Ярость 2 (джен)

Глава 1.

30 июня 1991г. Англия, Лондон

На мощёные проспекты древней столицы уже давно опустились сумерки. Летние, немного жаркие, они словно объятья горячей любовницы сжали одинокий дом, стоявший на самом углу Семнадцатой-Стрит. Старый, обветшалый четырёхэтажный дом. Он уже давно провонял не только телесной старостью своих вечно усталых, скучных жильцов, но и какой-то другой старостью. Будь я менее сведущ в истории Лондона, то начал бы уверять вас, что этот дом стоит здесь со времен нашествия викингов. Ну или хотя бы с того момента, как пролилась первая кровь в Столетней Войне. И я уж точно не поверил бы, что дому всего двадцать лет. Но так оно и было.

Профессор МакГонагалл поправила на плече лямку сумки, отряхнула полу пальто и ступила на крыльцо. Не успела преподаватель закрытой академии коснуться деревянных перил, как мигом отдёрнула руку. Сжав морщинистую ладонь МакГонагалл сощурилась и поежилась. От дома тянуло смертью. Она словно занесла над ним свою блестящую косу, сокрывшись где-то в обжигающих кожу сумерках. Женщина рефлекторно опустила руку во внутренней карман пальто и сжала пальцы на какой-то слишком изящной и красивой указке, чтобы ею вообще на что-либо указывать.

Дом отталкивал от себя. Он был неестественен даже на полотне под названием «Нижний Лондон», а, поверьте мне на слово, это полотно знало немало иных клякс. Начиная от уже давно почившего Потрошителя, и заканчивая шлюхами, которые за дозу готовы порвать вам глотку черными, гнилыми зубами.

Женщина пересилила свое отвращение и подошла к двери. Еще не дотронувшись до ручки, МакГонагалл уже стиснула зубы в ожидании скрипа несмазанных петель. Он не заставил себя ждать. Протяжный, резкий звук немного напоминал визг ножа, бегущего по стеклу. А может — точильного камня, высверкивающего искрами на лезвии костяной косы.

Оказавшись внутри, профессор все же достала странную указку, пряча её в рукаве. Это был бы логичный и оправданный жест, будь в руке не тонкая щепка, длиной не больше одиннадцати дюймов, а хотя бы жесткая полицейская дубинка.

Поднимаясь по лестнице на последний, четвертый этаж, пожилая, но все еще крепкая женщина старалась не смотреть на окружающую её обстановку. Получалось плохо. Взгляд то и дело останавливался на обшарпанных стенах, на которых красноватые разводы мешались с жёлтыми и чёрными. Он нехотя скользил по потолку, с которого свисали провода, которым лишь немного не хватало до характеристики «оголённый». Про сколотую штукатурку и говорить не стоит.

— Хрык!

МакГонагалл брезгливо сморщилась и пинком отправила в полет треснувший под её каблуком шприц. Сверкнув иглой, грязный шприц рухнул в кучу к таким же. За стенами слышался скрип алюминиевых раскладушек, сдавленные женские стенания, резкий мужской смех и крик.

Профессор, чье пальто стоило дороже чем сам дом, не понимала, как она могла оказаться на окраине Лондона в одном из нарко-притонов. Видимо, это было как-то связанно с тем, что в Свитке оказалось имя мальчика, живущего в одной из здешних комнат.

А вот, собственно, и он, вернее она — дверь. Некогда покрытая кожаным чехлом, она напоминала собой труп истерзанной волками лани. Свисавшие красные лоскуты обнажали дешевое ДСП, которому даже не попытались придать вид дерева — да и зачем, ведь раньше это убожество закрывала кожа.

Вместо звонка рядом с косяком зияла чёрная дырка, в которой, если МакГонагалл не померещилось, извивалось несколько белых, толстых червей. Зажмурившись и отдышавшись, женщина постучала и тут же отпрянула в сторону, когда, угрюмо скрипнув, на пол упал проржавевший номер. Цифра «14» немного покрутилась, напоминая собой дешевого волчка, и улеглась на замызганном, залитом водой и какими-то отходами, полу.

Профессор вздохнула и поняла, что туфли придётся выбрасывать.

— «Жаль» — отстранённо подумала обладательница странной указки.

— Крис, это ты? — из за двери прозвучал хриплый, женский голос.

Вскоре показалась и его обладательница. Видимо, в этом доме скрипело абсолютно все, потому как истерзанная дверь, благодаря своему ужасному музыкальному сопровождению, заставила леди сморщиться уже пятый раз за визит.

— Ты кто такая? — спросила… девка.

Да, именно такой эпитет подходил к этому существу.

МакГонагалл даже отшатнулась в сторону, подумав, что перед ней не человек, а инфери. Опухшее лицо не сочеталось со впалыми щеками. На голове, вместо волос, какой-то дешевой парик, съехавший на бок и обнаживший болезненную лысину, сверкающую кожей пергаментного цвета. Во рту явно не хватало больше половины зубов, запах так и вовсе отдавал гнильцой. Тонкие, костлявые ноги и руки, покрытые небольшими язвочками. В районе локтя один большой синяк, который «девка» нервно почёсывала. Блестящие, но мутные глазки бегали по коридору, всякий раз с разочарованием останавливаясь на грязных шприцах. Вместо одежды — порванная майка, обнажавшая впалую грудь и шорты-трусы с омерзительными белёсыми пятнами.

