Весь мир театр (джен)

Генри достался характер спокойный и ровный, этим он был похож на деда. Конфликтовать молодой Рэй не любил, проявляя в таких вопросах осторожность, свойственную более зрелому возрасту, нежели юности. Вероятно, поэтому среди труппы у него не было откровенных недоброжелателей, однако друзьями он мог назвать только двоих — Гая Роджерса, своего учителя фехтования, и Эрика Симса, чревовещателя и гримера.

— Ну, что там, рассказывай, — потребовал Роджерс, набивая табаком короткую трубочку, привычку курить которую он приобрел во время своих военных приключений в Голландии. Привычка была крайне расточительной и стоила ему почти половины жалованья, но расстаться он с ней не мог.

Генри, стараясь не упустить ни одной детали, поведал все, что разузнал за эти часы.

— Я разговаривал с лекарем, когда вся суматоха улеглась, — задумчиво проговорил Роджерс. — Тот утверждает, что не существует яда, способного свести в могилу в то же мгновение, в которое его принимают. По крайней мере, в тех количествах, чтобы вкус его был незаметен. Из этого следует, что…

— Джозеф был отравлен раньше, чем прибыл в театр! — ахнул Генри.

— Вот именно. Но тогда кому потребовалось отравлять вино в фиале? — задав вопрос, Роджерс выпустил клуб сероватого дыма.

— Есть человек, которого стоило бы опасаться покойному Саттону, — ворчливо встрял Эрик. — Уж кого-кого, а его стоило опасаться после той дурацкой выходки, когда он изменил ночной вазе с бутылкой для полоскания.

— Ты имеешь ввиду Паркера? — хмыкнул Роджерс. — Это исключено. Все время до спектакля он торчал у входа и продавал билеты. Да и решиться на такой шаг наш билетер не мог, он только во хмелю буйный, а так — чисто овца.

— Тогда, выходит, яд могли добавить в вино или дед, или мастер? — Голос Генри от удивления даже сорвался на фальцет.

— Я видел, как они наливали в склянку вино, — еще подумал, что неплохо было бы сделать глоточек, — покачал головой Симс. — Они и сами его пили, — и мастер, и бедный Роберт…

Где-то в недрах театра раздался вопль недовольного чем-то Уильяма.

— Видишь, — прокомментировал его Симс. — С мастером ничего не случилось, значит, и вино отравлено тогда не было… Да и какой смысл, скажи на милость, травить лучшего актера театра?

— Ты намекаешь, что отраву мог добавить лишь мой дед? — с обидой в голосе спросил Генри.

— Все указывает на него… — пожал плечами Роджерс. — Но разрази меня гром, если я понимаю, зачем бы ему это делать! И главное, чего бы он добился, отравив Саттона? Роли Джульетты для тебя?

— Знаете, что я думаю, — добавил Эрик, — тот, кто уже отравил Джозефа ранее, видимо, не был уверен в результате, и попытался отравить его еще и в театре. Вот как было, думается мне.

— Согласен, — Роджерс отрешенно пожевал губами и выдал: — Если бы найти первого отравителя, то можно было бы проследить всю цепочку: кто покушался на жизнь Саттона. Твой дед, Генри, скорее всего стал просто пешкой в этой игре, случайной жертвой.

— Но для этого мне надо будет узнать, куда ездил Джозеф ночью! — отчаянно вскричал Генри.

— Эй, тихо ты! — Гай осуждающе сверкнул на него глазами и приложил к губам палец. — Как мы видим, в театре, возможно, есть кто-то, кто отравил вино, и ни к чему его оповещать о наших делах.

После этих слов друзья придвинулись плотнее и снизили голоса до шепота, чем стали похожи на настоящих заговорщиков.

— Кто первым видел Саттона, когда он вернулся из ночной гулянки? — Эрик оглядел всех внимательным взглядом.

— Так это же… — Генри просветлел лицом и победно глянул на друзей, — Паркер! Он мне еще жаловался, что пришлось «открывать этому уроду» дверь.

