Последний приют в баре «На перепутье» (джен)

I heard from God today

And she sounded just like me

What have I done?

And who have I become?

I saw the devil today

And he looked a lot like me

I looked away

I turned away

Five Finger Death Punch — Wrong Side of Heaven

Светило солнышко, вокруг пели птички, а в динамиках детки⁽¹⁾ хрипел Элис Купер. И всё было хорошо, за исключением того факта, что самому Дину только что бессмысленно и беспощадно прилетело кирпичом по башке. И ладно бы, тот запустил какой-нибудь перевёртыш-мудак или ещё какая монстрячья рожа, так ведь нет! Такое ощущение, что этот треклятый кирпич только его и ждал, чтоб, наконец-то, свалиться с края крыши — вот так, случайно и до обыденного просто! Чёрт! Обиднее было бы только пьяным упасть на арматурину.

Дин Винчестер не планировал умирать. Во всяком случае не так тупо и не в таком возрасте. Клуб 27, конечно, круто и заманчиво, но у него Сэмми, охота и детка! Доверить братцу машину, подарок отца? Он не оценит... Нет, Сэм любит детку, но никто не сможет любить ту, как Дин. К тому же они так и не отомстили твари, что убила маму. Напротив, их счёт к тому демону только вырос. Теперь и отец... Нет, Дину не время умирать, совсем не время.

Понимал, конечно, что время мы не выбираем и каждая охота может стать последней. Куда уж без понимания в их семейном деле. Дин не из тех, кому и самому-то улыбалось дожить до глубокой старости, и помереть в окружении внуков и детей в мягкой постели. Это Сэмми судьба, не его... Старшего (теперь уж точно — болезненно ёкнуло внутри) Винчестера точно прикончит один из тех монстров, с кем он всегда боролся, но истребить которых подчистую, очевидно, невозможно. Кто это будет — демон, вампир, оборотень, ещё какая-то хтонь — не суть важно.

Увы, но охотники в своей массе долго не живут. Что ж, к этому он был готов. А вот к тому, что на голову свалится какой-то грёбаный кирпич, пока они с Сэмми будут проверять очередную мутнявую наводку в очередном заброшенном и очень подозрительном местечке — нет. Причём для Дина оно так и осталось ну очень подозрительным и не более, прямых доказательств наличия там призрака они с братом найти не успели. Так что вполне возможно, что его смерть — это чистая случайность без намёка на паранормальщину.

Впрочем, один знакомый пастор (не то чтобы Дин внимательно слушал его бубнёж, пока наполнял фляги святой водой, но вот вспомнилось) как-то обмолвился, что человек предполагает, а Бог располагает. Не то чтобы он во что-то такое верил всерьёз — был бы Бог, такого не допустил бы, или хотя бы отправил бы парочку ангелов разбираться с демонами, а не отсиживался бы за их человеческими плечами! Но дерьмо случается. И порой тому совершенно нет никого объяснения, хоть нормального, хоть паранормального.

Поэтому кирпич сорвался с крыши ему на башку. Лохматый Сэм, кинувшийся к нему, — последнее, что отпечаталось в разуме. А потом... Привычный мир растворился, ветер, солнце и отдалённые завывания Купера в динамике — всё померкло. Но это не была обычная потеря сознания, ту, как бы, не запоминаешь... Нет, это было по первости похоже на то, что он испытал, когда его почти прибило-таки ударом тока, а отец обменял свою душу на его жизнь... Зато потом такого опыта Винчестер больше не испытывал.

Вероятно, треклятый кирпич его прикончил-таки. Обидно, хоть и почти не больно — он даже не успел почувствовать боль. Впрочем, боль — это ещё один признак, что ты жив, как и простреливающие суставы в коленках — последнее замечание от Бобби, да. Так что по этому признаку Винчестер — труп, главное, чтоб Сэм схоронил как надо, приправив солью и поджарив: ему совсем не улыбается вернуться призраком. Как и... то, что брат может воспользоваться другим ужасным вариантом и заложить душу. Нет, спасибо.

Пусть Дин умер. А как иначе объяснить, что он стоит сейчас на каком-то перекрёстке (только бы не вылез оттуда никакой демон — он похлопал себя по карманам — те сохранились, но и только, ни святой воды тебе, ни пистолета) и пялится на старое, покосившееся и почерневшее от времени строение на перекрёстке четырёх дорог? Никак. Всё, Дин, твоя остановочка. Может, за неказистым видом скрывается какой-то пункт распределения душ? Сидит там какой чиновник от мира иного и решает: вверх аль вниз... Винчестер поёжился: в ад поверить пришлось, а вот рай пока никакого доказательства своего существования не явил. Хотя, признаться, хотелось бы. Потому что тогда хоть какая-то надежда есть, что маме и папе, после того как они устроили массовый побег из ада, там неплохо.

