Кастелян - 3 (джен)

Путешествие между мирами сродни подъёму из тёмных анабиозных глубин. Сначала к тебе лениво возвращается рассудок и возможность связно мыслить; затем к реальности пробивают дорогу слух и осязание; за ними появляются силы разорвать веки и получить возможность видеть. И лишь в последнюю очередь снимается мышечный паралич: неосознанные рывки могут навредить хозяину и поранить тело.

В этот раз ни вернувшийся слух, ни зрение помочь не могли: в помещении, где я очнулся, было тихо и темно. Воздух влажный и затхлый. В застоявшиеся, отлёжанные конечности вместе с тысячами болезненных иголочек возвращалась чувствительность. Во рту пересохло, глаза были полны песка. Сильно хотелось пить и… в туалет.

Я лежал на животе. Пол подо мной усеивало множество мелких камешков… или, скорее, осколков: неосторожно двинув рукой, я едва не порезался. Ладонь упёрлась во что-то длинное, холодное и железное. Похоже на двустволку.

Желая хоть как-то определиться со своим местонахождением, я перешёл на второе зрение, но рассмотреть что-либо не успел. На безымянном пальце толкнулось основательно забытое ощущение: домашнее тепло и искренняя радость пробудившегося кольца Саргаса.

Живём! Родной Замок опять доступен! И где бы я сейчас ни обретался, а приходить в себя лучше дома. Ухватив ружьё — негоже оружейной стали валяться неизвестно где во влажной атмосфере, — я перешёл.

В первый момент мне показалось, что я угодил к завязке сюжета о Конце света: глаза после темноты ослепило, а многострадальные уши сжались от непрерывного орудийного грохота. На голову обрушился поток холодной воды, одежда быстро вымокла насквозь.

Лишь спустя несколько секунд я понял, что мне «повезло» с моментом возвращения домой: вокруг набирала обороты Грозовая ночь. Есть у моей местной погоды такая особенность: дважды в год, когда солнце делит пополам сезон дождей, проходя свой максимум отклонения на север или юг, выпадает ночь — именно ночь — водопадного ливня и жуткой, небывалой, невозможной тропической грозы. Молнии бьют непрерывно — без дураков, десятками одновременно и повсюду вокруг. Полумрак и паузы не прилучаются ни на секунду — только непрерывный рваный стробоскоп и жуткий грохот от горизонта до горизонта. Из-за концентрированной озонной атмосферы становится трудно дышать, а магический поток через фокусирующий колодец возрастает на два порядка.

В эту ночь можно заполнить любые накопители, но главная её ценность в другом: именно в этом возросшем потоке волшебства появляются в значимых количествах некоторые реликтовые аспекты, в обычное время на планетах практически отсутствующие. Грозовая ночь — время для выплетания необычных, нестандартных, редкоаспектных кружев.

Такой вот у меня в Саргасе Йоль: Новый год два раза в год. Ещё два раза бывает Лита: при прохождении солнцем зенитной кульминации. И у местной Литы — свои, Природные дары, но о них как-нибудь в другой раз. Что же касается формального равноденствия-Мабона — оно здесь вообще каждый день. Астрологов бы сюда, яркий Марс поискать…

А вот простудиться от моего домашнего ливня мне ещё ни разу не удавалось. Все насморки и ангины — исключительно после посещения Британии.

Взбодрившись родным тропическим душем, я поднялся, засветил «Люмос» и заспешил под крышу, стараясь не спотыкаться о наваленный штормами валежник. Зайдя в Замок, выкроил-таки минуту посетить попутный санузел, но далее незамедлительно проследовал в атриум.

Дождь барабанил по стеклянной крыше, а навстречу ему, заметный даже обычным зрением, величественным столпом истекал в небо мощный магический водопад. Как же здесь уютно!

Замковое дерево предстало передо мной в том же состоянии, в котором я запомнил его в самайновом сне: листья на кончиках ветвей начали подсыхать. Всё, родная, я дома. Зайдя под густую крону, обнаружил спрятавшуюся на ветке Ночь. Призрачная птица дремала с закрытыми глазами, что наблюдалось впервые на моей памяти, но встрепенулась, стоило мне осторожно коснуться древесного ствола. Сколько же я отсутствовал, если умаялся даже патронус?

— Неужели… кха… это не сон? — попытался я протолкать несколько слов сквозь пересохшее горло.

Пить хотелось жутко, но ещё сильнее было желание просто стоять, прислонившись щекой к золотистой коре, смотреть патронусу в глаза и «принимать отчёт» находящейся с тобой на совершенно одинаковой волне волшебной сущности. Ночь тоже была безмерно рада моему возвращению.

Из «отчёта» выходило, что ничего непоправимого не случилось, но в Замке сейчас добавилось беспорядка, поскольку я не перевёл его в режим консервации перед уходом. Ну да кабы знать… Я ведь каникулы летние собирался праздновать, а не День сурка в немом кинематографе.

— «Какая ерунда, Ночь», — ответил я мысленно. — «Приберёмся. Я присяду, можно? Колени дрожат, хотя только что со сна… Сколько ж я спал, интересно?»

С облегчением опустившись на мягкий дёрн, я привалился спиной к стволу. Здесь — моё любимое место в Замке. Ночь слетела вниз и устроилась на бортике Фонтана. С жадностью посмотрев на воду кристальной чистоты, я был вынужден отказаться: отхлебнув даже один глоток, я уже не остановлюсь, а это может быть губительно в моём состоянии. Но… маг я или нет?

Достав палочку, я вызвал «Агуаменти» и, наконец, напился. Половина появившейся воды вылилась на одежду, но это мало что изменило: я и так мокрый. Потянувшись к Хранилищу — о, мне доступно замковое Хранилище, как же я отвык от нормального склада! — я вытащил пакет с совиным печеньем. Коржики были с давно забытым, магазинным вкусом — здесь Луна ещё не освоила готовку моего любимого лакомства, — но всё равно пошли с энтузиазмом. Я понял, что жутко голоден.

— «Не знаю, дошло ли до вас то, что я рассказывал вам во сне», — начал я повествование, не отрываясь от вдумчивого пережёвывания. Мыслеречи свободный рот не требуется. — «Так что начну, пожалуй, с праздничного пира. Директор выступил с помпезной речью и подвёл итоги года. Позиции в школьном рейтинге были предсказуемы и устойчивы, никто никому на пятки не наступал и сюрпризов не сулил. Но Дамблдор внезапно вынул из воздуха и насыпал Гриффиндору добавку, утроив количество рубиновой щебёнки в банках. Утроив, представляете? Предлагаю вам оценить обоснование, которым он снабдил свой подарок»…

Повествование шло своим чередом. Через полчаса одежда странным образом высохла, а Замок выставил на бортик стакан горячего молока: ему не нравилось, что я питаюсь всухомятку после стольких дней непонятного голодания.

А ещё через полчаса — я как раз дошёл до непонятной крысы и первого урока у МакГонагалл — меня незаметно сморило в сон. Говорят, нахождение без сознания — это не полноценный отдых; а может быть, поспать хочется всегда после перехода между мирами — не знаю. Я заснул тут же, под деревом, привычно растянувшись на траве, убаюканный мирной дождевой дробью и потоками родной магии. Грозовая ночь только начиналась, впереди было ещё десять часов веселья.

* * *

Как всегда, мне снилась парадоксальная, бессвязная, но интересная ерунда.

Я видел хорошо знакомую Тисовую аллею, на которую бодро въехал хорошо знакомый, но почему-то трёхэтажный «Рутмастер». Как он поместился на узкой полосе между припаркованными автомобилями и как собирался разворачиваться на нашей карликовой улочке — вопросы, которые во сне задавать глупо. Обиднее другое: я не рассмотрел, кто с него сошёл, поскольку наблюдал со стороны водителя.

Затем была совсем уж уморительная сцена: в доме, пропахшем кошатиной и кислой капустой, за столом, накрытым старой, изорванной когтями скатертью, среди множества немытых чайничков, блюдец и фотоальбомов, старуха Фигг радушно потчевала прошлогодними печеньями и жиденьким чаем кавалера ордена Мерлина первой степени, Великого чародея и волшебника… ну, вы поняли. Брандспойт… извините, Дамблдор живо поддерживал ведущуюся беседу, но от угощения умело уклонялся.

