Настоящая (джен)

После ещё одного чая — ты капнула Гермионе в чашку зелье «Сна без сновидений» — твоя несостоявшаяся клиентка быстро отошла ко сну. Ты даже уступила ей свою кровать, сказала, что поспишь на гостевой, мол, тебе не привыкать. Ты действительно погрузилась в дрёму — ненадолго, всего лишь на час. Час, во время которого перед твои мысленным взором вихрем пронеслись события дня — закрутились и раскрутились обратно, укладываясь в память. Второе преимущество твоего состояния — тебе не нужен полноценный сон.

Позёвывая, ты медленно, аккуратно, почти ритуально заварила кружечку кофе. Вышла на веранду, кутаясь в тёплый плед, заклинанием согрела стульчик и стол, уселась, наблюдая за струями дождя, который и не думал униматься. Дождь давно бы вымочил твою веранду, но заклинание недосягаемости, вкупе с ещё несколькими, не давало ему и не шанса. Как будто над твоим домом маггл из будущего включил зонтик силового поля.

Ты лениво обдумала сложившуюся с Гермионой ситуацию. «Сон» расставил всё по местам, каждый факт занял своё место на полочках памяти, и интуиция шептала, что ты не замечаешь чего-то важного, возможно, жизненно важного. Призвав чай из запасников, ты неспешно продолжила вчерашние размышления, складывая картинку заново.

Свойство. Основатели. Выручай-Комната. Идея Гермионы. Невыразимцы, знающие о Свойстве. Цифровая система контроля. Интерфейс к ней. Проекция Свойства. Испытания. Иллюзорные личности, иллюзорные тела. Умершие и исчезнувшие коллеги Гермионы. Её обращение к невыразимцам. Подозрения в собственной ненастоящести.

Ты улыбнулась дождю. Наверняка вышло ненатурально, даже жалко — сколько раз ты видела эту улыбку перед зеркалом… Но сейчас тебе положено было бы улыбнуться. Лёгкое предвкушение просочилось сквозь холод внутри. Запах тайны. Запах нового. Запах перспективы. Настолько завораживающий, настолько яркий, настолько реальный… Да, пора бы заканчивать со всем этим.

Но сначала нужно отдать долги. Вернее, последний долг — что-то вроде привязанности? Ты всегда ощущала, что должна это сделать, что должна закончить всё, что история не доведена до верного конца. У тебя осталось мало обычных чувств, поэтому ты научилась довольствоваться теми, которые у людей обычно — на заднем плане. Ты освоила все оттенки интереса и любопытства, чувств завершённости и незавершённости, чувства красоты, чувства ритма и чувства правильности, чувств уверенности и сомнения, полностью отделённых от страха… Иногда ты подумывала, что существовала, что существуешь в «другом ментальном пространстве», чем другие люди. Как слепые — учатся слышать, различать на слух тончайшие детали, недоступные зрячим, так и ты живёшь в совсем другом, непредставимом «зрячим» мире.

Поэтому сложно было бы объяснить, почему ты решилась именно сейчас и что именно вело тебя. Это всё равно как объяснять слепым краски! Твоя интуиция, интуиция выдающейся волшебницы, перекликалась с твоими странными чувствами. «Это будет правильно», — так бы ты сказала, спроси кто-нибудь. Но некому спрашивать тебя. Когда ты последний раз виделась с отцом? Есть ли в отношении него неотданные долги? Ты не ощущала их. Есть только один гештальт, который ты должна завершить, только один образ, которому не хватает полноты. Возможно, он единственный удерживал тебя здесь, на островах, удерживал от путешествия на десяток-другой лет? Оглядываясь назад, ты почти уверена в этом.

Ты трансфигурировала чашку в шприц. Спустилась в подвал. Набрала жёлтого эликсира и поднялась в спальню. Один из плюсов зелья «Сна без сновидений» — неудобства, даже боль пациент во сне не ощущает. Ты спокойно, не делая ни одного лишнего движения — сейчас ты ощущала что-то вроде просветлённости, будто отхлебнула Феликс Фелицис — нашла на руке Гермионы вену и ввела эликсир. Наложила несколько чар на спящую. Кивнула самой себе и аппарировала в кабинет.

