ЯРВ: Хроники Корпоративного Целителя 2: "Ведьмин Круг" ver:1.03 (FuLL) (джен)

— Доброе утро, Роман Валерьевич!

Дашка Мохова замахала рукой, едва я показался в коридоре. Улыбка девушки подарила мне надежду, что вчерашний сеанс не ушёл в молоко и сегодня ей легче.

— Дарья Владимировна, вы сегодня обворожительны как никогда!

Я позволил себе элегантно пофлиртовать с секретарём, отметив, что её серый костюм с короткой юбкой и позолоченной заколкой на маленьком галстуке под стать выразительным серо-зелёным глазам. Я поцеловал её руку, незаметно пробив пропуск:

— Как вы себя чувствуете?

— Вы знаете, Роман Валерьевич, вечером голова болела, а вот утром совсем нет! Ни капельки!

Дашка светилась от счастья, а внутри меня расцветали букеты роз. Она всё говорила и говорила, описывая свои ощущения, совсем забыв, что мы не в кабинете и вокруг много случайных свидетелей. За мной образовалась очередь не выспавшихся и оттого недовольных коллег. Их уставшие взоры подсказывали, что пора закругляться с любезностями:

— Хорошо, Дарья. Заходите ко мне, как будет свободная минутка, будем копать в том же направлении.

Я подмигнул секретарю, сгрёб в охапку пиджак, но не успел сделать и шага. Что-то массивное упёрлось мне в левый локоть и навязчиво прижало к стойке.

— Роман Валерьевич, вы уже на работе?

Знакомый томный голос с лёгкой хрипотцой. Я покрылся испариной. Мирошкина нагло подвинула очередь и теперь наседала на меня грудью.

— Да, Виктория Павловна, — я натянул на лицо фирменную улыбку, но то ли она усохла в кармане, то ли моя физиономия разжирела за эти несколько мгновений. Маска вежливости соскочила с лица и болезненно скривилась на левую сторону.

— Это очень хорошо, мне нужно срочно на приём! — Мирошкина достала пропуск и уже тянула его к считывающему устройству. Второй рукой она взяла меня под руку, крепко приковав к своему бюсту. Я с ужасом осознал, что подняться на второй этаж, избежав попутчиков, мне явно не удастся. На помощь неожиданно пришла Мохова. Она щёлкнула клавиатурой:

— Подождите, не прошло!

Мирошкина приложила пропуск ещё раз, но сигнал никак не менялся. Я поймал задорный взгляд Дашки, он подсказывал: уходи, я её задержу! Замешательство постоянной клиентки позволило мне извиниться и вежливо ускользнуть из её железной хватки:

— Подходите, я буду ждать у себя в кабинете, — я ускорял шаг, отступая к заветным дверям.

— Ух, день намечается жарким! — Яр тут как тут. Мои взаимоотношения с Викторией Павловной забавляли его всё больше, а я уже не знал, куда от неё спрятаться. Вообще пациенты почти всегда делились на три категории. Мнительные. Ни во что не верили и на контакт шли неохотно. Спокойные. И на контакт шли умеренно, и верили в мои способности так же. А вот третья категория — это фанатики: и верили неистово, и из контакта не выходили. В компании таковых почти не было, но с Мирошкиной мне "повезло" особо.

— Да у меня каждый день жаркий! — я поднимался по ступеням, лавируя во встречном потоке.

Рабочий день разгорался, в коридорах не протолкнуться, а угомонятся все только к обеду. И к обеду рабочий день начнётся у меня. Так было каждый раз, и меня это устраивало. Не люблю сюрпризы, и даже вечное приставание Мирошкиной тоже уже входило в распорядок дня, вот только Виктория Павловна становилась с каждым разом все более навязчивой.

— Ха! Ты опять проспорил, твоя Мирошкина и сегодня будет первым клиентом! — Яр встретил меня на лестничном пролёте, перед самими дверьми. Я прибавил шаг, тяжелое дыхание преследовательницы нагоняло.

— Не помню, чтобы мы на это спорили! — адреналин уверенно впрыскивался в кровь. Азарт погони заставлял двигаться всё быстрее и сбивал дыхание.

— Ладно, умру как герой! Беги, я её задержу тут... — Яр остался на лестничном пролёте с наигранно остекленевшими глазами, шагнул навстречу Мирошкиной.

Шутник, блин! Я уже не мог рационально мыслить; обгоняя коллег, влетел на второй этаж, едва не выбив стеклянную дверь плечом. Мимо кабинета Борисыча крался на цыпочках, втянув шею в плечи. Несмотря на то, что я проснулся раньше обычного, все равно опаздывал к началу рабочего дня.

— Та-ак! — грозный голос директора из приоткрытой двери заставил вздрогнуть и остановиться. Борисыч разговаривал по телефону, но косился в мою сторону одним глазом, демонстративно показал на часы: — Волшебная черепашка снова опаздывает?