Пожав плечами, я «наведался» к себе домой и понял, что всё уморительное сегодня только начинается. Дурсли не выдержали отсутствия бесплатной рабочей силы в моём лице и завели себе… домовика. Размениваться на испытательный срок не стали и сразу поселили его в моей (недолго бывшей) комнате, пропустив карьерную ступеньку «десять лет в чулане под лестницей».

На одежде и питании прислуги мои опекуны, конечно, сэкономили. Домовик, тощий и заморенный, одетый в старую грязную наволочку, неприкаянно сидел на столе посреди тёмной комнаты, осеняемый одним лишь лунным светом из окна.

Внезапно свет что-то заслонило. Снаружи в окно второго этажа заглядывала любопытная рожа Рональда Уизли. Рассмотреть детали в комнате ему мешала нелепая деревянная решётка: оконный проём с какой-то стати оказался забран жердями старого обветренного штакетника. Уверен, это точно делал не дядя: он, всё же, имеет какое-никакое отношение к строительному делу. А вот на косорукие поделки архитектора «Норы» это смахивает с куда большей охотой…

Лёгкое на помине, родовое гнездо Уизли предстало всем своим неординарным видом. Рядом с покосившейся многоэтажкой, на закрытой деревьями лужайке несколько детей увлечённо играли в квиддич в одни ворота. Я рассмотрел троих рыжеволосых парней и незнакомого белобрысого летуна, сидящего явно на своей метле. Или он был черноволосый? Или чернокожий?.. Всё же расстояние было приличным… А ещё в этой спокойной, идиллической картине не присутствовало ничего абсурдного, так что она быстро сменилась следующей сценой.

Пыльная, сильно захламлённая магазинная лавка в стиле «все поверхности чёрные». С потолка свисают какие-то цепи, крючья для говяжьих туш, зажимы и кузнечные клещи. На стенах — ржавые пилы, топоры палача и кандалы для удержания буйных слонов. Среди всего этого подержанного инвентаря промышленных холодильников что-то позабыл лорд Малфой, ведущий неспешный деловой разговор с продавцом за стойкой. За никогда не мытыми оконными стёклами снаружи угадывается огромная фигура Хагрида, зачем-то забредшего в Лютный переулок. Стоя на противоположной стороне улицы и пользуясь своим огромным ростом, Хагрид вытирает обшлагами грязь со свисающей вывески, дабы прочесть название «Яды и потрава… кого-то там».

Знакомое ателье мадам Малкин. Леди Малфой у стойки забирает упакованный заказ — ох уж эта уравниловка со школьной формой, будь она неладна! — и исподтишка наблюдает за Молли Уизли, копошащейся в секции подержанных мантий для девочек. Выражение лица хранительницы древнего рода нечитаемо. С одной стороны, здесь вполне уместной могла бы быть умеренно-высокомерная брезгливость; с другой — на леди Малфой сейчас никто не смотрит, а любой женщине понятна ситуация, когда одиннадцатилетняя девочка вынуждена идти в школу-пансион одетой в подобные обноски. Это ведь не мальчики-сорванцы, которые, будем честными, обращают внимание на свой внешний вид только тогда, когда им заняться больше нечем.

А может даже, чем Мерлин не шутил, мать единственного наследника соотносит сейчас одарённость детьми семейства своих давних врагов с положением собственного Рода? Кто знает, какие мысли может себе позволить благородная леди в те минуты, когда на неё никто не смотрит?

Книжный магазин «Флориш и Блоттс», наблюдаемый изнутри с верхнего балкончика. Обычная покупательская толчея, характерная для последних дней августа. Несмотря на игры с внутренним расширением пространства и торговые площади в два этажа, главному книжному магазину волшебной Британии далеко до Waterstones или WHSmith. Тесно здесь. Удивительно много в волшебной Британии любителей чтения, несмотря на все усилия школьного образования последних десятилетий. А уж в дни предсентябрьского бума тут и вовсе не протолкнуться.

Словно этого мало, какая-то очень неумная душа решила именно в эти дни провести в магазине встречу с фанатами. Ни в июле нельзя этого было сделать, ни в сентябре. Представительский уголок магазина оккупировал какой-то болливудский попугай в сине-золотом наряде. Выставив зубы на просушку, клоун совмещал раздачу автографов с проведением напряжённой модельной фотосессии. В очереди за заветным росчерком теснились дамы всех возрастов, от дошкольного до бальзаковского, и занимала эта вакханалия не менее половины всей доступной площади первого этажа.

Дам постоянно теснил деловой субъект с колдокамерой и магниевой вспышкой. Любой нормальный портрет снимается с расстояния не менее двух метров — в противном случае у вас получится физиономия без ушей и с раздутым подбородком бывалого дегенерата. Об этом знает любой фотограф, и магия здесь совершенно ни при чём. И два названных метра — это абсолютный минимум: ростовые портреты, которые требовались лощёной златокудрой роже, заставляют отходить с колдокамерой ещё дальше.

У меня не нашлось цензурных слов! Хоть фотосессию-то эта ходячая реклама зубной пасты могла бы организовать отдельно и в другое время? Уж для неё-то присутствия поклонников точно не требуется: фотограф, наоборот, гонит все случайные затылки прочь из кадра.

Сутолока стояла, как в лондонской подземке за полчаса до забастовки работников метро, а потому это являлось лишь вопросом времени, когда кто-то кому-то отдавит ногу и не пожелает извиняться со всеми положенными церемониями и унижением.

Завязку драки я пропустил, а вот дерущихся опознал вполне уверенно. Рон Уизли сцепился с Грегори Гойлом. В силу большего профессионализма Грегори, шансов у Рона было немного, однако благодаря сопоставимому весу он успешно связывал Гойла боем, давая возможность разобраться с повесткой основной дискутирующей паре: Драко Малфою и Джинни Уизли.

Драко совершенно по-девчачьи вцепился Джинни в густые волосы, в то время как рыжая фурия уверенными экономными движениями рихтовала блондину породистое лицо. Несмотря на бескомпромиссность закипевшей битвы, сильно повредить друг другу воюющие стороны не могли: одна рука у Драко оказалась занята каким-то старым учебником, ну а Джинни была вынуждена работать кулаками вслепую и без замахов.

Недалеко от них, у книжных стоек обреталось семейство Грэйнджеров в полном составе. Миссис Грэйнджер пребывала в шоке и, похоже, разыскивала глазами ближайший телефон для вызова полиции. Мистер Грэйнджер крепко и умело удерживал рвущуюся к потасовке Гермиону, и делал это совершенно правильно: такие свалки растаскивают составом не менее чем один к одному, в противном случае дерущиеся временно забывают текущие разногласия и совместно выдают по щам непрошенному миротворцу.

Среди бестолково мечущейся толпы выделялось ещё одно разумное существо: «домовик Дурслей» в грязной тряпке, занявший неприметную позицию среди книг и внимательно наблюдавший за дерущимися. В тот момент, когда очередной удар заставил Драко выронить книгу и она полетела в сторону чьей-то корзины с покупками, домовик поднял руку, щёлкнул пальцами…

Мощный удар распахнул двери лавки, внутрь влетела Мама Молли. С ходу врубив режим суппрессивной сирены, с грацией ледокола на марше она ломанулась через непролазную толпу к неутихающей зарубе. Появившаяся секундой позже леди Малфой лучше помнила свою волшебную природу, а потому, не теряя времени, вынула палочку, вывела вензель чего-то площадного и охлаждающего, уверенно прицелилась…

Всё происходящее вдруг затмила фигура большого чёрного пса, лежащего на невообразимо грязном каменном полу. Стало холодно, повеяло безнадёжным отчаянием и одиночеством. В направленных в мою сторону потухших глазах мелькнула тень неопределяемой, но оживляющей эмоции. Пёс с трудом поднял голову. Зазвучал чем-то знакомый голос…

* * *

Я вздрогнул, вырываясь из объятий необычного сна. Призрачная сова продолжала сидеть на бортике, переливалась золотыми звёздами и… я глазам своим не поверил — чистила перья! Против воли губы растянулись в улыбке: хоть одно дорогое мне существо пребывает в полном порядке. Жаль, что снится мне обычно вот такая сюрреалистичная ерунда, а не Ночь, Луна или…

Луна! Сонную негу как рукой сняло: я тут прохлаждаюсь на природе, а что там с подругой — не выяснил даже в общих чертах. Рефлекторно вызвав «Темпус», я ещё раз убедился, что в Саргасе он не работает: что-то такое необходимо магическим часам, что имеется только на Земле. Волшебная радиостанция с сигналами точного времени какая-нибудь, не знаю…

Настроившись, я попытался перейти к дому Лавгудов в деревне. Переход не сработал. Аналогичные попытки оказаться в привычных местах Хогвартса, в его окрестностях или в Косом переулке также не увенчались успехом. Я уж было начал беспокоиться, а не застрял ли я в Саргасе навсегда, переусердствовав с намерением больше отсюда никогда не уходить, но внезапно сработал переход по точке последнего ухода в Замок.