Накинула лично зачарованную рабочую мантию и такую же шляпку, переобулась в тяжёлые, но прочные сапоги. Задумчиво оглядела себя в зеркале, одёрнула мантию, поправила шляпку, коснулась лица кончиком волшебной палочки и прошептала длинное заклинание. Теперь тебя не узнает и отец — чары анонимности ты придумала сама, контрчар к ним просто не существует.

Никакого изменения внешности, всё гораздо тоньше и абстрактней — эти чары больше всего похожи на Фиделиус. Если враг будет заглядывать в окно дома своей жертвы, накрытого Фиделиусом, то не найдёт её. Если родители будут всматриваться и даже ощупывать дочь под чарами анонимности — то не узнают её. Ты‑прошлая гордилась бы таким заклинанием или ужасалась бы, как такое вообще могло бы тебе в голову прийти. Ты‑настоящая испытывала только правильность и удовлетворение от качественного исполнения собственных чар.

Накрыв себя парой слабых чар недосягаемости, чтобы не промокнуть, ты шепнула:

— Акцио случайный ненужный предмет.

На этот раз, предметом оказалась пепельница. Ты-прошлая курила, и курила много. Ты-настоящая испытывала к сигаретам только отвращение. Третий плюс твоего состояния: за здоровьем ты следишь гораздо внимательней, ничем, включая целительные зелья, не злоупотребляешь.

— Портус, — коснулась ты пепельницы, превращая её в портключ. В тот же миг пространство вокруг закружилось — тебя понесло вдаль, в место, куда нельзя аппарировать. Нет, не в Хогвартс. В Азкабан.

Прибыв на место, ты уменьшила пепельницу и сунула в карман мантии. Не оглядываясь на огни замка-тюрьмы, вышла на берег. Достала из другого кармана использованный шприц, трансфигурировала его в камушек и бросила в море. Не оглядываясь, не торопясь, но и не медля, направилась по берегу дальше, в ту часть острова, которая была отведена под вольер.

— Эй, ты, стой! Кто ты такая? Сюда нельзя! — «приветливо» встретил тебя молодой волшебник, патрулирующий берег. Наверняка стажёр Аврората. Не поднимая глаз, росчерком палочки превратила его голову в тыкву. Трансфигурация, особенно необратимая — твой конёк. Ты даже не оглянулась, когда тело глухо бухнулось на камни.

Забавно, насколько люди недооценивают смертоносность настоящих мастеров трансфигурации и чар и их изобретательность. Забавно, насколько авроры переоценивают лучевую магию. Трое следующих стражей встретили тебя утроенным оглушателем. Зеркальный щит оглушил их в ответ. Большинство имеющих направление чар может быть отражено таким методом. Не отражались многие тёмные проклятия, не отражалась трансфигурация, не действовал зеркальный щит и на артефакты, но такие мелочи, как «ступефаи», сколь умело они ни были исполнены, сколько силы бы в них ни вкладывали… Помимо силы магии есть понятия её качества. По силе заклинаний тебе далеко до отца, но по качеству ты смело могла считать себя ровнёй самому Дамблдору. По изобретательности же… Это можно считать четвёртым плюсом твоего состояния — изобретательность.

Ты направилась к нескольким домикам вокруг большого каменного купола. Навстречу выбежали волшебники. Охрана. Одним взмахом палочки ты сломала их палочки. Почему волшебники так редко защищают свою главную уязвимость, главное оружие? Отец накладывал на свою палочку с два десятка чар прочности. Впрочем, у отца всегда был пунктик по этому поводу — однажды во времена Волдеморта Гермиона сломала его палочку рикошетом заклинания. После того рассказа ты взялась за зеркальные чары и за защиту твоей палочки. Отец, помнится, был очень тобой доволен, а вот мать и братья…

Проверила, все ли здесь, и вторым взмахом палочки ты заставила правую ногу каждого исчезнуть. Тот же способ, что и аппарация, тот же, которым ты призывала к себе чай. Волшебник может ему противостоять, не нужна даже палочка — только сосредоточенность и воля. Даже если ты не был готов, можно в ту же секунду вернуть ногу назад и легко отделаться. Конечно, ни у одного из твоих противников не получилось.

После третьего взмаха из твоей палочки заструились бинты и жгуты. Эти волшебники не умрут — какое-то время между разаппарированными частями тела сохраняется чувствительность и кровообращение, словно тело не сразу осознаёт разрыв. Не то чтобы ты испытывала милосердие или жалость. Просто это было неправильно — брать с них слишком большую цену. Да, они мешали тебе закончить, но с другой стороны, они же держали их под куполом, не давали им уйти. Нога и палочка — достаточная цена.

С лёгким удивлением заметила среди ругающих тебя магов своего бывшего парня. Или, лучше сказать, парня тебя‑прошлой? Конечно же, после инцидента вы расстались. Тебе нечем было ответить на его чувства, а ему не нужна была… как он подумал… «пустышка»? Это было правильное решение с обеих сторон, но он продолжал терзаться виной перед тобой. Примерно такое же чувство, как испытывает перед мертвецом его боевой товарищ, не успевший прийти на помощь, заслонить собой. Ты находила это слегка неправильным и старалась его избегать.

Наложив на нейтрализованных магов заклинание немоты, чтобы не отвлекали от дела, ты приблизилась к куполу. Коснулась рукой гладкого зачарованного камня, наблюдая сквозь очки-половинки за переливами магии. Часть этой магии была твоей. И эта часть откликнулась на прикосновение, потянулась к тебе, будто питомец к хозяину.

Почему ты считаешь себя выдающейся волшебницей? Не потому что владеешь массовыми чарами и умеешь трансфигурировать головы противников в тыквы. И даже не потому, что освоила большинство областей магии, в том числе запрещённых. И не потому, что придумала не одно и не два новых заклинания. Специалистов по массовой магии, мастеров трансфигурации, магов-универсалов и изобретателей — немало. Ты и универсалом себя не считала — например, в алхимии или прорицании ты не разбираешься совсем. А по магической силе, как наверняка сказала бы Гермиона, по «мощности магических изменений, которую невозможно измерить точно, но которая определённо есть у каждого волшебника», ты была середнячком. Там, где по-настоящему сильный волшебник смог бы нейтрализовать охрану купола одним взмахом палочки, тебе потребовалось три.

Но существует признак, по которому ты опережала и отца, и, вероятно, Гермиону Грейнджер, и профессора Макгонагалл, и профессора Слизнорта, и… Ты знаешь, в общем-то, единиц среди волшебников всей Земли, которые могут так же, как ты. И Дамблдор, и Волдеморт были одними из них. Ты можешь чувствовать магию и направлять её без палочки.

Поэтому волшебство в куполе, повинуясь одной твоей воле, обратилось против самого себя. Та часть волшебства, которую вложила ты, начала расти и усиливаться, сражаться с магией, вложенной другими волшебниками. Да, твоей магии было несоизмеримо меньше, но она же была не слепой, а зрячей. Её направляла ты. Прикрыв глаза, ты осторожно и размеренно разрушала защиту. Вы зачаровывали купол целиком, а не секторами, поэтому ты не могла уничтожить заклинания на отдельном участке, пусть это и было бы быстрей. А так… А так было скучно и долго. Целых пять минут.

Ты отняла руку от купола и сделала шаг назад, накладывая на себя заклинание глухоты. По куполу зазмеились трещины. Ты должна была улыбнуться и даже попыталась это сделать. Не получилось. Обратила внимание, что всё это время один из магов-смельчаков пытался добраться до тебя сквозь чары недосягаемости. Отлевитировала смельчака подальше — как раз вовремя, чтобы при обрушении купола в него не попало осколком камня.

