Не та книга (джен)

— Подъём! Живо!

Утренний сон особенно сладок. Однако грохот бьющейся в петлях дверцы не оставлял ни малейших шансов детской дремоте.

— Вставай, негодный мальчишка! Хватит спать!

Над головой дробно зашелестела осыпающаяся пыль. Неясно, откуда в стерильном хозяйстве тётушки Петунии бралось столько пыли, но в чулане под лестницей она сыпалась всегда, стоило лишь постучать по фанерным стенкам или, что особенно любил делать Дадли, попрыгать сверху по скрипучим ступенькам. До тех пор, пока Гарри не догадался соорудить себе «подвесной потолок» из натянутых под косоуром газет, эта пыль сыпалась ему в кровать, в лицо и в глаза.

— Живо!

В дверь саданули особенно сильно, и Гарри решил не испытывать судьбу.

— Да, тётушка.

Семейство Дурслей жило в типичном доме среднего класса: двухэтажном «коттедже» на четыре спальни, со встроенным одноместным гаражом и крохотным парадным газоном. Лестницы в таких домах довольно узкие и не идут ни в какое сравнение с пролётами в супермаркетах. Детская кроватка-топчан в подлестничном чуланчике помещается, а вот чтобы спустить с кровати ноги, уже требуется открывать дверь. Иначе коленки девать некуда. Даже такому мелкому и тощему пацану, как Гарри.

Откинув одеяло, привычно поджав ноги и извернувшись, Гарри «распаковался» из положения «лёжа» в положение «сидя». Затем пошарил по небольшой полке над подушкой и водрузил на нос очки. С очками нужно было обращаться осторожно: дужка была сломана и заклеена скотчем.

— Шевелись, у тебя минута на ванную, — сообщила всё ещё стоявшая над душой тётя. — И присмотри за беконом на кухне. Сегодня день рождения Дадли, так что всё должно быть идеально!

Остатки сна мигом вылетели из головы. Сегодня! Сегодня он наконец…

— Да, тётя!

Проигнорировав носки под кроватью, Гарри подхватился и пошлёпал в санузел. Минута в понимании тётушки — это именно минута. Дальше начнутся санкции. А лишних санкций именно сегодня Гарри не хотелось бы.

Нарезать бекон порционными ломтиками и выложить их на разогретую с маргарином сковородку было для Гарри привычным делом. Большая сковорода вмещала ровно четыре английских завтрака и повлиять на это было трудно, но ничего не мешало отрезать лишний кусок сырой грудинки и тихо схарчить его, пока тётя смотрит в другую сторону. И ломтик колбасы, которую он шинковал аккуратными дольками, пока румянится бекон. И кусочек хлеба, загружавшегося в тостер. Главное — не чавкать, не жадничать и не давиться, ну и чтобы Вернон не заметил. Но у дяди сегодня иные заботы.

— Тридцать шесть! — провопили за спиной плаксивым дискантом, когда Гарри уже вылил на сковороду положенные восемь яиц и занялся помидорами. — На два меньше, чем в прошлом году!

Тридцать шесть. Эту цифру Гарри помнил, но он совершенно не представлял, что она значит на практике. Места на кухне не осталось. Гарри едва пролез к небольшому пятачку у плиты. Часть особо габаритных подарков всё равно не поместилась и высилась внушительной кучей в прихожей.

Новый компьютер и россыпь картриджей к нему. Ещё один телевизор. Видеомагнитофон. Гоночный велосипед. Радиоуправляемый вертолёт. Сборный моторизированный танк 1:10. Фотокамера. Видеокамера. Детские рации. Комплект «лазерных бластеров». Приличный бинокль. Петарды «Юный коммандо». Куча неидентифицируемых пёстрых упаковок. И золотые часы.

Самое важное для одиннадцатилетки — это золотые часы. Как пенсне на обезьяне.

— Ты забыл подарок тётушки Мардж, — поспешила погасить истерику Петуния. — Завалил его вон теми коробками.

Это не мудрено. Подарок у Мардж был всегда один и присылался в конверте.

— Тогда тридцать семь… Тридцать семь?! Но это же… это же всё равно меньше, чем…

Похоже, воспитательная истерика неизбежна, озабоченно подумал Гарри. Как назло, места для манёвра нет, кухня — не самое большое помещение в доме. Но кто же виноват в том, что обеденный стол — любимое место Дадли?

— Мы купим тебе ещё два подарка, сегодня в городе! — Тётя тоже клювом не щёлкала и опасные признаки отслеживала загоризонтно. — Как тебе это, малыш? Ещё два подарочка!