Я радостно кивнул. Пунктуальность никогда не была моей сильной стороной, но огорчаться по этому поводу я не видел причин. Директор устало махнул рукой, отпуская меня на все четыре стороны. Когда моя преследовательница объявилась на этаже, я уже скрылся в кабинете. Увидел Мирошкину краем глаза:

— Я спрятался, я в домике... — я измученно застонал, сбрасывая с себя ботинки, небрежно кинул пиджак на вешалку.

— Роман Валерьевич, к вам можно? — я едва успел дойти до стола. Стук в дверь прозвучал как барабанная дробь, я с болезненным испугом смотрел на хрупкую преграду из тонкой древесины. Мирошкина сломает ее, если не отвечу. А я даже не успел перевести дух с дороги.

— Это чудо-женщина, я не смог её задержать! — Яр появился в пространстве между мной и дверью, довольно хихикая.

— Неудивительно... — я разложил вещи, собрался с духом перед грядущим сеансом. — Да, Виктория Павловна, входите!

— Роман Валерьевич! Вы были правы! Это кошки! Мой кашель дома почти сошёл на нет! Вот только сегодня утром что-то тянуло в области груди.

— В области груди? — вовремя спохватившись, я надел фирменную улыбку, но в воздухе запахло подвохом.

— Да, знаете, такая тупая тянущая боль, — Мирошкина прошла к столу, приложила руку к левой груди. — Вот здесь!

Я нервно сглотнул, не сразу нашёлся с ответом:

— Ну, а сейчас болит? Долго был спазм?

— Минут десять, а потом снова кашель, совсем немного, даже мокрота вышла. Знаете, такая тёмно-жёлтая. Я её собрала в баночку, но забыла дома. Завтра могу принести.

— Нет, не надо! — ещё не хватало копаться в отходах чьей-то жизнедеятельности. Я что, похож на ходячую лабораторию?

Мирошкина расположилась на кушетке, томно вздохнула, закрыв глаза:

— Я готова, Роман Валерьевич...

Ох, блин! А вот я — нет! Пришлось встряхнуть головой, чтобы привести в порядок мысли:

— Подождите, а сейчас-то на что жалуетесь?

То, что в хроническом кашле Виктории Павловны виноваты пушистые любимицы, я догадался давно, но сейчас решительно не понимал, что она от меня хотела.

— Меня волнует эта тянущая боль в области груди, — Мирошкина понизила голос, почти зашептала: — А вдруг это... рак?

Она всё-таки вынудила меня подойти к кушетке.

— Да бросьте вы, рак обычно не проявляет себя таким образом, — я склонился над Мирошкиной, рефлекторно положил руку ей на живот.

В мои обязанности входило лечение не только реальных болезней, но и тех, что пациенты накручивали себе сами.

— Болело выше, — Виктория изобразила себя при смерти, а я с ужасом осознал, что моя доброта сыграла со мной злую шутку. Сеанс, который начался, уже нельзя прерывать.

— Вот здесь? — я нехотя приблизил руку к двум вершинам Эвереста, возвышающимся высоко над уровнем Виктории Павловны. Наивно полагал, что она будет довольствоваться моим посещением их "предгорий" в районе солнечного сплетения.

— Нет, Роман Валерьевич, болело выше! — настойчивее повторила Мирошкина и заёрзала на месте. — Намного выше...

— Вот здесь? — я сдвинул руку к рёбрам, капля пота скатилась по щеке.

Виктория не ответила, с её губ сорвался то ли вздох, то ли стон. Я расценил её молчание как знак согласия. Положил правую руку на её плечо, послал в тело импульс живой энергии. Теперь главное — быстро провести сеанс, чтобы Мирошкина не придумала очередную хитрость. Я тужился над ней несколько минут, входил в глубокую концентрацию, чувствовал, как усталость захватывает тело. Энергия уходила, оставляя после себя холодную пустоту, от которой немели пальцы.

— Что-нибудь чувствуете? — мой голос еле заметно дрожал.

Это вечный вопрос, который помогал мне определить, в правильном ли направлении я двигаюсь. И, как правило, Мирошкина описывала свои ощущения с яркой эмоциональной окраской, но в этот раз Виктория равнодушно пожала плечами:

— Ничего не чувствую, может, надо ещё выше?

Чертовка! А она хитрее, чем я думал, прикусив губу от досады, я придвинул ладонь к подножию её Килиманджаро, и пот заструился по спине ручейком. На самом деле я не ощущал под рукой каких-то отклонений, ни воспаления в виде пышущего жаром участка, ни пульсаций. Яр был прав, это будет жаркий день.

— Вот, я, кажется, начинаю что-то чувствовать, но совсем немного, попробуйте ещё выше...

Её слова как приговор, я застонал, но по долгу службы положил руку на левую вершину Фудзиямы. Мои глаза расширились от ужаса, когда я осознал, что Мирошкина пришла на сеанс без нижнего белья.

— А так? — голос охрип, я чувствовал, как под тонкой блузкой и легким пиджаком набухает её сосок. Из последних сил сконцентрировал импульс, грудь прошиб болевой спазм, прошедший по нервам и окончивший свой путь в позвоночнике.

— А так чувствую, — Мирошкина открыла глаза, томно зашептала: — А вы чувствуете?

