие, но необычайно довольные, пес и хозяин возвращались с охоты домой. Было на удивление тепло. Пар тонкой струйкой вылетал изо рта и растворялся в воздухе. Во всем теле была особая зимняя усталость, когда промерзший немного снаружи и разогревшийся от движения изнутри организм уже предвкушал тепло дома, горячий чай и жареное с луком сальце. Одна мысль о еде заставляла животы урчать, а ноги-лапы передвигаться быстрее. И вот тут на них выскочил он. Неожиданно, как все неприятности.

Гигантский Пес. Какая-то овчарка. Немец ли, кавказец — Сергей не понял толком, да и плохо он разбирался в тонкостях пород. Всегда считал, что это как родословная у людей — слишком преувеличенное значение старых костей, ненужных связей, родовой магии и прочих странных вещей. Ясно было одно — незнакомец в очень скверном расположении духа. Чуть поднявшаяся черная верхняя губа обнажала острые белые клыки. Хвост и уши напряженно замерли. Дурачок Марек, неуклюже петляя по заснеженным кочкам, другого пса не заметил. Он был целиком поглощен поиском дорожки через большую канаву, полную сухостоя и намерзшего льда. Лес был весь изборожден длинными не то траншеями, не то дренажными сооружениями бывших барских угодий. Перепрыгивать через такие канавы Марек не умел. Видя нерешительность хозяина, маленький пес занервничал. Марек вообще был страшный паникер. С той самой осени, как Сергей нашел его в лесу, дрожащего, печального и какого-то понуро-обреченного, пес никак не мог поверить в свое счастье. Он и любил хозяина до безумия, и верил ему всей своей открытой собачьей душой, и одновременно все время боялся, что рано или поздно Человек поймет, что такая дурацкая собака как Марек ему не нужна. А потому панически боялся отстать и потеряться, боялся заставлять своего Человека ждать. Вот и тут, поняв, что застрял на той стороне канавы, Марек заметался по берегу и, отчаявшись, помчался не назад, к узкому перешейку, через который и перебрался на злополучный другой берег, а вперед, туда, где два берега соединил упавший ствол старого дерева. Туда, где уже поджидал его ощетинившийся чужой Пес.

Сергей умом понимал, что мало чем может помешать собачьей схватке. И скорость не та, и зубы неподходящие. Понимал, что Псу стоит только сомкнуть челюсти, и человеческая кость хрупнет как стекло. Предательское воображение нарисовало распластанную на снегу рыжую недвижимую шкурку. И хрип.

Не раздумывая ни секунды, Сергей бросился вперед, наперерез Псу.

— А ну иди отсюдова! — закричал он низким утробным голосом. — Я тебе сейчас пасть порву.

В каждой клеточке тела горело это желание — растерзать обидчика, голыми руками разорвать клыкастую пасть, покушавшуюся на маленький, смешной, толстенький комочек шерсти по имени Марек. Ружье болталось на спине. Доставать его, щелкать затвором и терять драгоценные секунды -т или броситься на обидчика с голыми руками, как велели сердце и инстинкты?

Только теперь метис бульдога с носорогом, как нежно называл своего пса про себя Сергей, заметил опасность. И вместо того, чтобы осторожно перебраться к хозяину, решил вызвать того, другого паса на бой. Марек смешно заперебирал короткими лапами в снегу. Звонко и отчаянно залаял.

Злой и опасный Пес-чужак сделал еще один шаг в сторону малыша, но Сергей был уже между ними, закрывая спиной свою сумасшедшую псину, отгоняя Марека в глубину безопасного пространства — подальше от зверских острых клыков, Сергей все время говорил что-то — злобно, утробно. Не вслушиваясь в слова, стараясь просто передать тому, другому информацию — только тронь моего рыжего, и тебе точно несдобровать. Мускулы буграми ходили под коричнево-черной шкурой огромного зверя. В сумеречном воздухе холодно белели острые клыки. Вот он оторвал тяжелый немигающий взгляд от скачущего по снегу Марека и исподлобья взглянул на человека. Изучающе. Спокойно.

В эту минуту Сергей исхитрился схватить Марека на руки, в охапку, прижать к себе теплое неуклюжее тельце. И заорал, не отдавая себе отчета в том, что делает:

— Пошел вообще вон отсюда.

Минуты тянулись мучительно медленно. Чужой пес не отступал, но и не нападал. Он словно стоял в раздумье. А Сергей начал осторожно, сантиметр за сантиметром, отступать назад, пятясь со своим рыжим чудом на руках. В молчании прошло еще несколько минут, а потом сердитый незнакомец махнул хвостом и нехотя удалился в чащу.

Только на подступах к дому Сергей понял, как сильно дрожат у него коленки. Марек, которого он все еще держал на руках, улыбался до ушей, тщательно и аккуратно вылизывая нос и щеки своего сердитого хозяина. С тех пор Сергей решил пса в лес больше не брать и на охоту ходить одному.

