Призрак Триволи (джен)

Триволи, Анандес.

Об этом месте говорили только шёпотом, впрочем, если кто-то и осмеливался что-то сказать, то только то, что место это проклято.

Проклято.

Осквернено.

Лишь самые решительные и отчаянные могли рискнуть пробраться через Тёмный лес к руинам когда-то процветавшего города и полюбоваться на полуразрушенные стены крепости на холме, с которого открывался вид на некогда богатую долину.

Ныне же перед каждым, у кого хватало смелости пробраться через кишащие опасностями лесные дебри, представала жалкая картина: дороги, заваленные камнями и брёвнами с развалившихся стен, прогнившие и провалившиеся крыши, торчащие деревянные балки, увитые глянцевым плющом. Солнечные блики играли в осколках стекла и в воде на дне брошенных горшков и тазиков.

Если кто-то и приходил сюда, то только днём, потому что ни один искатель приключений, каким бы безрассудно храбрым он ни был, не решился бы заявиться к этим руинам ночью.

Сумерки приносили с собой жутковато-пронзительный холод даже в разгар лета. Туман поднимался над разбитой брусчаткой дорог ровно настолько, чтобы скрыть все выбоины и завалы. Над ним танцевали, извиваясь и исчезая, призрачные тени, а ветер стонал и завывал, вздыхал и причитал, были бы уши слушать его тоскливые стенания. Однако не находилось глупцов искушать судьбу и заигрывать с тьмой, которая словно предлагала покончить с любопытными и спрятать тела там, где их никто не найдёт. Потому что площадь в центре города была сплошь усеяна костями, и никто не смог бы сказать, чьи останки там покоятся.

Многие десятилетия минули с тех пор, как в Триволи кипела жизнь, а побелевшие кости по-прежнему лежали, разбросанные по земле, и ни одно животное не осмеливалось обгладывать их, ни один человек не вступал в пределы города. И никакая непогода не нарушала покоя. Ни зимняя буря, ни неистовый ураган не тревожили ни малейшей косточки там, где они лежали.

Это место было вне времени, словно застывшее в одном мгновении.

Но однажды под кровавым светом затмения это мгновение развернулось.

Рыцарь в сверкающих даже в тёмно-красном полумраке доспехах поднял голову, собираясь с силами, и танцующие над туманом тени постепенно становились всё отчётливее, словно оживали.

Первыми появились дети. С радостными воплями они носились туда-сюда по развалинам, звали друзей и родителей, как будто этот день был похож на любой другой.

Вслед за весёлой детворой из тумана вынырнули матери, собравшись в сторонке, болтали, сплетничали, восхищались цветами на рыночных прилавках, за которыми стояла сплошь молодёжь — старики сидели у колодца, делились мыслями и планировали, какую десятину урожая отправить в амбары до новолуния.

Подобные сцены можно было встретить где угодно, в любом городишке наподобие Триволи.

А затем наступила тьма.

* * *

Никто и глазом не моргнул, когда в город приехало несколько незнакомцев. Никто не заставил их почувствовать себя незваными гостями.

Чужаки часто приезжали в Триволи, и неудивительно: правитель был могущественен и добр, любой мог обратиться с прошением к такому лорду, и горожане всегда принимали чужеземцев с теплотой и уважением.

Но в этот раз они ошиблись.

Незнакомцы с готовностью приняли предложенную еду и питьё и, довольные, ожидали известий из крепости на предмет аудиенции, однако уже сгустились сумерки, а ответа всё не было, и горожане предложили своим гостям хорошие комнаты, тёплые и сухие. Гости без лишних разговоров согласились. Город постепенно затихал, жители готовились ко сну.

Однако вскоре всех разбудили отчаянные крики.

* * *

К тому времени, когда поднялась полная, не скрытая облаками луна, было уже слишком поздно.

Крики ещё отдавались эхом в ночи, но в крепости на вершине холма уже царила тишина, в тёмных окнах не мелькало ни единого отблеска свечи, и тогда горожане поняли, что надежды нет.

Оставаясь незамеченными, чужаки забрали у своих жертв всё, что хотели, и скрылись в ночи, сытые и довольные, оставив за спиной безжалостно вырезанный город.

Именно в этот момент в кровавом свете полной луны в город вступил рыцарь, однако на его крики никто не откликнулся, от его прикосновений никто не поднялся. Вокруг были только обмякшие холодеющие тела.

Он искал хоть малейшую искру жизни и не находил.

Он подвёл свою семью. Свой народ. Свой долг.

Взяв на руки безжизненное тело дочери, рыцарь сел на край колодца, глядя на город измученными глазами.

Он подвёл их, и ничего уже не исправить.

Но он не мог бросить их на произвол судьбы.

На мгновение зажмурившись, он вскинул голову и посмотрел на багрянец, окрасивший небо и так похожий на пролитую вокруг кровь.

Нет! Сейчас он выполнит свой долг. Он останется здесь, чтобы защищать свой народ при свете этой умирающей луны.

Смирившись со своей участью, рыцарь опрокинулся назад, и его тело, всколыхнув гладкое зеркало застывшей воды, погрузилось в темноту. И воцарилась тишина, лишь тонкая цепочка пузырьков поднялась к разгладившейся поверхности, но быстро пропала.

Время словно застыло.

Заклинание жертвоприношения ветром пронеслось по землям и водам Триволи, привязывая всё к этому моменту, к кровавой луне, чтобы, когда она поднимется, поднялись и они.

Тела истлели. Триволи пришёл в упадок, а крепость превратилась в руины.

Но когда луна окрашивалась в ржаво-красный цвет, рыцарь открывал глаза и смотрел на место, которое когда-то было ему так дорого. Он крепко прижимал к себе дочь, а вокруг него сгущались тени, возвращая городу, крепости и людям прежний облик.

Это продолжалось недолго. Да и не могло долго продолжаться.

Но рыцарь всегда оставался настороже. Он больше не подведёт их.

* * *

Триволи, Анандес.

Об этом месте говорили только шёпотом, впрочем, если кто-то и осмеливался что-то сказать, то только то, что место это проклято.

Проклято.

Осквернено.

И они даже не подозревали, насколько были правы.