Секрет (гет)

— Как вам пробы?

— Чудовищно!

Седовласый актёр смутился и слегка заискивающим тоном переспросил:

— Для пилота? Или для первого сезона, мисс Уильямс?

— В том, что зависит от вас, Малкольм, и для того, и для другого.

Есть нечто необыкновенно развращающее, когда твоего мнения с нетерпением ожидают люди вдвое старше тебя. Впрочем, призвание не выбирают…

* * *

Человек даже не подозревает, какое разнообразие странных профессий таится в закоулках нашего, казалось бы, современного и стандартизированного мира. О них не напишут на сайтах вакансий. На уроке профориентации никому даже в голову не придёт о них упомянуть.

А они есть. Некоторым из таких занятий даже сложно подобрать имя.

Вот, скажем, Сара Уильямс. Для университетского табеля о рангах она — доктор социальных наук, социолог. Для киностудий — «специалист по спецэффектам». Для интернет-портала «Разоблачение мифов» — ведущая подкаста, посвящённого фокусам.

Сама себя она иногда называла «эксперт по страхам». Её приглашали тогда, когда требовалось создать нечто пугающее. Пугающее и омерзительное. Пугающее и тревожное. Или… пугающее и волнующее.

На заре своей карьеры Сара консультировала грошовые аттракционы и проектировала «Пещеры ужаса». Сейчас к ней обращались ведущие киностудии, фотоателье и разработчики игр. Но суть не изменилась: она рассказывала людям, чего они на самом деле боятся.

Правда, теперь её то и дело пытались уличить. Доказать, что она — всего лишь шарлатанка, не заслуживающая высокого гонорара и уважения. Задиры и неудачники слетались к ней как мотыльки к костру. Что ж, такова цена славы.

Последний раз к ней прицепился настоящий «специалист по спецэффектам»: двухметровый парень, знающий всё о взрывах, стекле и машинах. Сложно не почувствовать себя обиженным, когда какая-то соплюшка (Сара была старше его на девять лет, но из-за худобы казалась моложе) получает за съёмочный день в два раза больше, едва ударив палец о палец.

— Хочешь пари? — она улыбнулась чуть шире, чем было нормально. Не просто приветливая улыбка: тщательно отработанная гримаса маньяка из той части фильма, когда ничего страшного ещё не происходит, но подозрения уже появляются. — У тебя есть девушка?

— Конечно! — нахмурился пиротехник, глядя на Сару исподлобья.

С опаской.

Правильно. Но поздно.

— И она не очень горит желанием позволить тебе дойти до четвёртой базы⁽¹⁾? Нет-нет, — прервала она его, — не отвечай! Просто… вдруг появится возможность, и ты решишь провести маленький эксперимент. Своди её вот на этот фильм… — Сара размашистым, но понятным почерком написала на листке название одного из проектов, к которому приложила руку, — и она кинется на тебя сама.

Парень криво усмехнулся, всем видом показывая, что ему совсем не интересно. Но листок забрал. А потом, спустя неделю, ходил такой довольный-довольный… и больше не пытался задирать Сару. Ну кто бы мог подумать, а?

Страх, секс, волнение, стресс и влечение, болезненный, ничем не утолимый интерес — вечно выступали в связке друг с другом. Это был главный социологический закон.

Чуть больше опасности — и вверх всплывало отвращение.

Чуть больше слепой неотвратимости и объективности — и ключевой становилась тревога.

Но если добавить совсем немного загадочности, уязвимости и непредсказуемости — то забег выиграет влечение.

Страх был просто математической формулой с несколькими переменными, а Сара — одним из лучших специалистов в этой области. Она и сама пользовалась знаниями, которые продавала другим: скажем, её широкая, доброжелательная улыбка. Слишком широкая, слишком доброжелательная. Особенно, когда ей говорили гадости, а она улыбалась. Она знала, что пугает. И смаковала эффект. Если ты «эксперт по ужасам», то нечего ожидать, что сможешь наладить нормальные отношения с людьми. Ты можешь либо разочаровать их, если покажешься слабой, либо… запомниться навсегда. Пошевелить корни страхов, живущих в их душах с самых нежных, самых детских лет. Стать кошмаром среди кошмаров.

