Поручение (джен)

Никита брел по снегу, чувствуя, что обутые в кроссовки ноги начинают замерзать. Вообще, это не он должен был плутать здесь, между двух разделенных полем деревушек, а Илья, который так некстати сломал лодыжку.

«Никита, пожалуйста, я обещал, — говорил он, протягивая Никите тяжелую, упакованную в коричневую бумагу коробочку. — Сам понимаешь, в гипсе я не доберусь, а ты проездом будешь, вот и отдашь». Аргумент Никиты, что, пусть он и едет на север области, заезд в деревню — это крюк на семьдесят километров, на Илью не действовали.

— Я сам не знаю этого Смирнова, какой-то знакомый деда. Что уж он ему собрал такого важного, тоже не знаю, но просил отвезти как можно скорее. Выручи, ну!

И Никита согласился. Коробочка, небольшая, но неожиданно тяжелая, лежала в перекинутой через плечо сумке. Еле различимая тропинка была занесена снегом. Справа от него темной стеной возвышался лес, а слева поле сливалось с дымкой горизонта в белое марево, на которое Никита старался не смотреть. Почему-то от вида этой зыбкой бесконечности у него волосы вставали дыбом, словно там действительно была лишь космическая пустота.

Никита начал задаваться вопросом, не сон ли это, не мираж, не лежит ли он в коме в какой-нибудь светлой палате. Однако свою поездку в деревню с забавным названием Низинки он помнил хорошо. Он почти доехал до места на каршеринговой Киа, когда дорога вдруг уперлась в поле. «Тропа», — подтвердил навигатор. Никита выругался. Видимо, в какой-то момент выставленный маршрут сбился, и теперь ему предлагалось пройти несколько километров пешком через лес. Он неодобрительно посмотрел на сумку, в которой лежала посылка.

— Столько мороки из-за тебя. Надеюсь, что этому Смирнову действительно нужно то, что лежит внутри.

Настроив новый маршрут, он закинул руку за подголовник пассажирского кресла и принялся выезжать задним ходом по скользкому от растаявшего снега асфальту. Он вернулся на несколько километров, с трудом развернулся, выехав в процессе на обе обочины и сильно чиркнув колесом по припорошенному снегом и от того незаметному камню. Теперь он старался чаще сверяться с навигатором, все шло хорошо, и наконец впереди замаячил белый указатель с названием деревни. Никита приободрился и прибавил газу, но его глаза округлились, когда вместо Низинок он прочитал на указателе: «Холмы».

Никита в очередной раз поборол желание развернуться и уехать восвояси — в конце концов, в небольшом городке за семьдесят километров отсюда его ждали. Но быть так близко от цели и не отдать посылку… Никита хмыкнул и решил поспрашивать местных о том, как проехать в Низинки. Он прибавил газу и въехал в деревню.

Возможно, из-за того, что день был особенно серый и слякотной, деревня показалась ему неприветливой. Давно не крашенные дома, кое-где покосившиеся заборы, кривая двунога единственного на деревню фонаря. Деревья тянули свои изломанные ветви, разросшиеся кусты щетинились у калиток. И ни души, ни дымка из трубы, ни машины перед воротами… Никита свернул на соседнюю улицу, которая была словно еще уже, тише и темнее. Наконец в самом конце улицы он заметил огонек и направил машину туда. Огоньком оказалась лампочка, светившая в гараже, обе двери которого были широко распахнуты. Рядом с ним стояли четверо мужчин, Никита подъехал к ним, остановился и опустил стекло.

— Добрый день, — поздоровался он. — Не подскажете, как отсюда выехать в деревню Низинки?

Мужчины, до этого занятые разговором, неспешно развернулись к нему. Никите они почему-то сразу не понравились, хотя ничего особенного в них не было. На вид им было лет пятьдесят-семьдесят, одеты они были в затрапезные пуховики и шапки. Можно было подумать, что они собрались, чтобы вместе что-то починить или выпить, однако гараж был пуст, а запаха алкоголя или перегара Никита не услышал. Четвертый был на вид моложе остальных, у него были черные косматые волосы и борода и блестящие глаза. На нем был длинный коричневый плащ и галоши с меховой опушкой на босу ногу. В отличие от остальных он не мог ни секунды постоять спокойно: он то приближался к машине, то удалялся, то ходил кругами вокруг своих друзей; Никита не сразу заметил, что из-под плаща за ним, как хвост, волочился шарф.

— Куда, в Низинки? — переспросил один из мужчин в пуховике. У него левый глаз был круглым, а правый почему-то открывался только на самую щелочку.