* * *

Я опять оказался в тёмном помещении с усеянным осколками полом. Вот, значит, как… «За исключением переходов в Саргас, туда и обратно». Логично. Если бы из Саргаса можно было, как и раньше, переходить в любую «заякоренную» точку на Земле, то переход «Земля-Саргас-Земля» работал бы как приемлемая замена мгновенным перемещениям по Земле. Теперь нужно учитывать, что у меня не всегда получится убежать из опасного места полноценно: возвращаться придётся туда же, уповая на уход опасности за прошедшее время.

В мягком свете зажжённого светляка передо мной предстало подвальное помещение средних размеров: минимум отделки, мощные сводчатые потолки, холодная влажная атмосфера и неглубокий дренажный желобок, проложенный посреди комнаты. Пол был усеян поблёскивающими осколками, а у дальней стены валялись остатки ростового зеркала: старая деревянная основа, сейчас щеголявшая рваной дырой размером с голову, да оторванная от неё подставка с латунными шарнирами. Очень похоже на действие моего разрывного дуплета, вот только… Вот только это было *не то* зеркало.

Жаль. Зря страдал. Хотя понятно, что артефакты такого уровня не уничтожаются простым ударом по амальгаме. Ну ничего, Земля круглая, в каком-нибудь углу обязательно свидимся.

Ещё в комнате имелось две двери. Одна из них, по-подвальному крепкая, из окованных железом дубовых досок, вела в коридор и была заперта на засов снаружи. Вторая, решётчатая, беспрепятственно открывалась в такое же помещение рядом. В нём, в свою очередь, было уже три двери… Нет, я в этих лабиринтах могу долго так бродить!

— Фиби! — позвал я, не особо на что-то надеясь.

Домовичка в знакомом фиолетовом платье появилась с некоторой задержкой. Поражённо вытаращила глаза, прикрыла рот ладошкой.

— Милорд… мистер Поттер вернулся!

— Надеюсь, что так. Мы ведь в Хогвартсе?

— Да. Мы в старых подземных кладовых, — домовичка с неприязнью посмотрела на обломки резной рамы.

— Перенеси меня к главному входу в замок, — попросил я, протягивая руку.

Фиби с готовностью ухватилась за неё, но сразу же отпрянула.

— Фиби не может перенести мистера Поттера, — сказала она удивлённым голосом. — Фиби не понимает, почему.

— Хм… «Никаких мгновенных перемещений», — пробормотал я. — Всё нормально, Фиби, меня ограничили в воспитательных целях. Отсюда есть другой выход?

— Фиби не знает, — огорчённо свесила уши помощница. — Домовики редко ходят по подземельям ногами, у них нет на это времени.

— Что ж, придётся исследовать этот лабиринт самому, — вздохнул я. — Ты свободна, Фиби. Позову тебя, если окончательно заблужусь.

Блуждать, однако, не пришлось. Цепочка полуоткрытых решётчатых дверей выстраивала полудюжину пустых кладовок в небольшую подземную анфиладу, оканчивающуюся знакомым техническим помещением в жанре «радость водопроводчика». Вертикальная металлическая лестница уходила вверх на полтора десятка метров, так что когда я наконец упёрся макушкой в деревянную крышку люка, подгибающиеся ноги меня еле держали.

Люк продемонстрировал несвойственное сегодняшнему дню дружелюбие: он не был завален, заварен, заклинен ржавчиной или заперт на засов снаружи. С натугой и скрипом несмазанных петель провернулся и откинулся, давая мне возможность выползти на горизонтальную поверхность и обессиленно растянуться на полу, пережидая дрожащую слабость в коленках.

По свисавшей с потолка цепи и глиняному корыту на полу я узнал бывшее пристанище Пушка. Самой трёхголовой собаки, к счастью, не обреталось: комната пустовала. Прочие детали не просматривались: «Люмос» погас, факелы не горели, свет в небольших количествах пробивался снаружи через щели у дверного косяка и огромную замочную скважину, пронзавшую добротную створку насквозь. Совиному зрению хватало в обрез, а зажигать новый светляк было лень.

Отлежавшись и восстановив запас глюкозы в мышцах, я поднялся, закрыл люк — не хватало ещё, чтобы в тот многоэтажный колодец кто-нибудь угодил в темноте, — и шаркающей походкой двинулся к выходу в коридор. Дверь оказалась заперта, но магический замо́к послушно пропустил замкового Хранителя. Я подслеповато сощурился от непривычно яркого света факелов и… оказался задушен в объятиях.

* * *

Сирень, гвоздика и ночные фиалки. Жемчужные кудри на новенькой мантии, короткий тонкий писк.

— Вернулся!

— Луна! — я, наконец-то, смог вдохнуть. — Ты как здесь оказалась? Опять стихийно аппари…

Стоп. А которая это Луна? Помнится, в мире, где доступен мой Замок, подруга ещё не бывала в Хогвартсе ни разу.

— Он всё такой же, Ночь, — не ослабляя хватку, тихо пробормотала девочка. — О важном не думает и спрашивает о ерунде. Я на поезде приехала, Гарольд-Саргас. Дожидалась тебя здесь.

— На каком ещё… Слушай, я после подвала грязный весь…

— И ответов не слушает!

Луна отстранилась и придирчиво меня осмотрела.

— Та-ак, давай на тебя поглядим… Вернулся — это раз. — Наклонив голову к плечу, подруга заглянула мне под чёлку. — Совой побывал — два. А что это у нас тут такое колючее…

Голос подруги приобрёл шутливо-обвиняющие интонации, пальцы извлекли наружу оберег.

— И кто же это ему сделал, интересно? — девочка покачала головой, с показной сокрушенностью перебирая подвески. — Узелки знакомые, и мозгошмыги толково расшмыгивают…

— Луна, понимаешь…

Я осёкся, потому что с лица подруги вдруг сошли и игривость, и улыбка. Застывшим в искреннем удивлении взглядом она смотрела на покрытую непонятным мне значками слюдяную пластинку, являющуюся центром композиции. Не желая отвлекать специалиста несвоевременными вопросами, я и сам поглядел на оберег вторым зрением.

Действительно, кружево на пластинке отличалось от окружающего букета. Тот же неизменный лунный жемчуг, не поддающийся интерпретации моими скромными навыками, но выполненный… несравнимо профессиональнее, что ли? А не к этой ли части оберега прикоснулась та женщина?

Я поднял глаза и успел заметить отголосок тоскливой печали, мгновенно убранной у меня из-под носа. Сохраняя отстранённую серьёзность, подруга бережно вернула оберег на место и вновь посмотрела на меня. Я ожидал объяснений или комментариев, но услышал иное:

— Саргас, представь меня замку, пожалуйста.

— Э-э… Хорошо. А как?

— И кто здесь хозяин, интересно? — слабая улыбка заставила факелы загореться чуть ярче. — В том большом зале, где все едят. Я бы, кстати, тоже не отказалась поужинать.

— Конечно. Попросим домовиков.

Мы начали спускаться по лестнице, и у меня появилось немного времени подумать. Которая же это из двух подруг? Называет меня Саргасом, но безразмерной сумочки не имеет, иначе не была бы голодной. Ужин… Я посмотрел на вечернюю темноту за окном, потом догадался вызвать «Темпус». Начало девятого. Лестницы чистые и незатоптанные, детворы нет, хотя снизу доносится слышимый совиным ухом характерный гул.