Винчестер прикусил губу. Дерьмово. Раскисать он не планировал от слова совсем, но что сегодня вообще шло по его плану? Поход за двойным чизбургером в макдак? Только и всего. Сердце, которое никак не могло биться, будучи мёртвым, всё же билось бешено. Волнение, от которого рубаха-парень (клетчатая!) Дин привык отмахиваться легко и непринуждённо. Вот что он, правда, мнётся, как девственница, а?!

Всё же просто: пред тобой открыты четыре дороги впереди (ха четыре! Значит, не только рай, ад, во как!) — выбирай наудачу, иного не дано. Но перед этим надо бы проверить заброшку... Уж очень у них роковая роль в его судьбе. Может и правда, есть там что или кто. Вон ведь свет сквозь замызганные окна проглядывает. Вдруг реально там кто-то типа распределителя? Ну там, пинком под зад отправляет на дорогу в ад, или же, наоборот, крылышки прицепляет и лиру в руки суёт, указывая на верный путь... Не то чтобы Дин прям так в райские сады верит, а тем более что ему-то там рады будут (ага, ага и парочку девочек с азиаток.точка.ком подкинут и бесконечное пиво с бургерами!), но... Он точно знает: смерть не конец. И ему любопытно, что же скрывается за тремя дорогами, кроме той, что вымощена пофиг какими намерениями в ад.

Вздохнув, Дин решительно направился к двери — он всё ещё Дин Винчестер, которым, хочется верить, всё же гордился отец: шулер, любимец женщин и очень преданный сын, брат и друг. Насчёт сына он сомневался особенно сильно, но эти сомнения, уже ничто, пожалуй, разрубить не могло. Даже Смерть. Дин поморщился — всё-таки привыкать к мысли, что он теперь дохлый, было как-то грустно и безнадёжно паршиво...

А раз так, то нужно, скорее, уж привнести хоть какую-то ясность в своё застывшее на перепутье приграничья состояние. Вот и пошёл быстрым шагом, только перед тем, как руку протянуть к двери, чуть засомневался, но тут же устыдил себя. Во-первых, кто ж рукой дверь в неведомую херобору открывает, руки, они для возможной борьбы нужны (он и после смерти не собирался сдаваться!), а во-вторых... Ну а что, тянуть кота за яйца, что ли?!

Ему делов-то осталось? Быстрее упокоиться окончательно, получив дальнейший груз, всего-то. Эх, жаль, с Сэмом не попрощался. Кабы знать, где тебя камнем по голове вдарит... Ладно, будем надеяться, братишка окажется удачливее! А может, вообще завяжет с местью, охотой и проживёт до глубокой старости, как знать... Только в этом случае, увы, уже сами демоны должны отстать от братца — они чегой-то к нему прямо-таки воспылали, блин, страстью. Но если удастся разобраться тому... Одно... Бобби же есть! В общем, если у них получится, то можно и помечтать. В конце концов, Сэмми никогда особо не рвался монстров на гамбургеры стругать. А в колледж можно и вернуться. Наверное. При большом желании.

Дверь открылась с полупинка противным скрипом, пропуская в душное и звенящее от моргающей лампочки под потолком помещение. Конечно же, пустое. Дин усмехнулся: ну вот, правильно, да — вряд ли на том свете экономят электричество... Почему бы им заброшку не запитать просто так? Мало ли, забыли выключить, а?

Странно было б, обернись всё иначе и окажись тут и правда перевалочный пункт, где стоят в очереди на судилище души. Хм... Дин никогда не боялся жмуриков: ну ладно, с тех пор, как отец подарил ему пушку 45 калибра, снабдив инструкцией, что призрака можно задержать при помощи обычных подручных средств. Ну там соль и, к примеру, вилка. Правда, не любая вилка. Железо нужно. А теперь и вовсе: что бояться — сам таковым стал.

Напротив, любопытство проклёвываться стало. Интересно даже стало: есть ли такое где? Ну, очередь из смирно стоящих мертвяков с талончиками, да ещё и с такой, действующей на нервы лампой бесящей?! Может, в аду? Вполне себе прелюдия занимательная. Там-то душ всяко больше прилетает. Вполне могут и очереди образовываться.

Однако неожиданно вычлененный за трескотнёй лампы шорох заставил его снова подобраться: не совсем тут было пусто. И нет, то были не мёртвые крысы, хотя и им куда-то тоже нужно было деваться, да. Удивительно, но эта хибара с дурацкой лампой совсем не походила на бар. Дин был в этом уверен: как-никак он побывал в большей части оных в Америке.