Это выглядело величественно и красиво. Из облака медленно оседающей пыли плавно вылетали они. Знакомые тебе фигуры, излучающие холод, существа, которым не способна повредить масса камня, существа, не являющиеся полностью материальными, но при этом и не призраки. Дементоры — последние дементоры в мире. После инцидента, после всех смертей и случаев, что хуже смерти — невыразимцы всё же решили сохранить десяток-другой этих существ. И ты находишь это неправильным. Дело следовало завершить.

Ты не была способна на чары Патронуса. Раньше вы убивали дементоров именно с помощью него. Три или четыре Патронуса способны окружить дементора, а затем разорвать на части. Теперь ты не владела заклинанием Патронуса; ни одно заклинание, зависящее от эмоций и чувств, включая немалую часть тёмной магии, не было тебе доступно. Впрочем, это волшебство и не смогло бы помочь сейчас — те же Непростительные заклинания показались бы дементорам щекоткой. Не потому что они слабы или некачественны — просто рассчитаны на живых. Дементоры же не относились ни к живым, ни к мёртвым. Они были вратами между жизнью и смертью, голодными дырами, жадными до тепла и душ.

Ты знала, о чём говорила. Ты потратила не один год, изучая дементоров вблизи, возле этого купола, и с невыразимцами ты делилась далеко не всем. Почему ты? Это должно быть очевидно — в отличие от остальных, ты была уже неуязвима для ауры отчаяния, подавленности и страха, поскольку разучилась испытывать их — и это пятый плюс. Ты помогала исследовать дементоров, а невыразимцы исследовали тебя, искали, есть ли способ вводить обычного человека хотя бы временно в такое состояние. В конце концов, у него есть пять плюсов, перечисленных тобою раньше. Успехом их исследования не увенчались — в отличие от твоих.

Ты нашла две вещи, против которых дементоры были уязвимы — помимо известной нелюбви к огню, который всё же не мог их уничтожить, Патронусов и специальных подчиняющих чар, которые уже не работают. Во-первых, дементоры уязвимы против самих же себя. Это кажется парадоксом, но это так — дементоры оказывают друг на друга воздействие, и на это воздействие можно… повлиять. Во-вторых, насколько дементоры иммунны к магии пространства, настолько уязвимы и к магии времени. Две области магии, одну из которых изучают или хранят исключительно невыразимцы, а другая, магия смерти и души, находится под абсолютным запретом. Но ты очень любопытна, упорна, имела прирождённый талант к волшебству и не имела помех, вроде романтики, друзей или работы — разве у этих областей были шансы не поддаться?

Дементоров не следуют воспринимать как живых, разумных и рассуждающих существ. Ты склонна была относить их к идеям. К кем-то или чем-то оживлённым, уплотнённым, локализированным, как это сделали основатели Хогвартса со Свойством, даже воплощённым в конкретные тела — но всё же идеям. Какие это были идеи? Смерть и душа. Ты могла понять, почему древние волшебники создали дементоров. Они отделили саму смерть человеческую от этого мира, локализировали её, заперли, чтобы торжествовала именно жизнь.

Возможно, именно поэтому население мира росло столь быстро — и именно поэтому его рост окончательно обернулся вспять в последние годы. Во время инцидента дементоры не были уничтожены в привычном смысле слова — они просто были... возвращены. Разорваны на кусочки, делокализированы, возвращены в природу. Учитывая, что с момента создания их стало гораздо, гораздо больше, что они размножались при каждой попытке вырваться, и особенно много их стало после смерти Волдеморта… Ты не была уверена, обречено ли человечество. Тебе не было до него дела. Ты даже не была полностью уверена в своих выводах. Просто нарисованная тобой картинка была на удивление красивой, элегантной, гармоничной. А ещё она дала понимание, вместе с воспоминаниями отца, что же ты должна сейчас сделать.

