Дракон Севера (джен)

Во мраке подземелья

Не помогает злость,

В мою сырую келью

Вошел незваный гость.

Янтарными волнами свет

Окутал его силуэт.

— Откуда в тебе столько силы?

Дай ответ!

(Эпидемия — Исповедь первого бога)

Его трясло — впрочем, это было неудивительно. В тюрьме Урубаена должно быть довольно холодно, верно? Или его попросту лихорадит — какая разница?

Безразличие. Апатия. Металлический запах крови, казавшийся уже неотъемлемой частью затхлого воздуха.

Это совсем несложно — причинить боль.

Сложно причинить ее правильно.

И они прекрасно знали, как это делается. О, его истязатели явно не жаловались на отсутствие опыта в подобных аспектах. Все они — от заплечных дел мастеров до короля, — хорошо освоили эту науку, способную даже самого стойкого пленника заставить пересмотреть свои взгляды на жизнь и развязать язык самому молчаливому узнику, вздумавшему по недоразумению строить из себя героя.

Муртаг давно уже потерял счет времени. Он не знал, сколько часов или даже дней прошло с тех пор, как он оказался в этих стенах. Быть может, даже лет, кто знает? Для юноши существовало лишь бесконечное число мгновений, наполненных болью и отчаянием.

Он был заперт в небольшом темном помещении, не в силах даже на миг расслабиться — руки, скованные над головой, были подтянуты к своду так, что приходилось стоять, вытянувшись в полный рост, потому что стоило бы пленнику обессилеть и повиснуть на цепях, как он вывихнул бы оба плеча. Это само по себе было пыткой — после проведенных в таком состоянии часов (дней? столетий?) тело словно горело огнем. Вспышками боли отзывалась на каждый вздох исполосованная бичом спина — интересно, там вообще осталась кожа?

Вокруг длинных глубоких порезов на груди и боках запеклась кровь. Сейчас на фоне всего остального Муртаг почти не чувствовал их — зато прекрасно помнил, как его скручивала судорога и пронзала боль каждый раз, когда сам Гальбаторикс собственной персоной с деланной неспешностью проводил кинжалом вдоль очередного ребра, обнажая кость. Король лично снизошел до бывшего подопечного, практически сделав из него пример. Пленнику не задавали вопросов. Не предъявляли требований. Просто заставляли подыхать от боли под низким каменным сводом камеры. Что ж, значит, это — расплата за побег и переход на сторону варденов? В таком случае, почему Муртага сразу не казнили? Или Гальбаторикс счел это слишком мягким наказанием за предательство? Или он что-то задумал? Или…

Муртаг опустил голову и прикрыл глаза, чтобы не видеть опостылевших стен. Мысленно юноша уже смирился с тем, что не покинет их живым, и ясно осознал, что не боится — он просто хотел, чтобы все это закончилось. Но вместе с тем понимал: это только начало.

Истязатели до отвратительности педантично подошли к делу — магия не позволяла пленнику потерять сознание, заодно поддерживая жизнь в его теле и не давая слишком сильно ослабеть. Иначе он наверняка уже давно впал бы в блаженное забытье…

Муртаг глубоко вдохнул — и тут же пожалел об этом: воздух обжег пересохшее горло, не говоря уже о мгновенно вспыхнувшей боли в ребрах и израненной спине. Воды, ему бы хоть каплю воды…

Ну, уж нет! Если Муртагу суждено здесь подохнуть, то он хотя бы умрет достойно, а не станет унижаться перед своими мучителями, вымаливая у них хоть что-то. Нет, он не доставит им такого удовольствия!

Даже если они вдруг начнут его допрашивать, то ничего и никогда не узнают, это пленник уже решил твердо. Он лучше умрет, но не станет предателем.

Еще, казалось бы, совсем недавно Муртаг был уверен в том, что у него никого не было. А теперь он знал, что не один. Муртаг встретил человека, ставшего ему другом — а вскоре после битвы при Фартхен Дуре узнал, что тот его брат.

