Тропа в прошлое (гет)

Калитка тихо скрипнула, и тишина запущенного сада была изгнана юношескими голосами.

— Скорпиус, у тебя пониженная скорость аппарирования? — обернувшись, весело спросил он, когда позади него раздался негромкий хлопок.

Высокий парень усмехнулся и, прижав рыжеволосую девушку покрепче к себе, небрежно бросил:

— Просто твоя сестра, Ал, умеет меня задерживать, — и ослепительно улыбнувшись, Скорпиус поцеловал свою спутницу.

— Джеймс! — протяжно позвал Альбус старшего брата, уже успевшего пройти вглубь раскинувшегося перед небольшим домом сада. — Угомони их! Я ведь не вынесу всех этих нежностей два месяца! — жалобным голосом, словно обреченный на каторгу, закончил он свою просьбу

— А ты не смотри, — весело рассмеявшись, Лили выскользнула из объятий Скорпиуса и, опередив Ала, поравнялся с Джеймсом, который даже не обернулся на жалостливый призыв.

— И что? — возмутился Ал. — Просидеть все каникулы с закрытыми глазами?

Скорпиус, подойдя ближе, хлопнул его по плечу и с хитрой улыбкой пожал плечами:

— Думаю, тебе будет, чем заняться. В конце концов, бабушка сказала, что за домом есть небольшое поле для квиддича.

Впереди сдавленно захихикала Лили, а Джеймс, казалось, вообще не слышал разговора, слишком увлекшись осмотром окрестностей.

— Вот и летайте сами, а я не сяду на эту чертову метлу, — обиженно проговорил Ал и, догнав сестру, бросил на нее гневный взгляд. — В тот раз я упал с метлы совершенно случайно, Лили!

— Хватит припираться, — крикнул Джеймс, который уже подошел к массивной двери, сделанной из темного украшенного замысловатым резным орнаментом дерева. — Лучше скажите: кто-нибудь взял ключ у отца?

Ал попытался проверить свои карманы, но, кроме фантиков от сладостей, так ничего и не нашел, Лили же сразу отрицательно помотала головой, давая понять, что даже не пыталась думать о ключах, когда вчера вечером собирала чемоданы.

— Замечательно, — обреченно вздохнул Джеймс. — Не думаю, что обычное Alohomora сработает…

— И правильно думаешь, Поттер! — самодовольно прокомментировал Скорпиус.

— Только не говори, Малфой, что тебе хватило мозгов взять ключ, — чувствуя свое поражение, с опаской, но все же язвительно произнес Джеймс.

Тот лишь ухмыльнулся и приподнял правую руку — в свете яркого солнца блеснуло темное кольцо. Оно представляло собой две искусно выкованные железные веточки, причудливо переплетавшиеся друг с другом, на одной из которых была тончайшая гравировка. Скорпиус надел кольцо на указательный палец и подошел к двери, отодвинув Джеймса в сторону.

— Чистота крови на век, — негромко произнес он, поднеся руку к двери.

Когда кольцо соприкоснулось с массивом дерева, металл засветился легким зеленым свечением, а веточки зашевелившись, а затем вновь приняли привычное положение.

— Добро пожаловать! — провозгласил Скорпиус, когда замок щелкнул, и дверь податливо распахнулась.

Четверо подростков несмело вошли в небольшую гостиную: их встречала светлая мебель и, к общему удивлению, почти полное отсутствие пыли и паутин по углам. Видимо, эльф при доме все же имелся.

— Неплохое место, — оценивающим взглядом проведя по комнате, произнес Малфой. — Думаю, мы сможем здесь прожить пару месяцев.

— А как же! Все, что нам нужно, есть, — усмехнулся Джемс, падая на обитый светлой тканью диван. — Отец никогда не говорил, что родственники его крестного имели неплохой вкус.

От старой мебели, покой которой так бесцеремонно нарушил старший из Поттеров, в воздух поднялось небольшое облако пыли, из-за которого Лили тут же начала чихать. Парни в один голос засмеялись и продолжили осматривать старый дом. Книги, мебель, картины: все пахло старостью, казалось, стоит прикоснуться, как они рассыплются в прах. Ребята разошлись по комнатам, с любопытством исследуя новое пристанище.