— Здесь проживает Стейн Роб? — спросила МакГонагалл.

Девка сплюнула жвачку, скривилась, развернулась в сторону того, что трудно было назвать квартирой и прокричала.

— Засранец, тут тебя!

Женщина, услышав оскорбление, дернулась словно от хлёсткой пощёчины, но сцепив зубы все же промолчала. Вскоре из глубины квартиры, которой больше подошел бы эпитет — свинарник, выбралось существо, больше всего напоминающее домашнего эльфа-переростка. Юноша, которому лишь в ночь Хэллоуина исполнится двенадцать лет, выглядел… в общем, на сколько-то он, конечно, выглядел, но возраст смог бы определить только опытный антрополог.

Не высокий, а длинный, словно недавно вырезанная жердь. Красивые, но резкие черты лица, будто некий талантливый скульптор вырезал их в порыве гнева и отчаянья. Он пытался вложить в них некий ужас, но вместо этого создал симбиоз красоты и посредственности. Явно обрезанные ножом каштановые волосы, больше напоминали нестриженый городской газон, а тёмно-карие, почти чёрные глаза походили на волчьи зыркала. Взгляд бегал по фигуре МакГонагалл, словно выбирая куда бы ударить, а то и вовсе укусить.

— Вы Стейн Роб? — спросила профессор, чувствуя, как сердце её дрожит, пропуская удар за ударом. Вовсе не от страха, что было бы присуще этому месту, а из-за сострадания к несчастному существу. Хотя сам мальчик, по имени Роб, несчастным себя не считал.

* * *

Роб — отличное имя для оборванца, ненавидящего весь в мир, не исключая и самого себя. Стейн всегда считал, что ему повезло с именем. Назови эти ублюдки, по недоумению названые родителями, Робертом и пришлось бы соответствовать. «Роберт» — сильное имя, подходящее для короля или какого-нибудь политика. А эти характеристики мало соответствуют тому, кто к двенадцати годам не умеет ни читать, ни писать, а слов, длиннее трех слогов, знает не больше дюжины.

Выбери они «Роберто» пришлось бы, не дай бог, становиться жалким мужеложцем или каким-нибудь жеманным модельером. А когда на тебе из одежды такие обноски, что и иной нищий постеснялся бы, профессия модельера кажется дьявольской издевкой. Так что, как не посмотри, а жалкое, словно обрубленное — Роб подходило Стейну лучше всего.

Парень, выйдя на свет, хотел было презрительно скривиться при виде своей «обожаемой» сестры, но вовремя сдержался. В прошлый раз, когда Роб позволил себе такую вольность, она избила его так, что парнишка на полном серьезе вспоминал все молитвы, какие знал. На память мальчик не жаловался, так что это не составило труда. А что дальше — к счастью, а скорее всего нет, смерть не забрала его и не представила Последнему Суду.

Рядом с сестрой, павшей даже ниже шлюхи, стояла женщина, никак не вписывающаяся в антураж притона. Дорогое, драповое пальто, сверкающие туфли, от которых словно даже пахнет магазинным нафталином, брюки со стрелками, деловой костюм, чья стоимость превышает стоимость жизни Роба.

Парень крепче сжал наточенный саморез, тиснутый пару дней назад со стройки. Если сестра решила продать его извращенцам, то Стейн пырнёт эту рафинированную суку и сбежит. Может поработает в порту, а потом свалит из страны. Роб всегда хотел свалить из страны — он ненавидел Англию. Хотя, он вообще ненавидел все, что только можно ненавидеть в двенадцать лет.

— Вы Стейн Роб? — повторила высокая мэм.

— Отвечай, мелкая тварь! — крикнула Алиса Стейн, сдобрив свой визг хлесткой пощёчиной.

Голова Роба дернулась, словно её держала не шея, а промокшая ниточка. Алиса никогда не ограничивала себя в рукоприкладстве, а сейчас, наверняка, рассчитывала, что за её никчемным братцем пришли покупатели. Старшая дочь покойных наркоманов рассчитывала получить за мерзавца пятьдесят фунтов, ну или дозу дешёвого героина.

Роб все же не сдержался и в порыве ненависти посмотрел на сестру. Та сперва отшатнулась, а потом вновь замахнулась. Замахнулась… да так и осталась стоять. Роб видел, как люди замирали, будучи скованными страхом. Видел, как уличные мимы подражают статуям. Видел трупы. Так вот — Алиса замерла так, что оставила далеко позади опытных мимов, но все же немного недотягивала до трупа. Недотягивала, потому что дышала, но взгляд её умер. Он не двигался, не метался, зрачки и вовсе застыли, не меняя своего диаметра. Даже гениальный актер не может так контролировать свой взгляд.

Стейн посмотрел на деловую женщину и с удивлением отметил, что та направила на Алису какую-то изящную указку.

— Прошу прощения, — проскрипела она. Этот резкий, порывистый голос сразу не понравился Робу. Таким голосом говорят люди, которые любят учить. Не важно чему, не важно кого, главное — учить. — Ваше письмо.

Женщина протянула Стейну пергамент, скрепленный красной сургучной печатью. Парень склонил голову на бок и чуть прищурился. Руки он все так же держал за спиной, рассчитывая пырнуть сучку и сбежать.

— Прошу, не бойтесь, — улыбнулась женщина. — Меня зовут профессор МакГонагалл и я не причиню вам вреда.

— А я и не боюсь, — презрительно фыркнул мальчик. — Я никого не боюсь.

