Небо в алмазах (джен)

Занимаясь различными повседневными делами, помогая устраивать новых воспитанников, которых прибывало всё больше, Роман не забывал о том, что пообещал. Следовало начать поиск подсвечника с комнат старших. А значит — идти к Цыгану и Упырю. Последнего ему не хотелось видеть совсем. Не потому, что опасался. При взгляде на одутловатую, фиолетовую, как у утопленника, физиономию и рыхлое тело в коляске Романа начинало мутить от отвращения. Хоть это было, может быть, неправильно и непедагогично, но поделать он ничего не мог. Колясочник будто чувствовал и нарочно нагло улыбался, попадаясь ему на глаза.

С Упырём предпочитали не связываться лишний раз ни воспитанники, ни «халдеи». Особенно после истории со Слаёновым, этим ласковым ростовщиком, который продавал в долг младшим воспитанникам сахарин за завтраки и обеды и незаметно делал мальчишек своими рабами. Хитрость вскрылась, только когда начались голодные обмороки детей на уроках. К тому же жадность одержала верх над осторожностью, и Слаёнов решил закинуть удочки к старшим. Ему не повезло: он наткнулся на Цыгана, который на «вкусное» предложение купить сахарину просто дал ему затрещину. Обычно сдержанный и терпимый ко многим проделкам воспитанников, Лось тогда жёстко настоял на своём, и Слаёнова убрали из интерната, отдали на поруки какому-то дальнему родственнику.

Но было одно «но»: 12-летнему пройдохе покровительствовал Упырь. Было, видать, у них что-то общее. И он затаил злобу на старшего воспитателя. Роман кожей чувствовал: поперёк горла этому фиолетовому императору был Викниксор со своими мечтами о республике и справедливости…

Во время обеда Роман постучался и вошёл в комнату почти сразу же, не дожидаясь приглашения. Стараясь не пялиться на то, как один из «рабов» кормит Упыря чем-то вкусным из ложечки, а другой стоит над ним с опахалом (в комнате было душновато), он задал свой вопрос. Последовали презрительный ответ и пожелание выметаться. Маленькие свиные глазки, прятавшиеся в пухлом лице с двойным подбородком, смотрели неприязненно. Но Роман, собрав всю волю в кулак, решил не реагировать и довести дело до конца. Заглянул во все тумбочки и шкафы, благо их было тут немного. Колясочник пытался возмущаться, но, наткнувшись на мрачный взгляд тёмно-серых глаз, грязно выругался и замолчал. Наверное, кое-что вспомнил. Слава явно бежала впереди Романа.

— Давай-давай, халдей, топай, — Упырь презрительно сплюнул. «Слуги» его незаметно рассосались, от греха подальше.— Шуруй на свой этаж.

— Рабовладелец хренов, — медленно и ровно произнёс Роман.— Доиграешься.

— Это мы посмотрим. А за Слаёнова твой добрячок ответит. И ты с ним.

Не удостоив ответом, Роман хлопнул дверью.

В другой комнате дверь была закрыта. По пути в столовую он встретил Цыгана, который, был, конечно, совсем не цыган, просто темноволосый, загорелый почти до черноты парень, вечно таскавший на шее на верёвочке какой-нибудь черепок или косточку. Грубоватый, но прямой и смелый, он Роману даже нравился, не в последнюю очередь потому, что был один из немногих, кто не побоялся пойти против Слаёнова (считай, Упыря). До Романа доходили слухи, что Цыган сколачивает группу против «императора». Знал ли об этом Лось? Или просто не вникал, не замечал специально?

Всё это промелькнуло в голове у Романа, когда он увидел знакомую фигуру с опущенной головой. Цыган поднял хмурый взгляд.

— А, Ральф, привет. Закурить есть?

— Роман Александрович, — машинально поправил тот, игнорируя вопрос. — Что-то случилось?

