Жизнь профессора Бонсиньоре (джен)

Едва ли ученики профессора Бонсиньоре сумели бы представить его молодым, даже если бы напрягли все силы своего воображения, к которому он почти безуспешно взывал в дни написания сочинений. А уж скажи им кто-нибудь, что их глухой занудный старикан был когда-то пылким юношей, кой пел серенады под окном своей возлюбленной и мечтал о ней так же страстно, как они сами мечтали о его красавице-дочери Малене, мальчишки просто расхохотались бы. Но то была истинная правда.

Её звали Джульеттой, и рядом с ней студент Карло Бонсиньоре чувствовал себя настоящим Ромео. Все предостерегали его от женитьбы на такой девушке: она была слишком привлекательна, слишком... словом, из таких не выходят верные жены. Он решил, что не простит ей измены, закроет перед нею двери своего дома сразу же, едва она... но ничего этого ему делать не пришлось. "Все" ошибались. Джульетта лишь однажды причинила ему невыносимую боль: когда умерла. Но она оставила после себя дочь, столь же милую и прелестную, какой была сама.

Малена... На столе перед профессором Бонсиньоре лежало обличительное письмо; на исписанном неловким, изменённым почерком листке покоились очки со сломанной дужкой. Всему и сразу пришёл конец: сломались очки, пуговица жилета оторвалась и исчезла в небытие под шкафом, куда старик не мог залезть, любимая чашка разбилась вдребезги при попытке её вымыть. Всё разбилось, всё сломалось, и дух господина Бонсиньоре — тоже.

Не жена, а дочь покрыла позором его — уже седую — голову. Всю жизнь Малена внушала ему тревогу; она росла без матери, у неё не было подруг — рядом с такой красавицей любая девушка смотрелась невыгодно. От женихов не было отбоя, но раз за разом восторженные искатели получали отставку; люди говаривали, что эта девица заносится чересчур высоко. А ведь в толпе обожателей были партии получше, чем тот, за кого Малена таки вышла; поздновато — целых двадцать семь лет! Люди говорили, что Нино был последним шансом, за который она ухватилась, но Карло Бонсиньоре думал, что лучше знает свою дочь. Она и впрямь любила его.

Так он думал прежде. Но теперь… хуже, чем неверная жена, хуже, чем вдова, готовая вновь выскочить замуж с неприличной поспешностью: гулящая женщина, торгующая собою, — вот кем она была. Говорят, мужья всё узнают последними. Нино повезло, он погиб в неведении, и последним узнал отец. Почти глухой, почти слепой, беспомощный старик, в глубине души господин Бонсиньоре был Римлянином, для коего Долг и Честь — языческие божества, требующие жертвоприношений, коему доброе имя дороже любви и жизни. И потому он молча смотрел в щель между ставнями на траурную фигуру Малены, пока она пыталась открыть дверь своим ключом. Он сменил замок, отринул недостойную, и она тихо ушла, пошатываясь на высоких каблуках, — первый камень был брошен и попал в цель.

Резкий велосипедный звонок, прозвучавший неожиданно близко, вывел профессора Бонсиньоре из оцепенения; он вдруг понял, что уже давно кто-то стучал в дверь, а он, хозяин, не обращал внимания на стук. Кряхтя, старик поднялся и пошёл открывать.

На пороге стоял какой-то мальчишка. Ах да, один из тех бездельников в его классе, которые не могут связать и двух слов — у парнишки и сейчас отнялся язык, словно на страшном экзамене. Наверно, этот миг в жизни Ренато Амороза можно было назвать экзаменом; профессору Бонсиньоре пришло на ум такое сравнение, когда он наконец сумел различить смысл в бессвязных словах заикающегося мальчишки.

— Они хотели под... подшутить. Там всё неправда.

— П-подшутить?

Да, это была такая шутка — они решили написать сочинение, которое глухой пень наконец-то прочтёт с интересом; им и самим было интересно — всё равно что поджечь муравья при помощи лупы и поглядеть, как он станет корчиться. Вот так они направили обжигающий луч клеветы на Малену и её отца; и профессор Бонсиньоре понял, что не разочаровал зрителей.

Но Малена... Вместо того, чтобы пасть на колени, биться головой о дверь, рыдая и заламывая руки, она повернулась и ушла... навсегда.

Она знала, что решение отца — бесповоротно. Почему он забыл, что его дочь никогда не снисходила до оправданий?..

Профессор Бонсиньоре вышел из дома со скоростью, на какую давно не считал себя способным. Мальчишка торопился следом; они были на полпути к дому Нино, когда их застиг вой сирены; где-то близко прогремел взрыв, и земля содрогнулась под ногами. Кто-то потащил их в бомбоубежище, и там господин Бонсиньоре всё время смотрел в пол невидящими глазами. Что, если сейчас?..

...Солнечный свет ещё слепил их, когда они подошли к дому Нино. Дверь была не заперта. Малена сидела за столом в пустой кухне, уронив голову на сложенные руки; рядом лежала пачка писем Нино и его портрет в военной форме. В неподвижности её фигуры было нечто зловещее, и профессор Бонсиньоре, дрожа, огляделся в поисках какой-нибудь отравы.

— Малена!

Вся жизнь промелькнула перед его внутренним взором, прежде чем она мучительно медленно подняла голову; на её лице, одно за другим, отразились понимание, облегчение и радость.

Малена простила и приютила отца — его дом был разрушен в тот самый день. Подумать только, если бы не Ренато с его признанием, профессор Бонсиньоре наверняка погиб бы под обломками, так и не узнав правду о дочери…

…так и не увидев замершего на пороге Нино — живого, пусть у него теперь и осталась только одна рука, которой он мог обнять жену.

Карло Бонсиньоре видел их плохо, а голоса их слышал ещё хуже. Его жизнь клонилась к закату, он был как никогда близок к своей Джульетте — и юность помнил ярче, чем сегодняшний день; но он был благодарен за то, что ему довелось до него дожить.