Тропа в прошлое (гет)

Калитка тихо скрипнула, и тишина запущенного сада была изгнана юношескими голосами.

— Скорпиус, у тебя пониженная скорость аппарирования? — обернувшись, весело спросил он, когда позади него раздался негромкий хлопок.

Высокий парень усмехнулся и, прижав рыжеволосую девушку покрепче к себе, небрежно бросил:

— Просто твоя сестра, Ал, умеет меня задерживать, — и ослепительно улыбнувшись, Скорпиус поцеловал свою спутницу.

— Джеймс! — протяжно позвал Альбус старшего брата, уже успевшего пройти вглубь раскинувшегося перед небольшим домом сада. — Угомони их! Я ведь не вынесу всех этих нежностей два месяца! — жалобным голосом, словно обреченный на каторгу, закончил он свою просьбу

— А ты не смотри, — весело рассмеявшись, Лили выскользнула из объятий Скорпиуса и, опередив Ала, поравнялся с Джеймсом, который даже не обернулся на жалостливый призыв.

— И что? — возмутился Ал. — Просидеть все каникулы с закрытыми глазами?

Скорпиус, подойдя ближе, хлопнул его по плечу и с хитрой улыбкой пожал плечами:

— Думаю, тебе будет, чем заняться. В конце концов, бабушка сказала, что за домом есть небольшое поле для квиддича.

Впереди сдавленно захихикала Лили, а Джеймс, казалось, вообще не слышал разговора, слишком увлекшись осмотром окрестностей.

— Вот и летайте сами, а я не сяду на эту чертову метлу, — обиженно проговорил Ал и, догнав сестру, бросил на нее гневный взгляд. — В тот раз я упал с метлы совершенно случайно, Лили!

— Хватит припираться, — крикнул Джеймс, который уже подошел к массивной двери, сделанной из темного украшенного замысловатым резным орнаментом дерева. — Лучше скажите: кто-нибудь взял ключ у отца?

Ал попытался проверить свои карманы, но, кроме фантиков от сладостей, так ничего и не нашел, Лили же сразу отрицательно помотала головой, давая понять, что даже не пыталась думать о ключах, когда вчера вечером собирала чемоданы.

— Замечательно, — обреченно вздохнул Джеймс. — Не думаю, что обычное Alohomora сработает…

— И правильно думаешь, Поттер! — самодовольно прокомментировал Скорпиус.

— Только не говори, Малфой, что тебе хватило мозгов взять ключ, — чувствуя свое поражение, с опаской, но все же язвительно произнес Джеймс.

Тот лишь ухмыльнулся и приподнял правую руку — в свете яркого солнца блеснуло темное кольцо. Оно представляло собой две искусно выкованные железные веточки, причудливо переплетавшиеся друг с другом, на одной из которых была тончайшая гравировка. Скорпиус надел кольцо на указательный палец и подошел к двери, отодвинув Джеймса в сторону.

— Чистота крови на век, — негромко произнес он, поднеся руку к двери.

Когда кольцо соприкоснулось с массивом дерева, металл засветился легким зеленым свечением, а веточки зашевелившись, а затем вновь приняли привычное положение.

— Добро пожаловать! — провозгласил Скорпиус, когда замок щелкнул, и дверь податливо распахнулась.

Четверо подростков несмело вошли в небольшую гостиную: их встречала светлая мебель и, к общему удивлению, почти полное отсутствие пыли и паутин по углам. Видимо, эльф при доме все же имелся.

— Неплохое место, — оценивающим взглядом проведя по комнате, произнес Малфой. — Думаю, мы сможем здесь прожить пару месяцев.

— А как же! Все, что нам нужно, есть, — усмехнулся Джемс, падая на обитый светлой тканью диван. — Отец никогда не говорил, что родственники его крестного имели неплохой вкус.

От старой мебели, покой которой так бесцеремонно нарушил старший из Поттеров, в воздух поднялось небольшое облако пыли, из-за которого Лили тут же начала чихать. Парни в один голос засмеялись и продолжили осматривать старый дом. Книги, мебель, картины: все пахло старостью, казалось, стоит прикоснуться, как они рассыплются в прах. Ребята разошлись по комнатам, с любопытством исследуя новое пристанище.

Прошло минут пятнадцать, когда Альбус, проходя по коридору второго этажа, наткнулся на неприметную дверь — светлая древесина, небольшая латунная ручка. Он сам не знал, что заставило его остановиться, но все же вытащил палочку из кармана и шепотом произнес заклинание Alohomora. Замочная скважина не издала ни звука, но, толкнув плечом дверь, Ал убедился, что она открыта. Комната была погружена в полумрак, в тусклом свете, проникающем сквозь тонкие занавески, были видны массивные полки, заставленные книгами и несколько шкафов с выдвижными ящиками, стоящими вдоль стены. Если это рабочий кабинет, то Ал никак не мог понять, почему же стол в одном из дальних углов, был совершенно пуст: ни бумаг, ни каких-то толстых фолиантов, раскрытых на самых важных местах повествования, ни перьев, ни склянки с чернилами, — совершенно ничего. Будто бы эта поверхность, сделанная из темного, почти черного дерева, была предназначена только для какой-то определенной цели, словно столы в Хогвартской библиотеке — для чтения, но даже на них после учеников постоянно оставались какие-то мелочи: обрывки пергамента, сломанные перья, забытые фантики от сладостей…

Альбус медленно вошел внутрь, не закрывая за собой дверь. Двигаясь параллельно стенам с полками, он проводил взглядом по корешкам книг, стоящих на них. Некоторые название были на латыни, другие — на староанглийском, а на одном из фолиантов тонким теснением вилась арабская вязь. Такие книги студентам Хогвартса доводилось видеть лишь в Запретной секции, да и то, не всем. Будь здесь тётя Гермиона, она бы не поверила своему счастью, Альбуса же в такой библиотеке могли заинтересовать лишь книги по Высшим зельям, которые пока не попадались ему на глаза. Зато его внимание привлек другой предмет: антикварная шкатулка мастерской работы, инкрустированная черным жемчугом и осыпанная алмазной пылью, на крышке которой была надпись: "Toujour pur". Не задумываясь о последствиях и ведомый лишь желанием прикоснуться к этому произведению искусства, он протянул руку и аккуратно поднял шкатулку, которая была чуть больше его ладони, но при этом весила немало. Почти не дыша, Альбус подошел к столу и поставил ее на гладкую поверхность. Теперь он мог разглядеть её ближе. От шкатулки веяло стариной магией точно так же, как от мантии-невидимки, принадлежащей его отцу. А еще, она была так же притягательна и соблазнительна. Когда Альбус подносил свои руки к крышке, чтобы наконец-то заглянуть внутрь, взгляд его упал на монограмму, выгравированную на крышке: "B.B.(L.)". Первые две буквы, переплетались меж собой, а вот последняя и располагалась чуть в стороне, и цветом была немного светлее, но это было неважно для Ала, потому что манящая шкатулка теперь находилась в его руках. Он не мог объяснить, почему открыл крышку, но сделал это. Последнее, что он увидел, перед тем, как серый дым застлал сознание, так это черную поверхность стола, на которую упал, словно все тело его в один миг налилось свинцом.

Заклятия летели со всех сторон, стоны и крики сливались в один не прекращающийся гул, закладывающий уши. Сердца людей бились с такой силой, что казалась, звук их можно было не только услышать, но и почувствовать, как он колеблет воздух.

В воздухе витал запах крови, соленый проникающий в сознание людей. Сейчас Беллатриса Лестрейндж упивалась им, словно наркотиком, дарующим незабываемое блаженство и осознание собственной силы. Всего лишь несколько мгновений отделяли Пожирателей смерти во главе с Волан-де-Мортом от достижения цели, после чего весь мир пал бы перед ними на колени. Каждый из них стремился приблизиться к победе, поэтому заклинания летели все чащи, а крики становились все громче.

— Obliviate, — заклинание, выпущенное Корнером, пролетело чуть выше головы Беллатрисы, угодив в Трэвэрса.

Белла презрительно улыбнулась, видя новую жертву.

Оставалось лишь произнести заклинание, ведь палочка уже была нацелена на грудь смелого мальчишки в запачканном кровью синем шарфе.

— Crucio, — красный луч вылетел из палочки, но был остановлен умело выставленным щитом.

— Дерись с равными себе, — презрительно произнесла Нимфадора Тонкс, отталкивая Корнера за спину.

Если бы она знала, какое удовольствия своим вызовом доставила Беллатрисе, содрогнулась бы от осознания. Еще никогда глаза Беллы не горели такой жаждой смерти. Чувство, захлестнувшее ее, было сродни тому, что она испытала в Министерстве, убив Сириуса, только сейчас оно было гипертрофировано, заняв в ее душе все свободное пространство.

— С удовольствием, — ухмыльнулась Белла в ответ.

— Flagrate, — выкрикнула Тонкс, чуть быстрее, чем стоящая напротив нее Лестрейндж сделала взмах рукой.

Пламя, вырвавшееся из палочки, опалило черное платье, но не заставило Беллатрису отступить.

— Тебе не справиться со мной, Нимфадора, — почти выплюнула она ее имя, сквозь смех, тут же утонувший в шуме, царящем вокруг. — Crucio!

Лицо Тонкс скривилось от боли, пронзившей все тело. Губы сжимались, сдерживая рвущийся наружу крик, но это было бы проявлением слабости, и обе сейчас это понимали.

— Crucio! — повторила Беллатриса еще более рьяно и приблизилась, сжав тонкие губы в улыбке, пропитанной отвращением, ненавистью и безумием, горящими внутри нее. — Тебе никогда не одолеть меня. Avada Kedavra!

Все знали, что идет война, никому не хотелось видеть смерть своих близких, но все же сегодня это предстояло многим. Тело Тонкс уже лежало в ногах Беллатрисы, когда Ремус Люпин развернулся, услышав последний крик своей жены. Он молчал, ведь слова все равно не были бы услышаны в шуме, что царил вокруг, а вот его глаза говорили многое. Лестрейндж смотрела в них, чуть скривив губы в усмешке, ведь на его немой вопрос "Почему?" они оба знали ответ. Даже теперь, сквозь пелену ненависти и презрения можно было увидеть их души: настоящие и свободные. Жаль, что было слишком поздно, чтобы что-то изменить…

Через несколько секунд в спину Ремуса ударило заклятье, выпущенное Долоховым, а еще через одну Люпин упал на колени и последнее, что он мог видеть, это глаза Беллатрисы. Но Лестрейндж не запомнила этот взгляд, потому что она была уверенна, что он не был последним. Она видела, чье заклинание поразило Ремуса, знала, что Долохов никогда не щадит своих жертв, но все же продолжала думать, что он жив, что все еще дышит. Пролетевшее мимо заклинание словно ножом рассекло щеку, но она даже не почувствовала этого, упорно пытаясь привести Люпина в чувства, снова и снова тряся его за плечи.

Где-то невдалеке раздались крики, выделяющиеся сквозь общий гул и привлекшие внимание Беллатрисы, подняв голову, она увидела, как в их сторону летели дементоры. Чувство безысходности с устрашающей быстротой начало душить ее, а в голове пронзительно зазвенела единственная мысль — она обязана спасти душу Ремуса от них, жаль, что способ был лишь один: Patronus. Слишком долго Беллатриса не использовала его, слишком почернела ее душа за годы служения Лорду и слишком много хороших воспоминаний она потеряла за время, проведенное в Азкабане. Она сама не верила, что способна создать хоть сколько-нибудь действенного патронуса, но размышлять о собственных силах уже было некогда, один из дементоров приблизился настолько близко, что даже привыкшая к постоянному присутствию этих тварей Лестрейндж чувствовала, как кровь застывает в жилах.

И почему-то именно сейчас, когда все уже стало не важно, кроме самой жизни, Беллатриса осознала: никто больше не стоял между ней и Ремусом. И больше не было нужды оглядываться на традиции или мораль, все встало на свои места так, как и должно было быть с самого начала: только они двое, их чувства и больше ничего…

— Expecto Patronum! — раздался крик Лестрейндж, и из ее палочки вырвался огромный волк.

Тишина в доме нарушилась тихими всхлипами на первом этаже в одной комнат. Это плакала Лили Поттер: ей было страшно оттого, что она сейчас видела, страшно от того, что она не знала причин этого видения и, наверное, оттого, что слишком много различных чувств пришлось испытать всего за две минуты. Слезы каплями падали на пол, а перед глазами Лили до сих пор стоял белый волк, весь пропитанный добром, не ассоциирующимся с той, кого ему было предназначено охранять…

— Лили! — разнеся по коридорам дома взволнованный голос Малфоя.

— Я здесь, — негромко ответила та, и через несколько секунд в дверном проеме появились Скорпиус и Джеймс.

— С тобой все в порядке? — присаживаясь на пол рядом с девушкой, спросил Малфой, осторожно убирая прядь непослушных рыжих волос с ее лица.

Лили лишь неопределенно потрясла головой, а Скорпиус тем временем вытер с ее мокрые щеки.

— Никто не знает, где Альбус? — нарушая молчание, спросил Джеймс, все еще стоящий у двери.

— Когда я видел его в последний раз, он поднимался на второй этаж, — бросив быстрый взгляд на Поттера, проговорил Скорпиус. — Думаю, нам следует пойти туда.

Джеймс согласно кивнул, Лили поднялась с пола и все вместе они направились к лестнице. Прошло не более пяти минут, когда они заметили единственную на протяжении всего коридора второго этажа приоткрытую дверь.

— Альбус? — негромко позвал брата Джеймс, заглядывая в комнату.

Парень, ходивший вдоль книжных полок, даже не обернулся на отклик, а лишь кивнул головой, приглашая войти в комнату.

— Что происходит? Что мы видели пару минут назад? — обеспокоенно спросил Скорпиус, обнимая Лили за плечи.

— Как я понимаю, это воспоминание о Битве за Хогвартс времен Великой войны, — сухо ответил Ал, продолжая рукой водить по череде книг на полке в поисках нужной.

— Я понимаю, что из истории мы видели, но каким образом мы смогли это видеть? — взвинчено потребовал объяснений Скорпиус, а в глазах его блестели искры страха от непонимания видения.

Альбус лишь махнул рукой на стол, стоявший в углу, а потом поспешно добавил:

— Только, прошу, не открывайте крышку, — он даже не пытался скрыть своего трепета перед шкатулкой.

Ребята медленно подошли к темному столу, на котором в тусклом свете поблескивала небольшая шкатулка. Малфой, отпустив Лили, осторожно прикоснулся с изысканной вещи, а затем, проведя пальцами по крышке, передал ее Джеймсу.

— Здесь фамильный девиз Блэков, — почти шепотом, будто бы прилагая все усилия, чтобы сохранить атмосферу таинственности, произнес Скорпиус. — Видимо, она принадлежала Беллатрисе Лестрейндж, ведь, насколько я понял, именно ее воспоминания мы видели. Это Омут памяти?

— Не совсем. Это что-то другое, — ответил Альбус, резко развернувшись. — У отца есть Омут, но он работает совершенно не так. В нем невозможно ощутить чувства владельца воспоминаний, можно видеть лишь картинку, и воспоминания из него могут видеть лишь люди, находящиеся в непосредственной близости от самого Омутом.

— Итак, если это не Омут, то что мы будем делать? — сдавленным голосом спросил Джеймс, продолжая рассматривать шкатулку в своих руках.

— Искать ответы, — невесело ухмыльнулся Ал и вновь развернулся к полкам с книгами. — Я уверен, что где-то здесь они есть.

— Их две? — раздался тихий и испуганный голос Лили, которая стояла у дальней стены и держала в руках еще одну шкатулку, только та, в отличие от первой, была чуть массивней, а затейливых узоров на ней не было, да и вместо черного жемчуга она была украшена агатом.

Альбус подошел к сестре и взял из ее рук шкатулку. Проведя пальцами по крышке, он вновь почувствовал монограмму, только теперь она была крупнее и состояла всего лишь из двух букв: "S. B."

— Теперь задач нам прибавилось, — удрученно произнес Джеймс, когда Ал поставил шкатулку на стол рядом со той, в которой хранились воспоминания Беллатрисы Лестрейндж.

Парни, не сговариваясь, рассредоточились по комнате в поисках неизвестной, но такой нужной книги, а Лили в это время присела на стул, стоявший около стола, и нервным взглядом принялась пристально смотреть на шкатулки.

— Вы верите в то, что чувствовали и видели? — разорвав повисшую тишину, спросила она через несколько минут.

Никто не хотел отвечать на этот вопрос, ведь они еще полностью не осознали то, что видели, никто не знал, что должен ответить.

— Предлагаю обсудить это вечером, когда мы поймем, что именно мы видели,— тихо произнес Альбус, не поворачиваясь лицом к сестре, чтобы не показать страх перед непониманием таинственной вещи, которая попала им в руки, и продолжил искать среди толстых фолиантов то, что даже толком не представлял себе.

— Как скажешь… — Лили поднялась с места и направилась к двери.

— Куда ты? — спросил ей вслед Малфой.

— На кухню. Попытаюсь приготовить нам ужин из тех продуктов, что мы взяли из дома.

— Я с тобой, — догнав девушку у дверного проема, он поцеловал ее в висок и, обняв за талию, вышел вместе с ней.

Братья переглянулись и продолжили искать книгу, которая должна была дать им ответы…

Ужин прошел в тишине: никто так и не осмелился завести разговор о произошедшем. Альбус все еще предполагал, что не имеет смысла обсуждать голые чувства без фактов, Джеймс был солидарен с братом, а Малфой просто не хотел вновь видеть страх в глазах Лили, который появлялся, стоило ей вспомнить о случившемся.

Сразу же после ужина братья Поттеры направились в расположенную на первом этаже дома семейную библиотеку Блэков, в поисках того, что смогло бы хоть как-то прояснить сущность вещи, которая попала в их распоряжение. Лили и Скорпиус же развели огонь в камине в гостиной и устроились на небольшом диване около него. Вскоре их обоих накрыла блаженная пелена дремы, которая отгоняла мысли, роившиеся в их головах после случившегося.

Было уже за полночь, когда Альбус с громким хлопком опустил старый фолиант на столик в гостиной. Успевшая заснуть Лили встрепенулась в объятьях Скорпиуса и подняла голову, чтобы видеть источник шума, разбудивший ее.

— Мы нашли ответы, — с блеском в глазах произнес Ал, обращаясь к ним. — Теперь я знаю, что это за шкатулки!

Вошедший в гостиную за братом Джеймс, почти не разделял его энтузиазма, хоть и слабо улыбнулся после того, как сел на одно из кресел в гостиной. Настрой Малфоя был почти такой же, только вот оптимизма в его глазах было чуть больше. А Лили тут же улыбнулась и с надеждой произнесла:

— Значит, теперь ты расскажешь нам, как можно объяснить все, что мы видели?

— Полагаю, да, — ответил Ал, присаживаясь в кресло, а затем, указав рукой на книгу, добавил: — Это один из томов рукописной "Истории древнейшего и благороднейшего семейства Блэков". Этот том вели из поколения в поколение, начиная с XVI века и кончая XVIII. Здесь собраны все важные сведения о роде за тот период времени, в нем указаны и те факты, которые обычно не выносились на обозрение общественности и известны лишь членам самого семейства.

— Значит, там есть какая-то информация и об этих шкатулках? — произнес Скорпиус, когда Альбус замолчал, чтобы взять книгу в руки и открыть на нужной странице.

— Да, эти шкатулки часть одного из ритуалов, — ответил ему Джеймс, а лицо его искривила гримаса презрения. — Все семейство Блэков было сумасшедшим! Они были помешаны на чистоте своей крови и громкости своего имени в Магической Британии.

— Не говори так! — резко возразила ему Лили, сжавшись, словно пружина. — Тетя Андромеда прекрасная женщина!

— Из правил бывают исключения… — пренебрежительно ответил ей брат.

— Но, а как же Сириус Блэк? Не слишком ли много исключений? — парировала та.

