Лимонные дольки со вкусом огневиски (джен)

В Хогвартсе в очередной раз произошла поножовщина.

Альбус Дамблдор налил себе чаю, подумал немного и, воровато оглянувшись, быстро натряс из изящного магического фиала в чашку добрую пинту прозаического, но очень качественного коньяка. По правде говоря, умиротворяющий бальзам был бы куда педагогичнее, но события последних трех лет сильно изменили нравы магической школы. Нервную систему Альбуса они подорвали точно, хотя этого не удалось в своё время даже Гриндевальду.

Дамблдор втянул в грудь побольше воздуха, опрокинул в себя коньяк, разбавленный чаем, выдохнул, смахнул с рыжей бороды предательские капельки, взмахнул палочкой, развеивая алкогольный дух, а затем решительно выдвинулся в путь — к директору Диппету, получать очередной разнос за вопиющие нарушения школьной дисциплины двумя самыми проблемными учениками за последние двести лет.

Это было на редкость несправедливо, однако Диппет имел беспроигрышный аргумент в свою пользу: по дурацкому стечению обстоятельств и вытянутого жребия разыскал в маггловском мире и привел в Хогвартс обоих именно Дамблдор. Он же, жалея детей, впоследствии заступался за них на каждом собрании и резко высказывался против первых робких заиканиях об исключении. За проявленную некогда сострадательность теперь приходилось отдуваться сполна.

Диппет отчего-то решил, что именно Альбус теперь является негласным опекуном двух приютских мальчиков-сирот, а потому все скопившиеся претензии отныне высказывал ему. Лично и на регулярной основе, благо “подопечные” не теряли времени даром.

Том Риддл и Каз Бреккер привнесли в благополучную мирную атмосферу Хогвартса характерные нотки лондонских трущоб и истинно маггловскую дикость нравов.

Причем, если вначале Альбус проникся стойкой антипатией к юному Тому Риддлу, то впоследствии сменил своё мнение на кардинально противоположное: тот воспитывался в христианском приюте, умел вести себя и хотя бы пытался периодически казаться милым покладистым мальчиком, хотя запас камней за пазухой у него был поистине неисчерпаем.

В противоположность ему Каз вырос… формально в приюте, а по факту — на туманных грязных улицах Лондона. В свои одиннадцать он был ярким представителем той уличной шпаны, которая зажимает одиноких прохожих в темных переулках, попрошайничает у вокзалов и промышляет воровством на площадях. Каз был щуплым, почти тощим для своего возраста, но хитрым, ловким, неимоверно пронырливым и беспринципным. С ним в Хогвартсе появился тот неуловимый душок вседозволенности и безбашенности, который присущ самым неблагополучным районам депрессивных городов.

Самым печальным фактом для школы оказался тот факт, что Том Риддл и Каз Бреккер были знакомы ещё в маггловском мире и ненавидели друг друга со всей искренностью неокрепших детских душ, уже изрядно развращенных средой произрастания. Если в Лондоне они пересекались редко, то в Хогвартсе вражда расцвела во всей красе, подрывая общественную дисциплину и регулярно срывая уроки, и отрегулировать ситуацию не помогали никакие наказания — ни отъем палочек, ни уборочные работы. Преподаватели порой начинали мечтательно задумываться о таких радикальных мерах, как розги или подвешивания вверх ногами, но столь дикие методы воскрешать никому не хотелось.

Директор Диппет как-то по секрету поделился с Альбусом, что в своё время провисел почти полтора часа, потому что надзиратель попросту о нем забыл. Альбус припомнил пару случаев из юности, когда розги особенно чувствительно прошлись по его спине, и они с Диппетом дружно сошлись, что подобные меры надлежит навсегда подвергнуть забвению, как бы ни бесились и ни хулиганили нынешние дети.

Однако с детьми все равно нужно было что-то делать! Преподаватели выбивались из сил, пытаясь призвать двух беспризорников к порядку, и даже добивались успеха, но наступало лето, дети возвращались обратно по приютам, окунаясь в привычную обстановку, и осенью всё начиналось заново, только методы становились всё более жестокими.