— Да, навигатор шалит, уже во второй раз меня не туда привозит.

— А может, как раз туда, — вклинился второй, при разговоре он оттягивал губу, обнажая редкие гнилые зубы.

— Так на машине вы и не доберетесь, — проигнорировал его первый. — Туда сейчас только пешком.

— Пешком? — раздосадованно повторил Никита.

— Так вы не переживайте, — снова вступил второй, — здесь идти не больше километра через поле. Дорога прямая, не заблудитесь, — и он махнул рукой куда-то вперед.

Никита задумчиво потер подбородок, что, видимо, вызвало приступ раздражения у Косматого:

— Да иди уже! Раньше выйдешь — раньше воротишься!

— Позвольте, я подскажу вам, как лучше выехать к тропе, — четвертый, худой человек с ввалившимися щеками и седыми волосами до плеч вышел вперед и опустил руку с нестриженными ногтями на приспущенное стекло, словно он решил придержать машину, опасаясь, что Никита возьмет и уедет. — Выезжайте сейчас на главную улицу, по которой заехали в деревню — и проезжайте ее до самого конца. Там как раз начинается лесок. Спокойно припаркуете автомобиль и пройдете до деревни. Километр — не километр, обернуться не успеете, как очутитесь в Низинках.

— Спасибо, — сказал Никита. Когда незнакомец убрал руку, он быстро поднял стекло и прибавил газу. Искушение наплевать на поручение и уехать было велико, однако он все-таки решил посмотреть, где там Низинки, доехал, как ему было сказано, до конца улицы и действительно увидел лесок. Справа был лес, слева — поле, а между ними тянулась тропа. И, самое главное, даже отсюда виднелись вдалеке крыши деревни.

— Пойду, — решился Никита. Он немного постоял, проверяя, не увязался ли за ним косматый. Но улица оставалась безлюдной, и Никита, проверив, что в сумке лежит посылка, закрыл машину и зашагал по тропе.

Очень скоро он понял, что дорога будет не такой легкой, как ему казалось. Дул зябкий, пронизывающий ветер, в лицо летели капли дождя вперемешку со снегом, а ноги увязали во влажном тающем снегу. Никита знал, что в городе температура всегда выше, чем за городом, но планировал весь день провести в машине и поэтому оделся легко. Флисовая спортивная куртка практически не грела, ноги мерзли в кроссовках — хорошо, что они хотя бы не промокали. Никита подумал, что можно включить музыку, чтобы идти было веселее, но побоялся лишний раз разряжать телефон. Он обернулся назад, на Холмы и, убедившись, что никто за ним не идет, принялся напевать какую-то прилипчивую песенку, при этом размахивая руками и делая танцевальные движения, как в клипе. Поначалу он чувствовал себя глупо, но затем действительно приободрился и начал согреваться. Он еще раз обернулся на деревню: теперь домики были такими же маленькими, как и домики Низинок, виднеющиеся впереди. Кажется, он на середине пути, а раз так, до деревни и вправду рукой подать. Никита перестал петь и зашагал, задумавшись о своем. Снег мерно хрустел под ногами, ветер шумел в ветвях деревьев, стволы которых периодически издавали мерный скрип. Очнуться от размышлений Никиту заставило карканье вороны. Черная птица сидела на ветке прямо над ним, а затем взмахнула крыльями и полетела через поле. Никита проследил за ней взглядом, пока птица не скрылась в зыбкой дымке, в которую сливались снег и туман. Никита посмотрел вперед и с удивлением отметил, что домики Низинок не приблизились ни на йоту. Он обернулся назад — казалось, что и дома Холмов не стали меньше с тех пор, как он в последний раз на них смотрел. Решив, что это все оптический обман из-за тумана, Никита пошел вперед. Время от времени он поглядывал налево от себя, на поле, но видел лишь одно белое ничто от земли и до самого неба. Он напрасно вглядывался в него, пытаясь разглядеть хоть какой-то знакомый силуэт: дерево, кочку, птицу. Слева была лишь безмолвная белизна, и Никита начал испытывать смутное беспокойство. Сначала он не понял, что изменилось, но постепенно осознал, что слышит только звук собственных шагов. Ветер стих, и деревья больше не шумели, не скрипела кора, не падал с веток снег. Никита снова посмотрел на Низинки: они не стали ближе. Но и Холмы не отдалились. Сколько бы он ни шел, казалось, что он застрял ровно посередине между двумя деревнями. Никита подумал, не стоит ли ему вернуться обратно. Но ведь ему сказали, что идти не больше километра. И если он действительно не может правильно оценить расстояние из-за тумана, будет глупо возвращаться, не дойдя до деревни пары сотен метров.