— Не приплетай того, о ком мы совершенно ничего не знаем! Последние из тех, кто знал его чуть глубже, чем поверхностно, погибли в дни окончания Великой войны, — откликнулся Джеймс, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, чтобы не показать свою злость сестре.

Все произошедшее перед ужином сильно накалило обстановку, нервы были на пределе, а чувства, казалось, обострились настолько, что любая мелочь могла бы послужить бикфордовым шнуром к взрыву эмоций. Лили после слов брата насупилась, Малфой же, покрепче обняв ее, бросал гневные взгляды на Джеймса, столь грубо поведшего себя с сестрой. а в это время Альбус, почти не обративший внимания на маленькую семейную перепалку, нашел нужное место в рукописной книге и обратился к друзьям:

— В этой книге есть запись о том ритуале, который уже упомянул Джеймс, — Ал сделал паузу, а потом продолжил, поочередно переводя взгляд с одного на другого. — Это старинная традиция семьи Блэков, возникшая после того, как пятнадцатилетняя дочь Альгениба Блэка, жившего в начале семнадцатого века, убила своего возлюбленного из-за того, что тот, якобы, являясь магллорожденным, скрыл от нее этот факт.

— Вот, видите, я же говорил, что все они — психи, — вставил замечание Джеймс.

— Они просто уважали традиции, вот и все, — возразил ему Скорпиус.

— Ты считаешь, убийство оправданно тем, что совершено во имя каких-то традиций? — резко спросил его Джеймс в ответ.

— Когда традиции — смысл жизни, то да! — холодно проговорил Малфой. — Пойми, Поттер, некоторые люди не могут отказаться от того, почтение к чему воспитывалось в них с самого рождения.

— Ребята, прекратите спорить! — встряла в намечающуюся ссору Лили. — К тому же не ты ли, Джеймс, сам говорил о том, что мы не должны судить людей, которых не знаем?

— Говорил, но…

— Лили права, мы еще слишком мало знаем о Блэках, чтобы что-то утверждать наверняка, — перебил брата Альбус. — А теперь я хочу, чтобы вы послушали то, что говорится в книге насчет тех шкатулок, что попали к нам в руки.

Ребята переглянулись, но все же послушно замолчали.

— Именно после упомянутого прецедента внутри семейства зародилась традиция осуществления ритуала вступления в права фамилии. Некоторые особо сильные семейства в Средние века использовали его. Пытались тем самым уберечь своих неразумных детей от нерационального использование всей мощи родовой магии, которая помогала подросткам этих семей воплощать заклинания Высочайшего уровня сложности, такие, например, как Непростительные.

— Отец рассказывал о подобном ритуале, — тихо произнес Скорпиус, когда Ал сделал паузу,— но Малфои никогда его не использовали.

— И правильно делали, — перевернув исписанные мелким почерком страницы старой книги, сухо произнес Альбус. — Это не самый безопасный ритуал для подростков.

— Но причем здесь шкатулки? — нетерпеливо спросила Лили.

— В этой книге говорится, что они — часть родовой магии Блэков, — ответил на ее вопрос Ал. — После прохождения ритуала, каждому выдавалась подобная шкатулка. Одна из тех двух, которые сейчас находятся в комнате на верху, судя по монограмме, принадлежала Беллатрисе Блэк.

— Так что же тогда мы видели? — вновь зазвучал голос его сестры.

— Как я понимаю, последнее событие из жизни миссис Лестрейндж, — ответил за брата Джеймс.

— Он прав, — проговорил Альбус. — В «Истории Блэков» говорится, что это «хранилище жизни»…

— Только не говори, что эта вещь является крестражем, — с опаской проговорил Малфой.

— Нет, — развеял его предположение Ал. — Это нечто иное. Шкатулка определенным образом связана со своим владельцем, и, благодаря этой неразрывной связи, случайные фрагменты жизни будто бы копируются, таким образом, собирая в шкатулке целостную картину о человеке.

— Но зачем это нужно? — непонимающе спросила Лили.

— Все просто: чтобы родители в любую минуту смогли проверить, как их отпрыски распоряжается данной им магией, — ответил ему Джеймс.

— Как же это некрасиво, лезть в жизнь человека, — проговорила она, а в голосе ее звучало истинное неприятие подобной слежки за подростком. — Есть множество иных способов контролировать своих детей.

— Ты же сама прекрасно понимаешь, что это методы средневековья, — утешительно произнес Джеймс, сам при этом испытывая подобное отношение к такого роду контролю. — Что ты хочешь от того времени, сестренка?

— Он прав, Лили, — произнес в свою очередь Ал. — Тем более, я не уверен, что эти шкатулки хоть кто-то открывал до нас, иначе в истории о Беллатрисе Лестрейндж было бы чуть больше, чем одни убийства и слепая преданность Волан-де-Морту.

— Судя потому, что мы уже видели, в ее жизни было только это! — пренебрежительно бросил Джеймс, вспомнив, как яростно Лестрейндж произносила заклинания, даже не задумываясь о том, кто является ее очередной жертвой.

— А как же ее патронус? — с вызовом спросила Лили брата. — Только сильный волшебник, чье сердце полно доброты и любви, может вызвать телесного патронуса.

— Неужели ты хочешь сказать, что она относилась к числу таковых? — вновь зазвучал голос Джеймса. — Мы ведь ничего о ней не знаем!

— Ты прав, поэтому мы и не можем говорить о ней столь категорично, как это делаешь, — заявила та.

— И что же ты предлагаешь как альтернативу? — изогнув бровь, спросил Джеймс.

— Ты знаешь, что! — произнесла Лили, легкая улыбка коснулась ее губ, а в глазах запрыгали хитрые огоньки.

— Открыть ее вновь? — озвучил он предположение, сестра же лишь кивнула в ответ.

Глаза Джеймса загорелись энтузиазмом, и он тут же поднялся с кресла, чтобы направится в ту самую комнату, где их ждало «хранилище жизни» Беллатрисы Блэк. Лили последовала его примеру, а вот Альбус и Скорпиус продолжали оставаться на своих местах.

— Как вы думаете, Беллатриса любила Люпина? — негромко произнес Малфой.

— Не знаю, Скорпиус, — так же тихо ответил ему Ал.

— Зато знаю я, — прощебетала Лили, которая еще не успела отойти настолько далеко, чтобы не услышать разговор брата и возлюбленного, в отличие от Джеймса, который уже начал подниматься по лестнице. — Человек, сердце которого не способно любить, никогда не создаст такого патронуса, какого видели мы. Да ты ведь и сам чувствовал то, что она ощущала в тот момент... Просто прислушайся к своему сердцу.

Лили вновь подойдя к Скорпиусу и осторожно поцеловав его , лукаво улыбнулась и потянула за собой к лестнице, ведущей в ту комнату, где скрывались ответы на все их вопросы. В гостиной остался один лишь Альбус, который все еще думал о том, что увидел в видении, и о том, действительно ли Беллатриса Блэк была способна не только убивать, но и любить.

— Возможно, это действительно так… — уже в пустой гостиной произнес Ал.

Традиции... В современном мире они значат много, а в магической Британии составляют основу бытия. Многочисленные поколения благороднейшего семейства Блэков были воспитаны в духе почитания и соблюдения традиций, создававшихся веками и пронизывающих весь уклад волшебников этого рода.

Будучи маленькими, Беллатриса и Сириус знали и покорно подчинялись всем условностям, но теперь, когда они выросли, те стали претить им. Сириус все чаще говорил о свободе воли, Белла же, хоть и слушала его, на глазах матери пыталась соблюдать семейные обычаи, люто ненавидя их в душе. А все из-за очередной традиции, только теперь уже факультетской, — слизеринцы никогда не должны показывать своих чувств, и эту традицию Беллатриса Блэк соблюдала всегда.

Сегодня пришел день, когда кузенам уже исполнилось шестнадцать, а на дворе стоял один из жарких июльских дней. Сейчас был еще полдень, а значит, перед ритуалом оставалось еще полдня, поэтому Сириус и Беллатриса сидели в небольшой беседке посреди фруктового сада.

— Ты боишься? — спросил Сириус, волосы на голове которого были чуть взъерошены, оттого, что он все утро тщетно пытался поправить их.

— Нет, ведь это всего лишь вступления в права фамилии. Никто не собирается нас убивать, — улыбнувшись, Беллатриса замолчала, а затем подозрительно сощурила глаза. — Этот вопрос был задан потому, что наш бесстрашный гриффиндорец испугался?

— Не дождешься, Блэк! — презрительно усмехнулся Сириус. — Страх — это удел слизеринцев.

— Уж лучше боятся за собственную жизнь, чем безрассудно пускаться в не имеющие смысла авантюры, — хмыкнула Беллатриса, и в голосе ее прозвучала вся накопленная веками межфакультетская вражда.

Оба замолчали, и беседку накрыла тишина, занимая все свободное пространство и нарушаемая лишь размеренным дыханием и чуть учащенным стуком сердец Беллы и Сириуса. Каждый из них сейчас думал о предстоящей ночи, о своем долге перед семьей. Несмотря на слова, в душе каждого сейчас жил маленький комочек страха, с которым оба тщетно боролись. Этой ночью они должны перестать быть детьми и стать полноправными членами рода Блэков, ведь его вековая власть, влияние и сила по праву начнут этой ночью принадлежать им.

— Беллатриса! Сириус! — разнеся по саду звонкий женский окрик несколько часов спустя. — Пора!

— Ты готова? — поинтересовался Сириус у кузины, в ответ та лишь нерешительно кивнула и взялась за протянутую им руку.

Когда приготовления к обряду закончились, Сириуса и Беллатрису ввели в главный зал особняка с разных сторон: девушку с верхних этажей, а парня — через главную дверь. Центр комнаты был заранее освобожден от лишней мебели, а на полу была выведена значительных размеров пентаграмма: знак интеллектуального всемогущества и самодержавия, абсолютный магический символ упорядоченности. Этой ночью он должен был стать вместилищем той родовой магии, которая по праву принадлежала им двоим, и теперь настал час, когда она должна была перейти к своим законным хозяевам.

Моложавый мужчина, стоявший по правую сторону от Сириуса, положил руку на его плечо. Тот чуть повернул голову и натянуто улыбнулся деду. Поллукс Блэк лишь кивнул и подтолкнул его к правому лучу пентаграммы. Стоявшая напротив Поллукса женщина — его жена, Ирма, — поступила точно так же по отношению к своей внучке Беллатрисе, которая теперь стояла у левого луча, гордо вздернув голову, увенчанную серебристым гребнем, украшенным россыпью черного жемчуга. Взгляды их пересекались, и в глазах искрился океан чувств: от священного трепета перед той свободой, которую они должны были получить, до страха перед происходящим. Оба были старшими детьми в своих семьях, и некому было рассказать о том, что предполагает тот ритуал, что ожидал их сегодня. Вокруг стояли родители, но это не предавало уверенности ни Беллатрисе, ни Сириусу, а лишь вносило в атмосферу официальность и холодность. Их семьи никогда не отличались особой любовью, зато аристократическое воспитание, которое в них давали детям, было одним из лучших в магической Британии.В этом семействе были свои странности, которые другие называли помешательством на чистоте крови…

В зале стояла почти ощутимая тишина, и даже свечи, которые по обыкновению трещали, сейчас горели ровным огнем, не издавая ни звука. Поллукс и Ирма, взяв в руки две лакированные шкатулки, встали чуть дальше от основания пентаграммы и начали произносить заклинание, скрестив свои волшебные палочки, направленные к центру символа на полу. Слова на латыни, разносившиеся в тишине подобно грому, зажгли белые линии пентаграммы и теперь те полыхали, словно под воздействием Flagrate. Это было бы завораживающе, если бы не было так страшно. Тела Беллатрисы и Сириуса вдруг будто бы начали наливаться свинцом, тянувшим к полу, а в головах звучал пронзительный звон, от которого невозможно было избавиться. Оба уже закрыли глаза от напряжения и чувств, охвативших их, но от этого стало лишь хуже: теперь в темноте их сознания без всякой системы начали возникать вспышки всех возможных цветов: от искрящегося белого до угольно-черного. Через пару секунд оба упали на колени, а латынь, произносимая их родными все никак не смолкала: огонь только становился сильнее, теперь уже переливаясь не только красным, но и вспыхивая черными искрами, долетавшись почти до потолка.

Лица кузенов кривились от боли, будто бы тысячи игл вонзались в их тела. Душа каждого раздиралась внутренними демонами, отделяя доброе от злого, белое от черного, и последнее, будто горящее в адском огне, становилось больше в сотни раз благодаря силе предков, отдающей свою мощь и превращающей детей в истинных Блэков.

Спустя несколько минут боль, терзающая их, отступила, и они ощутили способность открыть глаза и подняться на ноги. Именно с этого момента они были поставлены перед чертой, переступить которую было лишь в их власти, чертой, за которой уже не существовало таких понятий как справедливость, мораль, нравственность, за ней были лишь гордость и власть. В любой момент они могли перешагнуть ее, но помнили, что, сделав шаг вперед, обратного пути назад уже не найдут…

— Теперь вы — настоящие Блэки, — чуть хриплым голосом проговорил Поллукс, после того, как отставил свою шкатулку в сторону, туда, где уже поставила подобную, только чуть меньшего размера, его супруга. Затем они подошли к своим внукам. Ирма быстрым движением защелкнула на шее Беллатрисы цепочку с кулоном в форме ромба, ее муж поступил также, только кулон, оказавшийся на шее Сириуса, был в форме собаки, подобной тем, что были изображены на фамильном гербе.

— Я полагаю, теперь мы не сможем их снять? — поинтересовалась Беллатриса у деда сдавленным от напряжения голосом.

— Да, — негромко произнес тот в ответ. — А сейчас вы должны идти в отведенную вам комнату. Эту ночь вы пробудите вдвоем, поскольку сила, разделенная между вами, долгое время была единой, и еще несколько часов вам будет сложно отлучаться друг от друга. Ступайте…

— Да сэр, — одновременно произнесли Сириус с Беллатрисой.

Прошло уже полчаса с того момента, как Друэлла и Вальбурга оставили своих детей одних в спальне на третьем этаже особняка. Сириус продолжал неподвижно сидеть в кресле с опущенными веками и из-под темных ресниц смотреть на свернувшуюся в кровати Беллатрису, которая то и дело ловила его взгляд на себе. Молчание, царившее в комнате, нисколько не давило, а лишь давало время успокоиться и четче почувствовать ту силу, которая разливалась по их венам вместе с кипящей кровью.

— Мне холодно, — почти шепотом произнесла Белла.

— Закрыть окно?— спросил Сириус в ответ, на что получил короткий кивок.

Когда створка со скрипом была прикрыта, Сириус не вернулся в кресло, а присел на краешек кровати, где лежала Беллатриса. В комнате почти не было слышно порывов ветра, но тонкие ветки деревьев все еще продолжали стучаться в оконные витражи дома.

— Теперь мы свободны? — вдруг негромко спросила Белла.

— Да, — ответил ей Сириус, а в глазах его заблестел огонь. — Теперь мы по-настоящему свободны.

— А как же традиции?

— А что они? — повел плечами Сириус. — Они будут всегда. Вопрос лишь в том, будут ли традиции иметь влияние на нас? — ухмыльнулся он.

Беллатриса чуть скривила губы в ухмылке и устало прикрыла глаза:

— Возможно, ты прав, и мы сами творцы своей судьбы.

Сириус почти победно улыбнулся и подвинулся чуть ближе, накрыв ее руку своей ладонью:

— Конечно, Белла, — улыбнулся он, а затем поднес ее пальцы к губам, оставив на них часть своего тепла.

От этого движения нечто теплое, забытое где-то в глубине души Беллатрисы, вдруг чуть кольнуло, но потом вновь потерялось внутри нее, оставив лишь горький осадок.

— Может быть, не следует этого делать… Я не хочу, — без особого желания останавливать движения рук Сириуса по краю своего платья произнесла Беллатриса.

Хотя зачем нужно было этого говорить, ведь разве это не она столько лет бросала на него взгляды, в которых смешивалась межфакультетская ненависть и сестринская любовь, гордость и неприязнь, переплетенные с уважением его независимости и возможности когда-нибудь стать свободным от семейных традиций? Не он ли столько лет был так близко к ней, но никогда рядом с ней? Теперь пришло время, когда можно было осуществить свои желания, а наутро забыть о них навсегда.

Сириус все продолжал настойчиво вести рукой по телу Беллатрисы, а та из-под опущенных ресниц, будто бы смущенно, недовольно смотрела на огонь, горящий в его глазах. Он был не таким глупцом, чтобы не чувствовать, что слова Беллы расходятся с ее желаниями, и поэтому даже не пытался прекращать свои ласки.

Очень скоро медленные и осторожные движения превратились в напористые и требовательные, не встречающие сопротивления. Больше не раздавались голоса, и лишь шуршание ткани смешанное с тихим придыханием, раздававшимся сквозь шум моря, доносимый из-за закрытого окна, могло говорить о том, что эта комната не пуста…

Все зашло уже слишком далеко, чтобы быть прерванным. Поцелуи Сириуса горячими следами оставались на коже Беллатрисы, а ее прикосновение к его оголенному телу отдавалось легкой дрожью. Теперь, когда оба могли насладиться властью друг над другом, они отдавались этому полностью, пускай даже неопытно, почти неосмысленно, но по желанию и с наслаждением. Воздух, при каждом новом движении Сириуса становился все тяжелее, а тело Беллатрисы все напряженней, хотя боль, которую она испытывала сейчас, была ничем в сравнении с тем, что она ощущала несколькими часами ранее. Движения стали быстрей, дыхание чаще, и первый крик истинного наслаждения Беллатрисы слился с шумом ветра, ворвавшегося в комнату через раскрывшийся створки окна.

Прошло несколько минут, а каждый все еще ощущал остатки того, что пришлось испытать Беллатрисе Блэк. Тяжелое дыхание, казалось, заполняло всю комнату: кто-то сидел у стола, где стояли шкатулки, кто-то прислонившись к стенке, оперся головой на собственные руки, и лишь Лили сидела посреди комнаты, уткнувшись лицом в колени.

— Нам не стоило этого делать, — чуть слышно прошептала она. — Это их жизнь, их тайны, и нам незачем знать все это.

— Я думаю, она права, — произнес вслед за ней Скорпиус. — Это предназначалось не для нас.

— Откуда тебе знать? — прошипел Джеймс в ответ. — Раз мы начали, то должны довести дело до конца.

— Именно, — через пару секунд отозвался Альбус. — Кто-то должен знать! Они не должны быть забыты.

— Но они мертвы, Ал! — нервно вскрикнул Малфой в ответ. — Их тайны должны остаться с ними! Это не еще один факт для истории магического мира.

— Возможно, ты прав, но, представь, что мы сможем узнать об этих людях! — воодушевленно произнес Джеймс. — А вдруг они совершили нечто такое, что было значимым не только в их судьбе, но повлияло и на нашу?

— Это чужая жизнь! — прорычал Скорпиус, не отрывая взгляда от Поттера. — Подобные традиции создавались не для того, чтобы любопытные гриффиндорцы совали свой нос в чужие тайны. Эти шкатулки нужно убрать как можно дальше.

— Ты не понимаешь, — прошипел в ответ Альбус, отвернувшись лицом к стене. — Эти шкатулки… Они тянули меня к себе, звали открыть их… Это что-то, но значит!

— Хочешь сказать, души их владельцев звали тебя? — испуганно произнесла Лили в наступившей тишине.

— Не думаю… — ответил Альбус. — Скорее магия, которая сосредоточена внутри.

— А теперь? Теперь они зовут тебя? — прошептала его сестра.

— Еще сильнее, — выдохнул он.

— Тогда тем более мы должны продолжать! — вновь настойчиво произнес Джеймс. — К тому же, то, что мы видели, всего лишь начало истории…

Ребята встали рано и теперь сидели на кухне, допивая горячий кофе вприкуску с булочками. Утро было тихим, лишь за окном пели птицы, бесцеремонно поселившиеся в саду.

— Теперь мы знаем, кому принадлежит вторая шкатулка, — с энтузиазмом проговорил Джеймс, когда прожевал очередной кусочек своего завтрака.