Цыган был мрачен, смотрел в сторону хмуро и как-то печально. Какие тяжёлые думы мучили парня?

— Ничего, — он отвёл глаза. — Ничего особенного.

Голос прозвучал угрюмо.

— Я ищу…

— У нас его нет, — коротко ответил Цыган.— Зачем он нам, подсвечник, как ты думаешь?

В этом месте катастрофически не удавалось ничего скрывать долго. Роман вздохнул и пошёл дальше. Он и спросил чисто формально, прекрасно зная, что ищет не там: в голове уже почти определился подозреваемый.

Мамочка. Конечно, это был он. Кто ещё любил собирать разнообразные вещи для своей невообразимой коллекции чего угодно? Роман знал, что, переселившись в комнату к Лёне-Кузнечику и слепому Яну, мальчишка перенёс туда кучу вещей, якобы бесхозных, от старого чайника до старой швейной машинки фирмы «Зингер». Говоря откровенно, он просто позаимствовал их у бывших соседей по комнате. Роман хотел было вмешаться, но, на удивление, никто не побежал к нему или Лосю жаловаться. И то сказать: теперь выносить нескончаемые песни, ненависть к часам и буйную энергию Мамочки пришлось совершенно другим людям, а прежние вздохнули с облегчением.

Проверить свою версию Роман отправился тотчас же, как только выдалось свободное время. В комнате был только Пантелеев, который на вопрос о подсвечнике пожал плечами. Роман увидел в углу отгороженное место, Оно грозило занять уже целый угол. Поношенные жилетки, галстук, бесконечные самодельные браслеты, сдувшиеся воздушные шарики, патефонная игла и сам патефон отдельно, две серебряные ложки (Роман призадумался), бронзовый медальон со стёршимся изображением кого-то, очень старая фетровая шляпа и куча всякого другого хлама…

— А почему вы роетесь в чужих вещах? — зелёные глаза смотрели на Романа строго. — Разве можно?

— Пропала ценная вещь, которая Виктору Николаевичу не принадлежит, а...

Договорить он не успел: сзади раздался визг Мамочки. Оскорблённого до глубины души.

— Вы не смеете! — он аж захлёбнулся от возмущения. — Не имеете права, я буду жаловаться! Я…

— Признайся честно, Мамочка: ты знаешь, где подсвечник, — устало произнёс Роман. — Вот и ложки…

— А что ложки, какие такие ложки? — перебил Мамочка, округляя и без того огромные глаза. Волосы на голове воинственно торчали в разные стороны. — Да что вы понимаете?! Обвиняете — меня — в воровстве? Меня, кристально честного человека, мечтающего сберечь эти сокровища для будущего человечества? Да я, можно сказать, сохраняю их для истории, ежедневно рискуя репутацией и здоровьем…

Когда Мамочка начинал говорить, Роману иногда казалось, что он бредит, но всегда — очень умно и складно.

— Не заговаривай мне зубы. Наверняка ведь спрятал где-нибудь ещё.

Воспитатель ожидал очередных криков и ругани, но Мамочка неожиданно замолчал, сильно покраснел, так, что Роману показалось, что от возмущения его сейчас хватит удар, и прошипел:

— Да знаете ли вы, что если бы я или кто-то другой захотели здесь, в доме, что-нибудь спрятать, то никто из вас ничего и никогда бы в жизни не нашёл? Знаете?

Слёзы буквально брызнули у него из глаз, он развернулся и выбежал из комнаты.

Кузнечик (Роман вдруг вспомнил о его присутствии) вздохнул и укоризненно посмотрел на воспитателя.

— Он обиделся, сильно. Теперь может уйти.

«А мне плевать», — хотел было сказать Роман, но передумал и, махнув рукой, быстро вышел из комнаты.

Мамочки уже нигде не было видно.

* * *

Настроение у Романа испортилось. Что-то подсказывало ему, что неугомонный воспитанник обиделся всерьёз. Воспитатель шёл, почти не замечая приветствий пробегающих мимо коллег, когда его окликнул Лось.

