Усы (джен)

Он ненавидел эти усы.

Они были частью маски, липкой и противной, как вся та роль, что ему приходилось играть. Длинные, жёсткие, седые волоски, которые вечно лезли в рот, когда он жевал, и кололи нос, когда он спал, свернувшись клубком на одеяле Рона Уизли.

Иногда, лёжа в полудрёме, он водил лапой по морде, пытаясь представить себя другим. Тем, кем он был когда-то. Молодым. С гладкими румяными щеками и подобострастной улыбкой, которая так нравилась… им. Джеймсу, Сириусу, Ремусу. Тогда его усами была лишь юношеская щетина, которую он тщательно сбривал, желая казаться ещё моложе, ещё безобиднее.

Он был серой мышью. И его это устраивало. Быть на вторых ролях, прятаться за широкими спинами друзей, посмеиваться в кулак над их бравадой. Он думал, что так он переждёт бурю. Выживет. Его усы тогда были невидимы.

А потом пришла настоящая буря. С холодными глазами и именем, которое нельзя было называть. И потребовалось выбрать сторону. Сторону силы. Чтобы выжить.

И вот тогда и выросли эти усы. Метафорически сначала — трусость и предательство, въевшиеся в саму суть. А потом и буквально — часть анимагического облика, жалкого, заискивающего существа, не способного и мухи обидеть. И наконец — часть облика Скабберса. Дряхлого ленивого крыса, у которого от страха и постоянной лжи даже шерсть стала клочками лезть.

Он ненавидел эти усы. Но они были его спасением. Они скрывали дрожь его крысиного подбородка. Они были символом его унижения и его триумфа одновременно. Ведь он, Питер Петтигрю, слабый и трусливый, пережил всех. Пережил могучего Джеймса, отважного Сириуса. Он выжил. Ценой всего, что у него когда-то было, но выжил.

Он сидел на тумбочке рядом с кроватью Рона и смотрел, как мальчик во сне ворочается. Его усы, эти жёсткие антенны, улавливали каждый вздох, каждый скрип кровати. В них была вся его жизнь — вечный страх, вечное ожидание удара в спину. От Сириуса. От Тёмного Лорда. Ото всех.

Он провёл лапкой по морде, и ему снова показалось, что это не лапка, а дрожащая рука, а эти седые усы — щетина на щеках труса, который однажды выбрал жизнь вместо чести. И этот выбор навсегда отпечатался на его лице. Врос в него. Стал его сутью.

Он ненавидел эти усы. Но срывать их было уже поздно. Они были ему родней, чем всё, что у него осталось.