Не подруги (джен)

Где-то в глубине души она давно знала, что они больше не подруги. Возможно, с той последней встречи, а возможно, гораздо раньше.

Рациональная часть её натуры твердила ей об этом ровно с тем постоянством, с которым приходили все новые и новые извинения за то, что по тем или иным, но всегда очень оправданным и благовидным причинам встретиться им не удастся, однако душа горячо отрицала саму вероятность, что столь дорогая, важная сердцу дружба может прерваться. Особенно без видимой причины...

Не год и не два сердце побеждало в трудной борьбе. Не год и не два она продолжала отчаянно верить, что всё ещё может измениться, что их дороги, временно разошедшиеся в разные стороны, обязательно сойдутся снова... Не год и не два она понимала, что глупая эта надежда отравляет её изнутри ложными ожиданиями.

* * *

Они познакомились летом, в тот год, когда Аня должна была пойти в первый класс.

Мама, отправляясь на встречу со старинной подругой, почему-то вдруг решила, что прихватить любимую дочурку с собой будет отличной идеей. Аня была только рада — тётя Майя ей всегда нравилась: живая, приветливая и, чего уж там, очень красивая. Она была отличной компанией даже тогда, когда они с мамой принимались говорить о чём-то своём, взрослом. Раньше они частенько проводили так время. Только вот в этот раз всё пошло немного иначе.

Тогда она ещё даже не знала, что этот день, и так обещавший стать весьма интересным, потом будет вспоминать, ещё и как один из самых светлых и значимых в своей жизни. Солнышко, парк аттракционов и развлекательная программа для посетителей в виде квестов и мастер-классов были прекрасным сочетанием, а потому трудно было себе представить более довольного ребенка, чем Аня в тот миг, когда ей объявили, что она может бежать и развлекаться. Когда спустя полчасика ее позвали обратно, чтобы познакомить с кем-то, она уже прекрасно ориентировалась в том, какое из развлечений где располагается, и прекрасно знала, куда пойдёт дальше. Оставалось узнать, кого это там хотят ей представить.

«Кем-то» оказалась дочка тёти Майи, и никогда прежде Аня не была в таком удивлении: ведь ни разу она даже краем уха ничего об этой девочке не слышала. Впрочем, её удивление не помешало им мгновенно найти общий язык.

Матери были просто счастливы этой завязавшейся дружбе и поддерживали её как могли. Совместные прогулки, гости, ночёвки последовали одна за другой и даже большое расстояние, разделявшее их дома, не могло погасить энтузиазма всех причастных.

Маша ещё только переехала в их город откуда-то, вроде бы с Дальнего Востока, и не успела ни с кем познакомиться, а Аня отчаянно скучала, потому что две её старые подруги тоже одна за другой переехали, и как-то вдруг оказалось, что гулять и общаться ей совсем не с кем. Возможно, могло показаться, что именно потому они и сошлись с какой-то невероятной скоростью — уцепились друг за друга, чтобы более не оставаться в одиночестве, однако Аня точно знала, что так можно было подумать лишь глядя на самую поверхность. Основной причиной служило вовсе не то, что им обеим не с кем было общаться.

И она, и Маша искренне наслаждались обществом друг друга и потому продолжали жадно искать его даже тогда, когда познакомились и подружились с кучей других детей, которые, между прочим, жили по соседству, а не на другом конце города.

Ещё в первую совместную ночёвку Аня придумала специальный ритуал — считалочку, после произнесения которой они с Машей попадали в волшебную страну. Это была их сокровенная тайна, игра, которая не приедалась с годами, из которой никак невозможно было вырасти.

Именно Маша и тётя Майя взрастили в ней любовь к одевашкам и одинаковой одежде — пару раз выходило, что Аня оказывалась у них в гостях совершенно неожиданно и, конечно, без всех необходимых вещей, и тогда на помощь всегда приходил Машин гардероб. Ходить в одежде подруги было так весело, тем более что у самой Ани никогда не было всяких там летних комбинезонов и носить их оказалось опытом весьма необычным...

А ещё они могли часами говорить обо всём: о книгах, мечтах, полученных на день рождения подарках и даже мальчиках.

Маша подарила Ане две книжки, с которых началось её знакомство с автором, занявшим позднее место одного из самых любимых.

Рядом с Машей её всегда подстерегали приключения... Эта дружба стала совершенно особенной: трепетной, яркой, охватывающей все сферы и потаённые области жизни. Аня твёрдо знала: пока они дружат, эти краски никуда не исчезнут.

«Поездка к Маше» каждый раз становилась событием эпохальной значимости. В шесть, в восемь, да даже в десять лет никто не пустит тебя в одиночку добираться на расстояние, превышающее путь до ближайшего к дому магазинчика или дворовой площадки, а чтобы поехать куда-либо вместе с чрезвычайно занятыми родителями нужно и момент удобный выгадать, и фортуну умолить, чтобы никакой подлянки не подкинула, так что выпадали такие поездки нечасто. Зато как запоминались...

А потом они вдруг прекратились. На самом рубеже свободы от родительского надзора, когда, казалось бы, должно было открыться второе дыхание... И так не слишком регулярные встречи фактически сошли на нет — сначала сократились до одной совместной прогулочки раз в полгода, потом до одной в год... Дошло до того, что за пару лет они так ни разу и не увиделись. Даже сообщеньками по телефону не обменивались.

Разладилось с общением не только у них с Машей. Мама с тётей Майей теперь тоже встречались гораздо реже. Аня очень об этом жалела, ведь встречайся мамы почаще, у неё тоже был бы предлог навязаться в гости, а так было как-то неловко.

Иногда она писала Маше, но та отвечала как-то вяло. «Некогда человеку, наверное: школа, кружки... Да и не то это — через экранчик общаться... Чего это я навязываюсь? Вот встретились бы вживую, авось и поболтали бы всласть, а так только время тратить...» — думала Аня каждый раз и ещё активнее начинала предлагать даты и время для предполагаемых встреч. Мысли о том, что происходит это как-то слишком односторонне, старательно отгонялись в сторону.

А потом телефон потерялся. Пришлось обзаводиться новым. Машиного номера у нее не осталось, и переписка заглохла совершенно. Связь, и та достаточно тонкая, осталась лишь через мам.

Мама уже не раз советовала Ане отпустить всё это — давно ведь понятно было, что, скорее всего, ничего так и не поменяется, однако она не могла. Аня просто не в силах была расстаться с надеждой, что их дружба всё-таки пересилит все приходящие трудности.

Она уже почти смирилась, когда вдруг сама получила приглашение в гости к Маше. От них с тётей Майей.

* * *

Аня училась в пятом классе, когда виделась с Машей в последний раз. Они проговорили всего один вечер, но долго ещё после того визита не могла она прийти в себя.

Аня всегда знала, что люди, особенно дети, меняются, и порой довольно сильно, но то, что она увидела и услышала, оказалось для неё чересчур. Вернее, может быть, и не оказалось бы, не будь в деле замешана Маша. Маша была неизменной величиной, и потому произошедшие с ней метаморфозы просто... Пугали...

Возможно, встреться они на улице, Аня бы ее и не узнала. В высокой, полной какой-то нарочитой бравады девушке с чёрным кожаным ожерельем, плотно сомкнувшимся на шее, и тонной ненужной косметики на лице трудно было разглядеть её задорную, местами склонную к показушничеству, но обладающую завидным вкусом и нисколько не мрачную подругу детства.

Взрослые на время своих разговоров выставили их с Машей на прогулку, и при мягком вечернем свете контраст между Аней, которая один в один напоминала тех девочек со школьных миниатюр конца девятнадцатого века со своими двумя толстым косицами, скромной, до земли юбкой и чуть старомодной блузкой, и Машей, с её стрижкой по плечи, странным ожерельем, чёрной кожанкой да сапогами по колено, особенно бросался в глаза.

И всё же, этот внешний контраст не шёл ни в какое сравнение с контрастом внутренним.

Маша была такой же открытой и откровенной, как всегда, только вот на этот раз Аня предпочла бы, чтобы подруга не заваливала её таким количеством информации. Хотя бы потому, что минимум о половине услышанного ей было стыдно даже вспоминать.

Школа, друзья, отношения с родителями — обычные вроде темы, но те слова, та форма, в которой они были поданы... Или вот этот рассказ про первую влюблённость... Ничего подобного она в жизни своей не слышала!

* * *

Когда этот визит кончился, Аня испытала лишь облегчение. Маша дала ей слишком много поводов для размышлений. Будучи в таком смятении, в каком Аня пребывала после разговора с подругой, на иные эмоции она была неспособна.

Однако после, когда она немного пришла в себя, на Аню навалились сомнения и тоска. Она всё ещё не знала, что творилось с Машей, не знала, почему та так круто изменилась, но невольно спрашивала себя: а не ошиблась ли она в выводах? А если нет, то не должна ли, наоборот, постараться вновь протиснуться в жизнь подруги?

Сомнения разыгрались с новой силой, когда спустя пару лет Аня узнала, что в жизни у Маши всё обстоит не слишком благополучно: она перессорилась с родителями, одноклассниками, фактически ушла в себя.

На волне сопереживания Аня даже раздобыла вновь Машин номер и написала ей — не о проблемах, просто. Маша ответила, и это, казалось, была всё та же милая Маша, которую она столько лет знала. Однако тем всё и кончилось. Написав во второй раз, она так и не получила ответа и больше пытаться не стала.

И всё же... Всё же отпустить эту дружбу у Ани не выходило. Она до бесконечности мучила себя различными «А если?», маму — расспросами, как обстоят дела у тёти Майи с Машкой, а мироздание — вопросами, почему же так вышло.

Ей долго было больно. Очень больно. Но однажды, даже не десятки лет спустя, Аня вдруг обнаружила, что боль исчезла, растворилась в толще ярких светлых воспоминаний о любимой подруге детства и об их совместных приключениях.

Это было неожиданно. Это было как-то очень по-взрослому... Но это было важно — ей стало гораздо легче. Тяжесть, много лет давящая на душу, исчезла. Теперь Аня испытывала лишь благодарность по отношению к мирозданию за то, что оно подарило ей такую дружбу. И могла наконец отпустить Машу жить своей жизнью, а себя — своей.