Среди песков, вдали от дома (джен)

Все говорят: беспутство — грех. Но какова цена пути?

В чужой стране, вдали от всех, виной придётся заплатить.

Утренний молитвенный напев эхом разносился над городом. Рассветное солнце только-только показалось из-за холмов, небо ещё хранило лавандовый сумрак ночи, а певчий уже успел взобраться на минарет и теперь звал прихожан на всеобщую молитву.

Джилира торопливо шла по коридору медресе мимо закрытых дверей жилых комнат. Спешить куда-то в этот час было кощунственно, но — она прижала к груди смятый лист бумаги и тяжело выдохнула — любое промедление казалось смертельным. Прощальное послание…

Заслышав шаги за углом, Джилира прильнула к стене. По соседнему коридору прошёл один из учителей. Может, обратиться к нему?

Джилира осторожно выглянула из своего укрытия и тут же отпрянула, ударившись затылком о стену.

Нет, это господин Шаархан-ани⁽¹⁾, он и терпит-то её лишь потому, что основательница медресе, блистательная Фария Асмари, разрешила женщинам учиться. Помогать он точно не станет.

Как только шаркающие шаги господина Шаархана затихли вдали, Джилира оттолкнулась от стены и, поправив сбившийся край платка, поспешила дальше.

Не успела она пройти и двух шагов, как резко распахнувшаяся дверь больно ударила её по носу.

— Ай!

Дверь немного отодвинулась, и Джилира, прищурив один глаз, разглядела номерную табличку. 107. Оказывается, ноги принесли её к собственной комнате.

— Доброе утро! — Из-за двери высунулось укутанное до самых глаз лицо соседки — Рейе. — Что с тобой?

— Н-ничего. Я…

Рейе почему-то внушала лёгкий ужас. Чужестранка с почти белой кожей и волосами, апельсиновыми, точно пламя костра в ночи, она всегда закрывала лицо, как замужняя женщина из глухих земель, но никогда не молилась и не поминала богов: ни Всевышнего, ни своих, тех, в кого верили на её родине. Джилира делила с ней комнату уже без трёх месяцев семь лет, но знала о Рейе, только что у неё очень длинный и острый нос, который выпирает под платком, что она любит кофе, на который у неё никогда нет денег, и что учитель Хадани Кальшаи — её дядя.

— Что-то случилось дома. — Рейе не спрашивала, но утверждала.

Проследив за её взглядом, Джилира возмущённо запахнула платок поплотнее, но письмо не убрала.

— Они все скоро умрут. — Поплакать Джилира успела по дороге. — Мама просит меня не приезжать домой в праздничный месяц. Но я…

— Страшное чудовище утаскивает людей… — пробормотала Рейе, продолжавшая читать письмо вверх ногами. — Ты к страже ходила? Это, кажется, их работа.

— Нет… Сейчас пойду. Спасибо, Рейе! — крикнула Джилира уже на бегу.

Надо же было так растеряться, чтоб самое простое и нужное решение не найти! Теперь добежать до городских ворот — они совсем рядом — и спросить, к кому именно можно обратиться. И всё будет хорошо!

* * *

В окно, занавешенное полупрозрачной тканью ярко-голубого цвета, вливался запах остывающего города: светлого камня, летучих специй, человеческого пота, верблюжьей шерсти. В ответ тонкой изящной струйкой вытекал аромат кофе с корицей. Лёгкий порыв ветра ворвался в комнату, встрепал волосы и смахнул на пол брошенный на подлокотник платок.

— …таким образом, дефис, стоящий между двумя словами тисина, следует понимать как тождество слову «принадлежащий», — говорил дядюшка Хадани, воздев лицо к потолку и почти театрально помахивая свитком. — Например, если взять твоё имя и вознести его значение к тисину, поставив дефис, мы получим Ре-Йе, «синева, принадлежащая пламени»…

— Думаю, так лучше не делать, — пробормотала Рейе, отпив немного кофе. — Звучит не очень. Мне больше нравится традиционное написание, где первый корень — прилагательное.

Дядя тут же остыл к блестящей идее исковеркать её имя.

— Согласен! Принадлежность — это, как мне думается, для топонимов.

Тисин был величайшей страстью дядюшки — исчезнувший тысячи лет назад язык непонятно какого народа, сохранившийся лишь в именах на их родине и письменах, разбросанных по разным материкам. Хадани готов был обойти весь мир, лишь бы восстановить тисин в наиболее полном виде.

— Впрочем, к артефактам оно тоже относится. Тот же Ва-Лаис, «предмет, принадлежащий серебру», ну, или кому-то по имени Лаис.

— Талаис, — подсказала Рейе.