— Роман, зайди на минутку.

Прозвенел звонок на перемену, после которой у Викниксора был урок. Он вёл у старших историю.

— Ты был прав вчера. Запасной ключ действительно исчез, — проговорил Лось вполголоса, как будто их могли услышать в этом шуме.

— Да? Кто бы мог подумать! — Роман сделал удивлённое лицо.— Его нашли под ковриком у двери?

— Ну и язва всё же ты, Фёдоров. Давно уже так не делаю. Лежал на полке в шкафчике.

— А шкафчик, естественно, был не заперт? — мрачно предположил Роман.

— А как там… — Лось смущённо кашлянул, не ответив, — обстоят дела с канделябром?

— Ищу.

— А почему кислый такой? — Лось прищурился.

— Кажется, я обидел одного воспитанника, — уныло произнёс Роман. — А может, и нет. Пока не понимаю.

Он высказал свои подозрения.

— Может, ты и неправ. Знаешь, Рома, решил я тебе немного помочь, — неожиданно заявил Лось и показал на стол, где стояла внушительная стопка книг. Викниксор хлопнул по ней, вверх взвилось лёгкое облачко пыли. — Как там говорил бывший вождь? Надо «обогатить свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество»⁽¹⁾. Не бог весть какая умная мысль, конечно, но правильная. В библиотеке книги взял, почитаешь.

Роман посмотрел на заголовки: «Детская психиатрия», «Поведение подростков…» и подобное. Он вздохнул.

— Конечно, никто не может сбросить свою индивидуальность, как говорил Шопенгауэр, но ты можешь попробовать измениться, хотя бы немного.

— А что не так с моей индивидуальностью? — хмуро спросил младший воспитатель.

Лось отрицательно покачал головой:

— Не обижайся. Ключевое слово здесь — "попробовать". Знания, Рома, знания… и меньше упрямства, хотя это и хорошее качество. Ты бываешь… э-э… немного бестактен, иногда груб и не очень доверяешь людям. Вот сирота и беспризорник, невыносимый, согласен, но может, не стоило сразу обвинять его?

«Побывали бы вы хоть раз на оперативном задании и посмотрели бы на некоторых», — чуть не вырвалось у Романа, но он промолчал.

Что-то слишком часто он стал следить за речью и одёргивать себя. Это не очень нравилось младшему воспитателю. Как будто он попадал в какую-то зависимость.

— …Но это поправимо, не обижайся, — Лось улыбнулся. Прозвенел звонок. — У тебя есть много хороших качеств. Договорим позже, извини, спешу, пока эти архаровцы класс не разнесли.

Возвращаясь к себе, Роман с тоской подумал, что всё оказывалось не так легко, как ему виделось вначале. Погрузившись в раздумья, он чуть не наткнулся на одного из братьев-близнецов, прибывших в школу недели две назад.

— Антон? Почему не на уроке?

Близнецы были хитроватыми, себе на уме. Поговаривали, что они, вслед за Мамочкой, тоже принесли в комнату несколько вещей. Не своих.

Тощий и хромоногий, узкое лицо, светло-карие, почти жёлтые глаза, длинный нос с горбинкой — мальчик неуловимо напоминал какую-то птицу. Сейчас грустную и задумчивую.

— Провожал Андрея в лазарет? — внезапно догадался Роман.

— Да, — мальчик отвёл птичьи глаза. — Ему там скучно.

— Всё будет хорошо, — пообещал младший воспитатель уверенным голосом. Что он мог сказать ещё?

— Да… — Роман замялся, почему-то ощущая неловкость. — Ты случайно нигде не видел бронзовый подсвечник?

— Видел, — подумав, кивнул Антон.

— Где? — встрепенулся Роман.

— Виктор Николаевич сам показывал. В подсобном помещении, — братья почти всегда выражались правильным, почти книжным языком.

