Шинья: Лунный свет, рожденный во тьме (джен)

Лунный свет лился на поле, превращая траву в серебристое море. Шинья стоял неподвижно, раскинув руки в стороны, словно пытаясь объять всю бескрайность ночи. Его высокая фигура вырисовывалась чётким силуэтом на фоне сияющего диска полной луны, которая мягко обнимала его. В сердце Шиньи царила тишина, глубокая и безмятежная, как отражение лунного света на глади спокойного озера. Он чувствовал себя частью этой ночи, растворяясь в её безграничности и красоте, отпуская все тревоги и заботы и ощущая новое для себя чувство — хрупкое равновесие, дарящее умиротворение его израненной душе.

Шинья…

Это имя, произнесённое Йоной всего несколько минут назад, до сих пор звучало в его ушах, подобно эху из другого мира. Оно было наполнено надеждой и обещанием. И почему-то именно сейчас, когда он наконец-то обрёл своё имя, когда он ощутил теплоту дружбы и ответственность за тех, кто ему дорог, в его памяти возникла далёкая ночь, когда всё только начиналось... Ночь, когда он был ещё ребёнком, напуганным и одиноким, оставленным на произвол судьбы в этом жестоком мире. Ночь, когда он впервые встретил человека, который изменил его жизнь. Человека, который увидел в нём не чудовище, а личность, способную любить и переживать. Человека, который подарил ему надежду на новую жизнь.

...Боль пронзила сознание раньше, чем он успел полностью открыть глаза. Всё тело горело, будто его пытались разорвать изнутри.

Потолок. Низкий, знакомый. Он был дома. Но что-то было не так…

— Я бы не советовал так резко двигаться, — раздался тихий мелодичный голос.

Сейрю резко повернул голову — и увидел его.

Незнакомец сидел у его постели, освещённый косыми лучами луны, пробивавшимися через щели в ставнях. Короткие иссиня-чёрные волосы обрамляли лицо неземной красоты, лицо, словно выточенное из лунного камня. Одеяние простое, но безупречное, подчёркивало аристократическую осанку. Незнакомец походил на принца, изгнанного из своего королевства. Но больше всего Сейрю поразили глаза незнакомца — синие, с золотистыми полумесяцами вокруг зрачков. Они будто смотрели сквозь него, читая каждую мысль, проникая в самую глубину его души, обнажая все его страхи и надежды. И при этом они смотрели без страха.

У стены безмолвным стражем покоился меч в золотистых ножнах, украшенных замысловатой гравировкой, изображающей все фазы луны.

— Миказуки Мунечика, — произнёс незнакомец, отвечая на невысказанный вопрос и слегка склонив голову в знак приветствия.

В длинных пальцах он держал костяную маску — ту самую, что всегда скрывала лицо Сейрю от посторонних глаз.

— Ты потерял это на поле. Интересная работа. Череп барсука, если я не ошибаюсь? В эпоху Хэйан такие использовали для защиты от злых духов. Но зачем она тебе?

Сейрю по привычке опустил глаза и потянулся за маской, но вдруг остановился. Его что-то пугало в этом человеке: взгляд, спокойствие, неземная красота. И то, как он смотрел прямо в глаза, не отводя взгляда, словно Сейрю был самым обычным человеком.

— Почему… — прошептал Сейрю, чувствуя, как внутри него нарастает волнение. Он вцепился пальцами в одеяло, пытаясь удержаться от падения в бездну. — Почему ты… не боишься?

Миказуки вопросительно вскинул бровь, слегка склонив голову набок. В его синих глазах не было ни тени страха, лишь мягкое любопытство.

— Бояться тебя? С чего бы? — невозмутимо поинтересовался он, как будто это был самый обычный вопрос. Он положил маску поверх одеяла и придвинул ближе к мальчику, чтобы тот мог легко до неё дотянуться.

Сейрю с горечью опустил взгляд, и его плечи поникли. Он прикусил губу, пытаясь сдержать подступающие слезы.

— Все… все избегают смотреть мне в глаза, — прошептал он едва слышно. Его голос дрожал. — Я… проклят. Я — чудовище.