Если в одиннадцать Том и Каз просто дрались, то магией, то попросту кулаками, то к тринадцати, судя по разразившемуся утром скандалу, оба уже освоили ножи. Магией сражаться было неэффективно: ограничения на палочки им наложили ещё в середине второго курса, и ничего свыше школьной программы те выдать не могли.

По правде говоря, последний инцидент произошел в тот момент, когда Дамблдора даже не было на территории школы, но это никого уже не волновало. У дражайшего Диппета уже сложился стандартный шаблон реакции на любую ситуацию: сделать строгий выговор нарушителям, отобрать палочки, ножи, артефакты, заточки и всё, чем эти двое успевали обзавестись, выставить обоих за дверь, снабдив суровым наказанием, и послать за профессором Дамблдором, чтобы затем битый час потрясать в воздухе сухоньким пальцем и жужжать о падении нравов молодежи и высказывать коллеге за каждую выходку его “подопечных”.

Альбус стремительно пересек коридор и достиг движущейся лестницы, ведущей в директорский кабинет, по дороге прощаясь с мечтой спокойно поработать над статьей перед двумя следующими уроками. Двух паршивцев хотелось придушить собственноручно.

Паршивцы обнаружились на привычных местах: они стояли в разных углах кабинета, нарочито покорно опустив темноволосые головы и ненавидяще сверкая глазами друг на друга, пока Диппет отвернулся. Альбус окинул обоих зорким взглядом, с неудовольствием и внутренним беспокойством отмечая длинную алую царапину, тянущуюся у Каза через всё лицо; у Тома на скулах горели яркие пятна кровавых ссадин.

— Посмотрите, профессор Дамблдор! — горестно воззвал Диппет. — Посмотрите на это!

Альбус неохотно приблизился: на столе горкой лежали различные предметы, в совокупности тянущие на полноценное исключение, если не на срок в Азкабане.

— Это было при них или обнаружено в результате обыска? — безнадежно поинтересовался он, разглядывая простой маггловский выкидной нож, лезвие которого светилось едва заметным фиолетовым сиянием. — Вытяжка яда двурога? Долго вымачивал?

Каз, к которому обернулся Дамблдор, независимо пожал плечами. Том смерил его высокомерным взглядом, но хотя бы сегодня не пытался выдать себя за жертву.

Мальчики неплохо выявляли истинную натуру друг друга: Альбус за эти годы выучил их приемы почти наизусть. Том обычно делал настолько жертвенный и благонравный вид, что незнающий человек мог разрыдаться от жалости к бедному затравленному ребенку. Каз умел врать не краснея, на ходу подстраиваясь под собеседника и меняя тактики одну за другой. На жалость, как Том, он не давил, обычно пытался выстроить цепочку несокрушимых аргументов, умело проходясь по больным местам собеседника.

— Обыск личных вещей принес вот это! — Диппет махнул рукой на другую горку. — Это принадлежит мистеру Бреккеру, мистер Риддл сегодня нас радует.

— Мистер Риддл хотя бы научился не попадаться, — согласился Дамблдор. — Не сравнить с нашей первой встречей.

Он бросил на Тома ироничный взгляд, тот мрачно отвернулся. Если бы не появление Каза, Том бы сейчас был в совершенно другом положении: он прилежно учился, умел производить хорошее впечатление и безбожно льстить, но возможность проявить себя в этом амплуа ему выпадала нечасто.

— Вы позорите славный факультет Слизерина! — Диппет потихоньку заводился на привычную получасовую тираду. — Это вопиющее надругательство над всеми заветами нашей школы!

Дамблдор незаметно закатил глаза. Каз заметил это, и его лицо на мгновение осветилось смешливой искренней улыбкой. В груди что-то защемило: Альбус почему-то испытывал расположение к этому мальчику, несмотря на все его выходки, и ценил те моменты, когда видел на его лице что-то светлое и радостное. На лице Тома такого выражения не появлялось в принципе, там всегда была непроницаемо лживая маска.