— Когда мы ее откроем? — улыбнувшись, спросила его сестра. После сна она воспринимала все намного проще, а идея довести начатое до конца прочно укрепилась в ее голове.

— Незачем откладывать в долгий ящик, — подмигнул ей тот. — Думаю, сегодняшнее утро прекрасно подойдет для этого.

— Как вы думаете, мы увидим последний день жизни Сириуса? — спросил Скорпиус, все это время неодобрительно смотревший то на Джеймса, то на Лили.

— Не думаю, — через пару секунд ответил Альбус, переведя взгляд с поверхности стола на Малфоя. — Ведь никто не знает наверняка, умер ли он.

— Но ведь отец говорил, что сам лично видел, как погиб его крестный, — возразила Лили.

— Он видел, как тот упал в Арку, а это не равнозначно смерти, — произнес Ал.

— Но ведь Беллатриса выпустила в него заклинание, — уже не с таким напором произнесла Лили. — Оно могло убить его…

— И после всего того, что мы видели, ты думаешь, оно было смертельным? — чуть сузив глаза, задал ей вопрос Скорпиус.

— Я не знаю… — нерешительно ответила она.

Несколько минут в комнате стояла тишина, но потом ее нарушил голос Джеймса:

— Итак, мы будем и дальше сидеть здесь и гадать, или все же поднимемся наверх и сами увидим, какие тайны скрывает шкатулка Сириуса Блэка? — с оптимизмом произнес он, чувствуя в своей крови азарт.

— Где она? — кричал Сириус появившемуся домовику. — Я повешу твою голову на стену, если ты мне сейчас же не скажешь, где Беллатриса!

— Сэр, она… — запинаясь, начал бормотать эльф, чувствуя, что своими словами вызовет еще больший гнев хозяина. — Мисс Блэк покинула поместье еще на рассвете вместе со своей матерью…

— Мерлин! — прорычал Сириус в пустоту, а затем, подняв глаза на домового эльфа, приказал ему убираться из комнаты, но не прошло и минуты, как он вызвал его вновь.

— Хозяину что-то угодно? — обратился к нему негромко аппарировавший домовик.

— Да, — уже более спокойным тоном произнес Сириус. — Принеси мне чернила и пергамент.

— Будет исполнено, сэр, — низко поклонившись, пролепетал эльф и незаметно исчез из комнаты.

Пока Сириус был один, он успел натянуть помятые брюки и накинуть на плечи белую рубашку, и теперь, стоя у окна, он мог погрузиться без остатка в собственные мысли. За стеклянными витражами в саду негромко пели птицы, которые, казалось, селились в нем сразу же, как только наступала весна, и не улетали до тех пор, пока первые заморозки не вынуждали их мигрировать на юг…

Чувство власти над Беллатрисой, поселившее в душе Сириуса, исчезло вместе с ней этим утром. Теперь он вновь был свободен, но хотел ли он этой свободы в одиночку? Разве не желал он поделиться этим чувством с той, кому так много говорил о независимости? Впрочем, сейчас Беллатриса своим поступком перечеркнула все ответы на эти вопросы. Она ушла, а значит, решила, что свою свободу сможет получить и без него, ведь у них без сомнения не было будущего, нарисованного светлыми красками беззаботного счастья, а в своем распоряжении они имели лишь настоящее, наполовину перемешанное с прошлым, пропитанное черным цветом одиночества, неприязни и безумного влечения друг к другу, о котором с сегодняшнего дня они предпочли забыть.

Сириус должен был смириться с тем, что Беллатриса Блэк никогда не станет принадлежать ему, а то чувство власти, что он испытал в эти короткие часы, — всего лишь удача, которой больше не будет. Это была только их ночь, и второй такой не повторится: слишком независимы они, слишком многое их связывает и слишком многое вызывает друг в друге ненависть, сжигающую каждого изнутри. Они до последней мелочи запомнили все произошедшее, но должны больше никогда не вспоминать этого. Так решил Сириус, так захотела Беллатриса.

Вскоре в комнату вновь аппарировал домовой эльф, держа в руках пергамент и чернила, которые по приказу он тут же поставил на стол.

— Изволите что-нибудь еще? — чуть слышно прошептал домовик, боясь вновь вызвать гнев хозяина.

— Сову, — коротко ответил Сириус, а затем махнул рукой на дверь, даже не посмотрев на эльфа.

Когда в комнате вновь стало пусто, Сириус взял в руки перо, и, обмакнув его в чернила, начал писать единственному человеку, который мог теперь принять его.

«Привет, Сохатый!

Ты до сих пор хочешь, чтобы я приехал к тебе погостить на каникулах? Ну что ж, я, наконец-то, удовлетворю твою просьбу. Готовь гостевую комнату!

Бродяга".

Примерно через час, после того, как Сириус через каминную сеть из поместья своего деда попал в дом на Гриммо, небольшой кожаный чемодан был уже заполнен немногочисленными вещами, а сам он одет в магглловские джинсы и черную футболку, которые купил в одну из прогулок по Лондону с Мародерами прошлым летом и теперь пылившуюся в шкафу. Не забыв прихватить маленький ключик от ячейки в банке Гринготтс, где хранилось наследство, оставленное дядей Альфардом, Сириус в последний раз осмотрел стены, заклеенные магглловскими фотографиями мотоциклов и девушек в купальниках, гриффиндорскими гербами и колдографией Мародеров. Все это оставалось здесь навечно, а он, подняв чемодан, вышел из комнаты, в которую возвращаться был не намерен.

Сириус спустился в гостиную, где через окна, завещанные темными шторами, упрямо пробивались лучи солнца. Он улыбнулся: свет рвался внутрь дома, а сам он хотел сбежать отсюда как можно дальше, туда, где нет традиций, правил, запретов. Ему как воздух нужна была свобода, и сейчас он намеревался ее получить. Чего бы это ему не стоило.

— Куда собрался, Сириус Орион Блэк? — чуть визгливо произнесла Вальбурга, заметив в руках сына чемодан.

— Туда, где мне будет лучше, — надменным тоном произнес Сириус.

— Что? — задохнувшись от возмущения, выкрикнула миссис Блэк. — Ты не смеешь никуда идти, пока я не разрешу!

— Вы так полагаете, maman? — вздернув бровь, произнес он ей в ответ. — После вчерашнего ритуала, я вполне могу распоряжаться собственной жизнью. От нашего благороднейшего семейства мне больше ничего не нужно, оно и так уже сделало единственный поистине дорогой подарок, на который было способно.

— Как ты смеешь говорить подобное? — все больше краснея от гнева, кричала Вальбурга. — Ты приползешь сюда сразу же, как кончатся твои несчастные гроши!

— Не беспокойтесь, у меня есть средства для существования, так что, полагаю, сюда я больше не вернусь, — фыркнул Сириус, приближаясь к камину.

— Никто из родственников тебя не примет, а о том, чтобы тебя не пускали ни в один трактир, я позабочусь лично. Так что тебе даже идти некуда!

— Всегда есть куда, — ухмыльнулся напоследок Сириус, а затем, шагнув в очаг, бросил горсть летучего пороха и громко произнес: — Дом Поттеров, Годрикова Лощина.

Вместе с сажей на ковер в гостиной вылетел Блэк. Встав и отряхнув одежду от сажи, он поднял голову, чтобы осмотреться, а, увидев Джеймса Поттера, сидящего в пижаме на одном из мягких кресел, улыбнулся и произнес:

— Уже получил мое письмо?

— Ага, — ухмыльнулся тот в ответ, — и чуть не убил твою сову за то, что она разбудила меня так рано.

— Я отправил ее всего лишь чуть раньше девяти, — рассмеялся Сириус. — Неужели ты еще спал?

— А ты как думаешь? Что еще я мог делать в такую рань посреди каникул? — возмущенно ответил Джеймс и, засмеявшись, кинул в друга подушку.

Сириус лишь усмехнулся, поймав ее, и уселся в одно из кресел. В комнатах было тихо, а значит, родители Поттера был уже на работе в Министерстве, и теперь дом был в их полном распоряжении.

— Перед уходом отец спрашивал, надолго ли ты к нам? — поинтересовался Джеймс.

— Думаю, до начала учебного года, — ответил Сириус, и улыбка сошла с его лица.

— А миссис Блэк? — удивился Джеймс. — Она не возражала против такого долгого срока? Она ведь всегда настаивала на том, чтобы львиную долю каникул ты проводил дома.

— Возражала, Сохатый, но мне больше не нужно ее разрешение, — бросил в ответ Сириус.

— Сириус, — начал спрашивать Джеймс с огоньками в глазах, — неужели ты ушел из дома?

— Да, — улыбнулся Блэк в ответ, видя одобрение. — Надеюсь, что мистер Поттер не запретит мне пожить у вас. Ты ведь знаешь, что идти мне больше некуда…

— Не волнуйся, Бродяга, — вскочив со своего кресла и хлопнув по плечу Сириуса, ответил Джеймс. — Папа давно уже говорит, что тебе нужно смываться из дома этого сумасшедшего семейства, особенно теперь, когда все чистокровные начинают объединяться по другую сторону баррикад.

Сириус лишь невесело улыбнулся. Джеймс был прав: близилась война, но теперь он был не со своими родственниками, не на их стороне…

Поттер вновь плюхнулся в мягкое кресло, на котором сидел прежде, и, устроившись поудобней, спросил:

— Итак, что же такого случилось, что ты наконец-то принял самое верное решение в своей жизни?

— Он не сказал, — неверяще произнес Альбуса, обводя взглядом присутствующих. — Джеймс ведь был его лучшим другом… — он сделал паузу, чтобы чуть успокоится, а потом продолжил: — Ведь это несправедливо. Почему Сириус так поступил?

— А ты бы сказал мне, или кому-нибудь другому, что переспал с Роуз Уизли? — спокойно спросил его Скорпиус.

— Думаю, нет… Определенно, нет, — негромко произнес Ал, сделав паузу перед тем, как дать другу ответ на его вопрос.

— Вот видишь, — немного склонив голову на бок, невесело улыбнулся Малфой. — И ни братские чувства, ни дружеские отношения не заставили бы тебя рассказать об этом.

— Возможно, хотя, я полагаю, он все же должен был рассказать обо всем,— не желая в полной мере признавать свою неправоту, сказал Ал, сверля глазами противоположную стену, а потом добавил: — Я только не могу понять, почему она ушла? Ведь она могла хотя бы поговорить с Сириусом.

— А зачем? — вдруг подала голос Лили, сидящая в одном из кресел, которые перенесли в эту комнату еще вчера вечером, чтобы не терять сознания на холодном полу. — Беллатрисе нужна была лишь ночь. Утро, наступившее после, было уже не для ее кузена. Да и зачем оставаться, когда о подобных чувствах все равно не говорят.

— Это не чувства, а обычная выгода, — возразил ей Джеймс. — Она хотела получить лишь ощущения, сам же Сириус ее ничуть не интересовал.

— Знаешь, если судить по твоей логике, то и ему Белла не нужна была, — возразила она брату. — Тем более, мы даже не знаем, что она чувствовала после этой ночи.

— Зато мы знаем, чего не чувствовал Блэк, — произнес вдруг Скорпиус, чуть дрожащим от скрытой злости голосом. — Сириус бросил свою семью. Он не должен был так поступать, тем более тогда, когда война была так близка. В подобных семействах, род волшебников, семья — иногда единственное, что есть у каждого из его членов.

— Значит, ты хочешь сказать, что он должен был упустить выпавший ему шанс и дальше продолжать терпеть все сумасшедшие выходки своего семейства? — не выдержав, повысил голос Джеймс.

— Полагаю, что да! — парировал Малфой. — Ведь его выходки они ему прощали. Ты видел его комнату?

— Всего лишь самовыражение шестнадцатилетнего подростка, — ответил ему Джеймс. — В этом возрасте наши комнаты ничем не отличались от его.

— Да, но ты забыл одну вещь: я никогда не был единственным в роду, кто бы попал не в тот факультет, в который веками ходили все волшебники рода, а что касается Альбуса и тебя, то ваши родители всегда были либеральны в вопросах воспитания детей.

— Скорпиус прав, — поддержал Ал. — Не нужно сравнивать нас и Сириуса Блэка в подобных вещах. За прошедшее время очень многое изменилось.

— Да, — подтвердила Лили, — но не чувства людей…

— Кстати, Альбус, мы видели его первое утро в качестве настоящего Блэка, значит, отец ошибался, — через пару минут молчания произнес Джеймс, весело подмигнув сестре.

Солнце еще не взошло так высоко, чтобы достаточно разогреть воздух, поэтому было прохладно, и на зеленой траве еще виднелись капли росы. В саду негромко шумели листья деревьев, меж которых прогуливались Альбус и Лили. Шаги их были мелкими, и поэтому передвигались они не очень быстро.

— Как думаешь, мы поступаем правильно? — нерешительно спросила она брата.

— Смотря, кто будет оценивать наши действия, — негромко ответил ей Ал. — Для нас они совершенно естественны.

— А для других?

— А что другие? Они возможно даже не узнают о том, что мы видели…

— Тогда зачем все это? Скорпиус был прав, они мертвы, а мы уже ничего не можем исправить…

— Почему? — вдруг вскинул вверх бровь Ал и хитро улыбнулся. — Одна возможность у нас все же есть!

— Что ты имеешь в виду? — чуть нахмурившись, спросила его Лили.

— Сириус Блэк, — торжественно произнес он.

— Хочешь сказать, что он жив?

— Нет, но то, что он не умер, как умирают после Avada Kedavra, это совершенно точно.

— Чушь, — встряхнув рыжими волосами, бросила та в ответ. — Все это лишь твои догадки.

— Но ведь ты сама это видела, Лили! — чуть повысив голос, он остановился и, положив руку на ее плечо, повернул к себе лицом. — Я чувствую, что он не мертв!

— Это всего лишь видения из шкатулок, — негромко произнесла Лили. — Нельзя так слепо доверять им.

— Это магия, а зачастую мы доверяем ей собственную жизнь, — Ал сделал паузу, а потом приглушенно добавил: — Где-то в глубине ты ведь тоже веришь в то, что есть шанс…

— Возможно, — сдавленно ответила Лили. — Только воспользоваться им должны были не мы.

— Даже если так, те, что были до нас, все равно упустили свою возможность. Теперь пришла наша очередь, — воодушевленно говорил он. — Это наш долг.

— Нет, Альбус, — возразила ему сестра. — Это твоя прихоть!

Эти слова так и повисли в воздухе. Отвечать на них никто не собирался, и лишь крик, раздавшийся из дома, нарушил возникшую посреди сада тишину:

— Лили, Альбус, где вы? Поднимайтесь наверх!

— Итак, чью шкатулку откроем на этот раз? — спросил Джеймс таким тоном, будто интересовался, какую книгу они будут читать перед камином.

Ответ не пришлось озвучивать, потому что Лили, сидевшая ближе всего к столу в углу комнаты, уже взяла в свои руки шкатулку, и, поставив ее себе на колени, приоткрыла резную крышку, усыпанную черным жемчугом.

Поезд отъехал от станции более получаса назад и за окном начали мелькать одинокие холмы. Несмотря на то, что большинство купе были полны, некоторые оставались почти пустыми. Как то, в котором в этот день ехала Беллатриса Блэк. Размеренный стук колес успокаивал и навевал сон, к тому же в это первое сентября она ехала в купе одна: ее сестра, Нарцисса, сегодня осталась со своими сокурсниками, а от общества слизеринцев, таких как Эйвери, Розье или младший Лестрейндж, она отказалась сама.

В ее мыслях все еще был ритуал и чувство, возникшее после него. Она почти не могла объяснить природу своих ощущений, но их наличие отрицать было бы нелепо. С этого лета она — настоящая Блэк. Сила и власть — вот то, чем она теперь обладает, то, что теперь она должна искать в людях. В голове еще не было плана, зато была цель: далекая и смятая, но все же заметно ощутимая.

Время шло, и Беллатриса теперь пребывала в полудреме, где собственные мысли путаются с иллюзиями, приходящими во снах. За окном смеркалось, а значит, до Хогвартса оставалось несколько часов езды. С тихим скрипом, нарушившим устоявшуюся тишину, дверь в купе отодвинулась, и в проходе появился молодой человек с каштановыми волосами и карими глазами, которыми смущенно смотрел на девушку:

— Извини, я думал, что здесь свободно, — тихо проговорил он.

— Ты уже разбудил меня, — резко и с легкой хрипотой ответила она на его извинение. — Можешь проходить, если другого места за все это время ты так и не нашел.

В какой-то степени Беллатриса была даже рада, что ее одиночество развеется. Слишком уж тяготило оно ее, а скучный и не меняющийся из года в год пейзаж угнетал все больше.

— Спасибо, — поблагодарил Беллу парень, перед тем, как присесть напротив нее.— Ты ведь Беллатриса Блэк, кузина Сириуса? — она лишь кивнула в ответ, стараясь думать о Блэке отстраненно.

— А ты, как я полагаю, староста Гриффиндора? — указав на серебристый знак "С", прикрепленный к его мантии, поинтересовалась Белла.

— Да, — чуть улыбнувшись, он протянул руку: — Ремус Люпин, приятно познакомится.

— И от чего же ты так доброжелателен к слизеринцам? — хмыкнула Беллатриса в ответ, проигнорировав протянутую для пожатия руку. — Помнится, в прошлом году ты был не так благосклонен.

— Я не учувствовал в тех проделках, что устраивали Джеймс и Сириус, — вполне понимая закономерность заданного вопроса, произнес Ремус.

— А разве молчаливое наблюдение не является все тем же участием? — изогнув бровь, спросила Блэк.

— Нет, — чуть резче, чем в прошлый раз, ответил Люпин.

— Ох, просто признайся, что в вас нет того благородства, каким на каждом шагу бахвалится факультет Гриффиндора, — вздернув голову, бросила Беллатриса.

— Ты ошибаешься, оно есть в любом из нас, просто не каждому дано проявить его столь рано, — снисходительно к язвительности Блэк ответил Люпин.

— Как же я могла забыть? — театрально вздохнула она. — Вам нужно время, чтобы найти подвиги на свою сумасшедшую голову. Все вы там, такие же, как мой братец…

— Ты можешь видеть это в одном человеке, Беллатриса, но вот другие, — Люпин сделал паузу. — Подумай, ведь они могут быть совсем не похожими на этого единственного близко известного тебе гриффиндорца. Сама ведь ты не говоришь о том, что каждый студент факультета Слизерин лжив и труслив.

— Никто не смеет говорить, что слизеринцы лжецы и трусы! — прорычала Блэк в ответ.

— Так ведь никто и не говорит, — улыбнувшись краешком губ, ответил ей Ремус.

Его улыбка: мягкая, легкая и искренняя, без капли иронии или насмешки, пропитанная теплом и пониманием — Беллатриса Блэк все это чувствовала, не зная, что именно этот человек изменит очень многое в ее судьбе…

— Поверить не могу, — негромко воскликнул Джеймс. — Он так спокойно общался с ней!

— А что он должен сделать? — спросил в ответ Скорпиус, не открывая глаз. — Ему следовало накричать на нее лишь из-за того, что она слизеринка?

— Но разве ты не помнишь истории родителей? — спросил он в ответ. — Даже тогда Слизерин и Гриффиндор оставались вечными противниками, что уж говорить о временах наших дедов.

Малфой хотел что-то возразить в ответ, но его перебил спокойный голос Альбуса:

— Знаете, Люпин ведь был одним из Мародеров, — он сделал паузу, а потом задал вопрос, ответ на который пока еще и сам не знал. — Почему же в таком случае он не ехал вместе с ним в одном купе?

— А на мой взгляд, важнее знать, что произошло с Беллатрисой и Ремусом дальше, — возразила Лили. — Полагаю, что бесследно этот разговор не прошел, и здесь не важно, почему Люпин искал свободное купе, ведь с вами, мальчиками, ехать невозможно, — поморщив свой носик, упрекнула она.

— Не забывай, сестричка, Ремус тоже был парнем, — ухмыльнулся в ответ Джеймс. — К тому же, наверняка, это была ссора, иначе он не променял бы общество друзей на какую-то слизеринку!

— Я согласен с братом, — негромко произнес Ал.

— Тогда откроем шкатулку Сириуса прямо сейчас? — с энтузиазмом спросил Поттер.

Скорпиус и Ал кивнули головами, а Лили возмущенно отвернулась, вздернув голову.

— Не переживай сестричка, ты ведь уже сделала свой выбор сегодня, — подмигнул Джеймс перед тем, как взять шкатулку в руки.

— Уже прошел сентябрь и половина октября, а мы все так и не отметили начало учебного года! Семикурсникам сейчас немного не до этого, поэтому мы должны заняться подготовкой этого торжества! — вещал Джеймс, забравшись на прикроватную тумбочку, будто бы на трибуну.

— Сохатый прав, это наша обязанность, как Мародеров, — почти кричал веселый Сириус, и его глазамиСириус горели.

— А вы не задумывались о том, что будет, если нас застанет кто-нибудь из преподавателей? — поинтересовался Люпин со своей кровати таким тоном, коим обычно читают лекции о поведении нерадивым ученикам.

— Не будь занудой, Лунатик! — бросил в ответ Поттер. — В этом году мы действительно повеселимся на славу! К тому же, о наших прошлых вечеринках ведь так никто и не узнал.

— Ну, так и народу там было поменьше, чем два потока Гриффиндора вперемешку с когтевранцами, — пренебрежительно отмел попытку успокоить его Ремус. — Каждого из участников подобного мероприятия будут ждать большие неприятности.

— Ты скучен, — ответил Сириус, пропустив все предупреждения мимо ушей. — Может быть тебе лучше вообще тогда не участвовать? Сиди здесь один со своими книгами…

— Но ведь кто-то должен следить за тем, чтобы все осталось в рамках приличия, а Марк один не справится со всеми гриффиндорцами, что же касается старост Когтеврана, то им хватит забот о своих студентах.

— Вот так-то лучше, Ремус, — улыбнулся Джеймс, а затем, сделав пару танцевальных па на тумбе и вскинув руки вверх, воскликнул: — Да будет музыка!

И через пару дней она действительно была. К счастью, седьмой курс Когтеврана постарался на славу: по всему периметру гостиной Гриффиндора было наложено так прекрасно отработанное заклятье Muffliato, что даже если бы Филч прислонил свое ухо к стене, он не услышал бы ни звука, хотя шума было действительно много! Из граммофона, «позаимствованного» в Малой зале, громко пели, хотя лучше было бы сказать кричали, солисты магической группы «Knizllsoul», а им во всю подпевали студенты, танцующие посреди гостиной, мебель в которой предусмотрительно была заранее уменьшена Reducio и сдвинута в один из дальних углов, а вдоль одной из стен был поставлен длинный стол, заставленный бутылками сливочного пива, стаканами с огневиски и небольшими тарелками с закусками.

Все было организовано лучшим образом, ведь не зря Когтевран и Гриффиндор многие считали лучшими факультетами Хогвартса. В плане вечеринок они были также хороши, как и в учебе: угощение, выпивка и помещение было заботой воспитанников Годрика, а вот все заклинания выполнялись когтевранцами, да и патефон был прихвачен именно ими, поэтому к двенадцати ночи праздник уже горел во всю. Старосты обоих факультетов стояли в одном из плохо освещенных углов и негромко переговаривались о том, в каком порядке они будут дежурить у входной двери в гостиной, чтобы какой-нибудь ученик по своей глупости не вышел в коридор и не попался на глаза одному из преподавателей, ведь вся негласная ответственность за данное мероприятие ложилась именно на плечи старост.

Джеймс и Сириус были в самом эпицентре вечеринки: один спорил с охотником когтевранской команды по поводу предстоящего квиддичного матча Слизерин — Гриффиндор, а другой рассказывал шутки, собрав вокруг себя небольшую кучку народа. Что же касается Ремуса, то когда с дежурством было решено, он подошел к столу, и, взяв бутылочку сливочного пива, завязал неспешный разговор с Лили Эванс о преимуществах новых методов трансфигурации животных в предметы, но не прошло и десяти минут, как к ним подошел Поттер и позвал Лили танцевать. Она же, к общему удивлению, приняла его приглашение, а Люпин так и остался стоять у стола. Одиночество его, к слову сказать, продлилось недолго, так как в скором времени возле него уже появился Блэк с бокалом огневиски в руке.

— Не хочешь? — с небрежной улыбкой предложил он выпивку другу, но тот лишь отмахнулся.

— Я уже взял себе сливочного пива, — отсалютовал он своей бутылкой.

— Знаешь, последнее время ты не особо разговорчив, — сделав небольшой глоток, начал говорить Сириус. — Что-то не так?

— Ну… — вяло начал отвечать ему друг, — если не брать в расчет то, что на прошлой неделе было полнолуние, то все в порядке.

— Лунатик, не нужно меня обманывать, — чуть грубо отрезал Блэк. — Ты никогда не умел от меня что-то скрывать, так что не нужно делать это сейчас.

— Я не вру тебе и уж тем более ничего не скрываю, — сухо ответил Рем на выпад.

— Тогда объясни мне, почему в Большом зале ты начал смотреть на стол слизеринцев чаще, чем в собственную тарелку? — вопросительно изогнув бровь, спросил Сириус.

— Тебе показалось, Бродяга, — усмехнулся Ремус и, покосившись на бокал в руке Блэка, добавил: — Может, стоит пить поменьше огневиски, чтобы подобные бредовые мысли не зарождались в твоей голове?

— Это тебе, Ремус, нужно поменьше думать о некоторых людях, — вполне серьезно ответил ему Сириус.

— О ком ты? — непонимающе спросил Люпин.

— Ох, не прикидывайся идиотом, тебе не идет! Я говорю о Беллатрисе Блэк.

— Причем здесь она?

— Притом, что я знаю, с кем ты ехал после того, как оставил нас с Джеймсом «размышлять по поводу того, что побег — это не увеселительное мероприятие или же средство проявление своей свободы», — произнес Сириус в ответ.

— Я уже сказал тебе все, что думаю по поводу твоего побега, а что касается моего времяпрепровождения, то нет ничего страшного в том, что я провел с ней пару часов в одном купе.

— Хочешь сказать, общение с ней тебе понравилось? — почти с отвращением спросил Блэк.

— Почему бы и нет? — вопросительно взглянул на него Ремус.

— Да пойми же ты, Луни! Это неправильно, ты ее совершенно не знаешь! — воскликнул Сириус, но кроме Люпина, стоявшего очень близко, никто больше его не слышал.

— Главное, что я ее понимаю, — правдиво ответил тот.

— Но ведь она слизеринка, а у них нет понятий чести и справедливости.

— Хочешь сказать, она мне врет?— вдруг спросил Люпин.

— Я просто хочу, чтобы ты открыл глаза и увидел все сам.

— Знаешь, последние недели, единственное, что я способен видеть — это ее.

— Ремус, не подпускай ее к своему сердцу так близко, — Блэк сделал паузу и тихо, уже не глядя на друга, добавил. — Когда она уйдет, оно сгорит как листок: пара часов боли и останется лишь пустота, припорошенная пеплом…

Ремус не расслышал его слов и поэтому переспросил, но Блэк лишь бросил ему пренебрежительный вопрос:

— Ты действительно так упрямо веришь, что в душе она хорошая?

— Да, — выдохнул он. — Ведь не все судят людей по своим стереотипам.

— Лунатик, пойми, я просто хочу, чтобы ты не совершил ошибки, которая может сломать тебя, — горячо произнес Сириус и выпил остаток огневиски залпом.

— Это не ошибка,— спокойно ответил Люпин, глядя в глаза друга.

— Просто подумай, — попросил Сириус, а потом торопливо добавил, — она не та, кто тебе нужен.

— Ты ошибаешься, Бродяга…

Воспоминание закончилось, и тишину, все еще висевшую в помещении, нарушил голос Лили:

— Слишком много для одного дня, — встав со своего кресла, произнесла она и вышла из комнаты.

Самое тихое время — это часы перед рассветом, особенно здесь, на Шетлендских островах, где нет крупных городов, и где песчаные пляжи не притягивают к себе туристов, потому что вода в море настолько холодная, что даже летом купаться в ней отчаиваются лишь местные жители и сумасшедшие англичане, приехавшие с юга Британского королевства в поисках приключений.

Все в доме уже спали, а Лили так и не сомкнула глаз этой ночью, слушая пронзительную тишину, окружавшую ее. Развернувшись на своей кровати так, чтобы видеть пейзаж, открывавшийся в незашторенном окне, она стала смотреть на звезды, сиявшие в чернильном небе. Каждая из них была такой далекой, но от этого не менее притягательной, жаль только разглядеть в них можно было лишь то, что позволяла неподвластная Вселенная. Если задуматься, то именно звездами, небесными телами были для Лили те, чьи судьбы она теперь могла видеть в шкатулках: Сириус и Беллатриса. Даже имена были даны им в честь звезд…

Уже несколько дней ребята следили за их жизнью, только вот Лили до сих пор не могла определиться, как ей следует относиться к этим двоим. За столько лет она так много слышала о них, что думала — ей известна вся их судьба. Только вот все эти туманные представления о давно умерших людях, построенные на рассказах родителей и их друзей, рассыпались в прах в тот день, когда Лили с братьями и Скорпиусом вошли в этот дом.

Сириус больше не казался ей только крестным отца, проведшим в Азкабане по лживому обвинению всю свою молодость, а Беллатриса не была теперь лишь бесчувственной Пожирательницей смерти, способной только на убийства и пытки людей, но вот стал ли из-за этого один из них плохим, а другая — хорошей? Лили еще не определила. На этот момент она знала лишь то, что каждый из тех, кто был в воспоминания, живой человек, который, как и другие, любил, ненавидел, делал свой выбор. Эти люди перестали быть просто главой из учебника по новейшей истории магии или правдивой сказкой на ночь… В один миг, длящийся уже несколько дней, они стали частью их собственной жизни.

Лили посмотрела на часы, висевшие на противоположной стене: половина четвертого, а она до сих пор даже не почувствовала сонливости. Закрыв глаза, она попыталась перестать думать о шкатулках и тех воспоминаниях, что уже видела, но знакомые лица то и дело всплывали в сознании. Такие яркие, молодые, горящие жизнью, но уже мертвые в ее времени, кроме, возможно, одного… Но Лили не хотела думать о словах своего брата: уж слишком зыбкими были все его догадки. Она перевернулась, но сон даже и не думал приходить к ней. Сев на кровати, она вновь посмотрела на звездное небо и вспомнила последние слова Ремуса. Она никак не могла понять, прав ли он был тогда…

Встав и произнеся заклинание Lumos, Лили вышла из спальни, и бесшумно, словно кошка, направилась в ту самую небольшую комнату, где эти дни они проводили так много времени. Дверь даже не скрипнула, когда она приоткрыла ее, чтобы зайти внутрь. Приблизившись к столу, Лили уже знала, какую шкатулку она хочет открыть в этот раз.

— Закрой глаза, — раздался тихий шепот.

Парень улыбнулся, но все же послушался. Его веки тихо опустились, и мир вокруг вдруг стал существовать лишь из ощущений, звуков и запахов.

— Слышишь? — вновь раздался ее голос.

— Что именно я должен услышать, Беллатриса? — в тон тихим всплескам волн на озере спросил он.

— Прислушайся же, Ремус… Там вдалеке поет соловей, — ее голос был пропитан улыбкой, которую Люпин не мог видеть, но зато прекрасно ощущал в интонациях ее речи: не насмешливую ухмылку, которая предназначалась всем остальным, а истинную улыбку Беллы.

— Да, он поет, — произнес он через несколько секунд, услышав, наконец, далекую, но от этого не менее прекрасную трель соловья.

Блэк молчала, и о том, что она все еще рядом, Ремус мог догадываться только по тяжелому дыханию, ощущавшемуся на его щеке.

— Белла, почему мы здесь? — осторожно, будто бы боясь спугнуть легкую пелену тишины, повисшей над ними, произнес Люпин.

— Чтобы услышать его пение, — ответила Беллатриса так, будто бы ответ на этот вопрос был проще, чем заклинание Wingardium Leviosa.

— Твои глаза сейчас закрыты? — неожиданно спросил Ремус.

Беллатриса лишь кивнула головой, и локоны ее черных волос, подхваченные легким порывом ветра, слегка коснулись щеки Люпина. Он, почувствовав дурманящее чувство близости, поддался порыву и, не открывая глаз, наклонился вперед, встретившись губами с теплой кожей Беллы. Всего несколько секунд длилось это мгновение, но в памяти обоих оно заняло огромное пространство: здесь были и запах винограда, который подавали за ужином в Большом зале всего лишь час назад, и привкус воды, который оставил на губах обоих ветер, пришедший с озера, а еще были чувства, которые нельзя было попробовать на вкус, но можно было опьянеть от них, словно от эльфийского вина полувековой выдержки. Это не было чудом, но стало моментом, навсегда изменившим обоих…

— Зачем ты это сделала? — ворвавшись в комнату, на повышенных тонах воскликнул Джеймс. Он был в домашних тапочках и наспех накинутом на плече халате.

— Я не могла уснуть, — подняв на брата глаза, ответила Лили. Голос ее был чуть надрывист, а по щекам текли слезы. — Ты все видел, да?

— Конечно же, я видел, — сев на подлокотник ее кресла, произнес он уже спокойней и, увидев, что она плачет, начал гладить сестру по рыжим волосам. — Думаю, Ал и Скорп тоже все видели, только во сне, наверное.

— А почему же ты не спал, как они? — спросила Лили: вначале, она подумала, что Джеймс проснулся вместе с остальными сразу же, как видение шкатулки закончилось, но сейчас она поняла, что все, кроме них, спали.

— Потому что проснулся от жажды и спустился на кухню, чтобы выпить немного воды, а когда поднимался по лестнице, то увидел, как закрылась дверь сюда. Жаль только, не успел дойти и распластался на полу коридора, — улыбнулся он, закончив свой небольшой рассказ о «ночном путешествии».

— Прости, Джеймс, я не хотела подобного, — начала извиняться она. — Я думала, что все еще спят, и я никого не потревожу.

— Не переживай, сестренка, — усмехнулся тот, взъерошив ее волосы. — Я всего лишь хорошенько приложился головой к полу, и утром Ал вдоволь сможет посмеяться над шишкой на моей голове.

— Прости… — снова всхлипнула Лили. — Я просто никак не могла выбросить из головы слова Ремуса, произнесенные им в конце последнего видения. Ведь он был прав. Я убедилась в этом сейчас.

— А я все же считаю, что Сириус был справедливей на этот счет, — уверенно произнес Джеймс, немного отстранившись от сестры. — Она — слизеринка, не пара гриффиндорцу, тем более такому спокойному, как Ремус. Беллатрисе просто нужен был свой человек на нашем факультете, вот она и выбрала самую легкую жертву, которая к тому же была в центре всех событий, проходивших в Гриффиндоре.

— Не говори так, к тому же Скорпиус тоже со Слизерина, но ведь это не мешает нам быть вместе, — обиженно возразила Лили.

— Ты и Малфой — это совсем другое, потому что и время вокруг нас другое, — парировал Джеймс.

— Но ведь Белла и Ремус любили друг друга, — горячо ответила Лили.

— Любили? — пораженно воскликнул он. — Беллатриса — истинная Блэк, она просто играла с ним, как кошка с мышью.

— Ты просто предвзято относишься к ней, и все лишь потому, что она — слизеринка, — фыркнула та в ответ.

— Нет, — прорычал он. — Все потому, что она — Пожирательница смерти и убийца!

— Я думала, что ты уже понял! Все, что мы знали раньше, — всего лишь поверхностное впечатление.

— Я не слепой, Лили, и, поверь, в состоянии отличить, когда люди говорят правду, а когда просто изощренно издеваются над своей жертвой.

— Ох, Джеймс, — картинно вздохнула она и язвительно продолжила: — Не нужно строить из себя взрослого и опытного аврора, когда сам еще не закончил даже Академию.

— Тогда ты не разыгрывай передо мной знатока человеческих чувств, — улыбнулся он, и наконец-то, получил ее улыбку в ответ.

Джеймс стоял около окна, когда вдруг глухо произнес:

— Сириусу, наверное, было тяжело пережить подобное…

— Возможно, — тихо ответила ему Лили. — Хотя у Блэка был Поттер. Думаю, он не дал ему скучать.

Джеймс развернулся лицом к сестре и в глазах его сквозь налет печали блестел неподдельный интерес:

— Может быть, посмотрим сами?

— А как же Альбус и Скорпиус? — осторожно спросила она.

— Просто увидят еще один сон с приветом из прошлого, — ответил он ей, улыбнувшись.

— Тогда открывать шкатулку пришел твой черед, — ухмыльнувшись, махнула Лили в сторону стола, стоявшего в углу комнаты.

— Джеймс, — вновь протяжно позвал Сириус.

— Даже не смей меня будить, — пробурчал тот в ответ и развернулся лицом к стенке, накрывшись одеялом с головой.

— Ты уже проснулся, так что поднимайся, и пойдем на завтрак, — причесываясь перед зеркалом, проговорил Блэк, даже не думая о том, что его друг хочет понежиться в постели еще немного.

— Я не голоден, — ответил Джеймс, по-прежнему не открывая глаз. — К тому же ты можешь сходить в Большой зал и с Люпиным.

— Он уже ушел, — небрежно бросил Сириус.

— Вот, черт! — вдруг выкрикнул Джеймс и сел на кровати. — Мне нужно было успеть сегодня утром списать у него эссе по Истории магии. Что я теперь скажу профессору Биннсу?

— Не переживай, Сохатый, — улыбнулся Сириус, развернувшись лицом к другу. — Луни, видимо, предусмотрел, что ты проспишь его уход, поэтому посмотри на свою тумбочку, прежде чем дальше разражаться утренним недовольством, — Блэк махнул рукой в сторону прикроватной тумбочке, где как раз лежал сверток пергамента, исписанный каллиграфическим почерком Ремуса.

— Я его обожаю, — радостно закричал Поттер.

— Ну… Тебе придется встать в очередь, чтобы получить его поцелуй, — язвительно прокомментировал выкрик друга Сириус. — К тому же в рядах его предпочтений слизеринки на первом месте, а ты явно на них не похож…

— Ровным счетом, как и ты, — фыркнул Джеймс и кинул в Блэка подушкой. — И вообще, Бродяга, заткнись и дай порядочным людям поспать!

— Ни за что, — ответил тот, поймав подушку, и отослав ее обратно адресату.

Через час эссе было переписано, а завтрак пропущен окончательно. По коридорам Блэк и Поттер шли одни, потому что все остальные уже были в кабинете, а они, провозившись с тем, какую мантию надеть Сохатому, уже почти опаздывали. Идя по коридору шестого этажа, они прокручивали в голове, заметит ли профессор Биннс их отсутствие, или же они смогут проникнуть в класс незамеченными, но через пару минут ходьбы из-за угла появились Северус Снейп, прервавший все их рассуждения. Причины нападать на него не было, но уж ужасно этим утром был голоден Сириус, так что ему просто жизненно необходимо было выместить на ком-то свою злость, к тому же уже сам факт того, что эти кем-то был Нюниус, давал Мародерам право на подобные забавы.

— Добрейшее утро для прогулки, не так ли? — громко поздоровался Сириус со Снейпом, широко ухмыльнувшись.

— Заткнись, Блэк, и иди, куда шел, — грубо ответил тот, не разгибая сгорбленной под тяжестью сумки спины.

— Нужно быть вежливей, Нюниус, — гордо вскинув голову, произнес Сириус.

— Да неужели? — не выдержал Северус. — И с кого же мне брать пример? Не хочешь ли ты сказать, что манерам я должен учиться у тебя, или у твоего дружка Поттера?

— Почему бы и нет, — вскинув бровь, произнес Блэк.

— Потому что ты такой же напыщенный и самовлюбленный придурок, как и большинство гриффиндорцев, — язвительно ответил ему Снейп.