Сара предпочитала пугать. Или… распускать слухи о себе. Например, что она ничего не боится. Конечно, это было не так. Но Сара страшилась реальных вещей: болезни, смерти, случайности. Люди же, говоря о страхе, обычно выше подобных банальностей — они имеют в виду проклятия и легенды.

Такое Сару и вправду не пугало. Потому что знала этому цену.

* * *

Фильм, который Сара консультировала, благополучно пережил стадию пилота и продлился на полный сезон. В первую очередь благодаря сбалансированному образу таинственного и бескомпромиссно-жестокого антагониста, представленного Малькольмом Эббингом.

Можно перевести гонорар на накопительный счёт и заняться тем, что по душе. Например, съездить в штат Вашингтон и поснимать очередной «чёртов мост» или «колодец эльфов».

Сару часто спрашивали, зачем ей это. Степень доктора уже была при ней, а профессора за исследование лиминальных пространств и «проклятых» объектов архитектуры вряд ли дадут.

Но она шныряла по границе света и тьмы ради собственного удовольствия. Городские легенды представляли собой уникальное сочетание тайны, страха, истории — и банальности. Саре нравилось прикоснуться к старому мифу, нырнуть на самое дно, добраться до сути… а потом сломать. Одним пальцем, как карточный домик.

— Мэй, ты со мной?

— Ну конечно, Сара. Заодно с роднёй повидаюсь. Это позор, что ты катаешься по всем Штатам, собирая всякие ветхие суеверия, а у нас не была!

— Возьмёшь камеру?

— Нет! Бери свою зеркалку. Моя сломалась, и это надолго.

Сара выпустила воздух сквозь сомкнутые зубы и поднесла телефон к другому уху. Ну вот. Марианна, обожавшая свою семью и люто ненавидевшая своё полное имя, уже десять лет была её бессменной подругой, что означало — она подводила Сару на удивление редко. Но и на солнце бывают пятна.

Сара не любила работать со своим фотоаппаратом. Казалось, тот собирает все возможные артефакты и пытается заморочить её необъяснимым: всем тем, во что Сара не верила. Но снимать «таинственные объекты» на аналоговый фотоаппарат было вызовом и традицией. Ещё одной легендой, суеверием, абсолютно беспомощным перед здоровым скепсисом и острым взглядом.

— Ладно, я тебя прощу, если ты расскажешь, почему этот мост считается проклятым.

— Замётано.

* * *

Они с Мэй договорились встретиться завтра утром. Что означало: надо выспаться. Сара со вздохом открыла прикроватную тумбочку, уставившись на блистер со снотворным и уютно устроившийся рядом перманентный маркер.

Любой знает, как умирают люди, перебравшие таблеток: они глотают одну штуку, потом забывают, что уже приняли, добавляют ещё одну… и ещё одну… и ещё… Пока не валятся без чувств.

Так умерла её мать.

По крайней мере, Сара верила, что это случайность. Даже священник, отпевавший Линду Уильямс, в этом сомневался. А бывшие «подруги» и вовсе шептали что-то о «слишком богатом воображении» (шизофрения ведь так некрасиво звучит). Но Сара знала: сумасшедшая или нет, мать никогда не оставила бы её одну. Другое дело — рассеянность: Линда Уильямс никогда не была особенно собранной, а уж после таблеток…

Поэтому у Сары был маркер.

Вначале поставить точку рядом с таблеткой — и только потом выщелкнуть её из блистера. Вначале знак, потом вещество, а не наоборот. Теперь если она забудет, выпила ли таблетку, то просто останется без снотворного.

Её психотерапевт называл это «одержимостью контролем». Сара — «разумной предосторожностью» и «ответственным отношением к жизни». Иногда ей казалось, что было бы гораздо удобнее наврать, что она — шопоголик, нимфоманка и прокрастинатор, а потом, когда психолог начнёт убеждать её «взять бразды правления своей судьбой в собственные руки», — радостно исполнять все рекомендации, добиваясь «невероятного прогресса». Что за бессмысленная, сизифова работа — учить безответственных взваливать на себя обязательства, а ответственных — от них избавляться! Сара сменила уже трёх аналитиков и каждого жалела: брезгливой и высокомерной жалостью заведомо более сильного существа, прекрасно знающего, что забота без сочувствия — просто красивое имя для презрения. Впрочем, возможно, она недооценивала своих психологов, наивно ожидая, будто за их рекомендациями стоит лишь желание помочь и ничего больше. Но что если ими на самом деле движет садисткое желание узнать, окажется ли страх, внушённый душевной болезнью, достаточно силён, чтобы побудить человека отказаться от самого себя, пойти против своей природы? И не было ли в таком случае «лекарство» хуже самой хвори?

