В царстве Аида (джен)

— Семнадцатого июля у нас торжественный ужин. Будут важные люди, я хочу, чтобы ты тоже пришла, — когда отец говорит таким тоном, это значит: возражения не принимаются.

— Опять станешь мной хвастаться? — фыркает Мадлен. — «Глядите, какая у меня умница-красавица дочурка: учится на отлично, стреляет без промаха, цитирует Фрейда по памяти».

— Так принято, — ровным голосом отвечает он. — Если тебя не будет — это сочтут неуважением. Пойдут разговоры.

— Неуважением к кому?

— Просто сделай так, как я прошу, — торопливо просит он. — Кто-то должен выступать в роли хозяйки дома. Я все организую, от тебя требуется только хорошо выглядеть и приветствовать гостей, — и чуть погодя примирительно добавляет: — Мне это нравится не больше, чем тебе, я вовсе не жажду демонстрировать людям из СПЕКТРа подробности своей частной жизни. Но сейчас моя очередь принимать гостей, придется их потерпеть. Пожалуйста.

Он не так часто у неё что-то просит, и сейчас, пусть Мадлен и злится, ей приходится признать: в его словах есть резон. Как бы отвратительны не были люди, с которыми её отец ведет дела, их лучше не раздражать без нужды. Мадлен с детства привыкла заменять покойную мать: заказывать продукты в магазине, составлять список дел для прислуги, следить, чтобы были оплачены счета, да и вечеринки ей организовывать не впервой. То, что сейчас отец готов избавить её от всей этой суеты, говорит: он понимает, насколько ей его просьба в тягость.

— Хорошо. Только бы никому опять не пришло в голову отпускать пошлые шуточки про Фрейда, — у Мадлен вырывается нервный смешок. — Терпеть такое не могу. Из всех психиатров в истории именно Фрейд вызывает у людей желание пошутить максимально по-идиотски.

— Спасибо, — неожиданно серьезным тоном благодарит её отец.

— Что происходит? Обмываете какую-то важную сделку? — Мадлен невольно понижает голос: даже у себя дома она уже давно не чувствует себя в безопасности.

— Ш-ш-ш. Я не могу рассказать.

— Ладно, — вздыхает она. — Потерплю весь этот гадюшник еще чуть-чуть.

* * *

После того как подают горячее, Мадлен под благовидным предлогом выскальзывает в сад. Все эти «важные люди», отпускающие одинаково неприятные шутки, кажутся ей как на подбор заурядными. Мелкие рыбешки криминального мира, мнящие себя акулами. Интуиция редко подводит Мадлен, и среди них она не видит никого, кто стоил бы таких хлопот. Раздражение смешивается с недоумением. Мадлен закуривает сигарету. Она редко курит — в подростковых компаниях, где ей случалось бывать, пить и курить считалось правилом хорошего тона, но у неё пропало желание бунтовать таким образом, когда она увидела дымящих как целое паровозное депо дружков отца. Сейчас сигареты — просто способ снять напряжение, к которому она изредка прибегает.

— Отвратительная привычка, — прерывает раздумья Мадлен женский голос.

Она вздрагивает. На бортике фонтана сидит белокурая женщина в светлом, с перламутровым отливом платье и тоже курит.

— Пристрастились в школе? — интересуется Мадлен.

— В старших классах, — кивает незнакомка. — Бросила потом, но иногда все еще курю, — она тушит сигарету о бортик.

— Не видела вас среди гостей.

— Люблю опаздывать, — ассиметричные губы женщины кривятся в ироничной усмешке. Все её лицо состоит из неправильностей — чуть вздернутый нос, неидеальный подбородок, одна бровь выше другой — и в то же время полно странного, смертоносного очарования. Такими представляешь роковых женщин из книг.

По-хорошему, появление неожиданной гостьи — повод насторожиться. На подружку одного из друзей отца она не похожа: слишком независимо держится, слишком много интеллекта во взгляде, и это «Люблю опаздывать» дает понять — она пришла не с кем-то, сама по себе. Но показать, что испугалась — худший способ вести себя, когда встречаешься с убийцей.

