Все будет хорошо... (гет)

Скрип двери ведущей в спальню прозвучал неожиданно громко. Парень повернул голову и увидел замершую в дверном проёме жену. «Черт!» Он скатился с лежащей под ним девушки, и краем глаза успел заметить, как Гермиона развернулась и ушла, чуть пошатываясь. Рональд закрыл глаза.

— Тебе лучше уйти, Лил.

Это должно было закончиться когда-то. Вообще странно, что их с Гермионой брак продлился целых два года…

Лилия Колли, одевшись, исчезла в зеленом пламени камина, так и не проронив ни слова. Только после её ухода молодой человек встал с кровати и натянул валявшиеся на полу потертые джинсы. Снизу раздался надсадный кашель. Рон глубоко вздохнул и направился на кухню.

Гермиона сидела на стуле, непривычно сгорбившись. Последние лучи заходящего солнца оставляли в её волосах веселые рыжие отблески. Девушка держала в дрожащих руках зажженную сигарету, которая всё норовила вывернуться из нервно дрожащих пальцев и упасть на дорогой паркет.

— Ты не куришь, Герм…

Она посмотрела на него, демонстративно затягиваясь. И если бы Рональд не видел, как трясутся её руки, он бы ни за что не поверил, что жена нервничает, настолько спокоен был её взгляд. Гермиона снова закашлялась…

— Ну, и ради чего такие жертвы, Герм? По себе знаю — никотин не помогает…

Рональд прошел к столу, достал сигарету и прикурил, с наслаждением втягивая в себя горький дым.

— Давно?

Она не посмотрела на него. Не уточнила, что имеет в виду. А сизый дым в стремительно наступающих сумерках удивительно четко оформился в вопросительный знак. Рональд сглотнул…

— Месяца три, может чуть больше…

— Потрясающе…

Если бы она кричала, обвиняла, плакала, в конце концов. Но она сидит, смотрит в пол, давится сигаретным дымом и ждёт… Ждёт!

— Послушай, Герм!

В её взгляде появляется злость, девушка резко взмахивает рукой с зажатой в пальцах сигаретой, останавливая поток ненужных оправданий. На паркет неслышно падает серый столбик пепла.

А кухня постепенно погружается в темноту. Парень сначала хочет включить свет, но потом передумывает — за два года обстановка дома изучена до мелочей. В сером сумраке обреченно вспыхивают кончики сигарет.

Молодой человек прислоняется спиной к стене, закрывает глаза и медленно сползает на пол.

Это не правильно! Всё должно быть не так! Нужен скандал, крик, звон посуды…

— Что я сделала не так, Рон?

Её голос сух, и он чертовски благодарен жене за отсутствие слёз, без них тошно и мерзко... И тяжело где-то в груди.

— Не ты…

Молодой человек прикуривает очередную сигарету.

— Герм, ты никогда не задумывалась о том, что мы совершили ошибку? Что под влиянием поствоенного синдрома мы приняли за любовь не то чувство?

Слышен шорох вынимаемой из пачки сигареты, щелчок зажигалки. Молодой человек покосился в сторону жены, но увидел лишь её ноги. Девушка не ответила, тогда Рональд продолжил.

— Тогда в Хоге… И потом, во время погони за хоркруксами, я ни минуты не сомневался в моих чувствах к тебе. И после Победы… А на свадьбе, говоря Кингсли «Да», я на сто процентов был уверен в правильности совершаемых действий. И впервые войдя в этот дом, я отчетливо представлял, как на кухне гремит посуда, а в детской, громко стуча по полу босыми пятками, бегают наши с тобой дети.

Рональд грустно улыбнулся в ответ на кашель жены.

— Герм, брось. Сама же себя мучаешь, зачем? — Ответа не последовало.

— А потом я понял, что детей в обозримом будущем не предвидится, ты со свойственным тебе энтузиазмом погрузилась в работу и учебу. У тебя едва хватало времени приготовить что-нибудь. А ведь когда-то я так любил твою стряпню… Скажи, Герм, только честно: ты действительно была счастлива в браке? Я — нет. И не потому, что ты чем-то плоха, или я сволочь. Просто мы слишком разные… Ведь мы даже отдыхаем врозь — «счастливая чета Уизли»… — Парень горько усмехнулся.

— Знаешь, когда я понял, что не люблю тебя? Познакомившись с Лил. Когда впервые занявшись с ней любовью, я поймал себя на мысли, что для меня намного важнее, чтобы она получила удовольствие. Не я, а она… Скажи когда последний раз, выполняя свой супружеский долг, ты не имитировала оргазм, Герм? Держу пари, это было в Каире, в медовый месяц…

Девушка вновь промолчала, да он и не ждал ответа.

— Мы с тобой опрометчиво решили, что если смогли пройти через войну бок о бок, то в мирное время нам уже ничто не угрожает… И обманулись, Герм! Меня никогда не интересовали твои увлечения, я не понимал и не понимаю их. И не хочу понимать, как ты не хочешь понимать моё стремление играть в квиддич по выходным… И да, ты права: множество семей живут счастливо не смотря на разность взглядов. Но не мы, Герм… Не мы! Ты приходишь с учебы, успеваешь что-то приготовить и на полночи запираешься в лаборатории. А я вечерами иду в бар и являюсь домой под утро, и каждый раз я жду упрека. Но упреков нет, ты просто пожимаешь плечами и понимающе смотришь. И это твоё понимание меня просто убивает. Ты смотришь на меня и словно извиняешься: «Да, Рон, прости, я понимаю, что тебе скучно и ничуть не виню тебя в том, что ты решил развеяться». А я хочу семьи! Я хочу, придя с работы, застать тебя на кухне, или в детской, и провести с тобой вечер просто за разговорами. Но нам не о чем говорить! Ты не интересуешься шахматами, а я ни черта не смыслю в зельях. И в те редкие моменты, когда мы разговариваем, мы не получаем от этого удовольствия, едва ли понимая друг друга…

Девушка глубоко вздыхает. И Рональд думает, что вот сейчас она ответит, закричит на него, как когда-то в школе и станет проще. Он даже привстаёт с пола, якобы за следующей сигаретой и внимательно смотрит на силуэт жены в светлом проеме окна. Но Гермиона молчит.

— Я знаю, о чем ты мечтала. Ты хотела бы, приходя домой, вести со мной интеллектуальные беседы. Ты была бы счастлива, если бы я составлял тебе компанию в лаборатории и с интересом слушал твои рассуждения на тему последней статьи в «Алхимике». А если бы я ещё мог вставить свои пять кнатов — мне бы цены не было. Но я не могу. Ты знала об этом всегда, глупо было надеяться, что свадьба что-то изменит. И зря я считал, что со временем твоя тяга к познанию уйдет, и ты станешь простой женой, больше интересующейся, где и что подешевле купить и что бы приготовить на ужин, чем тем, как влияет алпуниа на зелье против детских колик.

— Альпиния* — Поправляет девушка.

— Вот! Вот! Согласись, Гермиона, ты не этого хотела! Скажи, ведь ты тоже это чувствуешь? Я уверен, что твою грудь тоже стискивает невидимый ремень, не дающий вздохнуть и лишний раз пошевелиться. И Лил ведь ничем не лучше тебя. Ни красивее, ни добрее, ни умнее, ни более опытная в сексе… Она просто другая… А ещё, Герм, я вижу как ты смотришь на Джорджа. У тебя загораются глаза в те редкие моменты, когда ты с ним заговариваешь! Нет, я уверен, в твоей прекрасной умной головке не возникает даже мысли об измене… Но ведь это тоже предательство! Мы предаём сами себя, вынужденные жить с нелюбимым человеком. Ведь мы как были, так и остались друзьями… И хорошо, если мы не уничтожили за эти годы нашу дружбу… И я знаю, ты всё это чувствуешь, но упорно стараешься не замечать, заваливаешь себя работой и учебой, что бы не думать о том, что мы, черт возьми, чужие друг другу.

Молодой человек неловко поднялся, потушил окурок, яростно размазывая пепел о донышко фарфоровой пепельницы, и пристально посмотрел на жену:

— Ты знаешь, как это происходит… Иногда за обедом, когда ты внимательно наблюдаешь за тем, как я ем — тебя всегда раздражала моя манера принимать пищу, — Рональд ухмыльнулся, — И ты с неприязнью смотришь на это, но уже не делаешь замечаний, как когда-то в Хогвартсе… Ну, ещё бы! Ведь ты любишь меня таким, какой я есть! Так ты себе говоришь? Но я знаю, ты думаешь: «Боже, это МОЙ муж? Но ведь я просто не могу его любить!»

— Ты не прав, Рон…

— Прав! Прав, Герм. Может быть сейчас я прав, как никогда в жизни… А потом ты встряхиваешь головой, и удивляешься, как тебе в голову могли прийти такие мысли… И ты списываешь всё на усталость, на однообразность быта… И ты придумываешь воскресный поход в Ракушку, хоть терпеть не можешь Флёр, или вторничный обед у Поттеров, хоть у тебя по вторникам очень важные семинары. Всегда. Но ты отпрашиваешься, сама себя убеждаешь в необходимости этого… Или ты предлагаешь провести уикенд в Норе, хотя там тебе совершенно невозможно дышать… Там теперь всем тяжело дышать… Слишком больно. Но ты думаешь, что мне и тебе эти походы необходимы. Это создает иллюзию нормальной семьи. И почти всех нам удается убедить в том, что у нас счастливый, черт его дери, брак! Но мы, Герм! Мы-то знаем… Сколько ни пытайся, сколько ни бейся нельзя починить то, что никогда не работало… На углях ещё можно развести костер, но если пламени не было изначально? Если это была просто ошибка?.. — Парень подошел к окну и прислонился разгоряченным лбом к прохладному стеклу.

Они молчали долго. В холле большие напольные часы громко, словно насмехаясь, отсчитывали секунды…

— Надо сходить в Министерство, подать на развод.

Её голос совершенно спокоен. И Рональд, тепло улыбнувшись, абсолютно искренне произносит:

— Я люблю тебя, Герм…

— Рон, ты противоречишь сам себе. — Девушка устало проводит ладонью по лицу.

— Ты прекрасно меня поняла…

— Поздно уже. Как думаешь, Гарри и Джинн уже спят?

— Не думаю, что они сильно обидятся, если ты их разбудишь, учитывая обстоятельства… — Рональд печально смотрит, как его почти бывшая жена поднимается со стула и направляется к двери. — Что будем делать с домом? Я могу его оставить тебе, только вряд ли ты захочешь тут жить.

Девушка оборачивается и, хоть из окна на её лицо падает достаточно света, он не может рассмотреть его выражение.

— Дом можно продать…

— Как скажешь. — Соглашается Рональд. — Я завтра же займусь этим.

— Тогда я завтра схожу в Министерство. Думаешь, удастся всё оформить по-тихому?

— Смеёшься?

— Скорее питаю несбыточную надежду… — Девушка грустно улыбается, он не видит, но чувствует это: слишком давно они знакомы.

— Я правда люблю тебя, Герм. Жаль только, что это несколько не та любовь, которой бы нам обоим так хотелось…

— Жаль… — Эхом вторит она и уходит.

Рональд ещё долго стоял на кухне их несложившегося дома и курил, одну за одной, сигареты, пока горло не начало саднить. А потом на ощупь в полной темноте подошел к камину и, назвав адрес, исчез в пламени.

_____________________________________________

*Альпиния — растение, внешне очень напоминающее имбирь. Родина — остров Хайнань и полуостров Лэйчжоубаньдао (Китай). Там выращивают это растение для получения аптекарского сырья. Это травянистый многолетник, достигающий в высоту 1,5 м и несущий расположенные в два ряда узколанцетные, до 30 см в длину и очень редко превышающие 2 см в ширину листья. Белые цветки собраны в 10-сантиметровую гроздь на верхушке стебля.

Иллюстрацию к главе можно посмотреть здесь:

http://hog-life.ucoz.ru/forum/31-54-6049-16-1298022812

Девушка села на кровати, ещё не совсем понимая, что её разбудило. Рядом зашевелился Гарри.

— Кажется, кто-то звонил в дверь...

— Спи. Я сама посмотрю.

Миссис Поттер поднялась с кровати, нашарила тапочки и, позёвывая, отправилась вниз. Осторожно спускаясь с крутой лестницы, ещё раз напомнила себе, что нужно заставить Гарри её переделать. Подошла к двери и тихо поинтересовалась:

— Кто?

Из-за двери моментально ответили:

— Джинн, это я — Гермиона.

Рыжая нахмурилась, но дверь открыла.

— Герм? Что-то случилось? И почему не камином? — Удивленно поинтересовалась девушка.

Подруга грустно улыбнулась.

— Просто одну постельную сцену я сегодня уже видела, с меня пока хватит...

— Ничего не понимаю... — Сонно потирая заспанные глаза, пробурчала Джинни. — Пойдем, объяснишь.

Девушки направились на кухню, и пока хозяйка дома, то и дело позевывая, колдовала над чайником, Гермиона молча сидела за столом, отвлеченно разглядывая ладони своих рук.

— Вот, держи. — Перед нею возникла большая кружка крепкого чая, Джинн уселась напротив и внимательно смотрела на подругу. — Рассказывай, что стряслось...

— В сущности ничего особенного, просто мы с Роном разводимся.

Рыжая посмотрела ещё внимательней.

— Это теперь называется «ничего особенного»? Хотя должна тебе сказать вот что: наконец-то! Без обид, Герм, но вы откровенно портили жизнь друг другу.

— Так заметно?

Джиневра устало потерла виски, оперлась подбородком на сцепленные в «замок» руки и вновь подняла глаза на подругу.

— Мне — да. Мама тоже видела, но старалась не обращать внимания: думала, что наладится всё со временем. Я тоже решила не вмешиваться, вы сами должны были это понять.

Гермиона медленно пила обжигающий чай и думала о том, что оказалась менее дальновидной и чуткой, чем её друзья и собственный недотёпистый муж. Хотя после состоявшегося разговора едва ли Рональда можно назвать «недотёпой». А ещё она думала о том, что муж был прав совершенно во всем. Ей тоже, и совсем не так редко, как хотелось бы, казалось, что их брак — ошибка. И да, она гнала от себя подобные мысли, просто не хотела признаваться в том, что их семья не удалась.

— Что теперь будешь делать?

Шатенка пожала плечами, грея руки о горячие бока керамической кружки.

— Не знаю, Джинн. Завтра пойду к Кингсли, постараемся всё провести по-тихому, если получится. Рональд обещал заняться продажей дома... Наверное я возьму отпуск, надо разобраться в собственной жизни...

Девушки некоторое время молчали, а потом Рыжая заговорила, хитро прищурив глаза:

— А знаешь, я, кажется, придумала кое-что. Это тебя заинтересует.

Гермиона перевела вопрошающий взгляд на лицо подруги.

— Одна моя коллега по работе получила недавно в наследство старый дом в небольшом магическом поселении, недалеко от Эдинбурга. Состояние этого дома, конечно, оставляет желать лучшего, но раньше он был очень даже неплох. Ты же всё равно будешь покупать себе жильё. Кетти продает его буквально за сикли, а ремонт поможет тебе отвлечься и выработать план на дальнейшую жизнь. Как думаешь?

Девушка неуверенно пожала плечами:

— Я думаю, что надо для начала посмотреть.

— А вот я думаю, что для начала нужно поспать. — Раздался хриплый со сна голос мистера Поттера. — Утром будет виднее. Я уже и комнату приготовил Гермионе.

— Гарри! Я же сказала, чтобы ты спал! — Джиневра укоризненно взглянула на мужа.

— Ты действительно думала, что я останусь досматривать сны, пока моя жена так долго не возвращается в супружескую постель? — Мужчина нежно провел по рыжей голове, добившись довольного вздоха. — Вообще-то я пошел следом, мало ли... Ну, а увидев тебя, Герм, пошел застилать постель, рассудив, что моё присутствие вам вряд ли нужно, да я и так всё узнаю рано или поздно. Идемте спать, девушки. Герм, где комната, помнишь наверное? — Парень с улыбкой посмотрел на подругу.

— Ну конечно помню, Гарри. Спасибо. Вам обоим. Что бы я без Вас делала?

— Под мостом бы ночевала... — Безуспешно пытаясь подавить зевок, пробормотала Джинни. — Ладно, муж, идем.

* * *

Следующие недели прошли в совершеннейшей суете. Перво-наперво Гермиона отправилась к Кингсли и долго с ним беседовала о жизни и её неожиданных поворотах. По-правде говоря, девушку изрядно выматывала каждая встреча с Министром. Шекболт, питая искренние дружеские чувства к Золотой троице и будучи человеком добродушным и общительным, сопровождал каждую, даже деловую, встречу с Гермионой, или Рональдом, или Гарри, или всех троих вместе взятых обязательным распитием крепкого кофе и душещипательными разговорами, во время которых трогательно допытывался у молодых людей всё ли у них в порядке, какие у них планы, не нужна ли им помощь, и если да, то какая... Словом, девушке, которой во время подобных бесед, становилось до ужаса неловко, трудно было сохранить спокойствие. В этот раз всё вышло точно так же. Едва услышав о разводе четы Уизли, Кингсли принялся выяснять, что и как произошло, и почему, собственно, он не в курсе. Честное слово, иногда Шекболт производил весьма обманчивое и не вполне верное впечатление человека наивного и простого. Но Гермиона, как и любой член Ордена Феникса, отлично помнила, какими серьёзными бывали кофейные глаза чернокожего Аврора, как он превращался в безжалостную машину, остановить которую было чрезвычайно сложно. И зная это, девушка ни минуты не сомневалась в том, что Кингсли, подвергнув её пытке разговорами и потреблением огромного количества ароматного напитка, непременно поможет и, по возможности, уладит их с Рональдом проблемы.

Выйдя из кабинета Министра, Гермиона отправилась к своему научному руководителю и проговорила с ним ничуть не меньше времени. Правда, в отличие от Шекболта, профессор Фон Бах долго и нудно пытался отговорить её от намерения приостановить свою учебную и преподавательскую деятельность, мотивируя это тем, что ничто так не помогает отрешиться от проблем личного характера, как увлеченные занятия наукой. В конце концов, не выдержав подобного напора, девушка вышла из себя и сообщила уважаемому профессору, что конкретно её научные изыскания и конкретно её увлечение учебой не только создали те самые проблемы, но и лишили её личной жизни вообще. Покинула кабинет Фон Баха Гермиона весьма расстроенная и, что не удивительно, в прескверном настроении.

А дальше предстояли метания из конторы юридической в контору нотариальную, вновь в юридическую, в Банк, опять к нотариусу… И так бесконечно долгие, изнуряющие дни, незаметно сложившиеся в две недели.

Приходя на Гриммо и чуть не валясь с ног от усталости, Гермиона была очень благодарна Гарри, старающемуся лишний раз не трогать подругу, и буквально ненавидела Джиневру, которая тактичностью мужа не обладала и ежевечерне устраивала девушке допрос с пристрастием.

Одним словом, пройдя семь кругов ада и получив, наконец, на руки свидетельство о расторжении брака, она не почувствовала ничего кроме опустошения. И три дня к ряду просидела, запершись в комнате и в весьма не цензурной форме отправляя в дальние путешествия любого, возжелавшего с ней пообщаться.

Чуть успокоившись и приведя в порядок мысли, девушка прекратила свое кратковременное затворничество, принеся свои извинения несколько смущенной Джинни, которая в свою очередь тихо призналась, что сама спровоцировала подругу и ничуть её не винит...

Иллюстрацию к главе можно посмотреть здесь:

http://hog-life.ucoz.ru/forum/31-54-6056-16-1298059630

Осмотр дома Гермиона запланировала на понедельник. В предшествующую ему пятницу Рональд появился у Поттеров на Гриммо донельзя довольный собой. Ещё бы! Продать двухэтажный дом, за приличные деньги, потратив на это всего две с половиной недели! И это при нынешнем-то почти нулевом спросе на подобного рода недвижимость.

Бывший муж сверкал, как новенький сикль, а Гермиона чуть не порвала его на много-много маленьких радостных Рончиков, едва вспомнила, какими эти две недели стали для неё.

Однако она этого не сделала, неожиданно поняв, что не испытывает обиды на бывшего супруга. Не было и злости… Отсутствовали все те чувства, которые, как думалось девушке, она должна была испытывать, будучи брошенной, преданной женой. И именно тогда Гермиона окончательно осознала, что никогда не любила Рона Уизли в полном смысле слова "любовь". Ей с ним было уютно и комфортно, но, увы, не больше. После всего, что они пережили, так хотелось спокойствия, чтобы забыть ужасы прошедшей войны. А Рональд просто всегда был рядом. И девушка вдруг с удивлением обнаружила, что её мужем легко мог стать тот же Гарри, если бы был свободен. Но так случилось, что после Победы они остались один на один со своими бедами и кошмарами. У Гарри была Джинн. А у Рона и Гермионы лишь они сами. Родители девушки погибли в глупом и от этого ещё более страшном несчастном случае. Гермиона даже не успела вернуть им память… А семья Рональда была буквально раздавлена потерей Фреда. И девушка, решив отрешиться от собственной трагедии, изо всех сил старалась поддержать лучшего друга.

Тогда, в девяносто восьмом, будучи изолированы от мира, когда весь круг их общения составляли лишь они трое, в возникшем чувстве и физическом влечении между ней и Рональдом не было ничего удивительного. И это должно было пройти, когда всё закончилось. Но и он, и Гермиона продолжали держаться за эти странные, в чем-то больные, отношения. Нет ничего удивительного, что они обманулись…

Теперь же, когда их брака не стало, ничто не мешало им вновь стать друзьями. За два года брака между ними не произошло ни одной ссоры, во-первых, потому что они не так уж и много времени проводили вместе: и он и она были очень заняты работой и учебой. Ну, а во-вторых, им обоим хватало мудрости в любых ситуациях искать компромисс. Слишком они дорожили друг другом, для того чтобы причинять боль, как когда-то в Школе. А ещё они научились прощать друг друга. Гермионе потребовалось развестись с мужем, чтобы постичь это. Она поняла неожиданно, что простила Рональда, ещё даже не осознав случившегося, простила, не успев обидеться. И отпустила на удивление легко, потому что никогда не держала. Ведь их всегда связывала только дружба…

В ту пятницу вместе с привычным раздражением, что ей, как всегда, досталось самое сложное, девушка испытала огромную радость от встречи с друзьями. Радость, которую уже давно не испытывала. И Гермиона возблагодарила Мерлина за то, что он не позволил им с Рональдом погубить их дружбу. А о том, что эта самая дружба ни куда не делась, отчетливо говорили его глаза, в которых было столько искренней нежности и тепла, что у девушки заходилось сердце.

Молодые люди провели за разговорами весь вечер, в первые за долгое время не испытывая дискомфорта от неестественности происходящего. Бывшим супругам больше не приходилось усиленно создавать видимость счастливой семейной пары, а Гарри с Джинн больше не старались делать вид, что ничего не замечают. И, проговорив допоздна, друзья разошлись — Поттеры и Гермиона по комнатам Гриммо, а Рональд — в Нору к родителям.

* * *

Выходные Гермиона провела в бестолковых блужданиях по улицам Лондона, ибо досаждать хозяевам дома своим присутствием девушка не хотела, а сидеть в комнате было слишком скучно.

В понедельник Гермиона аппарировала в Хогсмит, намериваясь посетить книжную лавку перед назначенной на двенадцать дня встречей в «Трех метлах». Знакомый ещё со Школы продавец с гордостью демонстрировал последние издания тех или иных книг, хвастался редчайшими и дорогостоящими экземплярами, которых, по его уверениям, не было даже во «Флориш и Болттс». Девушка вежливо улыбалась, слушая восторженную речь добродушного старика, а без четверти двенадцать покинула его заведение и неспешно двинулась в сторону кафе доброй Розметты.

Гермиона пришла в «три метлы» за пять минут до назначенного срока и битых полчаса прождала на редкость непунктуальную коллегу Джиневры. Кетти Лупл появилась из камина, когда девушка уже думала уходить. Шумно отряхиваясь и на ходу извиняясь за опоздание, она подлетела к занятому Гермионой столику и тут же принялась что-то быстро объяснять. Вновь прибывшая обладала внушительными формами, неестественно светлыми волосами и очень располагающей улыбкой. Если бы от неё ещё было чуть меньше шума… После десяти минут непрерывного тарахтения новой знакомой, Гермиона поймала себя на вполне осознанном желании наслать на неё Silencio. Лишь с третьего раза девушке удалось направить в нужное русло нескончаемый треп Кетти Лупл. Та, ойкнув, схватила Гермиону за руку и без предупреждения аппарировала в поле…

Взору их предстали большие пологие холмы, покрытые мягким зелёным ковром удивительно красивой травы с тонкими, длинными, острыми листьями, тыльная сторона которых на свету отливала серебром, благодаря чему создавалось впечатление, что холмы покрыты легкой сединой.

— Красиво, правда? — Гермиона даже несколько удивилась: с минуты своего появления Кетти не произнесла отчетливо ни единой фразы, говоря с такой скоростью, что порой трудно было различить отдельные слова. А тут, девушка заговорила неожиданно медленно. — Эти места зовут «Седые Холмы»… Вы уж простите меня, Гермиона, ведь можно Вас так называть? Я когда нервничаю всегда много и быстро говорю. Если опять увлекусь, пихайте, не стесняйтесь. — Кетти смущенно улыбнулась, получив в ответ немного вымученную улыбку.

— Я просто очень устала за последние недели и такой поток информации несколько…

— Излишен. Простите. Со мной бывает. Я аппарировала приблизительно за две мили от поселка, идти не так далеко, а мне очень хотелось показать вам эти места. Они очень красивые, хотя некоторые находят их слишком скучными. Сама деревня там, — Кетти махнула рукой на восток, куда уходила петляющая меж холмами тропка. — Она не большая, домов двадцать всего, в две улицы… Да Вы и сами скоро все увидите.

Возможно, проникнувшись невольной жалобой Гермионы, или просто поглощенная окружающим пейзажем, толстушка замолчала и не произнесла ни звука, пока они не подошли к интересующему их дому.

Как и сказала Кетти, поселение оказалось довольно маленьким. Сразу стало видно, что маги живут в этих места очень давно — все дома были старинными. Эдакие каменные исполины с массивными формами. Друг от друга они находились достаточно далеко, каждый был окружен садом и цветочными клумбами. Одним словом, деревня производила благоприятное впечатление и очень понравилась Гермионе.

Нужный дом находился в самом конце улицы, на которую они с Кетти вышли, но она приметила его издалека. Даже со значительного расстояния Гермиона видела, что дом не жилой, ну, а вблизи он и вовсе выглядел развалиной. Стены его были так плотно оплетены плющом, что даже окон не было видно под слоем спутанных веток. Крыша сгнила и обрушилась, сад порос сорняками, малиной и ежевикой. Глядя на эти заросли, Гермиона сильно сомневалась, что сквозь густо переплетенные колючие ветви кустарника сможет пробраться хоть одно животное, исключая, разве что, совсем маленьких. В этом саду не было даже гномов. Словом, проще снести, чем восстановить…

— Да… — Грустно отозвалась Кетти, на высказанные Гермионой вслух мысли. — Именно так и сказал представитель риелторской конторы, в которую я обратилась, когда решила продать его. Тот человек сказал, что за землю я получу гораздо больше, но дело в том, что я не так сильно нуждаюсь в деньгах, чтобы продавать дом под снос. Мне бы очень хотелось, чтоб в нем жили люди. Только поэтому такая мизерная цена, ведь я прекрасно понимаю, что ремонт дома влетит в звонкую монетку.

Гермиона прошла ближе к каменному монстру и вдруг испытала острое сочувствие к нему. Когда-то он оберегал своими стенами людей, преданно дарил им своё тепло и защиту, а жестокие люди бросили его, оставляя медленно умирать и тлеть.

— Вы не смотрите, что он такой небольшой с виду. Внутри он просто огромный. Очень большая кухня в пристройке, три спальни на втором этаже, два санузла там же. А на первом этаже просторная гостиная и просто необъятный кабинет. Мой дед был ученым и совместил с ним библиотеку. Оттуда есть спуск в подвал, где была дедова лаборатория. А так как он был очень увлеченным человеком, то их с бабушкой спальня тоже примыкает к кабинету. Там же находится третий санузел. Можно пройти в дом, только будьте очень осторожны. Там всё такое ветхое.

Кетти продралась сквозь сорняки, достающие ей до пояса, оставив за собой след из придавленной травы, по которому и прошла Гермиона. Толстушка осторожно поднялась по каменным ступеням крыльца, поколдовала над замком и с видимым трудом открыла отсыревшую дверь.

— Вот, идите за мной.

Гриффиндорка прошла в сумрак дома. В нос тут же ударил запах сырости и тлена. Со стен клочьями свисали обои, стекла в необычайно больших окнах щерились осколками, деревянный пол почти сгнил…

— Почему отсюда уехали люди, Кетти?

Хозяйка дома грустно вздохнула.

— Я уже говорила, что мой дед был ученым. По деревне до сих пор ходят слухи, что он погиб в результате несчастного случая. Некоторые свято уверены, что он отравился. А на самом деле он просто был очень тяжело болен, и помочь ему никто не мог. Бабушка рассказывала, что он очень не любил, когда его жалели и никому не рассказывал о своём заболевании. А последние несколько месяцев, когда болезнь стала очевидна, он совсем не выходил из дома. Тогда-то по поселку и поползли разные толки. Что только не сочинял народ! Деду всего сорок лет было. Трое детей, двое из которых ещё учились в школе. Бабушка просто не смогла тут жить, после того, как деда не стало, и купила другой дом, меньшего размера в пригороде Лондона. А этот продать не смогла, всё надеялась, что сюда вернуться её дети или внуки. Только внуков у неё кроме меня нет, а я просто не потяну его ремонт. — Кетти печально и очень тепло осматривала сумрачные комнаты. — Они уехали отсюда в начале века, тогда же и мебель вывезли и дедовы книги. Что-то продали, что-то оставили. — Девушка вдруг порывисто обернулась и просительно посмотрела на Гермиону, — Скажите, он Вам нравится? Я была бы очень счастлива, если бы вы приобрели его. Этот дом достоин того, чтобы в нём жили хорошие люди.

И хотя здравый смысл во всё горло кричал, что было бы ошибкой купить старую развалину, которую проще снести, чем отремонтировать, что-то внутри Гермионы тихо, но настойчиво шептало: «Ты будешь здесь очень счастлива, просто нужно приложить немного труда, усердия и тепла. И тебе воздастся с троицей…»

— Я… — Голос её сорвался, и девушка вынуждено замолчала.

— Вы не согласны… — Печально произнесла Кетти. — Я Вас не виню, Гермиона, возможно риелтор прав и дом безнадежен, но я так надеялась, что Вы его купите…

— Послушайте, Кетти, давайте мы не пойдем на второй этаж, лестница не внушает мне доверия, и выйдемте уже на свежий воздух там и поговорим.

Толстушка понимающе кивнула и вместе с Гермионой, покинула дом, выглядела она при этом очень расстроенной. Проклиная себя за ещё не сделанную ошибку, которую вот-вот собиралась совершить, Гермиона произнесла, едва они вновь оказались на дороге.