Я отвёл взгляд:

— Да, всё в норме.

Последний внутренний рывок, и я со вздохом облегчения отдёрнул руку. Скрюченные от напряжения пальцы никак не хотели сгибаться; прикрыв их ладонью, я отошёл к креслу.

— Вот это был номер! — Яр уважительно качал головой, показал большой палец. Всё это время он стоял за спиной и с неподдельным интересом наблюдал за моей пыткой. — Слушай, а она тебя уделала!

— Ну и что вы почувствовали? — Мирошкина слезла с кушетки, поправила пиджак.

— Это остаточные фантомные боли, это не рак, это скоро пройдёт, — я откашлялся, промокнул пот салфеткой.

— И всё? — Виктория хотела услышать совсем другое, но я остался непреклонен:

— Да, к счастью, ваше недомогание проходит, надо подождать ещё неделю или две, пока организм наладит привычную работу, — я говорил как робот, моя самая любимая доброжелательная улыбка порвалась от напряжения и больше не налезала на лицо.

— Хорошо, и когда мне снова к вам прийти? — Мирошкина сверлила меня взглядом как бур.

— Давайте через пару дней, — я с мольбой смотрел на свою мучительницу, изо всех сил надеялся на её человечность.

— Хорошо, Роман Валерьевич, я приду завтра! — она неуклюже подмигнула: — Завтра в том же месте, в тот же час.

Я побледнел, челюсть отпала. Слова возмущения застряли в горле сдавленным хрипом. Мирошкина отходила к дверям, виляя дряхлым задом и не давая мне опомниться. Её плотоядный взгляд стрельнул в мою сторону:

— До скорого, милый доктор...

— Ложись, стреляет! — радостно возвестил Яр, но прятаться здесь негде. Призрак довольно хмыкнул, когда мы остались наедине: — Да, у неё определённо есть дар.

— Да ну! И какой же? — дрожащей рукой я набирал в кулере воду. Хотелось не просто пить, хотелось принять душ и лечь спать.

— Дар доставать тебя каждый день.

— Молчи! — я взвыл от душевной боли. Залил холодную воду в горло. Слабое утешение после такого стресса. Шатаясь, добрёл до кресла и бухнулся в его чрево без сил.

— Думаю, ещё недельку, и она тебя трахнет. Может, прямо на сеансе. Как думаешь, удовлетворишь её с первого раза? — Яр задорно подмигнул, а я закрыл лицо руками. Не то что секс с Викторией, даже мысль о безобидном поцелуе вводила меня в дрожь:

— Ну уж нет! Я выброшусь в окно!

— Да? А вот и зря, по-моему, она отличный вариант. Она тебя хочет, родит тебе наследника, и хлоп! Проклятие будет побеждено.

— Нет, ты явно хочешь моей смерти, — я откинулся на спинку, задрал голову. После сеанса боль в груди только усилилась, а я даже не знал, сколько это продлится. Ослабляя галстук, взглянул на часы: девять утра. Я должен дожить до пяти. Любой ценой должен!

* * *

— Ты обещал придумать что-то с проклятием, изложи по этому поводу свои соображения? — я бросил на Яра короткий взгляд. Призрак развалился в кресле, сидел без движения и в полной тишине уже минут тридцать. После Мирошкиной я всегда медленно приходил в себя, а тут ещё и эти проклятия. Как нельзя вовремя я вспомнил об обещании предка.

— Да что тут думать-то? — Яр лениво склонил голову. — Избавляться надо.

— Дельная мысль, кэп, вот только еще бы знать, как...

— Со старым проклятием придётся повозиться, а маленькое, в принципе, можно прикончить по-тихому.

— Это как? — главное, чтобы Прокл не услышал этот разговор, но, по ощущениям, Уголёк ещё спал после завтрака.

— Заведём твою кляксу в тёмный уголок, и я поставлю уничтожающую печать. Инфернал маленький, его смерть, может, даже и не заметят, — Яр безразлично пожал плечами, а я прикусил губу от досады. Вот так предательски убить своего питомца, можно сказать, друга? Волна негодования не успела вылиться в резкий ответ.

— Так, кажется, твой хвост идёт, — Яр недовольно хмыкнул, покосившись на дверь.

— Какой хвост? — я в ужасе оцепенел. Мирошкина только ушла, неужели решила вернуться и продолжить мою пытку по новому кругу?

Димон вошёл в кабинет по своему обыкновению: едва не выбив дверь ногой и, конечно же, не постучавшись.

— Здорово, Ромик! Как она?

— Стучаться и не научился, — пробубнил призрак и исчез. Он так и не простил Прохвоста за шалости с кольцом, ведь именно Димон был их инициатором.

Довольный, как слон, Хворостов прихромал к столу, упал в кресло, где секунду назад сидел Яр.

— Да ничего так... — я сдержанно улыбнулся. — У тебя что нового, опять нога?

— Да нет! Я по другому поводу.

