Семь спящих красавиц (гет)

— Го-орько! — рявкнула Гера и грохнула чашей об стол. Варварский гиперборейский обычай, о котором когда-то рассказывала Афина, пришёлся супруге Зевса по вкусу, а на свадебном пиру её слово — закон.

Пелей потянул к себе Фетиду. Варвары там или не варвары, а лишний раз поцеловаться с красавицей-женой всегда приятно. Подумать только, ему досталась та, что отвергла самого громовержца!

Арес допил нектар и отбросил в сторону свой кубок. Везёт же всяким смертным! Бог войны и сам был бы не прочь пообниматься сейчас с какой-нибудь красавицей, только с которой? Амфитриту, Деметру и Персефону лучше не трогать. Афина и Артемида с мужчинами дел не имеют, даже с такими воинами, как сам Арес, а прочие как-то не особенно нравятся. Афродита, конечно… Это да, но сейчас рядом с ней хромой братишка Гефест, у него такой молоток, от которого и доспехи не спасают. А верную спутницу Эриду на пир не позвали…

Арес вспомнил недавний разговор с отцом. «Смеёшься? — хмыкал Зевс. — Богиню раздора на свадьбу? Тогда уж точно драки не миновать. Мне-то ничего не будет, я громовержец, а вот тебя, сынок, либо Гефест пристукнет, либо Афина морду начистит. Самому ещё не надоело, что у твоих статуй вечно то нос отбит, то это… Которое в середине композиции… Отломано под корень?»

Геба подала мрачному брату новый кубок. Кажется, все нормы нектара уже были израсходованы, и в ход пошло обычное виноградное вино. Гера во главе стола подняла отяжелевшую голову, кое-как сфокусировала взгляд и снова крикнула:

— Горько-о!

Арес заглотил выпивку единым духом и подумал, что такими темпами господа олимпийцы допьются до хорошего мордобоя и без Эриды. А что, может, и в самом деле подраться? Вон чего-то у Гермеса слишком хитрая рожа… Явно просит кирпича!

Укрывшись туманом, Эрида не спеша прохаживалась недалеко от входа в пещеру Хирона, где гуляли на свадьбе олимпийские боги. Тайный план под девизом «подложи конкуренткам свинью» потихоньку обрастал подробностями. Последним, завершающим штрихом оказалось прибытие большой корзины марокканских апельсинов — их под псевдонимом «золотые яблоки» притащил недавно с подножья Атласских гор прославленный Геракл. В счёт своего одиннадцатого подвига.

Ух, Геракл! Хорош, подлец! С кем только не поссорился, с кем только не поругался! Как здорово мог взбеситься! А сколько народу поубивал в гневе! Но вот, оказывается, есть от него не только прямая польза богине раздора. Есть и опосредованная…

Маленький камушек под ногу одному из носильщиков — и он спотыкается. Второй не может удержать корзину, и первого сбивает с ног. И вот уже оба самозабвенно поливают друг друга ругательствами.

Пока люди заняты делом, Эрида незаметно подбирается к корзине. Нет, она не собирается ни воровать апельсины, ни портить, ни подкладывать что-то нехорошее. Она просто пишет на кожуре самого симпатичного плода единственное слово: «ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ».

— Ой! Золотые яблочки! — захлопала в ладоши Афродита. — А вон то, красивенькое, мне! Миленький, дай, пожалуйста!

Она ткнула Гефеста в плечо. Тот потянулся за апельсином, но опоздал: приглянувшийся его жене фрукт цапнула Гера.

— Та-а-ак, — собрала она глаза в кучку. — Да тут письмена! Между прочим, это яблоко… Это яблоко для прекраснейшей! — от неожиданности она даже немного протрезвела.

— Значит, для меня! — обрадовалась Афродита. — Давай сюда!

Гера нахмурилась:

— Это почему это ещё для тебя? Это кто ещё тебе сказал, что прекраснейшая здесь ты? Ты чего, бесстыжая, хочешь сказать, что царь всех богов и людей женат на богине второго сорта?

— Ой, да какая разница, кто там на ком женат! — захихикала Афродита. — Важно, кто кого любит! А меня любят все, разве можно не любить богиню любви? Значит, я и есть самая красивая!

— Ты самая потасканная! — взъярилась Гера. — Вот сейчас у мужа спросим, он тебе скажет! Вот пусть он тебе скажет!

— А что, пусть скажет, — неожиданно подала голос Афина. — Только учтите, вы тут не одни. И, между прочим, ещё никто не говорил, что я не красавица!

Она стукнула в пол древком копья.

— А если кто и говорил, то небось долго после этого не прожил, — подмигнул Дионису Гермес.

Тем временем Гера вручила злополучный апельсин мужу и требовала срочно подтвердить, что она тут самая-самая. Сбоку со щенячьими глазками к царю богов ластилась Афродита. Зевсу было не до них: он с изумлением уставился на поднявшуюся из-за стола дочь.

— Да что это с тобой такое? — обратился главный олимпиец к Афине. — Что это ещё за конкурс красоты? И зачем ты туда влезла? Ну ладно Гера, бывают у неё заскоки. Ну с Афродитой всё ясно, её амброзией не корми, дай задом покрутить. Но ты же у нас богиня мудрости!

— Во-первых, никто не смеет утверждать, что мудрость бывает некрасивой, — припечатала Афина. — Во-вторых, я тут с вами слегка нанектарилась, а в-третьих, даже мудрец имеет право иногда повалять дурака!

— В прошлый раз дураком, которого валяли, был Арес, — хмыкнул Гермес в сторону.

— Н-да, ситуация… — протянул Зевс. — И что мне теперь с вами делать?

— Отдавать яблоко мне, и дело с концом, — заявила Гера.

— Нет, мне! Ну пожалуйста! — заканючила Афродита.

— Подумать головой и принять верное решение, — пожала плечами Афина.

— Ну хоть одна из трёх не дура, — проворчал Зевс в усы, а затем повысил голос:

— Вот что я решил. Я не могу присудить победу ни Гере, ни Афине: скажут, что я подсудил жене или дочери.

Афродита опять захлопала в ладоши.

— Но я не могу объявить прекраснейшей и Афродиту: скажут, что я засудил родных, потому что опасался молвы.

— А то ты её не опасаешься! — прокомментировал из угла Гермес. Афродита обиженно надула губки.

— Поэтому я отдаю судейство беспристрастному, нейтральному арбитру. Отправляйтесь в Троаду, там на склонах горы Иды найдёте некоего Париса. Он потомок троянских царей, но провёл всю жизнь с пастухами и не встречал никого из вас ни лично, ни в храмах. Да и в женской красоте он разбирается неплохо… Пожалуй, даже больше девиц перепортил, чем я… Ну, если считать на год жизни. Эй, Гермес!

— Да?

— Держи это несчастное яблоко раздора. Проводишь наших красавиц на Иду, поможешь найти Париса.

— Ну вот… Кому праздник, кому состязание, а несчастному Гермесу опять бегать…

— Давай-давай, работа у тебя такая. Гера, ты ничего не забыла? Благословляй по-быстрому наших молодожёнов и гони их в спальню! Гермес, и вы, девчонки, собирайтесь! Прочие могут быть свободны, не задерживаю! — и для пущего вразумления Зевс слегка громыхнул. Так, мегавольт на пять, не больше.

Публика повалила из пещеры. Дионис размахивал тирсом и что-то пел. Жутко недовольный Арес, который так ни с кем и не подрался, грубо толкнул плечом соседа, но оказавшийся этим соседом дядюшка Посейдон изобразил, как накалывает хулигана на трезубец, и скандал тихо завял сам собой.

Гермес подвязывал крылатые сандалии. Задержавшийся за столом Гефест изображал совсем хромого инвалида, который никак не может подняться с ложа: ему не хотелось отпускать жену неизвестно куда непонятно к кому. Гера безуспешно пыталась то привести в порядок сбившийся на левую сторону хитон, то вспомнить, куда подевался плащ, и в конце концов махнула рукой и на то и на другое. Афина оправила пеплос, пошевелила шлем на голове, взяла копьё и изобразила полную готовность. Афродита же с одеждой не заморачивалась, её больше занимал муж:

— Миленький, да что ты! Разве тебе не нравится, что я у тебя самая-самая красавица в мире? Ну не дуйся, я же ненадолго! Ну если не отпустишь, я же проиграю! Ну… Ну хочешь, отправляйся с нами!

— А… Гефест! — скомандовала Гера. — Ты тоже на Иду? Тогда это… Стол прихвати! И это… Седалища! Пока ещё этот Гермес этого Париса раздобудет… И кувшины с Гебой не забудь!

Зевс тоже куда-то засобирался.

— Далеко? — поинтересовалась Афина.

— Не очень. Пока любимая супруга дурью мается… Пойду посмотрю, в каких полисах я давно не бывал. Может, эллинам новые герои нужны!

— Ну и бабник ты у меня, папаша!

Ида оказалась на том самом месте, где ей и положено быть. Кроме того, у самой точки прибытия нашлось вполне приличное местечко для продолжения банкета. Дело оказалось за малым: того самого Париса, ради которого в Троаду явились аж шестеро бессмертных с выпивкой и закуской, почему-то рядом не было!

— Наливай! — скомандовала Гера, подставляя Гебе чашу.

— Ой, как тут здорово! — обрадовалась Афродита. — Гефест, миленький, смотри как замечательно! Какие деревья! Какие камушки! Какие ручейки! Какие кустики! Иди сюда скорее!

Афина покачала головой. Похоже, её соперницы напрочь забыли, зачем их послал сюда Зевс. Одна старательно уничтожает содержимое амфор, хотя ей уже давно хватит. Не умеешь пить по-гиперборейски — не берись! Вторая уволокла мужа в кусты, хотя с неё сталось бы и прямо за столом… А Гермес совсем мышей не ловит! Придётся брать командование на себя.

— Ты! Который в шляпе набекрень! Тебе что было сказано делать? На Афродиту в кустах пялиться? Смир-р-рно! Слушай мою команду! Париса, сыскав, представить! Срок исполнения — ещё вчера! Маррррш!! — на поддатого Гермеса только такой тон и действует. Можно было для верности ещё копьём погрозить… Да ладно, и так нормально. Ишь, побежал… Глашатай богов, чтоб его приподняло да шлёпнуло!

А теперь можно и отдохнуть немного. Афина прислонилась к дубу, перехватила поудобнее копьё. Пожалуй, ничего страшного не случится, если она ненадолго прикроет глаза.

Парис валялся на траве и выдумывал очередной стишок, когда перед ним возник очень странный тип. В короткой хламиде, в сбившемся чуть ли не на ухо петасе, в сандалетах с маленькими смешными крылышками и с обвитым лентами жезлом глашатая. Испугаться Парис не успел.

— Слушай меня внимательно, Парис! — провозгласил тип. — Я Гермес, посланник богов, покровитель пастухов и путников, бог торговцев и мошенников, жуликов и воров! Э-э-э, это уже было не обязательно… А, вот! Наш отец, великий Зевс, царь богов и людей, повелел тебе рассудить спор трёх прекрасных богинь, ибо ты смел, скромен, благороден и музам не чужд, как я вижу! А к тому же хитёр и жуликоват, как и я! Э-э-э, это уже не совсем то… Ага! Возьми сие золотое яблоко, ступай за мной на склон Иды, где найдёшь великую Геру, мудрую Афину и златую Афродиту, кои, должно быть, напились уже до изумления! Э-э-э, это было лишнее… Да! Той богине, кою ты сочтёшь прекраснейшей из трёх, ты вручишь сие яблоко и тем разрешишь великий спор между ними! Итак, следуй же за мной!

Тип торжественно развернулся, еле висевшая на нём шляпа свалилась в траву. Крылышки на сандалетах затрепетали, и он медленно полетел вперёд в двух ладонях над землёй.

«Надо же! Гермес! — размышлял Парис, шагая следом. — А на столбе у дороги совсем не такой!»

Вернувшись на банкетную полянку, Гермес застал сонное царство. На ложе у стола похрапывал Гефест, одной рукой обхватив спящую рядом Афродиту, а в другой держа свой молот. Никогда с этой колотушкой не расстаётся, кузнец несчастный! Интересно, а тогда, в кустах, у него тоже молоток в руке был? А зачем? Пристукнуть благоверную, если брыкаться станет?

Гера тихо сопела, уронив голову на стол. Вместо подушки у неё под щекой оказался свёрнутый хитон. Видимо, ничего другого под рукой не случилось. Рядом прикорнула уставшая Геба, из пяти амфор у неё осталась только одна полная.