Миказуки тепло рассмеялся. Смех был мягким и мелодичным, похожим на перезвон хрустальных колокольчиков, и он наполнил комнату каким-то странным умиротворением.

— Чудовище? Не говори так, — с улыбкой ответил Миказуки, качая головой. — За свою жизнь я видел много всего. И ты точно не похож на чудовище.

Сейрю медленно поднял глаза и с недоверием посмотрел на Миказуки. В его взгляде всё ещё плескался страх, но к нему примешивалось и какое-то робкое любопытство. Он не мог поверить, что кто-то может смотреть на него без ужаса.

— Ты… ты не понимаешь, — прошептал Сейрю, боясь разрушить хрупкую иллюзию.

— Возможно, — мягко согласился Миказуки. — Но… я хочу понять.

Сейрю молчал, не зная, что ответить. Он никогда не говорил об этом с кем-то, и ему было страшно открыться.

— У тебя красивое имя, — неожиданно признался он. — Что оно означает?

Миказуки улыбнулся, и в его глазах заиграли лукавые огоньки.

— Моё имя означает «Полумесяц», — сказал он, как бы раскрывая сокровенную тайну.

Глаза Сейрю расширились от удивления, и он невольно затаил дыхание.

— Полумесяц… — восхищённо прошептал он, пробуя это слово на вкус. — Какое… красивое имя.

Он снова опустил взгляд, чувствуя, как лицо горит от смущения. Он не привык говорить комплименты, особенно таким красивым людям, как Миказуки.

— У меня нет имени, — тихо поведал мальчик. — Все зовут меня просто Сейрю. Это означает «потомок Синего Дракона».

В его голосе слышалась глубокая печаль. Он всегда мечтал иметь настоящее имя, как у других людей, имя, которое отражало бы его суть и личность. Но, к сожалению, он был лишь потомком дракона, существом, обречённым на одиночество.

Миказуки замолчал, обдумывая его слова. Он смотрел на Сейрю с необъяснимым сочувствием, словно мог видеть его душу насквозь.

— Имя — это… не главное, — сказал он наконец, мягко улыбнувшись. — Главное — то, что ты делаешь.

Сейрю с недоумением взглянул на него. Он не мог понять, что хотел сказать Миказуки.

— Что ты… имеешь в виду? — спросил он тихо.

— Я хочу сказать, что ты сам можешь выбрать себе имя. — Голос Миказуки звучал мягко и убедительно. — Имя, которое будет отражать твою силу, твою храбрость и… твою доброту.

Сейрю задумчиво посмотрел на свою маску, всё ещё лежащую поверх одеяла, пытаясь переварить услышанное. В голове роились мысли, сталкиваясь друг с другом. Он никогда раньше не задумывался об этом. Он всегда считал, что имя — это что-то, что даётся при рождении и не может быть изменено, как цвет волос или форма глаз.

— Я… не знаю, какое имя я хочу, — прошептал он, чувствуя себя потерянным в лабиринте собственных мыслей.

— Не торопись, — ответил Миказуки, мягко улыбаясь. — Однажды ты обязательно поймёшь, какое из множества имён твоё.

Миказуки окинул взглядом жилище Сейрю. Лунный свет проникал сквозь щели в ставнях, окрашивая выбеленные стены в серебристый цвет. В воздухе витали запахи трав и дыма, смешиваясь с ароматом старого дерева и свежей еды. На полках, контрастируя с остальной обстановкой, громоздились горы глиняных горшков и деревянных чаш, доверху наполненных рисом, сушеным мясом, соленьями и фруктами. Видно было, что жители не скупились на подношения своему защитнику. Рядом с горшками высились стопки простых глиняных тарелок, лежали грубые деревянные ложки. В углу комнаты стоял небольшой стол, заваленный свитками с какими-то записями и травами. Вдоль стены расположились две кровати: большая, добротная, застеленная толстым шерстяным одеялом, видимо, осталась от Ао, его предшественника, а на второй, чуть поменьше, но тоже вполне удобной, спал сейчас Сейрю. Миказуки перевёл взгляд в угол комнаты, где в тени стоял меч Ао, и его глаза загорелись каким-то таинственным огнём.