И это была абсолютная правда — Роб Стейн не боялся никого и ничего, вместо этого он просто ненавидел.

— Тогда, может, возьмете письмо?

Стейн мог поклясться, что эта клуша ему подмигнула.

— Я не умею читать, — пожал плечами парнишка.

Глаза пожилой мэм расширились, а губы дрогнули. Роб взмолился небесам, чтобы эта сука не развела нюни. Стейн терпеть не мог, когда кто-то плакал. Особенно он терпеть не мог, когда плакал сам. Благо это произошло всего раз в жизни.

Стейн вообще не понимал, что происходит, но пытался не показывать виду. Стоит извращенцам дать понять, что ты растерян и дни твои сочтены. Главное — ударить и бежать. Бежать очень быстро. Саморез больно врезался в кожу.

— Вы не шутите? — голос женщины дрожал.

— Цирк в другой стороне, — скривился парень.

Он изредка поглядывал на Алису, не понимая, что с ней произошло. Неужели в этой указке есть какой-то распылитель с паралитическим газом? Если так, то нужно бить в пах. Только идиоты думают, что ножом (в данном случае саморезом) в пах только для мужчин смертельно. Да, мужик рискует помереть об болевого шока, а вот баба истечёт кровью. Роб уже видел такой, когда несколько извратов порезали наркоманку в районе паха. Даже бывалые копы, приехавшие на вызов, выходили на задний двор чтобы хорошенько проблеваться — столько там было крови.

— Что ж, тогда вам придётся меня выслушать, — и сучка, представившаяся «профессором МакГонагалл» начала задвигать такую херню, что уши Роба практически завяли.

Только из любви к хорошему юмору, парень еще не воспользовался своим самодельным оружием. По словам извращенки (или психопатки?) выходило что он — Роб Стейн, вовсе не нищий оборванец, питающийся раз в несколько дней плесневелым хлебом и тухлой водой, а волшебник. Причем не абы какой там волшебник, а, сука, маг, зачисленный в элитную школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. И мол рулит этой шарашкой тоже не хрен с горы, а старпер (ну а как иначе), у которого имен больше, чем звезд на флаге янки.

В конце письма шел длинный перечень необходимых покупок, среди самых абсурдных были — котел и волшебная палочка. Почему первокурсникам нельзя брать с собой метлу — парень не понял. Возможно руководство несуществующей школы не хотело, чтобы новенькие парились с уборкой, оставляя эту привилегию старшему поколению.

— Видимо с цирком я ошибся, — прошептал себе под нос парень, понимая, что «профессор» если не клоун, то сумасшедшая. А нет никого хуже, чем сумасшедший извращенец. Роб не хотел даже представлять те ужасы, что может с ним сотворить эта маньячка.

Парень сжал саморез, собираясь ударить МакГонагалл, но вдруг понял, что сжимает вовсе не сталь… Ошарашенный Роб вытащил из-за спины не заточку, а… цветок. Да-да! В руках он держал обычный, ничем не примечательный тюльпан!

— Что за дьявольщина! — вскрикнул парень от неожиданности разжимая кулак.

Тюльпан, проигнорировав законы мироздания, вовсе не упал, а завис в воздухе. Роб, не веря своим глазам, смотрел на женщину, наставившую свою указку на цветок. Она взмахнула, нарисовала в воздухе какую-то фигуру и тюльпан превратился в воробья. Птица пролетела под потолком, а потом упала на пол, обернувшись пламенем. Огонек танцевал, постепенно превращаясь в маленького, огненного лепрекона, который в свою очередь обернулся летающим клинком, чуть не смахнувшим с головы Стейна остатки волос. По мере того как одна фантасмагория сменяла другую, челюсть Роба медленно, но уверено приближалась к Китаю, предварительно пробив собой не только фундамент здания, но ещё и знаменитую Лондонскую подземку.

Под конец трехглавый волк, которого профессор создала небрежным взмахом руки, снова превратился в тюльпан, а затем с глухим стуком на пол упал заточенный саморез.

— Никакого дьявола, — немного натянуто улыбнулась МакГонагалл. — Только немного магии.

— Вы ведьма! — воскликнул парень, пятясь к стене.

— А вы колдун, — кивнула профессор. Потом задумалась и добавила. — Юный, плохо воспитанный колдун.

Парень сглотнул и поверил. Как-то сразу и безоговорочно поверил в то, что письмо вовсе не дурацкая замануха, рассчитанная на наивных, доверчивых оборванцев. Поверил и в то, что перед ним стояла самая настоящая ведьма.

— «Инквизиции на лапу дали, что ли?» — несколько отстраненно подумал парень и уставился на Алису. Та все так же напоминала собой дышащий труп, что навело парнишку на некоторые мысли.

— Вы её убили? — спросил Роб.

МакГонгалл сперва не поняла, о чем её спрашивают, а потом, взглянув на заколдованную девку, всплеснула руками.

— Что вы, нет конечно! Я просто обездвижила вашу мать!

— Она мне не мать, — сплюнул парнишка, чем заставил ведьму сморщиться. — Это моя обожаемая сестрицы. И жаль.

— Что жаль?

— Что не убили.

МакГонагалл, будь сейчас немного другая обстановка, горячо бы возразила будущему студенту Хогвартса, но сейчас промолчала. Вовсе не из-за солидарности, а просто потому, что сегодня у парнишки и так слишком напряжённый день, чтобы усложнять его нотациями и лекциями.