Никита упорно продолжал идти вперед. Он попытался петь снова, но слова словно замерзли в горле. Ему почему-то стало страшно издать звук, заявить о своем присутствии в этом месте. Он шагал, прислушиваясь к звуку шагов и гадая, успеет он дойти до Низинок прежде, чем его кроссовки все-таки пропустят воду, или ему повезет, когда его внимание привлек новый звук. Это тоже был звук шагов, словно кто-то шагал рядом или чуть позади и старался идти с ним в ногу, но слегка, буквально на полсекунды, сбивался. Никита шел, прислушиваясь и не понимая, кажется ему это или нет. Может, это Косматый все-таки увязался следом? Никита несколько раз оборачивался, но никого не видел. Он даже рискнул снова окинуть взглядом поле, но бескрайняя пустошь навевала лишь чувство тоски. Наконец Никита не выдержал, резко остановился — и четко услышал чей-то чужой шаг. Он обернулся — никого. Никита вернулся на несколько шагов назад — на еле различимой тропинке шла цепочка его следов. Только его следов. Он прошел еще несколько метров, пока наконец не заметил в одном из своих следов словно вписанный след чужой ноги. У кроссовок Никиты была ребристая плоская подошва, а этот след явно оставил мужской ботинок с гладкой подошвой и каблуком. Никита почувствовал, как по шее потекла капля пота, оставляя за собой холодную дорожку. Он был уверен, что незнакомец, оставивший след, сейчас стоит у него за спиной. Он очень не хотел оборачиваться. Никита взглянул на Холмы: в некоторых домиках зажегся свет. Наверняка и фонарь на кривой двуноге горит, освещая улицу и его каршеринговую Киа. Медленно, словно нехотя, Никита повернулся спиной к деревне — и никого не увидел. Дорога на Низинки была пуста, разве что дома никак не изменились, и окна в них не горели. И Никита пошел вперед. Он непременно найдет этого Смирнова, вручит ему посылку, а после размахнется и засветит ему лицу, чтобы оставить знатный фингал. И плевать на все. Пусть жалуется, пусть вызывает полицию, Никита даже не знает, что в коробке, ради которой он бредет по этой бесконечной тропинке. Он уже не прислушивался к звуку шагов — что толку, они были; он не смотрел по сторонам, он просто шел из одного ослиного упрямства, пока вдруг не вышел к асфальтированной двухполосной дороге.

За дорогой смутно угадывались очертания деревни, а перед дорогой стоял небольшой одноэтажный дом. У дома, прислонившись спиной к кирпичной стене, курил какой-то парень в кожаной куртке, старше Никиты, но явно моложе четырех мужчин, которых Никита встретил в Холмах.

— Это вы Смирнов? — Никита был слишком вымотан, чтобы здороваться. Он просто хотел выполнить поручение и убраться отсюда как можно скорее.

— Нет, не я, — ответил парень. У него были короткие светлые волосы и глаза необычного янтарного цвета. Он вдруг закинул Никите руку на плечи, как старому приятелю, и подвел к самому краю дороги, так что дом оказался у Никиты за спиной.

— Видишь деревню через дорогу? — продолжил парень. — Это Низинки, здесь и живет твой Смирнов, дом номер восемь по Яблочной улице. Там все улицы называются в честь плодовых деревьев. Есть Яблочная, есть Грушевая, Сливовая, Вишневая — куда уж без Вишневой, — даже Абрикосовая…

Никита услышал, как дверь в дом за его спиной открылась и закрылась, а из дома раздался звук, словно десятки людей одновременно вскрикнули от ужаса, но очень тихо. Никита хотел обернуться, но незнакомец только крепче сжал его плечо, не давая это сделать:

— Посмотри, ветер поднялся и сносит туман, и все снова четко видно. Вот, как здесь иногда бывает. Ты не мешкай, иди ищи своего Смирнова, скоро совсем стемнеет, как будешь домой возвращаться?

Парень убрал руку и подтолкнул его вперед. Никита, убедившись, что машин нет, перешел дорогу — и тут же оказался под фонарем. Фонарь в Низинках висел на прямом, пусть и стареньком столбе, освещавшем табличку с надписью: «Яблочная улица, дом 6». Никита сделал пару шагов, но обернулся назад: кирпичного дома больше не было. Не было и поля. По другую сторону дороги тянулся лес и стояла одинокая автобусная остановка. Прямо под фонарем у въезда в деревню Никита разглядел свою Киа. Он даже глазам не поверил и несколько раз перепроверил номер, но это точно была его машина. Никита поспешил найти восьмой дом и уже через пять минут звонил в старенькую калитку.