— Как вы думаете, Кетти, сколько времени займет оформление бумаг?

Толстушка чуть не расплакалась, клятвенно заверяя, что оформит всё сама, что от неё, Гермионы, потребуется только два раза посетить нотариуса, что право выбора этого самого нотариуса, она полностью предоставляет ей, и что на всё про всё едва ли уйдет чуть больше недели.

Согласившись на не просто невыгодную, а откровенно убыточную покупку, Гермиона думала испытать досаду, но вместо этого почувствовала небывалую легкость и спокойствие. И ещё ей почудилось, что благодарит её не только Кетти, но и сам почти уже умерший дом, которому вот-вот подарят новую жизнь.

Кетти исполнила своё обещание в точности. Она действительно взяла на себя все хлопоты, связанные с процессом купли-продажи недвижимости. Она не оспорила кандидатуру нотариуса, предложенную Гермионой. И ко вторнику следующей недели девушка стала обладательницей совершенно непредназначенного для жилья дома, на ремонт и мебель для которого уйдет едва ли не вся сумма её банковского счета…

Отметив покупку с Поттерами, Гермиона сообщила им, что съезжает. А на вполне резонный вопрос Гарри о том, где же она намеревается жить, девушка ответила, что решила купить палатку. Джинн красноречиво покрутила указательным пальцем у виска, явно намекая на психическую несостоятельность отдельно взятых гриффиндорок, но спорить, к удивлению Гермионы не стала. И утром следующего дня Гермиона, собрав свои вещи, отправилась на Диагон-Аллею, чтобы после покупки палатки сразу аппарировать в «Седые Холмы».

Девушка застыла напротив яркой, красочной витрины. Буквально несколько минут назад Гермиона вышла из "Флориш и Боттс", унося с собой не менее пяти книг, посвященных ремонту, которые соседствовали теперь с небольшой волшебной палаткой, купленной часом ранее. Она уже хотела аппарировать с Диагон-Аллеи, когда её внимание привлёк радостный детский крик. Девушка невольно обернулась — в паре десятков метров, возле большой стеклянной двери счастливо прыгал вокруг родителей мальчишка лет шести... Над дверью весело мигала вывеска: "Всевозможные Волшебные Вредилки"…

Джордж… Он стал другим после смерти брата, что и не удивительно. Война изменила всех. Взять хотя бы Рональда. Девушка ухмыльнулась. Ну, вот куда делся её школьный товарищ? Как она смогла пропустить тот момент, когда он повзрослел, ведь всегда была рядом. Воистину, «лицом к лицу лица не увидать…». Она не заметила, как несерьезный, порывистый мальчик, которому элементарные вещи требовалось объяснять по нескольку раз, превратился в настоящего мужчину, умеющего рассуждать и отвечать за свои поступки. Но Джордж…

После Победы он запил. Похоронил брата и запил. И это было страшно не потому, что молодой человек буянил или обвинял кого-то, хотя лучше бы так и было. Нет, Джордж просто пил, запирался в кабинете и поглощал Огневиски ящиками. И ни-ко-го не слушал. Достучаться до него стало делом немыслимым и невозможным, а пытались многие. Рон чаще всех… Он и переживал больше всех. Наверное, именно тогда её, теперь уже бывший, муж начал трансформироваться в сильного мужчину из самоуверенного грубого юноши. Рональд метался между убитой горем матерью и раздавленным отчаянием отцом, оказывался между Перси и Чарли как меж молотом и наковальней, пытался призвать их прекратить ненужные ссоры и заняться, наконец, делом. Разбивал лоб о закрытую дверь в кабинет Джорджа в безуспешных попытках докричаться до брата. Убеждал Билла за чаем в Ракушке, что всё хорошо и ничего страшного не происходит, потому что Флёр была беременна, и беременность проходила очень тяжело, а Рон вовсе не хотел, чтобы она или Билл нервничали и усложняли и без того, казалось бы, безвыходную ситуацию.

А в конце июня Молли Уизли оказалась в Мунго с острым сердечным приступом, и у Рональда снесло, что называется, крышу. Гермиона замешкалась всего на десять минут, а когда аппарировала вслед за ним в магазин «Вредилок», он уже вовсю мутузил Джорджа, даже не порывавшегося сопротивляться. Рональд молча и зло опускал на брата один за другим тяжелые удары, словно вколачивая Джорджа в стену, а она стояла и смотрела, не в силах пошевелиться, на то, как огромные кулаки тогда ещё будущего мужа окрашиваются красным. Вышла из ступора, лишь когда капли крови россыпью брызнули на её светлую юбку.

— Рон, ты убьешь его!

И Рыжик замер. Так и стоял с поднятым кулаком и изумленно хлопал ресницами, глядя на искалеченное лицо брата.

— Уходи, Рон. Подожди меня у Фортескью.

И он ушел, пошатываясь, будто пьяный. А Джордж медленно осел на пол, ладонью размазывая по лицу кровь из разбитого носа.

— Джордж… — Позвала Гермиона.

Но парень молчал, тупо уставившись в пол, а по подбородку стекала теплая струйка крови. Девушка опустилась перед ним на колени, заглянула в голубые глаза и заплакала, столько в них было боли. Заплакала так, как не плакала никогда в жизни. Не от жалости, от безысходности. И неожиданно стала бить его маленькими кулачками в грудь и что-то кричать. И не придала значения тому, как вдруг изменился взгляд молодого человека. Только почувствовала, как он приподнялся, сгрёб её к груди одной рукой и твердым, хриплым от выпитого голосом произнес:

— Я всё исправлю… Я постараюсь исправить то, что в моих силах изменить. Все будет хорошо…

И она поверила. И в тот момент Гермиона неожиданно почувствовала знакомое ещё со школы тепло. Почему-то ещё в Хогвартсе ей не составляло труда определить, кто из близнецов стоял перед ней, хотя даже мать их не различала. А Гермиона всегда знала, с кем разговаривает потому, что от Джорджа всегда исходило вот это ласковое успокаивающее тепло. И если к Фреду она всегда относилась с опаской, то словам и обещаниям Джорджа верила безоговорочно.

Она залечила раны молодого человека, вправила ему нос, свела только наливающиеся синяки и ушла абсолютно уверенная, что с этого дня всё будет по-другому.

Джордж действительно все исправил. Он сумел примирить, казалось, возненавидевших друг друга Персиваля и Чарльза; вернул к жизни, насколько это было возможно, мать и отца; очень помог Рональду, предложив ему партнерство в магазине и оплатив его обучение…

Он остался с одной стороны все тем же добрым и светлым пареньком, каким его знали раньше, но после смерти Фреда Джордж совсем перестал улыбаться. Лишь изредка уголки его губ чуть приподнимались, но тех озорных улыбок, что прежде не сходили с лиц близнецов, больше не было…

Когда последний раз она его видела? Должно быть на Пасху. А говорила с ним и того раньше. Если Джордж и появлялся на семейных праздниках, то присутствовал там не больше получаса: поздравлял, дарил подарки и уходил. Под смущенное молчание отца, сочувствующие взгляды братьев и понимающие кивки Молли.

Гермиона всегда искренне радовалась каждой встрече с ним. Должно быть, эту радость имел в виду Рон, когда сказал, что у неё «загораются глаза». Девушке вдруг нестерпимо остро захотелось просто поговорить с Джорджем о чем-нибудь неважном, о каком-нибудь пустяке, как когда-то бесконечно давно в Хогвартсе. Но нужно ли это ему самому? Она задумалась, а потом решила, что не узнает этого наверняка, пока не попробует.

Быстрым шагом, словно боялась передумать, Гермиона пересекла улицу и вошла в красочный павильон «Вредилок». Шум в торговом зале оглушал. Всюду сновали дети. Они смеялись, глядя на очередное изобретение, клянчили у растерянных родителей понравившуюся вещь, а нравилось обычно всё подряд, и несчастливые родители закатывали глаза, проклиная тот момент, когда согласились зайти «на минуточку» в этот магазин. Всей этой какофонией грамотно руководили, не давая ей снизить градус напряженности, молодой человек и девушка в лиловых мантиях. Продавцы, надо полагать. Но Джорджа видно не было. Он не появился и через четверть часа, которую девушка провела, разглядывая весьма забавного вида существ, отдаленно напоминающих нюхлеров. По истечении ещё пятнадцати минут, к Гермионе подошел молодой человек.

— Я могу Вам чем-нибудь помочь? Ищете подарок ребенку, мужу? Желаете насолить соседке? Проучить начальника?

— О! Нет-нет. Что вы! — Девушка смущенно закачала головой. Продавец, улыбаясь, ждал. — Я хотела бы увидеться с мистером Уизли.

— У Вас имеются какие-либо претензии к нашей продукции? — настороженно поинтересовался парень.

— Да нет…

— Все остальные вопросы, уверяю вас, вполне по силам решить мне или моей коллеге Анне. Дело в том, что Рональд бывает здесь крайне редко, а Джордж, как всегда, очень занят.

— Да? Я просто хотела поговорить с ним. Но раз он занят, то я, пожалуй, пойду. — Она развернулась и медленно двинулась к выходу, неловко лавируя меж витринами и стараясь не натолкнуться на снующих тут и там разновозрастных детей.

— Подождите. — Девушка обернулась. — Может что-то передать мистеру Уизли?

— Нет спасибо. — Отмахнулась Гермиона. — Это не так уж и важно…

Она расстроилась. Да, именно расстроилась. Гриффиндорка почему-то, была уверена, что для неё Джордж всегда свободен. Впрочем, она не представилась, а парень, видимо, не смог её узнать. В дверях девушка остановилась, пропуская внутрь волшебного магазина очередную порцию визжащих от восторга детей и их несчастных родителей.

— Герм?

В шуме стоящем в павильоне тихий удивленный окрик прозвучал неожиданно отчетливо. Она обернулась. Джордж Уизли продвигался ей на встречу, куда удачнее, нежели она, избегая столкновений. Молодой человек на ходу что-то обронил продавцу и остановился напротив девушки.

— Неожиданно. — Парень чуть приподнял краешки губ в легком намеке на улыбку. И Гермиона вдруг со всей ясностью поняла, что ей чертовски не хватает той, настоящей, улыбки, которая, она помнила, может появляться на этом лице. — Что-то случилось?

— Нет, Джордж. Я просто проходила мимо и решила заглянуть. Думала, может ты будешь не против немного поболтать. Я если честно и не помню, когда мы с тобой последний раз виделись не говоря уж о том, чтобы беседовать. — Девушка смущенно улыбалась, глядя в его грустные глаза. — Но мне сказали, что ты занят, а мне бы очень не хотелось доставлять тебе неудобство.

— Глупости! — Отмахнулся молодой человек, распахивая перед ней дверь. — Предлагаю устроить вылазку в одно замечательное тихое кафе, мне кто-то говорил, что там потрясающе вкусные пирожные с кремом. Помнится, раньше ты их очень любила?

* * *

Джордж привел её в ничем не примечающееся с виду заведение — не было зазывающей вывески, не толпились у входа люди.

— Хозяин не любит суеты. Здесь всегда так тихо. — Пояснил молодой человек, пропуская Гермиону вперед, в уютный светлый зал, оформленный в бежевых тонах.

Несколько светлых изящных столиков на три персоны, магловские черно-белые фотографии, тихая клавишная музыка. Девушке очень понравилось это кафе, она прекрасно понимала хозяина, решившего немного упустить в выручке, но сохранить уют и спокойствие этого места, ограничившись, видимо, лишь постоянными клиентами с достоинством вкушающих сладости. По помещению разносился пряный аромат кофе, настолько аппетитный, что Гермиона со смущением почувствовала, как заурчало и зашевелилось что-то, будто в предвкушении, у неё в животе.

Джордж усадил её за угловой столик, а сам отправился к стойке сделать заказ. Пока его не было, девушка всё думала о том, как необратимо меняются люди. Как глупы они были, когда считали, что навсегда останутся теми детьми, что были в школе. Как наивно было полагать, что никуда не уйдет юношеская радость, легкость. Тогда даже страшные вещи, происходящие вокруг, не воспринимались так остро и болезненно, как должны бы были. И во многом это была заслуга близнецов... Но вот он, один из них, половинка… Тогда казалась, что нет ничего более вечного чем постоянные шутки братьев Уизли и порой Гермионе так хотелось, чтобы они наконец успокоились, стали посерёзнее. А вот сейчас девушка многое бы отдала за одну лишь настоящую улыбку Джорджа. Но он не улыбался. Даже когда шутил, в его взгляде появлялся лишь отголосок, слабое воспоминание, легкий намек на тот свет, который прежде ярко лучился из глаз его и Фреда. Теперь взгляд Джорджа всегда был грустным. Добрым, светлым, но безмерно печальным…

— Я вернулся. — Молодой человек выставил на столик принесенный поднос, на котором стояли две чашечки на блюдцах, две ложечки, сахарница, сливочник и две тарелочки с красиво украшенным десертом. Как только приборы оказались на столешнице, ажурный поднос исчез из его рук и молодой человек опустился на стул рядом с Гермионой.

— Ну что, Герм, рассказывай. Как живешь? Как учеба и твоя научная деятельность? Как поживает мой младший братишка, наконец? Давно его не видел, надо сказать…

— Стой, стой, Джордж. — Смеясь, проговорила девушка. — Не всё сразу. Давай по порядку. Живу я хорошо, всё у меня в порядке. Два месяца назад получила Мастера Зелий. Планировала заняться изучением Высших Чар, но в свете сложившихся обстоятельств, получение степени придется отложить…

— Неужели я скоро стану дядей? — Радостно, если к нынешнему Джорджу можно было применить данное определение, осведомился молодой человек.

— Ну, во-первых, ты уже дядя. А во-вторых, увы, нет. Дело в том, Джордж, что мы с Рональдом развелись две недели назад. Я думала, ты в курсе…

Парень помрачнел.

— Нет. Я не знал. Я как-то оторвался в последнее время от дел семейных. Рона видел последний раз довольно давно. В процессе разработки продукции, сама знаешь, он участие не принимает, а я стараюсь не вникать в то, как он устраивает торговлю. Вообще-то, — Молодой человек чуть усмехнулся, — подавляющую часть своего времени я провожу в лаборатории… — Он серьезно посмотрел на Гермиону. — Что случилось? Мне всегда казалось, что у вас крепкая семья.

— О да, мне тоже. — Девушка потупилась в чашку с остывающим кофе. — Ключевое слово в данном утверждении «казалось»… Так странно и глупо все получилось, Джордж. Я всегда считала себя внимательной к мелочам, а вот то, что мой брак ошибка — не заметила… Как и то, что Рональд стал совсем другим, более здравым что ли…

— Людям свойственно взрослеть, Гермиона. Мне думалось, этот факт был для тебя очевиден.

— Видимо, нет… Но я думаю, что теперь всё будет хорошо. Рональду удалось очень быстро продать дом. Не обошлось, наверное, без Билла и гоблинов. Буквально вчера я приобрела себе новый. Он, правда, пока непригоден для жилья — требуется серьезный ремонт. Именно поэтому научная деятельность пока откладывается. Вот. А сегодня я купила палатку, в которой намереваюсь обитать во время ремонта, благо сейчас конец весны, тепло, а впереди всё лето. Во «Флориш и Болттс» взяла пару книг по ремонту. Думаю, с моими способностями справлюсь к осени.

— А нанять рабочих?

— Это дорого, Джордж. А на закупку материалов и мебели уйдет огромная сумма денег. Боюсь я просто не потяну наём профессионалов. А дилетантов… Нет уж, тогда лучше я сама.

— Ну-ну… — Задумчиво пробормотал Джордж. — И где находится твоя вновь приобретенная недвижимость?

— Близ Эдинбурга. В очень живописном месте «Седые холмы». Там небольшое поселение волшебников. Такое тихое и спокойное место, мне очень нравится… А ещё там есть…

Парень вдруг ойкнул, подскочил, что-то достал из кармана.

— Черт, как я мог забыть!

— …сад. Что-то случилось? — Встревожено спросила Гермиона.

— Да… Гермиона, прости, пожалуйста. Я так рад был тебя видеть, что совсем забыл об очередном своём эксперименте. Я на полчаса перекусить из лаборатории вырвался, пока выдалась такая возможность, а теперь надо срочно возвращаться, иначе взлетит всё, к чертовой матери… Прости. — Молодой человек виновато посмотрел в её глаза.

— Ну что ты, Джордж. Все нормально. Ты себе представить не можешь, как я счастлива была с тобой поболтать. Спасибо тебе большое.

— Так, ну, я надеюсь, ты не пропадешь? Я буду очень рад, если ты зайдешь снова. Предупрежу Майкла, чтобы не случилось как сегодня…

— Беги уже! — Улыбнулась девушка.

— Ага, бегу. — Парень замешкался на мгновенье, а потом порывисто наклонился, дружески поцеловал Гермиону и аппарировал.

А она ещё долго сидела в тихом кафе, улыбалась и потирала щеку, которой совсем недавно коснулись сухие и теплые губы.

Иллюстрацию к главе можно посмотреть здесь:

http://hog-life.ucoz.ru/forum/31-54-5985-16-1297369884

Плечо Гермионы оттягивала сумка с книгами, палаткой и остальными её вещами, которые она решила взять на первое время, остальное оставив у Поттеров. Если бы вместе с размером можно было уменьшить ещё и вес… Девушка недовольно поморщилась, поправляя жесткий ремень.

Выйдя из кафе, она аппарировала в Академию. Сегодня у Гермионы была запланирована встреча. Для Невилла это конечно будет сюрпризом, но ей без его помощи никак не обойтись. Сейчас жить на купленной ею земле было не возможно, даже имея палатку, потому что сад и внутренний двор представляли собой непроходимые колючие заросли и что с этим делать, Гермиона, как человек воистину далёкий от садоводства просто не представляла.

Академическая Оранжерея представляла собой огромный прозрачный ангар, в котором располагался целый лес. Полный список имеющихся в ней растений от довольно больших и достаточно старых деревьев, до совсем маленьких и чахленьких с виду травинок занимал двадцать стандартных свитков. Найти в этих зарослях человека было делом чрезвычайно сложным, а в паутине тропок заблудиться — раз плюнуть. Гермиона никогда не любила эту часть академии. В Оранжерее всегда было трудно дышать из-за повышенной влажности и ароматов растений, образующих тяжкую какофонию запахов. Для своих экспериментов девушка просто заказывала нужные ингредиенты через Кафедру Гербологии, сама стараясь максимально реже бывать здесь. Но сегодня ей просто необходим был Невилл, а на Кафедре молодого человека не оказалось. Щупленькая аспирантка сообщила девушке, что мистер Лонгботом находится в Оранжерее: сегодня было его дежурство. Это означало, что её сокурсник мог оказаться буквально в любой части бескрайней теплицы, поэтому не имело смысла спрашивать у аспирантки, в каком конкретно секторе нужно искать Невилла.

Гермиона плутала по запутанным тропинкам и аллеям Оранжереи не меньше часа, прежде чем наткнулась на школьного друга, буквально чудом заметив его сквозь густую листву. Молодой человек осторожно перебирал веточки хрупкого даже на вид растения.

— Привет, Невилл. — Поздоровалась девушка, но в гробовой тишине теплицы её тихий голос прозвучал слишком громко. Темноволосый парень, не ожидавший ничего подобного, неловко дернулся и, расстроено посмотрев на обломанную резким движением тоненькую веточку, обернулся.

— Гермиона? Что ты тут делаешь? Что-то случилось?

— Вы что, сговорились все? — Возмутилась девушка. — Стоит мне где-нибудь появиться, первым делом я слышу: «Гермиона, что-то случилось?» — Гриффиндорка раздраженно передразнила Невилла.

Молодой человек улыбнулся, пожал плечами и, сделав знак подождать, скрылся в окружающей зелени. Вернулся Невилл минут через десять, утирая чистые влажные руки светлой тряпицей.

— Пойдем в комнату персонала, а то у тебя голова разболится от окружающей зелени, и ты опять станешь на меня кидаться.

— Я не кидаюсь, Невилл, я раздражаюсь…

— Ну конечно, только разница невелика, увы. — Грустно улыбнувшись, заметил парень.

Пока молодые люди добирались до комнаты отдыха, они молчали. И лишь когда Невилл, разлил по пузатым керамическим кружкам какой-то травяной настой, отдаленно напоминающий чай, усадив подругу в мягкое кресло, он заговорил:

— Вот ты, Гермиона, обижаешься, что первыми словами знакомых при встрече с тобой является фраза: «Что-то случилось?». Но подумай сама, ты ведь логик. Что ещё мы можем решить, если видим тебя только на днях рождениях друзей и других общих мероприятиях. Ты ведь никогда не зайдешь просто так. — Молодой человек помолчал, отхлебнув из кружки. — Ты человек занятой. Восемьдесят процентов твоего времени съедает твоя же научная деятельность. За два года ты успела получить две степени, и в ближайшем времени планируешь получить третью. Ты уже читаешь лекции, занимаешься преподавательской деятельностью. На тебя молятся наши профессора. Ничего удивительного, что друзья тебя почти не видят, ведь ты общаешься преимущественно со своими коллегами и руководителями. Не то чтобы нас это сильно задевало, но…

Девушка задумчиво кусала нижнюю губу.

— Ладно. Рассказывай, как твои дела, Гермиона. Я, если честно, соскучился. Не прими в упрек, но могла бы появляться чаще — от тебя бы не убыло, а нам приятно. Рональд сказал, что вы развелись?

— Рон? — Изумилась девушка.

— Ну, да. — Парень странно посмотрел на неё. — А, я понял, хотя в этом и нет ничего удивительного… Должно быть, ты не в курсе, что мы уже больше года каждую субботу ходим играть в бильярд: Рональд, Терри, Эрни, Симус и я.

— По моему, ты хочешь обвинить меня в том, что я не интересовалась жизнью мужа?

— Вовсе нет, Гермиона, я просто говорю то, что думаю. Ты ведь действительно не слишком интересовалась, где и с кем проводит время твой муж. Понимаешь, это просто твой способ отрешиться, выпасть из реальности, не думать и не вспоминать. Тебе удобно и комфортно. Ты занимаешься тем, что тебя интересует, ты в меру своих сил заботилась о муже, тем самым избавляясь от избытка тепла, но ты даже не думала о нем. Согласись. После войны мы все начинали учиться жить по-новому. Я, Гарри, Джинни, Рон. Ведь нам тоже было больно, но мы не стали прятаться. Да, ты сделала всё от тебя зависящее, чтобы помочь Рону и его семье, но как только у Уизли всё наладилось, ты замкнулась, с головой ушла в науку и перестала интересоваться тем, что тебя окружает. Тебе так проще.

— Невилл, ты говоришь страшные вещи. По-твоему выходит, что я эгоистична и не чутка.

— Эгоизма в тебе нет, а вот чуткость… Ты просто живешь в своем мире и не пускаешь туда никого. Ты стараешься играть на публику, самой себе доказывая, что всё в порядке. А на самом деле, мне кажется, ты просто боишься жить. И Рон был просто ширмой, за которой ты спряталась. Мол, я вышла замуж, сейчас выучусь, сделаю карьеру, рожу детей… У меня всё хорошо… Вот только это не так, увы…

— Когда ты успел стать психологом, Невилл?

— Когда перестал боятся… Так зачем ты пришла? — Молодой человек отставил кружку и выжидающе посмотрел на Гермиону. — Ни за что не поверю, что ты сунулась в Оранжерею только потому, что тебе нестерпимо захотелось перекинуться со мной парой слов о жизни.

Девушка усмехнулась.

— Ладно… Ты прав, у меня к тебе дело. Видишь ли, я купила дом. Его, правда, требуется ещё восстановить… — Гермиона тяжело вздохнула. — При доме есть сад в совершенно запущенном состоянии, вот я и пришла просить совета. — Девушка смущенно улыбнулась.

— Ну, так я тебе ничего не скажу, надо смотреть… — Задумчиво пробормотал Невилл, — Рабочий день заканчивается в четыре, сама знаешь, я правда могу отпроситься, но не раньше чем через час. Подождешь?

— У меня есть выбор? — Вздохнула Гермиона.

— Тогда посиди здесь. Там, в шкафу, журналы. Кажется, даже «Алхимик» есть. Не скучай. — И парень вышел, оставив девушку наедине со своими мыслями.

За последний месяц вся её жизнь кардинально изменилась. Всё, к чему она привыкла, всё, что она считала верным, оказалось иллюзией. И каждый разговор со старыми знакомыми становился для неё откровением. Все, абсолютно все, видели и замечали то, что отказывалась замечать она. И в который раз, Гермиона ловила себя на мысли, что последние два года её жизни вовсе не были жизнью в полном смысле этого слова. И правота её друзей, их честность, их жестокие порою слова, сказанные отнюдь не для того, чтобы причинить боль, боль причиняли. Девушка с ужасом обнаружила, анализируя и вспоминая события этих двух лет, что она буквально похоронила себя под пыльными фолиантами научных трудов, под несметным количеством исписанных ею свитков, что за своими экспериментами, она совершенно не видела того, что происходило вокруг. Что она разучилась радоваться… Что она, как и Джордж, убежала от боли потерь, запершись в собственном мирке, настолько маленьком, что там просто не хватало места для кого-то ещё. Но этот мир превращал её в машину, и, спасая от страхов, одновременно ломал жизнь. И вот сейчас жизнь её была ровно в том же состоянии, как и приобретенный ею дом. После разговора с Невиллом, Гермиона явственно поняла, что если ей удастся его восстановить, то она наконец-то сможет стать действительно счастливой. Ведь тогда — девушка так на это надеялась — в её душу вернется утраченный в погоне за хоркруксами покой, без которого невозможно жить в гармонии с миром…

Вспомнив о Джордже, Гермиона невольно улыбнулась. Как так вышло, что между ними оказалось так много общего? Что они совершенно одинаково разучились жить и убежали от проблем и боли глубоко в себя, лишившись тем самым радости и счастья? Ведь невозможно быть счастливым, если ты одинок и тебя ничто не интересует. Это внезапное открытие шокировало девушку и, подумав, она решила, что пора уже что-то изменить в своей жизни. И её развод — это посланный Мерлином шанс.

— Ау! Гермиона, ты меня слышишь?

— Ой, прости, Невилл, я задумалась… — Она так глубоко ушла в себя, настолько увлеклась размышлениями, что не заметила, как вернулся её друг.

— Да я так и понял, собственно. — Ухмыльнулся парень. — Ну что, пошли? Покажешь свои владения.

Молодые люди аппарировали в «Седые Холмы» и через несколько мгновений уже стояли перед «новым» домом Гермионы.

— Кто Вы, девушка, и зачем приняли оборотное зелье, делающее Вас похожей на мою однокурсницу? — Подозрительно спросил Невилл.

— О чем ты?

— О том, что моя подруга в трезвом уме и светлой памяти никогда бы не купила подобную развалюху!

— Люди меняются, Невилл, тебе ли не знать?

— Ещё как! Ещё как меняются, но не ты, Гермиона, и не так кардинально! — Яро проговорил молодой человек.

— На тебя не угодишь! — Девушка начала раздражаться, — То ты непрозрачно намекаешь на то, что мне следует изменить свою жизнь, то выражаешь сомнения в моём психическом здоровье. Определись!

— Ну, ладно… В конце концов даже Малфой подался в меценаты… — Пробормотал Невилл. — К тому же если ты оказалась способна на такой, прямо скажем, необдуманный поступок, не всё ещё потеряно. И, возможно, скоро к нам вернётся старая добрая Гермиона Джейн Грейнджер.

— Невилл, я тебя поколочу! — С угрозой произнесла девушка.

— Ладно, ладно… — Смеясь, ответил парень, — Давай смотреть, что мы имеем. — И молодой человек стал продираться сквозь заросли сорняка.

— А имеем мы, Гермиона, замечательный сад! Тут и менять ничего не придется. Правда, ты потратишь немало времени на то, что бы избавится от малины, она тут заполонила буквально всё… Значит, смотри: деревья старые, но в этом есть определенная прелесть, и если ты не планируешь собирать обильный урожай фруктов, то я бы предложил оставить их в том виде в котором они есть сейчас. Единственное, пожалуй, можно заменить вишни, они уже не будут плодоносить, да и выглядят, мягко скажем, не важно… Далее, судя по всему, прежде тут были декоративные тропинки. Вон там, — парень указал рукой в колючую зелень, — даже угадывается лавочка. Естественно, она уже сто раз сгнила, но, согласись, идея великолепная. Ну, что ещё… Вот тут, — молодой человек кивнул в сторону заросшего бурьяном дворика, — неплохо бы разбить клумбы. Вообще-то, я думаю, что когда ты удалишь сорняки, там обнаружатся остатки грядок. Я подберу тебе несколько красивых, но неприхотливых растений, которые будут замечательно здесь смотреться, и пришлю их совой. А теперь пиши, Гермиона, доставай перо и пиши… — Невилл замолчал, ожидая пока девушка извлечет из кармана сумки обычную маггловскую ручку и блокнот.

— Диктуй, я готова. — Девушка присела на корточки, устроив блокнот на колене, и взглянула на друга.

— Заклинание первое: Seco — им косишь траву. Второе: Caedo — рубишь старые ветви и стволы. Третье: Ab–rado — пригодится, когда будешь обдирать со стен плющ и выкорчевывать корни вишен. Четвертое: Limes — это если ты надумаешь создать декоративные тропки: старых уже не найдешь… И, наконец, пятое: здесь два заклинания. Суть у них одна, делают они одно и тоже: а именно ускоряют рост, но применяют их на разных видах растений: Ac–cedo — для травы и мелкого кустарника, и Con–valesco — для крупного кустарника и деревьев. Вот и всё. Если понадобится ещё что-нибудь, присылай сову — я к тебе аппарирую. Теперь знаю, куда. Но ты, наверняка, сама справишься. К тому же, я думаю, что для тебя важно сделать это самой… Хотя, если честно, я не представляю как ты будешь одна восстанавливать дом… А вот с садом у тебя проблем не возникнет. Тут работы-то дня на три-четыре…

— Спасибо, Невилл. — Искренне поблагодарила Гермиона.

— Да, не за что. — Отмахнулся парень. — Пойду я, Луна уже заждалась, наверное. Удачи.

— Пока. Привет Полумне!

Молодые люди обнялись и Невилл аппарировал, оставив Гермиону одну.

_____________________________

Заклинания взяты из латинского словаря:

Seco — срезать.

Caedo — рубить

Ab–rado — обдирать, выкарчевавать

Limes — тропка

Ac–cedo — расти, выращивать

Con–valesco — расти, разрастаться

После ухода Невилла Гермиона, воспользовавшись несколькими из данных им заклинаний, скосила траву рядом с массивной яблоней. Пространство возле дерева девушка, обдирая руки в кровь, тщательно освободила от вездесущего кустарника. Посмотрев на дело своих рук, Гермиона с удовлетворением отметила, что теперь места хватит не только для палатки, но и для того, чтобы днём расстелить в тени ветвей яблони плед, где можно было бы передохнуть.

Довольно быстро расправившись с установкой временного жилища, девушка некоторое время занималась тем, что раскладывала по местам вещи из своей сумки. Палатка имела две комнаты: большую — столовую, совмещавшую в себе прихожую и кухню, где находились большой диван, стол с парой стульев и небольшой уголок, оборудованный горелкой, разделочным столиком и холодильным шкафом; и маленькую — спальню, большую часть которой занимали двухместная кровать и гардероб.

Загодя купленные продукты заняли свое место в волшебном холодильнике, одежда была развешана в шкафу, постель застелена новым бельём, а книги положены на небольшую тумбочку подле дивана. Вполне довольная собой, девушка легла спать.

Утром её разбудила настойчивая трель какой-то птахи. Гермиона, позавтракав и одевшись в рабочую одежду, вышла из палатки. Воздух ещё не успел прогреться, и на улице было довольно прохладно, не так, чтобы замерзнуть, но всё же…

Первую половину дня девушка потратила на методичное выкашивание травы перед домом, коей было до неприличия много. Скошенную зелень она относила за пределы поселка где намеривалась её сжечь. На освободившейся площадке, оказавшейся на редкость ровной, что лишало Гермиону сомнительного удовольствия выравнивать её вручную, обнаружились, как и предполагал Невилл, останки клумб. Решив оставить их реанимацию и посадку цветов, присланных гербологом утром, на потом, ведьма бросила все свои силы на борьбу с заполонившей сад малиной и ежевикой. На это у неё ушла без малого неделя: во-первых, сад был совсем не маленький, а во-вторых, вредный кустарник рос решительно везде. И пусть данные другом заклинания оказывали в работе нешуточную помощь, руки мисс Грейнджер были в ссадинах и царапинах. Ежевечерне ложась спать и обрабатывая саднящие ранки, девушка не уставала мысленно благодарить Невилла, с ужасом представляя, что её потери могли быть куда значительнее. Да и времени бы всё заняло несоизмеримо больше, если бы не помощь её школьного товарища.

На исходе недели, когда сад принял более менее приличный вид, она решила заняться, наконец, клумбами. Трансфигурировав из какой-то ржавой железки, валяющейся на территории её владений, вполне достойного вида лопату, Гермиона уже думала начать работу, когда услышала за спиной тихий и до боли знакомы голос:

— А ты уверена, что умеешь ею пользоваться?

— Джордж! — Гермиона обернулась и радостно посмотрела на рыжеволосого парня, с демонстративным сомнением во взгляде взирающего на лопату в её руках. — Что ты тут делаешь?

— Да вот, решил проведать… Ты не ответила, — молодой человек замолчал, явно ожидая ответа. Девушка улыбнулась.

— Не уверена, но что делать? Надо приводить всё это в божеский вид… — ведьма взмахнула рукой, показывая, что она подразумевала под «всем этим»

— Ну, для начала, ты можешь проявить гостеприимство и пригласить меня куда-нибудь присесть. И брось уже лопату, она тебе не идет! — Гермиона с удовольствием заметила, как в глазах Джорджа при этих словах наравне со ставшей уже привычной и, казалось бы, неотделимой от него печалью, запрыгали веселые бесенята. Слабо так запрыгали, словно боялись чего-то, но всё же!

— О! Ты прав! Пойдем, я побуду гостеприимной хозяйкой. К тому же, ты первый мой гость, что делает тебя вдвойне желанным и значимым.

Девушка пригласила молодого человека следовать за ней и подвела его к расстеленному под яблоней пледу.

— Вот тут я и отдыхаю…

Парень придирчиво осмотрел плед, словно решая, стоит ли на него присаживаться или, может, лучше было бы откланяться и избавить себя от столь сомнительного гостеприимства. И Гермиона с радостью поняла, что он шутит! Не так, как в Хогвартсе, менее открыто, более сдержанно и не так откровенно, как раньше, но шутит! А за прошедшие два года ей уже стало казаться, что её друг начисто забыл, как это делается…

— Джордж, хорош выделываться! — с улыбкой произнесла она. — Садись. Есть хочешь? У меня в холодильнике свежее молоко и несколько сдобных булочек…

— Я-то думал, это работа так повлияла на твой вес, а ты просто на диету села!

— Что с тобой сегодня? Я давно не видела тебя в таком хорошем настроении, — проговорила Гермиона, которой для полного счастья не хватало только его улыбки. Но нельзя получить всё и сразу.

— У меня сегодня первый выходной за Бог знает сколько времени, могу себе позволить… И потом, я чертовски рад тебя видеть!

— Я тоже, Джордж, я тоже… Так что насчет молока со сдобой? — повторилась девушка.

— Валяй. Неси свою снедь, — благодушно разрешил молодой человек, усаживаясь на теплый плед.

Гермиона сходила в палатку, вернувшись оттуда с двумя бутылками молока и пакетом булочек. Присела рядом с другом, протягивая ему его порцию и сделав глоток прохладного напитка, наконец, серьёзно спросила:

— И всё же, что ты тут делаешь?

Молодой человек задумчиво смотрел на увитые плющом каменные стены.

— Тебя оказалось не так-то просто найти, Герм, — тихо сказал он. — Никто, решительно никто не знал, где именно находятся эти «Седые Холмы». Я раз пять аппарировал в совершенно разные места, пока случайно не натолкнулся на этот поселок…

— Зачем ты здесь, Джордж? Я очень рада тебя видеть, но никак не могу понять твою цель… — перебила его Гермиона.

Парень вздохнул, помолчал, а потом перевел взгляд на девушку.

— Какая ты все-таки трудная. И ведь если я скажу, зачем пришел, ты меня очень вежливо выпроводишь, уверен… — он грустно усмехнулся. — Ладно, была ни была. Только сразу не отказывайся, подумай…

— Джордж, ты меня пугаешь! Что стряслось-то? — не на шутку встревожилась гриффиндорка.

— Я решил, Герм, и думаю, я прав, что тебе пригодиться помощь… Словом я пришел тебе помочь с твоим ремонтом.

— О, это очень любезно с твоей стороны, и… Но как же твоя работа? — Гермиона была несколько сбита с толку неожиданным предложением молодого человека.

— Началось… — Джордж глубоко вздохнул и посмотрел в небо. — Герм, я не буду настаивать. Я прекрасно понимаю, что для тебя должно быть очень важно все самой сделать, но поверь мне, одна ты не справишься…

И ей вдруг показалось, что он расстроился, и достаточно сильно…

— Ты не так меня понял, — мягко сказала она. — Я и не думала отказывать. Ты прав: помощь здесь отнюдь не будет лишней, но как же твоя работа?

Молодой человек перевел на неё грустный взгляд голубых глаз, и ей на мгновение показалось, что он вот-вот улыбнётся…

— Моя работа никуда не денется. Возможность помочь другу, мне кажется, намного важнее… — тихо ответил он.

Девушка благодарно улыбнулась и поспешно закусила булочку, стараясь скрыть внезапное смущение.

Молодые люди, пообедав, решили осмотреть дом. Гермиона с неожиданной теплотой в голосе рассказывала Джорджу его историю, поведала о том, сколько усилий от неё потребовало освобождение сада от колючего кустарника. Девушка также показала ему уголок, где планировала поставить небольшую деревянную беседку. На этом месте прежде стояла большая высохшая груша, и у Гермионы ушел почти день на то, чтобы спилить толстый ствол, выкорчевать огромные корни старого дерева и отнести его останки за поселок.

— Герм, хочешь совет, — задумчиво проговорил парень. — Выброси пока из головы свои клумбы и газон. Всё это, конечно, хорошо, но ты хоть представляешь, сколько всего на них будет сыпаться во время ремонта? От твоих цветов и травы попросту ничего не останется.

— Да? Я как-то не подумала об этом… — озадаченно проговорила Гермиона. — Тогда займусь ими, когда закончу с ремонтом, — закончила она.

— Ну, а теперь предлагаю вернуться к месту отдыха и посмотреть купленные тобой книги.

Девушка согласилась, и они, не торопясь, побрели к кряжистому дереву, под ветвями которого была разбита палатка и расстелен плед. Шли молча, каждый думал о чем-то своём. Гермиона, например, о том, что ей очень повезло, и помощь Джорджа окажется как нельзя кстати. Что, возможно, и ему самому это пойдет на пользу. По дороге она подобрала оставшийся мусор с намерением заодно отнести его к границе участка. Молодой человек хотел было помочь, но гриффиндорка не позволила, заявив, что это не тяжело и она сама справится.

— Ну, давай, показывай свои учебные пособия по ремонту, — произнес парень, присаживаясь на расстеленный под раскидистой яблоней плед, когда Гермиона вернулась.

— Вот смотри, — девушка вытерла руки о мягкую ткань и плюхнулась рядом с Джорджем.

— Это Теренс «Ремонт своими руками», Кливдонт «Всё о ремонте», есть ещё…

— Стой. Достаточно! — парень взмахом руки остановил её. — Дай сюда.

Девушка протянула молодому человеку книги. На «Ремонт своими руками» Джордж даже не взглянул, небрежно откинув его в сторону, а вот Кливдонта подверг тщательному изучению. Гермиона наблюдала, как он хмурился, перелистывая страницы, качал головой, удивленно приподнимал брови, а потом вдруг резко поднял на неё глаза, и в его взгляде девушке почудился давно, казалось, позабытый озорной огонёк. Молодой человек некоторое время качал в руке взятую за корешок книгу, а потом отправил её через плечо в полет к ближайшим кустам.

— Джордж! — воскликнула девушка, которую всегда очень задевало подобное отношение к источникам знаний. Она порывисто поднялась и отправилась, было, за Кливдонтом, но он остановил её, осторожно перехватив запястье.

— Поверь, Герм, там ей самое место…

— Так нельзя с книгами! — возмущалась ведьма, но парень легко, но настойчиво тянул её обратно на плед.

— Герм, Кливдонт, как впрочем, и Теренс, ни черта не понимает в ремонте. Но в отличие от первого, второй хотя бы знает, как нужно держать кисточку, только поэтому его «пособие» не составило компанию несчастной книжке, — Джордж пристально смотрел ей в глаза. — Знаешь, я всегда считал, что ты мне доверяешь, хоть и удивлялся этому немного, если честно. Если это так, то просто послушай меня.

Девушка прикусила губу от досады, села на плед, стараясь не глядеть на друга. Но парень молчал, тогда Гермиона раздраженно на него уставилась и замерла. Нет, ей не показалось! Джордж Уизли улыбался. Немного укоризненной, но настоящей улыбкой. Она не видела её целых два года! Два года — это же безумно долго! Гермиона даже несколько оторопела, поймав себя на мысли, что просто не может оторвать взгляд от его лица. Молодой человек, казалось, ничего не заметил и спокойно заговорил:

— Вот теперь, когда ты полностью сосредоточила своё внимание на моей скромной персоне, я продолжу. Как ты думаешь, Герм, чем чаще всего мы с Фредом занимались в Норе?

— Старались как можно успешнее разобрать её по кирпичику? — чуть ядовито поинтересовалась девушка. Парень лишь усмехнулся.

— Вовсе нет. Мы её ремонтировали. Обычно вдвоём. Таким образом мама учила нас платить за свои поступки. И если мы с Фредом что-то и умели делать в совершенстве, ну, кроме катастроф локального масштаба, естественно, так это восстанавливать наш дом из руин, в которые он периодически превращался нашими же стараниями.

Джордж крайне редко говорил о брате, а если и говорил, то мгновенно мрачнел, но сейчас молодой человек тепло и чуть грустно улыбался, явно вспоминая былые проделки.

— Ты улыбаешься…

— Что? — рыжий озадаченно на неё посмотрел, явно не понимая, о чем она говорит.

— Я сказала: ты улыбаешься. Я думала, что уже никогда не увижу твою улыбку…

Зря она это произнесла. Джордж моментально посерьёзнел.

— А знаешь, Герм, я сам думал, что никогда не смогу улыбнуться. Словно разучился. А может, просто похоронил её тогда… — парень некоторое время молчал, а потом посмотрел на Гермиону и в его, как и прежде добром, печальном взгляде, появилось чуть лукавое выражение. — Или мне просто не хотелось? Но ты так здорово сердишься, что не улыбнуться было не возможно.

— Тогда мне придется очень часто сердиться, потому что я очень соскучилась по твоей улыбке, Джордж, — тихо, доверительно сообщила девушка, глядя, как в его глазах появляется недоумение.

Гермиона сидела на сложенном вчетверо пледе и пристально смотрела в огонь. Как-то с первого дня так повелось, что с наступлением заката, она левитировала мусор сюда, за поселок, садилась спиной к домам, разводила костер и методично сжигала веточку за веточкой, доску за доской… Гораздо проще было бы использовать Interimo* прямо на месте, на что ей, в первый же день их совместного труда, указал Джордж, но это было слишком просто… Она так и сказала ему, и молодой человек неожиданно понимающе кивнул. Ещё можно было сжигать мусор прямо на участке, места там вполне хватало, но не было того простора, что окружал Гермиону сейчас: насколько хватало глаз, раскинулось зеленое море, в котором воду заменяла трава, а волны — многочисленные пологие холмы…

Джордж аппарировал незадолго до заката, и после этого девушка отправлялась совершать ею самой заведенный ритуал. Она сидела и смотрела, как на мир наступает ночь, как пламя становится тем ярче, чем темнее становилось вокруг, считала звезды и с мазохистским удовольствием вспоминала самые страшные моменты своей жизни. Вспоминала их до мельчайших подробностей, анализировала, раскалывала на кусочки и мысленно сжигала, подобно тому мусору, что наяву своим оранжевым языком лизал огонь.

В первый день она сжигала скошенную траву, никак не желавшую гореть — столько было в ней влаги. Гермиона сперва подсушивала её заклинанием и лишь потом кидала в костер, в дымном пламени которого она видела черные плащи пожирателей, их сверкающие маски. Видела их обезумевшие глаза. Она вновь и вновь каждой своей клеточкой вспоминала пронзившие её в Малфой-Меноре боль и ужас, слышала крик Лестрейндж. Нет, девушка не надеялась, что она забудет те страшные дни, да и не могла их забыть, считая это почти предательством. Она просто больше не хотела их прятать в дальних уголках своего сознания, не хотела, чтобы они продолжали терзать её изнутри… И огонь ей помогал.

Расправившись с событиями, когда она сама чудом оставалась жива, когда на её глазах гибли люди, когда они совершали страшные поступки, становились свидетелями не менее страшных сцен, Гермиона пыталась притупить другую боль. Теперь пред её мысленным взором вставали один за одним люди, которых больше никто и никогда не увидит. Среди них были и Пожиратели, и Орденцы, и дети… Она видела в пламени безумный оскал Белатрикс, видела безносого Лорда. Видела голубые глаза старика Даблдора и вечно недовольного, отталкивающего Снейпа. Видела неунывающую Тонкс, доброго Люпина, Колина с его фотоаппаратом. И улыбку на лице мертвого Фреда… Видела… И отпускала… Позволяла огню забрать боль, которая жила в ней все эти два года. Боль, которая сжигала её изнутри, плавила, калечила, как ни старалась Гермиона забыть о ней.

Здесь начнётся её новая жизнь, и чтобы она стала счастливой, нужно примириться с потерями…

Девушка сжигала остатки крыши и последние плети цепкого плюща. Дом теперь представлял собою каменный каркас с пустыми глазницами окон… В день своего появления Джордж составил примерный план действий, взяв на себя обязанности руководителя. Гермиона по его велению занималась освобождением стен от зеленого кокона, сам же он рушил перекрытия внутри дома. Молодые люди потратили на это четыре дня, и сегодня был последний.

Ведьма дождалась, когда потухнут последние угольки, развеяла заклинанием пепел, чувствуя, как в душе рождается непривычная легкость. Этим вечером она окончательно оставила прошлую жизнь, а вместе с завтрашним днём солнце подарит ей новую, и начнется она со строительства собственного дома…

* * *

Гермиона проснулась рано утром. За пределами палатки только-только зарождался день, и девушка наблюдала первый рассвет в своей новой жизни. Смотрела, как солнце очень медленно поднимается из-за горизонта, как его первые, казалось бы, робкие лучи заставляют позорно отступать ночную мглу, заполняют мир светом. Как вместе с ним просыпаются птицы, насекомые, животные…

До прихода Джорджа было как минимум три часа, которые девушка провела там, где вчера сожгла последнюю изъеденную жучком деревяшку, бывшую когда-то частью крыши, и где её и нашел молодой человек…

— Медитируешь, Герм? — тихий голос заставил девушку вздрогнуть, но она почти сразу же улыбнулась другу.

— Привет.

— Доброе утро…

Джордж не присел рядом с ней, напротив он сразу развил бурную деятельность, заставив девушку подняться и последовать за ним. Возле палатки лежала явно не новая, но дорогая метла.

— Давай, Герм, доставай свою метлу, и начнём укреплять кладку. Тебе повезло: я вчера посмотрел — ни время, ни плющ не нанёсли стенам и фундаменту особого вреда, поэтому можно обойтись без каменщика… Ну, чего ты стоишь? — Парень изумленно уставился на Гермиону. — Иди за метлой.

Девушка смущенно улыбнулась и произнесла:

— Джордж, у меня нет метлы.

— Как это нет? — Не поверил он. — Послушай, я знаю, что ты не любишь полеты, но не до такой же степени!

— Джордж, у меня нет метлы, потому что я не умею летать… — Терпеливо объяснила гриффиндорка.

— Шутишь?

— Вовсе нет…

— Слушай, Герм, это не смешно! Все умеют летать! — Уверено заявил рыжий. — Этому учат на первом курсе!

— Я не сдала полёты. Хуч и МакГонагал замяли дело, и о том, что метла меня не слушается, знали лишь они, я и Гарри с Рональдом.

— Кхм… — Многозначительно кашлянул парень. — Это несколько меняет план… Тогда ты укрепляешь по низу, а я сверху. Ну, а потом… — Джордж странно и как-то хитро на неё посмотрел.

— Что «потом»?

— Не важно. — Отмахнулся молодой человек и скомандовал:

— За работу!

Джордж оседлал метлу и взлетел, так же внимательно, как и Гермиона, инспектируя стены на предмет наличия трещинок, которые, буде такие найдутся, молодые люди ликвидировали заклинаниями. Укрепление кладки заняло достаточно времени, ребята закончили лишь к вечеру. И вот тогда Гермиона вновь заметила хитрый взгляд Джорджа.

— Почему ты так странно на меня смотришь? Что-то не так? — Насторожилась девушка.

Молодой человек лишь улыбнулся. Гермиона уже почти неделю наблюдала, как на лице Джорджа расцветают улыбки и всё не могла привыкнуть, не могла наглядеться, нарадоваться… Но в этот раз ей показалось, что он просто пытается таким образом усыпить её бдительность. Однако ничего не происходило. Они спокойно поужинали, девушка отправила сову в строительную фирму, заказав материалы для перекрытий. Молодой человек подробно рассказал о том, как и что они будут делать на следующий день. Некоторое время они сидели под яблоней и болтали о всевозможных пустяках, а потом Джордж очень серьезно посмотрел на девушку и тихо сказал.

— Ну, теперь, когда покончено с делами, и мы немного отдохнули, можно поучить тебя летать на метле.

— Нет! — Громче чем хотела, отреагировала Гермиона.

— Не будь трусихой! Летать на метле должен уметь каждый уважающий себя волшебник! — Парень был очень убедителен, но девушка все равно приготовилась дать отрицательный ответ. Однако, уже открыв рот для отказа, она передумала. Внезапно Гермиона поняла, что раз она начинает новую жизнь, новые навыки и умения ей не помешают, да и не было у неё веских аргументов, чтобы воспротивиться желанию Джорджа обучить её мастерству полетов на метле — высоты она не боялась, да и с физической подготовкой у девушки всё было в порядке.

— Хорошо. Учи. Только уверяю тебя, ни-че-го не выйдет. Мадам Хуч два семестра билась.

Гермиона поднялась, повинуясь жесту молодого человека, и проследовала за ним к мирно лежащей в нескольких метрах от пледа метле.

— Итак, — оживленно заговорил Джордж, — вспоминай уроки Хуч. Вставай с лева от древка, вот так… Левую руку над метлой… — Парень увлечено руководил её действиями. — Волшебные слова помнишь? — Лукаво поинтересовался он, девушка закатила глаза, тогда рыжий отошел к ближайшей груше и, прислонившись к её стволу спиной, стал с легкой полуулыбкой наблюдать за Гермионой.

Девушка медленно выдохнула, неприязненно посмотрела на неподвижно лежащую метлу и произнесла:

— Вверх!

Ничего не произошло. Гермиона победно посмотрела на молодого человека, но тот лишь кивнул в сторону метлы, побуждая девушку попробовать ещё раз. А потом и ещё раз. И ещё. И снова… Потеха продолжалась минут пятнадцать. Девушка как заведенная отдавала приказы метле, но та даже и не думала слушаться. Джордж откровенно наслаждался потугами ведьмы, едва сдерживая смех, и только это заставляло Гермиону продолжать бессмысленное с её точки зрения занятие.

В конце концов, парень оторвался от дерева и подошел к девушке, остановившись за её спиной. Гриффиндорка ощутила, как ей на плечи опустились его ладони, как Джордж, слегка нажимая, провел большими пальцами по основанию шеи, почувствовала, как зашевелились волосы от его дыхания, когда он наклонился к её уху и негромко заговорил:

— Знаешь в чем твоя проблема? Ты слишком много думаешь. — Девушка фыркнула. — Ты слишком концентрируешься на метле. Ты пытаешься понять, почему она тебя не слушается. Ты непрерывно анализируешь происходящее. Если бы Хуч поняла это, то смогла бы научить тебя полетам в два счета, но она вряд ли могла себе представить, что ты просто чересчур серьезно всё это воспринимаешь — ведь для неё ты была всего лишь ребенком. Тебя могли бы легко научить и Гарри, и Рон, но, я уверен, им и в голову это не приходило…

Молодой человек вновь провел пальцами по её шее, заставляя расслабить плечи, и эти его движения почти заставили девушку забыть о происходящем, так приятны они были. Это-то и стало для неё главным открытием. Раньше девушка всячески старалась избегать подобного «массажа», не получая от него ни малейшего удовольствия. Более того — раздражаясь на Рональда, если он вдруг пытался таким образом снять её напряжение. Но то, что делал Джордж…

— Ты должна забыть о метле — в этом весь фокус… Ты должна думать о чем угодно: о погоде, о небе, о каком-нибудь эксперименте, но ни в коем случае не о метле. — Также тихо продолжал парень. — Посмотри на небо. — Попросил он, и Гермиона повиновалась, подняв взгляд в глубокую безоблачную синюю даль. — Неужели ты никогда не хотела подняться туда? Почувствовать силу ветра? Почувствовать себя самим ветром? Насладится этой свободой? Взлететь так высоко, как только можно и с этой высоты сорваться в стремительное падение, зная, что всегда сможешь остановиться, выровнять метлу и спокойно встать на землю… А потом вновь воспарить вверх.

Девушка слушала и смотрела в безумно далекое и такое притягательное небо, наблюдала, как высоко-высоко парит птица, едва различимая с земли. И, словно загипнотизированная тем, что она видела, ласковым, уверенным голосом Джорджа, Гермиона повторила за ним:

— Вверх.

В левую руку податливо ткнулось древко метлы, и прежде чем ведьма осознала, что у неё получилось, её пальцы крепко обхватили теплое гладкое дерево.

— А говорила — не получится. — Услышала девушка довольный голос рыжего и счастливо улыбнулась в ответ.

— А теперь я предлагаю взлететь. Правда, так как метла одна, полетим мы вдвоём, не против?

— Нет, не против… — Всё так же улыбаясь, ответила Гермиона. — Только, чур, не лихачить!

— Без проблем! — Уверил её молодой человек.

Джордж забрал у девушки метлу, сел на неё, подождав пока ведьма устроится за его спиной и крепко его обнимет, и плавно оторвался от земли, всё быстрее увеличивая скорость и поднимаясь всё выше.

Гермиона счастливо смеялась, чувствуя необычайную свободу, ощущая как ветер треплет её волосы, упруго бьёт в лицо… И не испытывала ни грамма страха! Она вдруг совершенно отчетливо поняла, что безгранично доверяет этому человеку. Нет, она и раньше верила ему, но только сейчас полностью осознала, насколько она в нём уверена. И ей вдруг захотелось летать с ним вечно, долго-долго вот так вот сильно прижиматься к его спине, знать, что он улыбается и чувствовать, как бешено стучит от счастья сердце в груди. Но всё когда-нибудь кончается и, наконец, парень плавно приземлился на площадку перед её домом.

— Спасибо. — Искренне поблагодарила девушка.

— Тебе спасибо. — Тихо ответил он. — Знаешь, я сегодня первый раз сел на метлу с того дня, как… — Молодой человек осекся. — И не потому, что не было времени. Да и сделал это я только потому, что нужно было осмотреть дом… А потом вдруг захотелось полетать, как когда-то. Представляешь, я успел забыть, как это здорово… Скажи, Герм, что ты сделала со мной? Как у тебя это получается?

Он тепло посмотрел ей в глаза, и девушку словно окутало золотым сиянием, будто Джордж своим теплом сплел вокруг неё плотный сияющий кокон, призванный защищать и оберегать её, и ничто не могло его разбить.

Когда-то в далеком детстве девушка ощущала нечто подобное в объятиях отца или матери, где всегда было так уютно и совсем ничего не страшно… Но сейчас было по-другому. Очень похоже, но по-другому… Рядом с этим молодым человеком ей всегда было хорошо, но никогда, как сейчас, словно всё то тепло, что он дарил на протяжении стольких лет знакомства, и которого она была лишена эти два долгих года, вдруг сконцентрировалось в одном месте и разом окутало её…

— Просто ты мне очень дорог, Джордж. И для меня очень важно, чтобы ты тоже снова начал жить…

Парень почему-то печально улыбнулся и поднял руку в таком знакомом жесте, что у Гермионы защипало в глазах. Сколько раз в школе он так делал: вскидывал руку и легко трепал её по голове, неизменно произнося: «Всё будет хорошо, Герм! Вот увидишь!». И сразу исчезала грусть, отступал страх, прятались проблемы. Как ей не хватало этого жеста!.. Но парень не опустил руку, она замерла над головой девушки, а в его глазах ей почудилась странная горечь. Молодой человек сделал вид, что отогнал какое-то насекомое, вздохнул и произнёс:

— Я пойду, Герм. До завтра…

— До завтра. — Печальным эхом отозвалась она.

Джордж развернулся и пошел, не оглядываясь, вдоль улицы, вопреки обыкновению не аппарировав с её участка. А девушка всё смотрела, как он бодро шагает, вскинув на плечо метлу и энергично размахивая свободной рукой, ожидая, что сейчас вместе с ним уйдет и то тепло, в котором купалась она, пока он был рядом, что растает этот невидимый кокон… Но ничего не исчезло, словно молодой человек всё ещё стоял возле неё, ласково улыбаясь и одним своим присутствием защищая от печалей и бед…

______________________________

* interimo — лат. Уничтожить

Иллюстрацию к главе можно посмотреть здесь:

http://hog-life.ucoz.ru/forum/31-54-6174-16-1298635850

— Глупо было надеяться, что это поможет… — Пробормотала девушка, выходя из палатки под бархатно-черное ночное небо. — Хотя, с какой стороны смотреть…

Гермиону разбудил кошмар. Липкий, мокрый, состоящий из событий произошедших и событий, не имевших место быть, но от этого не менее страшных и болезненных. Ведьма бросила на землю плед, поправила на плечах шаль и облокотилась спиной о знакомый уже ствол яблони, подтянув колени к груди. Руки грела большая кружка крепкого чая...

Однако сегодняшняя ночь имела существенное отличие от тех, предыдущих, в которых она так же просыпалась от страшных снов: сегодня она могла дышать. Стало быть, от её ежевечерних посиделок у костра все таки был прок…

Рональд наивно полагал, что его жену не мучают приходящие во снах воспоминания, связанные с войной, он просто не знал… Гермиона никогда не кричала. Просыпалась от того, что её легкие вот-вот должны были разорваться криком, но до звука не доходило. Девушка судорожно зажимала себе рот, тихо-тихо, чтобы не разбудить спящего мужа, покидала комнату и, минуя смежный со спальней туалет, спешила в ванну на первом этаже. Ей очень не хотелось, чтобы Рональд слышал, как её выворачивает на изнанку, как она негромко воет, разбивает в кровь руки о мокрый кафель, прокусывает губы, пытаясь хоть так вызвать слёзы. Но глаза оставались сухи, всегда…

А потом ведьма сидела в темной гостиной, обняв ладонями ледяные ступни, и тупо пялилась в пустоту перед собой. Заставляла себя дышать.

Вдох. Пауза. Выдох. Пауза.

Так легко… И так чертовски трудно!

Сидела и считала потраченные на это секунды. Ровно двенадцать — цикл: три на вдох, три на выдох, по три на паузы… Это занимало мозг, но не унимало боль. Она сидела, скорчившись в кресле, окоченев от холода, но не разводила камин, ведь в его пламени она видела продолжение своего сна… Её тело вновь и вновь сводило судорогой. Колдомедики сказали — остаточное явление примененного к ней Непростительного. Обнадежили: со временем пройдет. Не проходило…

Её отпускало только под утро. Иногда она сразу шла на кухню готовить завтрак, а порой возвращалась в супружескую постель, стараясь прижаться как можно ближе к горячему телу мужа, и согреться, наконец. Рональд недовольно бурча что-то о том, что она опять умудрилась раскутаться и замерзнуть, не просыпаясь, подминал её под себя… Становилось легче, кошмар забывался, чтобы вернуться через неделю, месяц, два…

А вот Рон не просыпался, страшные сны не отпускали его. Парень стонал, кричал, метался по постели, но проснуться не мог, и Гермиона либо будила его, либо пыталась успокоить — когда что удавалось. Если муж просыпался, это, как правило, заканчивалось жестким сексом, доставляющим больше боли, чем удовольствия, и ей, и ему. Так он доказывал им обоим, что всё ещё жив. Что они все ещё живы…

Сегодня ночью она проснулась не от подступающего крика, и боли не было, возможно её смыли, наконец, пролитые слёзы. Осталась только апатия…

Абсолютно черное небо. Полное отсутствие звезд и луны… И невозможная тишина, словно природа чувствовала, что Гермионе сейчас меньше всего нужны звуки и свет.

В нынешнем кошмаре не было ничего необычного. Её вновь пытала Белла. Она снова убегала от Волдеморта по заснеженной Годриковой Лощине, волоча за собой полубессознательного Гарри. Она опять стояла на коленях перед распростертым на окровавленном пыльном полу визжащей Хижины Снейпом, судорожно пытаясь вспомнить хоть что-то, способное спасти его… Но она так же видела то, чего не было. То, что выдумало её покалеченное войной сознание, трансформировав воспоминание. Она проснулась, потому что в гостиную Норы Ремус Люпин внес мертвое тело Джорджа…

О! Она прекрасно помнила тот день!

