Все будет хорошо... (гет)

Скрип двери ведущей в спальню прозвучал неожиданно громко. Парень повернул голову и увидел замершую в дверном проёме жену. «Черт!» Он скатился с лежащей под ним девушки, и краем глаза успел заметить, как Гермиона развернулась и ушла, чуть пошатываясь. Рональд закрыл глаза.

— Тебе лучше уйти, Лил.

Это должно было закончиться когда-то. Вообще странно, что их с Гермионой брак продлился целых два года…

Лилия Колли, одевшись, исчезла в зеленом пламени камина, так и не проронив ни слова. Только после её ухода молодой человек встал с кровати и натянул валявшиеся на полу потертые джинсы. Снизу раздался надсадный кашель. Рон глубоко вздохнул и направился на кухню.

Гермиона сидела на стуле, непривычно сгорбившись. Последние лучи заходящего солнца оставляли в её волосах веселые рыжие отблески. Девушка держала в дрожащих руках зажженную сигарету, которая всё норовила вывернуться из нервно дрожащих пальцев и упасть на дорогой паркет.

— Ты не куришь, Герм…

Она посмотрела на него, демонстративно затягиваясь. И если бы Рональд не видел, как трясутся её руки, он бы ни за что не поверил, что жена нервничает, настолько спокоен был её взгляд. Гермиона снова закашлялась…

— Ну, и ради чего такие жертвы, Герм? По себе знаю — никотин не помогает…

Рональд прошел к столу, достал сигарету и прикурил, с наслаждением втягивая в себя горький дым.

— Давно?

Она не посмотрела на него. Не уточнила, что имеет в виду. А сизый дым в стремительно наступающих сумерках удивительно четко оформился в вопросительный знак. Рональд сглотнул…

— Месяца три, может чуть больше…

— Потрясающе…

Если бы она кричала, обвиняла, плакала, в конце концов. Но она сидит, смотрит в пол, давится сигаретным дымом и ждёт… Ждёт!

— Послушай, Герм!

В её взгляде появляется злость, девушка резко взмахивает рукой с зажатой в пальцах сигаретой, останавливая поток ненужных оправданий. На паркет неслышно падает серый столбик пепла.

А кухня постепенно погружается в темноту. Парень сначала хочет включить свет, но потом передумывает — за два года обстановка дома изучена до мелочей. В сером сумраке обреченно вспыхивают кончики сигарет.

Молодой человек прислоняется спиной к стене, закрывает глаза и медленно сползает на пол.

Это не правильно! Всё должно быть не так! Нужен скандал, крик, звон посуды…

— Что я сделала не так, Рон?

Её голос сух, и он чертовски благодарен жене за отсутствие слёз, без них тошно и мерзко... И тяжело где-то в груди.

— Не ты…

Молодой человек прикуривает очередную сигарету.

— Герм, ты никогда не задумывалась о том, что мы совершили ошибку? Что под влиянием поствоенного синдрома мы приняли за любовь не то чувство?

Слышен шорох вынимаемой из пачки сигареты, щелчок зажигалки. Молодой человек покосился в сторону жены, но увидел лишь её ноги. Девушка не ответила, тогда Рональд продолжил.

— Тогда в Хоге… И потом, во время погони за хоркруксами, я ни минуты не сомневался в моих чувствах к тебе. И после Победы… А на свадьбе, говоря Кингсли «Да», я на сто процентов был уверен в правильности совершаемых действий. И впервые войдя в этот дом, я отчетливо представлял, как на кухне гремит посуда, а в детской, громко стуча по полу босыми пятками, бегают наши с тобой дети.

Рональд грустно улыбнулся в ответ на кашель жены.

— Герм, брось. Сама же себя мучаешь, зачем? — Ответа не последовало.

— А потом я понял, что детей в обозримом будущем не предвидится, ты со свойственным тебе энтузиазмом погрузилась в работу и учебу. У тебя едва хватало времени приготовить что-нибудь. А ведь когда-то я так любил твою стряпню… Скажи, Герм, только честно: ты действительно была счастлива в браке? Я — нет. И не потому, что ты чем-то плоха, или я сволочь. Просто мы слишком разные… Ведь мы даже отдыхаем врозь — «счастливая чета Уизли»… — Парень горько усмехнулся.