Хворостов начинал меня удивлять. Обычно наши встречи начинались с жалоб на жизнь, на ногу, на меня. Сегодня я едва узнавал старого друга. Не скажу, что он прямо светился от счастья, но хотя бы не хмурился.

— Что за повод? — всё моё внимание сосредоточилось на товарище.

— Помнишь мою новую пассию? — Хворостов заговорщически прищурился.

— Ну да, как там её, Катя?

При разговорах о бабах я чувствовал себя не слишком уверенно, отчасти потому, что уже долгое время жил один, отчасти, что Димон жил один максимум неделю. Прохвосту удавалось найти себе очередную зазнобу, когда постель от старой ещё не успевала остыть. И это несмотря на травму. Я, конечно, не завидовал, но старался избегать подобных разговоров. Димон хвалился своими любовными похождениями при первом удобном случае, а что я мог рассказать в ответ, о родовом проклятии? Такая себе дружеская байка.

— Какая Катя, ты что? — праведное возмущение друга прошло так же неожиданно, как и нагрянуло. — Оля!

— Ах да! Оля! Катя была на прошлой неделе... — иронично ударил я себя по лбу. Мой сарказм отчаянно прятался за беспечностью, с которой я вёл эту беседу. Я закопался в бумагах и старался не поднимать смеющихся глаз.

— Не... — Хворостов задумался на полном серьёзе. — Катя была почти месяц назад, кстати, та ещё стерва, но в постели что надо.

— Так что там с Олей? — я тактично кашлянул.

— Ничего. У нас всё хорошо и скоро будем играть свадьбу, — Димон улыбался всеми зубами, я не понимал, то ли он так своеобразно скалился, то ли пытался ослепить.

— Поздравляю, — я пожал плечами. Ни рад, ни огорчён, уж слишком хорошо знаю Хворостова, чтобы вот так сходу верить в очередную его сказку.

— Что поздравляю? — Димон кривлялся, подражая моей интонации. — Ты приглашён, дурилка! Будешь моим свидетелем!

— М-да, свидетелем мне быть ещё не приходилось... — задумчиво протянул я и тут же осёкся, вспомнив историю Белого Карлика. Свидетелем я там был аж самым главным и самым подозреваемым.

— Ну, что скажешь? — Хворостов ждал, пока мои воспоминания пройдут, заискивающе заглядывал в лицо.

— Что скажу? Если честно, я думал, что в Венском лесу уже закончились все сказки. А нет! Ещё одна осталась!

— В каком смысле? — Димон внимательно следил за тем, как я встаю, и, обходя стол, присаживаюсь на его край. Я улыбался, но уж очень снисходительно. Ответ бросался в глаза своей очевидностью:

— В таком! Какая она по счёту эта невеста? Седьмая? Ага, на этой неделе. И явно не последняя! — я еле сдержал смешок, все ещё надеялся свести этот разговор к шутке, но, к моему изумлению, Хворостов даже не думал улыбаться. Он сохранял невозмутимо серьезный вид, от которого мне стало не по себе.

— Ты что! Я же серьёзно!

Димон привстал, словно собираясь доказать слова делом.

— Серьезно? — я вернулся в кресло, на мгновение представив, что всё действительно так и было. Чертовски тяжело такое представить, но я справился. — Значит, всё серьезно? Ну, хорошо. И когда свадьба? Прикуплю костюм понаряднее.

— Через месяц. Мы вчера подали заявление, — довольно кивнул Димон, и на мгновение мой мир колыхнулся.

Глянцевое зеркало скучной повседневности, в котором отражался весь сонм пороков и разврата, царившие за душой моего закадычного друга, неожиданно дало трещину. Мои глаза полезли на лоб от одной мысли, что вечного кутилу Прохвоста заарканят под венец супружества. Это свершилось, все уже окончательно сошли с ума? Мне захотелось ущипнуть самого себя.

— Это ты сам ходил, или тебя вогнали в кому и оживили только перед загсом?

— Дурак, что ли! Сам конечно!

Мне хотелось встать и зааплодировать. Нет, действительно, с этой Олей они встречались от силы недели две-три и... хлоп! Уже на пальцах сверкают кольца, я невольно улыбнулся:

— Ну, я рад за вас, что тут сказать, правда, я что-то плохо представляю тебя в образе образцового семьянина.

— Это почему? — по-детски наивно изумился друг, но я махнул рукой, в этот момент поймав себя на другой интересной мысли:

— Подожди, Оля-Оля... Я что-то её не помню, как хоть она выглядит?

— Вот ты чудак! — Димон хлопнул себя по больной ноге. — А ты и не можешь помнить, ты ведь её ещё не видел! Мы уже несколько раз звали тебя в гости, но ты как обычно чересчур занят.

— Ну да... — я смутно припомнил, что последний раз Хворостов пытался завалиться ко мне с пивом неделю назад. Он делал это часто и совершенно без предупреждения, отчего выводил меня из себя. И да, в тот раз он грозился рассказать что-то интересное. Последнее время я находил причины для отказов, неужто пропустил действительно важный поворот в жизни друга? Мне пришлось искать извинения:

— Значит, надо наверстать упущенное. Когда к вам можно будет прийти?