На самом деле, с Диппетом Дамблдор был согласен. Салазар Слизерин и впрямь не вынес бы такого позора. На его факультете, где так ценились магические способности, умение хитрить и договариваться, а также чистая (или хотя бы не сильно разбавленная) кровь, ныне обучались двое беспризорных магглокровок, которые даже не могли до конца принять для себя магический мир и взамен платили ему таким хулиганством, что волосы дыбом вставали даже у портретов и статуй.

Если поначалу дети Альбусу, убежденному стороннику Гриффиндора, были даже неприятны своим распределением, то впоследствии он был несказанно счастлив, что всё это безобразие происходит хотя бы не у него под носом.

— Один балуется темной магией, второй тащит из маггловского мира всю мерзость, которую там только может найти! — продолжал Диппет.

На втором курсе пришлось ввести совсем строгие порядки, включающие внезапные обыски личных вещей учеников. Скандалов с попечительским советом удалось избежать благодаря деликатности домовиков. К привычным обязанностям уборки маленьким хранителям Хогвартса органично добавилась необходимость просматривать личные вещи на предмет хранения запрещенных зелий, артефактов и в особенности маггловских штучек, вроде сигарет и менее безобидных вещей. Выявленных учащихся вызывали в директорский кабинет, проводили персональную беседу, при необходимости назначали взыскание, изымали лишнее и отпускали с Мерлином.

Сначала эти меры касались лишь Слизерина, потом подозрительные флюиды потянулись и с других факультетов, так что вскоре в Хогвартсе воцарилось полное равноправие в попрании ученических прав на неприкосновенность частной жизни.

Зато это помогло выявить столько нарушений куда более взрослого характера, что оставалось только диву даваться, сколько всего хранили у себя ушлые ученики.

Том и Каз даже не подозревали, сколько будущих браков они вдвоем спасли и сколько романов разрушили. Суммарно спасенная нравственность прекрасных дев втрое превосходила то скудное количество данной субстанции, приходившееся на этих двоих.

— Мое терпение на исходе! — грозно повысил голос директор, предвещая долгожданный финал воспитательной тирады. Все трое его слушателей заметно оживились. — Если ситуация не улучшится, я буду вынужден поставить вопрос об исключении! Вам сломают палочки и выдворят обратно в маггловский мир!

— Ой, как страшно… — пробормотал себе под нос Каз, но осекся под суровым взглядом Дамблдора.

Том выглядел куда более напуганным оглашенной угрозой. Альбус незаметно наблюдал за ним и с удовлетворением отмечал признаки задумчивости на его лице. Жаль, видел он эти признаки уже не раз, и ощутимого эффекта они не приносили.

Признаться, первое время Альбус втайне очень надеялся на подловатые наклонности Тома, что тот сможет уйти от конфликта, умело подставить Каза под общественное порицание и заставить того вести себя тихо.

Однако мальчики друг друга стоили. По интеллекту они были примерно равны, каждый обладал своим типом обаяния (Том — мягким, обволакивающим, а Каз весь до кончиков пальцев воплощал в себе дух свободы и авантюр), и они никак не могли поделить зоны влияния.

Том тянулся к магическому миру всем своим существом, Каз отвергал и пытался цинично пустить его себе на пользу. Один хотел стать великим волшебником, другой — завладеть всеми деньгами мира, и оба с озлобленным детским упорством соревновались между собой и пытались помешать друг другу в достижении этих целей, не стесняясь методов.

Хогвартс мелко дрожал стенами и мечтал о том дне, когда эти двое выпустятся.

— Идите и подумайте над своим поведением! — наконец завершил Диппет. — И не приведи Мерлин я услышу ещё хоть одну жалобу до конца года. Отправляйтесь к декану, пусть он назначит вам наказание!

Дамблдор вышел проводить мальчиков за дверь. Ему хотелось верить, что после сегодняшней выволочки они не сцепятся уже на лестнице.

— Профессор, — Том вскинул на него свой глубокий, донельзя жалобный взгляд. — Директор… он говорил про исключение серьезно?

— А как вы думаете, мистер Риддл? — ответил Дамблдор достаточно сурово, но все же смягчился при виде того, как тот поник. — Ваше поведение не оставляет ему выхода. Мистер Бреккер, вас это тоже касается!

— Какая разница, если нам все равно туда возвращаться в июне? — дерзко отозвался Каз. — А после исключения стирают память?