Эрагон, Всадник, надежда Варденов — его младший брат.

Семью не выбирают, но происхождение Муртага было для него подобным клейму. Сын Морзана, Проклятого, жестокого монстра в человеческом обличье. Неудивительно, что мать некогда сбежала от него, что, впрочем, не приглушало еще детской обиды юноши: почему она не взяла его с собой?

Как оказалось, она исчезла, чтобы уберечь его еще не рожденного брата. И она наверняка забрала бы и старшего сына, если бы не умерла вскоре после возвращения… По крайней мере, Муртагу хотелось в это верить. Потому что… во что еще ему верить?

Все это он узнал от старика Брома, некогда отправившего на тот свет Морзана и все время, прошедшее с встречи Муртага с ним и Эрагоном близ Драс-Леоны, подозрительно посматривавшего на юношу. Ясное дело, из-за папаши — старик этого и не скрывал. Впрочем, после завершившейся победой варденов битвы Бром, видимо, все же со скрипом признал, что сын не отвечает за отца, и поведал Муртагу и Эрагону об их родстве. У юношей были разные отцы (родителем младшего оказался сам Бром), но одна мать.

Это было… странно. Наверно, Муртаг к тому времени слишком устал, чтобы удивляться, и долго не мог решить, как ему отнестись ко всему этому. По крайней мере, брат Всадника в глазах повстанцев все же гораздо лучше, нежели сын Проклятого. Но, чего бы он не сделал в будущем, он останется лишь братом Всадника. Муртаг помнил, как обида жгла тогда его душу от этих мыслей.

Но он был старшим братом — а каким должен быть хороший старший брат? Муртаг так и не успел тогда разобраться в своих эмоциях и пошатнувшемся мировосприятии. А потом произошла очередная кровопролитная схватка.

В этот раз все было хуже, ибо среди них оказались предатели. Юноша помнил, как сражался плечом к плечу с Аджихадом, и тот, казалось, впервые смотрел на него с уважением. Помнил смерть предводителя, издевательские ухмылки Двойников и подземные туннели, по которым они вели пленника. Или, скорее тащили.

И вот теперь он здесь — в камере пыток с низким потолком. Он здесь, он пытается вдохнуть, пытается выжить, пытается, пытается…

Шаги за дверью выдернули его из воспоминаний. Муртаг стиснул зубы, понимая, кто и зачем пришел сюда. Его ждет очередная порция боли, которую как-то надо будет пережить. Пребывая в сомнениях до того, как угодил в плен, именно в этих мрачных подземельях юноша принял решение: он не предаст брата. Королю и его цепным псам его не сломать. Нет, его истязатели не узнают ничего! Впрочем, за все это время они и не задавали вопросов…

Судя по звукам, кто бы ни явился сюда, пересекать порог камеры пыток он явно не спешил. Несколько секунд тишину ничто не нарушало, после чего послышался незнакомый Муртагу мужской голос:

— Судя по тому, что я вижу, твоя марионетка не наделена фантазией — как, впрочем, и способностью логически рассуждать. Тебе еще не надоело? Пожалуй, Гальбаторикс слишком скучен даже для тебя.

— Скучен? — ответил ему другой голос, и его пленник тоже слышал впервые. Судя по тону, говоривший откровенно веселился. — Да я уже так не развлекался, пожалуй, лет двести! Представь себе, этот остолоп до сих пор считает, что у него есть власть, и свои решения он принимает сам! Они все здесь давно забыли о нас, а потому им и в головы не приходит что-то заподозрить!

«Это еще кто? Или я брежу, и все это мне попросту слышится?»

— Я вижу, ты присмотрел новую жертву? — продолжал все тот же голос. — Как он тут вообще оказался? Пожалуй, это будет даже забавно.