— Вообще-то я здесь для того, чтобы тебя пригласить. Мы с Олей будем ужинать на следующей неделе в ресторане на Павловской. "Альтаир". Ну, ты должен помнить ту забегаловку.

— Да, там мы обмывали твоё назначение. Три года назад, — забыть последний день своей алкогольной жизни невозможно.

— Вот-вот. В общем, там через неделю и увидимся, — Димон встал, кажется, это всё, что он хотел сказать, но, провожая друга к дверям, я чувствовал его напряжение. Оставалось ещё что-то важное, и я даже подозревал, что именно.

— Я обязательно приду на ужин, — я положил руку Хворостову на плечо, взялся за ручку двери. — Только заранее предупредите, когда выдвигаться, хотя бы дня за два.

— Да-да, не волнуйся, я или зайду, или позвоню, — беспокойство друга росло пропорционально приближению того момента, когда ему придётся покинуть мою обитель. Я не стал более мучить старого приятеля, тяжко вздохнул: — Ну что ты опять трясешься? Что тебя опять беспокоит?

— Слушай, я всё по поводу Урицкого. Ты не наводил справки, он действительно откинулся?

Жалобный голос друга заставил моё сердце сжаться от жалости. Я понимал, что имя Аркадий стало фобией не только для меня, но и прекрасно понимал другой факт:

— Послушай, Димон, даже если он и освободился, ну не будет он никого искать. Десять лет прошло, я даже сомневаюсь, что он узнает нас, столкнувшись лоб в лоб. Ну, сам посуди...

— Да, ты, наверное, прав, — в глазах друга я увидел долгожданные искорки надежды. За то, что произошло с нами, я винил себя не меньше, чем Хворостов, а то и больше. На пороге кабинета он вдруг снова засуетился: — А Догматов? Ты не нашёл его телефон? Может, стоит с ним поговорить?

— Нет, не нашёл и не искал. Это совершенно ни к чему. Старик уже на пенсии, незачем беспокоить его по таким пустякам, — я не стал врать, но от всех этих ворошений в прошлом заболела голова. От болевого спазма в груди перехватило дыхание. Мне хотелось только одного: побыстрее остаться одному и спокойно поесть.

— Нет, ну ты найди его визитку на всякий случай! — Димон сопротивлялся, но я уже силой выталкивал его в коридор. В такой незамысловатой позе нас и застал Борисыч, оглядел, скептически изогнув бровь:

— У вас тут что?

Он не дождался ответа, но о дружеских отношениях знал и так, шутливо цыкнул на прохвоста:

— Хворостов! Ты всё, закончил лечение? Иди, работай! Квартальный отчёт сам себя не напишет! Роман Валерьевич... — директор показательно смягчил тон. — Мне нужна аудиенция, жду у себя на обеде через десять минут.

Я кивнул, нервно сглотнув. Обед, опять? По неприятным ощущениям в области желудка решил, что остатки прошлой трапезы ещё не до конца вышли из организма. Но отступать некуда, если только в окно. Димон посмотрел на меня с жалостью, проговорил одними губами:

— Прими "Фестал"...

"Фестал"? Да тут только цианид поможет, и то не факт...

* * *

Прошлое

После проведенных в больнице месяцев Димон так и не восстановился полностью: взяв академический отпуск, он уехал из Москвы на малую родину. Я же спокойно доучивался и ждал суда. Повестку мне вручила вахтёрша, когда я возвращался в общежитие после пар. Она с подозрением смотрела на меня несколько секунд.

— Опять что-то натворил?

— Да нет, это все по старому делу, — я принял повестку из её рук, сверкнув родовым перстнем.

Блеск бронзы после всех Димкиных манипуляций сохранился до сих пор. В комнате я лег на кровать и закрыл глаза. Не знаю, что я чувствовал в тот момент. Пустота и обреченность. Оставалось дождаться звонка Хворостова и определить день его приезда. В прошлый раз вахтерша была добра и позволила ему остаться на одну ночь. В этот раз Димон наверняка прибудет с родителями. Навряд ли они пропустят апофеоз этой истории, и ненависть к Урицкому с их стороны вполне объяснима. Все негодяи должны получить по заслугам. Интересно, что почувствую я, когда увижу нашего мучителя на скамье подсудимых? Страх, ненависть? Облегчение? Димон не позвонил мне. Вплоть до дня, назначенного судом, я ждал его звонка, надеялся, что мы сможем пообщаться хоть пару часов. Он встретил меня уже в здании суда, шел с тростью и сильно хромал. Вторая пуля, выпущенная Василием, в отличие от первой, задела нерв.

— Здорово, я уж думал, ты не приедешь, — Хворостов вымученно улыбнулся, протягивая мне руку. — Я ждал твоего звонка.

— В этот раз не было времени, извини.

Димон выискивал в собирающейся перед фойе здании суда толпе своих родителей.

— Смотри, сюда даже прессу пригнали.

— Да, громкое дело. Оказывается, отец Аркадия — какой-то важный человек, — я считал количество каналов пришедших на заседание по пёстрым аббревиатурам на микрофонах. Всего их пять.