Роман внимательно посмотрел на мальчишку — не издевается ли?

— Это я помню. Но его сейчас там нет! У кого подсвечник, неизвестно.

— Наверное, у того, кому он сейчас нужен, — печально протянул Антон.

— Это ты о Мамочке? — воскликнул Роман.

Собеседник искоса посмотрел на воспитателя и пожал плечами: мол, думай, как хочешь. У своей комнаты он вежливо попрощался, оставив Романа наедине со своими догадками.

После скромного обеда в столовой, когда дети отправились в свои комнаты, Роман решил продолжить поиски. Обследовать, например, до конца первый этаж. За четыре месяца пребывания в интернате он уже многое, если не всё, здесь знал и был уверен, что канделябр находится в доме. Прятать что-либо во дворе не имело смысла: связи с «улицей» и внешним миром у многих калек были разорваны. И к тому же продавать такую заметную вещь не имело смысла, это обязательно привлечёт внимание милиции, а значит — снова колония или другой детдом.

Поглощённый раздумьями, методично оглядывая полупустые кабинеты и учебные комнаты, Роман не заметил, как за окнами стемнело. Он, кажется, зашёл уже в самый дальний конец коридора. Пора было возвращаться, поиски ни к чему не привели. Твёрдо пообещав себе завтра ещё раз «прочесать» комнаты второго этажа, он повернул обратно. Как вдруг нечто странное задержало его внимание. Вернее, на первый взгляд ничего особенного не было: обычная деревянная дверь на огромном ржавом замке. Рядом с тёмным чуланом, в который Роман уже заглядывал раньше.

Странное было в том, что раньше этой двери не было.

Или Роман её не помнил. Но такого быть не могло.

«Заработался», — мелькнуло в голове у воспитателя. Он пожал плечами и с силой толкнул дверь, желая проверить крепость замка. Она распахнулась неожиданно легко.

Это был просто ещё один чулан, с дощатым полом, совершенно не убранный, заваленный хламом — мешками, досками. Роман шагнул вперёд, запнулся за что-то и чуть не упал, чертыхнулся по поводу местных рабочих и дворников, или Ящиков, как их тут прозвали. Ничего не убрано, пол не подметён, навален мусор… А если заглянут дети, которые, как известно, всюду суют свой нос? «Надо сказать Лосю», — подумал Роман, ругая ленивых рабочих последними словами.

Вот дурак, не взял даже фонарик-жучок, корил себя воспитатель. И пол земляной, надо же… Сюда небось лет сто никто не заглядывал. Мох на стенах… Холодно… Роман вздрогнул: под ногами оказалась какая-то слякоть. Вода, откуда она? Похоже, наглость Ящиков не лезла ни в какие ворота…

Что это?!

Постепенно стало светлее. Роман скорее почувствовал, чем увидел: там, высоко вверху, сияла полная луна, и свет её доходил даже сюда, в глубину чащи. Дырявая крыша?!

Сильно запахло прелой листвой, шишками, древесной корой — знакомый с детства запах северного леса защекотал Роману ноздри...

Он сделал шаг вперёд и запнулся о корень могучего дерева.

Ещё один шаг.

И ещё.

Нога увязла в чём-то вязком. Толстенный слой прошлогодних листьев, мох…

Прежде чем споткнуться и упасть, он вяло подумал: мох не на стенах. Он на деревьях. Да.

«Вот так и сходят с ума», — пронеслась в голове горькая, отчаянная мысль. Может быть, последняя. Сознание мутнело, голова начинала кружиться.

Стайка очень маленьких зверьков, которые, пискнув, стремглав бросились из-под ног в разные стороны... Где-то высоко вверху, почти над головой, дважды ухнула сова. Далеко впереди раздался волчий вой. Сердце сжалось от жути.

Неужели — всё? Так глупо... Не хочу.