И всё-таки крепкого вида бармен меланхолично протирал стакан, даже пнутая Винчестером дверь того не оторвала от сего примечательного занятия. Кажется, он делал это на автомате. Стекло уже скрипело под напором тряпки, а мужик всё так же, низко склонив голову, его полировал. Дырку, наверное, протереть решил. Настолько с клиентурой не фартануло? И ни кабельного, ни даже радио захудалого тут не было: скука смертная. Разве это бар, без бейсбола и музыки? А ещё без клиентов.

Понятно, что жизнь — дерьмо, но бери лопату, сопли-то каждый может наматывать... А тут вроде как и не жизнь. Да ещё в таком запустении и с бесявой лампой, что всё ещё напоминает, что ты существуешь. Сидеть и ждать, пока типчик очнётся от погружения в дерьмовость бытия, Дин не собирался.

— Сэр, — окликнул он бармена. Не потому, что очешуенно вежливый, а потому, что глупо орать «эй, ты!» возможному проводнику. С какой-то же целью он на перепутье сидит. Чем не с той, чтоб дорогу показать? А что «сэр», а не «мистер» вырвалось — это странно, но если б Дин о каждом таком шаге своём бессознательном задумывался, то был бы девкой. Или Сэмом.

Опять же, не то чтобы он торопился, но вдруг именно так и застревают, терпеливо ждут, когда на них посмотрят, пока ждут — находят себе неоконченные дела... А бродить безумным призраком по свету отнюдь не улыбалось.

Бармен медленно поднял свою лохматую темноволосую голову, словно только что понял, что в бар вообще кто-то вошёл, и уставился на Дина с нескрываемым удивлением. Как и Дин на него, потому что перед ним стоял и по инерции протирал чёртов стакан Джон Винчестер, его отец.

— Ну здравствуй, папа, — неловко выдал Дин. Весь его напор куда-то подевался. Одно дело выспрашивать путь у неведомой сущности и совсем другое — вот так неожиданно оказаться перед отцом. Не то чтобы это прям совсем удивительно, они всё же оба мертвы, но... Что посмертие настолько тесное, он как-то и не подумал. Как и о том, что папа сбежал из ада, чтоб оказаться в этом... Немногим лучшем, наверное, месте? Внутри закололо.

— Ты не должен быть здесь, — вместо приветствия выдал, нахмурившись, Джон, со стуком опуская треклятый стакан на стойку. — Что ты, чёрт возьми, вообще здесь делаешь?! — в этом весь их с Сэмом отец. Сперва наезжает, потом разбирается. Хотя сейчас он и прав: в конце концов, душу он продал, чтоб Дин жил, а Дин весьма скоренько угодил хрен пойми куда. Но всё равно это не повод, чтоб наезжать на него с порога. И да! Дин не просил его спасать!

— То же, что и ты, очевидно, — огрызнулся Дин, которого порядком задело, что отец опять отчитывает и понукает. — Видимо, буду и здесь продолжать семейное дело, — он кивнул на стакан. — Красота же! Бесплатной выпивки много, наверное? А девочек подвозят? — он хрипло рассмеялся. При жизни он бы вряд ли решился произнести хотя бы половину из сказанного. Но сейчас... Авторитет отца довлел, но не полностью. Слишком многое произошло между ними.

— Хватит ёрничать, — буркнул отец, сверля его глазами, и всего-то да. При жизни их с Сэмом старик уже бы через стойку перегнулся и подцепил взбунтовавшегося сына за грудки. А этот вон только словами и горазд: — Тебе рано, слышишь, слишком рано сюда!

— Да ладно?! — Дин усмехнулся, его несло... Может, это аффект от смерти, может, ещё что, но он не мог больше сдерживаться. Внутри будто с треском подорвали плотину, и все накопленные за жизнь обиды и несбывшиеся ожидания хлынули внутрь зловонной болотной жижей. Он пожалеет. Но потом. А сейчас будет самозабвенно высказывать отцу, всё, что накопил, ну или почти всё... Может, в этом и смысл. В посмертие надо идти с вычищенным дерьмом? И сейчас они проорутся и обоим станет легче? Пойдут в обнимку в закат? Ха, мечтать не вредно. Это фантастика похлеще победы Альянса в Звёздных войнах. — Кто бы говорил! Не ты ли сделал всё, чтобы я очутился здесь рано, а?

— Что ты несёшь? — как-то отчаянно глухо спросил отец и вместо того, чтоб подойти и встряхнуть, призвать старшенького к ответу, тяжело опёрся руками о стойку. — Я спасал вас с Сэмом! От мира! Поступать правильно со своими детьми — не всегда значит поступать в соответствии с их желаниями. Сам знаешь, как жесток и страшен мир. Поэтому, — он опустил глаза вниз, тихо договаривая, — и только поэтому я вырастил из вас солдат.