— Да, надеюсь, он не вынесет позора и покончит с собой, — Димон сплюнул ядом.

Я промолчал. Похоже, только меня одного глодала совесть за лжесвидетельствование, по которому Аркадий вот-вот получит внушительный срок. Самое интересное, что он даже не защищался. Отказался от адвоката и буквально подписывался под каждым обвинительным словом. Словно сесть за решетку была его самой сладкой мечтой. Может, так оно и было? Может быть, тот последний запуск дьявольской машины в особняке окончательно помутил его разум? Трудно сказать. Так же трудно сказать, как все это отразилось бы на жизни вполне безобидных обитателей особняка Урицкого. Мария проходила по делу как свидетель. Догматов честно исполнил мою просьбу. Надеюсь, после всего этого ей удастся найти работу. А ее дочку, Вику, я больше и не видел. После того, как она чуть не погибла в чреве машины, Мария перестала водить ее в дом. Я тогда лишь чудом успел вытащить ее из излучателя и откачать...

Родители Димона были вполне среднестатистическими людьми. Мамке его около сорока, миловидная, подтянутая и худая. Она даже обняла меня при встрече. Хворостов-старший — солидный мужчина с пузиком и аккуратно подстриженными усами — сдержанно пожал руку. В очередной раз поблагодарил. Конечно же, Димон рассказал всем, кому только мог, о том, как я помог ему с ногой в подвале. Мы не задержались в коридоре. Затаив дыхание, я вошёл в зал заседаний и в первое же мгновение пересекся с Урицким взглядом. На скамье подсудимых, за стеклом, их было шестеро. Урицкий и, по сути, вся его охрана. Ни деловых партнёров, ни обслуживающего персонала из дома. Он улыбнулся мне. Кончиками губ.

Я быстро отвёл глаза и через минуту занял место рядом с Димоном в самых первых рядах. Он отложил трость и насупился, скрестив руки на груди. Его мамка смотрела на Аркадия чуть прищурившись, испепеляя взглядом. Урицкий смотрел только на меня. Я оглядел мозаичный пол зала, массивные колонны у стен. Все было красиво и монументально. Урицкий смотрел на меня. Когда закрылись двери и объявили тишину перед приходом судьи, Урицкий так же смотрел на меня. Я не знал, куда деть себя, и на что ещё пялиться десять минут, пока судья зачитывал приговор. Как назло, долго и лениво.

Урицкий смотрел на меня не моргая. В конце концов я отстранился, сверля глазами пространство перед собой и слушая долгую, монотонную речь, под которую хорошо засыпать. Я пришёл в себя только при радостном вздохе семейства Хворостовых, когда судья зачитал сроки заключений: люди из охраны получили по три года общего режима, цепной пёс Василий — семь лет общего режима, а Урицкий как организатор — все пятнадцать лет строгого режима.

Удар молотка и скудные, одиночные аплодисменты наполнили зал. Осужденным дали последнее слово. Никто из них не поднялся, чтобы исполнить своё законное право. Урицкий смотрел на меня. Кончики его губ едва подрагивали. Он улыбался. И не изменил бы себе, даже если ему в этот момент вынесли смертный приговор.

Настоящее.

Трапеза с начальником началась ровно в двенадцать дня. Я опасливо склонился над тарелкой с подозрительной белой жижей. То ли подгоревшая каша, то ли запёкшийся соус. Осторожно понюхал. Тут главное: не оконфузиться и не блевануть прямо в тарелку. Изо всех сил сдерживал желудок, но на запах вроде и ничего, отдавало сыром и грибами. Борисыч сидел напротив, с аппетитом уничтожал свою порцию, но увидев моё замешательство, замер.

— Не бойся, сегодня у нас обычный жульен.

Я облегченно выдохнул, взялся за ложку.

— Простите, я последнее время как-то не очень хорошо переношу рыбные закуски. Думал, это дары моря...

— Кстати, я тоже, — начальник сидел на противоположной стороне стола для переговоров, довольно улыбался. — Эту неделю у меня только сверхэкзотический рацион. Вчера, например, были жареные кузнечики. Знаешь, что напоминают по вкусу?

— Нет, — мой голос сел, в горле набух ком. Первая мысль: интересно, кто же стал жертвой в этот раз? Зеленоватый оттенок лица вчера я, кажется, видел у кого-то из отдела логистики.

— Картошечку нашу жареную. Ты знаешь, я бы к этим кузнечикам не соусы эти соевые подавал бы, а колбаску или сало, да под водочку...

Соевый соус? Я нехотя вспомнил утренний разговор о пиявках. Память, ты как всегда вовремя! Ковыряясь в жульене, не сразу почувствовал пристальный взгляд Борисыча:

— Тут дело есть одно.

— Какое? — я с радостью отложил ложку.

— Совет директоров решил провести аудит. Через две недели будет грандиозная проверка в офисе. Шерстить будут всех без исключения, — Борисыч замолчал и прищурился. — Я надеюсь, ты готов?