Прошло минут пятнадцать, когда Альбус, проходя по коридору второго этажа, наткнулся на неприметную дверь — светлая древесина, небольшая латунная ручка. Он сам не знал, что заставило его остановиться, но все же вытащил палочку из кармана и шепотом произнес заклинание Alohomora. Замочная скважина не издала ни звука, но, толкнув плечом дверь, Ал убедился, что она открыта. Комната была погружена в полумрак, в тусклом свете, проникающем сквозь тонкие занавески, были видны массивные полки, заставленные книгами и несколько шкафов с выдвижными ящиками, стоящими вдоль стены. Если это рабочий кабинет, то Ал никак не мог понять, почему же стол в одном из дальних углов, был совершенно пуст: ни бумаг, ни каких-то толстых фолиантов, раскрытых на самых важных местах повествования, ни перьев, ни склянки с чернилами, — совершенно ничего. Будто бы эта поверхность, сделанная из темного, почти черного дерева, была предназначена только для какой-то определенной цели, словно столы в Хогвартской библиотеке — для чтения, но даже на них после учеников постоянно оставались какие-то мелочи: обрывки пергамента, сломанные перья, забытые фантики от сладостей…

Альбус медленно вошел внутрь, не закрывая за собой дверь. Двигаясь параллельно стенам с полками, он проводил взглядом по корешкам книг, стоящих на них. Некоторые название были на латыни, другие — на староанглийском, а на одном из фолиантов тонким теснением вилась арабская вязь. Такие книги студентам Хогвартса доводилось видеть лишь в Запретной секции, да и то, не всем. Будь здесь тётя Гермиона, она бы не поверила своему счастью, Альбуса же в такой библиотеке могли заинтересовать лишь книги по Высшим зельям, которые пока не попадались ему на глаза. Зато его внимание привлек другой предмет: антикварная шкатулка мастерской работы, инкрустированная черным жемчугом и осыпанная алмазной пылью, на крышке которой была надпись: "Toujour pur". Не задумываясь о последствиях и ведомый лишь желанием прикоснуться к этому произведению искусства, он протянул руку и аккуратно поднял шкатулку, которая была чуть больше его ладони, но при этом весила немало. Почти не дыша, Альбус подошел к столу и поставил ее на гладкую поверхность. Теперь он мог разглядеть её ближе. От шкатулки веяло стариной магией точно так же, как от мантии-невидимки, принадлежащей его отцу. А еще, она была так же притягательна и соблазнительна. Когда Альбус подносил свои руки к крышке, чтобы наконец-то заглянуть внутрь, взгляд его упал на монограмму, выгравированную на крышке: "B.B.(L.)". Первые две буквы, переплетались меж собой, а вот последняя и располагалась чуть в стороне, и цветом была немного светлее, но это было неважно для Ала, потому что манящая шкатулка теперь находилась в его руках. Он не мог объяснить, почему открыл крышку, но сделал это. Последнее, что он увидел, перед тем, как серый дым застлал сознание, так это черную поверхность стола, на которую упал, словно все тело его в один миг налилось свинцом.

Заклятия летели со всех сторон, стоны и крики сливались в один не прекращающийся гул, закладывающий уши. Сердца людей бились с такой силой, что казалась, звук их можно было не только услышать, но и почувствовать, как он колеблет воздух.

В воздухе витал запах крови, соленый проникающий в сознание людей. Сейчас Беллатриса Лестрейндж упивалась им, словно наркотиком, дарующим незабываемое блаженство и осознание собственной силы. Всего лишь несколько мгновений отделяли Пожирателей смерти во главе с Волан-де-Мортом от достижения цели, после чего весь мир пал бы перед ними на колени. Каждый из них стремился приблизиться к победе, поэтому заклинания летели все чащи, а крики становились все громче.

— Obliviate, — заклинание, выпущенное Корнером, пролетело чуть выше головы Беллатрисы, угодив в Трэвэрса.

Белла презрительно улыбнулась, видя новую жертву.

Оставалось лишь произнести заклинание, ведь палочка уже была нацелена на грудь смелого мальчишки в запачканном кровью синем шарфе.

— Crucio, — красный луч вылетел из палочки, но был остановлен умело выставленным щитом.

— Дерись с равными себе, — презрительно произнесла Нимфадора Тонкс, отталкивая Корнера за спину.

Если бы она знала, какое удовольствия своим вызовом доставила Беллатрисе, содрогнулась бы от осознания. Еще никогда глаза Беллы не горели такой жаждой смерти. Чувство, захлестнувшее ее, было сродни тому, что она испытала в Министерстве, убив Сириуса, только сейчас оно было гипертрофировано, заняв в ее душе все свободное пространство.