Дамблдор покачал головой, про себя добавив: “А стоило бы!”. Каз ухмыльнулся и пожал плечами.

— Я и там выживу, — с веселым вызовом отозвался он. — Кроветворное и без палочки можно варить.

Дамблдор отвел взгляд. Том в приюте хотя бы бывал в относительной безопасности, там если и били, то в наказание, а не до смерти. Домовики донесли, что в начале сентября юный мистер Бреккер был весь в ссадинах и порезах, а одно из ребер, кажется, было сломано. Дамблдор тогда ненавязчиво отправил Каза в больничное крыло, а потом не спал остаток ночи, задумчиво глядя в пространство и вертя в руках палочку. Отец и Геллерт убивали за меньшее, а Альбус чувствовал себя бессильным.

— Идите к своему декану, — произнес он коротко. — Я поговорю с директором.

Когда Каз и Том скрылись за поворотом, подчеркнуто не обращая друг на друга внимания, Дамблдор тяжело вздохнул, повернулся и твердым шагом направился обратно в директорский кабинет.

— Я действительно не понимаю, что с ними делать, — беспомощно сказал Диппет и потер руками лицо. — Может быть, действительно… исключить? По крайней мере, с нас это снимет всякую ответственность. У меня уже целая стопка из жалоб на них обоих!

— Это плохая идея, — спокойно отозвался Дамблдор. — Они — всего лишь дети. Глупые, задиристые, но дети.

— Это пока, — отрезал Диппет. — А что мы будем делать с пятнадцатилетними головорезами? Об этом вы подумали, Альбус? Что мы будем делать, когда они кого-нибудь убьют? И добро бы друг друга, а не случайных жертв!

— Побойтесь бога, директор! — не выдержал Дамблдор. — Что вы такое говорите? Это наша вина, что они возвращаются из безопасной школы на лондонские улицы, где пытаются выжить теми методами, которые знают! И заметьте, жить им приходится без всякой магии и медицинского крыла с волшебными зельями!

— Министерство строго запрещает оставлять учеников в школе на лето, я не могу пойти против их указаний, — отозвался Диппет раздраженно. — Думаете, я не пытался выбить это разрешение? Нет, отсутствие в школе достаточного количества персонала подвергает учеников опасности, и точка!

— Почему бы не поставить вопрос об усыновлении или воспитании? Школа может сделать запрос в попечительский совет.

Диппет скривился.

— Как думаете, много будет желающих на эту роль после всех их подвигов? А те немногие, кто вызовется без раздумий… вы и сами знаете, Альбус, чем это чревато.

Дамблдор сжал челюсти и кивнул. Ни Каз, ни Том не заслуживали знакомства с методами воспитания некоторых магических семей. Та темная сторона, о которой никогда не говорили в приличном обществе, гарантировала бы их безупречное поведение.

Следующей осенью мальчики вернутся как шелковые, немного замкнутые, немного задумчивые. У них будет слегка расфокусированный взгляд и очень мягкий уступчивый нрав — признак долговременного империуса. Если им не повезет ещё больше, то дальнейший медосмотр выявит подтертую память и много телесных навыков, которые они обрели на этом воспитании, и не все из них будут соотноситься с их возрастом. Скорее наоборот.

— Кто-то из преподавателей?

— Едва ли, — развел руками Диппет. — К сожалению, мы ничего не можем сделать в данной ситуации. Разве что удастся выждать ещё год и отправить кого-то из них по обмену в Шармбатон или Ильвермони…

— Ильвермони, — автоматически отозвался Дамблдор. — Они и не такое видели!

— Верно… — Диппет о чем-то глубоко задумался, и лицо его озарилось каким-то нехорошим предвкушением. — Альбус, а что если мальчиков возьмете к себе вы? Я от имени школы выпишу вам премию, помогу оформить грант на их содержание, и проблема будет решена!

— Что?..

Дамблдор даже отступил на шаг.

— Вы великолепный педагог! — воодушевленно воскликнул директор Диппет. — У вас огромный опыт! К тому же я вижу, как беспокоит вас их судьба!