— Ох, ты слишком низкого мнения о нас, великих Мародерах, — с наигранной печалью вздохнул Джеймс. — Может тебе все же стоит изменить свое представление о студентах Гриффиндора?

— Только после своей, ну или на крайний случай вашей, смерти, — презрительно выплюнул тот.

— Хм… Это легко можно устроить, — злобно оскалился Сириус, нацеливая свою волшебную палочку на грудь Северуса. — Stupefy!

Красный луч света сбил Снейпа с ног, повалив его на пол, и он в конце врезался спиной в стенку. Сумка с книгами отлетела в сторону, но палочка все еще была в его руке.

— Confundo! — хрипло крикнул он, но его заклинание отскочило от выставленного Поттером щита.

— Expelliarmus! — выкрикнул Блэк, и палочка Северуса оказалась в его руке. — Ну что, Нюниус, может, теперь ты изменишь свое мнение о нас?

— Ни за что! — прорычал он. — Вы с Поттером ничтожества, боящиеся честного поединка! А ваш друг, Люпин, правильно сделал, что променял вас на твою кузину.

— Заткнись, — глухо отозвался на эти слова Сириус. — Ты ничего не знаешь! Ремус не предавал нас. Он просто развлекается с Беллатрисой, и поверь, через месяц, моя сестрица Блэк будет изливаться горючими слезами, оплакивая свое разбитое сердце.

— Посмотрим, гриффиндорец, — хмыкнул в ответ Снейп, сплюнув кровь. — Только вот, кажется, такими темпами, с которыми развиваются их отношения, скоро одним мародером станет меньше!

— Stupefy! — разнеся голос Сириуса по коридору, а Джеймс просто стоял рядом и наблюдал, как Северус теряет сознание.

— Это было очень жестоко, — надрывисто произнесла Лили, когда пришла в себя в своем кресле.

— Я знаю, — ответил ей Джеймс. — Но это мальчишки, у них нет жалости, особенно, когда речь заходит о межфакультетской вражде.

— Ты поступал так же? — пронзительно смотря в его глаза, спросила она.

— Ты знаешь, как я поступал, — тихо проговорил он, вставая и отводя взгляд в сторону. — А теперь, думаю, нам следует пойти на кухню и начать готовить завтрак.

— Хорошо, — согласилась с ним Лили, вставая следом.

За окном действительно уже взошло солнце, и птицы запели свои утренние трели, а значит, ребята должны были вот-вот проснуться.

— Знаете, мне сегодня снился очень странный сон, — произнес Скорпиус, разливая только что сваренный кофе по чашкам.

— Неужели? — вскинув бровь, удивленно произнес Альбус. Малфой лишь кивнул ему в ответ, и тогда догадка, что вертелась в голове Ала с самого утра, оказалась более чем правдоподобной. — Джеймс, Лили? Вам не снилось ничего странного? — спросил он.

Ребята переглянулись и отрицательно помотали головами.

— Значит, вам следует рассказать, зачем же понадобилось открывать шкатулки посреди ночи, — глухо произнес он.

— Это я… — начала было Лили, но ее прервал Джеймс.

— Мне не спалось, и я решил посмотреть, что же было дальше в истории Блэков, — соврал он, зная, что младшей сестре вновь достанется за подобную вольность, как это бывало раньше, когда она без спроса брала книги Ала или входила в его личную маленькую лабораторию, которую отец соорудил для него в подарок на один из дней рождений.

Поверить в подобный рассказ Джеймса Альбусу и Скорпиусу было несложно, ведь старший из детей Поттеров всегда отличался любопытством и отсутствием терпения.

— Замечательно, — воскликнул Ал, всплеснув руками. — Я так и знал, что когда-нибудь это случиться, и ты начнешь действовать в одиночку, не посоветовавшись с остальными!

— Прости, — сухо извинился он.

— Ладно, — вздохнул Ал, — только прошу, больше так не делай, а то я уж подумал, что схожу с ума, — улыбнулся он, наконец, делая большой глоток кофе, бокалы с которым уже стояли на столе.

— Да уж, только сумасшедших нам не хватало, — шутливо произнес Скорпиус, вызвав смех.

Общее веселье, начавшееся за обеденным столом, было прервано влетевшей в открытое окно совой, которая приземлилась на стол прямо около Джеймса.

— От кого она? — удивленно спросила Лили.

— От Тедди Люпина, — ответил тот, изменившись в лице, прочтя записку. — Он будет здесь через полчаса.

— Вот черт, — хором произнесли остальные.

— Тедди! — разнеся визг Лили в гостиной, когда в камине вспыхнуло зеленное пламя, и на ковре возле него появился высокий парень в летней мантии с не по возрасту пронзительными зелеными глазами.

— Я тоже рад тебя видеть, сестренка, — закружив обнявшую его девушку, произнес он.

— Отпусти его, а то задушишь, — усмехнулся Джеймс, подойдя к Люпину. — Рад, что ты приехал.

— И я, — выпустив Лили из объятий и ударив старшего Поттера по плечу, произнес Тедди. — Как вы тут?

— Замечательно, — улыбнулся ему вошедший следом за братом Альбус. — Ты написал, что для нас есть какие-то новости.

— Конечно, есть, — улыбнулся тот в ответ. — Для тебя и для Скорпиуса.

— Даже так? — удивился в свою очередь Малфой.

— Ага, — ухмыльнулся Тедди. — Я приехал поздравить вас обоих, — произнес он, протягивая ребятам два конверта.

— Неужели? — только и смогла произнести Лили, прикрыв вырвавшийся вздох рукой, пока ребята распечатывали свои конверты.

Альбус и Малфой были явно напряженны и взволнованны. Вот уже месяц они ждали результатов поступления и, наконец-то, этот день наступил. Определенно, если приехал сам Люпин, то новости были хорошими. Он, конечно, хотел, чтобы ребята тоже попали в академию Аврората, как Джеймс, но они выбрали для себя другой путь, а именно продолжить образование — Скорпиуса в Брюссельском университете Высшей Трансфигурации, а Альбус в Берлинской Академии Высшего Зельеварения.

— Поступил, — выдохнул Альбус, когда, наконец-то, оторвал свой взгляд от пергамента.

— Поздравляю, — воскликнул Джеймс и, подскочив, взлохматил волосы брата, на что тот лишь фыркнул и смахнул его руку со своей головы.

— А ты? — взглянула Лили на возлюбленного. Тот лишь улыбнулся и кивнул, а она подбежала к нему и поцеловала: — Молодец! И ты братишка тоже, — улыбнулась она Алу.

— Спасибо, — ответили он ей.

— Может быть, отметим? — ухмыльнувшись, предложил Люпин.

— С удовольствием, — воскликнул Джеймс, обрадовавшись такой перспективе.

— Хотите сказать, что мне придется готовить еды на четверых оголодавших парней? — почти испуганно произнесла Лили.

— Не переживай, милая, — тихо произнес Скорпиус, улыбнувшись. — Ведь здесь же есть домовик.

Через пару часов небольшой домашний праздник в честь поступления ребят был уже начат. Каждый веселился так, как ему заблагорассудится: Скорпиус и Лили танцевали под медленную музыку, а Джеймс, Ал и Тедди сидели на креслах, негромко перешептывались.

— Я говорю тебе, это точно, — вновь и вновь повторял Ал.

— Только ты так и не сказал мне, откуда у тебя это информация, — ответил ему Люпин.

— Из одной книги, найденной в библиотеки Блэков, — ответил за брата Джеймс.

— Так покажите мне ее, — нетерпеливо воскликнул парень.

— Боюсь, что ты мало, что там поймешь… — начал было Ал, но потом замялся.

— Потому что она на старогальском! — закончил за брата предложение старший Поттер.

— Тогда как вы ее прочитали? — удивленно произнес он.

— Нам ее перевел Скорпиус, — улыбнувшись, кивнул он в сторону Малфоя.

— Ну-ну…— скептически хмыкнул Тедди.

— Так ты нам поможешь? — с надеждой в глазах спросил Альбус.

— Я постараюсь… — протянул он. — Вы уверенны, что это возможно?

— Определенно, Тедди! — воскликнул Джеймс. — Тебе просто надо убедить нашего отца.

— Почему вы не сделаете это сами? — настороженно спросил он.

— А ты думаешь, после всех наших выходок он воспримет нас серьезно? — сверкнув глазами в сторону брата, произнес младший Поттер.

Люпин лишь рассмеялся, понимая, что Гарри Поттер, его крестный, вряд ли станет выслушивать новые выдумки своих сыновей, а вот его, уже взрослого и ответственного аврора он послушает. Задумка с воскрешением Сириуса Блэка показалась ему интересной, к тому же если эта затея удастся, то воскресить его родителей тоже окажется возможным, а это то, о чем Тедди мечтал с самого детства.

— Значит, ты даешь свое согласие? — напряженно спросил Джеймс.

Тедди лишь кивнул, и через пару минут все выпили по бокалу огневиски и принялись выслушивать аврорские истории Люпина, когда к ним присоединились Лили и Скорпиус.

Этой ночью шкатулки так и не были открыты: еще утром ребята договорились, что сказать сейчас Тедди обо всем — слишком сильный для него шок. Поэтому весь вечер они веселились, пили огневиски и танцевали. Когда все разошлись по спальням, Скорпиус долго не мог уснуть и поэтому пошел в гостиную, где еще не погасло пламя в камине и от него веяло каким-то теплом. Когда парень уже почти уснул, погрузившись в свои мысли в одном из кресел, его покой нарушили тихие шаги. Обернувшись, он увидел Люпина.

— Не помешаю? — негромко произнес тот, и, получив в ответ отрицательный кивок, с улыбкой присел на противоположное кресло. — У вас здесь все нормально?

— Да, вполне…

— Тогда почему твой голос такой неуверенный?

— Решил меня пытать? — с вызовом спросил Скорпиус, взглянув на Тедди одним из тех взглядов, что достались ему от отца с генами. — Я еще не у тебя на допросе!

— И надеюсь, что не будешь, — парировал ему Люпин. — Я просто беспокоюсь о своей семье. К тому же, у меня есть основание на это…

— И какие же? — удивленно спросил Малфой.

— Лили весь вечер напряженна, а парни просто взбесились с этой идеей воскрешения.

— Просто все они хотят, чтобы Сириус жил, вот и взволнованны, а Лили… с ней все в порядке, — поспешно закончил он свою фразу.

— Хорошо, я верю тебя, — сказал Тедди.

На этом их разговор закончился, но Люпин все еще чувствовал, что ему что-то не договаривают, но, понимая, что Джеймс и Альбус его, хоть и названные, но братья, он верил, что придет время, когда он узнает всю правду.

После отъезда Люпина на следующее утро, ребята вновь собрались в небольшой комнате на втором этаже, рассевшись уже по ставшим привычными, креслам.

— Может, следовало ему все же сказать? — негромко поинтересовалась Лили.

— Вряд ли, — односложно ответил ей Альбус.

— К тому же, никто не знает, как бы отреагировал Тедди на то, что мы ему сказали, он ведь верит, что его мать и отец были по-настоящему любящей парой, — произнес Скорпиус.

— А если они все же такими были, мы ведь не знаем точно… Может, откроем шкатулку Сириуса.

Молчание было знаком согласия для всех остальных и через пару минут они уже погрузились в воспоминание Блэка.

Это лето Мародеры проводили вместе: лишь изредка некоторые из них отлучались домой, чтобы навестить скучающих по ним родителей. В эти выходные с ними не было Питера. Джеймс, Сириус и Ремус сидели вместе и негромко разговаривали.

— И все же, моя метла ничуть не хуже метлы этого слизеринского никчемного охотника!

— Да, ты прав, Сохатый, но, может, хватит уже говорить о квиддиче? — с надеждой проговорил Сириус, отхлебнув сливочного пива.

— Но…

— Никаких "но", Джеймс, — воскликнул Ремус, поддержав друга. — Я тоже устал от твоих разговорах о квиддиче!

— А разве ты вообще слушаешь наши разговоры, — вдруг резко ответил ему Сохатый. — Ты ведь вечно витаешь в облаках! Ты только и думаешь, что об этой слизеринке!

— Она в первую очередь человек, такой же как мы все! — прорычал ему в ответ Ремус.

— Да неужели? Значит, и все Пожиратели Смерти — обычные люди в первую очередь? — ухмыльнулся Сириус.

— Причем здесь они? — непонимающе спросил Люпин.

— При том, что у твоей ненаглядной Беллатрисы наверняка уже есть метка! — почти выкрикнул Джеймс.

— Не смей так говорить. Она никогда не примет его убеждения, — осипшим голосом проговорил он.

— Уверен? — сверкнул глазами Блэк.

— Да, — четко произнес Ремус, а затем, поднявшись на ноги, вышел из комнаты и направился к камину, чтобы перенестись в свой дом.

Видение закончилось, осталась лишь тишина. Каждый осознавал, что Ремус Люпин в тот вечер ошибался, но никто не хотел говорить об этом вслух. У каждого было свое мнение на этот счет, но все оставили его при себе. Не хотелось ничего делать, просто смотреть, что произошло дальше, поэтому через некоторое время, Джеймс уже поставил на свои колени шкатулку Беллатрисы.

— Готовы? — чуть слышно спросил он, и дождавшись кивка от каждого, открыл "хранилище жизни".

— Белла? Ты здесь? — негромко разнеся голос парня из-за приоткрытой двери.

— Ремус? — чуть громче, чем нужно было воскликнула девушка, а потом поняв, что нужно что-то делать, соскочила с кровати и за руку втянула в свою комнату Люпина, сразу же захлопнув за ним дверь. — Что ты здесь делаешь? — удивленно произнесла она.

— Я пришел к тебе! — четко ответил он.

— Зачем?

— Чтобы спросить тебя… — делая над собой усилие, чтобы продолжить, он провел ладонью по ее щеке, смотря в пронзительные темные глаза Беллы. — Спросить тебя о метке…

— Подозреваешь меня? — оттолкнув от себя его руку, почти выплюнула эти слова Блэк.

— Не я… — тихо отозвался Ремус, — твой двоюродный брат и Джеймс.

— И ты им веришь?— спросила его Беллатриса, опустив глаза в пол.

— Я верю тебе, — ответил он. — Если ты скажешь мне, что это не так, то я больше никогда не коснусь этой темы.

— Это не так, — тихо прошептала девушка и поцеловала Ремуса.

Пару минут в комнате звучала лишь тишина, нарушаемая стуком двух бьющихся сердец, но даже среди нее никто не услышал звука, скрипнувшей двери. Через час, в доме Блэков снова все вернулось на привычные места, и лишь Беллатриса как прежде не спала, не понимая, что ей теперь делать дальше…

— Значит, они не люди, — вдруг негромко произнес Скорпиус в тишине, что повисла в комнате. — Звери, так они считали? Джеймс, Сириус и даже Ремус, — все они, — медленно усиливался его голос с каждым словом. — Чертовы гриффиндорцы!

— Успокойся, — чуть слышно попросила его Лили. — Они не…

— Замолчи, — резко перебил он ее. — Я все прекрасно слышал.

— И что же ты услышал? — спросил Джеймс, подняв на него глаза. — Правду? Будто бы ты ее не знал…

— Как ты вообще можешь об этом судить, сынок Мальчика-Который-Выжил? — холодно проговорил Малфой. — Ты никогда не знал, каково жить в семье, на которую все смотрят исподлобья, ожидая Crucio в спину, никогда не понимал, каково это, восстанавливать жизнь заново, с чистого листа. У тебя все было с самого рождения, точно также, как у твоего папочки, мои же родители после победы добивались всего сами…

— Скорпиус, пожалуйста, прекрати, — почти умоляюще просила его Лили. — Всем нам было не просто после войны!

— Нет, — отрезал тот. — Я хочу, чтобы Джеймс наконец-то уяснил, что Пожиратели смерти тоже люди…

— Люди? — рассмеявшись в ответ, перебил тот. — Те, кто проливал кровь беззащитных, уничтожал магллов, истреблял грязнокровок: ты их называешь людьми?

— Да, — четко ответил Скорп. — Ведь не все они хотели этого. Зачастую им приходилось поступать так против своей воли.

— Скажи это тем, кто видел их глаза в Битве за Хогвартс. В тот момент они проявили свою настоящую суть! Они убивали без разбора, даже своих родственников. Вспомни Лестрейндж: она ведь пустила в собственную племянницу Avada Kedavra! Думаешь, настоящий человек на такое способен?

— Значит, ты полагаешь, что нет? — нервно стуча пальцами по подлокотнику своего кресла, спросил Малфой, подняв глаза на Джеймса. — Думаешь, что не поступил бы так сам, если бы от этого зависела твоя жизнь?

— Может быть, заткнетесь оба? — вдруг настойчиво крикнул Альбус, открыв, наконец-то, глаза. — Я не хочу больше слышать то, как вы скалитесь друг на друга, словно цепные псы.

Наступило молчание: каждый думал о том, как бы ответил на вопрос, заданный Малфоем. Ведь он в сути был прав: в ту войну не думали о последствиях, не жили завтрашним днем, главным для всех оставалась возможность дышать сегодня. Они могли долго рассуждать на эту тему, рассматривая ее с разных сторон, но нужно ли это было? Война давно закончилась. Как в любой другой в ней были победившие и проигравшие, были свои герои, которых ценили и которых помнили. Память — вот то, что ценно в каждом из наших поступков. И если память о поступке человека до сих пор существует, то человек, совершивший его, был достоин жить, пускай даже если целью его было с помощью зла показать всем, что лишь сплотившись, можно противостоять чему-то.

— А что скажите насчет причастности Беллатрисы к Пожирателям еще во время школы? — первой нарушила молчание Лили.

— Не думаю, — ответил ей Джеймс. — Отец говорил, что метки получали уже после окончания школы.

— Не всегда, — негромко возразил ему Альбус. — Иногда самых преданных Волдеморт удостаивал чести и вводил в Круг еще когда те учились на седьмом курсе.

— Значит, Беллатриса к тому времени уже могла быть Пожирательницей смерти? — так и не получив точного ответа на свой вопрос, снова поинтересовалась Лили.

— Если бы оно было так, то, скорее всего, мы бы увидели это в ее воспоминаниях, — сказал Скорпиус и, встав из кресла, подошел к окну.

Солнце уже спускалось к горизонту, а по небу ходили темные тучи, предвещавшие ночью дождь. Взор Малфоя устремился в сад: отец рассказывал ему, что когда-то у его семьи было огромное поместье с чудесным садом, в котором разгуливали павлины, а теперь… что он имеет теперь? Квартира в магическом квартале Лондоне, и окна, выходвшие на маглловскую подземку. Отец часто говорил ему, что богатство — это еще не все, потому что главное — это гордость и честь, а еще семья, которая может и не жить в огромном поместье. Сейчас же у него все это было, а богатство… его он еще заработает, непременно.

— Может быть, откроем шкатулку Беллатрисы? — раздался в комнате голос Джеймса. — Так мы получим ответы на наши вопросы куда быстрее, чем просто рассуждая о ее поступках впустую.

Ремус неспешно провожал Беллатрису в гостиную Слизерина после ужина. Время шло, расстояние неизбежно сокращалось, а этим двоим все также не хотелось расставаться.

— Может быть, пойдем к озеру? — нерешительно предложил Люпин.

— А эссе по трансфигурации напишется само? — вопросительно вскинув бровь, спросила его Блэк.

— Нет, но его могут сделать за тебя добрые домовые эльфы, — улыбнулся он в ответ, на что Беллатриса лишь усмехнулась:

— Но ты ведь сам говорил, что сегодня мы просто обязаны его написать, чтобы завтра не получить "Отвратительно" от МакГонагалл.

Ремус повел плечами, улыбка стала чуть шире, а рука по-прежнему сжимала ладонь Беллы:

— Я просто не хочу оставлять тебя одну! — произнес он, скрепив свои слова легким поцелуем. — К тому же, мы могли бы написать эссе и на берегу… по крайней мере, для тебя, — добавил Ремус сразу же, как отпрянул от Беллатрисы, но та лишь рассмеялась в ответ.

