К Элоизе (гет)

Пой, пой вместе со мной

Страшную сказку «Я буду с тобой».

Ты, я вместе всегда

На жёлтой картинке с чёрной каймой⁽¹⁾.

У Элоизы Нотт волосы тёмно-каштановые, аккуратной волной спускающиеся к самой пояснице. И тонкая талия, и взгляд светло-зелёных глаз пронзителен и строг. Но в них, в этих глазах, совершенно невозможно ничего прочесть, кроме чистокровной надменности. Ни то, весело ли Элоизе, грустно или больно, ни то, каковы её истинные чувства, а каковы мысли; или, может быть, под маской белого, словно выточенного из мрамора, лица, за тонкими скулами и впалыми щеками только лишь пустота. Звенящая оболочка без содержания. Но Родольфусу в это слабо верится. Он, признаться, почти ничего не знает об Элоизе Нотт, даже не смотря на общих знакомых, оконченный в одно время Хогвартс и Пожирательский круг. Знает только, что Элоиза потрясающе играет на фортепиано и почти не смеется. Да и, в целом, от неё можно дождаться едва ли пары слов.

— Белла, Мерлина ради, закрой рот, — насмешливо шепчет Родольфус, наклоняясь к самому плечу супруги, вдыхая её тяжёлый цветочный парфюм.

— Иди в пекло! — огрызается она, но и в самом деле отводит глаза, и даже, кажется, на всегда белых щеках её расцветает что-то, отдалённо напоминающее румянец.

Родольфус вновь смотрит вперёд, чуть скосив голову на бок. Тёмный Лорд сидит в глубоком кресле возле камина, разговаривая о чем-то с Абраксасом Малфоем. За креслом отца с напряженной спиной застыл и сын. Люциус протягивает Абраксасу одну бумагу за другой. А на ручке кресла Тёмного Лорда примостилась Элоиза, и рука их повелителя не сходит с её талии. Поглаживает. Сжимает. Проводит вверх-вниз. Родольфус опять отводит от них взгляд и тут же замечает в отдалении Самсона Нотта, так же, как и Белла, прожигающего взглядом пару у камина. Нотт одним махом опрокидывает в себя стакан с виски, и Родольфус морщится. Такая демонстрация чувств ему противна. Борись или заткнись. А пустые слёзы — нечего лить.

— Пойдём, нам пора. — Родольфус поднимается из кресла и предлагает руку жене. Белла смотрит на неё с долю секунды и потом, мягко отстранившись, поднимается сама. Скрипит начищенный паркет, гудят голоса, чадят свечи. Беллатрикс покорно делает пару шагов и только после этого широким полукругом обходит Родольфуса, а затем глубоко склоняется перед сидящим в кресле Темным Лордом. «Слишком глубоко для её декольте», — отстраненно думает Родольфус.

— Доброй ночи, милорд.

Тёмный Лорд, прерванный на полуслове, отрывает глаза от бумаг в руках Абраксаса и поднимает их на Беллу. На лице его последовательно отражается недовольство тем, что его прервали, заминка и непонимание, и только после — едва заметная улыбка.

— Доброй ночи, Беллатрикс.

Белла уходит с торжествующим видом, а у Элоизы Нотт в застывших глазах полыхают отблески пламени. И спина прямая-прямая.

* * *

Самсон Нотт не так уж и стар по общепринятым меркам, и всё-таки на двадцать лет старше Элоизы Нотт. Впрочем, как и Тёмный Лорд.

— Милорд, люди говорят…

— Говорят что?.. — От угрожающих ноток в голосе Волдеморта у Родольфуса, который стал невольным свидетелем разговора, по спине бегут мурашки.