— Отлично, надо его расспросить как следует.

— А если он заартачится? — спросил Генри.

— Заартачится, скажем, что думаем — отравление Саттона его рук дело, ведь только он обещал что-то налить в склянку! — отрубил Роджерс. — Пошли к Паркеру!

И друзья, объединенные теперь еще и общим делом, отправились на поиски билетера.

* * *

Лавка букиниста Джейкоба Флетчера размещалась в самом бойком торговом месте Лондона, на единственном каменном мосту через Темзу⁽¹⁾. Домик, сплющенный соседними лавками, нависал над каменной мостовой уступами трех этажей.

Дверь в лавку была гостеприимно открыта. Генри Рэй и Роберт Парк вошли в полумрак, пахнущий пергаментом, чернилами и мышиным пометом. Узкое длинное помещение с окном в торце, выходящем на Темзу, было сплошь заставлено книгами разных размеров, в разных переплетах и на разных языках.

Основатель магазина был преподавателем католического колледжа, закрытого при короле Генрихе, отце нынешней королевы. Когда тот порвал отношения с католической церковью, то не преминул воспользоваться оказией и наложил лапу на все церковное имущество папского престола⁽²⁾. Были закрыты многие церкви, монастыри и школы. Флетчер утаил от комиссаров короля библиотеку своего колледжа и позже, от крайней нужды, стал ею приторговывать. Торговля переросла в комиссионную торговлю. Потом подвернулся случай жениться и получить в качестве приданого жены лавочку на Лондонском мосту. Теперь за прилавком стоял сын Джейкоба, а он сам доживал свои дни на мансарде, куда и проследовали актеры.

Мансарда была также захламлена бумагами, как и первый этаж. У единственного окна, пропускающего солнечный свет в эту комнату, стояли стол и кресло, в котором, сгорбившись, сидел старик и монотонными движениями заострял булавки. Напротив него сидели двое внуков и выполняли другие не менее рутинные и монотонные операции по резке проволоки и формированию головки.

— Мистер Флетчер! — крикнул Генри, памятуя о его глухоте. Старик разогнулся и, подслеповато щурясь, взглянул на вошедших.

— А… Малыш Генри, — беззубо прошамкал старик, — здравствуй, мальчик, здравствуй. А это кто с тобой? Букинист достал слуховой рожок и приставил его к уху.

— Знакомьтесь, это Роберт Паркер, мой приятель!

— Здравствуйте, Роберт.

— Шдраштвуйте, шэр. Школько же у ваш книг!

— Да уж, изрядно. И заметьте, каких! — самодовольно улыбнулся старик. — Что же привело вас ко мне?

— Мистер Флетчер, — заговорил Генри, — мне нужна ваша помощь. Вы же знаете все о гербах и их владельцах, а нам с другом как раз надо узнать, кому принадлежал герб на карете, которая подвозила нашего общего знакомого к театру.

Генри решил не вдаваться в подробности и даже не стал сообщать о смерти своего деда, чтобы не спровоцировать у Флетчера тяжелый приступ любопытства. Ибо, удовлетворяя его, можно было потратить много часов, а терять на это время было жалко. Мысленно дав себе обещание зайти к букинисту как-нибудь в другой раз, Генри поспешил направить разговор в деловое русло.

— Мой друг видел эту карету, но весь герб не запомнил. Может, вы по элементам сможете отгадать, чей он?

Паркер закивал, подтверждая слова Генри.

— Хм… Отгадать? Это удел цыганок — гадать… Ну что ж. Давайте попробуем разобраться, — кивнул старик и обратился к пацанам, отвлекшимся от работы: — Идите отдохните пока и поешьте, если мать уже сготовила.

После того, как ребятня ускакала вниз по лестнице, старик снова обратил свое внимание на посетителей.

— Вспоминай, корона на гербе была?

Билетер кивнул.

— Графская или баронская?

— Не знаю, — пожал плечами тот. Старик недовольно поморщился.

— Девиз вспомнить можешь?