— Знаешь, когда я понял, что не люблю тебя? Познакомившись с Лил. Когда впервые занявшись с ней любовью, я поймал себя на мысли, что для меня намного важнее, чтобы она получила удовольствие. Не я, а она… Скажи когда последний раз, выполняя свой супружеский долг, ты не имитировала оргазм, Герм? Держу пари, это было в Каире, в медовый месяц…

Девушка вновь промолчала, да он и не ждал ответа.

— Мы с тобой опрометчиво решили, что если смогли пройти через войну бок о бок, то в мирное время нам уже ничто не угрожает… И обманулись, Герм! Меня никогда не интересовали твои увлечения, я не понимал и не понимаю их. И не хочу понимать, как ты не хочешь понимать моё стремление играть в квиддич по выходным… И да, ты права: множество семей живут счастливо не смотря на разность взглядов. Но не мы, Герм… Не мы! Ты приходишь с учебы, успеваешь что-то приготовить и на полночи запираешься в лаборатории. А я вечерами иду в бар и являюсь домой под утро, и каждый раз я жду упрека. Но упреков нет, ты просто пожимаешь плечами и понимающе смотришь. И это твоё понимание меня просто убивает. Ты смотришь на меня и словно извиняешься: «Да, Рон, прости, я понимаю, что тебе скучно и ничуть не виню тебя в том, что ты решил развеяться». А я хочу семьи! Я хочу, придя с работы, застать тебя на кухне, или в детской, и провести с тобой вечер просто за разговорами. Но нам не о чем говорить! Ты не интересуешься шахматами, а я ни черта не смыслю в зельях. И в те редкие моменты, когда мы разговариваем, мы не получаем от этого удовольствия, едва ли понимая друг друга…

Девушка глубоко вздыхает. И Рональд думает, что вот сейчас она ответит, закричит на него, как когда-то в школе и станет проще. Он даже привстаёт с пола, якобы за следующей сигаретой и внимательно смотрит на силуэт жены в светлом проеме окна. Но Гермиона молчит.

— Я знаю, о чем ты мечтала. Ты хотела бы, приходя домой, вести со мной интеллектуальные беседы. Ты была бы счастлива, если бы я составлял тебе компанию в лаборатории и с интересом слушал твои рассуждения на тему последней статьи в «Алхимике». А если бы я ещё мог вставить свои пять кнатов — мне бы цены не было. Но я не могу. Ты знала об этом всегда, глупо было надеяться, что свадьба что-то изменит. И зря я считал, что со временем твоя тяга к познанию уйдет, и ты станешь простой женой, больше интересующейся, где и что подешевле купить и что бы приготовить на ужин, чем тем, как влияет алпуниа на зелье против детских колик.

— Альпиния* — Поправляет девушка.

— Вот! Вот! Согласись, Гермиона, ты не этого хотела! Скажи, ведь ты тоже это чувствуешь? Я уверен, что твою грудь тоже стискивает невидимый ремень, не дающий вздохнуть и лишний раз пошевелиться. И Лил ведь ничем не лучше тебя. Ни красивее, ни добрее, ни умнее, ни более опытная в сексе… Она просто другая… А ещё, Герм, я вижу как ты смотришь на Джорджа. У тебя загораются глаза в те редкие моменты, когда ты с ним заговариваешь! Нет, я уверен, в твоей прекрасной умной головке не возникает даже мысли об измене… Но ведь это тоже предательство! Мы предаём сами себя, вынужденные жить с нелюбимым человеком. Ведь мы как были, так и остались друзьями… И хорошо, если мы не уничтожили за эти годы нашу дружбу… И я знаю, ты всё это чувствуешь, но упорно стараешься не замечать, заваливаешь себя работой и учебой, что бы не думать о том, что мы, черт возьми, чужие друг другу.