Тем утром её разбудила Джинн, Гермиона уже больше недели жила у Уизли и делила комнату с будущей миссис Поттер. Завтрак прошел в напряженном молчании. Все знали о том, что должно было свершиться вечером, все прекрасно понимали, что это может достаточно плачевно кончиться, а близнецов не было: они хоть как-то разрядили бы обстановку, нарушив тишину неуместными шутками…

Ближе к обеду стали подтягиваться Орденцы: Ремус и Тонкс, Фред и Джордж, Кингсли и Хагрид, Грозный Глаз… Дольше всех ждали Флетчера… Мундугус появился в последнюю минуту, трясся от страха, как забитая дворовая шавка, Гермиону всегда выводили из себя эти его маленькие, вечно бегающие глазки… Если бы тогда она, они все, знали, что этот трус погубит Аластора Моуди!

Старый Аврор, беспрестанно вращая своим волшебным глазом, заставлявшим близнецов тихо подхихикивать, ещё раз поведал собравшимся план действий, и Орденцы отправились на Приват Драйв к дому Дурслей, оставив в Норе бледных Молли и Джинн…

Как же было страшно! Сколько трудов ей стоило держать себя в руках и не показать никому свой постыдный страх… Как она была благодарна близнецам! Наверное, впервые за столько лет знакомства, она находила их шутки полезными, более того — необходимыми.

Строгий, грубый голос Грюма, в сотый раз для них и в первый для Гарри, объяснявший необходимость и последовательность их действий. Упирания Поттера… Смех Фреда и Джорджа…

Она помнила, словно это было вчера, как её тело трансформировалось в тело Золотого Мальчика, как резко ухудшилось её зрение, как она стояла в центре тесной для такого количества людей гостиной родственников Гарри, ощущая, как больно вдруг сдавили бедра узкие джинсы, оказавшиеся явно не по размеру её другу…

А ещё она помнила, как один из мнимых Поттеров, проходя мимо неё ко входной двери, крепко сжал ей руку… И Гермиона, думала было, что это Рон, а потом поняла — Джордж…

И вот ведь что странно, она почти не помнила свой полет с Кингсли… Было холодно, ветрено. И страшно… Но что конкретно происходило, девушка не помнила…

А потом была Нора, и она как сейчас видела Шекболта и мистера Уизли стоящих друг против друга со вскинутыми палочками, растерянного Хагрита, тщательно скрывающего свою тревогу Гарри и бледное лицо миссис Уизли…

Они с Кингсли оказались третьими, потом вернулись Флер и Билл, привезя с собой страшную весть о Моуди… Следующими на заднем дворе Норы появились Рональд и Тонкс, опоздавшие к порталу. А Люпина и Джорджа всё не было…

Полная тишина, они стояли и с надеждой смотрели вверх…

Две расплывчатые фигуры появились совсем не там, откуда их ждали. Первым Ремуса и безвольно обвисшего на нем Джорджа заметила Флёр, вскрикнув и прижав руку ко рту…

Тогда Гермионе показалось, что она разучилась дышать. Потом она не раз говорила себе, что это был просто страх и она испугалась бы так же за любого другого своего друга. Но позже, потеряв Фреда, Тонкс она не испытывала такого парализующего ужаса… Девушка списала это на кошмар войны и то, что в тот день подобная ситуация была впервые. А вот сегодня, после посетившего её кошмара, она вдруг удивилась этой разнице, но мысли напоминали вязкий кисель, чертовски сложно было думать, и ведьма не стала анализировать, решив вернуться к этому позже…

Она помнила, как Билл и Кингсли подхватили Джорджа с ослабевших рук Люпина и внесли в дом, как его уложили на старый маленький диван, с которого комично свешивались длинные ноги раненого. Помнила бледное лицо Фреда, непонимающе уставившегося на брата, расширенные зрачки светлых глаз мистера Уизли… Помнила искалеченную голову Джорджа, его окровавленное лицо… Слышала строгий и не к месту спокойный голос Молли, велевший всем убраться и позволить ей оказать сыну помощь. Помнила, что хотела и не смогла уйти, словно вросла в пол перед испачканным кровью диваном.

— Да, Гермиона, останься с ним. — Попросила миссис Уизли перед тем как уйти за необходимыми зельями и бинтами.

Девушка опустилась тогда на колени, стараясь не дать волю слезам, понимая, что они сейчас будут отнюдь не кстати. И как ни пыталась, она не могла отвести взгляда от кровавого месива на месте левого уха молодого человека… И заметила, что он пришел в себя, лишь почувствовав пристальный взгляд голубых глаз…

— Джордж… — Прошептала она, и что есть силы прикусила губу, чтобы удержать вот-вот готовые пролиться слёзы.

— Герм… — Слабо произнес он. — Всё удалось?

И ведьма смогла лишь кивнуть, не надеясь на голос.

— Вот видишь, как всё замечательно… Я же говорил. — Молодой человек поморщился и усмехнулся немного удивленно. Закрыл глаза. А она испугалась, вцепилась в него и, ей показалось, закричала: «Джордж!» но с губ сорвался лишь шепот, его вполне хватило, чтобы парень с укором посмотрел на неё:

— Брось, Герм… — Он тяжело поднял руку, липкую от его же крови, и скользнул по кудрявой макушке девушки, хотел, видно, потрепать, как обычно, да сил не хватило. — Все будет хорошо, обещаю…

Девушка кивнула, чувствуя, как по щеке стекла слеза…

А потом вернулась Молли, неся с собой кучу всяких скляночек и пузырёчков, и они в четыре руки обработали рану Джорджа. Гермиона помнила тихий, словно извиняющийся голос миссис Уизли, её слова сказанные скорее себе, нежели девушке:

— Я не могу вернуть ему ухо... Только не в случае, когда применена Тёмная Магия. Но все могло быть куда хуже… Он жив.

Джордж пришел в себя часа через три. Уже всё мало-мальски утряслось, уже все более менее успокоились, уже успели поднять бокал за старого Аврора… Вот только дурацкая шутка раненого про «лягуху» не нашла отклика. Даже Фред не оценил, да Джорджу это было и не важно…

* * *

Ухнула сова. Девушка поднесла к губам уже остывший чай, невесело усмехнулась… У Джорджа два уха. Каким-то образом близнецам удалось обойти темное проклятье Снейпа. Фред ухватился за слова Гарри о том, что профессор Зелий смог вылечить Малфоя после того, как Поттер, не думая, пальнул в него незнакомым ему заклятием Sectumsempra, ещё не зная насколько опасно оно. Кажется, Фреду отсутствие уха у брата мешало больше, чем самому Джорджу, отнесшемуся к собственному увечью более спокойно.

Гермиона передернула плечами: ночная прохлада перестала приятно холодить разгоряченную кошмаром кожу, и ведьма начала мерзнуть. Но уходить в палатку пока не хотелось, девушка лишь посильнее закуталась в мантию, продолжая всё так же сидеть на неаккуратно брошенном пледе.

Ощущение, что на неё кто-то смотрит, пришло внезапно, и сперва гриффиндорка испугалась. Она нервно оглянулась в поисках непрошенного наблюдателя, но в окружающей темноте разглядеть что-нибудь было совершенно невозможно… Да и не чувствовала Гермиона тревоги. Этот взгляд странно успокаивал, давал нелепое ощущение защищенности. В конце концов, Гермиона решила, что это чей-нибудь пес решил присмотреть за новым человеком.

Когда небо начало слегка светлеть на востоке, девушка решила отправиться спать, надеясь всё же отдохнуть перед сложным днем. Но прежде чем оказаться в своём временном жилище, Гермиона долго смотрела в ту сторону, где, как ей казалось, и находился неизвестный наблюдатель. Не то, чтобы ей было любопытно: заторможенный мозг, охваченный странной апатией, вряд ли был способен на анализ, а тело настойчиво стремилось в постель. Но не посмотреть она не могла. А потом, ведьма выплеснула в траву остатки остывшего чая и зашла в палатку…

* * *

Он стоял в тени старого клена, откуда был прекрасно виден темный силуэт девушки, сидящей у дерева. Он понимал, что это, по меньшей мере, неприлично, но уйти или отвернуться не мог, до слез напрягая глаза, стараясь в почти полной темноте первой летней ночи как можно лучше разглядеть пышноволосую девушку. Словно хотел навсегда сохранить в памяти хрупкую девичью фигурку.

Молодой человек грустно улыбнулся, когда Гермиона пристально посмотрела туда, где он находился, и парень вдруг поймал себя на мысли, что ему просто жизненно необходимо оказаться там, рядом с ней… Девушка некоторое время не отводила глаз от старого дерева, а потом, слегка покачав головой, забралась в палатку. А он печально ухмыльнулся, понимая, что она просто не могла не почувствовать чужого присутствия, но почему-то не испытывает по этому поводу тревоги, хоть и не знает того, кто за ней подглядывает.

Молодой человек некоторое время ещё стоял под клёном. А потом аппарировал к себе домой, где достал из бара прозрачную бутыль огневиски, решив, что несколько глотков крепкой жидкости не окажутся лишними и помогут ему заснуть…

________________________

* Некоторое отступление от канона, выраженное в искажении нескольких моментов шестой книги.

Погода стояла просто изумительная. Синее прозрачное небо, жаркое солнце, сделавшее первый летний день необычайно теплым. Легкий ветерок, слегка колышущий листву, трели птиц, треск кузнечиков, бабочки, стрекозы… Мухи… Одним словом красота. Но именно эта вот красота стала основной проблемой Гермионы в тот день…

А началось все на редкость удачно, ничто, так сказать, беды не предвещало… Девушка проснулась от щекочущего ноздри аромата свежесваренного кофе, оделась и вышла из комнаты. И обнаружила в своей гостиной Джорджа, увлеченно листавшего мебельный каталог. На столе перед гриффиндорцем стояли две чашечки дымящегося кофе и ваза со свежими круассанами…

— Привет, спящая красавица.

Девушка потянулась, улыбнулась другу и заметила:

— Ты сегодня рано, Джордж.

Молодой человек как-то странно ухмыльнулся, пробормотав что-то похожее на: «Ну-ну…». Как раз в этот момент в поле зрения Гермионы попались часы, показывающие без малого двенадцать пополудни… Видимо лицо девушки весьма красноречиво вытянулось, потому что Джордж поднялся с мягкого стула и, подойдя к ведьме, успокаивающе приобнял её за плечи.

— Всё хорошо, Герм. Я пришел как раз в то же время, что и курьеры. Принял материалы, расписался, где надо было, ну, не будить же тебя из-за такого пустяка… Давай завтракать, а то кофе остынет. — И он подтолкнул девушку к столу.

— Джордж, вот чтобы я без тебя делала? — Благодарно спросила Гермиона. Молодой человек в ответ лишь легко пожал плечами.

Круассаны были — объедение, ну а кофе и вовсе выше всех похвал. Девушка даже заподозрила, что Джордж приобрел напиток и сладости в том чудном кафе, где они болтали около двух недель назад. Пока Гермиона лакомилась вкуснейшим кофе и десертом, парень неторопливо посвящал её в разработанный им план дальнейших работ: он планировал за нынешний день закончить с каркасом под нижние перекрытия и по возможности положить первый слой досок, призванных стать подвальным потолком. А уже наследующий день класть пара-, тепло— и гидроизоляцию и слой досок, долженствующий стать черновым полом этажа первого. Ведьма усиленно кивала головой, к стыду своему, понимая, что из слов друга понимает от силы одно-два…

— А так как ты у нас Лучшая Ученица Хогвартса за Мерлин знает сколько десятков лет, и, как мне жаловался Рон, в совершенстве владеешь заклятием Wingardium Leviosa с первого курса, то, я думаю, что тебе вполне можно поручить наиответственейшее занятие — транспортировку балок и досок под перекрытия к месту сборки. Справишься? — Джордж хитро посмотрел на ведьму.

— А что, больше от меня ничего не потребуется? — Расстроено поинтересовалась девушка.

— Герм, — молодой человек серьезно посмотрел на подругу, — понимаешь, ты мне там больше мешать будешь. Вот когда начнем делать ремонт самих комнат, тогда помощь твоя будет неоценима.

Девушка огорчилась: ей было не совсем удобно, что всю сложную работу взял на себя Джордж, но аргументов, позволивших бы ей не согласится с парнем, у неё не было, и она лишь уныло кивнула в ответ на теплую улыбку друга.

— Позавтракала? Тогда идем.

Молодые люди покинули палатку.

Работа шла своим ходом, ведьме было откровенно нечем заняться и с позволения Джорджа, обеспечив его достаточным количеством балок, она отправилась в продуктовую лавку. Шла нарочито медленно, наслаждаясь первым летним днём, и стараясь убить как можно больше времени. В лавке даже вступила в навязанный ей продавщицей разговор: да, она ТА самая Гермиона Грейнджер; нет, мистер Уизли не приедет; да, то, что пишут в газетах — правда, они с Рональдом уже месяц как в разводе; нет, они разошлись по обоюдному желанию и остались друзьями… Через пятнадцать минут девушка была сама не рада, что ответила на первый вопрос любознательной продавщицы. Как можно вежливей остановив поток всевозможных вопросов, она купила в лавке телячью вырезку, пару бутылок молока, картошки, хлеба и спешно ретировалась.

Путь до дома показался раза в два короче пути в лавку, что даже расстроило Гермиону. Заглянув к Джорджу и выяснив, что помощь её, как и прежде не требуется, гриффиндорка решила заняться приготовлением обеда.

Ведьма не любила готовить, хотя нет, не так, она просто редко получала удовольствие от процесса. В начале их с Рональдом брака и чуть раньше, после Победы, когда так хотелось угодить близкому человеку, Гермиона увлеченно колдовала у плиты, балуя мужа различными кулинарными изысками. Но потом все сошло на нет. Стало меньше времени, супруги реже виделись и, в конце концов, девушка стала ограничиваться полуфабрикатами…

А сегодня она впервые за долгое время наслаждалась процессом изготовления мяса и гарнира к нему, в качестве которого выступало картофельное пюре на молоке.

Однако день для Гермионы выдался на редкость не удачным, готовка заняла обидно малое количество времени и вот теперь девушка сидела на нагретом солнцем подоконнике пустого оконного проёма первого этажа и старалась не смотреть вниз, где кипела работа.

Основная гермионина проблема заключалась в высокой температуре первого летнего дня и в том, что Джордж очень быстро ужарев в своей рабочей футболке решил избавиться от неё, оголив торс. И вот этот торс, буквально сводил девушку с ума!

Гермионе было не пятнадцать лет. И даже не семнадцать. Да и в пятнадцать она не смущалась от созерцания обнаженной мужской груди… Девушка чуть меньше года жила в одной палатке с двумя парнями, не раз помогала им осуществить простые гигиенические процедуры… Она два года была замужем! И их с Рональдом брак отнюдь не был фиктивным! Так какого дракла, она заливается румянцем от одной только мысли об обнаженной спине Джорджа? Уж не говоря о том, что если ей случалось не удержаться и опустить глаза на работающего друга, у неё в голове словно закипал чайник, и стремительно краснели не только щеки, но и шея, и уши…

Ведьма усиленно разглядывала изученную, казалось бы, вдоль и поперек территорию, прилегающую к её дому. Пыталась отвлечься, вспоминая основные законы зельеделия, перебирала в уме ингредиенты и рецептуру самых сложных зелий на её памяти. Не помогало… Взгляд, как примагниченный, всё время опускался вниз туда, где работал Джордж…

Гермиона любила раскладывать всё по полочкам, любила анализировать собственные ощущения, искать их первопричину… В данной же ситуации девушка просто боялась прийти к какому-нибудь заведомо нереальному выводу, поэтому просто старалась не думать.

Но, нет-нет да закрадывались в её голову некоторые мысли. Например, что ярко рыжие веснушки на бледных, чуть розоватых плечах, являющиеся должно быть отличительной чертой братьев Уизли, потому что у Рональда были вот точно такие же, как и у Джорджа. Так вот, эти веснушки, которые оставляли её равнодушной, находясь на спине бывшего мужа, на спине его старшего брата вызывали в девушке странного рода чувство, некую невероятную смесь из смущения, нежности и желания прикоснуться. Это наблюдение заставило девушку шумно выдохнуть и с усиленным рвением начать вспоминать предпосылки первой, второй и всех последующих магических войн.

Или вот например эта потная струйка, стекающая по спине вдоль позвоночника и теряющаяся где-то под поясом потертых магловских джинсов… Ну вот что такого в этом притягательного? И тем более интересного? Рональд был бы срочно отправлен в ванну. А вот эта же чуть мутноватая струйка, но на спине Джорджа, была тщательно изучена, запомнена и спрятана на воображаемую полочку гермиониного сознания…

Девушка с усилием потерла виски…

А иногда ведьма позволяла себе мельком скользнуть взглядом по широким плечам… Под тонкой, кажущейся прозрачной, кожей бугрились мышцы, вовсе не такие как у Рона, у них с братом вообще были довольно разные комплекции. Коренастый бывший муж очень гордился объемом бицепсов (или трицепсов?)… Гермиона никогда не разбиралась в этом… А вот Джордж был сухим и поджарым, жилистым… И от вида напряженных плеч девушка начинала активно ерзать на теплом камне…

Но больше всего девушке нравились руки Джорджа. Вот у Рона кисти рук больше напоминали совковую лопату: широкая ладонь, короткие толстоватые пальцы, они казались Гермионе неуклюжими, грубыми… У старшего брата её бывшего мужа кисти были совсем иные. Более пропорциональные, более гибкие, ей даже казалось более чуткие… У него были длинные тонкие пальцы, и Гермиона с ужасом поймала себя на том, что пытается представить как именно вот эти вот руки касаются её тела…

Ей захотелось пить… Или побиться головой о каменную кладку… Или спрыгнув вниз и подойдя к Джорджу со спины, уткнуться лицом ему куда-нибудь между лопаток…

Девушка неслышно завыла…

Определенно нужно было принести холодной воды. И прихватить с собой шляпу, а то у неё уже по ходу солнечный удар, раз такие мысли в голову лезут…

Гермиона спрыгнула на землю, больно ударившись пятками, ухмыльнулась: несколько мгновений назад она была почти готова спрыгнуть по другую сторону окна… Если бы она это сделала, Джорджу пришлось бы спешно накладывать шину на её сломанную ногу и бежать за костеростом…

Вода обнаружилась в холодильнике в количестве пяти бутылок. Первая была вылита на голову девушки. Вторая и третья прижаты к разгоряченной коже живота. Ведьма медленно приближалась к окну, разрываемая двумя противоположными желаниями: бежать прочь очертя голову и поскорее оказаться на теплом камне, чтобы продолжить наблюдение за своим другом.

— Другом! — Громко произнесла Гермиона. — Он твой друг! Он старший брат твоего бывшего мужа!

Не помогло… В голову настырно лезли воспоминания о сильных руках Джорджа, надежно закрепляющих деревянную балку в пазах каменной кладки стен, о его напряженных плечах, о… Да много о чем!

Девушка замерла напротив окна, давая себе последнюю возможность убежать, но все-таки залезла на подоконник, чуть не уронив бутылки с холодной водой. На одну из них ведьма наложила консервирующие чары, не дающие воде нагреться, а другую открыла, жадно глотая студеную жидкость…

Вот только после похода к палатке, её состояние не улучшилось… Мокрые волосы противно липли к спине, влажная футболка чуть пощипывала кожу. А в голову всё так же лезли совершенно кошмарного содержания мысли… Гермиона подняла лицо к солнцу, смотрела в небо, пока глаза не защипало… Вздохнула, пытаясь в уме пересчитать количество сушеных лапок акромантула, содержащихся в одном грамме… Внизу что-то особенно громко бухнуло.

Девушка моментально опустила взор, и желание разбить предавшую её голову оказалось почти непреодолимым… Джордж, совершенно не обращая на ведьму внимания, пристраивал длинную доску к другой такой же, уже приколоченной к балкам. Беда в том, что молодой человек повернулся к девушке лицом и Гермиона смогла во всех подробностях разглядеть его грудь… Гриффиндорка поспешно отвела взгляд. Резкими движениями, отчего-то трясущихся, рук открыла бутылку с водой, стараясь убедить себя в том, что мгновенно вспотевшие ладони, пересохшее горло и жар, в который её вдруг бросило, прямое следствие перегрева и жажды, а вовсе не желание заняться сексом с братом её бывшего мужа… Девушка подавилась, и надсадно закашлялась. Бред! Бред-бред! Этого просто не может быть! Она в принципе не может думать о подобном…

— Герм, ты в порядке?

От заботливого голоса Джорджа захотелось утопиться в этой же бутылке… Или заплакать от безнадежности…

— Герм?

— Всё… Нормально… — Выравнивая дыхание и утирая выступившие слезы, произнесла девушка. — Я просто подавилась…

— Ага… Я так и понял. Теперь нормально?

— Вполне. — Нетвердым голосом ответила ведьма, стараясь не смотреть на взволнованного друга.

— Может тебе отдохнуть. Ты, мне кажется, перегрелась… — Сочувствующе посоветовал Джордж, и Гермиона сочла за благо согласиться.

— Может ты и прав… А я точно тебе не нужна? — Впервые за день надеясь на отрицательный ответ, спросила гриффиндорка.

— Абсолютно! Иди, приляг, а то ты, и правда, как-то странно выглядишь…

— Спасибо. — Кисло улыбнулась девушка. — Тебе воды оставить?

— Пожалуй. — Кивнул парень, протягивая руку за бутылью.

Гермиона почти кинув в друга емкость с водой, неловко спрыгнула с окна, и отправилась в палатку.

И не увидела, как Джордж запустил свободную руку во взъерошенные волосы и счастливо улыбнулся небу…

Утром девушка проснулась от уже ставшего привычным сна весьма интересного содержания. Вот уже полторы недели Гермиона совершенно не высыпалась, даже зелье «Сна без сновидений» не помогало, лишь отсрочивая пробуждение, а не исключая первопричину.

Ведьме было двадцать два года, и она была твердо уверена в том, что время буйства гормонов уже давно кануло в Лету. Но её преследовали, совершенно кошмарные по своей непристойности, сновидения, лишавшие её душевного спокойствия. Даже в пятнадцать ей не снилось ничего хоть сколько-нибудь похожего на то, что она видела теперь каждую ночь. Даже в семнадцать она не просыпалась от подступающего оргазма, готового вот-вот обрушиться на неё…

И всё это можно было бы вполне списать на вынужденное воздержание, последовавшее за разводом… Но позвольте, даже во время брака они с Рональдом не так уж часто исполняли «супружеский долг», а уж то, что главным героем её эротических фантазий был не кто иной, как старший брат её бывшего мужа вообще не поддавалось никакому объяснению…

Сперва Гермиона подозревала, что Джордж, окончательно оправившись, решил взяться за старые шуточки и подсыпал ей что-то в кофе в тот памятный день, когда девушка проспала приход курьеров. Конечно, ей, как Мастеру Зелий, достаточно трудно что-то незаметно подлить в напиток или добавить в еду, да и с трудом гриффиндорка верила, что её друг способен так поступить с ней, но всё же девушка провела тщательную диагностику собственного организма на постороннее магическое вмешательство. Естественно проверка ничего не выявила, окончательно убедив Гермиону в том, что виной всему её собственное сознание, решившее сыграть с ней достаточно злую шутку…

Систематический недосып вполне ожидаемо вытекал в скверное расположение духа днём, что не укрылось от внимательного Джорджа. В конце концов, молодой человек ощутимо забеспокоился и предположил, что Гермиона просто устает, хотя справедливости ради необходимо было признать, что утомиться девушка могла вряд ли, если учесть, что решительно всю работу по воздвижению перекрытий, стен и крыши её дома взял на себя Джордж, а ведьме оставалось только приготовление обеда и бессмысленные прогулки по поселку. Решив списать свой не самый цветущий вид на легкое недомогание, гриффиндорка предложила Джорджу сделать небольшой перерыв в работе, тем более что он уже закончил с крышей дома и теперь остались только отделочные работы. За полторы недели молодой человек заметно устал, и она рассудила, что им обоим не помешает несколько дней своеобразного отдыха. Откровенно девушка рассчитывала, что за эти дни сможет решить свою проблему со сном, да и друг отдохнет, а то за прошедшие недели у неё успело развиться нешуточное чувство вины перед парнем за то, что она нагло скинула на него самую сложную работу.

И вот сегодня был как раз первый день их так называемого отпуска, который ведьма решила потратить на покупку отделочных материалов. Заканчивая оформлять последний заказ, девушка неожиданно решила наведаться к Поттерам, благо была суббота, и Гарри с Джинн должны были быть дома. Аппарировав на Гриммо, девушка уже потянулась к элегантному медному дверному колокольчику, как дверь распахнулась, явив взору гриффиндорки хозяина дома.

— О! Привет. — Чуть удивленно улыбнулся парень, увидев подругу у себя на пороге. — Какими судьбами?

— Гарри, ты не поверишь! — Весело произнесла Гермиона, глядя в добрые зеленые глаза друга. — Соскучилась, ну, и думала напроситься на чай, решив, что вы не откажите…

— А… Ну… — Поттер явно был озадачен и девушка начала было жалеть о своей импульсивности, но тут молодой человек улыбнулся и, хитро посмотрев на подругу, произнес. — Отлично, ты напросилась на чай, поздравляю! Вот только не у нас… Мы с Джинн собираемся в гости к Хагриду, и, я думаю, он будет очень рад, если ты составишь нам компанию.

Девушка сглотнула. Попалась, что называется… Она старалась как можно реже бывать в окрестностях Школы, как следствие достаточно давно последний раз общалась с полугигантом и, надо сказать, ощутимо соскучилась… Но вот так неожиданно вновь попасть в Хогвартс? С другой стороны, отчего бы нет?

— Я думаю это неплохая идея, — улыбнулась Гермиона. — Но ты вроде куда-то собрался?

Гарри кивнул:

— Да вот, до магазина хотел добежать, Джинн решила испечь торт, дабы лишить Хагрида возможности попотчевать нас результатами своего антикулинарного таланта, — лукаво подмигнув, произнес парень. — Но немого не рассчитала с ингредиентами для крема, поэтому послала меня срочно исправлять положение. Составишь компанию?

— С удовольствием.

Молодые люди достаточно споро и вполне удачно сходили в ближайшую продуктовую лавку, по дороге обмениваясь новостями. Гарри даже рассказал несколько комичных случаев, произошедших в Аврорате. Девушка поведала ему о том, как идут дела с реконструкцией дома, что ей очень помогает Джордж, и этот факт вызвал немалое удивление верного друга. А когда они вернулись к крыльцу Гриммо, Гарри несколько смущаясь, произнес:

— Ты не очень хорошо выглядишь, Герм, у тебя точно всё в порядке?

— О, Гарри, всё хорошо, правда… — Пытаясь как можно убедительней улыбнуться, ответила ведьма. — Просто последнее время я не очень хорошо сплю, но это пройдет.

Молодой человек понимающе кивнул, явно решив, что Гермиону мучают кошмары о войне, и девушка не стала его разубеждать. «Так, наверное, даже лучше», — подумала она.

— Прошу, — Гарри галантно открыл перед гриффиндоркой дверь, пропуская её вперед и, зайдя следом, прокричал. — Дорогая, смотри, кого я нашел по дороге в магазин!

Из кухни показалась миссис Поттер, заинтересованное выражение на лице которой сменилось радостью, едва только она узнала подругу.

— О, Гермиона! Как я рада тебя видеть. Прости, что обнять не могу, руки, как видишь, все в муке. Только мы же собирались… — Перевела Джинн озадаченный взгляд на мужа, но Гарри перебил её.

— Всё в порядке, Джинн, Гермиона пойдет с нами. Здорово, правда?

— Действительно, замечательно. — Улыбнулась Рыжая. — Хагрид будет очень рад. Гарри, угости пока Гермиону чаем, мне осталось совсем немного. Ты всё купил?

Молодой человек утвердительно кивнул, обратив внимание жены на объёмные пакеты с покупками в своих руках.

— Проходи в гостиную, Герм, я сейчас. — Обронил парень, прежде чем скрыться в кухне.

— Не скучай. — Улыбнулась Джиневра и поспешила за мужем, оставив Гермиону в одиночестве.

Миссис Поттер, как и обещала, не заставила себя долго ждать, ведьма и её друг только успели допить чай, как сияющая Джинни показалась на пороге гостиной, гордо демонстрируя мужу и подруге свой кондитерский шедевр.

— Джинн, ты просто волшебница! Я, наверное, никогда не научусь печь не то что торты, а даже обыкновенное печенье!

— Брось, Герм, не говори ерунды, конечно научишься. — Чуть смутилась хозяйка дома и, обращаясь к мужу, попросила, — Гарри, упакуй, пожалуйста, торт, пока я переоденусь.

Буквально спустя десять минут молодые люди дружной компанией стояли на крыльце хижины Хагрида и весело здоровались с полугигантом. А ещё через пятнадцать, когда подоспел чайник и по огромным кружкам хогвартского лесничего был разлит ароматный чай, донельзя счастливый Хагрид, под ехидное хихиканье мистера и миссис Поттер, рассказывал Гермионе о своём переезде во Францию:

— Только это пока секрет, да. — Улыбался в аккуратно причесанную и (о, ужас!), кажется, даже подстриженную бороду полугигант — Осенью мы с Олимпией собираемся пожениться, да. Вы, конечно же, приглашены. Правда мы с Олимпией пока не спешим посвящать прессу, сами знаете этих журналистов, проходу от них не будет, да.

— Подожди, Хагрид, а как же Хогвартс? — Удивленно спросила ведьма.

— Очень жаль, да, очень жаль. Хогвартс столько лет был моим домом, но было бы не очень хорошо требовать от Олимпии бросить свой пост в Шармбатоне, а жить вдали друг от друга, так какая же это тогда семья? Нет, мне просто приходится уезжать, да. К тому же, Олимпия уже присмотрела для меня должность при национальном магическом заповеднике, он как раз близехонько к Шармбатону прилегает, почти как наш темный лес, да… Жаль, так жаль. — Сокрушался Хагрид.

— Но кто же останется вместо тебя? — Гермиона никак не могла принять то, что Хогвартс лишится ещё и своего лесничего, как лишился сначала директора, а потом и самого грозного преподавателя и декана.

Гарри неприлично засмеялся, за что получил весьма болезненный тычок локтем в бок от, изо всех сил старающейся сдержать улыбку, жены.

— Гермиона, так мы с профессором МакГонагал уже все продумали, да. Уход за магическими существами будет вести профессор Граблидерк, да. Надо признать, что как преподаватель она много сильнее меня… А за лесничего я оставляю своего помощника, ага. Он у меня очень способный и зверьё с ним подружилось, единственное кентавры… Но, я думаю, Грег и с ними найдет общий язык, он неплохой человек и животных любит…

— Грег?

— Ага, Грег. Грегори Гойл.

Гермиона подавилась и, прокашлявшись, озадачено уставилась на от души веселящихся Поттеров. Отсмеявшись, Гарри снизошел до пояснений, пока Хагрит заваривал очередную порцию чая.