— Но ведь тогда Мародеры останутся без домашнего задания, не так ли?

— Я думаю, они переживут это, — ответил Люпин.

— Хорошо, мне остается лишь забежать в спальню и взять учебник и пергамент, — произнесла она, когда они уже подходили к двери в слизеринскую гостиную.

В этот момент навстречу им из соседнего коридора вывернул мальчишка, второкурсник на вид, державший в руках темный фолиант, явно не предназначенный для легкого чтива на ночь. Его аристократическое лицо исказилось гримасой отвращения, когда он заметил Ремуса.

— Гриффиндорец, что ты здесь делаешь?— прошипел мальчишка, окинув форму Люпина оценивающим взглядом и не замечая стоявшую рядом Блэк.

— Лучше иди, туда… — но Ремус не успел закончить свое предложение, как мальчишку пронзил красный луч от Stupefy, выпушенное Беллатрисой.

— Accio книга! — крикнула она и тяжелый том, который выронил потерявший сознание мальчик, по-хозяйски лег в ее руку.

— Великий Мерлин! — кинулся Ремус к второкурснику, чтобы привести его в сознание, а потом помочь встать. — Что ты делаешь, Белла? — бросил он через плечо девушке, которая, казалось, не замечала, что произошло с парнишкой.

— Я просто возвратила свою книгу, которую этот негодяй схватил без спроса! — выпалила она.

— Но ведь он же еще маленький! — укоризненно посмотрел на нее Люпин.

— Если у него хватило ума взять чужую вещь, значит, он уже вполне дорос до того, чтобы отвечать за совершаемые им поступки, — холодно ответила ему Белла.

Мальчик к тому времен уже пришел в себя, благодаря стараниям Ремуса, поднялся с пола и отряхивал потрепанную мантию:

— Мисс Блэк, я просто хотел…

— Мне неважно, что ты хотел, — недослушав, перебила она.

— …отдать эту забытую кем-то книгу старосте факультета, — упорно продолжал мальчишка, даже не заметив, что был перебит.

— Никогда не смей брать вещи Беллатрисы Блэк, — прокричала та, а в ее голосе проскальзывали истерические нотки.

— Но я ведь… — начал было оправдываться мальчишка.

— Замолчи! — почти взвизгнула Белла, направив на него свою палочку.

Ремус понимал, что еще чуть-чуть и в ход пойдут далеко не самые безопасные заклинания. Беллатриса всегда была вспыльчива, и почти никогда Люпин не мог найти способа успокоить ее. Вот и сейчас он совершенно не понимал, почему она устраивает сцену из-за того, что слизеринец просто хотел сделать доброе дело. Возможно, причина была в самой книге, а может быть, просто в характере Блэк.

— Пожалуйста, успокойтесь оба! — попытался усмирить их Ремус, когда заметил, что мальчишка тоже достал свою палочку. — Белла, ты получила назад свою книгу, что тебе еще нужно? — спокойно задал он свой вопрос, глядя ей в глаза.

— Я хочу, чтобы он навсегда запомнил мои слова, — прорычала Беллатриса в ответ. — Пусть это станет для него уроком!

— Мисс Блэк, но откуда я мог знать, что эта ваша книга? — начал оправдываться мальчишка. — Она осталась лежать на столе Слизерина в Большом зале, когда все уже разошлись, вот я и подумал, что уж лучше ее возьмет кто-то из своих, чем какой-нибудь тупой пуффендуец, или того хуже, гриффиндорец, — выплюнул он, в очередной раз взглянув на Люпина.

Беллатриса уже хотела что-то выкрикнуть в ответ, но Ремус опередил ее и, даже не смотря на брошенный парнем взгляд, любезно поблагодарил:

— Спасибо за сознательность, а теперь иди в гостиную, — настойчиво произнес он, кивнув в сторону прохода.

Мальчишка лишь презрительно хмыкнул, но все же послушался и скрылся за картиной, скрывавшей вход в гостиную. Ремус вздохнул и подошел к Белле, слегка приобняв ее:

— Ну и чего ты добивалась? — прошептал он уже укоризненно, но с долей заботы.

Беллатриса в ответ лишь передернула плечами и промолчала, а Люпин нежно поцеловал ее в висок.

— Люблю тебя…

Беллатриса лежала на коленях Ремуса, дыхание ее было чуть сбивчивым, а тяжелые веки слегка подергивали, сам он продолжал спокойно сидеть, поглаживая волосы Беллы, от чего, казалось, она чувствовала себя лучше, но сон ее по-прежнему оставался беспокойный.

В небольшой спальне гриффиндорцев, кроме них двоих, сейчас никого не было: Джеймс ушел к озеру на свидание с Лили, Питер вновь пропадал где-то, якобы изучая дополнительную литературу по трансфигурации для сдачи ЖАБА, а Сириус, казалось, покидал гриффиндорскую башню сразу же, как слышал в гостиной тихий перезвон колокольчиков — смех Беллатрисы, которую Ремус проводил в их спальню под мантией-невидимкой, любезно одолженной у Поттера. На часах было далеко за полночь и чуть больше часа Белла тихонько спала, устав после беседы о возможностях применения зелий для облегченной трансформации живых существ в предметы. Подготовка к экзаменам забирала много сил, поэтому Ремус привык, что Беллатриса засыпала в его объятьях во время вечерних встреч.

Если бы не Сириус, то можно было бы считать эти тихие вечера самым прекрасным временем, когда каждый занимался тем, чем хотел, но изо дня в день Блэк злился, что комната, которая по праву принадлежит гриффиндорцам, занята слизеринкой. Люпин уже устал спорить и поэтому по обыкновению пропускал его слова мимо ушей, надеясь, что когда-нибудь Сириус все-таки смирится, что он, Ремус, влюблен в его кузину, и с этим уже совершенно ничего нельзя поделать

В какой-то момент Беллатриса сжала руку Люпина чуть сильнее, чем он ожидал, и от его неосторожного движения она вздрогнула и открыла глаза. Ремус нежно улыбнулся и тихо прошептал:

— Извини, что разбудил тебя.

— Ничего страшного, — чуть осипшим голосом ответила она и прикоснулась к его щеке.

После сна голос Беллатрисы всегда был чуть хрипловатым, а волосы — слегка взлохмаченными, но ее холодная красота в такие моменты не пропадала, а наоборот, озарялась мягкостью и добротой, но никто не видел ее такой, кроме него...

— Что тебе снилось, Белла?

— То, что теперь не имеет значения, — улыбнувшись, ответила она.

— Тише, не нужно плакать, — произнес негромкий голос женщины, стоящей в дверном проеме.

Тусклый свет оттенял ее силуэт, но маленькой девочке, комочком свернувшейся под одеялом, было теперь совсем не страшно… Беллатриса Блэк не любила ночные кошмары: вскрикивать, плакать и просыпаться, мелко дрожа, — разве кому-нибудь может это нравиться? Вот и Белла не была исключением. В ее сне она снова и снова видела незнакомых ей людей, их тихий шепот и блестевшие в огне свечей глаза. Маленькая мисс Блэк не знала, что видит свое будущее, ведь, как ей казалось, вся ее жизнь уже расписана на долгие годы вперед.

— Maman, подойдите, пожалуйста, ко мне, — шепотом произнесла Белла.

— Я здесь, — бесшумно сев на кровать, ответила миссис Блэк через пару секунд.

— Вы ведь знаете, что будет с нами дальше, не так ли?

Женщина провела рукой по темным локонам дочери:

— Конечно, — с легкой полуулыбкой ответила она. — Все уже предопределенно традициями, и не в наших силах что-то изменить.

— Но почему мы должны подчиняться каким-то глупым правилам, установленным по чьей-то воле? — чуть возбужденно начала спрашивать Беллатриса. — Почему мы не свободны от них в своем выборе?

— Потому что такова наша судьба! — коротко ответила миссис Блэк. — Таков наш долг перед семьей.

— Но кузен говорит, что мы вправе делать, что угодно. Главное, лишь искренне желать этого.

— Сириус еще слишком мал, чтобы понимать все это, — тихо рассмеявшись, произнесла женщина.

В порыве отрицания девочка резко села на кровать:

— Отнюдь, maman! — от напряженного тихого шепота голос Беллы слегка осип. — Он прав, и я… я ему верю!

— Белла, просто пойми, что когда-нибудь и Сириусу придется подчиниться традициям, точно также, как мне, его матери и даже вашим отцам, — спокойно ответила миссис Блэк. — А теперь, спи, — мягко произнесла она, встав и поправив одеяло.

— И мы действительно уже ничего не сможем сделать? — через секунду, когда женщина уже была у двери, спросила Беллатриса.

— Совершенно ничего…

Беллатриса встряхнула головой и приподнялась с колен Люпина. Ее сон был всего лишь старым детским воспоминанием, традиции, которые были, останутся в прошлом. Сириус тогда был прав: мы сами — творцы своей судьбы, главное лишь захотеть…

Лили вот уже несколько часов сидела в темной библиотеке дома Блэков. Уже день прошел с тех пор, как они в последний раз открывали шкатулки. Последнее, что они увидели в воспоминаниях, тяжелым осадком залегло внутри. Была ли Беллатриса Пожирателем уже тогда или еще нет? Знал ли об этом Ремус? Хотя какая разница! Главное то, что они любили друг друга. Лили всегда верила в силу этого, наверное, самого светлого чувства. Ее мать, к чьим словам она всегда прислушивалась, любила повторять, что если бы не оно, то Великая Война могла бы закончиться совершенно иначе.

Любовь… Лили совсем мало знала об этом чувстве, но и этого было достаточно, чтобы понять, что именно оно управляло Беллой и Ремусом, вело их сквозь мрак и темень, что окружали каждую юную душу в то неспокойное время. Жаль, что не осталось ни одного свидетельства их отношений, кроме воспоминаний. Именно в их поисках Лили провела в этой комнате почти весь день: ни фотографий, ни записок, хотя откуда им тут взяться, ведь вряд ли Белла или Сириус проводили в этом доме много времени. Лили уже почти потеряла всякую надежду найти хоть что-либо стоящее, когда наткнулась на то, что заставило ее замереть и забыть, что еще минуту назад она думала выйти в гостиную и поболтать с братьями.

Время вдруг остановилось... Неизвестно сколько Лили просидела, перебирая пальчиками пожелтевшие страницы и всматривалась в заголовки, имена, даты, события. Она даже не услышала тихих шагов позади себя, не придала значения, как ей казалось, почудившемуся дыханию у шеи.

— Почему ты здесь одна? — негромко спросил Скорпиус, а рука нежным движением подняла прядь ее рыжих волос, открывая место для поцелуя.

Чуть вздрогнув, Лили, не оборачиваясь, вдохнула витавший вокруг запах.

— Я нашла кое-что, — тихо ответила она. — Старые подшивки газет.

— И что же в них интересного? — присев рядом, поинтересовался он, притянув к себе пару коричневых от времени выпусков «Ежедневного пророка».

— Здесь есть статья о свадьбе Беллатрисы и старшего из сыновей семейства Лестрейндж, — проговорила та, подвигая к себе одну из газет.

— Но все мы ведь прекрасно знаем о ней, — начал было говорить Скорп, но она его прервала.

— Да, но здесь есть колдография молодоженов. Белла здесь... Она здесь не такая, как на тех старых снимках, что мы с братьями находили на чердаке в доме на площади Гриммо.

Малфой взял из ее рук газету, открыв на второй странице, где была большая статья, посвященная бракосочетанию Беллатрисы и Рудольфуса: представителей двух аристократических семей. В ней было указано и количество приглашенных, и рассказано о бесчисленном множестве колдографов, которые были удостоены чести запечатлеть это событие, ну и, конечно, сами колдографии с торжества: на одной из них как раз были изображены новоиспеченные супруги Лестрейндж. Они ничуть не были похожи на молодых, влюбленных людей, в чьей жизни это был бы самый счастливый день, скорее их лица больше сочетались с атмосферой похоронной процессии, только вот мантии были слишком яркими для подобного рода действа. Ни красивая девушка, ни статный молодой человек не улыбались, не махали приветливо руками, они лишь изредка с неприязнью бросали быстрые взгляд на смотрящего, и тут же отводили взгляды в сторону. Будто бы мысленно считая время, оставшееся до конца этого ужасного события, будто не понимали свою обреченность на всю оставшуюся жизнь: браки, подобные этому, заключаются на века и прихоть супругов расторгнуть их не является веской причиной для того, чтобы разрушить связь родов. Любой прекрасно это понимал.

— Пойдем, — вдруг нервно сказал Скорпиус и, взяв за руку Лили, направился в сторону двери. — Нужно еще найти твоих братьев.

Большая серая сова, пролетая над столом Слизерина, чуть замедлила скорость и выпустила из лап темный конверт, который упал прямо в пустую тарелку Беллатрисы.

— Это от maman? — с любопытством спросила белокурая девчушка, сидевшая напротив старшей Блэк.

— Да, Цисси, это от нее, — ответила та, взяв в руки конверт и увидев на обратной его стороне родовую печать.

— Открывай же скорее! — нетерпеливо проговорила Нарцисса. — Мне не терпится узнать, о чем же она пишет!

— Не думаю, что она вновь интересуется твоим мнением насчет обивки нового дивана в гостиной, — усмехнувшись, ответила ей Белла.

— Ты просто завидуешь тому, что она спросила у меня, а не у тебя! — Цисси в обиде слегка надула розовые губки.

В это время Беллатриса уже сломала печать и вынула сложенный пополам лист пергамента. Через пару секунд глаза ее уже беспокойно бегали по ровным строчкам, написанным изящным почерком матери:

"Дорогая, la fille!

Мне необходимо сообщить тебе приятнейшее известие. В наше поместье на рождественские каникулы приезжает семейство Лестрейндж. Их старший сын, Рудольфус, тоже будет присутствовать. Он, наконец-то, выкроил время, чтобы приехать в родную Англию, хотя бы на пару дней. Я надеюсь, что в твоем сердце проснется благодарность за то, что, будучи таким видным человеком в столь юном возрасте, он предпочел наше общество, чьему-либо еще.

И еще одна новость, на этот раз для твоей сестры: семейство Малфоев также приглашено на наш рождественский ужин.

Любящая тебя, миссис Блэк".

Беллатриса всегда знала, что такие встречи семейств устраиваются с единственной целью: организовать выгодный брак для подрастающего поколения, и, видимо, миссис Блэк уже определилась с женихами для своих дочерей, но только, если Нарцисса была согласна с таким выбором, то старшая сестра считала подобное ночным кошмаром, разбивающим ее мечты о будущем на мелкие осколки.

— Что-то случилось с maman? — будто бы сквозь туман услышала она взволнованный голос сестры.

— Нет, не с ней, — сдавленно ответила Беллатриса, — со мной!

— В чем дело? — почти вскрикнула Нарцисса, забирая из рук Беллы пергамент. Та нисколько не сопротивлялась такому наглому поведению, на ее лице вновь была маска холодности и безразличия к окружающему миру, и лишь глаза блестели ненавистью и презрениям. И все, кто видел досаду или отчаяния пару секунд ранее, могли подумать, что это им лишь померещилось.

— Но ведь не произошло ничего ужасного, — прочитав письмо, мило произнесла Цисси и, улыбнувшись, добавила: — Даже наоборот.

— Не говори глупостей! — резко оборвала ее сестра.

— Пожалуйста, Беллатриса, не начинай вновь. Ты ведь уже давно знала, что все будет именно так, — отозвалась Нарцисса. — Это традиции семьи Блэк. Никто, а уж тем более ты не в силах им противоречить!

— К черту традиции! К черту Блэков! — чуть слышно прошипела Белла.

Беллатриса знала, что нужно всего лишь полгода и все ее мечты станут реальностью. Она ждала этого, жила предвкушением этого момента вот уже больше года, она почти ощущала этот полный вкус свободы, от которого сейчас могла почувствовать лишь привкус на губах после шепота о свободе. И все это, разрушилось в один миг, лишь потому, что она не учла… Не учла одно обстоятельства, которое теперь люто ненавидела…

— Уже получили письмо? — раздался голос: высокий, холодный и тонкий, словно перезвон колокольчиков. Беллатриса подняла голову — рядом с ее сестрой, сидевшей напротив, стоял Малфой. Цисси тут же улыбнулась, но так, чтоб он не заметил этого явного проявления симпатии, поэтому все, что мог лицезреть сейчас Люциус, — это вздернутые подбородки обоих сестер Блэк:

— Да, — первой ответила на его вопрос Нарцисса. — Полагаю, ты также, как и твои родители, будешь присутствовать на нашем рождественском ужине?

— Я не пропущу такого события, милая Цисси, — иронично ответил Малфой, а затем, вежливо кивнув, направился к выходу из Большого Зала.

— Люциус, постой! — окрикнула его старшая Блэк.

— Беллатриса? — удивленно просил он, услышав окрик, и вернулся на то месте, где минутой раньше стоял. — Ты что-то хотела?

— Лишь спросить, что ты знаешь о Рудольфусе Лестрейндже, — коротко ответила Белла.

— Два года назад он окончил обучение во Франции и теперь работает в Министерстве Магии в Монреале, — произнес Малфой, ненадолго задумавшись.

— Это все? — резко спросила Беллатриса.

— Да, если не считать того, что он до сих пор не женат, — ухмыльнувшись, произнес Люциус и, не дожидаясь ответной реплики Блэк, ушел.

Короткий кивок головой — вот и все его приветствие. Весь вид этого человека говорил о том, что будь его воля, он вновь был бы во Франции: отрешенность, холод взгляда и полуулыбки, адресованные всем и в то же время никому. Она же была под стать ему: красивая и обреченная на исполнение своего долга. Это был их вечер, именно они, Рудольфус и Беллатриса, были сегодня в центре внимания, но при этом сами не удостоили друг друга и фразой.

Беллатриса в черном платье сидела за столом рядом с молодым Лестрейнджем, таким же красивым, как она, если не брать в расчет его тонкий шрам, начинавшийся от уголка правого глаза и тянувшийся по отточенной скуле к длинной шее. Рудольфус, будто бы в усмешку над Беллой, был одет в темный костюм из толстой ткани, который по цвету точно подходил к ее платью, а шейный платок — к ее перчаткам. К тому же они были очень похожи, и если не знать, то можно было бы подумать, что они родственники, хотя именно ими и предстояло им стать через полгода, почти сразу после того, как Беллатриса закончит свое обучение в Хогвартсе. Только вот она сама до сих пор не верила, что это действительно произойдет, как не верила и в то, что в эту безоблачную рождественскую ночь пойдет снег.

Разговор за столом одних из самых влиятельных семейств во всей Англии тек медленно и размеренно, как и положено в подобном обществе. Старшее поколение беседовало о погоде, курсе золотого галлеона и войне, младшее же тихо стучало серебряными вилками по фарфоровым тарелкам, размазывая опостылевшие всем блюда. Один лишь Рудольфус будто бы вздрагивал, стоило только разговору коснуться войны и личности человека, собиравшегося очистить волшебный мир от грязной крови.

— Беллатриса, — прервав разговор, обратилась миссис Блэк к своей дочери, когда заметила скучающие лица молодежи. — Почему бы тебе не показать гостям наш сад?

— Конечно, maman, — без энтузиазма согласилась Белла.

Когда она поднялась из-за стола, вслед за ней встали ее сестры, Люциус и братья Лестрейндж. Коротко кивнув оставшимся за столом, все они направились к выходу из большой столовой залы туда, где коридор прямиком ввел к саду. Через пять минут все уже шли по узким мощеным тропинкам меж фруктовых деревьев: Люциус и Нарцисса были чуть впереди и оживленно о чем-то говорили, за ними молча следовали Андромеда и Рабастан, они были одногодками, но при этом не горели желанием беседовать, замыкали процессию Рудольфус и Беллатриса.

— Снег! — нарушил спокойствие зимнего сада вскрик Цисси. — Не правда ли чудесно? — поймав маленькую снежинку и закружившись на месте, засмеялась она.