Гарри погасил огонь, посыпал яичницу крошеной зеленью и разрезал её на четыре неравные части. Им с Петуньей полагались меньшие доли: тётя ела мало, а Гарри… Гарри был Гарри.

— Тогда получится… тридцать… тридцать…

— Тридцать девять, золотце.

Гарри достал первую тарелку, но больше ничего сделать не смог: место на кухне закончилось *полностью*. Столкнувшись с не решаемой в рамках его компетенции проблемой, мальчик развернулся и постарался поймать взгляд кого-нибудь из взрослых.

— А, ну тогда… Тогда ладно! Но они должны быть большими!

Не тратя ни секунды, одетый в пижаму Дадли приступил к потрошению пенопласта и извлечению наружу новенького компьютера. Прямо на кучу коробок на обеденном столе и вдали от подходящих розеток.

— Настоящий Дурсль растёт! — хохотнул Вернон. — Этот парень своего не упустит.

После чего, осознав таки утренний голод, дядя раздражённо посмотрел в сторону плиты. В ответ Гарри приподнял пустую тарелку и показал глазами на стол. Тётя понятливо встрепенулась и хотела что-то сказать сыну, но тут в прихожей зазвонил телефон.

Сердце Гарри застучало чаще.

— Давай-ка сначала позавтракаем, — вынужден был принять удар на себя глава семейства, с натугой убирая со стола ящик с видеомагнитофоном. — Не хватало ещё остаться в такой день голодным.

Дадли было протестующе взвыл, но, услышав про голод, переменил решение. Смахнув широким жестом половину стола на пол (ничего, впрочем не разбилось, потому что пол тоже был занят), Гаррин кузен оставил себе упаковку с часами, которую принялся сноровисто расковыривать, будто омара во французском ресторане. Гарри подал наполненные тарелки родственникам, сам же приступил к быстрому поглощению своей порции у плиты. Тётя говорила по телефону, и ничего хорошего для завтрака результат разговора не сулил.

— Вернон, у нас проблема, — сообщила Петуния спустя несколько минут. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет забрать… этого.

Гарри помрачнел. Пока что всё сбывалось в точности. Хорошо это или плохо… Да чего себя-то обманывать — плохо это. Хуже некуда.

Первым на слова матери отреагировал Дадли. Предсказуемо истерично.

— Нет, не-ет! Я не хочу! Он же всё испортит! Он всегда всё по-ортит!

Вздохнув, Гарри сосредоточился на остатках своей порции, запивая её для скорости чаем. Он давно убедился, что любые его реплики не влияют на решения родственников, зато добавляют лишних проблем ему самому. Мальчик предпочитал помалкивать, позволяя взрослым самостоятельно исчерпывать спорные темы, а поступал впоследствии всё равно по-своему.

Вот и теперь. Вернон, Петуния и Дадли последовательно перебрали варианты «отправить к Мардж», «отправить к Ивонн», «оставить дома», «выгнать до вечера на улицу», «запереть в машине», «отдать в приют на день», ни к чему конструктивному не пришли, а потом в дверь позвонил Крыс.

То есть это был лучший Дадлин друг Пирс Полкисс, но выглядел он как крыса и вёл себя так же. И как лучший друг, сегодня Крыс должен был ехать вместе с именинником в Лондонский зоопарк, а Гарри предстояло сидеть целый день у старой кошатницы Фигг, слушать неисчерпаемые пересказы старческих снов и изучать бездонные фотоальбомы её обожаемых кошек.

Дадли немедленно прекратил театральную истерику, вскочил и побежал встречать приятеля. Горючие слёзы испарились будто по волшебству. Приход Полкисса означал, что время для прений закончилось и пора выезжать. В том или ином виде.

И потому уже через пятнадцать минут основная компания грузилась во вместительный дядин Vauxhall, а сам Вернон, отведя Гарри в сторону, накачивал его последним китайским предупреждением:

— Я предупреждаю тебя, мальчишка! — дядя шипел, нависая над племянником всей своей раскрасневшейся рожей. — Хоть одна твоя ненормальная выходка, хоть что-то подозрительное с твоей стороны — и ты просидишь в своём чулане до Рождества!

— Я приложу все усилия, дядя, — спокойно ответил Гарри.

Вот так он и оказался на заднем сиденье автомобиля, едущего в зоопарк.

* * *

Своих родителей Гарри не помнил. Тётя Петуния говорила, что они погибли в автокатастрофе, и жутко при этом раздражалась. Тётя Мардж добавляла что-то про гнилую кровь и дурную наследственность, а злой она ходила всегда.