— Герм, прости, но ты так забавно удивляешься — потрясающее зрелище! — Молодой человек, все ещё посмеиваясь, поправил очки. — Да, подруга, вот что значит уйти в науку. — Джинни усиленно покусывала нижнюю губу. — Ладно, если серьезно, сама знаешь, Министерство очень мягко обошлось с детьми Пожирателей, позволив им получить бесплатное образование и обеспечив приличными рабочими местами. Конечно, слабая замена той прежней роскоши, что была конфискована у большинства чистокровных семей, поддерживавших Волдеморта, но всё могло бы закончиться намного печальнее для них. А вот Гойлу не повезло, мать выслали в Германию к родственникам, запретив возвращаться в Англию, отец получил длительный срок в Азкабане, имущество конфисковано, а учится Гойл не в состоянии в принципе: умом не вышел. Провалил все вступительные экзамены — Министерство специально для него устроило переэкзаменовку — бесполезно. Покинуть страну и уехать к матери он по какой-то причине отказался, тогда профессор МакГонагал предложила ему должность помощника лесничего при школе. Вот так. Как видишь, Грегу его работа пришлась вполне по душе. Его аттестовали, и теперь он сотрудник Хогвартса, получает вполне достойное жалование и имеет любимое дело.

— С ума сойти можно… — Пробормотала Гермиона, неверящим взглядом уставившись на друга.

— Да не, Гермиона, все хорошо. Грег молодчина, профессор МакГонагал уже подписала приказ о его назначении, да. Жаль только Клык к нему привык, тосковать будет, но здесь уж я его не оставлю, нет. — Харгид покачал головой и откусил от внушительного куска торта. — Да, Джинни, — едва прожевав заговорил он, — ещё очень жаль уезжать от твоей стряпни, теперь Вы вряд ли будете так часто навещать меня, да.

— Не расстраивайся, Хагрид. — Миссис Поттер ободряюще потрепала полугиганта по руке, в сравнении с которой её ладонь была просто крошечной. — Мы будем навещать тебя так часто, как сможем, обещаем. — Её муж энергично закивал головой.

— Это так грустно, Харгид, что ты покидаешь Хогвартс. Я думала, ты — это что-то неизменное… — Печально произнесла Гермиона. — Я знаю, что должна быть рада за тебя. И я рада, очень рада, но всё же.

— Да, Гермиона, всё меняется. И Хогвартс теперь не тот, что был, да.

Друзья надолго замолчали, думая каждый о своем, понимая, что они не в силах остановить время и есть вещи, которые невозможно вернуть. Казалось бы, это так очевидно, и они уже столько раз убеждались в этом, но данное знание не уменьшает боль и грусть. А всё что остается, это принять и со светлой печалью вспоминать былое. Каждый раз…

Гермиона сидела на облюбованном ещё с третьего курса месте возле Черного Озера. Сидела и вспоминала Школу: вон там, у старой сосны, Виктор Крам пригласил её на Святочный Бал; а у той беседки она впервые поцеловалась с Рональдом; на той вон опушке они с ребятами не раз играли в снежки. С места, где она сидела, прекрасно было видно и Гремучую Иву, и домик Хагрида, и сам замок…

Как она не любила здесь бывать. Теплые, светлые воспоминания о школьных днях, почти затмевали собой другие — болезненные, страшные — воспоминания о последней битве. Почти… Но не до конца, и поэтому ведьма приходила в Хогвартс исключительно редко.

Отправляясь по магазинам оформлять заказы на отделочные материалы, она никак не думала, что окажется здесь, а вот сейчас сидела под сенью старого дерева, смотрела на водную гладь, предавалась воспоминаниям, и впервые со времен Победы не боялась, что в её памяти оживут события трехгодичной давности.

Полчаса назад она распрощалась с друзьями у хижины Хагрида. Лесничий отправился совершать свой последний обход и прощаться с темным лесом, Поттеры решили прогуляться по Хогсмиту, ну, а Гермионе вдруг захотелось посидеть на берегу Черного Озера: вид водной глади всегда помогал ей сосредоточится и разобраться в возникавших проблемах. Может, и теперь поможет, подумалось ведьме.

Сны… Эти чертовы сны. Нет, Гермионе и раньше снилось нечто по-добное, но не так часто и ни разу героем её фантазий не становился конкретный человек; тот же Рональд никогда не снился девушке. Бывший муж вообще не являлся для неё идеалом красоты и не привлекал её как мужчина. Согласитесь, забавно? Но ведьма всегда искренне считала, что если есть любовь, то секс не так уж важен, ведь человека любят не за то, каков он в постели, а за другое. За добрые теплые руки, за большое сердце, за ласковый взгляд и сродство душ… Хотя теперь, оглядываясь назад она понимала, что их брак не имел шансов именно по этой, неважной, по её мнению, причине…

Да, ей никогда не снился Рон… В её фантазиях любовник не имел облика, он был неким идеализированным собирательным образом, а не конкретным мужчиной и только сейчас обрел лицо. Лицо человека, которого Гермиона знала уже больше десяти лет, лицо человека, которого всегда считала одним из ближайших друзей, лицо старшего брата её бывшего мужа… Но почему? Почему? Ведь Джордж всегда относился к ней как к младшей сестренке, между ними никогда не было даже намека на что-то большее…

Гермиона тяжело вздохнула и перевела взгляд со спокойной глади Черного Озера на Школу. В медленно опускающихся сумерках Хогвартс приобретал несколько зловещий вид… Как в тот день, бесконечно давно, когда группа испуганных первокурсников переправлялась на лодках по воде к мрачной махине старого замка.

Да, пожалуй, с этого дня надо начинать анализировать её отношение к Джорджу, ведь именно в этот день она познакомилась с неугомонными близнецами Уизли.

Гермиона хорошо помнила, как будучи одиннадцатилетней девочкой шагала в нестройных рядах первокурсников по шумному Большому залу. И даже сейчас она не могла бы сказать, чего в её сердце было больше: восхищения или страха. Помнила, как, чтобы хоть как-то унять бешено стучащее в предвкушении чего-то ещё более чудесного сердце, тараторила почти не слушающим её сверстникам о магическом потолке, про который она читала, но даже представить не могла, насколько он прекрасен… Помнила, как осторожно села на трехногий резной табурет и строгая профессор МакГонагал опустила на её голову ветхую, пахнущую пылью и старостью, шляпу. Как шляпа громко прокричала: «Гриффиндор», — и зал утонул в радостном крике. Как медленно и с достоинством она шла от этого табурета в направлении гриффиндорского стола, едва сдерживая себя от того, чтобы не припустить вприпрыжку… Но лучше всего она запомнила двух совершенно одинаковых мальчиков, приветливо улыбающихся ей и зовущих к себе. Гермиона помнила тёплую ладонь одного из них, помогавшего ей сесть на широкую лавку, как раз между собой и своим братом, как две капли похожим на него. И как тот, другой мальчик, задорно улыбнувшись, произнёс:

— Поздравляем с зачислением в Гриффиндор, юная леди, позвольте представиться: Фред Уизли. — И чуть поклонился.

— Джордж Уизли. — Отражением в зеркале повторил движение близнеца второй.

Но тогда она была слишком увлечена происходящим вокруг, чтобы пытаться запомнить кто из них кто. Да и как это можно было сделать, ведь мальчики были совершенно одинаковы с виду. Большой зал вдруг утонул в оглушительных овациях, и за ликующий стол гриффиндорцев, под торжествующие крики старшекурсников: «С нами Гарри Поттер!», сел невысокий, чуть смущенный мальчик в нелепых круглых очках, и ей стало совсем не до близнецов.

А потом начались первые учебные будни, и она со всей своей страстью кинулась в учебу, совершенно не понимая, за что её так невзлюбили сокурсники. Это позже стало ясно, что её, слишком рассудительную для своего возраста, слишком усердно изучающую новые науки, слишком дисциплинированную просто не понимали, находили скучной и чересчур правильной. Она от чистого сердца восхищалась волшебным миром, стремилась как можно быстрее и полнее познать его. А была вознаграждена обидными прозвищами и тычками сокурсников и злыми словами язвительного Мастера Зелий. И только профессора МакГонагал и Флитфиг хвалили усердную ученицу.

Ничего удивительного, что юная волшебница не раз покидала гостиную Гриффиндора с гордо поднятой головой, чтобы укрывшись в маленькой нише, недалеко от портрета Полной Дамы, горько и тихо расплакаться.

Там, в это нише, её и нашли как-то близнецы: в тот день ей что-то сказала Лаванда, и жестокие слова красивой светловолосой девочки с капризным лицом сильно задели маленькую Гермиону.

— А тебе не говорили, что гриффиндорцы не плачут? — Послышался над ухом чей-то голос и, отняв заплаканное лицо от мокрых ладошек, она увидела приветливые голубые глаза одного из мальчиков с удивительным участием взирающего на неё.

— Не хнычь, малышка, слезами горю не поможешь. — Весело сказал второй. — На лучше, возьми шоколадку.

— Не надо, Фред. — Спокойно остановил брата Джордж. — Не думаю, что ей станет легче от наших Веселящих батончиков. — И обращаясь к Гермионе, добавил. — Успокаивайся и беги в спальню, скоро отбой, нарвешься на Перси — мало не покажется. А на ребят не обращай внимания: те, кто умнее, скоро поймут свою ошибку, а остальные просто не заслуживают твоих слез.

Мальчик поднял руку и ласково погладил юную волшебницу по голове:

— Все будет хорошо, вот увидишь. — Джордж подмигнул ей, и они с близнецом ушли.

А Гермиона некоторое время сидела и вспоминала, как вдруг тепло стало от участия третьекурсника, как стало легче на душе.

После этого случая она ни разу не ошиблась, всегда правильно определяя, кто именно из близнецов Уизли стоял рядом с ней. Позже, на пятом курсе, Фред настолько часто пытался ввести её в заблуждение, что это стало ощутимо раздражать

Но это было много позже, а тогда, в конце октября первого курса, она неожиданно поняла, что Джордж был прав, потому что буквально после его слов, спустя каких-то несколько дней, она обрела двух странных, непоседливых, нерадивых, но самых лучших друзей. Вот и повелось потом, что его словам она верила безоговорочно и не поддавала сомнению его обещания.

А на протяжении всего обучения в Школе она не раз ругалась с близнецами, пытаясь призвать их к порядку и хоть какому-то подобию дисциплины. Братья Уизли могли отбрехиваться и отшучиваться бесконечно долго, но стоило ей только начать действительно злиться, Джордж говорил: «Полно, Герм, все будет хорошо», и из неё словно выпускали пар. Девушка моментально успокаивалась и уходила, проклиная себя за наивность и глупое доверие к этому невозможному мальчишке.

И сейчас сидя на берегу Озера, вспоминая свою учебу, она неожиданно заметила то, чему не придавала значения в Школе, потому что всегда находились более важные дела и заботы. Но теперь, когда ей уже ничего не мешало, стало очевидно, что каким-то непостижимым образом в те моменты, когда становилось совсем тяжело, рядом непременно оказывался Джордж Уизли. Ему было достаточно просто улыбнуться, просто проходя рядом легко погладить девушку по голове; ему даже не нужно было ничего говорить, чтобы проблемы перестали быть такими уж серьёзными, а горести и обиды — значимыми. Почему?

Ответ пришел неожиданно, вместе с ярким и воспоминанием о том, как она сидела на лавке в Большом зале перед горящей урной, на которую сам Дамблдор наложил заклинание, ограничивающее возраст участников. Как в зал влетели донельзя довольные Фред и Джордж, и как она с ними спорила, убеждая в том, что ничего-то у них не получится, ибо даже они не смогут обойти заклинание мага такой силы. И, вспомнив внимательный лукавый взгляд ярко-голубых глаз Джорджа, смотрящего на неё снизу вверх из-под упавшей на лоб челки, она всё поняла. И как-то на удивление легко смирилась к тем фактом, что давно, ещё со школы, безнадежно влюблена в одного из близнецов Уизли.

И сразу всё встало на свои места. И то, что она всегда с такой легкостью вычисляла Фреда в его попытках выдать себя за брата. И свой ужас тогда, в Норе, когда увидела Джорджа, безвольно обвисшего на Люпине… И слова, сказанные ей Рональдом в тот памятный вечер, предшествующий их разводу, в свете сложившихся умозаключений прозвучали иначе: «У тебя загораются глаза в те редкие моменты, когда ты с ним заговариваешь!». Неужели бывший муж смог понять то, что она любит его брата настолько раньше? Как это на Гермиону похоже: не заметить столь очевидной вещи, пропустить настоящую любовь, и перепутать с нею дружбу.

Но даже если так, это ничего не меняет. С чего она взяла, что Джордж относится к ней иначе как к младшей сестрёнке. Он ни разу за долгие годы знакомства не позволил девушке засомневаться в своих теплых, но исключительно дружеских чувствах к ней…

Гермиона грустно вздохнула, зябко обхватив себя за плечи. Почему-то вдруг захотелось к Рону. Именно к старому доброму Рону, не к бывшему мужу, а человеку, который был и останется самым лучшим, верным и близким другом.

Чуть поразмышляв о том, будет ли уместно её появление на пороге Норы в столь поздний час, она все-таки решила навестить родителей Рона и его самого, ведь семья Уизли никогда не ложилась спать особенно рано, а Гермиона никогда не была чужой в этом доме.

Быстро преодолев расстояние от Озера до антиаппарационного барьера, девушка переместилась в Нору и, некоторое время спустя, пила самый вкусный на свете чай на кухне родового гнезда Уизли в обществе как всегда веселой и неунывающей Молли.

И только когда роновы родители отправились спать, они с бывшим мужем остались одни. Долго сидели в потертых креслах гостиной и, как в далёкие школьные годы, рассуждали о совершенно бессмысленных вещах. Например, о возможности существования нарглов и мозгошмыгов и псевдонаучных обоснованиях их реальности.

Странно: за время их брака им действительно не о чем было говорить, словно они забыли эту потрясающую атмосферу уюта и беззаботности, когда в руках горячая кружка с чаем, глаз радует причудливый танец огня в камине, а душу греет теплый понимающий взгляд доброго друга, с которым не сравнится даже Гарри…

— Я скучала по тебе, Рон, все два года нашего брака скучала…

И тихий ответ:

— Я тоже, Герм…

* * *

Гермиона не помнила, как заснула. Не помнила, как Рональд осторожно перенёс её на диван гостиной и заботливо укрыл теплым мягким пледом. Зато отлично помнила пробуждение и то, что последовало за ним, спустя всего каких-то несколько часов. Она проснулась от того, что сердце словно сдавило чем-то безумно холодным и жестким, сдавило до боли, до искр из глаз. Чуть отдышавшись, бездумно пялясь в пустоту перед собой, Гермиона пыталась унять неясную, но настойчивую тревогу, сменившую собой отступившую боль.

Но как она ни старалась, как ни ворочалась, как ни пыталась убедить саму себя, что все ерунда и это просто отголосок прошлых кошмаров, ей не удалось заснуть. И спустившегося в гостиную Рона, за время их брака привыкшего достаточно рано вставать, ведьма встретила, сидя в кресле и глядя на почти погасшие за ночь угли.

Дружеское приветствие Рональда утонуло в шуме активировавшегося камина, в зеленом пламени появилась сильно нервничающая девушка, находящаяся буквально на грани истерики, и сквозь её рыдания бывшие супруги с трудом разобрали:

— Ночью… Взрыв в лаборатории… Взрывной волной выбило дверь… Я не знаю, сколько он пролежал там, но он, кажется, не дышит…

Иллюстрацию к главе можно посмотреть здесь:

http://hog-life.ucoz.ru/forum/31-54-6511-16-1301084489

Гермиона стояла посреди развороченной лаборатории и не знала, с чего начать. Она вообще пребывала в довольно странном состоянии, очень близком к прострации, словно за предшествующий час девушка потратила все силы. В голове была звенящая пустота, взгляд скользил от останков рабочего стола к раскуроченному шкафу с ингредиентами, которые в художественном беспорядке, стремящемся к хаосу, были рассыпаны по полу помещения. Она долго смотрела на подсохшие разводы крови у дальней от двери стены, как раз в том месте, где была голова Джорджа…

Час назад, едва дослушав невнятный лепет Анны, продавца «Волшебных Вредилок», Рональд схватил Гермиону за руку и аппарировал в их с братом магазин. Ворвался в прежде образцово опрятный кабинет, где теперь царил совершенейший бардак. Исписанные и чистые пергаменты устилали пол, всюду валялись перья, возле стола на боку лежала опрокинутая чернильница, вокруг которой блестело темное пятно…

Дверь в лабораторию нелепо висела на одной петле, вторая была вырвана «с мясом» из каменной кладки. Там, на холодном полу лаборатории, у стены, против двери, на спине лежал его брат, вокруг головы которого растекалась лужица почти черной крови… И лицо Джорджа оцарапанное осколками стеклянных колб и реторт, испачканное пылью и копотью было мертвенно бледным. Одежда, прожженная в нескольких местах, не скрывала изъеденную зельем кожу…

Наверное, Гермиона все-таки упала бы в обморок, если бы не боль в словно тисками сжатом запястье, так сильно Рональд сжимал свою руку на нем. Но, как часто с нею бывало в экстренных ситуациях, вдруг словно что-то щелкнуло в голове, и на смену откровенному ужасу пришла холодная ясность. И девушка осторожно, но настойчиво освободила из стального захвата бывшего мужа свою руку, твердо прошла по листам пергамента, осколкам реторт, рассыпанным ингредиентам, аккуратно перешагивая через уже почти подсохшие пятна расплескавшегося зелья, опустилась рядом с Джорджем на колени, скорее рефлекторно, нежели осознано стала водить палочкой над телом друга. И смогла, наконец, вдохнуть, лишь поняв — жив.

— Рон, срочно в Мунго! — Наверное, будь в её голосе чуть меньше командных ноток, бывший муж даже не шелохнулся бы, продолжая стоять в кабинете и непонимающе пялиться на своего брата.

Но стали в произнесенных словах было достаточно для того, чтобы Рон не посмел ослушаться. Так тоже часто бывало раньше: Рыжик застынет каменным изваянием и, кажется, его уже ничто не сможет сдвинуть с места, и можно сколько угодно кричать, теребить его — он не услышит. Только такой, не терпящий возражений, повелительный тон мог заставить молодого человека действовать.

В те бесконечно долгие десять минут, что отсутствовал Рональд, ведьма пыталась оказать другу хотя бы какую-то помощь, в силу своих знаний и возможностей. И движения её были на удивление спокойны и уверены, а в голове казалось полностью отсутствовали все мысли, словно она превратилась в бездушную машину… Да так, впрочем, и было.

Однажды, она не помнила точно кто, кажется, тот же Рон, ей сказал: «Знаешь, иногда я тебя боюсь, настолько ты спокойна становишься в ситуациях, когда пасуют даже мужчины, когда от безысходности и страха становится чертовски сложно совершать какие бы то ни было действия, даже самые необходимые… Как тебе это удается?» Она не знала, просто в такие моменты, словно кто-то запирал на замок все чувства, оставляя только чистый рассудок, не затуманенный эмоциями, способный быстро и продуктивно работать и управлять другими людьми, менее стойкими, возможно даже, менее сильными…

С тихим хлопком за её спиной появился бывший муж и пожилая медиковедьма, суетливо подошедшая к распростертому на полу Джорджу, осуждающе-участливо покачивая седой головой и что-то приговаривая.

Женщина тяжело опустилась против Гермионы возле пострадавшего, уверенными движениями замахала палочкой светлого дерева, тихо и быстро диктовала что-то самопишущему перу, с каждым взмахом палочки, с каждым произнесенным словом всё больше мрачнея. А потом, попросив Рыжика помочь ей подняться, серьезно заговорила:

— Достаточно сильная, но не очень серьёзная травма головы, несколько сильных ожогов, с которыми, впрочем, проблем возникнуть не должно. Незначительные, хоть и многочисленные, ушибы и ссадины… Это всё очень неприятно, но не так сложно в лечении. Гораздо серьёзнее то, что молодой человек не приходит в себя даже после применения заклинания Enervate. Как я уже говорила, травма головы серьёзна, но причиной такого явления, увы, послужила вовсе не она. Я почти уверена в том, что при взрыве выделилось некое количество вредоносных паров, которыми и надышался Ваш брат, мистер Уизли. К сожалению, с момента несчастного случая прошло достаточно времени, а лаборатория оснащена очень хорошей системой вентилирования, от выделившихся газов не осталось и следа, что делает бесполезным взятие пробы воздуха на анализ… Я напишу Вам рецепт на заживляющие мази и на всё остальное но Вам придется найти хорошего Мастера Зелий, который сможет восстановить исходное зелье, понять, что именно произошло, и разработать антидот. У нас при больнице есть такой специалист, но он всего один и почти всегда слишком занят… — Женщина грустно вздохнула. — Боюсь, что больше я не могу ничем Вам помочь, разве что посоветовать нескольких хороших зельеваров.

— Нет, спасибо, миссис Короненн, мы сами. — Треснувшим голосом произнес Рональд.

— И не затягивайте, каждая потерянная минута уменьшает возможность удачного проведения дознания. И ещё, мистер Уизли, Вашего брата лучше не подвергать чрезмерному влиянию магии и магических препаратов: это может оказать негативное воздействие, я бы не советовала его госпитализировать. Врач и на дом способен прийти, а сиделка сейчас вообще не проблема… Я пришлю медсестру, она сделает перевязку. Желательно, чтобы к этому моменту Ваш брат был уже в постели и раздет: у нас сегодня необычайно много работы и каждый человек на счету…

— Да-да… Спасибо. — Отрешенно покивал головой молодой человек, судя по всему почти не слушая седовласую медиковедьму.

Женщина протянула ему исписанный убористым аккуратным почерком пергамент, попрощалась, и покинула кабинет.

Гермиона всё это время провела на полу возле Джорджа, неосознанно поглаживая и пожимая холодные пальцы его левой, ближайшей к ней, руки. Она внимательно слушала медиковедьму и уже знала, что никакого Мастера Зелий они искать не будут. Зачем? Она сама всем займется… Ни к чему терять время на совершенно ненужные поиски того, что уже и так есть.

— Рональд, отнеси Джорджа в его спальню. Сможешь сам раздеть?

Молодой человек судорожно кивнул в ответ, напряженно подошел к брату и, осторожно подняв его на руки, понёс к выходу. Там, в дверях кабинета, маячила заплаканная продавщица, которая помогла парню, открывая и придерживая двери на пути к комнате Джорджа, расположенной в жилой части здания на втором этаже. А гриффиндорка осталась стоять в центре разрушенной лаборатории.

Ведьма не знала, сколько времени прошло прежде, чем она стряхнула с себя оцепенение, медленно оглянулась, отстраненно поражаясь собственному спокойствию. По идее, она сейчас должна была биться в истерике и ни на шаг не отходить от Джорджа, ведь она только вчера поняла, что…

Но это ему не поможет. Он не придет в себя от её слез, а если она позволит себе такую непозволительную роскошь, как эмоции, то у неё вряд ли получится сосредоточится настолько, чтобы максимально быстро провести анализ и приготовить антидот.

Девушка обернулась, за её спиной на стене висел каким-то чудом уцелевший во время взрыва шкаф с лабораторной посудой. Ведьма подошла к нему, чувствуя, как под подошвами противно хрустят мелкие стеклянные осколки разбитых реторт и колб. Достала с верхней полки два бюкса*, в один из которых соскребла уже сильно подсохшие остатки зелья со стен лаборатории, а во второй — остатки зелья с пола. Там же, не поднимаясь с колен, она внимательно осмотрела оплавленные осколки котла и только после этого встала и убрала бюксы в глубокий карман мантии...

Из мебели в лаборатории почти не пострадал лишь навесной шкаф, сохранивший на своих полках хрупкое лабораторное стекло, остальная же мебель восстановлению не подлежала, как и посуда, находившаяся во время взрыва вне шкафа. Ингредиенты необходимо было уничтожить: они безнадежно перемешались, лишь по чистой случайности, по какому-то невероятному везению не прореагировав друг с другом. А ведь если бы порошок рога единорога соприкоснулся с вылившимися на пол слезами русалок, прогремевший взрыв показался бы хлопком безобидной детской шутихи…

Девушка убрала искалеченную мебель, битое стекло, разводы зелья, пятна крови, а так же рассыпанные ингредиенты одним движением палочки. Осмотрела достаточно просторное помещение, без огромного стола и шкафа с лабораторными запасами казавшееся ещё больше. Теперь ей нужна была её лаборатория, точнее оборудование, хранившееся у Поттеров. Уезжая из их с Рональдом дома, она не могла оставить ставшую почти родной мебель и забрала всё с собой, намереваясь с небольшими дополнениями укомплектовать её свою лабораторию в новом доме. Конечно, она не предполагала, что это оборудование потребуется ей раньше, да ещё и при таких обстоятельствах.

Покинув кабинет Джорджа, Гермиона нашла Анну, от которой узнала о том, что прибыла медсестра из Мунго, что её другу оказана вся необходимая помощь и что Рональд находится сейчас с братом. Предупредила её о том, что ненадолго отлучиться, чтобы, если Рон её хватится, не думал, что она ушла совсем. И аппарировала к Поттерам.

* * *

— Мисс Гермиона? — Удивленно проскрипел открывший дверь Кричер. Значит, друзей не было дома, раз её встретил эльф, а не Гарри или Джинн — это одновременно и облегчало и усложняло её задачу.

— Кричер, мне нужно забрать кое-какие вещи из того, что я оставляла у ребят, ты разрешишь мне?

Эльф закивал головой, приговаривая:

— Да. Мисс Гермиона может забрать всё, что ей требуется. Хозяин предупреждал Кричера, что мисс Гермиона может приходить, когда хочет, и чувствовать себя как дома.

Девушка облегченно выдохнула. Теперь не нужно было объяснять Поттерам, зачем ей так срочно понадобилось лабораторное оборудование. Ведьма подумала, что Рональд сам сообщит сестре о том, что произошло с Джорджем, если сочтет нужным, а сочтет он вряд ли: поостережется лишний раз беспокоить сестру и мать.

Гермиона быстро собрала всё, что ей требовалось, и по прошествии четверти часа вновь была в кабинете Джорджа. Там она некоторое время занималась установкой мебели, расставляла оборудование, ингредиенты. А когда лаборатория стала вполне рабочей, решила зайти к Рональду и Джорджу, просто для того чтобы убедиться, что все в порядке.

По резной лестнице девушка поднялась на второй этаж, обращая неестественно живое внимание на интерьер открывшихся ей комнат. Лестничная площадка плавно переходила в большую светлую гостиную с мягкой мебелью и большими окнами, задрапированными дорогими шторами. Из гостиной было два выхода. Первый — арка — вел в просторную кухню. Второй, закрывавшийся двустворчатыми дверьми, — в небольшой коридор, оканчивающийся светлым окном. Из коридора также выходило две двери, на темном дереве которых были выгравированы инициалы хозяев.

Некоторое время Гермиона стояла, не решаясь открыть ту дверь, что вела в спальню Джорджа. Девушка откровенно боялась, не хотела видеть друга в таком состоянии, она была вовсе не уверена, что сможет удержать эмоции за воображаемой плотиной в своем сознании. Выдохнув, ведьма вошла в спальню, стараясь смотреть куда угодно, но не в ту часть комнаты, где была расположена большая кровать.

Уютная теплая комната, мягкий ковер на полу. Два внушительных плюшевых кресла возле аккуратного изразцового камина, который явно играл чисто декоративную роль, поскольку был совсем небольшим для того, чтобы через него мог пройти человек. Думалось девушке, что камин разводили больше для создания уютной атмосферы. И почему-то сразу показалось, что очагом уже давно не пользовались, как и не сидели в мягких креслах, явно предпочитая им плетёное кресло-качалку у окна. Взгляд зацепился за книжные стеллажи, закрывающие собой одну из стен комнаты. В голове гриффиндорки сразу же возникла картинка, как Джордж достает с полки какую-нибудь книгу, медленно, чуть сутулясь, идет к качалке, опустившись в неё, открывает том и, не прочитав ни строчки, упирается взглядом в окно…

Сейчас в плетеном кресле сидел Рон, совершенно не обращающий на Гермиону внимания, и задумчиво покусывал костяшки пальцев. В паре метров от него стояла огромная кровать, на которой лежал перебинтованный Джордж. Бледное лицо его было чистым, с него убрали всю пыль и копоть, остались лишь легкие ссадины. Из-под белых бинтов на голове друга нелепо топорщились короткие спутанные рыжие пряди… Ей вдруг захотелось остаться с ним наедине, совсем ненадолго, просто для того, чтобы сказать ему, как он ей дорог или лишь легко дотронуться до руки…

— Рон. — Молодой человек встрепенулся. — Ты ел?

Гермиона произнесла первое пришедшее в голову.

— Нет… Я не хочу, Герм.

— Сходи, поешь, я посижу пока с Джорджем, а потом запрусь в лаборатории, хорошо бы ещё прибрать в кабинете...

— Ах, да. Я скажу Анне, она все сделает…

— Иди, Рон.

Молодой человек поднялся, немного затравленным взглядом посмотрел на неё. И девушка вдруг поняла, что он сейчас сделает всё, что бы она ему ни сказала, просто потому, что решил полностью положиться на неё, как это было в те несколько первых дней после победы… Это потом Рональд принял на себя все заботы о семье, а в первое время он был вот точно таким же — апатичным, неинициативным, сломанным, в какой-то мере…

— Иди, Рон. — Повторила Гермиона.

Молодой человек медленно, словно через силу, прошел мимо неё и покинул спальню, оставив бывшую жену одну с братом.

__________________________________

* Бюксы (от нем. Büchse — банка), стеклянные тонкостенные стаканчики с притёртой стеклянной крышкой. Применяют в аналитической практике для взвешивания проб главным образом твёрдых сыпучих материалов, а также для высушивания.

Гермиона осталась с Джорджем одна. Долго смотрела на неподвижно лежащего друга и думала… Что если позволить себе, на чуть-чуть, на несколько мгновений, слабость? Сейчас, здесь опуститься перед его кроватью на колени и, глотая слезы, произнести вслух то, о чем девушка даже подумать лишний раз боялась? Ведь он её не услышит, а значит, не узнает. Ей нечего бояться. Джордж не отвернется смущенно, не посмотрит с жалостью, не станет мучительно долго подбирать слова — ведь всё равно не услышит!

Но, наверное, в том-то вся и штука, что ведьма хотела быть услышанной. Где-то в глубине души она отчаянно надеялась, что он тоже относится к ней не просто как к другу. И Гермиона гнала от себя необоснованные надежды: ей казалось, будь это действительно так, испытывай Джордж к ней что-то большее, нежели теплые братские чувства, он бы не стал молчать… Он сказал бы прямо в глаза — не боясь отказа, не ожидая ответа. Просто сказал бы…

Нет-нет… Она не станет в пустую сотрясать воздух. Она не станет ничего ждать. Ведь уже то, что он будет продолжать жить, для неё будет счастьем.

Так странно. Вчера на берегу Черного Озера ей было горько и больно осознавать, что её любовь, которую она так долго отказывалась замечать, безответна. А сегодня ей уже всё равно. И совершенно не важно, увидит ли ведьма когда-нибудь в ясных голубых глазах друга отражение своей любви… Главное, чтобы он просто жил. Чтобы он просто был где-то рядом. Чтобы иногда иметь возможность поговорить с ним, увидеть его улыбку с налетом печали, просто ощутить его. Услышать, что все будет хорошо и поверить в это…

— Ну, скажи мне. — Прошептала Гермиона, зная, что ответа не будет.