Андромеда лишь кивнула в ответ, улыбнувшись. Братья Лестрейндж промолчали, а Люциус по-доброму усмехнулся и, взяв Цисси под руку, повел дальше вглубь сада. Андромеда последовала за ними, а Рабастан присел на каменную скамейку, стоявшую напротив покрывшегося тонкой пленкой льда озера. Беллатриса медленно шла по одной из тропинок и, когда Рудольфус неожиданно остановил ее прикосновением, вздрогнула.

— Уже начинаешь меня бояться? — с холодной усмешкой спросил Лестрейндж.

— Ничуть, — презрительно фыркнула в ответ Белла и резким движением стряхнула его руку, все еще лежавшую на ее плече.

— Хм, а ты строптива! — скривил лицо тот, но затем улыбка вновь тронула его губы. — Хотя это даже хорошо. Мне не будет скучно, по крайней мере, в первые недели… — он сделал паузу и надменно добавил: — До тех пор, пока ты не сломаешься!

— Никогда! — прорычала Беллатриса, пронзительно смотря в его серые глаза. — Слышишь, Лестрейндж? Блэки никогда не склоняют голову! — закончила Беллатриса и развернулась на каблуках так, что край ее юбки коснулся ног Рудольфуса, который уже доставал свою волшебную палочку.

— Стой! — направив палочку в спину своей будущей невесты, приказал Лестрейндж. — Повернись ко мне!

Блэк развернулась также стремительно, как и в прошлый раз, только на этот раз, кроме ее гневного взгляда, на Рудольфуса была наставлена еще и ее палочка.

— Начнем наше знакомство с непростительных? — усмехнулся он.

— Crucio!

Красный луч сорвался с палочки Беллатрисы и поразил Рудольфуса прямо в грудь. Его крик слился с криком Андромеды, которая только что вышла из-за небольшого куста, закрывающего один из поворотов мощеной дорожки. Беллатриса со злобой смотрела на то, как ее заклятье заставляло лицо Лестрейнджа искажаться в гримасах боли, которую он пытался побороть. Через несколько секунд у него это получилось, и он вновь держал свою спину прямо, с надменной ухмылкой смотря на Беллатрису:

— Неплохо, Блэк! Я даже…

Но Андромеда больше не могла безмолвно смотреть, как сестра и ее будущий муж наставляют друг на друга палочки, слово дуэлянты. Быстрым шагом она прошла мимо Рудольфуса и, встав к нему спиной, обратилась к Беллатрисе, прервав речь Лестрейнджа на полуслове:

— Белла, нам нужно идти в дом, — твердо произнесла она. — Немедленно!

— Не сейчас, — прорычала та ответ, гневно глядя поверх головы сестры в серые глаза Рудольфуса, желая вновь произнести заклинание, которое столь удачно помогло выплеснуть часть гнева, разрывавшего ее изнутри.

— Мисс Блэк, — наигранно вежливо обратился Рудольфус к Белле. — Раз вас просят, то вероятней всего проявить свою добродетель и откликнуться на зов сестры, последовав за ней. Я же присоединюсь к остальным сразу же, как найду своего брата в вашем прелестном саду, — он вновь коротко поклонился и все с той же холодной усмешкой.

Беллатриса не ответила, а лишь молча последовала за Андромедой, стряхивая с плеч снег, который прилип к черному меху воротника её зимней мантии. Зря она не верила в то, что этой ночью будет снегопад…

— Я знаю, что мы должны делать! — воскликнул Джеймс, придя в себя. — Скорпиус, ты ведь мне поможешь? — хитро улыбнувшись, покосился он на Малфоя.

Через полчаса все четверо стояли около заброшенного дома, окруженного покосившейся кованой изгородью. Простым Alohomora створки ворот были открыты, и ребята по заросшей травой тропинке двинулись к высокому крыльцу.

Дверь была не заперта. Первым зашел Джеймс и замер: перед его взором предстала не просто заброшенная, покрывшаяся десятилетней пылью гостиная, а помещение, которое было раскурочено до основания. Говорить о целостности мебели не приходилось, казалось, что здесь просто в течение получаса орудовали самыми убойными заклинаниями.

— Уборка бы здесь точно не помешала, — произнес Скорпиус, осматривая гостиную. — Думайте, авроры тут хоть что-то ценное оставили?

— Я бы на твоем месте сказал «целое», — ответил Ал.

Пробираясь сквозь груды обломков и разбросанных по полу книг, Лили все же дошла до лестницы на второй этаж, пока парни пытались найти хоть что-то в гостиной. Лестница была в неплохом состоянии, и Лили все же решилась подняться. На втором этаже дело обстояло так же плачевно, как и на первом: двери комнат были настежь распахнуты, одежда из шкафов небрежно выкинута, а кровати перевернуты. Книги и пергаменты разбросаны по полу, видно, авторы пытались найти что угодно, что представляло бы для них полезную информацию. Вскоре Лили достигла своей цели — комнаты Беллатрисы: темные стены и плотные шторы, на потолке огромных размеров антикварная люстра, кажется, еще средних веков, со старыми огарками свечей.

В углу комнаты стоял комод, сделанный из массива черного дерева. Ящики его были вытащены и грудой лежали рядом. Лили присела около них и начала неспешно разбирать те пергаменты, что лежали в нем. Среди кучи бесполезного хлама, она все же нашла то, что привлекло ее внимание — старое письмо, скрепленное семейной печатью Лейстрейнджев.

«Я начал ненавидеть тебя почти сразу, как родители упомянули в первый раз твою фамилию. У меня и так была невеста во Франции, девушка, которую я любил, а потом в моей жизни появилась ты, и все мое будущее рассыпалось, но никто этого даже не заметил. Я вернулся в Англию, прибыл к тебе, а потом по советам Розье и Эйвери примкнул к Темному Лорду. Это, наверное, было единственное хорошее решение, которое я принял после того, как попрощался с Францией.

Ты ненавидела меня почти так же, как и я тебя. Возможно, именно поэтому Лорд считал нас чуть ли не идеалом семейной жизни, ставил в пример всем Пожирателям смерти. А я все это время задыхался, тонул в ненависти к тебе, и вокруг воздух был будто пропитан зельем Жидкой смерти. Но ты, казалось, почти не чувствовала этого, хотя, что я мог знать о твоей жизни? Да ничего! Ты навсегда осталась для меня загадкой, решения к которой просто нет.

Впрочем, я не особо и старался найти его. Зачем? Ведь наше совместное пребывание — всего лишь вынужденная необходимость. Когда все закончится, поверь, я уеду. Мне будет плевать на все, что будет твориться вокруг. Я поеду к ней, к той, которая будет ждать меня хоть вечность, так же как и я встречи с ней.

Теперь ты видишь, почему я так стараюсь хоть на миллиметр приблизить победу Темного Лорда. И не говори ему, не смей! Ты не знаешь любви, поэтому не вправе осуждать неистинность моих побуждений. Я за него... И ему плевать почему! И тебе должно быть плевать. Когда-нибудь ты поймешь, хотя и понимаю, что не сейчас, не сейчас...»

На глазах Лили наворачивались слезы. В ее голове все складывалось воедино: то, что они увидели вчера — не простое проявление жестокости и подлости, а отчаяние влюбленного человека, его боль, вылившаяся в единственное доступное на тот момент средство выражения.

Спустившись вниз, она отдала письмо мальчикам, которые, быстро прочитав его, теперь стояли и думали о том, что делать дальше, а Скорпиус нежно обнимал Лили и гладил ее по распущенным локонам.

— Их жизнь была адом, — тихо всхлипнула она.

— Да уж, — вздохнул Ал и поднял с пола очередную книгу, но не прошло и пары секунд, как он вскрикнул: — Мерлинова борода! Что это?

Страницы книжного блока медленно начали изменяться и превращаться в аккуратно сложенные письма, ворохом рассыпающиеся из корешка.

— Видимо, это был тайник, — пристально глядя на происходящее, произнес Джеймс.

— Это и так ясно, вопрос в том, почему он среагировал на Ала? — приподняв бровь, поинтересовался Скорпиус.

— Да какая разница, разве вам не интересно, от кого все эти письма? — перебила их Лили, опустившись на колени и начав перебирать пергаменты. — Они все адресованы Лестрейнджу.

— Неудивительно, видимо, это все послания той француженки, к которой он надеялся вернуться, — присоединившись к сестре, произнес Джеймс.

— Думаете, она все еще жива? — спросил Ал, в руках которого от книги осталось лишь ляссе в виде тонкой серебреной цепочки с небольшим кулоном в виде соловья.

— Кто знает, — тихо ответил Скорп, стоя в стороне от Поттеров.

Лили, до этого погруженная в чтение писем, вдруг встрепенулась и подняла голову на Малфоя:

— Мы можем это узнать. Здесь сказано, что ляссе — это своего рода портал. Если раскрутить его по кругу и свистнуть, то мы окажемся рядом с ней, где бы она ни находилась. Попробуем?

— Ну… — начал было Ал, но был тут же перебит Джеймсом.

— Конечно, сестричка, — вырвав из рук брата серебряную нить. — Поехали!

Через пару мгновений они были на аккуратно выстриженной лужайке, а в ушах все еще стоял свист.

— Кажется, мы на месте, — нерешительно произнесла Лили, расправляя полы своей юбки. — Кто постучит в дверь?

Скорпиус быстро поднялся по невысокому крыльцу и осторожно ударил небольшим дверным молоточком — никто не отозвался. Через минуту он снова постучал, но ответа так и не последовало.

— Видно, никого дома нет, — развернувшись, с досадой проговорил он. — Оставим записку?

— Да, конечно, — воодушевилась Лили и, оторвав небольшой листочек от ближайшего куста, трансфигурировала его в пергамент.

«Здравствуйте, Изабелла,

Вы, к сожалению, не знакомы с нами, но нам очень хотелось бы с Вами встретиться. Пожалуйста, свяжитесь с нами по каминной сети, как только сможете. Адрес — Шетлендский остров Анст, Харольдсвик, улица Тренс, дом 3.

Мы очень надеемся на Ваш скорейший ответ, Лили, Джеймс и Альбус Поттеры!»

— Значит, ее зовут Иззи? — спросил Ал.

— По крайней мере, именно так она подписывала свои письма Лестрейнджу, — пожала плечами Лили.

Свернув пергамент пополам, она оставила записку под дверным молотком и, подойдя к Скорпиусу, прильнула к нему.

— Я уверен, она нам ответит, — прошептал тот.

Вернувшись в небольшой дом на Шетлендских островах, ребята увидели, что с моря на них надвигалась буря: темные тучи пронзались всполохами молний, а волны с грохотом обрушивались на берег и будто с жадностью цеплялись за прибрежные камни, не желая вновь оказаться в бурной морской пучине. На часах было всего лишь три часа дня, но темнота стояла такая, будто томный вечер уже давно опустился на остров, и ночь уже приближалась, чтобы вступить в свои законные права.

Быстро сообразив, что шторм неизбежен, друзья разделились и захлопнули все створки, защищавшие окна от здешних резких ветров, способных если не выбить стекла, то как минимум распахнуть створки настежь. Устроившись в гостиной перед зажжённым камином, они наслаждались свежезаваренным чаем из больших кружек. Лили, поджав под себя ноги, сидела на диване рядом с Скорпиусом, укрыв колени одним на двоих покрывалом. Джеймс и Ал расположились в креслах по бокам от них.

— Все это так странно, — вздохнул Альбус. — Кажется, что все поступали исходя из совершенно других мотивов, чем те, о которых они сами открыто заявляли или додумывали окружающие.

— А так всегда и бывает, — тихо ответил Скорпиус. — Никому не хочется быть перед людьми с вывернутой наизнанку душой, разве что кроме как наивным пуффендуйцам...

И вдруг неожиданно вздрогнул и прервался на полуфразе — это Лили пихнула его в бок локтем, презрительно фыркнув.

— Ну ладно, кроме наивных маленьких девочек, так тебя устроит? — проворчал он, но ответа не получил.

— Все они кого-то любили, и все это будто замкнутый какой-то круг, — отхлебнув свой чай, подытожил Джеймс.

— Но почему не сказать открыто? Не начать бороться против всей этой прогнившей системы? — всхлипнув, произнесла Лили.

— Ага, и получит Crucio от родственничков, — ответил ей Джеймс.

— Или аваду от Волдеморта, — очень тихо произнес Скорпиус.

Лили, уткнувшись в его плечо, уже больше не могла сдерживать слез: слишком запутанной оказалась эта паутина взаимоотношений людей, которых они даже вживую-то ни разу не видели. Раньше Лили казалось, что любовь заставляет творить добро, быть лучше, чем ты есть на самом деле, чувствовать себя так, будто выпил зелье эйфории, но не в этой истории. Здесь от любви люди страдали, практически тонули в море несправедливости, жестокости и невозможности найти другой путь. Так не должно было быть, все это неправильно, нечестно… Хотелось по-детски забить кулачками о пол и кричать о том, что она хочет, чтобы эта сказка имела хороший конец, такой, какой был во всех тех историях, что рассказывала ей на ночь мама или тетушка Гермиона. Но это была не та история. Здесь конец уже был известен.

— Зачем мы продолжаем открывать шкатулки, если знаем, чем все это закончится? — почти шепотом сквозь слезы произнесла она.

— Потому что они бы хотели, чтобы хоть кто-то знал, на что они шли ради того, чтобы быть с теми, кого любили. Чтобы мы учились на их ошибках и никогда не допустили повторения тех времен, в которых такое стало возможным, — твердым, но тихим голосом произнес Альбус Северус, поднялся со своего кресла и направился к лестнице, чтобы подняться в комнату на втором этаже и взять шкатулки.

Беллатриса плакала в объятьях Ремуса и никак не могла успокоиться, а он лишь гладил по волнам ее темных волос и не произносил ни слова. Слова были не нужны. В первый день своего появления после каникул Цисси так бурно обсуждала в Большом зале за завтраком, впрочем, как и за обедом, семейный рождественский ужин, что о помолвке ее старшей сестры и Рудольфуса Лестрейнджа не знал только глухой.

Эта была их первая встреча после двух недель вынужденной разлуки: они сидели в пустом кабинете трансфигурации в полной тишине, нарушаемой лишь редкими всхлипами Беллатрисы.

— Ох, Белла, как бы я хотел дать тебе весь этот мир, но что я могу… — произнес Ремус над ее ухом и тихо чертыхнулся в сторону.

— Ты же знаешь, — сквозь слезы проговорила она в ответ, — мне не нужно ничто, кроме тебя. А теперь… теперь мне сулят пробыть всю жизнь рядом с тем, с кем я бы и в могилу не легла. Я схожу с ума лишь от одной этой мысли...

— Мы могли бы сбежать? — с надеждой проговорил Люпин, убирая прядку волос, упавшую ей на лицо, и стараясь заглянуть в глаза. — Прямо сейчас, не дожидаясь сдачи экзаменов. Я бы придумал что-нибудь…

Но она видела в его глазах, что он сам корит себя за эту мысль, знала, что ночами он ненавидит себя за то, что не способен дать ей то, к чему она привыкла.

— О, мой милый Ремус… — выдохнула она, из ее темных глаз текли тонкие ручейки слез. — Моя семья, они найдут меня, где бы я ни была, и без раздумий пошлют в меня Imperio, чтобы заставить идти под венец с ним.

Люпин молчал, ему нечего было сейчас сказать, кроме слов любви, но все они уже были сказаны, оставалась лишь держать ее в объятьях и думать, что она всегда будет с ним, как бы далеко не была. А Беллатриса чувствовала себя беспомощной: клокочущая ненависть зельем жидкой смерти разливалась внутри, и ей не было выхода, и даже поцелуи Ремуса не успокаивали, а лишь в очередной раз доказывали, как слаба она сама. Сейчас она завидовала Сириусу: он оказался храбрей, и она ненавидела его за это еще больше. Почему он оставил ее одну в этой зачерствевшей семье? Почему не показал ей выхода? Не позвал за собой? Ведь часами напролет, когда они еще были детьми, он рассказывал ей о своих фантазиях, о том, чем будет заниматься, когда станет большим и свободным от семейных уз Блэков. И где он теперь? Почему не взял ее за руку и не показал ей весь мир? Ответов не было.

Тишина окутала гостиную. Ребята, продолжающие сидеть около камина, где догорали поленья, не отрывали взгляда от языков пламени. Они видели в них отблески тех чувств, которыми только что были наполнены. Джеймс, отставил шкатулку Беллатрисы на журнальный столик, отпил из чашки уже остывший чай, окинул взглядом остальных и очень аккуратно откинул крышку, усыпанную агатами.

Сириус сидел на своей кровати, бездумно перелистывая учебник по рунам и боковым зрением ловил метание Ремуса по гостиной.

— Черт, Лунатик! У меня уже в глазах мельтешит, — не выдержал Блэк. — Сядь и успокойся!

— Если бы это было так просто, — вздохнул Люпин. — Ты слышал сегодняшние разговоры?

— А кто ж их не слышал: наша малышка Цисси надрывала глотку так, что услышали даже те, кто затычки в уши вставил. Прямо наиважнейшая новость во всем Хогвартсе. Тебе-то какая разница? Будто ты жениться на ней собирался. Наведываться к ней в спальню можно и когда у нее колечко на пальце будет. Метка ж тебе не меша…

Пожалеть о своих словах Сириус смог лишь тогда, когда запыхавшийся и ворвавшийся в комнату Джеймс Поттер привел его в чувства.

— Что это было? — кричал он, переведя взгляд с очнувшегося Блэка на стоящего с палочкой в руках Ремуса. — Какого хера, я спрашиваю вас, здесь происходит?

— Джеймс, полагаю, мне придется подыскать другую спальню, — будто бы только начав осознавать, что сделал, произнес Рем.

— О, да неужели, «полагает» он, — встрепенулся Сириус. — Значит, ты наконец-то мозгами думать начал. А когда оглушал меня, чем думал?

— Заткнись, — прорычал тот ему в ответ. — Еще одно слово от тебя о ней, и я не ограничусь простым Stupefy.

— Да твою ж мать, объясните вы мне, что тут произошло или нет? — не выдержав, закричал Поттер.

— Нет, — хором выкрикнули Блэк и Люпин.

— О, прекрасно, до меня дошло, наконец! — поднявшись на ноги и хлопнув себя по лбу, произнес Джеймс. — Вы решили похерачить всю нашу семилетнюю дружбу из-за Беллатрисы Блэк! И нет, не смейте меня перебивать, я достаточно вас наслушался за последние полтора года. И не смотрите так, я не так уж беспросветно туп. Я понятия не имею, что между тобой и сестрой произошло перед тем, как ты приехал ко мне, когда покинул родительский дом, но это явно отразилось на твоем к ней отношении, — размеренно начал он, смотря на Сириуса, а затем перевел взгляд на Люпина, который уже стоял около своей кровати, доставая из-под нее чемодан и начинал хаотично закидывать в него вещи. — Прекрати, Луни! Черта с два ты куда-то переедешь из этой спальни, так что прижми свою задницу и послушай меня.

Ремус устало прикрыл глаза, но все же выпустил из рук книги и те с глухим грохотом упали к его ногам. Сириус продолжал лежать на своей кровати, закрыв лицо руками. А Джеймс стоял в центре комнаты и смотрел прямо между ними.

— С учетом сложившейся ситуации, я полагаю, что мы с тобой, Сириус, должны помочь другу. Заткнись, а? Дослушай для начала, а потом уж будешь излагать свои восхитительные идеи, — произнес он, как только Блэк попытался открыть рот, а затем развернулся к Люпину. — Ты уже предлагал ей свалить от ее семейки раньше, чем они попытаются выдать ее замуж?

— Я уже перебрал все возможные варианты, — тяжело выдохнул Рем в ответ. — Может, закончим этот разговор?

— Да, точно, давайте заканчивать этот балаган, — прорычал Сириус и, вскочив на ноги, стремительно вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Почти пробежав через гостиную, пару раз запнувшись за кресла и чертыхнувшись, Блэк наконец-то вывалился через проем в пустой коридор. Теперь он мог глубоко вздохнуть и попытаться понять, что же произошел и почему он десяток минут назад так ненавидел Ремуса, одного из трёх своих лучших друзей! С ним они вот уже шесть с половиной лет прожили бок о бок, а сейчас единственное, что он хотел сделать, это как можно больнее ужалить словами того, кто думал лишь о ней, Беллатрисе Блэк.