Тебе не нужно особых жестов. И волшебную палочку ты убираешь в карман мантии. Есть вещи, есть магия, которую можно творить только руками и душой. Используя волшебную палочку, отдельную вещь, маг подчиняет другие вещи. Часть волшебной палочки — это часть живого существа, живого и волшебного. Это позволяет воздействовать на другие предметы — живые и неживые, волшебные и нет. Но когда ты хочешь управлять материей духовной, то волшебная палочка тебе не поможет. Управлять душой можно только с помощью своей собственной души.

Дементоры тянут к тебе бледные, покрытые струпьями руки. Ты ловишь их своими ладонями. Ты не боишься их. И ты физически сильней их оболочек. Удивительно, но факт — дементор не может причинить вреда человеку, который его не боится. Он просто слишком слаб для этого. Как ребёнок, даже слабее ребёнка. Должно быть, дементор не способен поднять и кружку с чаем, не говоря уж о сопротивлении человеку.

Это довольно просто — переломать дементорам руки и стащить их в одну кучу. Ничто не помешало тебе достать из кармана верёвку и связать их в одну парящую над останками купола охапку. Конечно, со временем они просочатся сквозь верёвку, их руки восстановятся — но этого времени ты им не дашь. После связывания ты касаешься лица — или морды? — одного из дементоров и начинаешь.

Ты не смогла бы описать то, что происходит дальше. Объяснить магию души человеку, который никогда ей не занимался — это как глухому рассказать о музыке. Ты просто делаешь, а дементоры поддаются. Ты соединяешь малые врата в большие. Смерти к смерти, путь к пути, душа к душе, идея к идее, тело к телу. Тела дементоров сливаются, уплотняются, образуя арку тёмного камня. Их балахоны также срастаются, оставаясь занавесом на этой арке, занавесом, трепещущим на невидимом ветру. Отец однажды сталкивался с этой аркой и потерял в ней своего крёстного.

Ты слышишь хлопки аппарации. Но никто не мешает тебе. Невыразимцы стоят тенями, окружая останки купола, но не смеют подходить ближе. Они понимают, что некоторые дела просто должны быть завершены. Ты достаёшь из кармана хроноворот — один из тех самых, что забрала, когда очередные жертвы войны с Волдемортом решили изменить прошлое, а вместо этого создали хроноаномалию.

Хроноворот был сломан, но ты его починила. Это заняло не один год поисков, проб и ошибок, но ты воссоздала всю сеть наложенных на маленькие песочные часики заклинаний. В определённом смысле, это твой шедевр, но ты не гордишься им и не жалеешь, что не гордишься, ведь ты не умеешь ни жалеть, ни гордиться. Ты просто ощущаешь целостность, правильность и полноту, когда смотришь на него.

Ты подпрыгиваешь, подталкивая себя магией, и цепляешься за верх Арки Смерти. Неуклюже забираешься, аккуратно ставишь хроноворот. Накладываешь на себя заклинание парения и зависаешь рядом с Аркой. Почему маги так редко используют чары парения? Потому что невесомость — не очень комфортное состояние. Но тебе всё равно. Ты внимательно следишь за тем, чтобы не касаться Арки ни краешком мантии, а затем медленным движением палочки раскручиваешь хроноворот, в такт его оборотам проговаривая заклинание.

Арка исчезает. Ты знаешь, что будет дальше, точнее, раньше. Арка окажется в далёком прошлом. Раньше, чем родилась ты, чем родился отец, раньше Мерлина и раньше Годрика Гриффиндора. Она окажется раньше и хроноворотов, и дементоров. Она и хроноворот на ней послужат образцом, по которому и дементоры, и хроновороты будут созданы. Ты испытываешь чувство глубочайшего удовлетворения и полнейшей завершённости, а невыразимцы смотрят на тебя и не узнают. И прежде, чем они среагируют, ты касаешься рукой уменьшенной пепельницы в кармане мантии и улетаешь, подхваченная двусторонним портключом.