А ей чертовски необходимо было услышать сейчас эту фразу для того, чтобы, не сомневаясь, начать работу, для того, чтобы не стоять сейчас здесь и не закусывать губы. Чтобы не чувствовать это страшное отчаяние и ужас от возможности больше никогда не увидеть немного лукавый взгляд таких родных глаз.

Ну почему, почему это должно было случиться именно сейчас? В тот момент, когда до Гермионы наконец дошло, что на всём свете нет другого такого же близкого человека, нет другого настолько необходимого?

Девушка всё же подошла к постели, опустилась на самый её край, бережно взяла в свои ладони прохладную руку…

— Если ты мне скажешь, я поверю… Ты же знаешь.

— Все будет хорошо, Герм, обещаю.

Она вздрогнула, подняла полный надежды взгляд на бледное лицо Джорджа, но он все также лежал без сознания под мягким светлым пледом, и его губы были все также плотно сомкнуты. Да и голос прозвучал совсем с другой стороны.

Гермиона оглянулась. Над камином висел портрет — странно, что она не заметила его раньше. С темного холста на неё внимательно смотрел Фред.

— Ты ведь это хотела услышать, да?

Ведьма судорожно кивнула, чувствуя, как глубоко в груди зарождается отчаянный крик, как становится почти непереносимо больно. Она никогда не думала, что это настолько страшно: видеть давно погибшего друга, говорить с ним и не чувствовать его присутствия. Ей всегда казалось это разновидностью мазохизма — вешать в домах волшебные портреты любимых, ушедших навсегда. Ведьма не могла даже представить себе, что испытывают люди, глядя на тень дорогого человека и не имея возможности прикоснуться. Они могут лишь говорить с ним. Но ведь это обман… Страшный самообман — говорящий холст никогда не заменит живого человека, ведь портрет это всего лишь отпечаток души, гипсовый слепок мертвого лица, сохранивший каждую пору на коже, каждый маленький шрам, но не обладающий теплом…

Девушку вдруг прошиб холодный пот, она неожиданно ясно представила себе, что если у неё не выйдет, если не получится найти антидод, то всё, что ей останется — это говорящий портрет… Глазам стало больно и горячо, по щеке стекла слеза, упав на плед и моментально впитавшись в него, оставив после себя маленькое темное пятнышко.

— Фред…

Гермиона отказывалась верить в то, что этот стон сорвался с её губ. Человек с лицом Джорджа, человек, который являлся когда-то частью его, без которого никто не представлял Джорджа, как не представлял одного Фреда. Они всегда были вместе, всегда рядом, они были единым целым, и Фред, погибнув, унёс с собою часть Джорджа, оставив ему крупицу себя…

— Ты мне не поверишь, Герм. Я, увы, не Джордж, а из нас двоих ты верила только ему.

Видеть грустным и печальным Джорджа ведьма уже привыкла. У неё было целых три года на то, чтобы принять это. Но Фред, которого даже хоронили с шальной улыбкой на устах, взирающий на неё с этого чертового портрета с такой серьезностью, что ум заходил за разум — это было чем-то откровенно ужасным.

— Если я не смогу, Фред? — Шепотом произнесла девушка.

— Тогда он уйдет. Всё останется, как и прежде, просто не станет его, как не стало однажды меня. Мир не рухнет, Герм. — Задумчиво произнес портрет.

— Ты жесток…

— О, нет, Герм, я просто реалист… Смотри: меня нет, а мир стоит, Земля по прежнему вертится, небо не обрушилось… Боль утихла, люди продолжают идти вперед, оставив нас позади — это нормально. Такова жизнь.

— Но он же не может уйти! — Сорвалось с губ.

— Почему? Думаешь, там его никто не ждет? — И Фред улыбнулся, игриво, совсем так, как когда-то, и эта улыбка так не соответствовала его словам, так резко контрастировала с их жестокостью и циничностью. — Что держит его здесь, Герм? У него нет любимой, которая ждала бы его… У него нет частицы самого себя, эту пустоту смогла бы заменить девушка, но её нет, Герм, нет. — Нарисованный Фред беззаботно пожал плечами.

Гермиона открыла было рот, ей вдруг захотелось крикнуть в это цинично ухмыляющееся лицо, что у Джорджа есть такой человек, что она его любит, что она его ждет, что без него она просто не сможет дышать. Что её сердце разрывается сейчас от его вида, такого беззащитного. Что одна только мысль о том, что его не станет заставляет её почти выть от отчаяния и боли… Но все эти пафосные фразы были совершенно ни к чему. Они не нужны магическому портрету Фреда, они не помогут вылечить Джорджа. Это просто слова, ничего не значащие звуки; ведьма сама верила лишь делам — этому её научила жизнь. Только дело заслуживает доверия, сказать можно всё, что угодно. Всё, что угодно можно пообещать…

Девушка внезапно успокоилась, поднялась с постели; холодным неэмоциональным голосом она поинтересовалась у портрета:

— Я только одного не могу понять, Фред, чем ты так доволен?

— А с чего ты взяла, что я доволен? — Вопросом ответил молодой человек. — Я всего лишь портрет, забыла? Мне чужды простые человеческие чувства… Я не разумен, не жив. Я просто результат чьего-то гения. Слабая замена живого человека, призванная создать иллюзию присутствия. Ты же никогда не относилась к портретам серьёзно, ну а мои слова вообще в расчет не принимала, что вдруг изменилось? Или я тебя чем-то задел? Ну, так прости глупый холст, что с меня возьмешь.

— Фред, тебя не изменила даже могила! — Раздраженно ответила Гермиона.

— А что, должна была? — Деланно наивно поинтересовался парень.

— При жизни ты не был такой сволочью. — Выдохнула девушка.

— А ты знала меня при жизни? — Изумился парень. — Что-то я не помню, чтобы мы с тобой вели душещипательные беседы. Если мне не изменяет память, любой наш разговор ограничивался скучными нотациями о несерьёзности моего поведения, общей безответственности и опасности наших с Джорджем проделок. А чаще всего ты просто говорила: «Отвали, Фред, твои дурацкие шуточки утомляют!» — Передразнил ведьму парень.

— Фред, вы с Джорджем постоянно устраивали балаган. Изо всего совершенно, даже из серьёзных вещей!

— И что? Это было весело! Если бы не мы, вы бы вечно сидели со скучными, кислыми минами. — Совершенно не смутившись, ответил Фред. — А меня порой подташнивало от твоей серьёзности. Маленькая, а такая правильная, что зубы болеть начинали.

— Мерлин, вы же совершенно не похожи, как вас с братом вообще можно было перепутать? Джордж, он совсем другой, он чуткий и добрый, а ты… Ты…

— А что я? — Вдруг очень серьезно спросил Фред. — Ну что я, Герм? Злой? Ну-ну… Циничный? А ты, Герм, ты не цинична? Это качество присуще всем, кому-то больше, кому-то меньше. Кто-то тщательно его скрывает, считая чем-то постыдным. Кто-то кичится им, нарочито выставляя напоказ, а кто-то, я, например, просто принимает как должное.

— Да, Фред, но не при таких же обстоятельствах! С твоим братом случилось несчастье, а ты снова устраиваешь цирк! — Яростно проговорила Гермиона, несколько повысив голос.

— А что я могу ещё делать? Я — портрет! Я не могу ему ничем помочь! А ты можешь, но вместо того, чтобы пойти и сделать что-то, стоишь и споришь с заколдованным холстом. А до этого сидела и жалела саму себя! Что, скажешь, нет?

— Я не жалела себя! — Откликнулась девушка.

— Ой-ли! «Ну, скажи мне… Если ты скажешь, я поверю…». — Жестоко передразнил Фред. — От меня ты чего хочешь?

— Зачем ты вообще со мной заговорил?

Он не ответил, некоторое время молчал, будто прислушивался, а потом произнёс.

— Все, Герм, аудиенция закончена. Сюда идет Ронни, у тебя больше нет причин откладывать визит в лабораторию. Слабо верится, что у тебя получится, но, чем черт не шутит?

— Ты невозможен!

— О, да. Я такой. — Негромко произнес портрет, обращаясь к захлопнувшейся за девушкой двери.

— Нет-нет, братишка, я всё-таки был прав… Эта девчонка не даст тебе умереть спокойно. — Покусывая большой палец правой руки и хитро улыбаясь безмолвно лежащему на кровати Джорджу, произнес Фред. — Можешь даже не благодарить. — Парень довольно хмыкнул, развернулся и ушел в темноту…

Иллюстрацию к главе можно посмотреть здесь: http://hog-life.ucoz.ru/forum/31-54-6790-16-1302244754

— Гермиона, мать твою, Грейнджер! Открой эту клятую дверь!

Крик, а потом и глухой удар, сотрясший дверь, вырвали ведьму из больного сна… Снилось что-то невнятное: она то бежала куда-то, то бесконечно долго стояла над котлом, то падала на колени перед судорожно дышавшим Джорджем и, захлебываясь слезами, умоляла подождать…

Девушка с силой провела по лицу, поморгала, пытаясь убрать сухость из глаз.

— Герм! — Дверь снова содрогнулась под ударом огромного кулака бывшего мужа.

— Я.. Сейчас, Рон. — Голос был хриплым, говорить было чертовски больно.

Девушка тяжело поднялась со стула, покачнулась, ухватившись рукой за письменный стол, закрыла глаза, пытаясь поймать равновесие, и медленно подошла к двери кабинета.

— Если ты еще хоть раз запрешься, я тебя сам, лично, убью. Не дожидаясь, пока ты уморишь себя голодом! — Зло прорычал Рональд, глядя в воспаленные глаза подруги.

— Рон, все хорошо…

Молодой человек не стал слушать дальше, просто перехватил гриффиндорку поперек талии и жестом неандертальца закинул её себе на плечо.

— Рональд, что ты себе позволяешь? Сейчас же поставь меня на место!

Куда там! Молодой человек, что-то недовольно бурча себе под нос, быстро зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж. Опустил возмущенную Гермиону он, только когда вошел в кухню.

— А теперь ты поешь! — Твердо произнёс он. — Это понятно?

— Рон…

— Никаких «Рон», Гермиона! — Повысил голос бывший муж, а потом уже спокойней произнёс. — Я очень люблю своего брата, очень, и ты об этом знаешь. Но, поверь, тебя я люблю ничуть не меньше! И я не позволю тебе вести себя так, словно, если ты хоть немного прервешься, Джордж в ту же минуту умрет!

— Рон…

— Нет, Герм, ты меня выслушаешь! Трое суток, трое, мать их, суток! Первые я сам пребывал в весьма жалком виде, вторые я пытался не обращать внимание на то, что ты опять уйдя в свои исследования, напрочь забыла о еде и сне, но когда на исходе третьих суток ты перестала даже откликаться… Прости, Герм, но ты-таки добилась того, чего не могла добиться от меня все десять лет нашего знакомства! Я воспылал огромной любовью к зельям, и теперь буду присутствовать при твоих исследованиях. И плевать, что ни хрена не понимаю, зато ты будешь регулярно спать и есть…

Девушка тяжело вздохнула.

— Пойми, наконец, если ты себя угробишь, это Джорджу не поможет! С тобой что-то происходит, и я обязательно узнаю, что именно… — Тихо проговорил Рональд. — А теперь ешь. — Парень пододвинул к ней тарелку с овощным рагу.

— Я не хочу, Рон. — Устало произнесла Гермиона, молодой человек раздраженно зарычал.

— А ты через «не хочу»! — Вкрадчиво выдал он. — Или тебя как маленькую, с ложечки покормить? Так я легко! — И в подтверждение собственных слов Рональд Уизли зачерпнул ложку дымящегося кушанья и поднес к губам подруги. — Давай, за Гарри!

— Не смешно, Рон. — Хмуро произнесла Гермиона.

— Не смешно твоё поведение! Ты в зеркало себя видела? Кожа серая, глаза красные, волосы дыбом, губы потрескались. Прямо гибрид темного лорда и Беллы Лестрейндж. Ешь! Иначе я тебя свяжу и накормлю силой, а потом запру в комнате Фреда и найму другого Мастера Зелий, ибо ты невменяема!

— Ты этого не сделаешь. — Слабо возразила девушка.

— Я? Ещё как сделаю! А потом натравлю на тебя маму, скажу ей, что из-за нашего развода ты так расстроилась, что решила похудеть и теперь изводишь себя диетами. И пусть мне будет плохо!

Ведьма улыбнулась, представив себя подобную картину… Молодой человек улыбнулся в ответ.

— Если ты думаешь, что я шутил, ты ошибаешься… Герм, давай серьезно. То, что ты сейчас поешь, а потом несколько часов нормально поспишь, на нормальной кровати, а не вырубившись за письменным столом, ситуацию хуже не сделают.

— Спасибо, Рон.

— Да не за что. Ешь, давай. — Проворчал Рыжик.

* * *

Девушка не чувствовала голода, но аппетит, как водится, пришел во время еды. Рагу было потрясающим, Рон очень вкусно готовил, хоть и не афишировал это, тщательно скрывая свой кулинарный талант от жены. «Спалился» молодой человек случайно: Гермиона тогда на день раньше вернулась с научного симпозиума по Трансфигурации в Берне, оказавшемся на редкость скучным и неинформативным. Зайдя в дом, ведьма сразу почувствовала потрясающий запах жаркого, тихо-тихо, на цыпочках, пробралась к кухне, да так и застыла в дверном проёме, прислонившись плечом к косяку — Рональд увлеченно колдовал у плиты, что-то напевая себе под нос. И это была настолько органичная картина: высокий, широкоплечий мужчина, в темных брюках на узких бедрах, в расстегнутой светлой рубашке с закатанными рукавами, с растрепанными короткими волосами, с ложкой в больших ладонях, которой он что-то помешивал в небольшой кастрюльке, притопывающий по паркету босыми ступнями в такт одному ему известной мелодии. Гермиона откровенно залюбовалась, пользуясь тем, что молодой человек не обращает на неё ровно никакого внимания.

— А я и не знала, что мой муж умеет готовить. — С ехидной улыбкой произнесла ведьма. — Что ещё ты скрывал от горячо любимой жены?

Рональд комично вжал голову в плечи.

— Упс… Герм? Что ты тут делаешь, ты же должна была вернуться только завтра вечером? — Чуть смущенно изумился обернувшийся парень.

— Вот так, летишь на всех парах домой, бросив на растерзание журналистам собственного драгоценного научного руководителя, думая, что любимый муженек уже загнулся тут от голода, трясешься — не ушел бы чего доброго к свекрови под теплое крылышко, а ему и без тебя не плохо. — Не переставая улыбаться, сказала Гермиона, проходя к столу и присаживаясь на мягкий стул.

— Нет, на самом деле, мне было чертовски одиноко без своей супруги. — Клятвенно заверил её муж, и вновь вернулся к помешиванию чего-то в кастрюльке.

— Ты б переоделась, Герм, тут почти готово, пока переодеваешься, я перекурю, и сядем обедать. Давай-давай, или тебя отнести? — Лукаво поинтересовался молодой человек.

— Нет, не надо. Я конечно устала, но передвигаться самостоятельно вполне способна… И потом, если ты меня понесешь, мы точно в ближайшее время не поедим. — Проворчала девушка, выходя из кухни, а вслед ей несся наигранно задетый голос мужа:

— Я думал, что она истоскуется без меня на своём скучном симпозиуме, мечтал о пылкой страсти в глазах, а она… Герм, — вдруг громко крикнул он, ведьма обернулась, муж серьезно смотрел на неё из дверного проёма кухни, — ты мне не изменяешь?

Гриффиндорка фыркнула:

— Ага! Все три ночи имела бурный секс с профессором Фон Бахом и нашим научным докладом. Не мели ерунды, Рон. — Иронично попросила она, развернулась и продолжила свой подъем по лестнице, а муж заливисто смеялся в кухне…

Гермина улыбнулась в тарелку, сколько раз они шутили об измене, кто ж знал, что накликают…

— Спасибо, Рон. Рагу — восхитительно. — Похвалила девушка бывшего мужа. — Молли может гордиться тобой, как учеником, ты почти превзошел её.

Парень грустно ухмыльнулся.

— Меня учила готовить вовсе не мама, а близнецы…

— Шутишь? — Удивилась ведьма.

— Вовсе нет, челюсть подбери — муха залетит, и иди спать, я тебе потом как-нибудь поведаю о том, какое необычайно вкусное мясо изготовляли мои братья. А то, знаю тебя: сейчас заговоришь меня и улизнешь обратно в кабинет. — Рыжик серьезно посмотрел на бывшую супругу. — Я тебе у Фреда постелил, ничего?

— Если там нет портрета твоего брата, всё нормально. — Тихо ответила девушка.

— Нет. — Озадачено проговорил Рональд. — Портрет только у Джорджа в комнате, ты могла его не заметить, он всегда пуст.

— Как это: всегда пуст?

— А вот так. Я как-то спрашивал у Джорджа, но он сказал, что с момента, как портрет повесили в спальне, Фред ни разу не пришел: держит обещание…

— Какое обещание? — Не удержалась от вопроса Гермиона.

— Да это давняя история. В своем первом письме из Хогвартса они красочно описывали Школу и отдельно упоминали волшебные портреты, тогда Фред и сказал, вернее, написал, что когда он умрет, ни за что не станет торчать в этих глупых рамах; мол, у него и так будет чем заняться…

Ведьма изумленно молчала, ну не мог же ей просто присниться тот яростный диалог с погибшим братом Рона и Джорджа?

— Ты пойдешь спать, или мне тебя опять нести? — Устало поинтересовался Рыжик.

— А… Да, Рон, иду. — Отстраненно произнесла гриффиндорка и поднялась из-за стола.

* * *

Сон не шел. Вот всегда так, по какому-то закону подлости: ты бесконечно устал, но спать не можешь. И в голове полнейшая какофония мыслей, обрывки рассуждений, фраз… Девушка мучилась уже с час, вертелась на постели и так, и эдак, пыталась считать нюхлеров, перебирала в уме ингредиенты, считающиеся запрещенными в магической Англии, вспоминала уравнение Фергюссона, мысленно старалась его упростить — обычно помогало, но не сегодня. Все попытки отвлечься ни к чему не приводили, Гермиона то и дело возвращалась к проблеме с антидотом. Три дня — и ничего, совершенно. Все что у неё получилось это выяснить состав исходного зелья. Но ни теоретические выкладки, ни практические исследования не давали выделение ядовитых паров, девушка даже стала сомневаться в диагнозе медиковедьмы… Она несколько раз провоцировала взрыв, естественно с применением всех необходимых мер предосторожности, но даже при взрыве, нужного результата не было…

— Что же там произошло, Джордж? — Тихо произнесла девушка. — А что, если…

Гермиона села на кровати, задумчиво потирая переносицу.

— Что, если… Рон! — Вдруг крикнула она, рывком вскакивая с кровати и накидывая на себя мантию.

— Рон! — Продолжала звать ведьма, будучи уже в коридоре.

— Мерлин, Герм, что случилось, чего ты так орешь? — Нарисовался в поле зрения гриффиндорки её бывший муж.

— Одежда, Рон!

— Герм, у тебя все хорошо? — Заботливо поинтересовался парень

— Да нет же!

— Я так и понял… — Хмыкнул Рыжик, за что получил увесистую оплеуху.

Гермиона глубоко вздохнула, успокаиваясь, и уже нормально произнесла:

— Одежда, Рон, где его одежда, в которой он был во время взрыва. Где она?

— Не знаю, может в ванной, если Анна её не выбросила…

Девушка не дослушав, рванула в ванную комнату, примыкающую к спальне Джорджа. И облегченно выдохнула, только достав из корзины для грязного белья прожженную рабочую мантию друга.

— Может, ты объяснишь, что происходит?

— Одежда, Рон!

— Гермиона, выдохни! Я вижу, что это одежда, но ни черта не понимаю, что это значит!

Ведьма не отвечая, принялась складывать испорченную мантию, потом поднялась и собиралась уже пройти мимо бывшего мужа.

— Не так быстро, мисс. Ты мне объяснишь, в конце концов, в чем дело, или так и будешь кудахтать об одежде. Честное слово, Герм, ты меня натурально пугаешь, тебе точно не нужна медицинская помощь? — Участливо поинтересовался друг.

Гермиона раздраженно передернула плечами, негодуя на то, что Рыжик её задерживает:

— Рональд, я так и не поняла, что спровоцировало выделение ядовитых испарений, понимаешь? — Молодой человек моргнул. — Я три дня ломала голову, пытаясь понять, что попало в котел, совершенно упустив из виду тот момент, что в него вообще могло ничего не попадать, понимаешь?

— Нет. — Честно ответил парень. — Ни черта не понимаю…

— У-у-у-у…. Рон! В котел ничего не попадало! Смотри: происходит взрыв, зелье выплескивается и попадает на пол, на стены и на ОДЕЖДУ! А на ней могли остаться малейшие частицы какого-нибудь реактива. Или и вовсе в самой ткани имеются какие-либо волокна, которые вступили в реакцию с зельем! Теперь понял?

Молодой человек кивнул, задумчиво глядя на мантию в руках бывшей жены…

Догадка Гермионы насчет одежды оказалась верна. Буквально в считанные часы девушке удалось-таки выделить искомые испарения, и уже на следующий день антидот был готов. А несколько минут назад Рональд вместе с миссис Кроненн, отправился в Мунго, чтобы провести анализ приготовленного ведьмой зелья, а гриффиндорка осталась в комнате Джорджа.

— Фред. — Негромко позвала она, надеясь, что друг откликнется.

— Я занят. — Недовольно отозвался портрет.

— Фред, пожалуйста, удели мне крупицу своего драгоценного времени.

— Ну, чего тебе, липучка? — Поинтересовался парень, появившись на картине откуда-то из-за рамы.

— Я хотела сказать тебе «спасибо». — Робко проговорила ведьма.

— Сказала? Не за что. Я уже могу идти?

— Да… Только, можно вопрос?

— Валяй, я сегодня добрый…

— Почему ты не разговариваешь с родными?

Молодой человек на картине резко посерьезнел, очень внимательно и грустно посмотрел на Гермиону, и тихо спросил:

— Скажи, малышка, что чувствуешь ты, разговаривая сейчас со мной?

— Фред, тебе не кажется, что я несколько выросла уже из того возраста, когда меня уместно было называть «малышкой»?

— Я тебя всегда так называл, не вижу причин менять свои привычки. — Отмахнулся парень.

— У меня к твоему сведению две ученых степени, война и развод за плечами! — Немного возмутилась Гермиона.

— Война за плечами у каждого первого. Ученые степени, конечно, дают отличную характеристику твоему уму, но, как и развод, не говорят о накопленном жизненном опыте. Я доступно ответил на твой вопрос?

Дождавшись легкой улыбки и согласного кивка, молодой человек произнес:

— Возвращаясь к нашим гиппогрифам. Что ты чувствуешь сейчас? Ну, помимо непередаваемой радости от возможности перекинуться парой словечек со старым другом, естественно.

Девушка помолчала немного, а потом, подняв глаза, ответила:

— Боль, Фред. Мне очень больно, и грустно… И чертовски обидно.

— Вот. А ведь я тебе просто друг. Не брат, не любимый. Не просто знакомый, конечно, но и не настолько близкий, как например тот же Рон. А теперь просто представь, что испытала бы мама, от встречи со мной, или Джинн, или Рональд… Я уже не говорю о Джордже… Просто вообрази их боль, и подумай, каково мне… Ведь мне тоже больно, я тоже чертовски хочу коснуться брата, подшутить над Ронни, обнять родителей. Я, так же как и они, хочу почувствовать их тепло, но я всего лишь портрет…

Нарисованный парень некоторое время молчал, а потом вновь заговорил:

— Я так и не понял, зачем Джорджу понадобилось вешать этот никчемный холст: не замечал раньше ни за ним, ни за собой склонности к мазохизму… — Молодой человек горько усмехнулся.

— Фред, прости меня, пожалуйста, я обвинила тебя тогда, Мерлин знает в чем.

— Ой, да брось, Герм. Начнем с того, что многое из сказанного мною было сказано специально, чтобы вызвать твою злость и обиду. Сама посуди, если бы я стал тебя утешать, ты бы только раскисла ещё больше. А злость порой лучший стимул к действию, даже нежели долг. Так что, забудь.

— Спасибо тебе большое… — Пробормотала Гермиона, чувствуя, как по щекам потекли слёзы.

— Так, стоп. Кончай слезоразлив! Терпеть этого не могу и в отличие от брата никогда не умел утешать маленьких хныкающих девочек — это Джордж в данном деле профессионал, но никак не я…

Ведьма тепло улыбнулась, послушно утирая лицо.

— Все, малышка, был рад с тобой пообщаться, но… Дела-дела. Пока, желаю быть менее серьёзной, это облегчает существование. — Фред задорно улыбнулся и исчез с холста, совсем вовремя, чтобы не увидеться, с вошедшим в комнату, Роном.

— Герм, мне послышалось, что ты с кем-то говорила… — Озадаченно проговорил бывший муж.

— Тебе послышалось. — Глядя в окно и стараясь, чтобы друг не понял, что она плакала, ответила ведьма. — Что сказали в Мунго?

— О. Миссис Кроненн в благоговейном восторге; остался всего один анализ — его закончат только завтра утром, но то, что показали предварительные тесты, повергло старушку в шок. Она даже сообщила мне по секрету, что очень сомневалась в успешном исходе дела и уж откровенно думала, что ожоги удастся залечить намного раньше, чем мы найдем антидот.

— Очень хорошо. Рон, я бы хотела уйти, ты не обидишься? — Тихо спросила Гермиона. — Если антидот не подойдет, хотя я уверена в обратном, ты найдешь меня в «Седых холмах»…

— Подожди, Герм. Я думаю, нам надо поговорить. — Серьёзно проговорил Рыжик. — Вчера я непросто так сказал, что с тобой что-то происходит, и что я это выясню…

— Не надо Рон… Зачем тебе это? — Устало спросила девушка, оборачиваясь.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но мы с тобой уже больше десяти лет как лучшие друзья. — Иронично заметил парень.

— Я не уверена, что хочу говорить об этом…

— Герм, у тебя есть две веские причины. Первая — я умру от любопытства, и ты никогда-никогда себе не простишь мою безвременную кончину. — Гермиона нехотя ухмыльнулась. — Вторая — тебе необходимо выговориться, ведь ты неспроста пришла ко мне в Нору тогда. Естественно, ты не планировала ничего мне рассказывать, но, я думаю, что тебя что-то тревожит, кому как не мне ты можешь рассказать?

— Может ты и прав… — Задумчиво проронила гриффиндорка. — Только давай не здесь. Пойдем куда-нибудь, где можно посидеть.

— Отлично. — Охотно согласился Рональд.

* * *

В уютном магловском ресторанчике, знакомом бывшим супругам Уизли ещё с тех времен, когда они были женихом и невестой, было, как и три года назад, немноголюдно, что вполне устраивало и Гермиону, и Рона. Молодой человек галантно помог подруге присесть, опустился на стул напротив и закурил, пододвинув к себе пепельницу.

— Когда ты бросишь курить, Рональд? — Ехидно спросила Гермиона, стараясь отсрочить неминуемые расспросы бывшего мужа.

— Герм, учитывая, что в магическом мире существует масса зелий, снимающих тлетворное влияние никотина, это не так уж и важно. — Затягиваясь, произнес парень. — И вообще, не заговаривай мне зубы.

— Что будете заказывать? — Услужливо поинтересовался молоденький официант.

Рональд вопросительно посмотрел на ведьму и, когда та слегка пожала плечами, ответил:

— Два кофе и что-нибудь сладкое на десерт, пожалуйста.

— Что конкретно Вы желаете? У нас большой ассортимент сырных пирожных, заварных, песочных. Мороженное…

— На ваше усмотрение. — Перебил официанта Рыжик и, дождавшись, когда тот уйдет, обратился к Гермионе:

— Ну, так я тебя слушаю.

— Чего ты хочешь от меня, Рон? — Вымучено улыбнулась гриффиндорка.

— Как минимум правды. — Ухмыльнулся парень. — Слушай, я вижу, что с тобой что-то происходит и процентов на восемьдесят уверен, что это как-то связано с Джорджем, вот только никак не пойму что…

— Ох, Рон. — Вздохнула Гермиона. — Пообещай, что об этом никто не узнает, особенно Джордж.

— Мне дать Непреложный Обед? — Иронично спросил друг.

— Вполне достаточно будет твоего слова.

— Гермиона, уверяю тебя, это излишне, но если для тебя это настолько важно, то да, я обещаю, что о том, что ты мне скажешь, никто не узнает, от меня, по крайней мере.

— Хорошо… — Девушка глубоко вздохнула, словно собираясь с мыслями и, не открывая глаз, выпалила:

— Я люблю Джорджа…

— Джорджа все любят, — спокойно произнес Рональд.

— Ты не понял, я его…

— Да понял я всё, Герм. — Перебил её молодой человек. — Более того, я даже подозревал нечто подобное: уж больно близко к сердцу ты всё случившееся приняла… Думаю, вряд ли это было внезапное чувство, но озарение тебя видимо настигло совсем недавно?

Девушка кивнула.

— Ну, и в чем проблема?

— Он меня не любит… — Прошептала ведьма, отведя глаза и играя простеньким колечком на пальце.

— Он тебе это сказал?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Тогда с чего ты взяла?

— Он же никогда не смотрел на меня иначе, чем как на друга. — Рональд закатил глаза.

— Я тоже. Однако это не помешало нам прожить два года в браке.

— Это другое! — Воскликнула Гермиона, подняв взгляд на бывшего мужа.

Рыжик выдохнул.

— Послушай, Гермиона. Поверь мне, я очень хорошо знаю своего брата, он всегда выделял тебя, понимаешь? Это уже значит, что ты ему небезразлична. Попробуй хотя бы поговорить с ним.

— Чтобы он меня пожалел?

— Мда… Как всё запущено… — Прошептал молодой человек, и уже громче, глядя в карие глаза гриффиндорки, продолжил. — Ты невозможный человек, Герм, ты будешь изводить себя переживаниями, но не пойдешь и не скажешь Джорджу о своих чувствах, чтобы хоть как-то решить проблему. Это на тебя не похоже, ты никогда не бежала от трудностей. Что тебе мешает?

— Ты не понимаешь, Рональд.

— Более того, даже не пытаюсь просто потому, что ты стараешься заставить меня понять абсурдную мысль!

— Ваш заказ. — Неслышно подошедший официант выставил на столик кофе и две тарелочки с пирожным.

Рыжик поблагодарил его и отпустил, а потом внимательно посмотрел на подругу.

— Я всё равно не понимаю, почему ты не можешь ему признаться, но если ты считаешь, что это необходимо — пожалуйста, только запомни: тебя предупреждали… Это на будущее.

— Спасибо, Рон, — Кисло поблагодарила друга Гермиона. — Просто пойми, ты же знаешь его, если бы он и правда что-то чувствовал, он бы уже давно сказал!

— Ага, как и ты… Герм, ты же сама знаешь, как это трудно. А что если он к тебе тоже не равнодушен, но также как и ты уверен, что его чувства безответны и не хочет ставить тебя в неловкое положение своим признанием?

— Это всё ничем не подкрепленные фантазии…

— Это логика. Странно, что ты её не узнала, вы вроде знакомы. — Съязвил верный друг.