Какой славный вышел бы хоррор, не правда ли?

Сара усмехнулась и тщательно запила снотворное водой. Она никогда не страдала бессонницей, но без таблеток ей снились слишком странные сны. «Но не сегодня», — подумала она, уже засыпая.

* * *

Сара лихо остановила свой бирюзовый Линкольн Навигатор рядом с домом Мэй, разом открывая все двери и багажник.

Та только присвистнула. Мэй непременно бы картинно приспустила очки и вздёрнула брови, но была слишком обвешана сумками.

— Никогда не упускаешь случая порисоваться?

— Что поделаешь, профессиональное выгорание, — пожала плечами Сара. — А ты собираешься остаться в Стехикене навсегда?

— Нет, конечно, — Мэй со стоном сгрузила в багажник чемодан, а следом тяжёлый рюкзак. — В чемодане сувениры для племянников. Что до остального… Не пройдёт и пары дней, как я вспомню, почему оттуда сбежала, надену комбинезон от клещей, закину за спину рюкзак… и уйду просить политического убежища в Канаду.

Она плюхнулась на соседнее с Сарой сидение, защёлкивая ремень безопасности.

— И на каком основании?

— Основании? Ты не представляешь, что значит быть Голлуэй… Это как Рождество или День благодарения в любое время года: еда, пикники, шарады и куча детей. Ни покурить, ни сказать грубое слово. Короче, они покушаются на мою свободу убеждений.

Вот в этом была вся Мэй.

Сара мысленно называла характер подруги «эффектом зловещей долины наоборот». Мэй регулярно рычала, что не успеет в срок — но ни разу не просрочила дэдлайн; хрустела чипсами так громко и неряшливо, что, казалось, всё вокруг должно быть усыпано крошками — но не упускала ни одной; клялась, что терпеть не может вечера в кругу семьи — и обожала своих родителей, братьев и сестёр, бесконечных племянников и племянниц, проводя с ними любую свободную минуту (а для этого надо было, между прочим, пересечь два с половиной штата).

Страх и оторопь рождаются там, где нечто безобидное и милое краешком показывает зловещую изнанку, тонкое пугающее несоответствие. Мэй же была чем-то сродни фильмам Бёртона и комиксам об Аддамсах: душевное создание в оболочке циничной пацанки без правил и такта. Поэтому Мэй было позволено хамить Саре сколько угодно и есть чипсы в её автомобиле.

— Сильно! — оценила Сара. — Но не могу поддержать твой антипатриотический порыв.

— Кто бы говорил! Это не я оскорбляю своей полноприводной зверюгой с высокой подвеской дороги штата Вашингтон. Ты что, думаешь, я из края грунтовок и канав?

Сара быстро лавировала по узким улочкам, продвигаясь к выезду из города быстрее, чем подсказал бы любой навигатор. Девять из десяти её знакомых считали вождение скучной необходимостью, но для неё это была ещё одна победа разума над случайностью, поединок против времени и пространства. Где-то в иной реальности Сара с её умением решать загадки и находить кратчайший маршрут из точки А в точку В, причём почти всегда в объезд, могла бы стать финансовым инспектором. Или взломщиком.

— Держась прямой дороги до цели никогда не доберёшься! — резюмировала она одновременно реплику Мэй и собственные мысли. — Для этого надо свернуть и погрузиться в лабиринт окольных путей.

Мэй только закатила глаза и издала протестующий вопль: она не переваривала пустые банальности. Сара тоже. Но что делать, если в жизни разыгрываются одни и те же вечные сценарии, как в книге Проппа⁽²⁾, а всё остальное — лишь несущественные детали?

С этой мыслью она, наконец, вырулила из города на хайвей.

1) Американский слэнг, связанный описанием отношений как с игры в бейсбол. Стадии:

1 база = французский поцелуй

2 база = ласки, но в одежде

3 база = оральный секс, мастурбация и т.п.

4 база = секс.

Вернуться к тексту

2) Имеется в виду концепция, согласно которой все сказки мира сводятся к конечному набору универсальных сюжетов и элементов, см.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Морфология_сказки

Вернуться к тексту