А поезд… какой ещё поезд? Зачем ей семь часов езды, если в Хогсмиде есть камины? Или…

— У нас с тобой одна судьба, Саргас, — Луна, как всегда, услышала часть моих мыслей. — Никаких прыжков и полётов, как и у тебя.

— Вот оно что, — хмыкнул я. Гул становился громче, и было ясно, что он порождается множеством разновозрастных голосов. — А что за поезд? Не знал, что тут есть регулярное железнодорожное сообщение.

— Общения нет, — рассеянно протянула Луна, внимательно рассматривающая теряющийся в темноте верх лестничной шахты. Как всегда, запрокинувшую голову подругу пришлось держать за локоть, чтобы она не навернулась на ступеньках. — Но сегодня красный поезд ходит.

— Погоди, а как ты собралась назад… — начал было я, но осёкся.

Мы достигли главного холла. К многоголосому гомону ученических голосов добавился дробный перезвон разномастных столовых приборов. Я наконец-то догадался вызвать редко используемое заклинание, с трудом припомнив его формулу: «Tempus Chronicus».

01 сентября 1992, 8:06 p.m.

Что-то ты сегодня слишком рассеян и расслаблен, Гарольд. Собирайся, здесь не курорт.

— А каникулы-то у меня опять отобрали, — пробормотал я, вторя своим мыслям.

Начало моего второго курса. Год, прошедший *там*, вылился в два летних месяца *здесь*. Что-то должно было поменяться, «исправиться»… Так, стоп, а герб? Я судорожно проверил мантию, но здесь всё было без изменений: гриффиндорский лев на сапфировом поле. Мантия, кстати, нуждается в чистке…

— Тебе ли сожалеть о лете, Саргас, — протянула Луна.

— Тут ты права, — согласился я, останавливаясь вместе с нею на пороге Большого зала.

* * *

Церемония распределения, конечно, уже прошла, и даже вступительная директорская речь миновала наши уши стороной. Распределяющая шляпа мирно покоилась на табуретке перед президиумом. Изголодавшиеся ученические сотни споро насыщались обильным банкетным угощением. За факультетскими столами прибавилось много новых лиц.

— Луна тоже хочет быть здесь, — произнесла подруга, глядя на зачарованный потолок с очень знакомой улыбкой.

Облачность на иллюзорном небе торжественно разошлась, и в зал заглянула любопытная ночная красавица. Луна взяла меня за руку, и мы неспешно двинулись к Шляпе. В зале горели десятки факелов и тысячи свечей, однако это был не электрический свет, так что лившееся с потолка и сгущавшееся на белокурой фигурке серебристое сияние совершенно не терялось на фоне праздничного освещения.

Как всегда, на нас никто не обращал внимания. О чём волноваться? Один-два отвалившихся по дороге первогодка — это, наверное, статистическая норма для здешнего климата. Впрочем…

— Что за маглы тут шляются? — донёсся с гриффиндорского стола знакомый голос. — Перси, сюда разве пускают простецов?

Кое-кто оказался более внимателен, нежели голоден. А может быть, рыжая подруга заметила давно высматриваемую белобрысую товарку. Ничего, заветная Шляпа уже совсем рядом. Только вот Хогвартса я что-то не слышу…

— Да Полоумная своего магла притащила, приколистка, — вещал меж тем не привыкший сдерживаться голос. — А обратно его как — на мётлах?

Дамблдор по обыкновению увлечённо терзал кусок баранины, не отвлекаясь на назойливые мелочи до тех пор, пока не утолит первый голод. МакГонагалл щебетала со Спраут. Флитвик был не вполне добровольно привлечён к беседе с… Ба! Этот болливудский попугай из магазина восседал здесь же, за учительским столом! Неужели у нас в программе появятся бальные танцы? Или он специалист по изящной словесности?

Первым нас заметил Снейп, поприветствовавший меня перекосившимся непонятной эмоцией лицом и заставивший слегка потеплеть оберег на груди. Следующим оказался Флитвик, ловко вывернувшийся из беседы под предлогом обязательств перед наполненной тарелкой. Далее таиться стало невозможно, ибо я поднял с табуретки Шляпу.

— ПОЛОЖЬ, ГДЕ ВЗЯЛ! — заорали на весь замок дурным голосом, но запнулись и продолжили куда тише: — Мерлин! «Вы вернулись, милорд!»

Разумеется, мы немедленно оказались в фокусе общего внимания. Голоса и звяканье приборов мгновенно стихли. Одинокой нотой отзвенела вилка, выроненная директором под стол. Прекрасный момент, чтобы представить новую ученицу.

— Повернись к детям лицом, — попросил я Луну, проигнорировав табуретку. И мысленно обратился к Шляпе: — «Примите ещё одну ученицу, уважаемая. У меня личная просьба: отнеситесь к ней внимательно».

— «Я ко всем отношусь внимательно», — слегка обиделась Шляпа.

Мельком оглядев зал, я набрал воздуха в грудь…

— Мистер… — начала было раскочегариваться МакГонагалл.

— Мисс, — перекрыл я спокойным «Сонорусом» дурацкое «Поттер». — Лавгуд, Полумна.

После чего опустил Шляпу на белокудрую голову и облегчённо выдохнул. Всё, Хогвартс, принимай её под крыло, не одному же мне с нею всё время возиться. И ещё мне всё меньше нравится то обстоятельство, что я тебя не слышу.

— Что вы себе позволяете? — МакГонагалл выросла рядом из серой тени. — Вы… Мерлин! Что за вид? Что с вашей мантией?

— Извините, мэм, — буркнул я. — С галер прямиком на бал. Сейчас почищусь.

— И это тоже! Но… Это же мантия Рэйвенкло! У кого вы её украли?

— Да что с вами? — не выдержал я. — Весь год я проходил в синих цветах. Что опять не…

Я осёкся. Что-то я уже с трудом вспоминаю: когда у меня появился синий цвет, в «прошлом» году или в «позапрошлом»?

МакГонагалл, меж тем, потеряла дар речи. Пауза затягивалась. Я набрал воздуха, чтобы повторить объяснения про сбой с перекрашиванием, но меня опередили.

— Пойду набью оборзевшему маглу рожу, — сообщили деловым тоном на весь зал. — Перси, пусти! МакКошка устала, нашему декану нужно помочь.

Декан возмущённо развернулась, чтобы навести порядок в трюме, но ей опять помешали.

— Р-Р-РЭЙВЕНКЛО! — абсолютно счастливым голосом гаркнула Шляпа.

Сияя загадочной улыбкой, Луна сняла головной убор и бережно передала его мне, после чего рассеянно обвела взглядом сапфировый стол. МакГонагалл споро перехватила бесценный артефакт и собралась было вновь разразиться нотациями, но её задавили аплодисментами: сначала одиночными, но постепенно усилившимися до обычных, приветствующих новую ученицу в своих рядах. Продолжая улыбаться и иногда отвлекаясь на потолок, Луна последовала к призывно машущей Пенелопе Кристал.

— Займите своё место, — строго приказала МакГонагалл. — Мы поговорим позже.

Ну, как говорят гриффиндорцы, наконец-то дадут пожрать. Я уверенно дотопал до конца стола, после чего потратил ещё минуту, чтобы всё же сменить изгвазданную робу на запасную — с такими же синими элементами. Руки очистились заклинанием, с лицом я ничего сделать не мог и решил сегодня смириться с временным бескультурьем. Заняв, наконец, привычное место, растерянно уставился на одинокую тарелку без салфетки при ней.

— «Фиби, дай хотя бы нож с вилкой», — обратился я к домовичке.

Я понимаю, что с немытой моськой требовать полного банкетного комплекта неуместно, но с единственной ложкой в руках я чувствую себя, словно голый… гриффиндорец, да. Получив просимое, приступил к позднему ужину, заодно изучая обстановку.

Дамблдор растерял прежний аппетит и сочетал вялое пережёвывание с бросаемыми исподтишка взглядами то на меня, то на сапфировый стол, то куда-то в сторону рыжей компании.