Приёмного ребёнка в семье Дурслей не любили, и мальчик рано осознал, что источники позитива для себя нужно искать где-то в другом месте. Однако до того, как он пошёл в школу, это было делать затруднительно: из дома его, как и любого маленького ребёнка, дальше двора не выпускали, а дома был Дадли. И Вернон. И Петуния. Тот ещё квест на выживание в подводной лодке.

Маленькие дети постоянно попадают в какие-нибудь неприятности: в луже вываляются, с качелей навернутся, коленку раздерут. Это нормально для малышей, оттого за ними и присматривают на постоянной основе. Гарри в семье не жаловали, а потому и заботились о нём куда меньше, а за неприятности наказывали куда больше. Если у Дадли ломалась недавно подаренная игрушка, ему тут же покупали новую; если у Гарри сломанная Дадлина игрушка чинилась, на него орали и запирали в чулане. Если Дадли царапал руку, ранку под истеричные вопли немедленно промывали и перевязывали, а слёзы успокаивали чем-нибудь вкусненьким; если у Гарри содранное до мяса колено заживало за ночь, тётка злилась и запирала мальчика в чулан. Если Дадли вываливал новый бежевый костюмчик в свежем болоте, Гарри наказывали за то, что недоглядел и не удержал; если же Гарри убирал наляпанную Дадли грязь со своих обносков, Дадли об этом ябедничал, тётка злилась и опять запирала мальчика в чулан.

Так постепенно Гарри и освоил простую истину, что всё ему интересное следует делать вдали от чужих глаз. Это удавалось далеко не всегда. Но лучше уж так, чем быть запертым в чулане. Потому что в подлестничном чулане можно было только лежать. Ну ещё сидеть на коленях на кровати, но лишь до того времени, пока Гарри не подрос. А лежать целыми сутками было очень скучно. И трудно. Сами попробуйте пролежать на плацкартной полке сутки — поймёте.

Почему на полке? А нормальная кроватка в чуланную дверь не пролазила.

В пять лет Гарри пошёл в школу. Тётя едва дождалась этого возраста и буквально выгнала его на занятия: «хоть на полдня избавиться от его ненормальностей». Дадли тоже пошёл в школу, потому что поднял истерику: как это так, этот ненормальный идёт в интересное место, а я нет. Но пробыл он там ровно один день и больше туда ходить не захотел. Ему не понравилось, что воспитатели относятся к его истерикам не так, как родители, а иных способов коммуникации со взрослыми он ещё не изобрёл. Гулять и кушать в школе разрешали меньше, чем дома, и Дадли решительно не понял, зачем ему сдался этот концлагерь.

А Гарри школа понравилась. Там на него в кои-то веки не орали и даже научили читать. И считать. С чтением поначалу получалось не очень: буквы-то мальчик выучил быстро, но они почему-то означали то одно, то другое. Помогала практика, которой в школе хватало с лихвой. Но зато с математикой проблем не было: два плюс два всегда было четыре, а не «а», «э», «эй», «и», «о» или «у» на выбор воспитательницы.

Оценок в младших классах не ставили, а Петуния в школу Гарри не водила, так что Дурсли очень долго не имели повода ни выслушать восхищённые отзывы о способностях их племянника, ни ответить на озабоченные вопросы, почему это Гарри ходит в обносках на четыре размера больше и никогда не оставляет недоеденными бесплатную пресную булочку и стакан законодательно положенного молока.

Впрочем, детей из бедных семей в муниципальной elementary хватало: на дворе стояла середина восьмидесятых, и остатки промышленности, пережившие кризис прошлого десятилетия, планомерно уничтожались тэтчеровской налоговой политикой.

Видя любознательного ребёнка, словно пересохшей губкой впитывающего никогда не поступавшие ему ранее знания, воспитательница предоставила Гарри досрочный доступ в детскую библиотеку. И мальчик получил два почти счастливых года — в школе, среди новых друзей, интересных затей и удивительных книг. Домой его отныне выгонял только голод.

А через два года в школу вынужденно поступил и Дадли. Семь лет — крайний срок в Литтл-Уингинге, когда ребёнок должен перейти в школу с домашнего обучения, если для обратного отсутствуют медицинские показания. Тётя Петуния пыталась заниматься с сыном дома, но как именно могли выглядеть такие занятия, вы, наверное, уже догадались. Даже к одиннадцати своим годам Дадли всё ещё испытывает трудности с беглым чтением и элементарным счётом.

В семейство Дурслей потекла обратная связь, и Гарри был вынужден освоить новую грань «искусства возможного»: он начал занижать табельные оценки, чтобы не сильно выделяться на фоне кузена, и смирился с потерей бо́льшей части своих приятелей. К приятелям его ревновал Дадли, силой и угрозами отбивая у последних желание поддерживать с Гарри хоть какие-то отношения; а к прекрасным оценкам «этого ненормального» неровно дышали Вернон с Петунией.

