Девочка, которая видела волшебство (джен)

Самый страшный момент в жизни Арианы был тогда, когда она осознала, что остальные не видят этот мир так, как видит его она. Сначала она почувствовала одиночество. Одиночество, какое не пристало чувствовать ребенку семи лет.

Она слышала, как мать и Альбус говорят о ней. Поздно вечером, когда она уже должна была спать, она выскальзывала из своей комнаты и незаметно, не издавая ни звука, ходила по темным коридорам дома.

— ...во всем виноваты те мальчишки, — голос матери был тусклым, бесцветным, полным какого-то непонятного, слишком человеческого отчаяния, от одной мысли о котором Ариана чувствовала себя как в тумане. — Если бы не они, все было бы хорошо. И ваш отец был бы с нами, и Ариана была бы нормальной... Это они ее сломали, те магглы...

Ариана, замерев, стояла в тени у дверного косяка. Она слышала, как Альбус неуклюже пытается утешить мать, а сама все пыталась понять, почему та так расстроена.

Она помнила тех мальчишек. Они накинулись на нее, когда она играла с волшебством во дворе. Били ее, что-то кричали. Потом отец вырвал ее из их рук. Потом было еще что-то, что казалось матери, Альбусу и Аберфорту значимым, но Ариана никак не могла понять, что и почему. Она тогда просто встала на ноги, отряхнула подол платья и ушла в дом.

Этот случай не сделал ее ненормальной. Она была ненормальной всегда.

В этом мире волшебство было повсюду. Оно пропитало его насквозь, и Ариана ощущала это каждую секунду — когда лежала ничком на своей жесткой кровати в пыльной комнате, когда по ночам мать выводила ее на задний двор, и свежий чистый воздух прохладой окутывал ее лицо. Когда Аберфорт приходил к ней и читал ей сказки. Когда ей было страшно. Когда ей было одиноко. Всегда.

Все остальные — Ариана знала — чувствовали мир совсем по-другому. Они брали только то, что волшебство давало им. А Ариана играла с волшебством, они были на равных. Она не понимала, зачем братья и мама пользуются этими неудобными громоздкими палочками.

— Мне жаль, что... ну... так получилось, — сказал однажды Аберфорт, глядя в пол. — Я хочу сказать, что у тебя нет палочки. И что ты не поедешь в Хогвартс. Мне правда жаль.

Ариана внимательно взглянула на него и ничего не сказала. Но ей не было жаль. Совершенно. Ей не хотелось в Хогвартс, несмотря на то, с каким восторгом о нем говорил Альбус, не хотелось учиться колдовать.

Для них волшебство было инструментом, для нее — воздухом.

Она вдыхала волшебство, наполняла им свои легкие и все никак не могла понять, почему все вокруг относятся к нему так. Ведь им невозможно управлять. Только играть с ним — если оно позволит.

Аберфорт пытался достучаться до нее. Пытался пробудить ее эмоции, вернуть в реальный мир. А Ариана просто молча смотрела на него.

Она сама пыталась достучаться до них, объяснить им, какой мир на самом деле. Но они не понимали. Они не могли понять.

Волшебство было снаружи и было внутри. Ариане казалось, что она может управлять этим миром. Может заставить воду превращаться в лед, а горы — рассыпаться в пыль. Иногда ей снилось, что она стремительно несется вперед бешеным черным вихрем. Она просыпалась, шумно глотая ртом воздух.

Ариана знала, что умрет, и не понимала, почему должна этого бояться.

Она была частью волшебства, является частью волшебства и будет ею всегда. Ничего не изменится, когда она перестанет дышать, а ее тело сгниет в земле.

Исчезнуть невозможно. Ничто в мире не может исчезнуть. Мы просто меняем форму — и все. Ветер и реки не умеют говорить с людьми, но Ариане иногда казалось, что она и сама этого не умеет. Ее считали сумасшедшей, но она просто была частью этого мира. Люди мельтешели вокруг, радовались, плакали, а Ариана просто смотрела.

Иногда ей казалось, что где-то глубоко-глубоко внутри у нее запрятана такая же личность, какая есть у всех остальных людей. Вот только каждый раз, когда она пыталась до этой личности докопаться, темный сгусток энергии, живущий внутри нее, затапливал ее разум, не давал дышать.

Иногда Ариана забывала, жива ли она вообще. И забывала, какая вообще разница.

Когда появился Геллерт, она даже сначала не обратила на него внимания. Она уже давно перестала различать лица, только иногда голос Аберфорта будто цеплял что-то глубоко внутри нее — и тут же заставлял судорожно проглатывать смертельный темный сгусток.

Ариану никто никогда не интересовал. Она никогда не понимала, как можно заинтересоваться человеком. Да и как можно заинтересоваться вообще — тоже не понимала. Ведь люди — они просто существуют. Как и все другое в мире.

Но когда Геллерт молча, без глупых заклинаний и взмахов палочкой заставил книгу пролететь по воздуху через всю гостиную, она замерла. Стоя в углу тускло освещенной гостиной, она все никак не могла поверить.

«Возможно, — вдруг пришла ей в голову безумная мысль, — я не одна такая?»

— ...Ага, это было где-то в последней главе. — Альбус задумчиво листал протянутую другом книгу.

Они говорили о чем-то своем, не обращая на Ариану никакого внимания. В такие моменты ей казалось, что она уже не жива. Что она уже просто существует. Как волшебство. Вместе с волшебством.

Когда стемнело, Геллерт попрощался с Альбусом и ушел, но перед этим Ариане почудилось на какой-то миг, что он бросил на нее короткий взгляд.

— Альбус! — послышался из кухни голос матери. — Ты уже проводил своего друга? Пожалуйста, пройди на кухню.

— Сейчас, мама, иду, — вежливо откликнулся брат.

Все эти разговоры, беседы ни о чем, обыденный обмен бессмысленными репликами, которые для большинства людей как воздух — Ариана никогда не понимала их.

Тихо выскользнув через не закрытую Альбусом дверь, она вышла на улицу. Солнце уже скрылось за крышами домов. Ариана привыкла к ночным прогулкам в саду вместе с матерью, но сейчас... сейчас темнота еще только ложилась на плотное низкое небо — широкими лиловыми мазками, аккуратно присыпанными мелкими звездами.

С тех пор как они переехали в Годрикову Лощину, Ариана никогда не выходила из дома в одиночку. Мать и Альбус тщательно следили за тем, чтобы входная дверь всегда была закрыта, да Ариана и сама не рвалась сбежать. Но в этот раз Альбус забыл про дверь, и теперь она стояла там, посреди пустой улицы, босая, в простом сером платье, а где-то за городом все еще затухал закат.

Геллерт еще не ушел далеко, и ей удалось нагнать его у перекрестка.

— Что ты здесь делаешь? — удивился он.

Ариана тяжело дышала после быстрого бега. Спутанные волосы упали ей на лицо.

— Ты тоже понимаешь его, — ровным голосом произнесла она.

Если Геллерт и растерялся, то не показал этого.

— Кого — его?

— Волшебство.

Пауза.

— Что ты имеешь в виду? — спокойно, даже с любопытством.

— Ты взял книгу. Тогда. Сам. Без заклинаний. — Предложения давались ей с трудом: она существовала как человек уже четырнадцать лет, но все никак не могла привыкнуть к тому, что может передавать свои мысли другим людям.

Выжидающе она глядела на Геллерта, а тот вдруг рассмеялся.

— А, ты про это, — сказал он небрежно. — Мы с Альбусом изучали беспалочковую и невербальную магию. Она, конечно, сложнее, чем обычная, но при должном опыте...

Резко взметнувшийся порыв ветра холодом ударил ей в лицо. В голове загудело. Развернувшись, Ариана со всех ног бросилась бежать. Сзади до нее донесся удивленный оклик Геллерта, но она не разобрала слов.

Остановилась она, только захлопнув за собой калитку сада. В груди тупо кололо. Ариана тяжело дышала, сжимая кулаки. Босые ноги заледенели, но она не чувствовала собственного тела.

Вихрь внутри погас, и ее грудную клетку заполнила пустота.

Она сидела на полу, обняв колени и глотая солёные слезы. Внутри вибрировал вихрь. Воспоминаний не было, но её все никак не покидало чувство того, что случилось что-то неправильное. Что-то, что не должно было случиться.

Хлопнула дверь. Затем Ариана услышала громкий вскрик.

— О Мерлин! Черт побери, я знал, что это должно было когда-нибудь случиться! Я говорил!

— Альбус, не трогай её!

Несколько стремительных шагов — и руки брата подняли её с пола.

— Пойдём, — услышала она тихий голос Аберфорта. — Пойдём, все будет хорошо. Главное — только не смотри туда.

А она знала, что было там. Бездыханное тело матери, над которым сейчас склонился Альбус. Но она не понимала, почему из-за этого столько суеты. Да — мёртвое тело. Да — это она сделала так, что оно лежит там. Ну и что? Что такого в смерти?