Снейп тоже был бы не прочь посверлить меня любопытным рентгеном, но на него как раз переключил внимание «золотой попугай», так что зельевар был вынужден демонстративно сосредоточиться на содержимом своего блюда. Ограбивший дискотечную костюмерную субъект совершенно не смущался отсутствием зрительного контакта и не сдерживал голос. Прислушавшись, я с удивлением понял, что он консультирует Снейпа по вопросам варки какого-то сложного зелья. Он что, зельеварение нам будет преподавать?

Грэйнджер взирала осуждающе, но сидела в компании Браун и Патил, а в руках умело удерживала нож и вилку. Я улыбнулся ей тепло и совершенно искренне.

Рон Уизли отчего-то отсутствовал. Заставить его пропустить такое обжиралово могли только обстоятельства непреодолимой силы наподобие смерти, комы или исключения из школы. Неужели сегодня Новый год и моё желание исполнилось? Впрочем, общее количество рыжих не изменилось: место Рона сейчас занимала Джинни, что-то горячо доказывавшая Перси. Под мантией у девчонки просматривался джинсовый сарафан совсем не гриффиндорской расцветки.

Драко восседал в компании своей свиты и с надменным видом вещал окружающим о чём-то важном. Удивительное дело, но его слушали. Случайно встретившись со мной глазами, одарил меня злым и неприязненным взглядом.

Ну и из приятного: у нас появилось множество новых лиц. Находились они в начале стола: именно там на первом праздничном пиру рассаживают первогодков, дабы их могли рассмотреть преподаватели, — так что мне они были видны плохо. Я отметил лишь непоседливого мальчугана с волосами мышиного цвета, сидящего напротив Джинни и высматривавшего кого-то в гриффиндорском коллективе.

Зал наполнился совиным уханьем и хлопками птичьих крыльев: подоспела почта. Нужно прикрыть еду. Уж не знаю, кто завёл такой обычай — доставлять корреспонденцию к завтраку, а не в гостиные, но вылавливать разгорячённых птиц из разлитого какао или развороченных салатниц… Минуту! Какая ещё утренняя почта?!

Первый увесистый конверт больно ударил меня по носу, второй — отхлестал по щекам. Далее почтовые отправления полились потоком, снабжаемые отборной птичьей руганью. Каждая сова старалась отбомбиться ношей по наиболее уязвимой части моей головы. Пришлось уйти в глухую оборону, игнорируя бардак и свалку, устраиваемые раздражёнными птицами у меня на столе.

Практически одновременно появились три патронуса, столь же одновременно начавшие говорить.

— Гарольд, с тобой всё в порядке? — спросил аист голосом Ксенофилиуса Лавгуда. — Помощь нужна?

— Поттер, да пропустите же сов! — рявкнула лань голосом Снейпа. — Нужна ваша помощь в зельеварне.

— Мальчик мой, куда ты пропал? — исходя заботливой патокой, произнёс третий патронус, чью форму я не видел, потому что закрывался руками от сов. — Это существо называется патронус. Ответь ему, пожалуйста: где тебя искать?

Бомбёжка конвертами и бедлам растревоженного курятника наконец сошли на нет. Я осторожно опустил руки и оглядел окружающие руины. Окрестности стола были… разграблены. Совы стребовали обильную компенсацию морального ущерба и предпочли взять её натурой.

Сидя за соседним столом ко мне спиной, Луна заботливо отпаивала из кубка старую неясыть.

Рядом со мной терпеливо дожидалась ответа призрачная… курица. Глядя на неё, смеяться не хотелось совершенно: к любому патронусу я отношусь с тем же почтением и уважением, что и к моей Ночи. Каким фактором определяется внешняя форма этих мудрых сущностей, мне неведомо, но если это существо выбрало для себя именно такую оболочку — на то должны быть не менее мудрые причины.

— Буду первого сентября к ужину, — ответил я. — «Прости за беспокойство, пожалуйста. Доставить послание».

Курица… ну не похожа она на феникса, даже на старого и облезлого! Так вот, курица исчезла, чтобы тут же появиться рядом с директором. Я же принялся собирать размётанные послания и прятать их в сумку. Позже почитаю.

Среди конвертов затесался один приметный, для официальных отправлений Министерства магии. Вызов на подтверждение регистрации анимага? Не забыть бы вскрыть его в первую очередь и как можно быстрее.

Упрятав письма, я обречённо достал кулёк с совиным печеньем. Ещё раз оглядел стол. Самое вкусное пернатые почтальоны унесли с собой, остальное раскидали и перемешали с совиным пухом и тыквенным соком. Придётся и на этом пиру довольствоваться сухим пайком. Можно, конечно, попросить Фиби заменить посуду, но на меня сейчас смотрит столько глаз — и детских, и взрослых, — что демонстрировать подобные привилегии было бы верхом глупости.

Я не понимаю: почему назойливые письма отправляли другие, а виноватым оказался я? Закроюсь от сов и не пущу к себе больше ни одной, кроме Букли. Узнать бы ещё, как от них закрываться…

Я ещё не подозревал, что позабыть о спокойном окончании банкета сегодня суждено не только мне.

* * *

Обычно я не прислушиваюсь к тому, что обсуждается в гриффиндорском активе во время приёма пищи, но иногда это становится невозможно игнорировать. Постепенно повышавшая градус дискуссия в противоположном конце стола внезапно разразилась воплем:

— Как — Поттер?!

По позвоночнику пробежала тонкая ледяная струйка. В воздух взлетело полсотни отбивных: Джинни срочно понадобилось самое большое блюдо на столе. Как думаете, каких размеров должно быть блюдо, всё ещё вмещающее столько отбивных к середине банкета?

На меня одномоментно свалилось слишком много разнонаправленных раздражителей: предупреждение замка по неизвестному поводу; непонятный паровозный гудок за окном; ну и эти взлетевшие в воздух вкусности, сопровождаемые поднявшимся галдежом и криками. А потому я недопустимо долго тормозил, соображая, зачем Джинни несётся ко мне с пустым блюдом наперевес. Ну а дальше события понеслись вскачь.

Я попытался уклониться к полу, обернуться совой и отлететь подальше. Первое удалось, второе — нет. *Никаких полётов.* И оно к лучшему: Большой зал осветила молния магниевой вспышки, а магловскому фотоаппарату глаза́ не отведёшь. К сожалению, моё совиное зрение этого не перенесло: на какое-то время я почти ослеп. Откуда здесь вспышка? Неужели этот ряженый попсовик прихватил с собой в школу и фотографа?

— Получай!

По столешнице, где я только что находился, нанесли сокрушающий удар. Судя по характерному звону, массивное фарфоровое блюдо раскололось, но у Джинни должен был остаться в руках порядочный кусок. Однако меня сейчас заботило другое…

— Стоять, тварь!

Сильно полегчавший, но всё равно твёрдый и увесистый обломок приземлился мне на загривок. Паровозный ревун усиливался, явно приближаясь к нам. На только что получившую своё спину вывалился ледяной водопад.

— Н-на́ ещё!

Я извернулся и, не вполне осознавая зачем, ухватил девчонку поперёк талии и потащил прочь. Меня опять ослепило: сволочной папарацци сделал второй кадр.

Рёв усилился до максимума, а потом оставленное позади боковое витражное окно разлетелось вдребезги, и в зал с жутким грохотом вломилось что-то огромное и тяжёлое. Завопили сотни глоток, заскрежетали сдвигаемые махиной столы, продолжил реветь гудок. В поднявшейся панике мало кого интересовали два сцепившихся в потасовке гриффиндорца.

— Грабли убрал, недоумок!

Обессиленный спасательным рывком с тяжёлой ношей, я повалился на пол, увлекая за собой и рыжую. У неё, в отличие от меня, силы были не растрачены. На мои лопатки обрушился град энергичных тумаков.

— ТИ-И-ИХО! — сонорусом завопил Дамблдор.

Если паника и утихла, то ненамного. Бензина в огонь подливали непрерывные гудки ревуна и… проклятые вспышки! Желая хоть как-то ориентироваться в происходящем, я переключился на магическое зрение… и успел отбить летящее в Джинни парализующее заклинание откуда-то со стороны президиума. Пошли вон, мы сами разберёмся!

— В глаза смотри, тварь! — меня в два рывка перевернули и схватили за грудки. — Ты думаешь, я тебе клоун? Долбаный паяц на базарном балагане? Н-на!