— Это меч твоего предшественника, верно?

Сейрю кивнул, не отрывая взгляда от Миказуки. Сердце бешено колотилось в груди, подобно птице, запертой в клетке.

— Ао был великим воином, — дрогнувшим голосом поведал он. — Он всегда заботился обо мне. Он защищал деревню… и мог бы защитить всех нас.

— А ты разве не можешь? — поинтересовался Миказуки.

Сейрю опустил глаза, чувствуя, как лицо горит от стыда.

— Нет, — ответил он едва слышно и замотал головой. — Я слишком слаб…

— Это неправда, — мягко возразил Миказуки. — В тебе есть сила. Просто ты ещё не научился ею управлять.

Сейрю снова посмотрел на Миказуки, затем на меч Ао в углу, и в его душе вспыхнула надежда. Он всегда мечтал быть таким, как Ао, сильным и храбрым, способным защитить жителей деревни. Но он знал, что это невозможно. Он никогда не сможет сравниться с ним в силе и умении.

— Я никогда не смогу, — прошептал он, словно вынося себе приговор.

— Почему ты так думаешь? — спросил Миказуки, поднимаясь во весь рост.

— Потому что… я — чудовище, — ответил Сейрю, опустив взгляд. — Все меня боятся…

— Разве чудовища спасают целые деревни от варваров? — возразил Миказуки, остановившись в нескольких шагах от него. — Или рискуют своей жизнью ради других? Просто люди боятся того, чего не понимают, — продолжил он мягче, — но это не значит, что ты чудовище.

Миказуки плавно приблизился к мечу. Его движения были лёгкими и грациозными, как у лесного духа. Он взял меч в руки и медленно вытащил его из ножен. Лезвие блеснуло в полумраке, как живое существо, готовое к бою.

— Это превосходный меч, — восхищённо произнёс Миказуки, рассматривая клинок. — Он видел множество сражений и не раз помогал людям. Но всегда оставался верным своему предназначению — служить добру.

Сейрю заворожённо смотрел на меч. Он ощущал его силу и энергию, и ему непреодолимо захотелось снова прикоснуться к нему. Отбросив одеяло, он поднялся с постели и неуверенно спросил:

— Можно мне… посмотреть?

Миказуки улыбнулся и протянул ему меч.

— Конечно, — ответил он мягко, но с ноткой наставления в голосе. — Будь осторожен.

Сейрю неловко, но бережно принял меч. Тот был тяжёлым, но удивительно сбалансированным. Сейрю почувствовал, как дрожат от волнения руки.

— Он… живой, — восторженно произнёс он, как будто признаваясь в этом самому себе.

— Верно, — подтвердил Миказуки, с интересом наблюдая за ним. — Меч — это не просто кусок металла. Это… продолжение души воина. И он многое помнит.

Сейрю провёл дрожащими пальцами по лезвию. Оно было гладким и острым, но в то же время казалось живым и тёплым. Он почувствовал, как его пронзает не холод, а будто бы множество крохотных молний.

— Что он… помнит? — прошептал он, боясь услышать ответ.

— Всё, — голос Миказуки звучал тихо и мягко, убаюкивая, подобно колыбельной, — каждую битву, каждую смерть, всех воинов, что держали его в руках, их радости и печали.

Сейрю закрыл глаза, и мир вокруг него исчез. В голове, словно осколки разбитого зеркала, вспыхнули обрывки видений: кровь, крики, звон мечей, лица воинов, полные ярости и отчаяния. Он ощутил боль, страх и гнев, как будто бы сам побывал в гуще этих битв. Сейрю почувствовал, как в нём просыпается сила Дракона, древняя и неукротимая.

— Я… не могу, — воскликнул Сейрю, невольно отступая назад и роняя меч. — Это слишком тяжело…

— Я понимаю, что тебе страшно. — Миказуки поднял меч с пола, вложил его в ножны и вернул на место в углу. — Но не нужно бояться. Ты можешь научиться управлять этой силой. Чтобы защитить тех, кто тебе не безразличен.