Про Ва-Лаис, загадочное невесть что, называемое в легендах то мечом, то чашей, то вообще одеянием, но обязательно невероятно могущественным, Хадани мог рассказывать бесконечно. Дядюшка мечтал найти его и наконец объяснить миру, что это за штука такая. Талаис была не менее непонятна, чем артефакт, но и не менее могущественна. Легенды, м-да…

— Возможно, но за тисин не замечено привычки отсекать части слов. В данном случае, скорее…

Его прервал резкий, но нерешительно рваный стук в дверь. Рейе потянулась за платком — у Хадани его можно было сдёрнуть с головы, но в присутствии местных требовалось соблюдать приличия.

Дядя отпер дверь и удивлённо замер.

— Ученица Джилира, ты ищешь Рейе? По иной причине юной деве не следует приходить в жилище мужчины.

Рейе скривилась под платком: юной деве вообще никуда приходить не следует, если она одна. Даже ученицам медресе такие вольности не дозволялись — всем семерым, чтобы сходить на рынок, требовалось собираться толпой, звать мать одной из них и тащить бедную старую женщину с собой. Впрочем, всех, кроме двух чужестранок, это обычно вполне устраивало.

— Мне… — Джилира вежливо поклонилась и решительно заявила: — Хадани-ани, мне больше не к кому пойти.

— Опять Шаархан-ани выгнать пытается? — спросил дядя, закрывая за ней дверь.

О противостоянии учителя Шаархана и Джилиры знало всё медресе: она мечтала стать врачом, а он считал, что женщина оскверняет искусство медицины одним своим присутствием в анатомическом театре. Но Рейе помнила разговор, состоявшийся накануне, и была почти уверена, что Джилира пришла не из-за вредного учителя. Да и как бы языковед Хадани мог противостоять врачу? Дядя, конечно, возражал всегда и против всех, почему и жил так далеко от дома… Но нет, Джилира явно пришла не за этим.

— Я слышала, что все выходцы из Дерингара — искусные воины… — начала она.

Хадани прикрыл лицо рукой и проворчал:

— Прямо говори! Я был настроен сегодня провести вечер с семьёй, за изучением величайшей и загадочнейшей из точных наук.

Джилира виновато оглядела разбросанные по ковру свитки и карты и вдруг, бросившись на колени, схватила одну из них.

— Здесь! — Она ткнула пальцем в красный кружок на самом юге Раифаара и зачастила: — Тут моё родное селение. Чудовище уносит оттуда людей, но мне сказали, что это слишком далеко и никто не пошлёт туда воинов. Потерять сотню жизней им не жалко.

Хадани тяжело вздохнул. Поморщился. Снова вздохнул.

— Это южная граница Раифаара, пустыня. Отчасти я понимаю…

— Вы тоже считаете, что оно должно съесть всю мою семью?!

Рейе отставила опустевшую чашку и, подавшись вперёд, сказала:

— Там твои пометки о письменах, дядя. Красный круг — что ты им обводишь?

Она говорила на родном языке, и Джилира уставилась на неё как на предательницу.

— Крупные постройки предположительно Первой эпохи… М-хм, да-а… Ладно, нам в любом случае стоит туда съездить.

— Нам?

— А ты хочешь остаться здесь? — Дядя удивлённо воззрился на Рейе, словно она слыла ярой сторонницей приключений на оба крыла. Впрочем, после того, какими путями её принесло в Раифаар… Болезненно поморщившись под платком, Рейе тряхнула головой и возгласила:

— Поехали. Только с учителями сам разбирайся — меня они любят ничуть не больше, чем Джилиру.

Услышав своё имя, та с надеждой уставилась на Хадани.

— Мы посмотрим на твоё чудовище, — пообещал он, вернувшись к языку раифов. — Готовься, через пять дней поедем.

Казалось, только правила приличия помешали Джилире броситься к нему с объятиями.

* * *

Путь в селение Карзани, лежавшее на самой границе Раифаара и Медных песков, занял почти две недели. Часть пути пришлось проделать пешком, потому что, если до ближайшего города можно было добраться с караваном, то в сторону Карзани не отпускали даже верблюдов.

— Мор на них напал! — буркнул один из торговцев, у которых Хадани пытался занять верблюда. — Такой мор, что не надо его нам.

Медными песками эту часть пустыни называли не зря. Золотые пески Раифаара, мягкие и нежные, резко обрывались подобными стенам рыжими скалами. Ветер и песок за тысячи лет выточили на них полосатый рельеф. Рейе, не удержавшись, прошлась вдоль них с большой линейкой: полосы оказались в точности параллельны.

За стеной из скал тянулась почти обычная пустыня, только медная. Тяжёлый крупный песок скрипел под ногами, и это, если не считать собственного жаркого дыхания и редкого, едва слышного свиста ветра, был единственный звук в округе. Иногда — но гораздо чаще, чем в Золотых песках — скрип сменялся чавканьем, а кое-где и вовсе появлялись лужи. Однако вода в них была грязная, желтоватая.

— Из Чёрных пустошей ветром заносит, — пояснила Джилира, — когда майтлейские ифриты снова недоброе творят.

Рейе подозревала, что причиной желтизны служила взвесь, мелкие частицы песка, скопившиеся в воде и не осевшие на дно. Однако колдуны из Майтле вполне могли объяснить, почему никто не торопился спасать приграничное селение от чудовища.

— Чёрные пустоши! — Хадани восторженно закатил глаза. — Побывать бы там! Говорят, речь местного народа очень похожа на тисин.

— Каждый народ так про себя говорит. — Рейе усмехнулась под завесой платка.

— Они не сами говорят, про них другие сплетничают, значит…

— Мы на месте! — крикнула шедшая впереди Джилира.

Путники обогнули последний бархан и вновь увидели полосатые скалы. Они уходили вдаль, становясь всё выше и круче, и почти превращались в горы, а у их основания ютились маленькие каменные домики конусообразной формы. Из-за них тянуло сыростью и даже как будто илом — в тени под скалами наверняка бил родник. Отсюда его было не разглядеть, но из-под скал торчали довольно живописные по местным меркам деревья. Чахлые, скорее серые, чем зелёные, но после недели в рыже-бледно-голубом кошмаре Рейе хотелось ими восхищаться.

Из ближайшего дома наперерез путникам кинулась женщина в чёрном одеянии. Лицо у неё было, с поправкой на возраст и ужас, точь-в-точь как у Джилиры.

— Куда же вы? Куда же ты, перекати-полюшко моё? — запричитала она.

— Мама! — строго сказала ей Джилира. — Эти люди пришли помочь.

— Да что ж тут помогать? Нас семеро из двухсот осталось, да Кавиля мы к тебе послали. Остальных всех унесли…

— И Тамилу?

— И Тамилу, нет больше у тебя сестрёнки. — Женщина тихо заплакала.

— Расскажите нам о чудовище, — попросил Хадани. Он переминался с ноги на ногу, словно ему было неуютно здесь и сейчас, но Рейе, казалось, единственная это заметила.

— Да что про него рассказывать? Появилось с месяц назад, в полдень выскакивает из-под скал, хватает народ, закидывает себе на голову и уносит под землю.

— Как оно выглядит?

Женщина задумалась, словно не могла подобрать слова. Наконец она заговорила, словно нанизывая бусины на нитку:

— Огромный. Золотой… С клешнями, хвостом. Но ходит на двух ногах. Не скорпион. На голове — плоский круг.

Хадани и Рейе переглянулись. Что за тварь нападает на Карзани? И… плоский круг — что это? Он нарисован или это какой-то нарост? Печать на лбу? Нечто иное, раз чудовище людей на голове носит?

Рейе снова посмотрела на мать Джилиры, ожидая каких-нибудь пояснений, и вдруг заметила, что та почти не отбрасывает тени.

— Полдень. — Слово прозвучало подобно приговору.

Где-то далеко что-то вздрогнуло. Скрипучий визг отразился от скал. Мать Джилиры распахнула рот в немом крике и тут же зажала его руками.

Чудовище появилось у скал. Далеко, но они всё же могли его видеть. С такого расстояния оно напоминало одноногий стол: плоский круг лежал на голове, как странная шляпа. Чудовище осмотрелось, испустило громогласный рёв и направилось в другую часть селения.

— Там старик Хесам с семьёй, — полушёпотом пояснила мать Джилиры.

— Пойдём, Рейе, — позвал Хадани, направившись вглубь селения. Когда Джилира и её мать уже не могли их слышать, он пробормотал: — Эти женщины так и ждут, что я кинусь на чудовище с саблей наперевес и спасу их…

Он положил пальцы на рукоять, но продолжил ступать медленно.

— А вместо этого? Он раз в пять выше человеческого роста — тут нужно что-то посерьёзнее, чем учёный с саблей и ученик с… — Рейе осмотрела торчащую из сумки рукоять лопаты и кинжал за поясом и скептически фыркнула: — …с лопатой.

— Не было и мысли, что сражаться будем мы. — Хадани попытался беззаботно улыбнуться, но улыбка вышла откровенно вымученной. — Уведём людей, а потом расскажем о чудовище наёмникам. Знаю я одного старого волка — с зубами отрывать придётся. А чудовище ещё и золотом сверкает, ах! Сейчас оно свалит, и мы пойдём смотреть письмена.

— А Хесам с семьёй?

— Если мы побежим их спасать, то помрём оба! И они помрут! — разозлился Хадани. — Ты думаешь так же, как и я, так зачем задаёшь вопросы?

— Хочу убедиться, что права.

— Поехать сюда было твоей идеей, — напомнил он.

Рейе уязвлённо промолчала.

Над ними встала тяжёлая полуденная тишина. Солнце светило ровно сверху, тени исчезли, словно утонули в песке. Воздух замер, раскалённый, не дающий вдохнуть как следует. Выгоревшее до белизны небо оказалось вдруг ненастоящим, как и ставшие картонными скалы и дома. Полдень часто заставал Рейе в дороге: в полях, в степи, в Чёрных пустошах, в полупустыне северного Раифаара… Нигде он не давил и не душил так сильно, как в Медных песках. Рейе будто в пасть дракона сунулась. Наверное, Дорэнлот, дракон, в чьём пламени по легенде сгорела первая чародейка Талаис, дышал таким же нестерпимым сухим жаром.

К счастью, полуденное наваждение не длилось долго. Новый рёв чудовища — и мир ожил. Зашелестели чахлые деревца, заскрипел под ногами песок, сорвалась с верёвки какая-то тряпка.

— Ушло, — с облегчением пробормотал Хадани. — Идём к скалам. По моим сведениям, письмена где-то там. Заодно дом этого Хесама будет по пути, — тут же добавил он, но слишком тихо, определённо не для Рейе.

Дом оказался даже близко не по пути по меркам селения, однако Хесама они встретили на главной улице. Сухой старик с длинной ниткой бороды, свешивавшейся на грудь, целеустремлённо шёл куда-то, готовый в любой момент выхватить саблю и порубить врага.

— Кто такие? — вопросил он, заметив чужаков и вытащив саблю на пару пальцев.

— Бродячие учёные, — ответил Хадани. — Вы чудовище выслеживаете?

— Он последнего внука моего унёс, Иблис! Убью!

Ещё один… Даже если в прошлом этот старик вдруг был лучшим воином Раифаара, сейчас у него колени до конца не разгибаются и глаза ослабели — больно сильно щурится.

— Мы поможем, — сказал Хадани.

— Девушка — тоже? — недоверчиво поинтересовался старик, глядя на Рейе.

— Тоже. Если люди живы, кто-то должен их увести, — объяснил дядя и обратился к Рейе на родном языке, словно извиняясь: — Больно на отца похож… Не могу я.

Рейе скривилась: господин Гахмант, отец Хадани и её матери, тёплых чувств у неё не вызывал, скорее наоборот. Но дядя когда-то с ним серьёзно повздорил, отчего и был вынужден уйти из дома. Видимо, теперь его грызла совесть.

— Это вряд ли, — буркнул старик, отпустив саблю. — Вот что я вам скажу: он уже месяц народ хватает и, раз ни один ещё не вернулся, то и возвращаться некому.

— А внук?

— Внук, — повторил старик, тряхнув головой и, казалось, смахнув невидимые слёзы. — Пошли.

Вблизи скалы оказались гораздо любопытнее, чем при взгляде издали. Родник выбивался из сумрачной расщелины, и у его истока, под нависшим каменным сводом, обнаружилась стена, явно созданная руками разумных. Вытесанная из скалы, она пестрела изображениями людей, идущих куда-то вправо, падающих, умирающих в пути.

— Сюда он спускается. — Старик замер, указывая на чёрный прямоугольник входа внизу стены.

— Ну, Рейе, — заговорил Хадани, уставившись на стену, — покажи, что не зря училась почти семь лет. Что у нас тут?

— Тисин, Первая эпоха, когда материки были едины, иначе этот народ сюда бы не попал. Смысл неясен — люди просто идут. Возможно, это хроника странствий, потому что даже на едином материке Карзани находилось бы очень далеко от их вероятных мест обитания. Трудный путь, смерти, лишения — вот это всё. Над входом надпись, в которой я вижу три дефиса и два знакомых слова.

— Какие?

Рейе снова всмотрелась в надпись. Буквы пострадали от времени, но их ещё можно было прочесть. Алфавит, в отличие от значений слов, Рейе знала полностью. «Дженгролот нао Лир-Айя. Ус эо'т'геранге оа Эол-иа, оа эол-Гевель», что бы это ни значило.

— Госпожа… чего-то. Или принадлежащая чему-то, если верить твоей теории с дефисами. И «лот», как в имени Дорэнлота.

— Дженгролот… — пробормотал Хадани. — Там написано «Дженгролот». Явно заимствованное у раифов слово «песок», а «лот» может означать что-то большое или страшное.