— Нет-нет-нет! — запротестовал Дамблдор. — Директор, опомнитесь, о чем вы? Я не могу взять на воспитание этих… детей! У меня нет ни условий, ни возможностей для этого.

— Насколько я помню, у вас есть собственность в Годриковой Впадине, — лукаво прищурился Диппет. — И вы не собирались в этом году выезжать за пределы Британии. С вами детям ничего не грозит, я буду спокоен.

— Вы-то будете, — согласился Дамблдор, внутренне прикидывая, что пора переходить с коньяка на виски. Три к одному с успокоительным зельем. Взболтать, но не смешивать. — Почему вы решили, что я с ними справлюсь?

— Кто если не вы! — патетически возвестил директор. — Это всего лишь два месяца, которые вам возместят в двойном размере. А на следующий год мы придумаем что-нибудь другое. Зато мы создадим прецедент, и для таких детей Министерство введет ряд поправок, позволяющих плотнее интегрировать их в магическое сообщество!

Наверное, в Альбусе что-то теплилось — в самой глубине души. Желание переиграть прошлое, закрыть ту зияющую дыру, которая разъедала ему душу с того дня, как погибла сестра. Он задумался.

Диппет не был бы директором, если бы не умел чувствовать в подчиненных слабину и оборачивать её в свою пользу.

— Значит, решено! — объявил он решительно и быстро-быстро заскрипел пером. — Оформим как директорский указ, и никто не сможет оспорить его силы.

Включая самого Альбуса. Все же должностная субординация в Хогвартсе имела многовековую историю, и правильно оформленный директорский указ приравнивался к магическому контракту. Всё же временами дражайший Диппет действовал как первоклассный жулик, детям было кем вдохновляться.

Стоило бы возмутиться, но Альбус как ни странно не испытывал никаких эмоций — только легкую грусть и таящийся, но уже хорошо ощутимый страх. Учить Дамблдор умел, воспитывать и защищать — очевидно нет.

Если бы кто-то знал об той истории с Арианой, Альбуса и на милю не подпустили бы к детям. По крайней мере, Аберфорт считал именно так. И был прав. По-своему.

Брат будет смеяться.

— Не говорите мальчикам, — попросил Альбус тихо. — Скажу им сам. На этой неделе. Мне нужно всё подготовить.

— Постарайтесь, чтобы не пострадал учебный процесс, — сладко пропел Диппет.

Дамблдору очень захотелось в него чем-нибудь кинуть или хотя бы повторить предыдущую чашку условного чая.

При детях пить не получится. Даже успокоительное. Это непедагогично, к тому же мальчики вороваты и обязательно попытаются стянуть флакон — просто чтобы узнать, что в нем. В их способностях Альбус не сомневался.

Его взгляд упал на блюдце, полное прозрачных желтых шариков, стоявшее у Диппета на столе. Дамблдор рассеянно потянулся к нему, взял один липкий шарик и повертел в пальцах.

— Хорошие конфеты?

— Кисленькие, попробуйте, — щедро предложил Диппет. — Кажется, они с лимоном.

Дамблдор щелкнул палочкой, конфета слегка потемнела и приобрела янтарный оттенок. Он поспешно сжал пальцы, надеясь, что Диппет не заметит, как слегка понизился уровень стоящей на полке бутылки с коллекционным огневиски, и с достоинством положил конфету в рот.

Мир мигом приобрел краски, на Дамблдора снизошло спокойствие. Огневиски был действительно качественным.

— Что ж, пойду работать, — сказал он, и Диппет довольно кивнул.

Ловушка захлопнулась, тем не менее Дамблдор был готов действовать. Он действительно хотел бы оградить мальчиков от пагубного влияния того маггловского мира, в котором они жили, и изменить ситуацию в корне. Возможно, ещё он хотел поверить в себя.

Однако в одиночку ему было не справиться.

Дамблдор не верил, что делает это, но перо в его руках окунулось в чернильницу, а затем, не колеблясь, вывело на бумаге пару строк.

“Помнится, ты говорил, что уход за козами — то ещё наказание и в шутку предложил мне искупать вину этим занятием. Теперь я готов.

Мне нужна твоя помощь, Аберфорт.”