— Их надо исцелять, пока не попросят пощады? — я откашлялся, попытался улыбнуться, но выражение лица начальника не располагало к иронии.

— Нет, Ром, они будут проверять твою работу, твоё соответствие занимаемой должности.

Что-то новое. Если честно, моя должность в компании не протоколировалась, и по всем бумагам в СтройТрестСервисе я числился обычным клерком в дочернем офисе, в общем-то, там, где и начал свою карьеру.

— А какая у меня должность? — я спросил с осторожностью, будет не слишком приятно на время проверки возвращаться на старое место и копаться в отчётах. Тем более за эти два года их наверняка накопилось.

— После инцидента в полицейском участке я серьезно задумался над этим вопросом, — Борисыч продолжил трапезу, а мне уже было не до еды. — Как ты знаешь, мне пришлось давать в органы ФСБ твою характеристику, пришлось пофантазировать на эту тему. И в тот раз всё обошлось.

Я неуверенно кивнул. С удовольствием бы представил начальника к ордену за заслуги перед целительством последней степени, но он что-то задумал, и мне всё это не нравилось уже "издалека". Борисыч аппетитно чавкнул.

— Я серьезно задумался над ситуацией. И чтобы впредь мне не отвлекаться на такие мелочи, я решил закрепить за тобой должность штатного психоаналитика. Должность сейчас модная и востребованная. Запись в трудовой сделаем соответственную.

— Но есть одно "но"? — я не верил, что директор позвал меня на обед и спокойно рассказывал о планах на будущее без веской причины. Всегда в таких разговорах всплывало какое-нибудь досадное для меня "но".

— Да. Есть маленький нюанс. Чтобы дать тебе такую должность, нужно основание.

— Психологическое образование? Но это же учиться надо несколько лет, а когда аудит?

— Скоро аудит, скоро, — Борисыч раздраженно вытер губы салфеткой: — Я вспомнил, что где-то год назад отсылал тебя на курсы психологии. Ну, помнишь, это зимой было, в конце того года, ты ещё меня реанимировал после инфаркта.

— А.. ну да... конечно, помню! — я нервно сглотнул. Отлично помнил, как меня отправляли на эти курсы, но так же отлично помнил, что так до них и не дошёл. Борисыч тут же среагировал на мои испуганно бегающие глаза, повысил голос:

— Та-ак! Ты тогда так и не принёс сертификат! Меня интересует вопрос: этот сертификат вообще существует в природе? Или ты как обычно?

— Ну... наверное, как обычно... — пришлось взять ложку и запихивать в себя жульен через силу. Начальник неожиданно смягчился. Внимательно следил за проснувшимся во мне аппетитом. Как суровая, но заботливая мамка: все морально раздавленные должны быть накормлены.

— Вот так уже лучше! Жульен надо есть горячим! — довольно кивнув Борисыч. — Ну, что будем делать?

— Завтра в обед я заеду к ним в офис и узнаю, как экстерном сдать экзамены, — отчеканил я на одном дыхании. Директор прожёг во мне дыру пристальным взглядом, но ответом остался доволен.

— Хорошо, Ром, я на тебя надеюсь. Ты ценный сотрудник, но всё должно быть по правилам, ты же понимаешь? Ни у кого не должно возникнуть вопросов, да и зарплату сможешь получать высокую, официально, — он выделил последнее слово. Неужели моё полулегальное положение в окопах СтройТрестСервиса скоро закончится, и я с полной ответственностью буду "подавать патроны" местным бойцам строительного фронта? Моей радости не было предела, жаль, что на лице выступили совсем другие эмоции.

— И не дури, Ромка! Чтоб завтра же решил проблему, а то как нерадивую принцессу отправлю тебя обратно в то Бутово, из которого привёз в свой величественный замок!

Начальник нахмурился, и я понял, что трапеза, равно как и разговор, закончена. Я поспешно встал из-за стола, не съев и половины от порции, но это уже не имело никакого значения. Поблагодарив за гостеприимство, я вышел за дверь. Блин, ну только не в Бутово! Не хочу обратно! Я добрёл до своего кабинета уставшим и выжатым, как лимон, желудок недовольно заурчал. Жульен, конечно, хорошо, но хотелось бы больше углеводов... Организм затребовал к чаю сладкого, но карман, в котором я держал любимые пряники, в этот раз был пуст. Не мудрено, если всё время брать и не докладывать, то откуда чему взяться? Хорошо, что в плане лечения система работала чуть иначе, а то недолго бы оно продлилось. Я тяжело вздохнул, сверился с часами. Неподалёку есть супермаркет с приемлемыми ценами, в котором я уже постоянный клиент, успею добежать до него и вернуться к концу перерыва. Закрыв кабинет на ключ, я огляделся: Яр никогда не присутствовал при встречах с Борисычем, но всегда поджидал на выходе. В этот раз у призрака появились дела. Прокл зашевелился на плече: дзынь-дзынь, кушать подано! Вялая боль пронзила поясницу, еле передвигая ногами, я заковылял к лестнице: надеюсь, предок что-то придумает со всеми проклятиями, навалившимися на меня за эти дни...