— Иду-иду, — услышал он голос. Ему открыл невысокий коренастый человек в валенках, синей куртке и кепке с меховой оторочкой.

— Здравствуйте, вы Смирнов?

— Я.

— У меня для вас посылка от… — Никита запнулся, вспоминая имя дедушки Ильи, — Валерия Петровича.

Он протянул Смирнову коробочку.

— Вот Валерий Петрович удружил, — улыбнулся Смирнов.

— Извините, конечно, а что там? — не вытерпел Никита.

— Саморезы, — ответил Смирнов.

Он разорвал бумагу и открыл коробочку. И, к разочарованию Никиты, он действительно извлек из нее горсть саморезов.

— А на строительном рынке таких нет? — упавшим голосом спросил Никита. Ему казалось, что над ним жестоко подшутили.

— Таких — нет, — уверенно сказал Смирнов. — Валерий Петрович знает одно место, где делают точно такие, какие нужно. Да что это я вас держу на пороге, заходите, выпьем по чашке чаю, у меня жена сейчас что-нибудь сообразит на стол.

— Нет уж, спасибо, я поеду. Меня ждут…

— Не могу отпустить вас с пустыми руками.

Проводив Никиту и дав ему в нагрузку банку маринованных кабачков, Смирнов взял шуруповерт и отправился в сгущающиеся сумерки. Он перешел дорогу, и перед ним, словно соткавшись из темноты, возник дом. Парень в кожаной куртке сидел на крыльце. Огонек его сигареты светился маленькой оранжевой точкой.

— Здорово, — кивнул ему Смирнов. — Не замерз еще?

— Я уж лучше здесь, чем там, — парень махнул головой в сторону дома. — Твой знакомец сегодня перешел поле. И Оно следовало за ним. Раз уж не получилось съесть его, Оно решило пожрать всех, кто в доме.

— Да, Никита оказался стойким парнем. Кстати, он привез от Валерия саморезы. Так что вся эта катавасия с Холмами сейчас закончится. Говоришь, Оно еще в доме?

Смирнов бросил короткий взгляд на окно, заляпанное изнутри чем-то бурым, достал из-за пазухи шуруповерт и подошел к двери. Оторванный железный брус валялся на крыльце. Смирнов аккуратно поднял его, оттер грязь с еле различимой цепочки слов и знаков и приладил над замком.

— Раз не хочешь внутрь, так подсоби, — распорядился Смирнов.

Едва зажужжал шуруповерт, как в дверь изнутри начало что-то биться, силясь открыть, но Смирнов и его помощник навалились всем своим весом, не давая двери отвориться на ни на сантиметр. С шумом распахнулось окно, из которого выглянул косматый черноволосый человек в коричневом плаще.

— Отвори дверь! — закричал он. — Не смей запирать! Отвори!

— Это весьма неразумно с вашей стороны, — подхватил его товарищ с седыми волосами до плеч. — Засов не сможет удерживать нас вечно!

Смирнов молчал. Откуда-то из глубины дома послышался утробный рев.

— Чтоб тебя, — выругался Косматый. — Как только я отсюда вылезу, я тебе покажу…

Но Смирнов методично вворачивал саморез за саморезом, а когда он закончил свою работу, давление на дверь внезапно пропало. Да и сам дом начал размываться, терять очертания и растворяться в ночной темноте. Как только дом исчез, Смирнов и парень в кожаной куртке обернулись на Холмы — в ночи сверкнул последний блик фонаря-двуноги и пропал.

— Вот и не стало деревни, — заметил Смирнов. — Чертовы Холмы больше не будут никого сбивать столку.

— Надолго ли? — произнес с сомнением в голосе парень в кожаной куртке.

— Надолго, — ответил Смирнов и любовно похлопал по нагрудному карману, в котором лежали неизрасходованные саморезы. — Валерий знает, где брать такой материал, что выберутся они оттуда к морковкину заговенью.

И они зашагали через асфальтовую дорогу в Низинки.

А Никита ехал за рулем своей Киа туда, где его ждали. Он сильно задержался, уже совсем стемнело, и фонари вдоль дорог разгоняли темноту золотистым светом. На полу под пассажирским сидением, завернутая в пестрый целлофановый пакет, стояла банка маринованных кабачков. Навигатор больше не шалил и четко показывал дорогу, разве что теперь он никак не мог найти деревню Холмы. Но Никиту это совсем не расстраивало.