Вышедший следом Парис засмотрелся на открывшуюся картину и неловко наступил на сучок. Тот громко треснул. Привалившаяся к дубу Афина мгновенно открыла глаза и наставила копьё на возмутителей спокойствия. Гермес среагировал немедленно: тут же ухватил сонную Гебу и её последнюю амфору, цапнул из-под бока Гефеста кузнечные клещи (а вот просто так, чтоб были) — и смотался в неизвестном направлении, покуда опять не припахали. Мол, задание выполнено, честь имею!

— Значит, ты и есть тот самый Парис, — Афина оценивающе поглядела на главного судью конкурса красоты. — Вижу, яблочко тебе уже вручили. А зачем эта нечестивая пародия на музыкальный инструмент?

За любимую кифару было обидно, но спорить с богиней не хотелось совершенно.

— Я и есть Парис, высокочтимая Афина, — поклонился пастух. В отличие от Гермеса не узнать по описаниям богиню мудрости было невозможно. — А на своей кифаре я играю и пою для прекрасных… Гкхм, то есть для красивых… Для симпатичных девушек, которых встречаю.

— Тогда не будем время терять. Вон там у стола спят две красивые-симпатичные… Говорят, раз в год они и девушками бывают, после Канафосского источника. Изобрази чего-нибудь погромче, чтобы проснулись, да и приступим наконец!

— Э-э-э… — Парис неуверенно глянул на широкоплечего кривоногого мужика со здоровенным молотом. — А это ничего, что здесь… Э-э-э… Не только девушки?

— На Гефеста не обращай внимания, — отмахнулась Афина. — Он выпил, устал, да и вообще привык спать рядом с кузней, где киклопы молотами грохочут! Что ему твои песенки!

— Ага… — понимающе протянул Парис. — Тогда сейчас…

Он отложил в сторону золотое яблоко, встал в позу, подходящую по его мнению для кифареда, и заорал как резаный, время от времени дёргая струны:

— Вижу богинь я прекрасных, на кой закрывать их одеждой? (Трень!)

Мне ж не хитоны судить и не пеплосы, а красоту! (Брень!)

— Ой! Пастушок! — обрадовалась проснувшаяся Афродита. — Настоящий!

— Это что ещё за явление? — с трудом подняла голову Гера. На левой щеке у неё отпечатались складки хитона.

— Третий мамонт вострубил, — непонятно ответила Афина.

— И чего ему надо?

— Это, милостью великого Зевса, наш судья, а надо ему, говорит, посмотреть на нас в голом виде.

— Ой, можно подумать, он и так не видит! — хихикнула Афродита.

— Тебя, бесстыжую, кто угодно видит! — рявкнула Гера. — Разлеглась тут в чём из пены вышла… Знай попу демонстрируешь!

— Ой, да на себя посмотри, трезвенница ты наша! — обиделась жена Гефеста. — Твой-то хитон весь на столе, на тебе одна диадема осталась! А попу не видно только потому, что сидишь!

— Сейчас как встану!.. — пригрозила Гера и действительно встала, слегка покачиваясь.

— Вот это другое дело! — Афродита радостно захихикала. — Теперь и тебя видно целиком! Ой, а меня ещё не со всех сторон посмотрели! Миленький, пусти, я только покажусь… Ты спи, спи дальше…

Она выбралась из-под руки мужа и закружилась по полянке.

— Это чего? — заинтересовалась Гера. — Наша разумница одна в пеплосе осталась? Так дело не пойдёт! А ну сымай!

— Ладно, раз уж влезла в это дело… — проворчала Афина, сбрасывая одежду. — А ты, плясунья, поясок-то сними! Иначе нечестно выходит, в нём любая неотразимой кажется. Вон Гера соврать не даст!

— Не дам! — подтвердила та. — Скидывай кушак!

У одуревшего от зрелища Париса уже слюни потекли. Не понимая толком, что делает, он потянулся к ближайшей богине. К его несчастью (а может, и к счастью) это оказалась Афина.

— Куда?! — ударил по ушам голос воительницы, и перед глазами оказался наконечник копья. — Не протягивай руки, а то протянешь ноги! У нас тут в красоте состязание, а не в мягкости!

— А я не против! — захихикала Афродита.

Парис обернулся было к ней, но опять был остановлен спокойным голосом Афины:

— Когда Арес последний раз полез приставать к Афродите, Гефест сделал из его шлема петас вот этим самым молотком. Да, шлем в это время был у Ареса на голове.