— Там вроде не по-английски было, — удрученно пожал плечами билетер, потом просиял. — Но одно слово я там точно прочитал: ПЕНС.

— Что? Какой пенс?! — удивился старик. — В Англии нет ни одного герба, в девизе которого было бы упоминание…

Он резко замолчал, пожевал губами и повелительно произнес, обращаясь к Генри:

— Подай-ка мне вон тот альбом.

Генри повиновался и положил на колени старика пухлую папку с листами. Увидев, что старческие пальцы букиниста не справляются с узлами, он сам развязал тесемки на папке и откинул толстую картонную крышку.

Флетчер кивнул в знак благодарности и, перелистнув содержимое папки, вытащил лист.

— Смотри сюда, — обратился он к Паркеру. — Этот «пенс» ты видел на гербе?

Роберт привстал, взглянул на лист и согласно закивал.

— Да. Да. Именно так и было напишано.

Старик залился кашляющим смехом:

— Балда ты. Это же девиз ордена Подвязки. «Honi soit qui mal y pense», то есть «Да стыдится тот, кто подумает об этом дурно».

Роберт смущенно пожал плечами. Он, конечно, знал об ордене, но без таких подробностей. Старик же заметно оживился:

— Ну что же, теперь вычислить владельца герба будет намного проще. Их по статуту ордена не может быть больше двадцати четырех, из которых, как правило, половина — это иностранные монархи. Давай, вспоминай рисунок герба.

— Да карета-то гряшью была шабрышгана, — начал ныть Роберт. — Я толком нишего и не разглядел.

Старик хлопнул ладонью по папке на коленях, подняв облако пыли, и строго сказал:

— Не юли. Вспоминай, сколько полей было на щите? Одно, четыре или больше? Давай. Давай, напряги мозги.

Роберт прикрыл глаза, вспоминая, и шепеляво начал перечислять:

— Ну, полей было много. Больше шетырех, и все пешрые, как лошкуты на одеяле.

Старик поморщился.

— Значит, не граф Сассекс и не граф Дорсет. А я на них сразу подумал. Первый покровительствует одной труппе, а второй драмы пишет. Но нет так нет.

Старик поворошил бумаги и вытащил один из листов.

— Роберт Деверё, второй граф Эссекс. Фаворит королевы. Тоже охоч до театров, — старик протянул лист. — Этот герб?

Роберт неуверенно пожал плечами.

— Вроде не похош.

Старик пошебуршил в папке, вытащил ещё два листа и тоже протянул их Роберту, сопровождая каждый из них комментарием:

— Первый — Джордж Клиффорд, граф Камберленд. Чемпион королевы на турнирах. Один из членов правления Ост-Индской компании. Человек, далекий от театров, но он хотя бы сейчас при дворе. А второй герб принадлежит Гилберту Тэлботу, седьмому графу Шрусбери. Назначен королевой лордом-лейтенантом графства Дербишир и торчит там безвылазно, насколько мне известно…

Рассуждения старика прервало восклицание Роберта:

— Этот! Богом клянушь. Именно этот герб был на карете. Я этих двух одинаковых львов на щите шапомнил.

Генри выхватил лист из рук приятеля и всмотрелся. Действительно, рисунок герба был пестрым как лоскутное одеяло. Щит был разделен на двенадцать полей, и первые два поля в верхнем ряду содержали изображения золотого геральдического льва на красном и лазурном поле.

Джейкоб Флетчер почесал лысую макушку и задумчиво произнес:

— Ну, кроме самого графа Тэлбота, на этот герб имеет право и его мачеха Элизабет Тэлбот, графиня Шрусбери. Которую все знают как Бесс из Хардвика. Она у королевы лучшая подружка. Богата как Крез. Четыре раза была замужем и каждый раз от покойных супругов получала крупное состояние. Первый раз вышла замуж в возрасте двенадцати лет за сына землевладельца по соседству. Тот помер, даже не совершив консуммации. Тем не менее в ее пользу отсудили треть состояния. Потом она соблазнила своими цветущими формами Уильяма Кавендиша, казначея королевской палаты. Именно этот говнюк подгреб под себя земли и постройки моего колледжа. Он вообще сильно обогатился на конфискациях церковных земель и имущества. Но на тот свет с собой ничего не унес, и все прибрала к рукам Бесс. Но вдовствовала она недолго и через полтора-два года снова вышла замуж за сэра Уильяма Сент-Лоу, лейтенанта гвардии Елизаветы и главного дворецкого при королевском дворе. Но опять брак был недолгим. Того, говорят, отравил собственный брат, хотя дело там темное… В общем, осталась тридцатилетняя Бесс самой богатой вдовой Англии.

Генри насторожился при упоминании про отравление. Это лыко тоже было в строку. А букинист меж тем продолжал:

— Несмотря на несколько беременностей, она оставалась очень хороша собой. Так что не удивительно, что за ней толпой кобели бегали. И она-таки вышла замуж четвертый раз — за графа Шрусбери, и прожили они вместе тридцать лет. А три года назад она стала вдовствующей графиней Шрусбери. Так что карета, скорее всего, из её конюшен.

Генри внутренне возликовал. Женский след в деле был им ожидаем, а социальное положение и возраст этой женщины только усиливали подозрения.

— Значит, ей сейчас около шестидесяти лет? — уточнил он.

— Ага, — кивнул старик. — Но она не такая развалина, как я. И, говорят, до сих пор пользуется молодыми постельными грелками.

Старик захихикал и закашлялся. А подозрения Генри после его слов превратились в уверенность.

— Мистер Флетчер, а где живет эта Бесс из Хардвика?

— Домов-то у неё в Лондоне хватает, но, скорее всего, она безотлучно при королеве находится. Так что если она тебе нужна, ищи её в Хэмптон-Корт.

* * *

Конюший графини Шрусбери одним свои видом внушал уважение. Высокий, широкоплечий, с огромными сильными ручищами. На его фоне Генри сам себе казался сопляком. Впрочем, таким он казался и самому конюшему, так что тот ни на мгновение не усомнился, что Генри — посыльный от Саттона.

Ещё по пути в Хемптон-Корт Генри решил использовать имя Саттона как пробирный камень для определения лиц, замешанных в преступление. Ибо не замешанным было глубоко наплевать на существование какого-то актера, и они не должны были знать о его смерти. Именно таким несведущим оказался конюший графини. Генри Рэй передал привет от Саттона и извинился за то, что не тот не смог прибыть вчера. Генри брякнул это наугад, и, убедившись, что не ошибся, принялся развивать тему далее.

— Извиняется он, — пророкотал конюший, всем своим видом давая понять, что устных извинений тут недостаточно. — Я этого сопляка прождал больше часа у «Дубового бочонка». Больше часа я был рядом с пабом и не мог отойти и пропустить кружку. Так что твоего дружка как-нибудь выкину на полдороги до Лондона за это, пусть он так и знает!

Генри мысленно возблагодарил свою интуицию за то, что еще перед отплытием вверх по Темзе, к королевской резиденции, догадался купить бутылку бренди в таверне у Лондонского моста. Теперь он мог с поклоном передать её, как бы от Саттона, кучеру и в высокопарных и величавых выражениях высказать всю глубину раскаяния своего друга и его надежду на прощение.

При виде выпивки лицо здоровяка расплылось в предвкушающей улыбке.

— Вот ведь, ушлая зараза этот красавчик, — сказал он, лаская темную зелень стекла своими заскорузлыми пальцами. — То-то же он сумел втереться в доверие к Бесс и заполучить место учителя флейты для мисс Арабеллы. Хотя желающих поучить её игре на флейте, особенно на кожаной, — блудливо подмигнул кучер, — в Англии полным-полно.

И он громогласно захохотал над своей шуткой, затем, откупорив бутылку, сделал огромный глоток. Пока он наслаждался огненным потоком, пронесшимся по внутренностям, и волной начавшихся ощущений, Генри лихорадочно обдумывал сказанное.