— Я часто спрашивала себя, как выглядела бы дочь Аида⁽¹⁾, — незнакомка, наклонив голову, рассматривает Мадлен, и та ощущает мурашки, бегущие по спине. Страх ли это? Или что-то иное?

— Которая? Макария?⁽²⁾ Или Мелиноя?⁽³⁾

— О них обеих мало известно, — пожимает плечами женщина. — А я не знаю вас.

— Я бы не хотела приносить кошмары.

— Быть жертвой — тоже не весело.⁽⁴⁾

— Предпочитаю третий путь.

— Тогда придется отказаться от отца, — в глазах женщины лукавство и темные тени.

«Есть ли у меня иной выход?»

— Мадлен? — отцовский голос прерывает их тет-а-тет. — Мы тебя обыскались. Что ты здесь делаешь?

— Принимаю гостей, — не без сарказма отвечает она. Когда Мадлен снова оборачивается к фонтану, светловолосой незнакомки там уже нет: она исчезла как ночной сон.

— Кто была та женщина в саду? — спрашивает Мадлен, когда гости расходятся. — Я не видела её за столом.

— Какая женщина? — она достаточно знает отца, чтобы распознать ложь в его голосе. «Успел заметить её, но притворяется, что не видел». — Ты что-то напутала. Не было никого, — он нежно гладит её по щеке. — Ты была прекрасна сегодня вечером.

«Не хочет отвечать на вопрос. Неужели ответ настолько неудобен?»

* * *

Наутро Мадлен узнает, что один из гостей, Луиджи Коста, не вернулся домой после их маленькой вечеринки: съехал с дороги и разбился насмерть. Свидетелей нет, но полицейское расследование подтверждает несчастный случай: будто бы всему виной неисправные тормоза. Мадлен не верит. Несчастные случаи из-за сломанных тормозов и СПЕКТР — вещи мало совместимые. Точнее, такое случается часто, только вот подобные поломки обычно не случайны. Мадлен при желании и сама могла бы устроить такую аварию: отец показывал ей несколько способов вывести из строя машину. «Однажды тебе может пригодиться».

Еще через какое-то время Мадлен узнает из подслушанного разговора: все принадлежащие СПЕКТРу счета Косты — те, к информации о которых полиция не могла получить доступ, — опустошены. Перевел деньги будто бы сам синьор Коста, в ночь аварии. До или после неё, хотела бы она знать? Ей не говорят, а она не спрашивает: ей, по большому счету, нет дела до еще одного мертвого мерзавца. Но Мадлен не может отделаться от мысли о прекрасном обычае СПЕКТРа: если мелкая рыбешка разозлила большого босса, её отдают на съедение более удачливым товарищам. И раз за разом вспоминает ту женщину в светлом платье, которую её отец будто бы не видел. «Я чувствую, когда он лжет». Прекрасная, как летний сон, незнакомка была, скорее, воплощенным ночным кошмаром, догадывается она. Ангелом смерти, пришедшим по душу Луиджи Косты.

«Отец знал». Вряд ли сделал все сам — хозяин дома слишком на виду. Но впустил убийц, помог срежиссировать спектакль. Мысли эти тяжким грузом давят на плечи. Мадлен не жаль Косту, но она не нуждалась в еще одном напоминании, что её отец — преступник. «А ведь было время, я думала, что он доктор».

«Хочешь выбрать третий путь — придется отказаться от отца», — нашептывает Мадлен в тревожных, на грани кошмара, снах светловолосый ангел-искуситель.

1) Аид — верховный бог смерти и подземного царства мёртвых в греческой мифологии.

Вернуться к тексту

2) Согласно византийской энциклопедии «Суда» дочь Аида. Однако там нет четкой информации, является она богиней или смертной женщиной.

Вернуться к тексту

3) Хтоническая нимфа или богиня, считалась приносящей ночные кошмары и безумие. Дочь Персефоны. Отцом её был Зевс, оплодотворивший Персефону, приняв облик Аида.

Вернуться к тексту

4) Отсылка к другой Макарии, дочери Геракла и Деяниры. Принесла себя в жертву Персефоне, чтобы обеспечить победу армии давшего убежище её семье города.

Вернуться к тексту