Роман рванулся вперёд что было сил, и мир почти опрокинулся в глазах, но он всё-таки встал, покачиваясь, и сделал ещё несколько шагов. А может, шёл уже давно, только время здесь текло как-то по-особому, он не понимал как.

Стало совсем светло, словно лес расступился, могучие стволы раздвинулись. Серо-серебристый силуэт на опушке впереди шевельнулся. Волк.

Это сон, дурной сон. Нужно просто прогнать его и проснуться.

Рука сама собой потянулась к груди, но крестика не было. Ах да… Он же давно перестал его носить. Ещё когда высмеял отчим…

Роман споткнулся, глухо вскрикнув, и провалился в яму почти по колено, упав в густой слой подгнивших листьев. В глазах потемнело, и он словно погрузился в мягкое чёрное безмолвие.

Сколько времени прошло, когда он очнулся, Роман не знал. Всё качалось перед глазами. Он сидел на полу… на дощатом полу в каком-то чулане.

Сознание возвращалось медленно.

Неподалёку стоял его слепой воспитанник. От потрясения молодой человек не сразу вспомнил его имя. Ну как же: Ян, тот самый, хвостом бегающий за Лосем. Тот самый — и не тот. Этот видел и был старше на вид, в майке с иностранной надписью. Такие же чёрные немытые волосы, только ещё длиннее. «Что ты здесь делаешь?» — хотел спросить Роман, но непослушные, будто чужие губы его даже не шевельнулись.

Слепой (хотя уже совсем зрячий) подошёл поближе, уставившись сверху вниз прямо в зрачки воспитателя странным взглядом почти прозрачных глаз, в которых плеснулось зелёное пламя.

Вздрогнув, Роман попытался встать, но парень, недовольно покачав головой, отчётливо и сердито проговорил:

— Что же вы лезете опять куда не просят?!

Ошеломлённый такой наглостью, Роман открыл было рот, но Слепой вдруг легко прикоснулся к его лбу одной рукой, а другой толкнул в грудь. В глазах Романа засверкали звёзды, потом всё вокруг исчезло.

* * *

— Ба-атюшки! — старуха в полушубке и выцветшем пёстром платке шарахнулась в сторону, выронив корыто с бельём. Она с испугом глядела на вылезшего из пристройки возле амбара черноволосого молодого человека с сердито насупленными бровями, раздражённо отряхивающегося от перьев и пуха, налипшего мусора и крошек.

— А-а. это вы, Роман Саныч, а я уж думала — залез кто. По нынешним временам ведь глаз да глаз нужен, сами знаете… А почему вы этим ходом-то?

— Обследовать… нужно было, — сурово и смущённо буркнул «Роман Саныч», потирая синяк на лбу. — По делу, Петровна, по делу.

— А-а, — глубокомысленно произнесла Петровна.— Ну, если по делу…

— А почему, к примеру, у вас замок там на втором чулане висит? И куда та дверь ведёт?

— Это которая на втором чулане-то? — повторила старуха и задумалась было, но тут же ответила:

— Так туда, милок, отродясь никто не заглядывал. Как прежние хозяева заперли, так и не интересуется никто. Это ещё до революции было, когда сироты бедные тут жили, а старая барыня, владелица-то…

Разговорчивая Петровна ударилась в воспоминания. Роман рассеянно слушал.

Уже у себя в комнате, разглядывая синяк на лбу, который грозил перерасти в полноценную шишку, Роман задумался. Он вспомнил странную закрытую дверь и то, как решил осмотреть первый чулан. Как увидел там ступеньки и стал спускаться, но поскользнулся в темноте и свалился сверху в пустой сейчас курятник.

Но случайно обнаруженная, закрытая на ржавый железный замок вторая дверь почему-то его волновала. Когда-нибудь он точно ею займётся.

Роман не любил наглухо запертых дверей и нераскрытых тайн.

1) отрывок из цитаты В. И. Ленина

Вернуться к тексту