Вопросы крови (джен)

Он опускает голову на руки, закрывает глаза, но вместо утешительной темноты видит это снова и снова.

Оглушающая тишина в медотсеке. Замершие фигуры вокруг, все смазанные, бесцветные. Тело Кирка на столе, его лицо — бледное, неузнаваемое. Мёртвое.

Тишина разрывает голову изнутри. Ни единого слова, невозможно вдохнуть, грудь сжало железными прутьями.

Резкий звук датчика. Урчание триббла. Взрыв надежды внутри.

Красное пятно посреди бледного мира — жидкость в пробирке. Чуть гуще обычной, непривычно тёмного оттенка.

Кровь Хана.

— Доктор Маккой, вам лучше отправиться в свою каюту и выспаться, — говорит Спок.

Боунс поднимает голову от стола, трет глаза руками.

— Дежурный медперсонал достаточно квалифицирован, чтобы проследить за состоянием капитана. Вам не стоит мучить себя, Леонард.

— Судя по тому, сколько сочувствия я слышу, тебе тоже не удалось выспаться за эти два дня, гоблин. Теряешь форму.

Спок открывает рот, но не успевает возразить: Маккой поднимает со стола падд и протягивает ему.

— Я бы сказал тебе, что не сплю из-за идиота Джима, но черта с два.

Спок пробегает глазами страницу.

— Черновик вашего отчёта.

— Который я не могу дописать.

— Вы хотели обсудить это со мной, доктор?

— Разумеется, нет, но разве у меня есть выбор? Пока Джим в отключке, ты командир, Спок.

— Тогда расскажите, чем я могу помочь.

Густая, темного оттенка кровь. Маккой держит пробирку двумя пальцами, рассматривая ее на свет.

— Мы получили сыворотку, которая способна в разы увеличить способность организма к регенерации и восстановлению. Даже оживить человека, если с момента смерти прошло мало времени, и тело было сохранено в криокамере. Мы так и не поняли, что позволяет крови Хана работать подобным образом. Синтезировать искусственно аналог сыворотки, имея образец, не получается. Если не вышло у нас, не факт, что выйдет и у лабораторий Федерации.

Спок не перебивает. Маккоя не покидает ощущение, что вулканец уже понимает, что услышит. Но тот молчит, и Боунс благодарен ему: некоторые вещи всё-таки надо произнести вслух, чтобы разложить по полочкам ещё раз. Для самого себя и для того, кому придётся принимать решение вместе с тобой.

— Прошло двое суток после инцидента с «Возмездием». Ты отправил отчет о Маркусе, мы подали статистику пострадавших среди экипажа. Кирк числится тяжело раненым. Это нормально для стандартной формы, пока я не отправлю подробный отчет. На который дается трое суток. Черт, я разъясняю тебе регламент, который ты помнишь лучше любого разумного существа во вселенной, Спок.

— Вы пытаетесь сказать, доктор, что как только подадите отчет, командованию флота станет известно и о... происшествии с капитаном, и об особых свойствах крови Хана.

— Именно. И скажи мне, ты представляешь, что будет дальше?

— Полагаю, это вызовет определенный интерес. Скорее всего, лаборатории главной базы Звездного флота займутся изучением мутаций, произошедших в организме Хана, и свойствами его крови.

— Скорее всего? Да они транспортируют его с нашего корабля через минуту после того, как получат отчет.

— И вы видите нечто негативное в подобном развитии событий, Леонард.

Маккой возвращает пробирку в рефрижератор. Подходит к экрану с показателями состояния Кирка.

— Я доктор, а не вице-адмирал флота. Не мне решать, что и как должно происходить. Но я знаю, что Хан — чертовски опасный ублюдок, и единственный вид, в котором мне хочется его наблюдать живым — это такая же криокапсула, как и у остального его экипажа. Замороженный он пугает меня меньше, чем тёплый. В конце концов, из-за него Джим едва не погиб.

Погиб. Они оба это знают. Джим Кирк, капитан «Энтерпрайза», был мёртв в течение четверти часа. И хотя всё удалось исправить, они оба уже никогда не забудут, как потеряли его. Сколько бы ни подбирали слова и тот, и другой — вулканец как-бы-без-эмоций и доктор «я-всегда-знал-что-ты-допрыгаешься-Джим» — самих себя им не обмануть.

— А ещё я примерно представляю, что они будут делать. Хан — единственный, чья кровь имеет такие свойства. Мы взяли пробы у нескольких замороженных ребят из его экипажа, никто не показал таких результатов. Значит, они будут выкачивать его по полной. Либо разово — а это, сам понимаешь, означает смерть. Либо будут брать понемногу, давать ему восстанавливаться, брать снова... Скорее всего, держать для этого в медикаментозной коме или каком-то близком состоянии. Не замороженного, живого. Но в состоянии овоща, биогенератора.

Маккой вдруг вспоминает руку, протянутую сквозь отверстие в защитной стене. Хан так спокойно дал взять у себя кровь на пробу, словно давным-давно привык к этому. Словно это было самым ожидаемым, что могло с ним случиться на корабле.

Обычная рука. Длинные пальцы, нормальная температура. Только кровь непривычно темного оттенка.

— Хан — преступник, на счету которого множество смертей. Да, Маркус собирался использовать его в своих целях, да, его специально создавали как идеальное оружие. И да, он по сути пытался лишь спасти собственный экипаж. Но все равно он убийца и редкий психопат, как по мне.

Боунс разворачивается к Споку и продолжает, глядя куда-то чуть выше идеально ровной темной чёлки.

— Но преступник заслуживает наказания — заключения, исправительных работ или заморозки до тех времен, когда станет понятно, что с ним делать. А становиться биоэлементом лаборатории, жить с отключенным мозгом и работающими функциями организма... Это не наказание, Спок. Это что-то, чему я не знаю определения.

— Позволю себе подытожить, доктор. Вы опасаетесь, что оставленный в живых и не помещенный в криогенную капсулу Хан может найти способ освободиться. Но это не главная причина. Главная в том, что вы считаете то будущее, которое ему уготовано, негуманным.

— Ты мастер резюме, Спок. Правда, в твоем исполнении я выгляжу одновременно и неврастеником, и сентиментальным идиотом.

— Я бы так не сказал.

Спок сидит за столом, держа перед собой падд с незаполненной формой. Маккой устроился в кресле у стены. Иногда он закрывает глаза на несколько секунд и снова проваливается в оглушительную тишину медотсека, где перед ним на столе — тело Джима, а спасительного урчания ожившего триббла еще не слышно.

Это словно пропасть безнадежности. Он пробыл в ней меньше минуты, но возвращается снова и снова.

Пропасть Спока была в разы дольше. От момента, когда рука Джима бессильно опускается за стеклом. Через яростную погоню за Ханом. И до той минуты, когда его ушей достигает наконец отчаянный крик Нийоты: «Не убивай его. Он нужен, чтобы спасти Кирка!»

— Знаешь, если бы не его кровь... Словом, я бы понял, если бы ты убил его.

— Это не выход. Месть не помогает, доктор.

Маккой открывает глаза и смотрит на неподвижно застывшего у стола вулканца.

— Нерон?..

Спок опускает веки.

— Нерон уничтожил мою планету только для того, чтобы я — вернее, старший Спок — это увидел. Он сам мстил, по крайней мере, он так думал. Я не спросил его, стало ли ему легче. Да, я хотел уничтожить его в ответ. И когда капитан... Когда Джим предложил ему сдаться, я на секунду готов был взорваться от возмущения. Полагаю, вам странно слышать такое, но поверьте, так и было.

Боунс недоверчиво хмыкает. «Взорваться от возмущения» не вяжется с вулканским ледяным спокойствием, но что, в конце концов, он знает о бурях под этим панцирем?

— Впрочем, Нерон сам определил свою судьбу. Он не принял бы никакой помощи от нас, и его гибель... Я не могу определить, насколько она на нашей совести, Леонард. Но когда я разрешаю себе считать ее делом своих рук, я не чувствую удовлетворения. Месть не помогает. Разрушить планету в качестве мести за другую — это лишь нанести миру еще на одну рану больше. Убить человека — то же самое. Я рад, что Нийота остановила меня, не дав покончить с Ханом. Не только потому, что это спасло Джима.

Маккой разглядывает потолок, слушает равномерное, успокаивающее жужжание приборов.

— Я понимаю, что это будет мощное лекарство, — говорит он. — Как бы то ни было, неизлечимые болезни всё ещё существуют. Возможно, одна жизнь Хана спасет множество куда более достойных жизней, я тысячу раз себе это повторял. Но он не дерево с волшебными яблоками, которые можно обрывать и обрывать. Он человек. Я приводил его в чувство и зашивал ему порез над бровью, когда ты притащил его живым и лаборанты взяли кровь. Я готов был задушить его, но зашивал. Я не могу так, понимаешь? Разменивать фигуру на другие.

— Вы доктор, а не шахматист, — отвечает Спок и начинает заполнять форму.

Доктор Леонард Маккой, начмед звездолета «Энтерпрайз», просыпается снова через двадцать шесть минут. Спока в кабинете нет, на экране падда светится стандартное сообщение системы Звездного флота: «Отчет принят».

Он находит вулканца в техническом отсеке. Корабль ожидает глобальный ремонт, и команда вторые сутки разгребает завалы, оставшиеся после схватки с «Возмездием».

— Когда Кирк нарушил правила, чтобы тебя вытащить, ты отправил Пайку отчет о случившемся.

— Да, так и было, доктор, — Спок открывает дверцы какого-то шкафа, чтобы оценить состояние содержимого.

— А что случилось теперь, коммандер? Пересмотрел приоритеты?

Спок вынимает пару коробок и кивает ребятам в красной форме:

— Остальное можно уносить, — затем поворачивается к нему. — Давайте сформулируем это так, Леонард: я просто ставлю решение на паузу. Вы смелее меня. Вы приняли своё, я своё отсрочил.

— В смысле?

— Хан будет помещен в криокамеру вместе со своей командой и со своей уникальной кровью. На корабле останется ее образец. Допустим, у вас не было времени заняться ее изучением ранее, как не было и повода. Тяжелораненый капитан был спасен благодаря находчивости и высокому профессионализму медицинского персонала. А изучением крови Хана мы займемся, когда появится время. Но оно освободится у нас, полагаю, еще не скоро.

Он открывает следующий шкаф, дверь слетает с петель и повисает наискосок. Придерживая ее, чтобы Спок мог вытаскивать коробки по одной, Маккой спрашивает:

— Разве вулканцы умеют врать?

— Они умеют учиться, — отвечает Спок.

Он хочет сказать еще что-то, но в этот момент коммуникатор Боунса громко сигналит.

— Спящая красавица снова с нами, — улыбается Маккой. — Ставь свои коробки и пошли, ты же не хочешь это пропустить.