— Спасал от мира, — горько хмыкнул Дин, внутри жгло. Он и, правда, не понимает. Отец. Даже после смерти. Значит, никогда и не поймёт. Всё упирается в одно и то же, так похожее на их прежние перепалки с Сэмом, где Дин разрывался между отцом и братом, но их уже не будет. Никогда, и от этого ещё хуже. — Мы должны были быть твоим миром, па. Я и Сэм. Но вместо этого мы были всегда одни, наедине с этим самым жестоким миром, потому что ты сам отгородил нас. И нет, — он сжал кулаки, — ты растил не солдат... Ты и твоя вечная охота, не спрашивая, поставили меня перед выбором: или убить в девять, чтоб защитить себя и брата, или умереть нормальным ребёнком! Разве месть за маму стоила нашего детства? Моего детства?! — на глаза навернулись слёзы.

И его накрыло таким восхительно-страшным чувством, что было непонятно, чего больше в душе плескалось — едких слёз сожаления или радости, что, наконец-то, не Сэм, а он сам высказал это отцу. Наверное, это и есть то самое, очешуенное, когда рвёт предохранители.

Дин испытывал настолько смешанные чувства, что его разрывало. С одной стороны, он до щенячьего восторга был рад видеть отца. С другой же — внутри подняли головы все накопившиеся обиды. И он не сдерживался. Чего терять, кроме возможной вечности, да, но это дело десятое. И если уготованное им время до конца света предстоит провести в этой хибаре один на один... Он предпочтёт обнажить душу, чем тихо гнить под гнётом отца и дальше, страдая ещё и от невысказанности.

Джон Винчестер вопреки всему, что знал о нём сын, лишь молчал, не поднимая головы... Неужели ему и правда нечего сказать? Дин сжал кулаки — уж лучше б орал, как обычно, право — и продолжил выплёскиваться:

— Ты выкинул нас в мир. Насильно потащил за собой ради благой цели. Только была ли она благом для нас? Тебя, да, отвлекала! От той мысли, что ничем не смог помочь маме! Но то, что ты другим помогал, её вернуть не могло! А вот убить тебя и оставить нас сиротами — вполне! — почти выплёвывал он, распаляясь ещё сильнее, хотя, казалось, куда бы. И так уже нормальному Джону Винчестеру полагалось ему всыпать... А тот всё молчит, даже напоминание о маме проглотил.

— Знаешь, нормальные отцы ходят с детьми в парк, проверяют домашнее задание, учат играть в мяч или чинить тачку, рассказывают чёртовы сказки! Из всего этого ты меня только латать детку и научил! А в остальном ты заменил сказки перечислением слабых мест очередного монстра! Показывал, как обращаться с оружием и убивать монстров вместо бейсбола и хоккея! Я сам был ребёнком и нуждался в тебе, когда ты предоставил мне заботиться о брате! Знаешь, кто рассказывал ему сказки перед сном? Я! Потому что тебя никогда не было рядом. Ты привозил нас в мотель, оставлял там и уходил в ночь. А я никогда не знал, вернёшься ли ты. И рассказывал разные придуманные вещи Сэмми — только чтобы и он не боялся. Только чтобы и он не думал, вернёшься ли ты. Как думал я! — рявкнул Дин, чувствуя, что ещё немного и он помрёт второй раз, только ещё неказистее: захлебнувшись соплями... Но как остановиться, если в день, когда демон лишил тебя мамы, ты потерял и отца тоже? А ещё стал взрослым в его глазах и всю жизнь жил ради других, показывая, какой он сильный, и вообще, из кожи вон вылезая ради хоть и скудной, но похвалы отца, толики внимания, а теперь... Немного слабости он заслужил, разве нет? А что самое замечательное — тут нет охоты, куда тот может сбежать!

— Зато вы остались живы! — рявкнул отец перебивая. Наконец-то, а то он думал, что тот или оглох, или так поразился услышанному, что потерял дар речи. Что ж... Послушаем, что тот скажет. Чудес не бывает: вряд ли что хорошее или что-то, что хочет услышать Дин. Хотя он и сам запутался, чего именно ему от папы надо. Извинений? Так ими, как и прочими сантиментами, ничего не исправишь... Признания, что Дин прав, и обнимашек? Уф... Наверное. Но вместо этого Джон наседал на него в ответ, взвинчивая голос: — Хочешь сказать, что всё, чему я вас учил, было напрасно? Очнись, Дин, наш мир — страшное место, чтобы выжить там, нужны не детские сказочки, а пистолеты и мешок соли! У нас не могло быть долго и счастливо! Они всё равно пришли бы за Сэмом, как пришли за Мэри!