Роб припомнил, что ему необходимо купить какие-то там магические финтифлюшки и некая возбужденность, захватившая его ранее, столь же споро сгинула. У Стейна кроме пары ржавых пени не было больше ни единой монеты. А вряд ли такое количество книг и прочего может стоить всего два ржавых пени.

— У меня нет денег, — вздохнул парень, понимая, что бог решил над ним постебаться. Привел в дом ведьму, на мгновение дал надежду на нечто невообразимо прекрасное и тут же обломал.

— Может у вашего опекуна найдётся? — поинтересовалась МакГонагалл, понимая, что фонд не даст Стейну ни кната — при живых опекунах субсидии не выделялись.

Роб услышав вопрос рассмеялся — не над женщиной, а скорее над своим положением.

— Не найдется, — процедил Стейн, еще больше возненавидев весь мир, и сестру в частности, за подложенную ему свинью. — Может вечером, если придет её ёбы… кхм, парень — Крис, то он даст Алисе пару фунтов, но скорее обойдётся дозой.

Профессор, выслушала короткую речь, произнесённую столь сильным уличным акцентом, что сложно было разобрать хоть слово. Гласные в произношении Роба словно не желали покидать гортани, заворачиваясь подобно слоёному тесту. МакГонагалл смерила взглядом свинарник, посмотрела на сестру будущего студента и приняла единственно верное решение.

— Собирайтесь, мистер Стейн, — строго произнесла профессор, убирая волшебную палочку во внутренний карман пальто. — Сюда вы больше не вернётесь.

Роб поднял с пола саморез, засунул его за пояс и хмыкнул.

— Все, я готов, — сказал он.

Профессор поперхнулась и молча достала палочку. Несколько взмахов и Роб не мог поверить своим глазам. Его рваные одежды вдруг стали изменятся. На ногах появились шорты, тело прикрыла красивая, шёлковая безрукавная рубашка, а на ногах сверкали новенькие кеды, с поддетыми под них белыми носками. Мальчик, не веря, ощупывал себя руками, в первые ощущая этот неописуемый комфорт.

— Это временная мера, — вздохнула профессор. — В двенадцать заклятье спадет. Совсем как в Золушке.

Роб вновь склонил голову на бок.

— Вы не знаете историю про Золушку? — поразилась ведьма.

Стейн кивнул.

— О Мерлин и Моргана!

* * *

Две фигуры покинули здание, исчезнув где-то в Лондонской подземке. Он затаился. Он должен был ждать. Он хотел было исполнить задуманное в прошлый раз, но профессор из Хогвартса выбрала дом в слишком богатом районе, чтобы пытаться провернуть там дельце. А здесь… здесь все было так легко, что будто само напрашивалось.

Он затаился в тени и ждал, и только жёлтые глаза с вертикальными зрачками выдавали его присутствие.

Несколько часов спустя, Косой Переулок

Если до прибытия в центр Лондона и прохода через бар «Дырявый Котел» Роб испытывал какие-то сомнения, то сейчас они прошли бесследно. Косой Переулок подтвердил все самые смелые и фантастические догадки юноши. Здесь всё было пронизано магией и воспринималась она как нечто обыденное и само собой разумеющееся.

Роб, смотря на то, как все вокруг искрилось волшебством, не был в силах закрыть собственный рот, что вызывало немного высокомерную, но добрую улыбку на лице МакГонагалл. Здесь были магазины волшебных котлов, в которых котлы исполняли оперу, ставшую знаменитой благодаря Паваротти. Рядом с ними стояла лавка, где метлы играли в какую-то странную игру «квиддич», имевшую, судя по количеству зрителей, огромный успех. Неподалеку вывеска волшебной аптеки, обзаведшись ртом, сама зазывала покупателей. А по другую сторону улицы можно было увидеть книжный магазин в котором книги, Роб мог бы в этом поклясться, носили очки и читали утреннюю газету!

Стейн, озираясь по сторонам, не заметил как они подошли к небольшому магазинчику. Зазвенел дверной колокольчик, и мальчик осознал себя стоящим в полумраке, где на редких столбах света кружили вечный вальс серые пылинки. Внутри, среди десятка стеллажей и полок, заполненных коробочками разной длинны и окраса, стоял невысокий дедок. Крепенький, узенький, в костюме тройке и галстуке с непонятным узором, он никоим образом не создавал ощущения магии или колдовства. Скорее -старины, будто Роб попал в начало девятнадцатого века и имеет честь говорить с представителем палаты Общин.

— Минерва, — произнёс старичок, выходя из за прилавка и пожимая морщинистую руку профессора. — Как же, как же, помню-помню. Будто еще вчера вы приходили ко мне и покупали свою первую палочку. Одиннадцать дюймов, ива и сушёная жила дракона, хлёсткая, но идеально подходит для трансфигурации.

— Всё именно так, мастер Оливандер.

От слуха Роба не укрылось это таинственное «мастер». Парень отошёл немного в сторону — так, чтобы дверь была по правую руку и если что, можно было бы удрать.

— Что ж, — странный продавец ухмыльнулся и взмахнул рукой. В тот же миг с прилавка вспорхнула линейка и начала измерять всячески отбрыкивающегося Роба. Впрочем, казалось, что эти отбрыкивания имеют какое-либо значение лишь для самого Стейна, потому как линейка относилась к ним абсолютно индифферентно. Мерлин, если и можно среди линеек выбрать невоспитанную хамку, то эта оставила бы остальные далеко за спиной… ну или что там у линеек.