— С удовольствием, — ухмыльнулась Белла в ответ.

— Flagrate, — выкрикнула Тонкс, чуть быстрее, чем стоящая напротив нее Лестрейндж сделала взмах рукой.

Пламя, вырвавшееся из палочки, опалило черное платье, но не заставило Беллатрису отступить.

— Тебе не справиться со мной, Нимфадора, — почти выплюнула она ее имя, сквозь смех, тут же утонувший в шуме, царящем вокруг. — Crucio!

Лицо Тонкс скривилось от боли, пронзившей все тело. Губы сжимались, сдерживая рвущийся наружу крик, но это было бы проявлением слабости, и обе сейчас это понимали.

— Crucio! — повторила Беллатриса еще более рьяно и приблизилась, сжав тонкие губы в улыбке, пропитанной отвращением, ненавистью и безумием, горящими внутри нее. — Тебе никогда не одолеть меня. Avada Kedavra!

Все знали, что идет война, никому не хотелось видеть смерть своих близких, но все же сегодня это предстояло многим. Тело Тонкс уже лежало в ногах Беллатрисы, когда Ремус Люпин развернулся, услышав последний крик своей жены. Он молчал, ведь слова все равно не были бы услышаны в шуме, что царил вокруг, а вот его глаза говорили многое. Лестрейндж смотрела в них, чуть скривив губы в усмешке, ведь на его немой вопрос "Почему?" они оба знали ответ. Даже теперь, сквозь пелену ненависти и презрения можно было увидеть их души: настоящие и свободные. Жаль, что было слишком поздно, чтобы что-то изменить…

Через несколько секунд в спину Ремуса ударило заклятье, выпущенное Долоховым, а еще через одну Люпин упал на колени и последнее, что он мог видеть, это глаза Беллатрисы. Но Лестрейндж не запомнила этот взгляд, потому что она была уверенна, что он не был последним. Она видела, чье заклинание поразило Ремуса, знала, что Долохов никогда не щадит своих жертв, но все же продолжала думать, что он жив, что все еще дышит. Пролетевшее мимо заклинание словно ножом рассекло щеку, но она даже не почувствовала этого, упорно пытаясь привести Люпина в чувства, снова и снова тряся его за плечи.

Где-то невдалеке раздались крики, выделяющиеся сквозь общий гул и привлекшие внимание Беллатрисы, подняв голову, она увидела, как в их сторону летели дементоры. Чувство безысходности с устрашающей быстротой начало душить ее, а в голове пронзительно зазвенела единственная мысль — она обязана спасти душу Ремуса от них, жаль, что способ был лишь один: Patronus. Слишком долго Беллатриса не использовала его, слишком почернела ее душа за годы служения Лорду и слишком много хороших воспоминаний она потеряла за время, проведенное в Азкабане. Она сама не верила, что способна создать хоть сколько-нибудь действенного патронуса, но размышлять о собственных силах уже было некогда, один из дементоров приблизился настолько близко, что даже привыкшая к постоянному присутствию этих тварей Лестрейндж чувствовала, как кровь застывает в жилах.

И почему-то именно сейчас, когда все уже стало не важно, кроме самой жизни, Беллатриса осознала: никто больше не стоял между ней и Ремусом. И больше не было нужды оглядываться на традиции или мораль, все встало на свои места так, как и должно было быть с самого начала: только они двое, их чувства и больше ничего…

— Expecto Patronum! — раздался крик Лестрейндж, и из ее палочки вырвался огромный волк.

Тишина в доме нарушилась тихими всхлипами на первом этаже в одной комнат. Это плакала Лили Поттер: ей было страшно оттого, что она сейчас видела, страшно от того, что она не знала причин этого видения и, наверное, оттого, что слишком много различных чувств пришлось испытать всего за две минуты. Слезы каплями падали на пол, а перед глазами Лили до сих пор стоял белый волк, весь пропитанный добром, не ассоциирующимся с той, кого ему было предназначено охранять…

— Лили! — разнеся по коридорам дома взволнованный голос Малфоя.

— Я здесь, — негромко ответила та, и через несколько секунд в дверном проеме появились Скорпиус и Джеймс.

— С тобой все в порядке? — присаживаясь на пол рядом с девушкой, спросил Малфой, осторожно убирая прядь непослушных рыжих волос с ее лица.

Лили лишь неопределенно потрясла головой, а Скорпиус тем временем вытер с ее мокрые щеки.