— Ну да, выжить отлично получилось, — Дин хмыкнул. Он вдруг почувствовал себя ужасно усталым. Как будто мешки таскал. Да уж, прекрасная встреча. Родственные узы и всё такое. — Хотя ты ж так и сказал, — он прокатил горькие мысли на языке, да всё же высказал. — Пришли бы за Сэмом. У Сэмми получилось. Пока, но я рад, да. Может, ты так и планировал: пожертвовать одним ребёнком, чтоб выжил другой. И меня ты тогда спас, продав душу, только из чувства вины, потому что в душе ты понимаешь, насколько дерьмовой сделал мою жизнь! Ладно... Так будь хотя бы честным ко мне и к себе: признайся! — треклятая лампочка затрещала особенно громко. Отец дёрнулся так, будто Дин его ударил. А так, в сущности, и было. На миг он устыдился... Но только на миг. В конце концов, Джон Винчестер молчал, ошеломлённо глядя на него, а это о многом говорило.

— Знаешь, — тогда Дин продолжил, — Я люблю брата. Я отдал бы жизнь за него не задумываясь. А насчёт тебя... Я всё понял, жаль только, поздно. Может, так не выбивался бы из сил, чтобы угодить тебе, больше занимался Сэмом — он хоть умел быть благодарным и верным. И да, в одном я рад: Сэма воспитывал и растил не ты, — он горько рассмеялся. Папа по-прежнему молчал, но сейчас это Дина так не волновало. Он договорит, а потом... Хоть трава не расти. В этом безликом сером перепутье. — Не скажу, что я был идеальным, но Сэмми... Он смог уйти от этого, вырваться из-под твоего контроля. Поступить! Это меня ты сделал солдатом. Я не представляю своей жизни без охоты, просто не знаю, что с ней делать в любом другом случае. Быть нормальным слишком скучно, я подсел на наркотик охоты... А Сэм — у него есть шанс. Он другой, он не ловит в этом кайфа, брат смог соскочить, и только вся эта демоническая по*бень вынудила запрыгнуть его обратно в детку! Но и это, чёрт возьми, важно: Сэмми изначально не хотел присоединяться ко всей этой жизненной катастрофе, может, хоть теперь он выберется! Демоны... Спасибо тебе, наверное, ты научил его с ними сражаться. Если сможет выиграть, отпустить меня и тебя, отказаться от мести, то да, шанс есть! Я раньше обвинял его в равнодушии, да! Считал, что Сэм не помнил мамы, потому и был так равнодушен к семейному делу, но... Пап, это не слабость, это благо. Это шанс не повторить твоей и моей чёртовой судьбы! — совсем тихо докончил Дин, подошёл к стойке и отпил прямо из бутылки. Даже Джек Дэниэлс, чей вкус он ощущал, не смог скрасить дерьмовость ситуации.

Прикончив с четверть бутылки (интересно, он мёртв, а вкус есть!), Дин, наконец, упёрся взглядом во всё так же молчащего отца, что подпёрся руками, будто ноги его не держали. То ли не хотел говорить, презирая, то ли подбирал слова, чтобы настоять на своей правоте. Как всегда. Впрочем, не совсем... Этот Джон всё же слишком терпеливый и тихий — тот отец расколотил бы половину бара, возможно, и частично самим отбившимся от рук старшеньким. А потом превратил бы всё в урок драки. Отвратительно.

А Дин ведь до сих пор и себе не мог внятно ответить к концу сего спича, чего же он хотел? Желал ли, чтобы отец всё же что-то сказал или же пусть тот помолчит... И остаток вечности они будут делать вид, что этого разговора не было. Поможет ли им взаимное признание пойти дальше, испытав катарсис, или же, наоборот, в бездну свалятся оба? Или что ещё хуже, не изменится ровным счётом ничего.

Это только в дешёвых мыльных операх бывает, когда главные герои начинают извиняться, лить слёзы, и оттого всё резко необъяснимым образом понимать и прощать. В жизни всё намного паскуднее. К тому же он и не герой. Так, неудачливый охотник (помер же!), хреновый брат (хороший б не помер, оставив одного Сэмми дерьмо разгребать), обвиняющий сын. Да и жизни-то уже нет...

Заговорил ли бы отец, получил бы Дин хоть какое-то объяснение или понимание, пусть и дерьмовое, такого к себе отношения — выяснить не удалось. Потому что во исполнение самого жизненного из законов Вселенной (подлости!), кто-то решил присоединиться к «доброй и тёплой» беседе отца и сына, отчаянно начав ломиться в дверь. Хм, а Дин не помнил, чтоб закрывал ту? М-мистика? Ну а хрена, он ж умер, чему удивляться. Тем не менее разборки были отложены до лучших времён.

Джон быстро очнулся да, перескочив через стойку, схватил со стены дробовик (когда он успел там появиться?!), сыну же второй рукой швырнул нож и пистолет. Всё ещё молча, да.

— Есть надежда, что это у народа так потребность выпить обострилась?! — крикнул Дин отцу, хватая оружие. Да, кое-какие рефлексы не вытравишь. Минуту назад они ругались (ну это Дин высказывался, отец почти молчал), а сейчас будут прикрывать друг другу спины... Винчестеры, и этим всё сказано.

— Сюда не захаживают обычные пьяницы! И вообще люди, ты первый, сын! — как всегда, категорично ответил Джон, стреляя прямо через дверь.

И следом за этим действием (а вдруг всё ж кто-то из людей вслед за Дином пожаловал? Даже не спросил!) и хриплым рёвом (а да, наверное, отец прав... Как всегда!) дверь будто взорвалась. Не слетела с петель, а попросту разлетелась на кусочки, и в образовавшийся проход начали вползать монстры всех мастей: оборотни, вампиры, вендиго, какие-то непонятные клыкасто-рогатые хтони... Появление Дина их, что ли, притянуло?!

Пожалуй, их спасло (временно) то обстоятельство, что, навалившись одновременно всей массой, вся монструозная братия мешала сама себе. Джон без устали стрелял и перезаряжал дробовик, поминутно раздавая указания Дину. А Дин, в свою очередь, пытаясь не раздражаться, выполнял их, без устали стреляя и кроша в салат (от такого салатика ЗОЖник Сэмми, пожалуй, отказался бы!) подступающих гадов. Ощущение нереальности происходящего становилось всё ярче с каждой минутой. Хотя говорить о реальности в посмертии или о чём-то таком — дохлый номер, не приходится, короче. Что-то много в голову метафор о смерти к нему влетело. И не спрашивайте — Дин тоже иногда читает что-то длиннее «Плейбоя».

Однако чувство ирреальности усилилось в разы, когда отец просто взял и вынул откуда-то из-за пазухи гранату. Настоящую, мать его, гранату! Более того, швырнул её посреди комнаты. Не предупредив его.

Дин едва успел отскочить за стойку. Впрочем, если бы всё это происходило в, пусть будет, реальности (голос внутри издевался, спрашивая, какой из?), то стойка не спасла бы... Правда, обдумать сей философский, чтоб его, вопрос, ему снова не дали: взорвавшаяся граната хоть и раскидала большую часть тварья, однако несколько устояло и с новыми силами кинулось на Винчестеров.

— Откуда у тебя граната? — в перерывах между выстрелами крикнул Дин. А ведь патроны не кончаются, хотя по ощущениям обойму он уже расстрелял... Чудеса! Может, и монстряки не настоящие?

— Не задавай глупых вопросов! — отец, ожесточённо отстреливаясь, метнул быстрый взгляд в его сторону и тут же весь переменился: — Осторожно, Дин!

И папа со звериной скоростью метнулся к Дину, с силой вытолкнув его из-под когтей невесть когда успевшего нарисоваться монстряки. Впрочем, это единственное, что тот успел: когтистая лапа с неприятным чавканьем вонзилась ему в грудь и прошила её насквозь.

— Нет! — туго соображая и безнадёжно (вид заливающей пол хибары крови затмевал всё!) цепляясь за мысль, что нельзя убить уже мёртвого, отчаянно вскрикнул Дин, стреляя наповал в когтистого гада. — Только не снова, пап! Не смей! — этот гад сбегал от неудобных вопросов. Снова. Проверенным способом, от которого у Дина сердце в клочья. Ведь как бы он ни хорохорился, что лишился обоих родителей в один день, на самом деле, Джона он любил. И смерть его, как и попадания в ад, не мог простить во многом и себе. Ещё и злился на Сэма, что тот... Не так, как он, переживает. Хотя и это было неправильно. Просто брат другой, более закрытый.

Бросившись к отцу, он несколькими удачными выстрелами уложил последних тварей и, опустившись на колени рядом, попытался зажать раны:

— Бинты, больница, — бестолково бормотал, понимая краем мозга, насколько жалко звучат его слова... И что в этот раз ему будет хуже, чем в прошлый. При жизни он отцу такого никогда бы не наговорил, а тут... Язык развязался, а назад слова не поймаешь. Поэтому оставался один выход: удержаться с отцом вдвоём на этом шатком крае ирреальности, уберечь того от сваливания... Куда? Они и так мертвы! Но проверять не хотелось. Совсем. — Держись, слышишь? Не смей!

Его голос дрожал. Дина охватил совершеннейший ужас, затопил ледяным холодом все его внутренности. Он снова теряет отца, снова вот так, не помирившись, не объяснившись толком! Не так! Не здесь, да и никогда бы вообще! Сожаление кровавой пеной, отражением той, что пошла у папы (видимо, тварь изодрала лёгкие!), расплескалось внутри.

— Прости, — свистящим хрипом закашлялся Джон, заставляя Дина невольно вжимать голову в плечи. Хотел прощения? Получи! Но не такого же! Это было невыносимо, а он всё продолжал пытаться что-то сказать, после того как молчал столько: — Слушай... Я... Признаю, что не был... Не был хорошим отцом... И ты, и Сэм... Заслуживали лучшего!

— Молчи, — Дин отчаянно пытался придумать хоть что-то или хотя бы не слышать, что так настойчиво тот пытается ему сказать. Было жгуче стыдно: будто в этом лишь он виноват, допросился у неких высших сил, — всё будет хорошо! — совсем уж неловко припечатал он его, попытавшись нервно улыбнуться. Хотя по-хорошему, ему б сейчас солгать, ободрить, что нет, отец у них с Сэмом был самый лучший... Но правда в том, что каким бы ни был, а они оба его любили, и он их любил. А значит, не совсем их отношения пропащие.

— Я не был хорошим отцом, — упрямо повторил Джон, стискивая с невесть откуда взявшимися силами руку сына. Или же он собрал все остатки, чтобы проговорить нечто важное... Нет, Дину хотелось зажмуриться, но он не смел оторвать взгляда, кажется, и не дышал-то почти, весь обратившись в слух, — но ты и Сэм... Вы были лучшее, что было в моей жизни... Если бы я... — судорожно захватив воздух, он едва-едва, смог договорить, почти булькая кровью: — Если бы я только мог всё изменить...

Его рука внезапно ослабла, и он затих.

— Нет! — взревев, Дин прижал отца к себе. Тот был недвижим. Умер после смерти. А ещё он вообще исчез? Провалился в пустоту? Растратил последнее, что имел, ради него?! — Папа... — прошептал он одними губами, а потом беззвучные рыдания задушили его.

Он даже просохатил тот момент, когда некто (монстр, кто ж ещё!) схватил его сзади и резко дёрнул назад, отрывая и от отца, и от земли:

— Пойдём, Дин Винчестер, — раздался вместе с шелестением крыльев пугающе низкий звучный голос, болью отдавшийся во всём теле, — твоё время ещё не пришло!

Бороться с такой силой у него... не хватило духа. Не сейчас во всяком случае, когда он потерял отца. Снова. И Дин, сдавшись на милость судьбы в виде этой силы (ни на кого из тетради папы он похож не был!), словно одновременно летел и падал куда-то. Он пытался разглядеть лицо существа, цепко держащего его, но видел лишь тень и два льдистых голубых глаза... А потом всё померкло, взорвавшись миллиардами звёзд. И наступила тишина.

* * *

Которая разорвалась знакомым криком:

— Дин! Дин! — доносилось из тумана. Сначала невнятно, а потом всё яснее и яснее.

Дин (ну явно же его зовут, хотя мозги всё ещё разбегались!) поморщился и открыл глаза. Точнее, попытался это сделать: яркий свет больно обжёг, и Дин, застонав, моментально захотел отключиться, но ему не дало это сделать внезапно вспыхнувшее осознание, что звал его обеспокоенный Сэм. И продолжал звать, так что проигнорировать не получалось... Нужно просыпаться.

— Дин! Наконец-то! — в голосе братишки прорезалась радость. Видимо, его шевеления заметили.

И сам Дин тоже осознал своё окружение. Писк приборов, специфический запах... Он узнает больничную атмосферу и с закрытыми глазами, как и брата.

— Сэм... — выдохнул он, слегка приоткрыв всё же глаза. Нужно же было убедиться, что это взаправду больница, а не... Тут ужасное воспоминание прошило его вспышкой, и всё, кроме одного, стало сразу резко неважно: — Где... отец?

— Что? — голос Сэма зазвучал ещё обеспокоеннее, проклюнувшаяся было радость испарилась. Наверняка думает, что он слишком сильно ударился, м-да. Учитывая, что Дину привиделось после того кирпича, неудивительно, если его умник брат, как всегда, прав. Если... Если привиделось. — Дин... Отец умер... Ты же помнишь? — с надеждой уставился на него брат. Старший Винчестер моргнул. Ну да, помнит. Аж два раза, но Сэмми об этом знать необязательно... Поэтому он промолчал, пока тот сам себя и, главное, его не начал успокаивать, нервно проводя по своим патлам:

— Ничего, Дин... Вспомнишь, ты только очнулся. Врачи предупреждали, что могут быть проблемы с памятью... Что я несу? — Сэм схватился за голову и издал нервный смешок, после чего повернулся к нему и максимально бодро улыбнулся: — Дин, главное, что ты очнулся! А всё остальное — поправимо, — его голос снова сорвался, а потом брат, наконец, сообщил, что стряслось, после прозаичного столкновения лба старшего Винчестера и кирпича: — Ты был в коме пару суток, врачи не были уверены...

Он не договорил, а Дину захотелось провалиться обратно туда, в кому. Может, там отец ещё жив и он успеет ему сказать... Он одёрнул себя. Глупое желание маленького ребёнка. Хватит себя жалеть, Дин Винчестер. И пугать Сэма. Сам же не хотел умирать. И бросать брата. И он заставил себя посмотреть прямо на него и сказать со всей доступной ему сейчас твёрдостью, благо хоть никаких трубок в пасти не наблюдалось и помешать не могло:

— Да, Сэмми, знаю... Помню...

И Дин потянулся к брату, позволяя тому неловко себя приобнять. Сэмми живой и тёплый... Даже он не мог до конца прогнать из его существа затхлый воздух старого бара, треск лампочки и тошнотный запах крови, а ещё завораживающие яркие голубые глаза незнакомого существа. На одну крошечную секунду Дин понадеялся, что где-то там его отец вновь расположился за стойкой бара и протирает чёртов стакан. Хотя бы так. Чем сгинуть, уже будучи мёртвым, куда-нибудь в пустоту.

В больнице ему пришлось провести пару дней — врачи не отпускали (со страховкой Сэм, как всегда, что-то порешал), да и чувствовал он себя откровенно херовато. Больше ныла душа. Последний разговор с отцом, точнее, его последние слова словно одновременно что-то починили (но лишь малую деталь: машина может работать, но звук будет соответствующим — дребезжащим. Одна колдобина-воспоминание, и всё!) и разбили внутри него. Может быть, ту многослойную, многолетнюю броню, что Дин нарастил вокруг себя, когда понял, что папа прав и мир полон опасностей и монстров, отнюдь не прикроватных.

Дин не знал. Так же, как не знал, что и решить для себя насчёт того, что видел. Реальность и ирреальность тесно переплелись, не уступая до конца друг другу. Если есть хоть малая толика вероятности, что то было взаправду, что же тогда с папой?!

Возможно, это мучило бы его всю оставшуюся жизнь, короткую или нет, однако в последнюю ночь в больнице Дину приснился удивительно яркий сон, в который до очешуения хотелось верить. И да — он позволит себе в него поверить, иначе совсем свихнётся. А у них с Сэмом впереди ещё долгий путь.

Во сне в уютном домике с ухоженным палисадником, чуть постаревшая (почти сравнялась возрастом с папой, моложе на пяток лет, а не на двадцать), но всё такая же красивая мама готовила изумительно пахнущий обед. Папа там тоже был. Он возился в гараже с машиной. И никаких монстров. Даже машина, какая-то другая, не «Импала», нет. Что-то в сознании ухнуло, что Детка может быть только одна в обоих мирах, даже в приснившихся. Без следов от пуль и когтей.

Вокруг необычайно ярко светило солнце, колыхалась изумрудная трава... Родители, счастливые и наслаждающиеся обществом друг друга, явно ждали в гости своих взрослых сыновей, но — и это почему-то показалось важным — они просили их не торопиться. Что-то словно вложило Дину в голову мысль: их любят, их ждут, но желают им прожить на полную. Как не вышло у родителей. Зато теперь они вместе и в покое.

Счастье и тепло буквально окутывали здесь всё. И Дин тоже успокоился. Отец ему улыбался легко и свободно, выпроваживая в жизнь. Значит, не только он получил понимание и прощение, не только он отпустил. Вот и мама приняла папу, точнее, та всегда ждала, тот сам, наконец, простил самого себя, позволил себе к ней вернуться.

Дин улыбался, уходя путанной дорожкой из сна в реальность. Когда-нибудь они все обязательно свидятся, а пока... Пока их с Сэмом ждала дорога, Детка и одно большое неоконченное дело, длиною в жизнь.

И да, может, случившееся в баре, да и сам чудный сон особенно, существовало только в его голове, потому как в реальность пережитого Дин так до конца ведь и не поверил, но! И это важно: Дин Винчестер, точнее, какая-то его махонькая часть теперь знала: в этой безумной вселенной есть место, где его ждут и любят... И откуда-то всплыло глубинное понимание: Дин вернётся домой блудным сыном первым.

Конечно, без Сэмми и дом не совсем дом, но что-то подсказывало: однажды они будут вместе. Ну а пока, динамики очень к месту выдали припев, пожалуй, самой известной песни группы Kansas:

Carry on, my wayward son

There'll be peace when you are done

Lay your weary head to rest

Don't you cry no more.

1) Так Дин называл Шевроле Импалу 1987 г., машину в которой они с братом выросли

Вернуться к тексту