Доступ к библиотеке у Гарри, однако, сохранился, тем более что она спасала его от банды Дадлиных корешей. Начинающим хулиганам совсем не улыбалось часами караулить этого шкета у школы, так что нарваться на летучий отряд скучающих садистов мальчик мог теперь только случайно. Всё, на что оставалось рассчитывать Гарри при таких встречах — собственные ноги и удача.

А в девять лет с Гарри произошло ещё одно знаменательное событие: он обнаружил в библиотеке… полку с книгами.

Ту самую, из-за которой он до сих пор иногда вскидывается по ночам в холодном поту. Молча. Сдерживать озвучивание собственной боли Гарри научился задолго до школы.

* * *

Автомобиль резво поглощал километры на пути к вожделенному зоопарку. Справа и слева тощего Гарри подпирали Дадли с Крысом, конечно же занявшие места «у окон». Но Гарри не расстраивался, потому что в его распоряжении оказался великолепный вид на лобовое стекло. Впереди тоже много интересного. Единственное, что слегка портило настроение — дядины глаза в зеркале. Вернон специально развернул его так, чтобы смотреть именно на Гарри.

Он меня боится, подумал мальчик. Они все меня боятся. И благодаря прочитанным книгам я понимаю, почему. Вот только поделать ничего не могу. Их страх иррационален и никак не зависит от моих действий. Проверено не раз. А попытка поговорить об этом чревата суточной голодовкой в «карцере».

Всю дорогу дядя разглагольствовал о продажных политиках, непутёвом племяннике, дурных руководителях филиалов, ленивом дармоеде, придурках-заказчиках, идиоте-приживале, распоясавшихся мотоциклистах, раннем быковании одного сопляка… Гарри молчал, в целом по поездке и о летающих мотоциклах в частности. Отстранённое молчание — лучшая тактика в отношениях с Дурслями, а такая ерунда, как глупые полёты на драндулетах, ему и даром не снилась.

Если он летал во сне, то без костылей. На крыльях, как и все дети.

На входе в зоопарк Петуния вынужденно купила Гарри мороженое. Сложно отмазываться «а у этого мальчика диабет», если указываешь не на откормленного поросёнка с огромной задницей, а на тощего шкета «жердь в одежде».

С выбором собственной одежды, кстати, Гарри Дурслей не понимал. Ему лично, в его без малого одиннадцать лет, было абсолютно всё равно, что носить, лишь бы было по погоде и не кололось, — но дяде с тётей? Они из кожи лезут вон, лишь бы выглядеть *нормальными* и респектабельными, и тут на́ тебе: племянник бегает в мешковатых обносках с чужого плеча, очень некрасиво оттеняя родного сына. И ладно бы по окрестным пустырям бегал — одежды на сорванцов не напасёшься, — но выход в люди? В школу? В Лондон? Хотя сегодняшняя-то поездка запланирована не была, но ведь парадному комплекту всё равно, когда надеваться? Если он есть, конечно.

Сам зоопарк Гарри не понравился. Полкисс с Дадли носились двумя снарядами от вольера к вольеру, вопя во всю глотку и расталкивая посетителей. Строили рожи приматам, шугали голубиные семьи в клетках, кидались каким-то мусором по антилопам… Недолго. Появился смотритель и решительно посоветовал старшим Дурслям найти себе другое место. Вернон покачал права, но в основном Петунии. Со смотрителем он спорить не рискнул, тот был в форме охраны и с рацией на поясе.

Гарри же видел лишь потухшие глаза местных обитателей, бесцельно тянущих своё существование в тесных вольерах и клетках. Прямо как он сам в своём чулане.

Зверям, впрочем, было хуже, чем ему. Свобода их убьёт, а он ещё имеет шансы побороться.

Наступал, однако, неизбежный момент отставить меланхолию и собраться. Их группа приближалась к Дому рептилий.

Как по заказу, именно у террариумов Дурсли-старшие решили сделать тактическую паузу и передохнуть. Их можно понять: июльский денёк выдался жарким, а в обширных залах работали мощные кондиционеры. Отчего-то здешним холоднокровным гадам требовалась сумеречная прохлада, а не полуденное тепло.