Если верить второму зрению, на том месте, где совсем недавно находился «мой» участок гриффиндорского стола, стоял… автомобиль? Похожий силуэт, по крайней мере, вырисовывали многочисленные чары, нафаршировавшие корпус этого средства передвижения под завязку. Машина хлопала дверьми, прыгала на месте, ревела клаксоном и… по-моему, пыталась вытолкнуть из себя пассажиров, за что-то ухватившихся внутри и не желающих покидать взбесившееся нутро добровольно.

Отвлекшись на отбивание фирменного снейповского водяного шара, я пропустил удар с другой стороны. От души замахнувшись, рыжая фурия влепила мне правым в скулу. Я поплыл, а потому следующий прилёт по носу почти не почувствовал.

— … целый год! — когда я отошёл от кратковременного грогги, Джинни меня уже почти не трясла, а в голосе появились рыдающие всхлипывания. — Если я деревенщина неотёсанная, надо мной можно так измываться, да?

— Прости, пожалуйста, — невнятно произнёс я начавшими распухать губами. Похоже, меня ещё и по зубам отоварили.

За четверть минуты, пока я переваривал суровые ведьмины кулаки, бешеная машина сумела вытряхнуть из себя всех седоков, приподняться в воздух и развернуться. Ещё секунда — и автомобиль, надсадно вопя, выскользнул в разбитое окно и удалился в неизвестном направлении.

Следующее прилетевшее к нам заклинание было отчётливо медицинским, так что я не стал его задерживать. Всхлипнув и обмякнув, Джинерва Молли Уизли рухнула мне на грудь.

Проклятый папарацци щёлкал камерой, не переставая.

* * *

— … Большой зал разгромлен. Уничтожено старинное витражное окно! Чудо, что никто не пострадал!

Левый глаз распух и почти не открывался, губы тоже не просились на обложку модного журнала. Пара зубов шаталась, но все были на месте и целыми. Кровь из носа удалось остановить, но она постоянно норовила потечь опять, так что я старался не наклонять голову.

— Вам что, наскучил школьный поезд, мистер Финниган? Или он для вас недостаточно хорош, мистер Уизли? Захотелось явиться на пир с помпой и фанфарами? Поздравляю, шалость удалась!

— Мэм, во всём виноват барьер! Он не хотел нас…

— МОЛЧАТЬ!! — рявкнула МакГонагалл, грохнув по столу кулаком и излишками магии. — Ваши байки будете травить недоумкам из нового набора!

В кабинете директора, помимо самого хозяина, присутствовали МакГонагалл и Снейп. На ковре песочили Рона Уизли, Симуса Финнигана и вашего покорного слугу — за компанию. Джинни накачали успокоительным и оставили в больничном крыле.

— Витраж из Кентербери прошлого века — кто, по-вашему, оплатит его восстановление, мистер Уизли?

Последние слова МакГонагалл заставили рыжего испуганно побледнеть. Собственно, главное вы поняли: на том летающем автомобиле прибыли эти два недоумка — Уизли и Финниган. Где они раздобыли зачарованный автотранспорт и почему не поехали на поезде, я пока не понял, да особенно вникать и не стремился. Недоумки есть недоумки. Приземление в Большом зале через выбитое окно прекрасно вписывается в их дурацкую историю естественным финальным аккордом.

— Кхм, Минерва, — нарушил молчание Дамблдор. — Я думаю…

— Витражное окно — ещё не самое печальное в этой истории, — неприязненным голосом сообщил Снейп, выкладывая на стол газету. — Вот, полюбуйтесь. Они триумфально засветились в вечерней прессе. *Сегодняшней*, заметьте!

— Мерлин… — ухватилась за сердце МакГонагалл, прочтя подзаголовок. — Четыре случая, шестеро свидетелей…

— Это только то, что успело до отправки в печать, — продолжил забивать гробовые гвозди зельевар. — Полагаю, их эпохальный вояж наблюдала половина Британии. Магловской Британии!

— Теперь нас точно исключат, — едва слышно буркнул Финниган. — А я тебе говорил!

— Куда бо́льшая ответственность ожидает владельца «Форда», — нанёс добивающий удар Снейп. — Как только вышедший из-под контроля артефакт отыщут, определить его хозяина труда не составит. И хорошо, если эта рухлядь не начнёт теперь блистать на магловском небосклоне сама, по своей воле. В противном случае растяпе грозит минимум Азкабан.

Повисла тяжёлая тишина, меня, впрочем, не особо обманывающая: кто у нас председатель верховного суда, утверждающий подобные приговоры?

— Мы пойдём собирать вещи, — убито сообщил Уизли. Когда он успел их разложить, интересно?

— И не надейтесь отделаться так легко! — отрубила МакГонагалл. — Вы получаете последнее предупреждение. И я сегодня же напишу вашим родителям!

Дадим детишкам второй шанс… Похоже, Снейп был со мной на одной волне: радио «Охренев FM», круглосуточно.

— Но, директор Дамблдор, эти хулиганы нарушили Закон об ограничении магии несовершеннолетних! — попытался он воззвать к минимальной справедливости. — А этот жуткий акт вандализма…

— Кхм… Без сурового наказания они не останутся, Сев… профессор Снейп. Но его назначит декан Гриффиндора.

Усталый пессимизм на лице декана Слизерина красноречиво отражал, что он думает о неотвратимости и суровости возмездия за учинённый беспредел.

— Минерва, к ним ещё что-нибудь есть?

— Нет. — МакГонагалл холодно посмотрела на любителей автофристайла по витражам. — Оба, прямо отсюда следуете в свою спальню, нигде не задерживаясь и никуда не сворачивая. Вам ясно?

— Я, это… — Невероятно, но у Рона в подобной ситуации возникли какие-то неясности или, не ровен час, возражения. — Профессор, я бы хотел глянуть… как распределяют мою сестру.

Трое взрослых, не сговариваясь, посмотрели на мою опухающую физиономию.

— Церемония распределения давно закончилась, — сухо произнесла МакГонагалл. — Твоя сестра тоже попала на Гриффиндор.

— Здорово!

— И, что касается Гриффиндора…

— Профессор, — решил нарушить молчание и хитрозадый Финниган. — Но ведь когда мы садились в автомобиль, семестр ещё не начался. Значит, с нашего факультета не снимут баллы?

Я устало отвернулся и посмотрел в окно. Честно говоря, мне даже вздыхать не хотелось. Мне вообще сегодня лучше разговаривать по минимуму: я не понимаю, что здесь происходит, каким был *здесь* предыдущий год и что мне нужно «помнить» о нём. В синей мантии я не ходил, но уже успел засветиться дурацкой фразой. Завязываем с…

— Оба — в спальню! — рявкнула потерявшая терпение МакГонагалл. — Живо!

Дважды повторять не пришлось, и уже через полминуты медлительная горгулья закрыла за второкурсниками проход. Педагоги переместили своё мрачное внимание на меня. Оберег нагрелся, и я привычно населил мысли созерцательной пустотой.

— Мальчик мой, — проникновенно начал директор. — Что происходит?

Звучит тревожно, но слишком уж неконкретно. На всякий случай я отгородился умеренным Щитом пустоты и проверил готовность перенаправляющего чары портала — пока что неактивного. Зрение переключилось на магическое. Лицо продолжало удерживать непонимающее выражение.

— Что с твоей одеждой? — поинтересовался Дамблдор, не дождавшись реакции на первый вопрос.

— Там пол был грязный, — промямлил я разбитыми губами. — Щас почищусь…

— Прекратите юлить! — подключилась МакГонагалл. — Почему вы в синих цветах?

Я заторможено посмотрел на сапфировый шарф и пожал плечами. Дождавшись ещё одного окрика, поведал о том, что мантии перекрасились сами собой, все сразу. Снейп обратил внимание на герб, Дамблдор с озабоченным видом полез в сейф и достал солидный артефактный фолиант. Открыл, пролистал до нужной страницы, посмотрел сам и показал другим.

— Он на Гриффиндоре, — произнесла МакГонагалл с облегчением. Снейп дежурно скривился. — Но почему…

— С этим разберёмся позже, — Дамблдор запер сейф и перешёл к следующему пункту. — Гарри, зачем ты подрался с этой девочкой? Ты её знаешь?