Он сжимает руку в кулак, стремясь преодолеть постыдную дрожь, но не может ничего с собой поделать. Делает ещё полшага от незатворенной двери кабинета в тень. Вчера они пытались взять в оборот одного из членов Визенгамота, да только не рассчитали сил, и пришлось вызывать самого Тёмного Лорда. У Родольфуса до сих пор стояли в ушах крики мракоборцев, а перед глазами — стена полыхающего огня. А Самсон — глупец, если думает, что заставит Волдеморта отступиться. Его ответное бормотание, впрочем, Родольфус не слушает, только холодные слова Тёмного Лорда:

— Разве Элоиза — не твоя племянница?

— Я обещал Титусу позаботься о ней.

— Вот как! — Волдеморт хохочет, и от этого хохота у Родольфуса волосы встают дыбом. Нехорошее предчувствие сворачивается, как змея, пригретая на груди. — Так что же дядечка хочет непременно устроить судьбу племянницы, выдав её замуж за… себя? Чтоб люди не болтали дурное?..

— Милорд, прошу вас, пожалуйста!.. — По звуку непонятной возни и глухому стуку Родольфус понимает, что Самсон бухнулся на колени. К горлу подкатывает тошнота, и Родольфус делает ещё несколько крохотных шагов назад. Он зайдёт позже, он не желает…

— Хорошо, Самсон. Женись, если так хочешь. Я не стану препятствовать…

— Спасибо… спасибо…

Родольфус почти бегом устремляется вон со второго этажа, летит, задыхаясь, до низу, а там тормозит перед большим гостевым залом, откуда доносится музыка.

Фортепиано.

В огромном зале много света. Он дробится невесомыми деревянными решетками и расчерчивает тенью полы белого мрамора. В противоположной стене приоткрыты стеклянные двери в домашнюю оранжерею. Разносится ритм вальса — это единственное, что Родольфус может сказать о мелодии. И то, что она скорее грустная, чем весёлая. Вальс — опавшие на крышку фортепиано лепестки белых роз и несбыточные девичьи грезы.

— О нет, нет! Прошу тебя, продолжай! — торопится сказать Родольфус, когда Элоиза прерывает игру. Её легкие пальцы, как бабочки, летают над черно-белой клавиатурой. Элоиза чуть склоняет голову в благодарности и, также не говоря ни слова, продолжает играть. Иногда у Родольфуса появляется навязчивая мысль, что Элоиза немая.

Часы показывают без четверти полдень, не нужно было ему торопиться, лучше бы подожал Беллу, как и договаривались. А вот и она! Её вид сосредоточен и собран, волосы укрощены в сложную прическу, а губы едва тронуты помадой. Стук каблуков невольно приноравливается к ритму вальса. В отличие от Элоизы, у Беллы все мысли и чувства начертаны прямо на лице. И захочешь проигнорировать — а не сможешь.

Родольфусу хотелось бы танцевать, но он знает — видит это по блестящим глазам жены, — что мысленно Белла уже в кабинете наверху, докладывает Тёмному Лорду последние вести, а от танца — откажется.

Беллатрикс создана для паркета и красивых нарядов, и для повелевания толпой домовиков. Для большой семьи, может быть. Хотя, скорее нет — он лишь выдаёт желаемое за действительное.

Родольфус кивает Элоизе, как доброму другу, которым она ему никогда не была, отмечая красноту вокруг её глаз, и с сожалением покидает светлый зал вслед за Беллой. Та обгоняет его, не в состоянии сдерживать нетерпение. Устремляясь к Волдеморту.

На встречу им спускается Самсон. Седеющие волосы всклокочены, а взгляд — безумен. И Родольфус не знает, что испытывает к нему: жалость, сочувствие или бесконечное отвращение.

* * *

Родольфус никогда не видел, чтобы невеста столько смеялась на свадьбе. Беллатрикс на их собственной была мрачна, как туман над Чёрным озером в ноябре. Наверное, и в её душе ровно так же проступало отчаяние, которое теперь сквозило из истеричного смеха напившейся Элоизы. Тёмный Лорд, конечно, был среди гостей, новоиспеченная миссис Нотт то и дело порывалась оказаться рядом с ним, а он же с насмешливой улыбкой возвращал ее мужу. Самсон мрачнел, Элоиза пьянела с каждым влитым в себя бокалом, пока атмосферу не разрядили не поделившие кузину Люциуса — француженку явно с корнями вейлы — высокий светловолосый Роули и коренастый Яксли. Однако рост не помешал тому кинуть Роули через стол, кажется, даже без помощи волшебной палочки. Беллатрикс выглядела издевательски-счастливой и собирала на себе все восхищенные мужские взгляды, которые не достались кузине Люциуса.