— Вы окаменели? — ворчливо вопросил старик, которому надоело слушать незнакомую речь.

— Мы пытаемся понять, чем грозит спуск, — сказал Хадани и принялся переводить: — Так… Песочный и страшный кто-то… кормит… госпожу солнца? Мужчина — или просто «он», не уверен, — от… не понимаю… её… чьё-то рождение… от чьего-то рождения, вернее. Ладно, пока не будем переводить начало, это может быть имя, причём имя нашего чудовища. Дженгролот кормит госпожу солнца. Он — непонятный кусок — с момента чего-то её — смерти? нет, смерть выглядит иначе — с момента чего-то какой-то Гевели. Что за Гевель? Хесам, нет ли у вас каких-нибудь легенд об этом месте?

Старик безразлично пожал плечами, но, подумав немного, проговорил:

— Мы живём здесь не первое поколение, но всё же не слишком давно. До нас тут стояли такие же дома, но давно заброшенные. Может, их съели, может, они ушли — и все легенды ушли с ними.

— Жаль. Ладно, спускаемся, — и Хадани первым шагнул в темноту.

* * *

В первые мгновения внутри скалы было темно, Рейе сунулась было в сумку за спичками, чтобы зажечь факел, захваченный Хесамом, однако очень быстро стало ясно: здесь есть какой-то источник света. Хадани задрал голову и обнаружил на потолке тускло светящиеся золотые диски. Он уже видел такие на родине, в Дерингаре. Высоко в горах, в руинах древних пещерных гробниц и храмов, иногда находили такие.

— Точно, тисин, Первая эпоха. Вероятно, в глубине похоронен кто-то из правителей кочевников.

— Похоже. А Дженгролот откуда?

— Древнее проклятие? Хесам, местные ходят в эту пещеру?

Называть это место пещерой было не совсем правильно: это был широкий квадратный проход, прорубленный людьми. Относительно ровные стены с мелкими трещинами, никаких рисунков или надписей, никаких ответвлений, светящиеся диски на потолке.

— Нет, — решительно заявил Хесам. — Она была замурована. Тридцать два дня назад кусок стены обвалился. Никто туда не ходил.

Тридцать два дня назад… Хадани попытался припомнить какие-нибудь астрономические, религиозные, колдовские или исторические события, из-за которых могла бы открыться пещера. Как назло, в голову лез только день рождения племянницы и смерти сестры. Надо будет проверить календари по возвращении.

Да-а, семья… Ход всё тянулся, никуда не сворачивая и не разветвляясь, не давая свернуть с пути, и Хадани невольно перенёсся мыслями на много лет назад.

Они с Сахи, драгоценной сестрой, росли детьми старшего сына в семье, но младшими среди двоюродных, троюродных и прочих родственников. В семье уже были искусные воины, ушлые торговцы, отважные мореплаватели… В семье была первейшая красавица Дерингара — драгоценная Сахи. Хадани, сыну старшего сына, до́лжно было стать первейшим среди равных, но он проводил всё время над книгами или за написанием стихов. Отец этого не одобрял и грозился выгнать его из дома. Однажды Хадани ушёл сам — разгадывать загадки тисина в надежде принести семье славу тем способом, который находил приятным.

Увы, очень скоро он понял, что обрёк себя на участь нищего учёного. Иногда драгоценная Сахи, в замужестве ставшая госпожой всего Оргосса и поднявшаяся выше, чем родилась, подкидывала ему монет, но вечно это продолжаться не могло, и Хадани подался в Раифаар, где и осел, став учителем языкознания в медресе Асмари. Сюда же семь лет назад прибыла Рейе, дочь Сахи, потерявшая мать в свой двенадцатый день рождения, а в двадцать пятый ушедшая из дома.

Племянница тоже не оправдала надежд своего отца; не нашла она понимания и в семье матери. Хадани приютил девушку, но понятия не имел, что делать с ней дальше. Он неоднократно спрашивал у Рейе, куда та подастся, когда получит золотой свиток. Ответ вот уже без малого семь лет оставался неизменен: не знаю.

— Ход раздвоился, — сказал вдруг Хесам.

Хадани вырвался из воспоминаний и уставился на два совершенно одинаковых поворота: налево вниз и направо. Над ними оказались вырезаны надписи. «Дженгролот» на правом и «Ит-та-Дженгр» на левом.

— Дженгролот обитает справа, но уносит ли он людей туда же? Слева же у нас… «Ит» значит «путь». Путь песка?

— Путь сквозь песок, — предложила Рейе. Она сделала пару шагов влево, опустилась на колени и пропустила горсть песка сквозь пальцы. — Там кончается камень и начинается песок.