— Может хватит?! — рявкнул Роб и, ловко вывернув руку, схватил чертовку. Мгновение, и вот вместо аккуратной линейки на прилавке очутился менее аккуратный, непотребно дергающийся узел.

МакГонагалл и Олливандер молча смерили взглядом сперва несчастную, а потом и паренька, чьи глаза буквально сверкали еле сдерживаемой яростью. Словно маленький волчонок в клетке, выставленный на потеху публике.

— Какой рукой вы держите палочку? — спросил старик, перебравшийся в глазах Роба из категории — «необычный» в разряд «бей и беги».

— Правой, — машинально ответил мальчик, не обращая внимания на постановку вопроса.

— Как я и думал, — кивнул Олливандер, скрывшись среди многочисленных стеллажей и коробочек.

Стейн прождал недолго, он даже не успел окрыситься на профессора МакГонагалл. Леди смотрела на него столь осуждающим взглядом, что парнишка на миг даже стушевался. Не то чтобы Роб был психом, но он терпеть не мог, когда его осуждали. И уж тем более он терпеть не мог, когда осуждали его правоту. Ну правда ведь — какого черта эта линейка пародировала питона и пыталась его задушить?

— Одна из них, я уверен, выберет вас, — продавец палочек заставил вздрогнуть мальчика.

Роб инстинктивно схватился за ручку заточки, которую так и не выбросил по пути в этот странный «Косой Переулок». А уж если совсем откровенно — Стейн не собирался с ней расставаться и дальше. Все эти плакаты про Темного Лорда заставили парнишку сильно понервничать. Пусть Роб не умел ни читать, ни писать, ни даже считать, но с мозгами у него все было в порядке. Вряд ли какого-нибудь героя и своего парня обзовут «Тёмным Лордом». Светлым — может быть, но уж точно не тёмным.

Олливандер выложил на прилавок несколько коробочек. Все они были разной длины и самой безумной расцветки — от агатовой чёрной, до небесно-голубой, но всё же одна сразу привлекла внимание парня. Немного изогнутая коробочка, покрытая красным, будто багровым бархатом.

Роб уверенно схватил её с прилавка и, будто безумный варвар, сорвал ленту. Та вспорхнула и упала, вызвав мимолетную грусть у мастера. В его глубоких, сказочных глазах блеснул отсвет обреченности так и не замеченный никем из посетителей.

Внутри на шёлковой подушечке лежала изогнутая, словно сабля, длинная палочка. Чуть заостренная у конца, она действительно напоминала опасно оскаленное оружие. Ярко-багряного цвета, она могла бы испугать некоторых впечатлительных леди. С орнаментом, больше похожим на оплавленный, застывший лак, она походила на окровавленный кинжал.

Глаза Роба зажглись, а сердце застучало быстрее. В его руках, несомненно, лежало оружие, что подтверждал насыщенно кровавый цвет и узор в виде стекающей крови. «Багрянец» и «оплывший лак» для слабаков — Роб видел то, что видел. Без приуменьшений и без прикрас.

Стоило только грубым, узловатым, лишённым изящества пальцам сомкнуться на рукояти, как палочка обожгла потолок потоком красных искр, больше похожих на фонтан горящей, искрящейся крови.

Стейн улыбался, ощущая неподдельный костер силы, разжёгшийся где-то у самого сердца. С этим оружием его больше никто и никогда не обидит, больше никто и никогда ничего не отнимет, и больше не заставит убегать. Да, Роб Стейн, не имеющий ничего и даже второго имени, больше никогда не будет бегать.

— Пятнадцать дюймов, — проскрипел Олливандер. — Сандал и сердечная жила барсука медоеда.

Роб поперхнулся и уставился на продавца.

— Кого-кого? — переспросил мальчик.

— Это такое животное. Обитает в Африке и Азии, — пояснила МакГонагалл, протянувшая Олливандеру звенящий мешочек.

Роб, как уже известно, не был дураком и догадался что в мошне лежали деньги. Что ж — ему лучше, своих денег все равно нет, а профессор может за него платить сколько ей вздумается. Черт возьми, если она решит и дальше его спонсировать Роб и слова поперек не скажет! Он не из тех «принципиальных», которые кусают кормящую руку.

Продавец принял своеобразный кошель, но больше не сказал ни слова и даже не пожелал приятного дня. Казалось, он хотел, как можно скорее избавиться от недавнего покупателя. Такое поведение абсолютно не беспокоило Стейна, но немного встревожило МакГонагалл. На памяти профессора еще не было такого, чтобы Олливандер позволил себе хотя бы намёк на хамство, не говоря уже о подобной недоброжелательности.

В течение следующих нескольких часов, Стейн приобрёл… вернее — ему приобрели все необходимые школьные принадлежности. Правда столь подержанные, что по ним, видимо, училось не одно поколение бедняков. Это дико раздражало мальчика — он ненавидел что-то, к чему притрагивались, а уж тем более — носили или использовали другие люди. Благо, Робу хватило ума сдержать свой темперамент.

— Кажется, — протянула МакГонагалл глядя из-под очков в короткий список. — На этом всё. Но, может быть, вам нужна сова? Я не обещаю вам дорогую, но небольшого сыча…

— А зачем мне птица? — нетерпеливо перебил мальчик.