В общей свалке Элоиза пропала, пропал и Тёмный Лорд. В толпе гостей затерялась и Белла, оставив Родольфуса на пару с заумно трепавшимся Руквудом. Отправившись на поиски Беллы чуть позже, Родольфус столкнулся с ней почти в холле. Вид она имела сконфуженный. И было понятно почему: сквозь неплотно притворенную дверь в соседнюю залу доносились гортанные стоны.

* * *

Иногда Родольфус думает, что Белла для него даже слишком хороша. Ему нравится её высокий смех, нравится её танцующая походка, блеск её маниакально-горящих глаз. Единственное, что ему не нравится, — это то, что глаза эти смотрят с любовью не на него. А, впрочем, любовь таких, как Белла, не такая уж и лёгкая ноша. Под ней можно и сломаться. Пытаясь день за днем быть лучше, чем есть на самом деле. Оправдывать возложенные высокие ожидания.

Родольфусу жаль.

Родольфусу не жаль.

— Беллатрикс, прошу тебя, задержись. Я хочу показать тебе некоторые тонкости последнего заклинания…

Застигнутые врасплох этим голосом Лестрейнджи дружно оборачиваются на Волдеморта. Тёмные волосы, стянутые в низкий хвост, на висках едва серебрятся, а оплавленные, как горячий воск, черты лица искажает полуулыбка.

И спустя уже полмгновения Беллу охватывает отчетливо читаемая радость. Без раздумий она возвращается в зал собраний, а Родольфус продолжает стоять на пороге — замороженный, пронзённый.

Потом с деланным равнодушием выходит в коридор.

Теперь его черед глотать виски.

Пожиратели смерти идут к гостевому камину, а он почему-то замирает в нерешительности. Не в силах заставить себя уйти без Беллы.

От тяжёлых раздумий его спасает приоткрытая дверь в белый зал и нежная мелодия фортепиано, дополненная красивым, поставленным голосом. С его приходом Элоиза на секунду перестает петь, но потом оканчивает арию.

— Не знал, что ты так хорошо поешь.

— Спасибо. — Она поворачивается немного грузно и как всегда без эмоций на лице в упор глядит на Родольфуса. — Я думала все уже ушли.

— Тёмный Лорд задержал Беллу, и я…

Элоиза стремительно для её положения оказывается на ногах, словно собираясь куда-то бежать, но потом, будто одергивая себя, огибает фортепиано и становится у окна. Напрасно, на улице уже слишком темно — не видно ни зги. Ни пруда, ни уток, до ноябрьских заморозок плавающих там, ни утоптанных листьями дорожек.

— Это мама меня научила. Она обожала музыку, — произносит Элоиза, не отрываясь от темноты за окном.

Она больше не появляется на их собраниях, занимаясь лишь редкой бумажной работой. А скоро зима, и у Элоизы будет ребенок.

— А моя — книги о приключениях и свою гнедую.

Лепестки падают на крышку фортепиано и засыхают. Родольфус вздыхает и, попрощавшись, уходит к камину. Ему вослед несется мелодия. Медленно начинается и все быстрее, и быстрее несётся вперёд, неумолимо, словно бег жизни.

* * *

— Вылитый отец! — говорит Родольфус, как ему кажется, то, что положено говорить всем молодым и не очень папашам. Но фраза получается настолько двусмысленной, что неловкость, сгустившуюся в воздухе, теперь можно резать ножом и подавать к столу.