Я подрался, надо же? Хорошо, что за лицом следить нетрудно: свежие гематомы маскируют лучше любой балаклавы. А ещё хорошо, что переполох с проверкой моей текущей принадлежности к факультету замылил мою оговорку о «проходил в этом весь прошлый год».

Итак, драка. Проще всего свалить всё на рыжую: сама налетела, сама надавала тумаков, а что нашло на эту дуру — не ведаю. Но мне решительно не хочется подставлять нормальную девчонку в первый же её день в нашей школе выживания. Она и так сама себя здорово подставила.

А ещё, чем меньше я переведу на неё стрелок, тем меньше её будут допрашивать обо мне. Попробуем съехать на тормозах.

— Видел на вокзале, — нейтрально ответил я. — Мать звала её Джинни вроде. Миссис Уизли то есть.

— И почему же порядочные ученицы лезут на вас с кулаками, мистер Поттер? — с ледяной иронией поинтересовался Снейп.

— Гриффиндорцы иногда дерутся и мутузят друг друга, — произнёс я с туповатым видом, но без улыбки. Трудно улыбаться с разбитыми губами. — Таков уж наш факультет, профессор Снейп.

— Немыслимо! — возмутилась МакГонагалл. — Не смейте возводить напраслину на Гриффиндор, позоря его своими…

— Кхм, — кашлянул Дамблдор, как-то странно сверкнув очками. — Допустим. Гарри, где ты был летом? Почему тебя не было дома?

О, вот на этом моменте я уйду в глухую оборону, и причина тому — Квиррелл. Неизвестно, как объяснили общественности его пропажу или смерть, но понятно, что меня с этим *пока что* не связывают. Квиррелл пленил меня скрытно, в безлюдной школе и вне директорского плана. Погиб любитель тюрбанов так же внепланово. И если уж моё тело не обнаружили за лето, я или исчез до сентября из разгромленной комнаты с зеркалом, или туда никто не наведывался после праздничного пира. И я не собираюсь давать директору настолько вкусный компромат на себя, самоподставляясь под подозрение в убийстве пока что непонятно какой степени. Пусть уж лучше мне вменяют самоволки и хамское отношение к руководству.

— Мальчик мой, молчание здесь неуместно, — произнёс Дамблдор, когда пауза неприлично затянулась.

Ладно, попробуем взбаламутить воду провокацией.

— Наверное, мне нужно было вломиться через второе окно, — буркнул я. — Сейчас бы уже спокойно сидел в спальне, распаковывая вещи.

МакГонагалл потрясённо хватанула ртом воздух. Дамблдор уставился на меня так, будто видел в первый раз. Снейп состроил гримасу мрачного удовлетворения только что сбывшимся прогнозом десятилетней давности.

— Вот к чему приводят ваши вторые шансы, Альбус, — произнёс он негромко.

— Гарри, — Дамблдор смотрел на меня серьёзно. — Ты отдаёшь себе отчёт в том, что сейчас сказал?

Щит усилился. Палочку Дамблдор пока не доставал, но я не знаю, сколько времени ему для этого требуется. Слой Пустоты увеличит подлётное время враждебного конструкта и даст мне возможность отреагировать активацией портала. Вся предназначенная мне гадость попадёт директору в спину. Заранее активировать портал не стоит: неизвестно, как отреагирует на него сканирующая меня сейчас магия легилимента.

— Я прибыл в школу к началу семестра, профессор Дамблдор, — нейтрально ответил я. — Почему вас беспокоит, где и как я отдыхал летом?

МакГонагалл сокрушённо качала головой, но в разговор пока не вступала. Снейп нацепил маску нечитаемого презрения.

— На тебя поступила официальная жалоба из Министерства магии, — приоткрыл Дамблдор часть претензий. — Ты колдовал вне школы. Это серьёзный проступок, и снятием баллов за него не отделываются.

Это ещё что за новости? Нужно срочно знакомиться с набежавшей корреспонденцией. Если я правильно помню закон… А, кстати!

— Откуда известно, что это был я?

— Колдовство замечено на Тисовой, 4. Из магов там живёшь только ты.

— То есть, летом я всё же был дома? — парировал я несложным умозаключением, продолжая обдумывать, кто и зачем меня так подставляет. — Ну, Министерство же не может ошибаться? Или может?

Некоторое время директор смотрел на меня без своей обычной улыбки.

— Минерва, быть может, стоит отстранить мистера Поттера от игры в факультетской сборной? — задумчиво спросил он наконец.

Каюсь, я не смог удержать удивление от кратковременного прорыва на лицо. Это ещё что за новости? Все наши договорённости, «бенефисы», «в следующем году будет новый ловец» — всё это побоку? Что тут происходило в «прошлом»? Что ещё мне нужно сделать, чтобы окончательно порвать с дурацкой игрой? «Нимбус» сломать? Главный витраж расколошматить? Закурить в Большом зале?

— В конце концов, защита чести факультета — это привилегия, — по-своему понял моё замешательство Дамблдор. — Хулиганам не место на этом посту, какими бы талантливыми они ни были. Незаменимых людей нет.

МакГонагалл не вмешивалась в воспитательную риторику директора, но было видно, что от идеи замены ловца она не в восторге. А вот мне, например, не очень понравились последние слова Дамблдора.

— Я не прикасался к палочке на летних каникулах, — решил я не дразнить гусей. Сказанное было абсолютной правдой: каникул у меня не было.

Директор потомил меня минутой давящего молчания, хотя мне показалось, что в его глазах мелькнула тень удовлетворения моим «испуганным прогибом».

— Есть вещи, за которые с детей спрашивают по-взрослому, Гарри, — подвёл он итог беседе. — Ступай и подумай над своим поведением.

Выйдя из кабинета, я зашагал в направлении гриффиндорской гостиной. Есть тут один туалет по пути, редко посещаемый ввиду непопулярности окрестных маршрутов. Зайдя туда, я выбрал самую грязную кабинку, заперся изнутри и перешёл в Саргас.

* * *

Разобравшись с первоочередными вопросами и выпроводив коллег, директор некоторое время сидел неподвижно и обдумывал сложившуюся ситуацию. Он не мог решить, радоваться ему или напрягаться в связи с неожиданным возвращением Гарри Поттера.

О том, что мальчик отсутствует в доме на Тисовой, Дамблдор узнал в начале августа, когда подошло время «эвакуации» Избранного в Нору. Арабелла Фигг в очередной раз повредила ногу и целый месяц не имела возможности передать тревожные новости наверх: каминный порох не вовремя закончился (старуха как раз и следовала за ним в Косой переулок, когда ступня неудачно подвернулась на плиточной выбоине), а резервного связного Флетчера законопатили в магловский миграционный изолятор. Связь удалось восстановить лишь младшим Уизли, сообщившим наконец начальству через родителей, что «спасать» с Тисовой некого.

Опрошенные Дурсли подтвердили, что мальчишка в Литтл-Уингинге не появлялся: не вышел к долго ожидавшему его на вокзале Вернону и не добрался позже, своим ходом. Дальнейшее расследование показало, что и в Хогвартс-экспрессе Гарри никто не видел. Директор досадливо поскрипел зубами, но пенять было не на кого: именно он и сократил в своё время штатное взрослое сопровождение школьного состава.

Но главная неожиданность ожидала Дамблдора около дома: «кровная материнская защита» отсутствовала.

Никакой защиты от Гарриной матери — на родственной крови или по каким-то другим принципам — конечно же никогда и не ставилось. Однако Дамблдору в доме на Тисовой требовался сложный комплекс магического воздействия, работающий автономно в его отсутствие: отваживающий магов, регулирующий поведение Дурслей, многофакторно влияющий на подрастающего Гарри… Всё это должно было работать именно автономно: интеллектуально, адаптивно, на собственной подпитке без участия мага. У председателя Визенгамота просто не было времени наведываться в Литтл-Уингинг каждую неделю или каждый Гаррин выброс. Роль у Гарри хоть и не второстепенная, но и у директора это — не единственный театр на содержании.