В деле появилась еще одна женщина, а значит, все сразу становилось сложнее. Призвав на помощь все свои актерские способности, он начал осторожно прощупывать почву:

— Да простит уважаемый сэр мое глубокое невежество, но кто такая эта девица Арабелла, столь притягательная для многих?

Кучер, не отвлекаясь от поисков чего-нибудь съестного у себя в ларе под крышкой каретного сиденья, глянул на него снисходительно, как на деревенского дурачка, и пояснил:

— Арабелла — это одна из внучек графини. Отец её, Чарльз Стюарт, умер, когда дочке был годик. А потом отошла и мать. Вокруг того, кто будет опекуном над маленькой Стюарт, много возни было. Очень хотел прибрать её к рукам наш лорд-казначей, но королева отдала девочку под опеку родной бабке, то есть моей хозяйке, и теперь девка ждет выгодной партии. Но, в отличие от прочих невест, Арабелла в качестве приданого может получить трон Англии. Она же Стюарт, как-никак.

Конюший, наконец, нашел то, что искал, и воздвигся на сиденье с палкой копченой колбасы в одной руке и пузатой бутылкой в другой, как монарх с державой и скипетром. Сделав ещё один глоток, он с удовольствием закусил и, дирижируя копченостью, продолжил открывать благодарному слушателю тайны двора.

— Королева наша все-таки уже не девочка, — чуть понизив голос, сказал он, — а прямого наследника по линии Тюдоров нет и уже не будет. Так что прямые права на трон остаются только у Стюартов. Часть придворных вьются над Арабеллой как коршуны над голубицей, видно метят, бестии, на место короля-консорта или хотя бы повертеть молодой девкой, случись ей взойти на престол. А другая часть — за Якова Шотландского… — кучер отхлебнул еще. — Я бы, малой, на них поставил. Те посильнее будут. У них теперь за главного сам лорд-казначей Уильям Сесил. Хоть сама королева Якова и недолюбливает. Так что интриг там, — конюший махнул колбасой в сторону королевского замка, — предостаточно.

Пока конюший отвлекся на содержимое бутылки, Рэй лихорадочно соображал. Стоит ли продолжать свое расследование? Ведь оно уже завело его туда, где нечего делать без серьезных покровителей и богатого опыта придворной жизни. Он очень сомневался в том, что правосудие свершится, даже если он найдет убийцу. Но, с другой стороны, если он сейчас отступится, то как он потом будет себя уважать? Что он будет говорить перед лишенной надгробного памятника могилой деда за оградой церковного кладбища? И Генри решился:

— Я просто поражен и пылаю белой завистью к столь богатым знаниям вашим и опыту, сэр. Мне, увы, не доводилось бывать в королевском дворце, а я бы хотел хоть краешком глаза взглянуть на него изнутри. Возможно, в замке есть вакансии для такого, как я?

Кучер одобрительно посмотрел на паренька, понимающего толк в вежестве. И с сомнением покачал головой.

— Ну разве что кухонным мальчиком у вертела стоять. Но так в замке ты ничего, кроме кухни, не увидишь, так как кухонных в чистые покои не пускают. А на места лакеев столько желающих из своих, что на стороннего даже и смотреть не будут. Был бы ты девкой, то мог бы в горничные пойти. Там постоянно то одна, то другая с места вылетают, — кучер сделал глоток и хохотнул, — с пузом.

— Спасибо, сэр, за рассказ, — поклонился Генри. — Когда Джозефу вас ждать?

Кучер зевнул, почесал волосатую грудь и глянул на солнце.

— Ну как обычно, на закате буду. Ну если только он снова не явится, я его найду и в карету запрягу, пусть так и знает.

— Он непременно придет, — еще раз поклонился Генри. — Можете не сомневаться.

1) Мост через Темзу был заставлен домами http://p-i-f.livejournal.com/2445643.html

Вернуться к тексту

2) Тюдоровская секуляризация: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%8E%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D1%81%D0%B5%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8F%D1%80%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F

Вернуться к тексту