— И имя выбрали красивое! — стремясь хоть как-то загладить сказанное, быстро добавляет Родольфус и хлопает Самсона по напрягшемуся плечу. А потом ещё раз смотрит на младенца. Нет, он не держал свечку и знать не знает, кто отец. Нельзя же, в самом деле, в сморщенном розоватом младенце, скорее заготовке, чем полноценном человеке, разглядеть черты лица хоть кого-то из родителей! Кем бы они ни были. Вот разве что глаза светло-зеленые, как у матери.

Но это не мешает всем предательски смеяться за спиной. И говорить, говорить…

* * *

Корабль попадает в шторм. Его мачта переломана пополам, а парус улетает в бездну из серо-зеленых волн бушующего океана. Точь-в-точь, как их с Беллой брак.

Его жена вываливается из камина, над которым висит картина, изображающая шторм, в одиннадцатом часу вечера. Родольфус не отрывает взгляда от бутылки огненного виски, для успокоения нервов поставленной на столик. Но даже не прикасается к ней. Он ненавидит пьяниц и трусов, топящих печали в бутылке.

Зато изрядно побледневшая Беллатрикс хватает виски дрожащей рукой и отпивает прямо из горла. Затем долго надрывно кашляет, ожидаемо подавившись.

— Где ты была? — спокойно интересуется Родольфус.

— Это допрос? — тут же ощеривается Белла десятком холодных звездных лучей, пронзающих его сердце и душу.

— Нет. Закономерное желание мужа знать, где поздно вечером пропадает его жена.

— Я… была на задании, — проиграв ему битву холодных надменных взглядов, наконец изрекает она и падает на диван напротив. Закидывает голову на спинку, открывая обзор на свой прекрасный стан, старомодно стянутый корсетом, на высокую грудь и волнующий изгиб шеи. Однако её фигура — последнее, что сейчас интересует Родольфуса.

— Почему не позвала меня? Зачем одна пошла?

Из расслабленной Белла вновь становится скованной и несчастной, прячет руки между сжатых коленей. Подол её мантии мокрый и грязный она нервно рвет завязки на шее, как будто задыхается.

— Я должна была сделать это одна, понимаешь?..

— Что сделать, Белла?..

* * *

Накрапывает дождь. Такой, что вроде и капюшон мантии помогает, но на душе мерзко и муторно. Хотя, наверное, это не от дождя, а от бледного лица покойницы в обрамлении кремовых лент. Однако смерть не к лицу Элоизе Нотт, одутловатой и разбухшей от воды — даже маскирующие чары не помогают. Элоиза утонула в пруду. Досадная случайность. Бывает порой, хотя с магами и очень редко.

Самсон с силой закрывает рот платком, видимо, боясь то ли закричать, то ли разрыдаться. Родольфус давит в себе зачатки сочувствия к нему, продолжая смотреть на покойницу. На сердце гранитной плитой ложится тяжесть.

Появляется Тёмный Лорд, и все почтительно замолкают и расступаются у раскрытой могилы. Позади Волдеморта степенно ступает и Беллатрикс. Её темно-карие, почти черные глаза, горят холодным блеском, а спина — прямая-прямая.

Остановившись у края ямы, Волдеморт взмахом палочки захлопывает крышку гроба и присыпает его землей, а сверху встает уже заготовленный монумент. Тёмный Лорд укладывает на свежую землю букет из белых роз и негромко, но отчетливо в безмолвии, плачущем дождем, произносит:

— Спи спокойно, мой ангел.

А потом уходит, не оборачиваясь. А Белла, поколебавшись с мгновение, подходит к Родольфусу и, чуть опустив глаза, становится рядом. Плечом к плечу.

Вот такая из них теперь парочка: она притворяется, что не слышит перешептывания за спиной, а он — что не видит свежей могилы перед собой. Печальная сказка: о глухой королеве и слепом короле. Но пусть. По крайней мере, так Белла будет жива.

1) «K Элоизе» Nautilus Pompilius

Вернуться к тексту