Куда идти? Какой выбрать путь? Они, конечно, не спешат и могут заглянуть в оба хода, но хотелось бы встретить людей, а не чудовище.

Задать вопрос никто не успел. Раздался скрипучий рёв, и в правом ходе возникла исполинская громада. Дженгролот.

* * *

В лицо бросило песок. Холодный, колкий. Рейе едва успела закрыть глаза и отшатнуться. Ход круто срывался вниз, и она кубарем скатилась по куче песка, в конце врезавшись боком в горячий камень. Из лёгких вышибло воздух. Рейе резко вдохнула, и их тут же обожгло. От камня исходил нестерпимый жар.

Рейе откинулась на спину и, стиснув зубы от боли в боку, отползла подальше. Она лежала рядом с большим пористым камнем с плоским верхом. Он испускал не только жар, но и тусклое оранжеватое сияние. Был бы камень раз в десять меньше, его легко было бы представить на любой маэрденской кухне… на которой только что что-то пригорело. Что, интересно, тут жарят?

Поднявшись, Рейе заметила на середине камня маленькое тельце. В полутьме было не понять, но скорее всего это был внук Хесама, унесённый чудовищем в прошедший полдень. Ребёнок лежал, не проявляя признаков жизни, и от его рыжей в отсветах камня кожи поднимался густой желтоватый пар.

Значит, госпожа солнца — вот этот огнекамень? И Дженгролот носит людей сюда? У Рейе вмиг появилось множество вопросов, и самым главным среди них был «зачем?» Однако прежде чем искать ответы, надо было спасти ребёнка.

Рейе огляделась. Он лежал далеко, и подцепить было нечем. В сумке была верёвка, но сама сумка осталась наверху. Пришлось встать на камень сверху и подойти поближе. Ступни жгло сквозь тонкие подошвы ботинок, дышать стало ещё труднее, кожа, казалось, начала испаряться. Шипя, Рейе подскочила к ребёнку, подхватила его на руки и в два прыжка соскочила с камня.

А-а-а! Нет ожогов хуже, чем на ногах. Есть, но не сейчас, когда надо бежать. Ребёнок ещё живой, его на воздух надо. Обработать ожоги, передать семье… Как пройти мимо Дженгролота?

Рейе бережно уложила ребёнка у стены и как можно более тихо вскарабкалась по куче песка наверх. Там было до ужаса тихо. Не рычал Дженгролот, не звенели сабли о его броню, не кричали Хесам и Хадани.

Может, они просто выманили тварь наружу? Хотелось верить. Вот только в исторических книгах, которые доводилось читать Рейе, против существ вроде Дженгролота выставляли сотни человек. Двоих, учёного и старика, точно будет мало.

Вернувшись за ребёнком, Рейе заметила на дальней стене рисунок. Обнажённая женская фигура с полной грудью и распростёртыми в стороны руками стояла, то ли спящая, то ли мёртвая, а над её головой светился единственный здесь золотой диск. Неизвестная старая вера?

Подняв ребёнка, Рейе тяжело зашагала наверх. Песок осыпался под ногами, полз назад, утягивая за собой. Пару раз Рейе падала на колени, едва не роняя ребёнка. Наконец впереди показался квадрат света — выход. Надо же, сейчас ведь ещё день!

Почему-то казалось, что снаружи должно быть так же темно, как и в пещере. Однако с каждым шагом выход всё приближался, и Рейе всё сильнее щурилась, силясь разглядеть силуэт Дженгролота. Однако его не было видно.

Выйдя на свет, Рейе на время ослепла и будто оглохла — ветер стих, пустыня замерла. Впрочем, тишину почти сразу нарушил голос Джилиры:

— Нашли? У вас получилось!

— Хадани и Хесам появлялись?

— Нет. — Джилира тут же помрачнела.

— Забери ребёнка, — решительно сказала Рейе. — Я пойду обратно.

— Но…

— Забери!

Джилира послушно перехватила ребёнка, и Рейе поспешила обратно в пещеру. Там был ещё один ход. Свернув влево, чтобы забрать лопату, Рейе вернулась к развилке и повернула направо. Против Дженгролота с лопатой — это даже звучало смешно. Но Хадани остался единственным, кто был дорог Рейе, и она не могла развернуться и уйти, даже если это стало бы более умным решением. Она лучше останется здесь навсегда.

Если левый поворот в пещере, Ит-та-Дженгр, был весь засыпан песком, то в правом пол оказался каменным. Воздух там был ещё суше, чем возле плиты, но зато диски светились гораздо ярче. Рейе подумала, что, возможно, они и иссушали воздух — надо же им было где-то брать энергию. Или, пока пещера не открылась и Дженгролот не вылез, они не горели?

Из глубины хода не доносилось ни звука. Неужели тварь уже всех убила? Но почему это произошло так тихо? Рейе провела внизу не больше десяти минут, а Хадани, Хесам и Дженгролот успели бесследно исчезнуть, не оставив ни крика.

Шаги шуршали по каменным плитам, каждый отдавался болью. Воздух рвался сквозь зубы — от боли и сдерживаемого страха. Пустое просторное помещение, разве что воздух не напоён морем. А так — в точности родной дом, чуть не ставший ей тюрьмой. И где-то рядом, возможно, умирает единственный близкий человек. Уже не в первый раз.

Резкий поворот хода — и места стало меньше. Рейе осторожно заглянула за угол. Путь перегораживала исполинская туша Дженгролота. Тварь сидела спиной ко входу, прижав кого-то клешнёй к полу.

Кем бы он ни был, его надо было спасти. Лопата не поможет, она лишь для чувства уверенности. Как победить Дженгролота? Есть ли у него слабости? Казалось, что нет.

Рейе тяжело вздохнула. Воздух, сухой воздух… жар, из-за которого чудится, будто вдыхаешь чистое пламя… Ничего, если удастся выбраться, можно будет окунуться в озерцо. Да вот же! Вот! В пещере очень сухо, и Дженгролот наверняка не любит воду. А если заманить его туда? Навредит ли ему это?

Отбежав подальше в коридор, Рейе застучала лопатой по стене с воплем:

— Эй, я здесь!

Дженгролот скрипуче закричал и начал поворачиваться. Рейе кинулась к выходу, продолжая стучать. Он в пять раз выше, а значит, и быстрее. Быстрее, быстрее! Плевать на горящие от боли ступни. На резь в боку. На рвущиеся наружу лёгкие. Быстрее. К свету. К воде.

Снаружи ждала Джилира.

— Прочь!!! — заорала Рейе и свернула к озеру.

Вода. Мутная, холодная, шумная.

— Догоняй!

По колено, по пояс. Плыть. Полы одежды мешали, вода заливалась в глаза и нос. Силы начинали оставлять. Рейе прекратила грести и оглянулась.

Был ли Дженгролот разумным или нет, но он кинулся за ней, как взбешённая гарпия. Вода едва доставала ему до пояса, однако этого хватило. Он начал таять. Вокруг исполинской фигуры расползалось пятно, напоминавшее расплавленное золото. Вода закипала.

Кое-как доплыв до берега и вскарабкавшись на камень, Рейе отплевалась от воды, встала и поковыляла обратно. Хадани… Его надо было найти.

* * *

В мире говорят, что все выходцы из и Дерингара — искусные воины. Это верно не в полной мере. Но Дерингар так близок к краю мира, что чудовищ там всегда в избытке. И, что точно знает каждый выходец из этих мест, у любого чудовища есть очевидное слабое место. Нужно лишь время, чтобы его найти.

У Хадани времени не оказалось. Дженгролот напал внезапно, бесшумно — будто не подкрался, а просто возник ниоткуда. Он хотел схватить Рейе, и Хадани оттолкнул её. Острые шипы на клешне чиркнули по плечу, оставили на рубашке алые росчерки. Повезло, что руку не оторвало.

Зазвенела по золотой броне сабля Хесама. Ни трещины. Дженгролот махнул тяжёлым хвостом. Таким бы рушить ворота крепостей! Хесам с неожиданным проворством отскочил.

Хадани оказался за спиной Дженгролота и вгляделся в его ноги. Они полностью покрыты бронёй, но должны же колени как-то сгибаться? Так и есть: хитиновые пластины, закрывающие бедро и голень, примыкают друг к другу неплотно. Если изловчиться…

Пока Дженгролот не повернул хвост, Хадани прянул вперёд и воткнул саблю ему под колено. Тонкая, короткая для противника. Едва ли сильно ранила. А вот самого Хадани мощным пинком откинуло дальше в проход.

Яркий свет, иссушающая жара и шершавый камень под спиной. Скрип над головой и клешня, схватившая поперёк туловища. Не так Хадани хотел закончить свою жизнь, совсем не так…

…Холодная мокрая ткань касалась лица. Шуршали сухие листья, неведомым образом ещё державшиеся на ветвях. Приоткрыв глаза, Хадани словно сквозь туман увидел знакомое лицо — длинное, бледное, остроносое, оттенённое рыжими кудрями. Он будто бы лежал прохладным утром на террасе родного дома, а рядом сидела его драгоценная сестра.

— Са-ахи-и…

Но у сестры глаза были свинцовыми, как плачущее небо, а эта Сахи смотрела синими, по-ночному тёмными. Когда туман рассеялся, Хадани узнал Рейе.