— Никто не знает, где Альбус? — нарушая молчание, спросил Джеймс, все еще стоящий у двери.

— Когда я видел его в последний раз, он поднимался на второй этаж, — бросив быстрый взгляд на Поттера, проговорил Скорпиус. — Думаю, нам следует пойти туда.

Джеймс согласно кивнул, Лили поднялась с пола и все вместе они направились к лестнице. Прошло не более пяти минут, когда они заметили единственную на протяжении всего коридора второго этажа приоткрытую дверь.

— Альбус? — негромко позвал брата Джеймс, заглядывая в комнату.

Парень, ходивший вдоль книжных полок, даже не обернулся на отклик, а лишь кивнул головой, приглашая войти в комнату.

— Что происходит? Что мы видели пару минут назад? — обеспокоенно спросил Скорпиус, обнимая Лили за плечи.

— Как я понимаю, это воспоминание о Битве за Хогвартс времен Великой войны, — сухо ответил Ал, продолжая рукой водить по череде книг на полке в поисках нужной.

— Я понимаю, что из истории мы видели, но каким образом мы смогли это видеть? — взвинчено потребовал объяснений Скорпиус, а в глазах его блестели искры страха от непонимания видения.

Альбус лишь махнул рукой на стол, стоявший в углу, а потом поспешно добавил:

— Только, прошу, не открывайте крышку, — он даже не пытался скрыть своего трепета перед шкатулкой.

Ребята медленно подошли к темному столу, на котором в тусклом свете поблескивала небольшая шкатулка. Малфой, отпустив Лили, осторожно прикоснулся с изысканной вещи, а затем, проведя пальцами по крышке, передал ее Джеймсу.

— Здесь фамильный девиз Блэков, — почти шепотом, будто бы прилагая все усилия, чтобы сохранить атмосферу таинственности, произнес Скорпиус. — Видимо, она принадлежала Беллатрисе Лестрейндж, ведь, насколько я понял, именно ее воспоминания мы видели. Это Омут памяти?

— Не совсем. Это что-то другое, — ответил Альбус, резко развернувшись. — У отца есть Омут, но он работает совершенно не так. В нем невозможно ощутить чувства владельца воспоминаний, можно видеть лишь картинку, и воспоминания из него могут видеть лишь люди, находящиеся в непосредственной близости от самого Омутом.

— Итак, если это не Омут, то что мы будем делать? — сдавленным голосом спросил Джеймс, продолжая рассматривать шкатулку в своих руках.

— Искать ответы, — невесело ухмыльнулся Ал и вновь развернулся к полкам с книгами. — Я уверен, что где-то здесь они есть.

— Их две? — раздался тихий и испуганный голос Лили, которая стояла у дальней стены и держала в руках еще одну шкатулку, только та, в отличие от первой, была чуть массивней, а затейливых узоров на ней не было, да и вместо черного жемчуга она была украшена агатом.

Альбус подошел к сестре и взял из ее рук шкатулку. Проведя пальцами по крышке, он вновь почувствовал монограмму, только теперь она была крупнее и состояла всего лишь из двух букв: "S. B."

— Теперь задач нам прибавилось, — удрученно произнес Джеймс, когда Ал поставил шкатулку на стол рядом со той, в которой хранились воспоминания Беллатрисы Лестрейндж.

Парни, не сговариваясь, рассредоточились по комнате в поисках неизвестной, но такой нужной книги, а Лили в это время присела на стул, стоявший около стола, и нервным взглядом принялась пристально смотреть на шкатулки.

— Вы верите в то, что чувствовали и видели? — разорвав повисшую тишину, спросила она через несколько минут.

Никто не хотел отвечать на этот вопрос, ведь они еще полностью не осознали то, что видели, никто не знал, что должен ответить.

— Предлагаю обсудить это вечером, когда мы поймем, что именно мы видели,— тихо произнес Альбус, не поворачиваясь лицом к сестре, чтобы не показать страх перед непониманием таинственной вещи, которая попала им в руки, и продолжил искать среди толстых фолиантов то, что даже толком не представлял себе.

— Как скажешь… — Лили поднялась с места и направилась к двери.

— Куда ты? — спросил ей вслед Малфой.

— На кухню. Попытаюсь приготовить нам ужин из тех продуктов, что мы взяли из дома.

— Я с тобой, — догнав девушку у дверного проема, он поцеловал ее в висок и, обняв за талию, вышел вместе с ней.

Братья переглянулись и продолжили искать книгу, которая должна была дать им ответы…