Остаток дня Ариана просидела в своей комнате. В доме стояла суета. То и дело до её слуха доносились обрывки разговоров:

— Ты должен пойти к ней и узнать, что именно произошло. Ты единственный, кого она вообще воспринимает.

— Альбус, это невозможно! Это лишь cпровоцирует её...

— Тогда я пойду к ней сам.

— Ты?! Да ты с ума сошёл?! Ты хоть представляешь, что может случиться?

— Давай ты не будешь так со мной говорить. Я и так устал от всего, что происходит в этом чёртовом доме. И за что мне такая семья...

— Альбус, постой! Пожалуйста! Не ходи к ней. Серьёзно. Не надо. Я прошу тебя... Мерлин, да все же очевидно. Матушка разозлила её; сказала, наверное, что-то, она сорвалась и... И произошло... и произошло то, что произошло.

Ариана с отчужденным интересом слушала доносящийся из гостиной разговор, а сама все не могла понять, почему Аберфорт думает, что мать разозлила её. Ведь мать могла сколько угодно кричать на неё, называть сумасшедшей — это не дергало ничего внутри Арианы, не заставляло чёрный смерч, живущий внутри, с ревом вырываться наружу.

Но в тот раз мать совершила роковую ошибку.

Когда Ариана помогала ей накрыть на стол, она вдруг отчего-то очень обрадовалась, обняла Ариану и сказала «Я люблю тебя».

— Геллерт, мы опаздываем. Ровно в одиннадцать мы должны быть на кладбище.

— У нас еще достаточно времени. Мне нужно буквально пять минут.

— Зачем тебе к ней? Аберфорт говорил, что...

— Пять минут, Альбус. Пять минут — и мы пойдём.

Тихо скрипнула дверь.

Ариана не повернула головы. Неподвижно лёжа на кровати, она бездумно смотрела в белый потолок.

Прикрыв за собой дверь, Геллерт встал у стены. Какое-то время они молчали.

— Ты говорила, что чувствуешь волшебство, — наконец нарушил тишину Геллерт. — Помнишь?

— Да, — ровно ответила Ариана.

— Расскажи.

Чёрный вихрь внутри забурлил, взметнулся было, но Ариана усмирила его.

— Оно везде, — тихо произнесла она. — Волшебство. Люди не думают об этом, но оно везде. Оно единственное, что имеет значение. Всё остальное — просто его тень.

Геллерт задумчиво вздохнул.

— Для тебя оно, получается, прямо как для меня Смерть...

— Что?

Он резко поднял голову.

— Неважно. Забудь.

— Ты сказал «смерть», — задумчиво произнесла Ариана. — Все всегда говорят о смерти. Но я не понимаю, что в ней такого?

— Когда человек умирает, — медленно произнес Геллерт, — он больше не может ни говорить, ни слышать, ни ненавидеть, ни любить.

— Но почему это все считается чем-то важным?

Геллерт резко вздохнул. На секунду маленькую комнату заполнила почти физически ощутимая тишина.

— Потому что не все люди такие, как ты, — наконец сказал Геллерт, а затем развернулся на каблуках и быстро вышел из комнаты.

Альбус и Геллерт с головой ушли в какие-то свои дела. Ариана слышала, как они спорят в комнате Альбуса. На Ариану они почти не обращали внимания, хотя в отсутствие Аберфорта заботиться о ней должен был старший брат. Неприкаянная, она днями бродила по неухоженному саду или пыльному дому и не замечала ничего вокруг себя. Раньше был Аберфорт, который не давал ей окончательно замкнуться в себе, и без него Ариана наконец потеряла связь с реальностью.

Стоял сухой душный август. Трава пожухла, земля потрескалась. Бесконтрольный черный вихрь внутри Арианы заполнил ее почти до самых краев, и она знала, что ждать, когда он выплеснется наружу и настанет конец, осталось недолго.

Тело ощущалось как что-то тяжелое и чужое. Она еле находила в себе силы на то, чтобы выпить или съесть что-нибудь, что удастся найти на кухне. Волшебство вокруг будто ощетинилось. Оно кололось, заставляло Ариану ежиться от холода, хотя температура в последние дни достигала градусов тридцати.

Казалось, весь мир замер. Застыл в ожидании, как перед грозой. Ариана знала это и не боялась. Как можно бояться того, что — единственное в мире — тебе понятно?

Хлопнула калитка. Это вернулся Аберфорт, она знала.

Все вело к этому — с самого ее рождения. Все всегда ведет к чему-то. К чему-то естественному, необратимому. И то, что должно случиться, обязательно случится, как бы люди ни боялись этого.

Встав на ноги, Ариана поправила подол платья и зашагала в сторону дома.