Тишина сегодняшнего леса не нарушалась ничем. Молчали птицы, стих ветер, замерло в нерешительности само время. Дыхание жизни исчезло, лишь пустая промерзшая оболочка окружала человека, двигалась, множась в тысячи отражений.

«Как в березовом лесу», — подумал Сергей.

В детстве дед взял как-то раз стонущего внука в настоящий лес.

— Только, чур, от меня не на шаг. В березовом лесу леший водит. Глазом моргнуть не успеешь, как потеряешься! — сказал тогда дед.

Сергей до сих пор помнил, как стискивал кузов старого мотороллера, безумного сооружения, собранного дедом из деталей на свалке. Вокруг белым облаком вставали стволы берез. Одна, другая, третья, они кружили, отражаясь одна в другой, создавая коридоры, туннели и галереи. Казалось, сейчас из-за ствола покажутся длинный нос да зеленый язык хозяина леса. Но то было летом. Леший летнего леса мог, конечно, поводить за нас, испугать, но не насмерть.

А сейчас вокруг стояла зима. Кто правил уснувшим лесом зимой? Не сама ли смерть, холодной королевой расхаживая по своим притихшим угодьям? На кого обратит свой взор да поцелует в уста — тот и свалится замертво, замерзнув навеки.

Сергей не мог додумать эту мысль. Тишина плотным обручем сковала голову. Выбивала из груди последний воздух. Навешивала белой пелены на глаза. Ветки деревьев были искусно украшены тонкой морозной резьбой. Тысячи мелких шипов и ажурных кружев звенели беззвучной музыкой вокруг каждой травинки, каждой иголки на мохнатой лапе елок. Свет внезапно куда-то ушел, непонятная серая тьма сгустилась, почти превратилась в вязкие стены. С каждым шагом они отступали, но лишь чуть-чуть, словно играя с бессильной добычей.

Почувствовав сильное головокружение, Сергей едва не упал. Неповоротливый, вязкий воздух не хотел вдыхаться в легкие.

«Останется мой малыш там совсем один», — вынырнула вдруг ясная мысль, трепыхнулась беспомощно и утонула в тумане тишины.

Ноги налились свинцом, шаги получались маленькие-маленькие, колени подгибались. Помня об осторожности с заряженным ружьем, которое держал на изготовку всю дорогу сегодня, Сергей медленно осел в снег и зажмурился.

«Сейчас отдышусь малость и домой побегу, — шептал он про себя как молитву. — Сейчас, еще немного совсем».

В двух шагах от человека с куста упал комочек снега. В оглушительной тишине и полумраке леса это малое движение показалось значительным, как схождение лавины с далеких гор. Сергей медленно повернул голову, стараясь не делать резких движений. Виски ломило нестерпимо. Огонь острой рвущей боли полыхал внутри черепной коробки.

Из куста на Сергея смотрели два черных глаза. Больших. Немигающих. Леденяще спокойных. Животное замерло неподвижным изваянием. Колечки черной пушистой шерсти не двигались на кончиках его острых ушах. От длинной рыжей морды словно шло сияние. Как будто солнце отдало свой свет этой лисе. Не очень крупной, удивительно самоуверенной. Рыжей, с мягкими черными подпалинами на кончиках ушей, боках и внизу живота. Лиса, казалось, изучала Сергея.

Он покрепче сжал заряженное ружье. Памятуя о прошлой встрече, в этот раз он заранее взвел курок, готовый в любую секунду вскинуть его и выстрелить. Она не успеет убежать. Они слишком близко друг к другу. Целиться надо в глаз. Ценная шкурка, можно отдать ее Ваське на выделку, а потом загнать на рынке. Или сделать чучело, пусть красуется у стены. А что, охотничий трофей. Таких лис уже давно здесь никто не ловил. Золотистая чернобурка, редкая в этих краях.

Лиса, наверное, тоже понимала, что попала впросак, но смотрела на человека спокойно. Неотрывно. Чернота ее глаз была похожа на тоннели. Она засасывала все дальше, дальше, кружила в бездонной глубине. Завораживала. Лиса не спешила. Как будто ждала чего-то от человека. Голову тому еще туже стянули чугунные обручи. Даже смотреть было больно.

И тогда, не отдавая себе отчета в том, что делает, Сергей сделал одну из самых странных вещей в своей жизни. Он протянул руку и тихонько коснулся мокрого холодного носа лисицы.

Фр-р-р.

Как будто она ждала именно этого действия. Снег, летящий с потревоженных веток, еще не коснулся земли, а лисы уже нигде не было. Вместе с ней пропала и тишина. Где-то слева затренькали синицы. На вершине дерева оживленно защебетали воробьи. В голове было гулко и пусто, как будто с тишиной исчезла и боль. Белый снег под ногами заискрился зелеными, синими, красными огоньками, весело играя с набравшими силу лучами солнца.

Сергей не заметил, как добрался до дома, и улыбался себе под нос, уже издали слыша заливистый приветственный лай маленького недоразумения по имени Марек.