Профессор сдержала порыв прочитать лекцию о приличиях и менторским тоном продолжила:

— У нас — магов, птицы служат в качестве почтальонов.

Будь на месте Роба другой Роб, тот, что еще утром считал себя самым обычным неудачником, то никогда бы не поверил в такое заявление — сова и почтальон. Да кто угодно из крылатых может носить письма, но только не сова! Но, видимо, у магов дела обстояли совершенно иначе.

— Нет, спасибо. У меня уже есть птица.

— И как её зовут? — улыбнулась МакГонагалл.

— Его, — поправил мальчик. — Его зовут Ракранкеркомкурк-к-курт.

Если бы не законы мироздания, очки МакГонаггалл разбились бы под давлением её собственных глазных яблок, спешивших покинуть орбиты.

— Мне тоже показалось что это слишком сложно, — кивнул Роб. — И поэтому я зову его Керк. Ему это мало нравится, и он постоянно обвиняет меня в хамстве.

Стейн мог поклясться, что услышал треск линз, но Роба было уже не остановить. Согласитесь — каждый любит поговорить о наболевшем.

— Еще утром я считал, что разговаривая с птицами, страдаю галлюцинациями, но, оказывается — я просто колдун. Забавно, да? Просто колдун…

— Вы разговариваете с птицами?! — судя по тону, МакГонагалл была более чем удивлена.

— Иногда, — пожал плечами мальчик. — Порой они сами прилетают и разговаривают, но если я сам хочу послушать или заговорить — нужно сильно напрячься, иначе слышу лишь клекот. Согласитесь, если слушал бы их болтовню постоянно, то сошел бы с ума вблизи любого памятника. Эти чёртовы голуби! Грёбанные любители порнухи!

Профессор всё же поскользнулась, но не упала, машинально схватившись за фонарный столб самой причудливой формы, когда-либо виденной Робом.

— Хуже голубей только вороны — вот кто жить не может без мыльных опер.

— Мыльных опер? — чуть ли не пискнула профессор.

— Ага, — парень засунул руки в карманы и продолжил бурчать. — Им по статусу положены ужастики, а они треплются только о том, кого Хулио бросил, с кем Сильвия переспала, кому изменила Чекита… Уши заворачиваются.

Строгая леди, восстановив равновесие, немного помолчала, что-то обдумывая, а потом спросила:

— Мистер Стейн, а вы знаете кто ваши родители?

— Конечно, — фыркнул парень и сплюнул на поребрик. Конечно он их знал, этих уродов сложно не знать… — Папаня батрачил на мафию. Мелкая криминальная рыбёшка — барыжил бодяжным коксом. «Короли» ему не доверяли даже нормального продукту… Пил не просыхая, ну и все вытекающие… могу шрамы показать. Маманя, чтоб её черви уже сожрали, крутилась у пилона за жалкие пени. Хотя, если честно, там такие телеса были, что не понятно, как пилон-то под ней не рухнул.

По мере рассказа лицо МакГонагалл все суровело и суровело. Роб сперва даже подумал, что профессор все же его оборвёт и потребует выказать уважение к ублюдкам, зачем-то выкинувшим тогда еще безымянное существо на эту помойку, по ошибке названную «планета Земля». Но, как оказалась, зла леди была на родителей и… на себя. Последнее осталось для юноши непонятным.

— Когда я к вам пришла, то видела только сестру…

— Мы уже года два живем одни, — пожал плечами Роб. — Папаня застукал маманю с каким-то упырём, ну и прирезал обоих с пьяну. Копы примчались, попытались повязать, папаня оказал сопротивление ну и … ба-бах! — Роб специально выкрикнул последние два слога, и профессор снова вздрогнула. — Мозги по стене и всё такое…

Некоторое время пара шла в тишине. Каждый думал о своем — Роб о палочке, лежавшей в потёртом рюкзаке куда еле-еле уместились столь же потёртые, истрёпанные учебники. О чём думала профессор МакГонагалл мальчик не знал, да и знать не хотел.

— А в чем цимес?

— Что простите?

— Чего интересуетесь то? — повторил вопрос мальчик и тут же ощерился. — Или органам опеки сдать хотите? В приют не пойду! Уж лучше сдохнуть, чем туда!

— В приют вы попадёте только через мой труп, — довольно таки хищно прошипела профессор и вздрогнул уже сам Роб. Впрочем, через мгновение леди вновь была сама собой — строгой, но вполне безобидной женщиной. — Видите ли, в мире волшебников дар разговаривать с животными весьма редок и обычно приписывается великим колдунам и ведьмам.

— О, круто, — кивнул парень. — Еще не очухался, а уже записан в ряды великих и ужасных.

МакГонагалл не сразу поняла, что Стейн шутил, но не стоит её в этом винить — юмор не числился среди талантов парнишки.

* * *

Он ждал так долго, что уже успел сожрать несколько крыс слишком неосторожных и жирных, чтобы игнорировать их присутствие. На небе, среди грунтовых облаков, сияла полная луна. Это хорошо. Очень хорошо. У него будет больше сил.

Тихо.

Надо притаиться.

Они здесь.

Он чует их.

Он чует её.

Он получит её.

Ведьма привела мальчишку и долго с ним что-то обсуждала на крыльце дома, от которого у него слезятся глаза. Ужасный запах. Но вытерпит. Его нос чуял и не такое. Полная луна поможет.