А потому Дамблдор поступил не раз проверенным способом: вызвал из-за Грани магическую сущность и заключил с ней контракт. Нет, не Тёмную. И нет, Дамблдор принципиально не знал и не желает знать, какая именно сущность нейтральных или светлых планов откликнулась на его вызов в тот раз. Оба «нет» связаны с ответственностью, которая может ему грозить, если, чисто теоретически, его когда-нибудь схватят за локоть и подвергнут допросу с глубоким контролем истинности ответов.

Так что, начертив на земле не слишком мощную печать — нейтральные и светлые твари не требовали серьёзной защиты, — Дамблдор разместил в нужных местах аванс и окончательную оплату — в общей сумме несколько человеко-лет «азкабанского молока», — повернулся к диаграмме спиной и произвёл вызов. Почувствовав рядом сильную нейтральную сущность, он, всё ещё не поворачиваясь, произнёс условия договора — как всегда, в расплывчатых формулировках, но с большим количеством обязанностей, — сформулировал срок — до наступления семнадцати лет или до момента, когда малолетнему магу перестанет требоваться опека Защитника, — не глядя указал на оплату и финализировал свою часть договора собственной магией, произнеся «Dixi».

Через несколько мгновений аванс исчез, а фиал с оплатой окуклился останавливающей время магией, пряча и печать договора, и награду за его выполнение. Констатировав принятие сделки, Дамблдор покинул Литтл-Уингинг — молча и так ни разу и не обернувшись. Можно было не сомневаться: тварь сделает всё, что заказано, ведь оплата была более чем щедрой. Дамблдор мог спокойно сосредоточиться на других делах: твари — не люди и на контракт, который они не в состоянии выполнить, не соглашаются.

Это было в восемьдесят пятом. А сейчас директор нашёл на Тисовой лишь давно погасшую септаграмму да пустующий слот оплаты. Фиал с молоком был изъят. Штатно изъят, как справедливая награда за полностью исполненный контракт. И Дамблдору оставалось лишь гадать, какое из двух поставленных им условий сработало столь парадоксально, что и тварь, и магия приняли его без колебаний.

Поиски пропавшего шпанёнка оказались безрезультатными. Припасённые с младенческих времён волосы не давали никакого отклика: то ли срок хранения истёк, то ли их подросший хозяин был запрятан основательнее. Гарри не отыскивался ни почтовыми совами, ни по меткам на мантии-невидимке. Дамблдор воспользовался министерскими связями и подключил Отдел неправомерного использования магии, но тщетно: каминами мальчишка не пользовался, а надзорные чары на его странной палочке были слишком старыми и не содержали официальных поисковых маячков.

Самым же необычным было то, что Поттера не смог отыскать дамблдорский патронус. Это было серьёзно. В Британии оставалось не очень много мест, где можно спрятаться от такой магии.

И подозрение Дамблдора пало на Малфоя. Уж очень странные шевеления замечались за ним этой весной. Нет, директор и мысли не допускал, чтобы Люциус мог выкрасть и заточить национального героя в собственных казематах: это было бы настолько тупо, бесперспективно и сказочно удачно для Дамблдора, что… ну не бывает таких праздников, короче говоря. Но вот решиться пригласить адекватного гриффиндорца в гости…

И Дамблдор вновь воспользовался связями и собственным даром, чтобы устроить Малфоям неожиданный проверочный рейд из министерства. Попавший в команду экспертов Артур, сроду не допускавшийся к перетряхиванию чистокровных фамильных гнёзд и окучивавший лишь околомагловских неудачников, был снабжён и специализированными артефактами, и чёткими инструкциями, где и на что смотреть прежде всего.

Артур выполнил основную задачу на сто процентов. Досадные мелочи вроде сработавшей при выходе из манора защиты и ледяного малфоевского «Это — можете оставить в подарок» — не в счёт. Ну есть у главы рыжего семейства такое хобби: утащить с каждого рейда хоть что-то в качестве трофея, и все, кому нужно, об этом в курсе. Именно поэтому в доме Уизли нет ни одного одинакового стула. И если Артуру нравится ежедневно завтракать из тарелки с малфоевским вензелем — кто ж ему судья?

Однако Гарри Поттера в малфоевском поместье не оказалось. Поисковый артефакт на остатках младенческих волос обязан был сработать внутри периметра и в такой близости от разыскиваемого, но остался холоден и не показал ни непосредственного, ни даже недавнего присутствия в прошлом.

Дамблдор было нацелился на оставшиеся полдюжины кандидатов понейтральнее, но столкнулся с неожиданно мощным и единодушным противодействием. Прошедший рейд показал общественности просто таки образцовый порядок в доме бывшего пожирателя: не иначе как министерство течёт похлеще ржавого дуршлага. И дальнейшие дамблдорские поползновения вызывали справедливое негодование: бывшие слуги Лорда Волдеморта полностью оправданы Визенгамотом десятилетие назад и давно уже «отдали долги родине». Сколько лет ещё их будут терзать безо всяких оснований, тем более что Величайший Светлый теперь замахнулся и на семьи, вообще никогда и никаких дел с Волдемортом не имевшие?

Или Аврорату вместе с Великим Светлым решение верховного магического суда — не указ?

Аврорат с министерством предсказуемо отступили, тем более что Дамблдор не стал сообщать им, кого именно они ищут. Дамблдор же не хотел однозначно подтверждать на публике своё непосредственное участие в дошкольной жизни Гарри Поттера: такой размытый подход, как и обычно, оставлял ему свободу манёвра между присоединением к себе славы победителя и полного открещивания в случае обнародования некоторых исторических реалий восьмидесятых.

А потому директору оставалось только проверить последнее место, где патронусы имели проблемы с доступом — Азкабан, — неофициально оповестить свои старые контакты в Подлипном городе и Сен-Дени, после чего отложить активный поиск до первого сентября, когда можно будет вполне обоснованно поднять тревогу.

И вот первое сентября наступило. Вместе с ним, отменяя почти запущенный «План Б», на пороге появился блудный Избранный. И директор не знал, радоваться этому или огорчаться.

Целое лето псу под хвост. Щедрое, богатое, двухмесячное лето, когда маленькие маги растут и развиваются интенсивнее всего, а вот назойливая магия Хогвартса ни в малейшей степени их не защищает. Сколько возможностей упущено, сколько выверенных планов списано в помойку! И речь даже не о Норе — речь о том, что этой Норе должно было предшествовать. Поневоле задумаешься: да зачем ты вообще явился, если именно сейчас? Месяцем раньше бы, или вообще никогда…

Но будем реалистами и не станем гневить удачу: прибывший в последний момент Поттер всё же лучше, чем «План Б». *Если*, конечно, с этим Поттером хоть что-то можно сделать. Уж больно рано он отцовский норов стал показывать, мажорчик с чуланных просторов. И лето бездарно растрачено, а в Хогвартсе работать куда как тяжелее…

Дамблдор рассеянно погонял по столу стакан с пучком сувенирных перьев четырёх факультетских цветов. Есть и в Хогвартсе способы. И у Дамблдора ещё есть время, чтобы присмотреться, подправить и перерешать. Два месяца имеется точно. А летний план придётся навёрстывать здесь же, по ходу пьесы.

Директор встал, приглушил свет в кабинете и подошёл к окну. Долго смотрел на ночное небо, где среди быстро бегущих облаков виднелись дрожащие звёзды.

Поттер — не главная проблема старика. Ему непонятно, как двигаться дальше. Конечная цель ясна, но пути к ней медленно, но неуклонно заволакивает туманом. А он — мореплаватель, упустивший в темноте компас и сейчас пытающийся нашарить его по углам и под мебелью.

Старческая ладонь сжалась в кулак. Хрустнули пальцы, отлетели белые искры избыточной магии. Нашарит, никуда он не денется. На то у него и «проклятая» преподавательская должность имеется. А вот мелкую пощёчину Малфоя нельзя ни забывать, ни спускать на тормозах в терпеливую бороду. И ради такого случая очень даже стоило расщедриться на полноценный «сценарный лист». Сам Люциус — пока что вне досягаемости директорских рук, но вот его единственный сын…

Они все у него в руках, мрачно ухмыльнулся Дамблдор трепещущим звёздам. Все до единого. И помнят об этом каждую минуту. И наступающий год должен наглядно освежить их бледнеющую память.