— Не иронизируй. Чего ты хочешь? Чтобы я, как только Джордж придет в себя, огорошила его признанием в безграничной любви? Это бред… — Девушка закрыла лицо руками.

— Тяжелый случай, — Пробормотал Рональд. — Послушай, я тебе кое-что скажу, это важно. Нам поступил крупный заказ, потерять который мы не можем, давно поступил, Джордж над ним начал работать, когда я наш дом продавал, он из лаборатории не вылезал… Выбежит на пятнадцать минут, перекусит что-нибудь и — обратно. А потом вдруг начинает тебе помогать, причем ночами он сидит в лаборатории, это я знаю доподлинно, и очень бы хотелось знать, когда он спит, но да не суть важно… Как ты думаешь, Гермиона, стал бы он на таких условиях помогать, будь ты хоть тысячу раз ему подруга, если бы не испытывал к тебе некие чувства?

— Послушай, Рональд, это тут не причем, есть масса причин, по которым он может так поступать, начиная от желания развеяться и помочь за одно старой подруге, до неловкости за наш с тобой развалившийся брак и желания опять же помочь бывшей родственнице…

— О-о-о… Всё ясно… Ладно я прекращаю метать бисер. Честное слово, это бесполезно! Ты выдумаешь кучу псевдооправданий, чтобы только не принимать во внимание одно, возможно, единственно верное… Закрыли тему. Делай, как знаешь… Я мог бы тебе предложить свои услуги и поговорить с ним исподтишка, но ты же не позволишь…

— Не позволю. — Перебила его Гермиона.

— Вот видишь… Я же говорю — бесполезно…

Молодые люди замолчали. Ведьма медленно смаковала пирожное, запивая его переслащенным кофе. Рональд задумчиво курил.

— Как у тебя с Лил?

Она спросила это не из праздного любопытства: ей, конечно, хотелось переменить тему, но и то, как живет друг, гриффиндорку тоже волновало. Гермиона очень хотела, чтобы её бывший муж был счастлив… Парень хитро улыбнулся, явно разгадав её замысел, но указывать на это не стал, а просто ответил:

— Да нормально. Ждем, когда мама отойдет от нашего с тобой развода, она мне его всё никак простить не может. Лил сейчас в США в командировке — они у неё частые. Но она планирует сменить работу к свадьбе, чтобы больше времени проводить дома.

— Я рада за тебя, Рон.

— А я за тебя нет! Потому что ты тупишь, уж прости. — Буркнул парень, но потом уже нормальным голосом добавил. — Спасибо, Герм. Правда, спасибо…

— Угу… — Кивнула ведьма, делая большой глоток приторного напитка.

Вернувшись в «Седые Холмы» девушка обнаружила на двери своего недостроенного дома официальный бланк торговой фирмы, в которой она заказывала отделочные материалы. Случившееся с Джорджем полностью вытеснило из головы гриффиндорки мысли о ремонте; нет ничего удивительного в том, что она совсем забыла о приезде курьеров и пропустила его. Что-то предпринимать было уже поздно, и Гермиона решила оставить визит в контору на следующий день.

Оставшийся вечер ведьма провела за раздумьями. Нет, она не пропустила мимо ушей доводы Рона, но если бывший муж прав, и Джордж действительно что-то чувствует к ней, то пусть первый шаг сделает он… Она слишком боялась… Это так больно — ошибаться. Да, Гермиона подождет — она умеет ждать.

На оформление документов о неустойке и восстановление заказа на доставку ушло на удивление много времени. Гриффиндорка никогда бы не подумала, что это так трудоемко, нудно. Куча на первый взгляд совершенно бесполезных бумажек, на каждой нужно поставить подпись, каждую оформить в нескольких экземплярах, подождать, пока её завизируют… Девушка тихо начинала звереть. Когда всё было кончено, Гермиона откровенно ненавидела, казалось бы, ни в чем не виноватую сотрудницу торговой фирмы по работе с клиентами и покинула контору с нескрываемым облегчением.

Материалы доставили утром следующего дня. Приняв их и расписавшись в журнале доставки, ведьма принялась за работу, надеясь, что труд вытеснит из головы назойливые мысли о Джордже…

Дни потекли один за одним, сливаясь в бесконечное, душное, жаркое месиво. Солнечная погода не радовала. Успешные работы по подготовке стен и потолков к покраске и оклейке обоев не приносили удовлетворения, хотя должны бы были, если учесть, что девушка занималась подобного рода трудом впервые и, надо признать, у неё вовсе неплохо получалось.

Ведьма поднималась рано утром, не спеша, завтракала. Дожидалась совы от Рональда, приносившей короткие записки о состоянии здоровья Джорджа. Вооружившись приобретенными в той же фирме, что и отделочные материалы, инструментами, а так же осмеянной в своё время Джорджем учебной литературой по ремонту, отправлялась в дом. Физические нагрузки выматывали, обеспечивали крепкий сон и отсутствие лишних мыслей… Что было вполне на руку Гермионе.

За прошедшие дни гриффиндорке удалось самостоятельно зашпаклевать и загрунтовать стены, выровнять потолки, благо книги и палочка всегда под рукой. Порой девушка думала, что будь она простой магглой, она ни за что бы не справилась. Даже будучи волшебницей, это было трудно, получалось далеко не с первого раза… Но потом, что называется, приноровилась, набила руку. И последние две спальные комнаты на втором этаже она смогла сделать гораздо быстрей, в сравнении с кухней, которую ведьма делала первой, потратив на помещение почти два дня…

Но удачно завершенные работы по подготовке дома к косметической отделке не принесли ожидаемого удовлетворения и радости, как и новые знания. Хорошая погода парадоксально навевала тоску и больше раздражала, нежели доставляла удовольствие. Девушка всё чаще чувствовала непонятную горечь и грусть, всё чаще ей хотелось плакать.

Причину данного явления Гермиона определила достаточно быстро, но предпочитала не думать о том, что без Джорджа ей стало чертовски одиноко, что без него восстановление дома потеряло смысл, как бы глупо это ни было… Гриффиндорка старательно искала другие объяснения тому факту, что ей, так любившей работать в одиночестве, вдруг нестерпимо остро захотелось общения. А как только в голову приходила предательская мысль, что ей вовсе не любое общение требуется, а общество одного отдельно взятого волшебника, девушка принималась остервенело листать почти выученные наизусть книги, в попытках обнаружить там что-то не замеченное ранее и тем самым пытаясь убежать от собственного внутреннего голоса, твердившего ей о том, что она совершает очередную ошибку, отказываясь от откровенного разговора с Джорджем.

Беда её была в том, что, приняв решение однажды, она от него не отступала, даже если интуитивно чувствовала его неправильность. Гермиона решила, что разговор, если суждено, состоится только с подачи Джорджа, и упорно не желала принимать во внимание тот факт, что молодой человек тоже может испытывать страх. Даже убедительный довод нашла: он мужчина, он должен быть первым… Вот только от этих доводов, от её решений, не становилось легче, а наоборот всё тоскливее и горше.

Ситуацию ухудшал Рональд, ежедневно присылая свою сову с небольшими посланиями о самочувствии брата. И, с одной стороны, ведьма была бесконечно благодарна бывшему мужу, за эту информацию. А с другой… Она откровенно злилась, вот только никак не могла понять на кого? На верного друга или на себя. Потому что, держа в дрожащих руках желтоватый пергамент, на котором знакомым с детства далеко не аккуратным почерком было написано несколько коротких фраз, ей до боли хотелось аппарировать на Диагон-Аллею в магазин «Вредилок» и самой удостоверится в том, что Джордж идет на поправку. И ей ведь совершенно ничего не мешало. Абсолютно! Кроме дурацкой упертости и страха…

О, да… Гермиона сама не могла это объяснить. Как, ну как, девушка, не испугавшаяся войны, не сломленная болью потерь и ужасом тех страшных дней и происходивших тогда событий, могла так постыдно трусить? Ну, казалось бы, чего боятся? Она просто навестит своего близкого друга… Но ведьме казалось, что он сразу всё поймет, по её взгляду, по голосу. Поймет и почувствует себя неловко от того, что не может ответить взаимностью. Поймет и отвернётся, предпочтя свести общение с влюбленной в него подругой к минимуму… Она когда-то слышала навечно врезавшуюся в память фразу: «Если хочешь потерять друга — скажи ему, что ты его любишь».* А девушка совсем не хотела терять Джорджа. Гермиона отчаянно надеялась, что она сумеет скрыть от него свои чувства, не дать ему заподозрить что-то. Только вот сейчас она вовсе не была уверена в том, что сможет с достоинством выдержать этот лукавый взгляд голубых глаз, в которые всегда смотрела прямо и открыто; сможет не подать виду, что любит его с такой силой, которую никогда не подозревала в себе, опрометчиво считая, что страсть и сильные чувства не её история…

Окончив с подготовкой стен днём раньше, теперь она занималась окраской кухни. Девушка медленно водила по стене кистью, без интереса наблюдала, как от пушистого хвоста малярного инструмента остается очередной бежевый след. Ей уже не нравился этот спокойный теплый оттенок, так радовавший раньше; ведьме хотелось чего-то более мрачного, темного.

Вверх, вниз…

Вверх, вниз…

Наклониться, обмакнуть кисточку в емкость с краской, дать стечь излишкам краски по металлической стенке…

Вверх, вниз…

Вверх, вниз…

Вверх…

В какой-то момент Гермиона почувствовала подступающие слезы, отерла испачканной в краске рукой ещё сухие глаза. Глубоко вздохнула, пытаясь прогнать охватившую её грусть. Вновь вернулась к прерванному занятию…

— Кто тебя учил так держать кисточку?

Плечи вдруг расслабленно опустились, глаза вновь заволокла влажная пелена отступивших было слез, а губы сами собой расплылись в счастливой улыбке. Впервые за целую неделю…

— Что ты здесь делаешь. Джордж? — Не оборачиваясь и часто моргая, произнесла девушка. — Рональд упоминал, что тебе прописали постельный режим ещё минимум на три дня…

— Я сбежал из-под назойливой опеки младшего братца. — Беззаботно ответствовал парень.

— Джордж. — Как можно строже проговорила обернувшаяся Гермиона. — Это совершенно наплевательское отношение, как к собственному здоровью, так и к людям, о тебе заботящимся!

Молодой человек глубоко вздохнул.

— Герм, я знаю всё, что ты можешь мне сказать. Но, поправь меня, если я ошибаюсь, наилучшим способом забыть о недуге издревле считался труд.

— Это не значит, что ты должен пугать своим исчезновением Рона!

— Я оставил записку. Это, во-первых. А во-вторых, меня терзают смутные сомнения, что ты мне не рада… — Друг очень серьёзно и грустно посмотрел в карие глаза девушки.

— Я очень рада тебе, Джордж, правда. Но тебе стоит вернуться домой, ты ещё не до конца поправился…

— Помогая тебе, я поправлюсь куда быстрее…

— К тому же, — Перебила его ведьма. — У тебя самого забот полон рот. Рон рассказал мне о вашем контракте и о том, что ты работаешь ночами в лаборатории. Мне очень не хочется доставлять тебе неприятности. И я, если честно, чувствую себя отчасти виноватой в том, что с тобой произошло, ведь ты так уставал здесь… Ничего удивительного нет в том, что ты совершил ошибку в лаборатории.

Молодой человек внимательно посмотрел Гермионе в лицо, а потом тихо и задумчиво произнес:

— Кого из вас мне убить первым: тебя — за упрямство или Ронни, за то что не умеет держать язык за зубами? — И уже громче добавил. — Герм, помощь тебе не имеет ровно никакого отношения к тому инциденту. Я просто пренебрёг техникой безопасности, это моя ошибка и она никак не связана с тем, что я работал над заказом ночами. Я всегда очень мало сплю, большую часть своего времени проводя в лаборатории. Даже если бы я тебе не помогал, я бы работал ночью, понимаешь?

— Нет, Джордж, не понимаю. Ты чуть не погиб!

— Но не погиб же!

Девушка возмущенно посмотрела на друга, её просто убивало его легкое отношение к собственной жизни, это причиняло сильную боль…

— Назови мне хотя бы одну вескую причину, по которой я смогла бы позволить тебе остаться помогать мне и тем самым подвергнуть опасности твоё здоровье и ваш с Рональдом контракт. — Вкрадчиво проговорила гриффиндорка.

Молодой человек некоторое время молчал, отведя взгляд от лица ведьмы, разглядывая открывающийся из окна вид, а потом посмотрел в её глаза. И от этого взгляда сердце в груди Гермионы словно совершило сальто.

— Я люблю тебя, Герм. — Тихо и очень спокойно произнес парень.

Несчастное гермионино сердце, кувырнувшись ещё раз, резко ушло в пятки. Девушка глубоко вздохнула и открыла глаза.

Перед ней на корточках сидел Джордж:

— Привет. — С улыбкой произнес он.

Сон… Это был всего лишь сон! Девушка прикусила губу, боясь выдать другу свое разочарование. Она так не хотела, чтобы парень видел, как она расстроена. И, повторяя фразу, произнесенную во сне, Гермиона выдавила:

— Что ты здесь делаешь. Джордж? Рональд упоминал, что тебе прописали постельный режим ещё минимум на три дня…

_________________________________

* (с) Елена Ваенга, песня: «Друг»

Они сидели в палатке. Пили чай. Джордж чуть морщился и поводил больным плечом. Ведьма закрыла глаза…

Надо же было уснуть на крыльце, во время обеда… Гермиона усмехнулась… Но это было приятно, черт возьми, да, Грейнджер, открыть глаза и увидеть Джорджа? Это было приятно…

— Что ты здесь делаешь, Джордж? Рональд упоминал, что тебе прописали постельный режим ещё минимум на три дня…

— Колдомедики перестраховываются. Я вполне уже здоров. А Ронни рад стараться, изображает из себя старшего брата… Смешно, ей Богу… Одним словом, я улизнул. — Молодой человек хитро улыбнулся.

— Это очень безответственно, Джордж!

— Ну и что? Я всегда таким был, и тебя это не смущало!

— Ой-ли? — Ехидно поинтересовалась ведьма.

— Ну, ладно, смущало. — Согласился парень. — Однако ты не перестала общаться со мной…

— И порой очень жалею!

— Даже так? — Отчего-то очень серьезно спросил друг.

— Джордж, пойми же. Мы переживаем за тебя. Ты должен вернуться, Рон, наверное, уже с ног сбился…

— Я оставил ему записку…

— Не перебивай, Джордж. Послушай. Я очень-очень тебе рада, правда. И очень тебе благодарна за твоё участие и помощь. Но, Джордж, ты рискуешь своим здоровьем почем зря! Если бы я знала раньше, что у вас серьёзный заказ, я бы никогда не согласилась на то, чтобы ты помогал мне…

— Герм…

— Рон мне рассказал, что у тебя много работы, а я взвалила на тебя ещё и свои проблемы. Естественно, ты устал...

— Герм, выдохни! И дай мне вставить хоть слово! Пожалуйста. — Молодой человек пристально посмотрел на ведьму. — Я не могу долго спать, понимаешь? Сначала мучили кошмары, а потом привык спать всего пару часов. Я сутками не вылезаю из лаборатории. Такие взрывы случаются по пять раз в неделю, просто в этот раз я пренебрег осторожностью, слишком увлекся процессом. Да, я тут уставал, но то усталость физическая, она не помогает уснуть… У меня было два выхода: добивать себя вискарем, что чревато последствиями, учитывая мой послевоенный срыв… Или работать в лаборатории, что решало проблему с тем клятым заказом. Он, к слову, уже готов. Осталось все записи начисто переписать, оформить бумаги и можно передавать заказчику… Ну, этим пусть Рональд занимается — у меня почерк, как у пингвина, мои рецепты только он и Анна разобрать могут… Раньше все записи Фред вел.

— Фред?

— А ты думала, как нас профессора различали? По почерку. — Джордж улыбнулся. — У Фреда он был почти каллиграфическим… Мы всё смеялись, что вся аккуратность ему досталась. Он и письма домой всегда писал, мои каракули только младший братишка разобрать мог… Но сейчас не об этом. Герм, если ты решила, я уйду. Но подумай хорошенько, так ли ты хочешь этого?

Она не хотела. Но и позволить ему остаться… А вдруг она себя чем-то выдаст? Вдруг он догадается? С другой стороны, если поймет, может, оно будет к лучшему?..

— Давай ты поправишься сначала, а? — Тихо произнесла она.

— Ты знаешь, мне кажется, если меня перестанут лечить, я поправлюсь много быстрее. Мерлин знает, чем они меня мажут, но ожоги не только не заживают, но, кажется, даже больше становятся… — Проворчал Джордж.

— Покажи. — Требовательно произнесла Гермиона. — Хотя нет, пойдем в палатку, я там посмотрю…

Усадив друга на стул, девушка помогла ему освободиться от легкой рубашки, и аккуратно сняла пропитанные мазью повязки. Внимательно рассмотрев потемневшие ватные тампоны и даже понюхав их, для верности, гриффиндорка задумчиво проговорила:

— А знаешь, Джордж, ты прав: без этой мази, ты поправишься куда быстрее… Даже если ожоги открытыми оставить. Нет, вот это называется маразм! — Возмутилась ведьма, уничтожая испорченные бинты.

— Объяснишь? — Иронично ухмыляясь, спросил парень.

— Да все просто, Джордж. Наши долбаные чиновники в отделе здравоохранения своей бюрократией тормозят развитие колдомедицины не хуже ручника! Столько хороших работающих зелий изобретается ежегодно, но для того, чтобы их пустить в ход и начать официально использовать в Мунго или других магических клиниках необходимо получить лицензию. Представляешь, что это такое? — Молодой человек кивнул. — Вот и получается, что Мастерам Зелий выгоднее работать на единичные заказы, а не производить толковые зелья для массового применения. И в Мунго пользуются мазями и снадобьями каменного века. Я этого никогда не пойму… — Буркнула девушка. — Подожди, я сейчас, у меня где-то было…

Гермиона скрылась в спальном отделе палатки, а спустя пять минут вышла с приличного размера бутылью, бинтами и ватными тампонами.

— Это аналог противоожоговой мази Хельберра. Он не стал её патентовать, широкого распространения она не получила, что вполне естественно, но каждому более менее толковому зельевару рецепт известен, а некоторые его даже улучшили. Я вообще-то думала, что ты знаешь о таких вещах, ведь в зельеварении ты далеко не профан. — Говорила ведьма, смачивая тампоны темной густой жидкостью.

— Я сумасшедший экспериментатор, Герм, а вовсе не ученый. — Ответил парень. — Я не знаю многого, мне это не нужно и никак в работе не помогает. Я придумываю приколы и розыгрыши, а не общественно полезные вещи. Моё призвание — поднимать настроение и сеять хаос…

— Да полно тебе прибеднятся… Видела я твой журнал… Кстати, очень интересные выкладки, на чем основывался? — Тихо проговорила девушка, закупоривая бутыль и заинтересовано поворачиваясь к другу.

Джордж ухмыляясь, покачал головой.

— Надо было догадаться… Кстати, я не сказал тебе: спасибо…

— Не надо, Джордж. — Смутилась ведьма. — Мы же друзья, я не могла не помочь.

— Друзья… — Прошептал молодой человек

— Так, давай-ка посмотрим, что там у тебя… — Девушка наклонилась над ожогами. Мазь, прописанная медиковедьмой, только разъедала кожу, мешая ранам зарубцеваться. — Ага! Замечательно! Имея ожог такого типа назначить мазь Шмейера — верх абсурда. Ещё бы она помогла. Она же конфликтует с остатками исходного зелья… — Ворчала ведьма. — Сейчас будет больно, терпи. — Предупредила она перед тем, как приступить к очищению воспаленных мест от остатков мази.

Молодой человек молчал, краем глаза Гермиона видела, что он чуть кривится, но даже не задерживает дыхание. А вот Рональд до ужаса боится боли. Терпеть не умеет совершенно. Минимальный порез на руке и бывший муж почти в панике, а как он шипит! Гриффиндорку это всегда так раздражало… Поведение же Джорджа вызывало уважение и заставляло действовать куда более осторожнее.

Девушка медленно обрабатывала ожоги, удивляясь своим ощущениям. Не было той животной похоти обуявшей её в день, когда она увидела Джорджа с оголенным торсом. Но была нежность, невообразимая, щиплющая глаза, доставляющая почти боль… И противоестественное, отчасти мазохистское, наслаждение.

— Ты мне не ответил. — Тихо напомнила ведьма, стараясь отвлечься от странных мыслей, боясь выдать себя молчанием…

— О чем? — Спокойно спросил Джордж.

— На чем основаны твои выкладки?

— А, это… На разработках Абу Али Ибн-Сина.

— Авицены? — Удивилась гриффиндорка.

— Ну, да… Только я не углубляюсь в лекарственные снадобья. Меня больше интересуют другие его открытия…

— Какие? — Спросила Гермиона, закрепляя на груди друга последний тампон, стараясь при этом не краснеть и не смотреть в такое близкое сейчас лицо молодого человека.

— Да, не важно… Я тебе потом как-нибудь расскажу. — Хрипло ответил парень, когда девушка отодвинулась.

— Ага, так я тебя и поверила… — Ухмыльнулась она.

— Честное Гриффиндорское. — Клятвенно заверил друг, прочистив горло.

— Так что, ты меня прогоняешь? — Весело поинтересовался молодой человек, девушка подняла усталый взгляд на доброе веснушчатое лицо, беззаботная улыбка на котором так не вязалась с серьёзным ожидающим выражением голубых глаз.

— Ладно. Тебя разве переспоришь. — Дала разрешение Гермиона.

— Ну, мне все же кажется, что ты была не так уж и против, как хотела показать. — Хмыкнул парень, и ей вдруг почудилось, что он как-то неуловимо расслабился, успокоился, услышав то, что хотел…

— Но сегодня ты идешь домой. Слышишь?

Молодой человек нехотя кивнул.

— Я дам тебе зелье и напишу Рону записку с инструкцией. Пусть сделает тебе перевязку вечером, он, конечно, медбрат тот ещё, но вдруг получится. А если нет — вот, держи. Это маггловский пластырь. Рон с ним знаком, пользоваться умеет. — Девушка протянула другу небольшую картонную коробочку.

— Это достаточно эффективный состав, хорош ещё и тем, что универсальный, используется и помогает почти при любого рода ожогах. За оставшийся вечер и ночь он зарубцует раны, завтра можно будет воспользоваться мазью Шмейера, она доделает всё остальное… Ясно?

— О, да, мадам Помфри.

— Все шутишь… — Покачала головой ведьма.

— А что мне остается?

— Воистину… — Улыбнулась она.

— Но я же могу прийти завтра? — Тихо спросил молодой человек.

— Приходи. Я буду рада. — Так же тихо ответила ведьма…

А теперь они пили чай. И Джордж морщился. Забавно так, но не навязчиво. Словно рыжий кот, выказывающий легкое недовольство ленивым вилянием длинного хвоста… И облизывал губы, чуть покрасневшие от горячего напитка. И поигрывал ложкой перебирая по ней длинными пальцами. И это было так… Правильно. Так уютно. Так тепло… И тишина была такой умиротворяющей и не напрягающей, что прерывать её совсем не хотелось, поэтому ведьма молчала, исподтишка наблюдая за другом…

Гермиона стояла во дворе, грустно осматривала облагороженный сад; яркие клумбы, которые получились чудо, как хороши; дом, приветливо сверкающий новыми окнами…

Ей было грустно. Она не видела Джорджа уже больше недели: с того самого дня как он устроил ей своеобразный праздник по случаю окончания работы над домом. За прошедшие дни девушка полностью обставила своё жилище мебелью, разложила по местам вещи, установила, как и планировала, беседку в саду, к которой вели декоративные дорожки. Естественно, мебелью занималась не она, а нанятые рабочие, в течении всего лишь одного дня собравшие кровати, диваны и тому подобные предметы меблировки, придав наконец её дому жилой и уютный вид.

Но ей было чертовски одиноко и грустно. Чтобы хоть как-то развеяться, ведьма решила полетать, благо, теперь у неё была метла. Всю прошлую неделю она именно таким образом боролась с тоской — помогало. Гермиона крепче сжала теплое древко, ласково коснулась золотой буквы, блестящей на темном дереве.

В тот последний день, Джордж пришел не с пустыми руками. Они уже закончили косметический ремонт комнат, и это был день отдыха, следующим утром гриффиндорка ждала курьеров из мебельной фирмы, и присутствие её друга было совсем не обязательно, ведь всё уже было готово и они оба могли вернуться к привычному ритму жизни. Вот только такое положение вещей не вполне устраивало Гермиону. За каких-то пять недель она умудрилась привыкнуть к постоянному присутствию старшего брата её бывшего мужа, и за это время она внезапно обнаружила, что отчаянно влюблена в своего друга и даже теперь не могла решить, что же делать с этой любовью…

Девушка убрала за ухо непослушную прядь, тяжело вздохнула, чувствуя, что вот-вот расплачется. Она даже не поблагодарила его! Просто, засидевшись с Джорджем на знакомом пледе, гриффиндорка уснула, а проснувшись в спальном отделе палатки следующим утром, друга не обнаружила… И не смогла найти в себе сил на то, чтобы зайти к нему в гости, не смогла найти убедительной причины, которая не разила бы за километр надуманностью…

Гермиона провела по лицу, с удивлением уставилась на мокрую ладонь. Надо же, все-таки расплакалась…

Чуть больше недели назад ровно в полдень возле палатки появился Джордж:

— Герм, привет. Видишь, я, как и обещал, явился, вроде, даже не опоздал. — Весело улыбался парень. — Более того, у меня есть для тебя подарок. Я подумал, что раз уж ты начинаешь новую жизнь, в которой умеешь летать, тебе вовсе не повредит собственная метла.

И девушка, наконец, обратила внимание на то, что молодой человек в обеих руках держит по метле.

— О, Джордж…

— Я, конечно, мог бы купить тебе новую, но у неё не было бы истории, а у этой, — парень поднял правую руку, демонстрируя Гермионе шикарный «Нимбус», — история есть, и поэтому она в сто раз дороже, чем последние модели. Она уже проверена и хранит несколько очень дорогих для меня воспоминаний.

— Да? — Почти шепотом спросила ведьма.

— Ага, — Кивнул Джордж. — На наше с Фредом восемнадцатилетие мы, не сговариваясь, решили сделать друг другу подарок. И наши подарки оказались не просто похожи, но идентичны, почти. За тем лишь исключением, что на древках метел были выгравированы разные буквы. Я подумал, что тебе будет много приятнее летать на метле, которая уже обзавелась своей, пусть не очень большой, но историей. Мы с Фредом поднимались в воздух на них всего пару раз, но это было восхитительно. — Молодой человек сглотнул. — Эту, — он кивнул на находящуюся в правой руке метлу. — Мне подарил Фред за два года до того, как его не стало… И теперь я хочу подарить её тебе, думаю, брат не будет в обиде, ведь я оставлю его метлу себе. Она тоже обладает историей, она тоже напоминает мне о тех коротких, но таких счастливых мгновениях, что мы провели с Фредом, летая над Лондоном и его окрестностями.

— Джордж, но это же подарок. — Неуверенно произнесла ведьма. — Подарки не передаривают…

— Да полно, зачем мне две метлы, вполне хватит одной… — Отмахнулся парень. — Ну что, полетели?

И он, передав метлу с выгравированной на древке первой буквой его имени Гермионе, оттолкнулся от земли, медленно поднимаясь к небу…

Это было совершенно потрясающе! Ощущение, которое невозможно было ни описать словами, ни передать жестами. Сердце то опускалось в пятки, то, кувыркаясь, поднималось к горлу, и вообще вело себя самым неподобающим для такого серьезного органа образом. И, казалось, руки должны были вот-вот упустить узкое древко, потому что у девушки абсолютно не получалось сосредоточиться на управлении метлой — полнейшая свобода не хуже вина пьянила разум и кружила голову. Но пальцы крепко сжимали теплое дерево, ноги уверенно опирались на некое подобие металлических стремян. Метла словно стала частью её тела, её продолжением, подчиняясь даже не движениям рук, а мысли…

И гриффиндорка, сама того не подозревая, заставляла друга нервничать и удивляться её смелости. Она бесстрашно поднималась высоко-высоко над землей туда, где становилось трудно дышать из-за низкого содержания кислорода в воздухе. Заставляла замирать в страхе сердце молодого человека, с веселым гиканьем пикируя с этой невообразимой высоты навстречу далекой земле…

В конце концов, Джордж не выдержал и, подлетев к подруге, попросил:

— Герм, заканчивай лихачить. Я могу просто не успеть тебе помочь в случае чего…

— Ой, прости. — Смутилась ведьма, отбрасывая назад выбившиеся из хвоста пряди. — Я немного забылась.

— Да уж. — Улыбнулся в ответ парень. — В какой-то момент я даже начал жалеть, что научил тебя летать на метле, но не мог же я предположить, что ты начнёшь «отрываться» по полной и сможешь переплюнуть в безбашенности даже нас с Фредом…

— Прости… Но это так… Так… — Она никак не могла найти нужных слов, чтобы описать то, что чувствовала, поэтому просто взмахнула руками…

Секунду спустя Джордж чертыхаясь и молясь всем святым одновременно, несся за сорвавшейся с метлы Гермионой. Ему удалось подхватить её лишь у самой земли удивленную, смущенную, но едва ли испуганную. Усадив девушку перед собою на метлу, начал медленно снижаться.

И только оказавшись на узком древке, чувствуя, как молодой человек одной рукой уверено управляет средством полета, а другой надежно прижимает её к себе, ведьма поняла, что могло произойти. Она крепко прижалась к парню, ощущая удивительную защищённость.

— Сумасшедшая… — Прошептал молодой человек, когда его ноги коснулись земли.

Но отпускать гриффиндорку парень не торопился, продолжая прижимать к себе её хрупкое тело. И ведьма вдруг почувствовала, как что-то замерло в грудной клетке — растягивая замечательные минуты, когда она безнаказанно могла находиться в объятиях сильных жилистых рук, чувствуя не только душевное тепло, знакомое ещё со школы, но и тепло физическое, тепло прикосновений. Ощущая, как в его груди бешено бьётся сердце, словно работая и за двоих, ведь её — сбилось, почти встало, и никак не могло войти в ритм.

Немного погодя, Джордж прошептал, глядя ей в глаза:

— Никогда больше так не делай, пожалуйста.

Гермиона заворожено кивнула, готовая согласиться на что угодно, лишь бы он не отпускал её подольше, но парень медленно разжал объятие, отступая.

И только спустя несколько минут смущенного молчания, молодой человек продолжил:

— Всё, Герм, на сегодня полетов хватит. — Он перевел дыхание, с укором глядя на подругу. — Назад аппарируем. А пока, если ты не против, можно устроить небольшой привал, тут и речка рядом. — Джордж махнул рукой на запад.