Легких хлопок, заигравший эхом среди домов, и ведьма исчезла, словно её всосала миниатюрная точка — дырка в мироздании. Мальчишка, закинув на плечо рюкзак, пошел в дом.

Это его шанс.

Рывок…

* * *

Роб зашел в место, которое больше никогда не станет называть «домом». Профессор, пообещавшая что парень больше никогда сюда не вернется, сказала это сгоряча, но обещание решила сдержать. Уже сегодня Робу будет найдено новое жилье. По мнению самого Стейна — где угодно будет лучше, чем здесь. А что самое важное — с кем угодно.

Алиса, судя по звукам, развлекалась со своим хахалем. Скрип стоек дешёвой кровати и грязные, пьяные стоны двух наркоманов явно предупреждали о том, чтобы Роб не смел заходить в единственную комнату в этом свинарнике.

Мальчик бросил рюкзак на пол давно и безвозвратно засранной кухни и бережно вытащил на свет коробочку с палочкой. Парнишка осторожно достал своё драгоценное оружие и стал изучать его. Казалось, Стейн хочет запомнить каждый штришок, каждую чёрточку этого прекрасного создания, внушающего Робу ощущение силы. Нет, Стейн действительно никогда и ничего не боялся, но он был достаточно умён, чтобы применять стратегию «бей беги». Теперь же, когда он держит в руках это гордое оружие, из стратегии можно исключить унизительное «беги».

Мальчик еще некоторое время изучал палочку, пока в окно не постучали. Роб поднялся и с улыбкой открыл форточку для единственного существа, не вызывающего у мальчика приступ мало контролируемой ярости.

— Керк! — воскликнул Роб, наблюдая за полетом ласточки.

Вечно веселый, неунывающий Керк проделал круг почета и уселся на жердочку, прилаженную в дальнем углу.

— И тебе привет невоспитанный засранец, — проклекотал летун. — Смотрю тебя провели в гнездо волшебников.

— Ага, — кивнул парень, показывая товарищу палочку. — Вот гляди.

Не успел Стейн похвастаться приобретением, как вдруг понял одну простую вещь — Керк знал…

— Ты знал?!

Птица издала звук больше похожий на фырканье, но по сути являющийся раздражённым клёкотом.

— Конечно. Мы, звери, всегда знаем больше чем вы — двуногие.

— Но почему не сказал?! — мальчик начал ощущать, как в груди туго наматывается комок ярости.

Пальцы стиснули палочку до белых костяшек, но юноша попытался унять жжение — он не должен был поддаваться приступам гнева если не хотел закончить дни где-нибудь на нарах.

— Потому и не сказал, — Керку, казалось, было наплевать на душевные метания друга. — Ты и так считал наши разговоры собственным бредом. А теперь представь, что я бы заявил, что ты из гнезда волшебников?

Стейн раздумывал всего мгновение, перед тем как ответить:

— Ты прав, — кивнул юноша. Роб никогда не отказывался признавать неправоту. Когда ты безграмотен, то довольно сложно считать себя кругом правым. — Я бы просто посмеялся над тобой… ну или над собственными глюками.

— Вот и я…

Не успел Керк договорить, как из комнаты донесся особо звонкий стон больше походящий на крик. Кажется — финиш. Следом за ним последовал и второй вскрик. Нет, ну точно — финиш.

Ласточка вдруг вспорхнула и устремилась к форточке.

— Беги Роб, беги! — панически проорал Керк, а спустя мгновение скрылся за окном.

— Бежать?

Не успел Стейн хоть что-то сообразить или просто очухаться, как со скрипом отодвинулась обшарпанная, подгнившая дверь. Кап-кап. Закапало что-то на то, что некогда гордо именовалось паркетом. Чавк-чавк. Прошлёпали тяжёлые, массивные ноги… вернее лапы. Покрытые серой шерстью, ставшей темно-коричневой то ли от крови, то ли от грязи, комьями свисавшей с тощих, костлявых боков чудовища. Настоящего, неподдельного монстра ворвавшегося в тухлый, но довольно спокойный мир Роба Стейна.

В дверях комнаты стояла огромная тварь, похожая на нелепую помесь, ошибку природы в запале смешавшую человека и волка. Вытянутая, уродливая морда, в чьей пасти, ощеренной желтыми, изогнутыми клыками, качались две головы, подвешенные за волосы. На лицах любовников застыло непередаваемое выражение ужаса, смешанного с удивлением. Кровавые всполохи, похожие на кошачьи языки, избороздили кожу, вычерчивая ужасный, смертельный узор.

Кап-кап — падали алые вишенки, отбивая мерный, но тошнотворный ритм. Чавк-чавк — лапы перемалывали пыль и кровь.

Стейн сделал шаг назад, но тут же сцепил зубы и шагнул вперед. Он больше не будет бегать — только не теперь, когда в руках лежит оружие. Если эта тварь хочет драки — она её получит и на первом же рейсе умчится к дьяволу в брюхо.

Красные, не звериные и не человеческие глаза метались по комнате, пока не остановились на палочке, стиснутой в сухой, костлявой ладони. Тварь буквально выплюнула отгрызенные головы. Те взлетели, будто ловко подброшенные баскетбольные мячи, вот только вместо сетки и кольца встретили окно. Раздался треск, а затем в кухню ворвался хоровод стекла и крови.