Они находились под скалами. Холодная тень, шорох листьев, запах пролитой крови и мятая тряпка, ещё недавно бывшая её платком.

— С возвращением, — тихо сказала она и, наклонившись, обняла Хадани, странно стараясь почти не касаться его.

Хадани попробовал пошевелиться и понял, что не чувствует своего тела ниже рёбер. Зато в рёбрах от слабого движения поселилась боль. Её горячие щупальца, до того незаметные, поползли по телу вверх, через лёгкие к сердцу, к горлу, и вырвались наружу рваным хрипом.

— Прости меня… — взмолилась Рейе, отстранившись.

Дышать на миг стало легче, но от её виноватого вида снова ком встал в горле.

— За что?

— Я убедила тебя поехать сюда.

— Не надо… не надо.

«…всё хорошо», — хотел продолжить Хадани, но язык предательски заплетался. Рейе отвела взгляд и из-под ресниц посмотрела на его живот. Хадани скосил глаза. Он был перемотан повязкой, похоже, из порванного плаща. Серая ткань перемазалась красным и как будто с каждой секундой становилась всё темнее.

— Я сам принял решение, — как можно более твёрдо произнёс Хадани. — Я сам.

Сколько у него времени? Часы? Дни — едва ли. В Карзани, вероятно, нет врачей. Значит, надо успеть… Хадани закрыл глаза, собираясь с силами.

— Рейе, — позвал он, — запиши… Ты сказала, Ит… та-Дженгр — это путь сквозь песок. Там… на входе… «т» с гласными, тут — «та» с согласными… Это «через»… период времени… там период времени… Так просто!.. Но я не расшифровал цифры…

До него не доносилось ни шуршания бумаги, ни скрипа карандаша. Записывала ли Рейе? Слушала ли?

Шептались листья, и пахло водой. Приоткрыв глаза, Хадани снова увидел террасу на склоне горы в Дерингаре и рыжие волосы драгоценной Сахи.

* * *

Джилира вышла из дома и уставилась на заходящее солнце. Почему-то родные места, хоть и стали вновь безопасны, не приносили ей радости. Мама и ещё четверо жителей Карзани: жена и брат Хесама, старая Абдра и её слепой сын — молились на краю пустыни. Да, время… Провозившись с ожогами маленького Наима и ранами Хесама и учителя, Джилира и не заметила, как подошёл вечер.

— У тебя не найдётся лишнего платка? — послышался сзади голос Рейе. — Мой остаётся только выбросить.

Яркие кудри в непотребном беспорядке трепались на ветру, едва сколотые на затылке. Лицо Рейе, как оказалось, изуродованное чёрным шрамом на левой щеке, ничего не выражало, но в тёмных глазах застыла боль.

— Пойдём. — Джилира провела её в дом, усадила на пёстрый ковёр и сама взялась за расчёску.

— Не стоит. — Рейе твёрдо перехватила руку Джилиры и отвела в сторону. — Как у вас хоронят?

— Как и везде в Раифааре, сжигают и развеивают прах в песках. А в Дерингаре?

— Как и в Оргоссе. Замуровывают в особые статуи.

Джилире тут же представились ряды серых изваяний, облачённых в доспехи. Или в Оргоссе и Дерингаре их не носят? Странный обычай, даже пугающий.

— Пусть дядя будет сожжён, — сказала Рейе. — Я развею прах над скалами Дженгролота, а саблю буду носить с собой, пока однажды не вернусь в Дерингар.

Однажды?

— Почему бы тебе не вернуться сразу, как получишь золотой свиток?

Рейе долго не отвечала. Решив не настаивать, Джилира открыла сундук, а котором хранилась одежда, и зарылась в платки, оставшиеся от Тамилы. Найдя самый нелюбимый сестрой, а потому прекрасно сохранившийся ярко-фиолетовый, она протянула его Рейе.

— Спасибо!

Рейе быстро разобрала спутанные волосы, заплела косу вокруг головы и намотала поверх платок, привычно закрыв лицо.

— Что ты собираешься делать, когда получишь золотой свиток?

Рейе задумчиво посмотрела на полосу света, пробивавшуюся из-за закрывавшего вход занавеса, и, тряхнув головой, заявила:

— Продолжу изучать тисин.

Вину меняю на вино, меняю жизнь на бездорожье.

Пески ли, горы — всё одно. Мне путь теперь всего дороже.

Рейе-ани Кальшаи

Весна 33 года Восьмой эпохи

1) Прибавление к имени «-ани́» в раифаарской культуре означает, что человек имеет хорошее академическое образование: вероятно, окончил медресе или аналогичное учебное заведение в другом государстве. (Прим. хрониста)

Вернуться к тексту