Муртаг даже не попытался поднять голову и открыть глаза, чтобы взглянуть на незнакомцев. Ни к чему, да и что хорошего он мог увидеть? Меж тем визитеры перебросились еще парой малопонятных фраз и замолчали, словно их и не было. Пленник успел подумать о том, что услышанный им разговор был лишь плодом воображения (где еще Гальбаторикс может быть чьей-то марионеткой?), прежде чем за дверью вновь послышались торопливые шаги, а затем дверь распахнулась. В этот раз Муртаг все-таки поднял голову — и увидел вошедших в камеру Двойников.

* * *

…Он вновь не мог сказать, сколько времени прошло с того момента, как ему почудился тот разговор. Вновь ему казалось, что это — вечность, наполненная болью. В этот раз истязатели придумали кое-что новое — пламя, которое было иллюзией, но причиняло боль, как настоящее. Теперь Муртаг знал, что чувствует человек, сгорающий заживо.

Иллюзия то ослабевала, давая возможность хотя бы немного отдышаться, то набирала силу, и пленник мог только удивляться тому, что все еще жив. Должно быть, все та же магия, поддерживающая его в относительно живом состоянии, не давала ему умереть от боли.

В краткие секунды, когда заклинание вновь ослабло, Муртаг невольно подумал о том, что пленители словно стараются не искалечить его — значит, он зачем-то нужен Гальбаториксу живым и способным сражаться?

«Чтоб вас разорвало, ублюдки!» — с ненавистью подумал пленник, глядя на ухмыляющихся Двойников. Если бы в этот момент у него были свободны руки, если бы у него было оружие…

«Значит, ты жаждешь их смерти?» — голос, раздавшийся будто бы прямо в его голове, стал для Муртага полной неожиданностью. Он узнал его — точно, этот голос принадлежал одному из собеседников в том разговоре, который ему почудился… Или не почудился?

Или это новый морок, и истязатели пытаются свести его с ума?

«Ну же, — вновь прозвучало в голове. — Ты хочешь избавиться от своих мучителей, и я милостиво предоставляю тебе такой шанс».

Заклинание вновь стало набирать мощь, и на размышления у Муртага уже попросту не хватало сил — оставались только боль и желание перерезать глотки Двойникам.

«Неужели и сейчас ты не желаешь заключить сделку? Твои враги будут мертвы, а ты — свободен и уважаем. Никто больше не напомнит тебе о твоем отце. Разве не это тебе желанней всего?»

В другое время бестелесный голос вряд ли смог бы убедить Муртага, но в этот момент мир для него сузился до иллюзорного огня, объявшего его тело.

«У меня два желания — смерть этих двоих, и оказаться подальше отсюда», — собрав последние остатки воли, мысленно ответил он невидимому собеседнику.

И в этот момент иллюзорное пламя исчезло — так резко, словно его и не было. Двойники корчились на полу, и пленник видел как их кожа пузырится и лопается, словно кровь вскипела в их жилах. А потом их… разорвало. В самом прямом смысле разорвало, обдав свод, стены и пол камеры кровью вперемешку с ошметками плоти и обломками костей. Самого пленника этим отвратительным дождем почему-то не задело, хотя и должно было. Зрелище было действительно жутким, но сам Муртаг все еще не верил в то, что только что произошло на его глазах. Это просто не укладывалось в голове. И… неужели эти два выродка действительно наконец-то мертвы?

«Как видишь, свою часть договора я выполнил, — вновь произнес невидимый собеседник. — О твоей же части сделки мы поговорим позже».

Одновременно с этими словами незнакомца Муртаг словно провалился в темноту. Боль отступила, чтобы через миг вспыхнуть с новой силой — казалось, будто его тело выворачивает наизнанку и одновременно с этим куда-то тащит. Муртаг закричал бы, если бы мог. Словно бы со всех сторон доносился неясный многоголосый шепот. А потом в сознании словно мигнула алая вспышка, и все — боль, голоса, ощущение движения, — исчезли. Осталась лишь тьма.