Какого черта она выбрала именно Лунатика? Того, кто так близок ему и теперь с каждым шагом навстречу ей, отдаляется от него все дальше.

Сириус шел, не разбирая дороги, а в голове были лишь мысли о том, что она, сгубив его, теперь решила взяться за его близких: сделать еще больней, разрушить все вокруг. Он не знал, кого больше сейчас ненавидел: ее, Ремуса или себя…

— Твою ж мать, ты совсем не смотришь, куда прешь? — выкрикнул он, оборачиваясь, когда в его плечо кто-то врезался.

— Братишка, — оскалившись хищной улыбкой, произнесла Белла. — А я тебя и не заметила.

— Ты… — прорычал в ответ Сириус и, не дожидаясь, пока Беллатриса ответит, схватил ее за локоть и затащил в пустой кабинет, рядом с которым они столкнулись.

— Какого черта ты делаешь? Отпусти меня! — взвизгнула она и попыталась свободной рукой достать палочку, лежащую в кармане на другой стороне мантии.

— Не заставляй меня кидать в тебя Petrificus Totalus и прекрати дергаться! — захлопывая за собой дверь и отпихивая к центру класса Беллу, сказал Сириус.

— И что тебе нужно от меня? — поправляя перекосившуюся мантию, спросила та.

— Я… я хотел спросить: почему? — произнес Сириус, сев на одну из парт и уставившись на носки своих ботинок.

— Что? — недоуменно спросила она в ответ. — Ты мозгом повредился, что ли?

— Ага, ты мне его и повредила, — почти шепотом произнес Сириус.

— К чему этот разговор?

— Я просто хочу знать.

Беллатриса медленно подошла к кузену, взяла в руки его лицо и заставила, наконец, посмотреть прямо себе в глаза:

— Сириус Орион Блэк, все, что было, уже прошло, и ты сам сделал свой выбор.

Он сначала попытался возразить ей, но почувствовал на своих губах прикосновение ее большого пальца и замолчал, позволив ей продолжить монолог.

— Ты оставил меня одну наедине с семьей, после всех тех разговоров, после всего того, о чем мы мечтали вместе, и теперь ты спрашиваешь меня «почему»? — она не отрывала от него своего пронзительного взгляда даже тогда, когда за его спиной раздался скрип двери. — Потому, что ты это заслужил!

Когда он все-таки вырвал свою голову из ее железной схватки и развернулся, было уже поздно: на лице Джеймса отражалось недоумение смешанное с презрением.

— Я не ожидал от тебя такого, — очень тихо произнес Поттер.

Когда дверь за ним захлопнулась, кабинет наполнился истеричным смехом и когда Сириус обернулся, он увидел в глазах Беллатрисы зарождающиеся сумасшествие.

Лили проснулась и сонно открыла глаза, увидев, как пробивается сквозь штору утренний солнечный свет. За спиной слышалось тихое дыхание, и она повернула голову, встретив взгляд своего любимого.

— Доброе утро, — прошептала она, и он ответил ей поцелуем. — Почему не спишь?

— Думаю, — ответил Скорп и провел ладонью по огненным волнам ее волос. — Мне нужно задать тебе один вопрос.

Лицо его было серьезным и сосредоточенным. Внутри Лили шелохнулась мысль о том, что этот день начнется со слишком серьезных разговоров, которые и следа не оставят от утренней легкости, в которой она так любила нежиться.

— Итак, мистер Малфой, что именно вы хотели узнать? — подперла она голову рукой и ухмыльнулась. — Я готова к допросу!

— А это не допрос, — чуть нахмурившись произнес Скорпиус. — Я думал о том, что сейчас скажу тебе и пытаюсь подобрать нужные слова, а ты тут…

— Ну, извини, — и тут же чмокнула его в щеку. — Продолжай, я все выслушаю.

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя настолько, что не представляю своей жизни без тебя? Но все, что мы увидели благодаря этим шкатулкам, заставило меня задуматься, что в этой жизни слишком многое может пойти не в ту сторону, если я прямо сейчас не возьму все в свои руки и не попрошу стать тебя моей женой!

— Ты делаешь мне предложение? — глаза Лили округлились, и она привстала на локтях. — Прямо сейчас?

— Да, я предлагаю тебе свою руку, сердце, да хоть пятку! — воскликнул он. — Ну что?

— Да, конечно, да! — кинулась она ему на шею и осыпала поцелуями.

— Итак, когда свадьба? — перестав обнимать сестру и принявшись за завтрак, спросил Джеймс.

— Думаем, что после того, как Лили окончит Хогвартс, — приобняв сидевшую рядом Лили, улыбаясь, ответил Скорпиус.

— Ребят, я так рад за вас, — прожевывая гренку, промычал младший Поттер. — Вот папа с мамой удивятся!

Лили сияла, прихлебывая горячий кофе и никак не могла понять, от чего она так счастлива: от того ли, что Скорпиус сделал ей предложение, либо от того, что сегодня за завтраком они решили не трогать шкатулки и отправиться к морю на пикник.

Она как раз мыла посуду, когда стук в дверь оторвал ее от размышлений, и это было странно, потому что дверь была открыта.

— Может, это мисс Изабелла? — встрепенулся Альбус, оторвавшись от еды и вставая со своего стула.

— Вполне возможно, — откликнулась его сестра, вытирая мокрые от воды руки о передник. — Ну и чего же вы сидите? Идите и откройте ей дверь, а я пока поставлю чайник.

Скорпиус и Джеймс переглянулись, пытаясь определить, кто же из них должен открыть дверь, а в это время Альбус, опередив их обоих, уже стремительно направился к входу, пока те только вставали со своих стульев. Голос, донесшийся с порога, после того, как дверь была открыта, заставил напрячься всех:

— Добрый день, месье, — грассируя, с явным французским акцентом, произнес мужчина лет сорока. — Полагаю, вы — мистер Поттер?

Альбус лишь кивнул в ответ. Стоящий напротив него мужчина был одет в серый летний плащ, отлично защищавший от моросящего сейчас дождя, и шляпу, из-под которой были видны его отросшие, но еще не достигшие плеч, темно-русые волосы, ставшие чуть волнистыми от наполнявшей воздух влажности. В руке у него догорала сигарета, и он легким движением волшебной палочки заставил ее исчезнуть, затем спрятал палочку во внутренний карман, достав вместо нее небольшое удостоверение в обложке из черной драконовской кожи.

— Лейтенант Марэ, отдел магического правопорядка Министерства Франции, — проговорил мужчина, заглядывая за плечо стоявшего в дверном проеме Альбуса. — Я могу войти?

Не дожидаясь ответа, он уже переступил порог.

— Да, конечно, заходите, — произнес растерявшийся Ал. — Чем можем помочь?

— Значит, это вы те самые Поттеры? — спросил его лейтенант, не обращая внимания на только что заданный вопрос.

— Да, я — Альбус Северус, а там мой брат — Джеймс Сириус.

Его брат, уже стоявший рядом со Скорпиусом в гостиной, в свою очередь устало вздохнул:

— Да, это мы, дети того самого Мальчика-Который-Выжил.

— О чем вы? Хотя, впрочем, это не важно, лучше скажите, где девушка? Как же ее там... — вытащив из внутреннего кармана пиджака кусок пергамента, он, заглянув в него, добавил: — Лили, если не ошибаюсь.

До Джеймса наконец-то дошло: когда он спрашивал о них, он совершенно не имел в виду их знаменитого отца, он интересовался, те ли они Поттеры, что оставили записку у дома старой француженки. В этот момент из кухни в гостиную вышла его сестра и с недоуменным видом осматривая гостя, произнесла:

— Мальчики, что здесь происходит?

— А вот и мадемуазель Лили, — ухмыльнулся Марэ. — Что ж, пожалуй, пришло время задать парочку вопросов.

— Да, конечно, лейтенант, — закрыв дверь ответил Ал и махнул в сторону одного из кресел, стоявших в гостиной. — Присаживайтесь.

Медленно сняв пальто, Марэ положил его на подлокотник ближайшего от двери кресла, снятую шляпу положил поверх и, дождавшись, пока остальные присядут, опустился сам, закинув ногу на ногу. Братья Поттер устроились на диване, а Малфой сел в оставшееся свободным второе кресло, приобняв умастившуюся на подлокотнике Лили. На лейтенанте был аккуратный синий костюм в тонкую полоску, на лацканах которого аккуратно лежал ворот белой рубашки, начищенные синие ботинки блестели в лучах утреннего солнца, лившегося из окна — он совсем не походил на автора Тедди Люпина, который вечно носился как ищейка от места к месту, забывая иногда поесть, не говоря уже о том, чтобы почистить ботинки. Мистер Марэ, угадав семейное сходство сестры и братьев, сейчас с недоверием смотрел на белобрысого высокого паренька, сидевшего напротив.

— Я хотел бы поговорить с вами о мадмуазель Изабелле Фурье, так что не думаю, что присутствие посторонних лиц… — лейтенанта прервало легкое покашливание Скорпиуса, и в момент, когда наступила пауза, молодой человек тут же перехватил инициативу.

— Полагаю, мне придется остаться здесь. Я —Малфой, и я тоже замешан в этом деле наряду с Поттерами.

— Тогда раз мы определились с тем, кто есть кто, то, пожалуй, начнем. Я здесь потому, что нашел в двери мадмуазель Фурье вот эту записку, оставленную, как я понимаю вами, — он протянул пергамент Поттерам.

— Да, ее написала я, когда мисс Изабелла не открыла нам дверь вчера, — взглянув на братьев, прокомментировала Лили. — Что-то случилось с ней?

— О да, — вздохнул Марэ, — и я пытаюсь выяснить, каким образом к этому причастны вы.

— О Боже, — воскликнула Лили и прижала руку ко рту, приглушив вздох удивления.

— Могу вас уверить мистер Марэ, мы не были знакомы с мисс Фурье лично и вчера был единственный раз, когда мы приближались к ее дому, — твердо произнес Джеймс и протянул пергамент обратно.

— И когда вы были там, не видели ничего подозрительного? — уточнил лейтенант.

— Нет, ничего такого, о чем следовало бы сообщить в правоохранительные органы, — вновь за всех ответил старший Поттер. — Но нам все же весьма интересно, что случилось с мисс Фурье, раз вы пришли к нам.

— Оу, для начала я бы хотел узнать, кем она вам приходится, и почему вы хотели видеть ее вчера?

Ребята переглянулись, и в глазах у всех был один вопрос: говорить правду целиком или умолчать о целой цепочке событий, которая привела их к Изабелле Фурье. Джеймс слегка кивнул головой остальным и начал объяснять:

— Случайно нашли письмо, к которому прилагался портал, перенесший нас к ее дому. Письмо, к сожалению, сейчас не у нас, но мы можем принести его вам в офис, например, завтра.

— Ну, конечно же, не у вас, — тихо хмыкнул Марэ. — Что-то еще расскажете?

— А вы нас в чем-то подозреваете? — холодно произнес Скорпиус. — К слову сказать, мы отвечаем на ваши вопросы, а вот вы на наши — нет.

— Ну, раз вы настаиваете, мистер Малфой… Сегодня на рассвете в наш отдел был сделан звонок, сообщили, что мадмуазель Фурье скончалась в своем доме. Когда мы прибыли на месте, женщина лежала в своей кровати со свежим букетом цветов в руках. Было установлено, что смерть произошла вчера вечером от истощения организма.

— Ее убили? — всхлипнув, произнесла Лили.

— Пока мы это еще не выяснили, мисс Поттер. Единственное, что мы знаем, так это то, что в ее доме был некий мужчина и, видимо, именно он позвонил нам, — лейтенант поднялся с кресла, взял в руки пальто и надел шляпу. — Спасибо за помощь, думаю, мне пора. Я могу воспользоваться вашим камином?

— Да, конечно, — оторвавшись от собственных мыслей, ответил Альбус.

Марэ подошел к камину, взял с полки летучий порох и перед тем, как уйти, обернулся и, ухмыльнувшись, произнес:

— Завтра, в полдень, я жду вас в своем отделе с письмом и порталом, хорошего дня.

Как только лейтенант исчез в языках пламени, в комнате будто исчезло висящее все это время напряжение.

— Твою ж мать, — выругался Ал. — Какого черта это сейчас было?

— Я не знаю, но, похоже, если это действительно было убийство, то мы вляпались по полной, — ответил Скорпиус.

— Кто это мог сделать? — вновь всхлипнула Лили. — Ведь ей наверняка уже за шестьдесят!

— Кто бы это не сделал, думаю, пора все рассказать Тедди, — тихо подытожил Джеймс. — Нам нужна его помощь!

— Когда вы собирались рассказать мне, что получили доступ к воспоминаниям Лестрейндж и Сириуса? — возмутился Тедди, как только Джеймс закончил рассказывать о шкатулках памяти. — Вы вообще в своем уме? Какого черта вы к ним полезли? Ясно же, как пить дать, что это Темная магия, и я понятия не имею, какие могут быть последствия.

— Тед, но ведь с нами все в порядке, — первой ответила ему Лили. — Мы отлично себя чувствуем, и нет никакого намека на то, что после их открытия на нас могло подействовать проклятие. Правда ведь, ребята? — обратилась она к остальным за поддержкой.

Мальчишки, сидевшие кто где и кажется занявшие все свободное пространство в комнате, единогласно закивали.

— А ты у нас много в проклятьях понимаешь, да? — начал ерничать Люпин. — Еще и в Темной магии получше меня разбираешься поди?

Лили попыталась возразить, но аргументов не нашлось, и единственное, что оставалось, это громко фыркнуть.

— То-то же! Знали бы как разобраться самим, меня б посвящать не стали,— продолжил он.— Так что давайте, говорите, что случилось, раз пришлось позвать меня. И давайте сами, без принуждения, все-таки не на допросе в Аврорате.

Джеймс быстро пересказал историю их похода в дом Лестрейнджев и последующего за ним визита лейтенанта Марэ. Люпин не прерывал его, и лишь когда старший Поттер закончил, вывалил на ребят все те вопросы, которые роились в его голове:

— Про то, что вы забыли в доме Лестрейджев, я даже спрашивать не буду, учитывая, что вам в руки попалась шкатулка с воспоминаниями Беллы. Но вот, скажите, какого лешего вы сразу воспользовались порталом, а не передали его родителям, или хотя бы мне?

— Письма, которые соединял портал, были от начала до конца наполнены лишь любовной чепухой, ни слова о проклятьях… — Альбус замолчал, поймав на себе строгий взгляд Теда. — Да-да, мы ничего в этом не смыслим и бла-бла-бла, но там, правда, не было ничего, что заставило бы нас усомниться, что мы не справимся сами. И не нужно в очередной раз повторять, что мы всего лишь дети, в нашем возрасте...

— Да, — закатив глаза, перебил его Люпин, — в вашем возрасте ваши родители боролись против Волан-де-Морта. Вы с братцем мне эту отмазку в сотый раз повторяете, Ал. Да и вообще, то, что вы ничего «такого» не увидели в письмах, не снимает с вас ответственности за эти необдуманные поступки. И не надо мне тут строить из себя героев, просто признайтесь, что поступили глупо и теперь нуждаетесь во мне.

— Мы — дебилы, — хором промычали Поттеры.

— Ага, кто б сомневался, — съехидничал Скорпиус, но тут же получил подушкой в голову от Джеймса.

— Так, с вашими умственными способностями мы разобрались, — отсмеявшись, произнес Тед. — Теперь пришло время разобраться, что имел в виду Марэ, говоря, что мисс Фурье погибла от истощения организма. К счастью, у нас в отделе магического сотрудничества работает милая Эмили, думаю, у меня не возникнет проблем с получением информации.

— Неужели я пропустил новость о новом романе? — ухмыльнувшись, спросил Джеймс. — Хотя я как послушаю тебя, так все у тебя миленькие да хорошенькие.

— Ну что ж я подделаю, если они действительно очаровательны, — щеки Люпина зардели. — Да и вообще, мне уже двадцать шесть, у меня много друзей среди прекрасного пола… Ой, да что я тут распинаюсь перед тобой, а?

Джеймс заливисто рассмеялся, и остальные не смогли сдержать улыбки. Эдвард Люпин действительно общался с большим количеством девушек, но все они были в его представлении лишь хорошими знакомыми, и он отчаянно не понимал, откуда столько слухов о его донжуанстве. Вряд ли Тедди задумывался, что почти у каждой второй девушки, с которой он имел знакомство, хотя бы мельком не проскальзывала мысль о том, что неплохо было бы иметь такого парня: умный, обходительный, он всегда мог поддержать разговор, при этом был тактичен и не обделен чувством юмора.

— Итак, — поднимаясь с кресла, резюмировал Люпин, — вы оставайтесь здесь, а я аппарирую в Министерство и попытаюсь выяснить обстоятельства смерти вашей новой знакомой. Как только что-нибудь узнаю — сразу к вам.

Он подошел к Лили и взъерошил ей волосы:

— Все будет хорошо, не грусти!

Та лишь подняла на него глаза и почти шепотом произнесла:

— За все время, что ты слушал рассказ Джеймса, ты так и не спросил, что именно мы видели в воспоминаниях?

— А зачем? — пожав плечами, ответил он, а потом будто с сожалением добавил: — Это ваш груз, не мой. Мое дело во всей этой истории помочь вам уладить дела с французскими стражами правопорядка. Остальное уже ваша забота, как бы я вас всех не любил. Единственное, что могу посоветовать, это не лезть дальше. Возможно, в следующий раз никто уже не сможет прийти к вам на помощь. — После недолгой паузы, бросив взгляд на братьев Поттер, он добавил: — Если вы думаете о том, что я забыл о вашей просьбе по поводу Сириуса, то нет, не забыл, но, как и предполагалось, ничего нового выяснить не удалось. Ладно, буду через пару часов.

В тишине, окутавшей гостиную, звук аппартации прозвучал словно гром. Первой не выдержала Лили:

— Душно. Пойду пройдусь по берегу.

— Я с тобой, — тут же отозвался Скорп.

Через пару минут они оба вышли из дома и направились вниз по дороге, к морю. Тучи затянули небо, на улице было прохладно, к слову сказать, на Шетлендских островах температура, даже летом, почти никогда не перебрались за отметку в 20 градусов, и сегодняшний день не был исключением. Лили куталась в серый безразмерный свитер, а Скорп был в длинной темной мантии, которая защищала его от ветра. Медленно они шли по пустынной дороге, уводящей прочь из этого крошечного городка, расположенного в северной части острова Ант. Здесь было красиво и пустынно, береговая линия тянулась длинной извилистой линией, усыпанной то здесь, то там камнями. На границе города, почти у самого берега, стояла лодка, похожая на небольшую ладью викингов: не то памятник, не то просто реконструкция. Недолго думая, Лили забралась внутрь и легла прямо на дно, устремив свой взгляд в темное небо. Скорпиус, оглянувшись, достал палочку и наложил согревающее заклинание на лодку, а затем прилег рядом с Лили.

— Я беспокоюсь за тебя, — осторожно начал он, держа ее за руку, — ты выглядишь подавленной.

— Мне кажется, что Люпин прав, нам не следует больше связываться с этим. Я понимаю, Альбус уверен в том, что мы не просто так нашли эти шкатулки и что просто обязаны довести начатое до конца, но, смотри: не прошло и недели, как мы оказалась втянуты в историю со смертью совершенно незнакомой нам женщины. Что будет дальше?

— Я не знаю, но, думаю, мы сможем со всем справиться. В конце концов, мы с тобой всегда можем уехать и провести остаток каникул в Малфой-Мэноре.

— И бросить их здесь одних?

— Они взрослые мальчики, обойдутся и без тебя.

— Да уж, а как вернемся, то найдем от них только рожки да ножки, — невесело прошептала Лили.

Море будто бы затихло на мгновенье, а потом по небу пролегла огненная ветка молнии, и побережье накрыло раскатом грома.