Гарри решительно не интересовало, может ли он разговаривать со змеями, услышат ли его через толстое стекло и найдутся ли интересные темы у этих примитивных созданий. Он отошёл максимально далеко от секции пресмыкающихся, а в особенности от витрины с огромным удавом, отыскал среди ящериц затесавшийся к ним террариум с экзотическими жабами, пристроился к поручню и собрался зависнуть здесь столько времени, насколько у Дурслей хватит терпения пялиться на меланхоличные чешуйчатые трупы.

Лягушки и жабы Гарри неожиданно заинтересовали. Они были пёстрые и разные, а ещё им совершенно точно было без разницы, у природного болота они медитируют или у искусственного. В желудке мирно переваривалась сосиска в тесте: перед подходом к змеям Дурсли устроили всеобщий перекус. Казалось бы, что может пойти не так?

— Давай ещё, пап! Пусть он проснётся!

Деликатный стук по оставленной далеко за спиной витрине сменился устрашающим грохотом кованой перчатки по воротам. Гарри, однако, и ухом не повёл. Тупой силы Вернону было не занимать, но толстые стёкла обязаны выдерживать и не таких посетителей. В супермаркетах туда иногда дети на бегу влетают, что им какой-то кулак?

— Ещё, ещё сильнее! Чё он дрыхнет, как наш очкарик за партой?

Может, Гарри повезёт и сюда заглянет ещё один смотритель с рацией?

— Мне тут скучно, пойдёмте дальше!

Вздохнув, Гарри отыскал небольшой кусочек гальки в клетке с лягушками, сосредоточился и произнёс пару слов, не открывая рта. Камешек поднялся в воздух. Незаметно и невысоко: всего на полдюйма. Поднялся и замер в таком положении.

Да. Знаменитая «Вингардиум Левиоса» оказалась требовательной не к силе, а к концентрации. Силу Гарри, наверное, не потянул бы в его возрасте, а так… Словно выполняешь упражнение на баланс, когда акробат в цирке держит в равновесии несколько шариков, поставленных друг на друга. В общем случае это стало получаться не сразу, но теперь… Теперь это был надёжный способ успокоиться и обрести полный штиль в душе. Не может произойти ничего неконтролируемого, пока ты погружён в контроль.

— ПОЛКИСС, АЙДА КО МНЕ! Ты не поверишь, что она вытворяет!!

Террариум с лягушками находился на другой стороне зала, так что Дадли пришлось сделать ОЧЕНЬ большой крюк, дабы пнуть на бегу расслабившегося кузена. Гарри упал на пол, но камешек не выпустил, продолжая держать безукоризненный баланс без зрительного контакта. С вялой отстранённостью Гарри посмотрел на окно с удавом. Ещё десять минут назад успешно прикидывавшийся протухшим шлангом, боа-констриктор возвышался своей плоской башкой над витриной и пялился прямо на Гарри.

Мудак ложноногий.

Дадли добежал до витрины, расставил руки и прилип к стеклу прямо напротив питоньей головы. И… едва не свалился в шевелящиеся кольца.

Стекла в витрине не было.

Гарри поспешно отвёл глаза. Игнорируя истошный визг улепётывающего кузена, мальчик попытался найти глазами Дурслей, но обнаружил другое. Низкий неприметный человечек завершал какой-то танцевальный жест удерживаемой в руке указкой. Выглядел он как клоун, отыгрывающий дурашливого дирижёра, и высокий фиолетовый цилиндр на голове будто намекал ухохатывающимся зрителям о компенсировании чьего-то небольшого роста. Как в таком нелепом наряде можно было сохранять незаметность, Гарри не знал, но на чудаковатого человечка в поднимающейся панике никто не обращал внимания. Да что там, даже самому Гарри приходилось прилагать усилия, чтобы удерживать на странном субъекте взгляд, однако каких-либо деталей, кроме цилиндра и палочки, рассмотреть на этом паяце не удавалось.

Да, Гарри уже понял, что видит самого настоящего мага с самой настоящей волшебной палочкой. Которая только что была направлена на исчезнувшее стекло.

«Дирижёр» театрально распахнул руки в стороны и беззвучно захохотал среди мечущейся толпы. Затем оглянулся на Гарри, обнаружил его внимание и прекратил веселье. Несколько секунд они напряжённо смотрели друг на друга, затем волшебник тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, развернулся и зашагал прочь.

А Гарри подняли и поставили на ноги чьи-то сильные руки.

— На выход, пацан! Живо! Эвакуация!

Человек в форме охраны развернул его в нужную сторону и подтолкнул для скорости в спину. Толпа в зале сильно поредела. Ползающего по полу удава окружали служащие с какими-то палками, петлями и швабрами.

А в террариуме «Экзотические земноводные», в полудюйме над искусственным грунтом продолжал висеть маленький кусочек гальки.