Провинившаяся ведьма сочла за благо не спорить и просто кивнула…

А потом они долго сидели на берегу весело журчащего ручья, ибо данный водоем до речки явно не дотягивал. И молодой человек извлек из небольшого и незамеченного девушкой ранее рюкзака аналог маггловского термоса, пару кружек и несколько бутербродов, аккуратно переложенных хрустящей пергаментной бумагой. И они молча кушали, потому что ни у того, ни у другой не было сил начать разговор: девушка была слишком смущена своим нелепым промахом и чувствовала себя изрядно виноватой; парень же слишком испугался и ещё не до конца отошел от стремительной погони за упавшей подругой…

В «Седые холмы» молодые люди аппарировали вечером, проведя на уютном берегу ручья несколько часов… Понемногу, когда и её и его «отпустило», друзья завели увлекательную беседу, в ходе которой увлеченно обсуждали: наиболее важные с их точки зрения открытия в области зельеварения, последние сплетни и журналистские «утки». Вспоминали школу и наиболее запомнившиеся моменты их обучения. Вспоминали войну, и тогда улыбки сходили с их лиц и парень и девушка на некоторое время печально замолкали, чтобы спустя несколько минут возобновить прерванный разговор…

Девушка была почти счастлива, ей не хватало лишь какой-то малости, лишь его теплого объятия, даже не признания в любви, а просто прикосновения. Но прикоснуться к нему сама она боялась, а ему это было, судя по всему, не нужно…

Оказавшись на знакомом газоне её нового дома, Джордж и Гермиона отправились в неубранную пока палатку, где девушка потчевала друга крепким кофе и кондитерскими изысками местного хлебопёка. А чуть позже они вместе наблюдали, как раскрасневшееся солнце медленно закатывается за горизонт, возвещая о конце очередного дня…

А потом она заснула и, проснувшись, оказалась одна. О прошедшем дне напоминала лишь дорогая метла, стоящая в углу большого отдела палатки, и посверкивающая на темном древке золотая буква «G»…

Немного полетав над окрестностями, стараясь быть максимально осторожной, памятуя о своей оплошности, едва не закончившейся плачевно, ведьма вернулась в дом. В кабинете, устроившись в удобном кресле за письменным столом, девушка принялась писать друзьям приглашения на новоселье. Писем всего было пять: Рону, мистеру и миссис Уизли, Гарри с Джинн, Луне и Невиллу. И Джорджу… Запечатав сургучом конверты, она отправилась в небольшое почтовое отделение поселка — своей совы у Гермионы не было, да и не могла одна птица отнести сразу пять писем.

Через три дня гриффиндорка планировала устроить небольшую вечеринку для друзей. И очень надеялась увидеть на ней Джорджа, пытаясь не думать о том, что именно возможность увидеть его была основной причиной затеваемого празднества…

Всё было готово: стол накрыт, гостиная украшена, даже музыка подобрана. До прихода гостей осталось всего полчаса.

У Гермионы было замечательное настроение! Она очень ответственно подошла к подготовке праздника, потратив на это три дня, и теперь чувствовала полное удовлетворение…

Почти сутки ведьма потратила на составление меню и разработку своеобразной развлекательной программы, чтобы в случае, если её гости заскучают, было чем их занять.

Она внимательно пересматривала кулинарные книги, которые появились у неё в то время, когда они только-только начинали свою совместную жизнь с Рональдом. Долго выбирала блюда, которые будет готовить, так чтобы они были не очень сложными, но и не были бы обыкновенными. В результате гриффиндорка остановилась на классическом ростбифе с овощами в горчичном соусе и паре легких салатов. С десертом девушка решила не рисковать и сразу заказала торт в популярной кондитерской, славившейся своими сладостями.

В гостиной на изящный журнальный столик был водружен странного вида аппарат, являющийся не чем иным, как музыкальным центром. О! Этот агрегат был предметом черной зависти Артура Уизли, его подарил Гарри на свадьбу своим лучшим друзьям. Особая прелесть данного представителя техники заключалась в том, что он, будучи маггловским изобретением, был усовершенствован одним магглорожденным умельцем и мог работать без электричества, ловить радиостанции волшебников и воспроизводить как маггловские так и магические аудионосители. А завидовал мистер Уизли потому, что данный прибор был единственным в своем роде, и автор его наотрез отказывался сотворить второй такой же. К музыкальному центру прилагалась тщательно продуманная сборка как маггловских исполнителей, так и наиболее популярных певцов-волшебников.

Гостиную ведьма украсила яркими лентами и шарами. На стенах заняли свое место черно-белые немагические фотографии пейзажей. На широких подоконниках нашли своё место купленные в цветочном магазине комнатные растения. Гермиона подозревала, что жить им осталось максимум месяц, но без цветов дом не был бы и в половину так уютен.

В холле громко забили напольные часы. Практически одновременно с их пятым ударом раздался мелодичный звон дверного колокольчика. Девушка поднялась с мягкого кресла и поспешила встретить своих первых гостей.

В её новый нарядный дом вошли Луна и Невилл. Если друга Гермиона видела сравнительно недавно, то с Полумной она не встречалась уже несколько месяцев и была безумно рада видеть равенкловку. Девушка ничуть не изменилась с их последней встречи: те же прозрачно-серые глаза, до белизны светлые длинные волосы, круглое бледное лицо с аккуратным носиком. Ведьма невольно улыбнулась, заметив в ушах подруги наистраннейшего вида сережки, больше всего напоминающие перегоревшие лампочки карманного фонарика, впрочем, зная Луну, это именно они и были… Блондинка сжимала в узких угловатых ладонях глиняного уродца, отдаленно напоминающего подсвечник.

— Здравствуй, Гермиона. — тихо произнесла девушка, — С новосельем тебя… Знаешь, в старых домах часто селятся морулы* они собирают в себе отрицательные эмоции бывших владельцев… — доверительно сообщила она, — Вот, это — лампада, она отпугивает их.

Луна протянула ведьме керамическое нечто.

— О, спасибо, мне очень пригодится! — Вежливо обрадовалась гриффиндорка, надеясь, что на её лице не сильно заметно недоумение. Судя по тщательно скрываемой ухмылке Невилла, надеялась она зря.

— Я тоже, как видишь, не с пустыми руками. Скажи, куда это поставить: тяжело. — С улыбкой проговорил парень, и Гермиона его понимала — друг держал в руках большущий горшок с раскидистым кустом с красивыми пестрыми листьями.

— Вон туда, Невилл, в том углу оно будет просто замечательно смотреться, я всё думала, что бы туда поставить… — Спешно проговорила Гермиона.

— Ага, — Кивнул парень, быстро прошагав к указанному месту и, поставив горшок, заговорил. — Я бы мог тебе наплести всякой ерунды о том, как хорошо это растение влияет на атмосферу в доме или что оно притягивает удачу… Но не буду — и ты не поверишь, и выдумки всё это. А вот то, что оно красиво и не привередливо — это да.

— А как оно называется? — Поинтересовалась ведьма.

— Тебе правда интересно? — Хитро прищурился Лонгботом.

— Нет…

— Я так и думал…

Камин взорвался снопом зеленых искр, на мягкий ковер, отфыркиваясь и отряхивая пепел с одежды, вступили Уизли. Трое. Молли, Артур, Рон. А его нет… В груди что-то болезненно-тревожно сжалось.

— Здравствуй, Гермиона! — Артур приветливо улыбнулся, дожидаясь своей очереди обнять утонувшую в объятиях жены бывшую родственницу.

— Здравствуйте, миссис Уизли, мистер Уизли. — Тепло произнесла гриффиндорка и получила осуждающий взгляд отца большого семейства.

Его супруга взглядом не ограничилась:

— С каких это пор, мы тебе «миссис» и «мистер»? То, что мой сын оказался настолько туп, что не смог уберечь такое сокровище, как ты, вовсе не значит, что ты стала нам чужой. Если не хочешь обидеть, называй нас как раньше!

— Прости, Молли, просто… — Гермиона запнулась…

— Брось, мам, ты что, мою бывшую жену не знаешь? — Хмыкнул Рональд, отстраняя родителей от подруги и оставляя на её щеке целомудренный поцелуй. — С новосельем!

— Бывшую жену! Рональд, нечем гордиться! — гневно проговорила миссис Уизли.

— Ты всё еще не прощен? — Шепотом осведомилась ведьма у бывшего мужа, тот делано-удрученно покачал головой.

— Как видишь.

— Гермиона! У тебя потрясающий дом! — Решил разрядить обстановку Артур.

— Ну, вы видели лишь малую его часть, но мне приятно.

— О, чуть не забыл! — Рыжеволосый друг хлопнул себя по лбу. — Мы не с пустыми руками. Вот, держи.

Молодой человек, довольно улыбаясь, протянул девушке обычные с виду настольные часы, при более детальном рассмотрении оказавшиеся последней моделью лабораторного таймера.

— Рон! Они же ещё не поступили в продажу! Где ты смог их урвать?

— Места надо знать. — Загадочно произнес парень. — О, Невилл, дружище! Луна, рад видеть!

Следующими оказались Поттеры, шумно влившиеся в общую компанию. Гарри, загадочно ухмыляясь, посмотрел на подругу, коротко переглянувшись с женой, заговорил:

— Герм, мы с Джинни долго думали, что бы такого тебе подарить, да так ничего и не надумали. Расстроились, если честно. Хотели уж было выбрать какое-нибудь редкое издание, посвященное рунам и заказать его во «Флориш и Боттс», когда случилось очень удачное ЧП в маггловском аэропорту. Тамошняя таможня обнаружила контрабанду, да не простую… Отдел по Надзору заколебался obliviate накладывать. Кто-то не самый законопослушный думал, что пользуясь маггловским транспортом, у него получится провести на территорию магической Британии двадцать небесных дракончиков**. Сама знаешь, животное редкое, особо охраняемое… И трудноуловимое, что не мало важно… Вот. Ну, всех дракончиков отправили на родину. Думали, что всех, а одного позабыли. Это довольно долгая история, одним словом, я упросил начальника Департамента Контроля за Магическими Животными презентовать дракончика мне. Он ещё маленький, хозяина не выбрал, я подумал, что он станет неплохим фамилиаром для тебя… — Гарри поднял руку, и на его ладони из воздуха соткалось почти прозрачное чудо: десятисантиметровое чуть переливающееся тельце, ажурные крылышки, четыре тонкие лапки, умная мордочка с темными бусинками глаз, заинтересовано-доверчиво разглядывающими Гермиону.

Девушка заворожено разглядывала дракончика, чуть касаясь, провела по гладкой чешуе. Существо по-кошачьи заурчало, выгибая спинку навстречу ласке, и изменило цвет с прозрачно-голубого на радужно-переливчатое. Потянулось всем телом к ладони гриффиндорки, переступило с гарриной руки, на руку Гермионы, тепло обвилось вокруг её узкого запястья, словно браслетом оплетая предплечье…

— Признал. — Довольно проговорила Джиневра. — Мы, по правде сказать, сильно переживали по этому поводу. Небесные дракончики редко выбирают себе хозяев, но если выбирают, то навсегда.

— Ребята… — Прошептала Гермиона. — Это… Спасибо!

— Не за что, Герм. Мы очень рады, что угодили тебе… — Смущенно проговорил мистер Поттер. — Они почти всегда спят, насколько я понял, охраняя владельца. Так что теперь тебе придется привыкнуть к тому, что на твоей руке постоянно будет находиться своеобразное украшение. Правда, ночью он может улетать на прогулку, но тут уж как заладится…

Девушка кивнула. Она читала когда-то о небесных дракончиках. Их родиной считалась Поднебесная, оттого и название такое. Никто толком не знал их происхождения. Кто-то считал их результатом странного эксперимента древних магов. Некоторые — воплощением чистой первозданной магической силы. К обычным драконам эти существа отношения не имели, похожи были, разве что, будто маленькие ящерки с двумя парами невесомых крыльев. Поймать их было необычайно сложно, ещё сложнее удержать. Как браконьерам это удалось — загадка.

— Кормить его не надо, знаешь, наверное, что маги так и не выяснили, чем дракончики питаются. — Произнесла миссис Поттер. Ящерка переливаясь всеми цветами радуги, казалось, уснула.

Часы отмерили половину шестого, оторвав Гермиону и её друзей от наблюдения за странным радужным существом. Ведьма встрепенулась, огляделась, желая увидеть веснушчатое лицо Джорджа, по которому очень скучала, но его не было. Стараясь не расстраиваться, терзаемая глупой надеждой, что он всё же придет, гриффиндорка устроила друзьям экскурсию по дому.

Осмотру подверглись все комнаты, за исключением лаборатории, куда девушка редко кого пускала. Но по прошествии ещё получаса, сопровождавшихся восхищенными вздохами дам и одобрительными кивками мужчин, стало ясно, что Джордж Уизли не придет, а томить гостей дольше просто неприлично. Ведьма пригласила всех к столу.

Разговор был непринужденным и легким. Гермиона по праву гордилась изготовленным мясом, которое мужчины уплетали за обе щеки. Особенно старался Рон, с набитым ртом нахваливая кулинарный талант подруги.

— Да, Герм, вот когда пожалеешь, что развелся. — Притворно удручился бывший супруг.

— Полно прибеднятся! Уверена, Молли тебя кормит на убой. Да и без неё голодным бы не остался. Забыл, что мне известен твой страшный секрет? — Заговорческим шепотом поинтересовалась Грейнджер.

— Какой секрет? — Полюбопытствовал Гарри.

— Что я готовить умею, — широко улыбнулся Рональд, в ответ на понимающий кивок друга.

— Ах, это…

— То есть ты знал? — Воскликнула гриффиндорка. — Знал и молчал?

— А ты спрашивала? — Невинно пожал плечами Золотой Мальчик. — И потом, я думал, ты в курсе, в конце концов, он был твоим мужем, не моим…

— Вот ведь… — Сквозь зубы прошипела ведьма, едва сдерживая смех, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица.

— Очень интересный соус, Гермиона. — Похвалила Полумна.

— Да. — Девушка немного погрустнела, как и всегда, когда вспоминала погибших родителей. — Папин рецепт.

Миссис Уизли провела по каштановым кудрям, что-то сочувственно пробормотав, и у девушки на мгновенье зашлось сердце, словно это не мать, а сын приласкал её… Глаза вдруг защипало.

Угощая гостей тортом, Гермиона честно призналась, что автором сего кондитерского шедевра является, увы, не она, посетовав на свою бездарность в хитрой науке изготовления сладостей. А наевшись, они переместились из светлой столовой в уютную гостиную, и чашечки с ароматным чаем заменили бокалы с алкоголем, завязалась беседа, как в старые добрые времена…

И ведьма чуть громче включала музыку, когда из колонок раздавался голос Селестины Уорбек, получая благодарную улыбку от миссис Уизли…

И старалась не рассмеяться, слушая рассказы Луны о вреде таинственных морулов, пыталась не обращать внимание на откровенное веселье бывшего мужа и укоряющие взгляды Невилла…

На пару с Гарри отвечала на нескончаемые вопросы Артура о маггловских изобретениях, мистер Уизли генерировал их с необыкновенной скоростью и ни разу не повторился…

И когда их небольшая компания, вполне ожидаемо раздробилась на пары по интересам, Гермиона, слегка захмелевшая от пары бокалов сухого вина, внимательно слушала Гарри, советовавшегося с ней по какому-то важному вопросу по работе. И долго шушукалась с Джинн, с радостью слушая счастливый шепот подруги, сообщавший ей — первой — о том, чего не знал даже Гарри: о том, что скоро в семье Поттеров случится долгожданное пополнение. И усердно запоминала рекомендации Невилла по уходу за комнатными растениями…

И ей было весело, ей было хорошо. Вот только лишь наполовину…

Словно какая-то часть девушки тихо сидела в стороне и грустила, скучала. И как ни старалась ведьма, все думы её рано или поздно сводились к непришедшему Джорджу. И в голове с каждым глотком вина всё чаще возникал вопрос: почему? Почему он проигнорировал приглашение? Что случилось в их последнюю встречу такого, что он не пожелал даже попрощаться, даже черкнуть пару строк на обрывке пергамента?

___________________________

* Автор понятия не имеет, кто такие Морулы — Луне виднее.

** Существо честно украдено у Яны Алексеевой: «Принцессы Огненного мира»; «Альфа-книга», Москва. Стр. 345. Слизано, естественно не в чистую, но всё же…

Дракончик испуганно слетел со старинных напольных часов, гулко отбивших четыре часа утра. Чуть покружился вокруг, заинтересовавшись, видимо, собственным отражением в стекле циферблата. Мягкое шуршание его крыльев успокаивало…

Гермиона вот уже три часа сидела в мягком кресле своей гостиной и смотрела, как в камине горит огонь, изредка подбрасывая в него поленья…

Проводив своих гостей, она некоторое время прибиралась, пытаясь не думать о Джордже. Правда, это выходило из рук вон плохо… И ведьма поймала себя на том, что злится — злится откровенно, качественно так. Вот только не понятно на кого… На не пришедшего друга или на себя, за то что приняла его отсутствие так близко к сердцу? В конце концов, швырнув в переполненную раковину блюдо из-под мяса и, не глядя, взмахнув палочкой запуская процесс мытья посуды, она взяла со стола ополовиненную бутыль вина и удалилась в опустевшую сумрачную гостиную…

И битых три часа изводила себя размышлениями…

Постепенно злость прошла, оставив обиду. Горькую, тягучую, болезненную…

Ну, вот почему Джордж не пришел? Она уже было подумала, что он излечился, вернулся… И ведь она решилась! Гермиона так готовилась к этому дню только потому, что надеялась, что друг придет. Что набравшись, наконец, смелости, она скажет ему о своих чувствах. Три дня убеждала себя в правильности собственного решения… А он не пришел!

— И с чего я вязала, что нужна ему? — Тихо проговорила девушка.

Голова чуть кружилась, гостиная в мягком неясном свете каминного огня плыла перед глазами, то ли от слез, то ли от выпитого вина. Дракончик, увлеченно изучавший территорию, вдруг подлетел к ведьме, невесомо опустившись на её ладонь, безвольно лежащую на подлокотнике; внимательно взглянул на новоприобретенную хозяйку, по-собачьи склонив голову. Гермиона грустно посмотрела в черные глазки фамилиара, поймав себя на мысли о том, что он понимает её. Может, конечно, это был некий самообман под влиянием алкоголя, но ей чудилось сочувствие в его взгляде.

И она вдруг, совершенно не задумываясь о том, как это должно быть глупо, принялась рассказывать существу о Джордже и своём к нему отношении. О том, что её дом каждым своим уголком напоминает ей об этом человеке. Что она почти не может здесь находиться, но при этом, одна только мысль о том, чтобы продать дом, причиняет явственную боль. О том, что её глупая любовь к другу, ей совершенно не нужна, и она бы с радостью забыла о ней, но не может. О том, что ей, и это парадоксально, не требуется ответное чувство. Что ей было бы достаточно перманентного присутствия Джорджа в собственной жизни, но он лишил её и этого! Теперь она просто не сможет прийти к нему сама, разумно предположив, что её появление будет неуместно, а ей, черт побери, мало встреч по праздникам у общих знакомых!

Дракончик как-то странно фыркнул и, показалось ведьме, с некоторым непониманием уставился на неё. И именно этот чуть удивленный взгляд подтолкнул Гермиону к неожиданной мысли, словно именно это и хотел спросить у неё фамилиар: а что мешает прийти к нему самой? Прийти и спросить в лоб! Ведь она никогда не была трусихой. Ну что страшного в том, что она признается Джорджу, ведь всё равно хотела это сделать, ну и пусть он не пришел. Если гора не идет к Магомеду, Магомед придет к горе!

Гриффиндорка резко поднялась с кресла, чуть качнулась, с отстраненным удивлением отмечая, что последний бокал янтарного вина был явно лишним, протянула руку для вспорхнувшего мгновеньем раньше дракончика и, дождавшись, пока хрупкое существо оплетет запястье, подошла к камину.

— Диагон-Аллея, магазин «Всевозможных Волшебных Вредилок». — Камин недовольно чихнул — Заблокировано, — грустно прокомментировала ведьма, на что дракончик ответил хитрым взглядом, смешно то ли рыкнул, то ли зевнул, дернул мерцающим хвостом — и красное пламя камина сменилось зеленым, заставив гриффиндорку удивленно охнуть.

Фамилиар нетерпеливо фыркнул, словно поторапливая, и ведьма шагнула в огонь…

Девушка вышла в темноту. Думала даже, что промахнулась, но слева раздалось знакомое шуршание: там, в большом прозрачном аквариуме, как помнила Гермиона, находились смешные пушистые существа — плод неуемной фантазии близнецов…

— Темно… — Констатировала гриффиндорка.

Дракончик глубоко вздохнул и слабо засветился. Гермиона смогла рассмотреть витрины и дверь в кабинет Джорджа в дальнем конце павильона.

— Спасибо, конечно, но я могла бы и сама, — произнесла ведьма, — у меня, вроде, и палочка есть.

Ей было не совсем приятно, что она не догадалась о Lumos сразу. Однако в слабом мерцании, исходящем от тела дракончика была своя прелесть, и голубоватого свечения вполне хватало для того, чтобы не натыкаться на мебель. Девушка благодарно коснулась теплой чешуи…

Она появилась в магазине тихо и, стараясь не шуметь, пробиралась по павильону. Дверь в кабинет была чуть приоткрыта, и из проема на гладкий деревянный пол торгового зала падал желтоватый свет. Гермиона осторожно заглянула в щель — кабинет был слабо освещен несколькими свечами, в камине горел огонь. Слева от двери в лабораторию слабо светилась большая каменная чаша, возле неё лежал опрокинутый хрустальный флакончик. Джордж сидел за столом спрятав лицо в ладони, чуть ссутулив плечи… На столе перед молодым человеком стояла початая бутылка с янтарной жидкостью. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что это Огневиски…

Девушка вздохнула, в голове её возникла предательская мысль вернуться домой, но руку вдруг чуть кольнуло, и под недовольным взглядом гневающегося дракончика она вошла в комнату. Джордж, видимо, её не заметил, потому что продолжил сидеть в прежней позе…

— Ты не пришел. — Вместо приветствия выдала гриффиндорка.

Молодой человек вздрогнул, поднял голову, отняв от лица руки, удивленно посмотрел на вошедшую в кабинет ведьму.

— Герм? — Хрипло прошептал он. — Что ты тут делаешь?

— Я тебя приглашала, а ты не пришел…

Парень устало провел рукой по волосам, с тоской посмотрел на пустой стакан, но, видно, не решившись пить при Гермионе, прочистил горло…

— Прости, Герм, я не смог… Работы много.

— Да?

— Угу…

Гриффиндорка чувствовала себя донельзя глупо. Ну, ведь видно же, что она не вовремя и что сейчас её здесь быть не должно. Развернуться бы и уйти, но ноги словно приросли к полу, а взгляд никак не желал отпускать лицо Джорджа. Она всё стояла посерди кабинета, опустив руки. Пристально вглядываясь в друга, но он не смотрел на неё…

— Я не вовремя…

— Я просто устал…

Бред какой-то… Ей вдруг показалось, что она вернулась на три года назад, в то жуткое послевоенное время, когда Джордж напивался до потери ориентации и интереса к происходящему вокруг, с той лишь разницей, что сейчас он не был настолько пьян…

— Джордж… Что случилось? — Тихо спросила ведьма.

— Я просто устал.

А чего она ожидала? Что он кинется к ней с объятиями и признаниями в вечной любви? Ведь никогда не была дурой! На глаза почти навернулись слёзы, почти… Девушка не дала им пролиться, решив, что поплакать можно и дома, в одиночестве, где никто не увидит её боли, а тут — зачем? Легче от этого не станет, а только усложнит и без того неудобную ситуацию…

— Даже присесть не предложишь?

Джордж непонимающе взглянул на неё, словно не расслышал вопроса, а потом кивнул в сторону удобного мягкого стула:

— Присаживайся, Герм.

Она медленно опустилась на указанный предмет мебели.

— Вижу, я не вовремя. — Повторилась гриффиндорка.

— Ты не можешь быть не ко времени, Герм, — тепло улыбнулся парень, но эта улыбка показалась ведьме вымученной. — Я просто устал…

— Я же говорю — не вовремя…

— Брось, — отмахнулся друг, — Так что привело тебя?

— Просто ты не пришел… И я… — Голос сорвался, девушка не знала что сказать…

Что она переживала? Или что она обиделась? Или что она так ждала его прихода, что отсутствие Джорджа принесло почти физическую боль? Что она очень соскучилась? Что она не понимает, что произошло, и почему он вдруг так резко пропал, исчез?

А стоит ли это говорить?

— Я зря…

— Выпьешь что-нибудь? — Перебил молодой человек.

— Нет, спасибо…

Они молчали. Тихо потрескивал огонь в камине, щелкали странные приборы на книжных полках, напоминая о кабинете директора Дамблдора и Хогвартсе. Джордж, передернув плечами, потянулся за бутылкой Огневиски, налил себе в бокал и вдруг поднялся, так и не выпив, даже не взяв в руки стеклянный сосуд…

Парень обошел стол, оказавшись прямо напротив подруги, серьезно и грустно посмотрел в её глаза.

— Я очень рад тебе. Правда. — Тихо произнес он.

Гермиона закусила губу. Что-то было в его голосе, что-то важное, искреннее…

— Я скучал, только… — Он недоговорил, провел ладонью по лицу, силой сжав виски, и столько было боли в этом движении, что гриффиндорка перестала вообще что-либо понимать.

Молодой человек некоторое время молчал, потом глубоко вздохнул, и уставившись в верх заговорил:

— Это хорошо, что ты пришла, Гермиона, я должен тебе кое в чем признаться. Возможно, это покажется тебе глупым, но ты всегда имела надо мной совершенно потрясающую власть. Почему-то я всегда не мог тебе отказать. И когда я тебе даже не слово давал, а ничего не значащее обещание, я не мог его нарушить. Просто физически не мог. Фред даже посмеивался. И, знаешь, я очень давно хочу у тебя спросить, ещё со Школы… Просто всё времени не было, а потом и вовсе стало неважно, но всё же… Ты всегда безошибочно нас различала. — Джордж перевел на девушку внимательный взгляд — Как?

— Не знаю… — Недоуменно прошептала ведьма. — Вы просто разные, и всё. Вас забавляло то, что люди не могут понять кто из вас кто, мне даже думалось, что вы тратили немало времени, чтобы быть максимально похожими, и вам это замечательно удавалось. Но вы совершенно разные. Фред, он… — она задумалась, подбирая слова. — Он был менее серьезным, безалаберным каким-то, мне даже иногда казалось, что слово «ответственность» начисто отсутствует в его словаре… Конечно, вы одинаково талантливы. Но ты был совершенно другим… У вас глаза разные были, что ли. Или улыбки… Не знаю. А ещё с Фредом было холодно. Это не значит, что он не был добрым или был бессердечным… Просто от тебя всегда шло тепло, которого никогда не исходило от Фреда. И, наверное, именно поэтому я так легко могла понять кто из вас кто…

Джордж какое-то время смотрел на неё, а потом отвел взгляд и заговорил:

— Был ещё один человек, который никогда не путал нас. Этот человек тоже говорил, что мы для неё разные. И сколько бы мы ни пробовали её запутать, она всегда выходила победительницей… А однажды, кажется, я тогда пил, а, может, уже нет… Словом, она пришла попрощаться. Сказала, что не может больше жить в Англии, что ей предложили работу в США. Мы с ней долго тогда проговорили, а уходя, она кое-что сказала — Парень сбился и посмотрел Гермионе в глаза. — Иди сюда, я тебе покажу.

И он подвел её к большой каменной чаше, на дне которой серебряной дымкой клубились воспоминания. Девушка посмотрела на Джорджа, не решаясь окунуться в чужую душу, она всегда считала воспоминания чем-то очень и очень личным, старалась всячески избегать таких моментов, но видела, что это ему почему-то было очень важно, и, глубоко вздохнув, Гермиона опустила голову в думосброс.

Красивая смуглая девушка стояла в дверях кабинета Джорджа, словно решаясь на что-то, а потом тихо и грустно заговорила:

— Тебя и Фреда всегда интересовало, почему вы разные для меня… Всё очень просто: мы любили друг друга. Когда-нибудь ты поймешь, если не понял до сих пор то, что дошло до твоего брата ещё на седьмом курсе. Он не сказал тебе тогда… Считал, что важно, чтобы ты догадался сам. Вы с Фредом уродливы, как все близнецы, потому что все чувства у вас на двоих, вся жизнь поровну, кроме одного… Вы не можете любить одного и того же человека, просто потому, что разные, но ваша целостность мешает Вам понять, не пропустить ту самую, единственную. Фреду повезло, а тебе нет… Ты попросту не заметил. Фред видел её, а ты нет. Ты не понял… Я очень хочу, что бы ты был счастлив Джордж. Ты это он, но другой… Однажды он сказал мне, что ты влюбился, сказал, что с этой девушкой ты обязательно будешь счастлив, потому что она тоже тебя любит. Фред находил очень забавным, что ни ты, ни эта загадочная девушка не видели для него очевидную вещь. Я спросила тогда, с чего он это взял, а он не ответил — показал… Она тебя узнавала, Джордж, всегда. Фред порой специально все подстраивал, чтобы вы, наконец, поняли… Только не успел… Сначала вас исключили, потом была война, а потом… — Девушка тяжело вздохнула, прикусила губу, стараясь сдержать слезы, и ушла.

Гриффиндорка вынырнула из воспоминаний и непонимающе посмотрела на Джорджа. Он стоял у камина, засунув руки в карманы брюк, и, чуть ссутулив плечи, смотрел на огонь.

— Анжелина не назвала имени. Да и не надо было… Я и без того понял, о ком она говорила. Вот только та девушка встречалась с другим. А я… Я просто не стал ничего менять, мне казалось, что я не могу быть счастлив, если Фреда нет… Да и отбить эту девушку не мог себе позволить, ведь это была невеста моего младшего брата…

Молодой человек обернулся.

— Я действительно считал, что вы с Роном счастливы. Старался даже в мыслях не допускать иного, ведь это бы значило, что я совершил ошибку… И ваш развод… Он стал чем-то неожиданным. Тогда меня словно раздавило. Я в тот день так и не смог довести эксперимент до конца. Дня три потом восстанавливал лабораторию. А потом подумал, вдруг ещё не поздно… Может, Фред был прав. Может, стоит хотя бы попробовать…

Джордж запустил пальцы в и без того растрепанные короткие волосы, закрыл глаза, собираясь с духом закончить, сказать то, что было чертовски сложно сказать, потому что это действительно тяжело произнести вслух. То, что мысленно он произнес столько раз. То, что сейчас было важнее всего. Но горло словно чем-то сдавило, и он не мог вымолвить ни слова. Так и стоял с закрытыми глазами и запущенной в волосы рукой. И когда он уже собрался заговорить, на его губы легла её теплая ладошка. Он открыл глаза и встретился с Гермионой взглядом. Ведьма очень серьезно и одновременно невозможно нежно смотрела на него, ласково проведя ладонью по его лицу. Джордж видел, как медленно-медленно по её щеке скатилась прозрачная слезинка…

— Скажи, что всё будет хорошо. Если ты это скажешь, то так и будет.

Хрипло, словно наелся сухого песка, молодой человек произнес:

— Всё будет хорошо.

— Спасибо. — Очень тихо ответила Гермиона и, приподнявшись на цыпочки, осторожно коснулась губами его губ.