Сейрю посмотрел на Миказуки с надеждой.

— Ты… можешь меня научить?

Миказуки улыбнулся, и его глаза засветились теплым светом.

— Конечно. Если ты этого действительно хочешь.

— Я хочу, — с уверенностью ответил Сейрю. — Я хочу стать сильным. Хочу защищать тех, кто мне дорог. Хочу, чтобы жители перестали меня бояться.

— Тогда я помогу тебе, — пообещал Миказуки. — И научу всему, что знаю сам.

Сердце Сейрю наполнилось надеждой, как бутоны цветов наполняются силой после долгой зимы. Он вдруг отчётливо представил себе будущее, в котором больше не прячется в тени, а стоит на защите тех, кто ему дорог. Возможно, он действительно сможет стать тем воином, которым всегда мечтал быть. Возможно, он действительно сможет защитить жителей деревни, не пугая их своим видом.

Ком в горле мешал Сейрю говорить, смешивая благодарность с недоверием. Слова «спасибо, Миказуки-сама» сорвались с губ почти непроизвольно, как признание, которое он долго пытался сдержать. Впервые за долгое время он почувствовал себя не одиноким чудовищем, а человеком, достойным сочувствия и поддержки.

— Не за что, — ответил Миказуки с мягкой улыбкой. — Это лишь начало твоего пути. А пока тебе следует отдохнуть. Завтра мы приступим к тренировкам, и тебе необходимо набраться сил.

Сейрю кивнул, ощущая, как на него накатывает усталость. Он был счастлив, хотя и чувствовал себя утомлённым, как после долгого и тяжёлого пути. Сейрю понимал, что его ждёт ещё много трудностей, но он был готов к ним. Теперь у него появился учитель, который верил в него, не боялся и видел в нём не монстра, а воина.

Миказуки направился к двери, двигаясь плавно и бесшумно, словно тень.

— Спокойной ночи, Сейрю, — тихо пожелал он.

— Спокойной ночи, Миказуки-сама, — произнёс Сейрю, уютно устроившись под одеялами.

Миказуки покинул комнату, и Сейрю остался один. Он смотрел на узкую полоску луны, пробивающуюся сквозь ставни, и ощущал, как в нём просыпается надежда. Возможно, когда-нибудь он сможет заслужить имя, столь же прекрасное и светлое, как у Миказуки-сама. И тогда он отплатит за всё добро, которое Миказуки-сама ему даровал.

…Шинья стоял неподвижно, крепко сжимая меч Ао в своих руках. Руки больше не дрожали, а были тверды и уверенны. Холодный металл не жёг ладони, а, напротив, давал силу, напоминая о долге и обещании. Он смотрел, как лунный свет играет на лезвии, но теперь это вызывало не страх, а предвкушение.

Шинья смотрел на меч и видел в нём не отражение своего прошлого, полного сомнений и страхов, а символ своего будущего, наполненного надеждой и верой.

— Я буду светить… как ты научил меня, Миказуки-сама, — прошептал он, и его голос звучал не как мольба, а как клятва.

Он поднял глаза к ночному небу, усыпанному мириадами звёзд, и впервые за долгое время ощутил настоящую свободу. Он был Сейрю, потомком Синего Дракона, но уже не тем чудовищем, которого все боялись. Теперь он был Шинья — Лунный свет, воин, который сам выбрал свою судьбу.

Память о Миказуки, его слова, улыбка и вера навсегда остались в сердце, словно путеводная звезда, указывающая ему путь. Теперь он знал, за что сражается и кто он есть на самом деле.

И был готов нести этот свет, чтобы освещать путь другим, заблудшим и отчаявшимся, как маяк во тьме, как луч надежды, пробивающийся сквозь самые густые тучи. Он больше не боялся своего прошлого, потому что знал — его ждёт светлое будущее. И он не позволит никому и ничему отнять у него эту надежду.