Молодой человек неловко поднялся, потушил окурок, яростно размазывая пепел о донышко фарфоровой пепельницы, и пристально посмотрел на жену:

— Ты знаешь, как это происходит… Иногда за обедом, когда ты внимательно наблюдаешь за тем, как я ем — тебя всегда раздражала моя манера принимать пищу, — Рональд ухмыльнулся, — И ты с неприязнью смотришь на это, но уже не делаешь замечаний, как когда-то в Хогвартсе… Ну, ещё бы! Ведь ты любишь меня таким, какой я есть! Так ты себе говоришь? Но я знаю, ты думаешь: «Боже, это МОЙ муж? Но ведь я просто не могу его любить!»

— Ты не прав, Рон…

— Прав! Прав, Герм. Может быть сейчас я прав, как никогда в жизни… А потом ты встряхиваешь головой, и удивляешься, как тебе в голову могли прийти такие мысли… И ты списываешь всё на усталость, на однообразность быта… И ты придумываешь воскресный поход в Ракушку, хоть терпеть не можешь Флёр, или вторничный обед у Поттеров, хоть у тебя по вторникам очень важные семинары. Всегда. Но ты отпрашиваешься, сама себя убеждаешь в необходимости этого… Или ты предлагаешь провести уикенд в Норе, хотя там тебе совершенно невозможно дышать… Там теперь всем тяжело дышать… Слишком больно. Но ты думаешь, что мне и тебе эти походы необходимы. Это создает иллюзию нормальной семьи. И почти всех нам удается убедить в том, что у нас счастливый, черт его дери, брак! Но мы, Герм! Мы-то знаем… Сколько ни пытайся, сколько ни бейся нельзя починить то, что никогда не работало… На углях ещё можно развести костер, но если пламени не было изначально? Если это была просто ошибка?.. — Парень подошел к окну и прислонился разгоряченным лбом к прохладному стеклу.

Они молчали долго. В холле большие напольные часы громко, словно насмехаясь, отсчитывали секунды…

— Надо сходить в Министерство, подать на развод.

Её голос совершенно спокоен. И Рональд, тепло улыбнувшись, абсолютно искренне произносит:

— Я люблю тебя, Герм…

— Рон, ты противоречишь сам себе. — Девушка устало проводит ладонью по лицу.

— Ты прекрасно меня поняла…

— Поздно уже. Как думаешь, Гарри и Джинн уже спят?

— Не думаю, что они сильно обидятся, если ты их разбудишь, учитывая обстоятельства… — Рональд печально смотрит, как его почти бывшая жена поднимается со стула и направляется к двери. — Что будем делать с домом? Я могу его оставить тебе, только вряд ли ты захочешь тут жить.

Девушка оборачивается и, хоть из окна на её лицо падает достаточно света, он не может рассмотреть его выражение.

— Дом можно продать…

— Как скажешь. — Соглашается Рональд. — Я завтра же займусь этим.

— Тогда я завтра схожу в Министерство. Думаешь, удастся всё оформить по-тихому?

— Смеёшься?

— Скорее питаю несбыточную надежду… — Девушка грустно улыбается, он не видит, но чувствует это: слишком давно они знакомы.

— Я правда люблю тебя, Герм. Жаль только, что это несколько не та любовь, которой бы нам обоим так хотелось…

— Жаль… — Эхом вторит она и уходит.

Рональд ещё долго стоял на кухне их несложившегося дома и курил, одну за одной, сигареты, пока горло не начало саднить. А потом на ощупь в полной темноте подошел к камину и, назвав адрес, исчез в пламени.

_____________________________________________

*Альпиния — растение, внешне очень напоминающее имбирь. Родина — остров Хайнань и полуостров Лэйчжоубаньдао (Китай). Там выращивают это растение для получения аптекарского сырья. Это травянистый многолетник, достигающий в высоту 1,5 м и несущий расположенные в два ряда узколанцетные, до 30 см в длину и очень редко превышающие 2 см в ширину листья. Белые цветки собраны в 10-сантиметровую гроздь на верхушке стебля.

Иллюстрацию к главе можно посмотреть здесь:

http://hog-life.ucoz.ru/forum/31-54-6049-16-1298022812