Молоток выглядел очень солидно. Незадачливый кандидат в любовники представил результаты взаимодействия кузнечного инструмента со своей макушкой, сглотнул — и успокоился.

— Высокочтимая Афина права, давайте всё же закончим наше состязание и примем решение, — Парис ещё раз оглядел претенденток, особо остановившись на помятой физиономии Геры. Та не поняла причины и довольно ухмыльнулась.

Судья конкурса взял золотое яблоко и продолжал, жутко довольный тем, что ему внимают аж три богини:

— Мне думается, что основное соперничество выходит у нас между Афродитой и Афиной…

— Это ещё почему?! — взвилась недовольная Гера. — Да кто они?! Да я царица богов! Да я кого угодно куда угодно!.. Я даже Алкида Эврисфею под начало загнала! Ты… Пастух! Хочешь, я сделаю тебя правителем всей Азии?!

— Правителем Азии? — заинтересовался Парис. — Всей? До самого Океана?

— Попытка подкупа судьи, — усмехнулась Афина, — Фемиды на тебя нет. Кроме того, ещё и попытка обмана. Какая вся Азия? Разве что средиземноморское побережье. Остальное — либо колонизацией, либо завоеванием, а это, Гера, не твоё!

— Ой, Парис, миленький! — защебетала Афродита. — А я такое умею! Знаешь, я так могу сделать, что в тебя любая влюбится! Ни одна отказать не сможет!

— Да мне, собственно, и так не отказывают, — похвастался Парис.

— Ой, да кого ты видел! А знаешь, живёт в Спарте Елена, её так и зовут — Елена Прекрасная! Нет никого красивее в Ойкумене! Ну, я-то лучше, конечно…

Гера прорычала что-то неразборчивое.

— Да, пожалуй, все мы красивее будем. Но из смертных женщин ни одной ей равной нет! Между прочим, она дочь самого Зевса! Её даже Тесей крал, только её обратно потом украли! К ней сотня царей со всей Эллады сваталась! Думаешь, она тебе может достаться без моей помощи?

Парис задумался.

— Наверное, не достанется… Хотя знаешь что… Она, может, и прекрасная, но только одна. А у меня здесь подружек много, и ни одна не отказывает!

— Вот как? — надулась Афродита. — Значит, будут отказывать! Меня оттолкнёшь — тебя оттолкнут!

— Так, уже попытка шантажировать судью, — заметила Афина. — Что у нас дальше в программе?

— Это у тебя надо спросить, высокочтимая Афина, — обратился к ней Парис. — Только ты ещё ничего мне не обещала. Что мне следует ожидать? Великим мудрецом меня сделаешь?

Афина смерила кандидата в мудрецы оценивающим взглядом:

— Нет. У тебя весь ум ниже пояса, причём это, похоже, наследственное. Мудрецом тебе не бывать, я не всесильна.

— Меня никогда не считали глупым! — обиделся Парис.

— Так ты и не глуп, — объяснила Афина, — но отсутствие глупости — это ещё не ум, и хитрость — это ещё не разум. Вот Одиссей у меня хитроумный, есть такое дело, а ты — всего лишь хитрожопый.

— Значит, от тебя мне даров точно не видать?

— Ну, если настаиваешь… Я ведь ещё и богиня стратегии. При хорошем начальнике штаба, да с моей помощью, ты вполне можешь стать успешным полководцем. Если повезёт, то и великим.

— Начальник… Штаба? Это кто? Откуда взять?

— Если займёмся — объясню. А взять… Ну, чтобы далеко не ходить, есть тут один приятель, Энеем зовут. Кстати, сыночек нашей Афродиты. Пожалуй, из вас двоих можно что-то путное организовать. Ты ему направление задашь, он тебя от явной дури удержит…

— Что?! — заверещала Афродита. — Моего сына?! Чтобы меня же обыграть?! Точно никто тебя не полюбит! Сама проверю! Так и сгинешь нелюбленным!

Парис махнул рукой и протянул Афродите несчастный апельсин.

— Без власти над Азией проживу, — объяснил он Афине, — без военной славы тоже. А вот без девчонок…

Афина покачала головой.

— Неглупый ты человек, Парис, и хитрый, но дура-ак! Заткнул бы вовремя Геру с её Азией — мог бы судить по совести, а так… Сам себя перехитрил. И до сих пор, поди, не понял, во что вляпался.