* * *

Прошлое

— Ну вот и все, будем прощаться, — Димон протянул мне руку.

В этот раз его приезд в Москву ограничился лишь несколькими часами. Я провожал друга на перроне, его родители отстали, давая нам наговориться. Но говорить после суда уже не хотелось. Я протянул руку в ответ, но задержал рукопожатие.

— Думаешь, мы правильно сделали, что засадили его так глубоко?

— Глубоко? Да по мне пятнадцать лет — это слишком мало! — Хворостов гоготнул, но тут же вцепился в трость.

— Неужели не становится лучше? — я поддержал друга за локоть.

— Врачи говорят, что и не станет, — отстраненно ответил он, встав на больную ногу и поджав губу.

— Может, останешься, хоть на пару дней, а я поколдую с твоей ногой? — я озорно подмигнул Димону, но тот лишь вымученно улыбнулся.

— Если врачи крест ставят, то ты, наверное, точно не поможешь, — он с досады махнул рукой. Мы добрались до третьего вагона их поезда.

— Мне сюда, — Димон ткнул в сталь тростью.

С ней он выглядел солидно, даже несмотря на возраст. Не хватало только строгого костюма и золотых запонок на рукавах пиджака.

— Этот год у меня будет последним, потом, наверное, тоже домой вернусь, — я шмыгнул носом. Защита диплома не за горами, а за ним вольные хлеба.

— Тогда на связи? — Хворостов ещё раз протянул руку, а я не удержался и обнял его. Ведь тогда, в подвале Урицкого, был заперт не один герой, а двое.

* * *

Настоящее

— И что хотел начальник? — Яр появился сзади, как всегда, неожиданно и бесшумно, тоже мне, тень отца Гамлета. Я невольно вздрогнул, обернулся на его голос:

— Хорош пугать!

Уже двадцать минут я бесцельно шатался в проходах супермаркета; то, о чём попросил Борисыч, никак не хотело укладываться в голове ровным слоем. Аудит? Они что, серьезно хотят проверять нашу профпригодность? Да и кто собирается проверять? Ладно, когда аудиторов на объекты высылал сам Борисыч, а тут... Совет директоров так решил... Все эти движения попахивали грядущей перестановкой кадров. Мне главное, чтобы нашего управляющего никуда не сдвинули, навряд ли новый директор сможет адекватно оценить мой вклад в развитие компании.

— Чёрт, да куда они засунули эти долбаные пряники? — я раздраженно чертыхнулся, замявшись в очередном проходе. С полок на меня смотрел клонированный младенец, распечатанный на упаковках с подгузниками. Раз в несколько месяцев работники универмага переносили товары с привычных мест, меняя их местами. Маркетинговый ход, чтобы изменить привычный маршрут покупателей, бил скорее по моему терпению. Яр насторожился, далеко не каждый день видел меня в таком состоянии:

— Твои сладости через проход налево. Видимо, Борисыч не сказал ничего хорошего?

— Спасибо, — я болезненно улыбнулся, найдя выход из лабиринта. Призрак верно указал направление, и теперь я ориентировался на стеллаж со знакомыми обёртками, видя их издалека. — В компании скоро пройдёт аудит.

— Вам всем раздадут по машине? — Яр оживился. Уже несколько лет тщетно упрашивал меня сдать на права. С моей ленью только на вождение ходить, я на курсы психологии положил большое и толстое вето, что тут говорить про остальные мелочи: как говорится, мне и на метро удобно, особенно, когда хочется уединиться.

— Да нет. Аудит — это проверка работы сотрудников компании вышестоящей инстанцией. В моём случае будет проверка на профпригодность и соответствие занимаемой должности.

— И чего? — Яр поднял удивленный, наивный взгляд.

— Да нет такой должности: целитель! Я по штату психолог-аналитик, — махнул я рукой и приник к стенду с пряниками, набрал себе несколько штук с любимой фруктовой начинкой.

— По какому такому штату?

— По штату Айова!

Мой вымученный взгляд встретился со смеющимися глазами призрака. Он любил включать дремучего деревенского парня не в самое подходящее время и не самым коротким образом.

— Борисыч не может взять меня на официальную должность без диплома о специальном образовании. Он направил меня на курсы психологии, откуда я должен был принести сертификат, но...

— Но... ты как обычно! — закончил за меня призрак и задумался: — Ну и иди на эти курсы, они оплачены? В чём проблема?

Я откашлялся, закрутился на месте в поисках выхода к кассам:

— Кхм... проблема в том, что они были оплачены год назад...

— О! Ты их удивишь! — Яр нашёлся с ответом и тут. Помчался следом за мной. — Тебе, кстати, зачем столько пряников, у тебя уже был один?

— Я отдал его Матвею!

— А перстень ты ему не отдал? — призрак язвительно стрельнул глазами.

— Это ребёнок, всё, закрыли тему! Я ему помог один раз и надеюсь, больше не придётся вмешиваться в его судьбу, он нормальный пацан! — мы схлестнулись в середине одного из проходов, