Потрясающее зрелище (джен)

Владимир Николаевич проснулся от звука взрыва, раздавшегося откуда-то вверху. Он открыл глаза, всмотрелся в это чужое и осточертевшее ему небо, но увидел в нём только маленькую светящуюся точку, быстро летевшую слева направо.

Точка погасла. Владимир Николаевич некоторое время вслушивался в тишину, больше ничего необычного не услышал, поэтому успокоился и лёг. Би, Уэф и Гедеван спали, и, по-видимому, никакого странного взрыва не слышали. Да и Владимир Николаевич подумал, что взрыв ему просто приснился.

И в этот момент весь мир содрогнулся от оглушительного грохота, а небо вдруг осветилось тысячами ярко-оранжевых вспышек.

Владимир Николаевич лежал на спине, словно вдавленный этим грохотом в холодную землю, и видел, как ещё совсем недавно чёрное и безжизненное небо оживает.

Огненные цветы в небе распускались один за другим, гигантские, ослепительные, срываясь с невидимых нитей и рассыпаясь пурпурно-золотой поток. Каждый взрыв отдавался в груди Владимира Николаевича, будто сердце ловило ритм этого небесного безумия. Искры падали к нему, горячие, почти живые, и он протянул к ним руку, словно мог поймать кусочек этого чуда.

Земля дрожала, воздух гудел, и казалось, что сейчас расколется сама ткань реальности. Жёлтые, алые, синие, изумрудные языки пламени лизали тьму, переплетались, умирали и рождались вновь.

Владимир Николаевич засмеялся от того, насколько всё происходящее не сочеталось с окружающим его уродливым и проржавевшим миром, и решил, что наконец-то сошёл с ума. А когда последний и по-настоящему огромный шар света разорвал небо, осветив всё вокруг, как в белый слепящий полдень, он зажмурился, ощущая, что его сердце бьётся часто-часто и он почти задыхается от восторга.

Когда Владимир Николаевич открыл глаза, в темноте ещё плыли отблески и догорающие искры, а одна из этих искр долетела до земли примерно в трёхстах метрах от него и какое-то время светилась затухающим оранжевым светом.

Всё потухло и стихло. Подул горячий, сухой и пыльный ветер.

— Д-дядя В-вова… Ч-что эт-то б-было? — услышал Владимир Николаевич срывающийся голос Гедевана.

— День Очищения, — зевнув, ответил Би. — А я совсем про него забыл.

— Спать людям не дают своими при-ба-ба-ха-ми, — проворчал Уэф, подмигнув Владимиру Николаевичу, и повернулся на другой бок.

— День Очищения? — переспросил Гедеван. — Это что? Праздник?

— Не совсем праздник, — проговорил Би. — Древний обычай.

— Древний обычай запускать фейерверки? — хмыкнул Владимир Николаевич.

— Нет. — Би встал, отряхнул штаны от песка и отхлебнул воды из помятого и ржавого, как всё здесь, чайника. — Древний обычай очищения орбиты Плюка от мусора.

Владимир Николаевич и Гедеван переглянулись.

— Понимаешь, дядя Вова, — продолжил Би, — когда-то очень давно, по твоим меркам, пятьсот лет назад, в этом мире была война. И в космосе, конечно, тоже была война. Все воевали со всеми. Десятки тысяч кораблей были уничтожены, и их обломки там до сих пор плавают целыми облаками, потому что им просто некуда деваться. И вот теперь в определённый день наши власти запускают несколько зарядов по этому облаку обломков, чтобы они опустились и сгорели в атмосфере, и одновременно запускают символический фейерверк. Это и называется Днём Очищения.

— А почему это делают в определённый день? — удивился Владимир Николаевич. — Почему нельзя уничтожить все обломки сразу?

— Обычай такой, — поморщился Би. — Обломки никому не мешают, горят красиво, их хватит ещё на пару тысяч лет. Все радуются, потому что наблюдают потрясающее зрелище! Что ещё надо-то?

— Все радуются тому, что красиво горят обломки погибших в бою космических кораблей? — не понял Владимир Николаевич.

— Все радуются Очищению! — обиделся Би. — И тому, что они, — он поднял указательный палец, — ещё могут его организовывать.

— А если горящий обломок упадёт кому-нибудь на голову? — спросил Гедеван.

— Такого никогда не было, — ответил Би. — Обломки сгорают высоко в атмосфере дотла.

— А вот и неправда! — возразил Гедеван. — Я сам только что своими глазами наблюдал, как один обломок долетел до земли! — он показал рукой на то место, где, как увидел Владимир Николаевич, догорела последняя искорка.

— Я тоже это заметил, — подтвердил Владимир Николаевич.

— Хм. Странно, — отозвался Би. — Вообще, я слышал, что иногда в День Очищения что-то падает на землю, но всегда сомневался, что это возможно. Давайте посмотрим, что там упало!

* * *

Через три минуты Владимир Николаевич, Гедеван и Би, подсвечивая путь фонариком, похожим на фонарь железнодорожного обходчика, дошли до нужного места.

В воронке в песке лежал чёрный гладко отполированный металлический куб, грани которого были покрыты серебристыми узорами. Куб был небольшим: как определил Владимир Николаевич профессиональным взором, его рёбра были длиной сантиметров в шестнадцать.

— Что это? — почему-то шёпотом спросил Гедеван.

— Понятия не имею, — шёпотом ответил ему Би.

— Сейчас узнаем, — решительно сказал Владимир Николаевич, поднимая куб. Тот оказался неожиданно лёгким, тёплым и приятным наощупь.

Они вернулись к месту ночёвки и увидели там проснувшегося Уэфа.

— Я уж было подумал, что вас тоже очистили, — фыркнул он, — но нет…

— Мы нашли кое-что, — перебил его Би. — Наверняка это можно продать.

Владимир Николаевич сел по-турецки, поставил куб перед собой и пристально на него посмотрел. Ему показалось, что куб что-то хочет ему сказать, и он, повинуясь исходящей от него телепатической просьбе, легко прикоснулся к нему.

Узоры куба засветились, его верхняя грань откинулась как крышка. Куб ярко засветился изнутри, и этот свет постепенно начал превращаться в очень качественную голограмму.

Возникло изображение крупного мужчины лет пятидесяти в военной форме.

— Здравствуйте, потомки, — усталым голосом проговорил он и потёр двумя пальцами переносицу. — Мы... погибаем. Но не сдаёмся! И наш мир внизу тоже уже почти погиб. Я надеюсь, что кто-то в нём всё-таки выживет и его потомки смогут его восстановить! Вероятно, обломки нашего корабля будут дрейфовать в космосе очень долго, прежде чем кто-то сможет принять моё сообщение. Что ж. Хотя бы наши мёртвые тела смогут стать свидетелями возрождения нашего мира! Только это даёт нам силы продолжать бороться! — военный сделал паузу. — А сейчас я хочу показать то, каким был наш мир.

Изображение военного исчезло, голограмма засветилась ровным голубым светом, а потом в ней появилось изображение города.

Перед Владимиром Николаевичем, Гедеваном, Би и Уэфом раскрылся мир, будто сошедший с полотна гения-футуриста. Город из славного прошлого Плюка — не холодный, не стерильный, а живой, дышащий, наполненный светом и шёпотом листвы.

Башни из перламутра и стекла вздымались ввысь, но не давили, не угрожали — они парили, лёгкие, как облака, оплетённые мостами-паутинками. Дневной свет играл в их гранях, рассыпаясь миллиардами радужных зайчиков.

А внизу по широким аллеям гуляли люди. Они не спешили, не суетились — двигались плавно, словно под музыку, которую было не слышно. Их одежды струились, переливаясь мягкими оттенками: бирюза, пурпур, серебро, золото. Лица людей были спокойными, а их улыбки — тёплыми и жизнерадостными.

Между зданиями, в зелёных оазисах парков, цвели цветы — невиданные, фантастические. Одни напоминали хрустальные чаши, наполненные светом, другие пульсировали мягким сиянием, будто живые фонарики.

А фонтаны… О, эти фонтаны! Они не просто били вверх — они играли. Струи воды, похожие на диковинных живых существ, извивались в воздухе, сплетались в причудливые фигуры, то рассыпаясь алмазным дождём, то застывая на мгновение в прозрачных скульптурах. В их брызгах искрилась радуга, а где-то в глубине, в самих водах, мерцали огоньки, похожие на маленькие звёзды.

Вдали, над гладью искусственного озера, проплыла яхта с малиновыми парусами.

Дети в парке смеялись, бегая босиком по траве, которая немного светилась под их ступнями. Ветер доносил обрывки музыки — играли диковинные музыкальные машины…

— Этот мир возможен, — проговорил вернувшийся военный. — Помните об этом. А мне пора!

Голограмма погасла, и Владимир Николаевич почувствовал подступившие к горлу слёзы.

— Вот так, — хрипло сказал Уэф. — Вот так…

Голограмма снова засветилась, и все увидели жизнерадостную женщину в синем комбинезоне, провозгласившую хорошо поставленным голосом:

— В данном кубе вы также найдёте коллекцию семян ключевых растений нашего мира, а я вам расскажу, как их посадить и вырастить…

— Достаточно! — крикнул Би, и голограмма погасла. Би встал перед кубом на колени и извлёк из него несколько пластиковых плотно запаянных конвертов. — Половину съедим сами, половину — продадим, — сообщил он.

— Как это «съедим»?! — поразился Владимир Николаевич. — Тебе выпал шанс восстановить свой мир!

— Дядя Вова! — воскликнул Би. — Очнись, дорогой! Кругом пустыня! Без-жиз-нен-на-я! Ну, какие растения? Всё, у нас ничего не получилось, и мы тоже умрём! Как тот, сверху! Но напоследок хоть каши поедим! Нормальной!

— Я такую кашу есть не буду, — буркнул Владимир Николаевич.

— Я тоже! — поддержал его Гедеван.

— Нам больше достанется! — хмыкнул Уэф.

— Как знаете, — пробормотал Владимир Николаевич. — Ни целей у вас, ни стремлений, ни идеалов.

— Всё так, — подтвердил Би.

* * *

Би и подумать не мог, что он будет так скучать по этим двум странным инопланетянам, которые не знали номер своей планеты в тентуре. У них был свой, хороший, мир, в котором, как понял Би, им иногда приходилось тяжело, но их мир дышал и жил. Наверняка инопланетяне вспоминали (если вспоминали!) Плюк с ужасом и отвращением.

Би вдруг стало очень жаль себя и несчастный умирающий Плюк.

И тут он вспомнил про конвертики с семенами. Вернее, про один конвертик, который Би зачем-то сохранил. Дрожащими пальцами он его вскрыл и увидел прозрачный пакетик с зёрнышками. На пакетике была наклейка с названием и описанием: «Хрустальник обыкновенный. Высокое раскидистое дерево, чья хвоя похожа на ледяные кристаллы, вечно холодные, но не тающие. Днём хвоя дерева преломляет лучи, создавая вокруг дерева причудливый радужный ореол. Осенью хрустальник даёт множество сладких маслянистых плодов, из которых можно приготовить множество вкусных блюд». Под пакетиком обнаружилась инструкция, как вырастить хрустальник.

«То, что надо», — решил Би и взялся за инструкцию. Он решил, что в следующий раз, когда на Плюк попадут странные инопланетяне, их встретит хрустальниковая роща невероятной красоты.

* * *

Владимир Николаевич смотрел на фейерверк в честь Москвы, которой исполнилось восемьсот пятьдесят лет. Это было потрясающее зрелище.

— Знаешь, Вов, мне после фейерверка всегда немного грустно, — сказала Владимиру Николаевичу жена после того, как всё стихло. — Мне кажется, что там, в небе, сгорело что-то важное… И я чувствую тоску.

Владимир Николаевич посмотрел на жену и приобнял её за плечи.

— И я тоже.