Волко-человек напряг задние лапы, и кожа натянулась обнажая тугие мышцы. Роб чуть присел, сжимая волшебную палочку, словно та была остро наточенным клинком, готовым сорваться в змеящемся выпаде. Юноша, будь он в своем уме, задумался бы над собственными действиями, но тугой комок ярости расправился струной.

Разум мальчика затопила безумная жажда драки, желание схватиться хоть с ангелом, хоть с демоном и бить врага до тех пор, пока не треснет плечевой сустав. Звериная ярость захватила разум и сердце волшебника, так и не научившегося сдерживать этот зов, больше смахивающий на непрекращающийся зуд в голове и кулаках. Ярость и гнев преследовали Роба с самого рождение и, наконец, они нашли выход, вырвавшись в едином порыве.

Трудно сказать кто прыгнул первым. Кто-то иной, рассказывающий вам эту историю, уверял бы в том, что Роб только защищался, но я не стану врать. Стейн не хотел защищаться, он хотел убить эту тварь, хотел разорвать её на мелкие кусочки. И уж точно тот звериный рык, что до сих пор вспоминают жильцы старого дома, принадлежал не твари, а будущему студенту волшебной школы.

Сверкнули словно стальные когти, на которых на миг отразился безумный, нечеловеческий оскал Роба. По груди юноши будто проползли четыре огненных змеи, но парень не чувствовал боли. Всё что он чувствовал — как мечется в его нутре ярость, сжигая тело и душу. Гнев и безумие искали выход, смешиваясь в адском коктейле они не могли найти путь, по которому могли бы покинуть разум и сущность Стейна. Не могли до тех пор, пока в руке не отозвалась багряная, словно кровавая палочка.

Тварь накрыла собой худощавого безумца, пытаясь подмять его под себя и это стало её ошибкой. Вслед за человеческим криком, в котором мало что осталось от человечности, последовал звериный вой. Запахло паленым, а в потолок ударила красная молния. Она пробила крышу, сожгла громоотвод и устремилась в небо, исчезнув в нём, но оставив после себя мертвое тело со сожжённым сердцем и дышавшего мальчика, чьё сознание покинуло его устремившись куда-то в черноту.

«Спонтанное колдовство — обыденное дело», будут говорить одни. Но другие… Не-е-е-е-т. Те — другие, что видели этот багрянец; те, что ощущали на языке привкус меди, будто им кто-то плеснул в лицо горячей крови; те, чьи сердца пропустили удар — они будут говорить, что уже в ту ночь знали, что произойдет дальше. И, черт возьми, они были правы.

Больница «св.Мунго»

— Не переживайте, профессор, — целитель закрыл за собой дверь, ведущую в палату, где спал мальчик по имени «Роб Стейн».

— Да как я могу не переживать, если ..!

— Тише, — перебил колдомедик. — Вы мне всех пациентов перебудите.

— Простите, — прошептала МакГонагалл и продолжила на пару децибел пониже. — Как я могу не переживать, если мальчик чуть не погиб. А то и хуже…

— Хуже — невозможно. Укуса мы не нашли, на серебро реакции нет — оборотнем мальчик не станет. А что до раны… шрамы, конечно, останутся, но не более того. Может осложниться характер, стать более агрессивным. Проявится любовь к мясу, что при физической форме пациента лишь на благо. Ну и при полной луне будет преследовать мигрень.

Профессор покачала головой и отвернулась. Это всецело была её вина. Сперва Поттер, вынужденный проводить свои детские годы в этой ужасной семье, а теперь еще и Стейн, которому МакГонагалл пообещала помощь, но чуть не обрекла на смерть.

— И какой из меня, после этого, декан Гриффиндора? — прошептала женщина. — Годрик, небось, устал ворочаться…

Через неделю

Профессор вела Роба по новому фешенебельному пригороду. Таких дорогих домов, больше похожих на небольшие виллы, парень не видел даже на картинках и многочисленных плакатах. Здесь всё, без преуменьшения, пропахло деньгами. Спортивные машины и просто купе бизнес класса. Заборы, сложенные из красного кирпича и украшенные коваными решётками. Лужайки, слишком уж похожие на ботанические сады. Да, дьявол, здесь даже воздух был какой-то другой — без меры элитный!

Стейн чувствовал себя не в своей тарелке, но ему было плевать на эти чувства. Если он будет здесь жить, то пускай ему хоть муравьёв в трусы насыплют!

— Вы готовы, мистер Стейн? — спросила профессор, когда пара остановилась напротив одной из «вилл».

Роб вспомнил недавний разговор, где профессор радостно сообщила, что нашла семью, согласившуюся усыновить осиротевшего волшебника. Как же их звали-то… Еще толи опасная толи серая фамилия какая-то была.

— Конечно, профессор, — кивнул мальчик и чуть поморщился — торс, который от левого плеча и до правого бедра пересекало четыре чётких шрама, всё ещё болел.

— Тогда с приглядом Мерлина, — вздохнула леди и нажала на дверной звонок.

Спустя пару секунд на пороге показался высокий мужчина, довольно приятной внешности.

— О, профессор МакГонагалл! — радостно поздоровался он. — Мы вас ждали! Ну и вас, конечно же, мистер Стейн. Или можно просто — Роб?

Мальчик улыбнулся — это был хороший человек. Стейн всегда чуял хороших людей, правда и встречал таких всего раз в жизни. Теперь, правда — уже три, если считать профессора.

— Здравствуйте, мистер Грейнджер, — кивнула ведьма.

Вот как их звали!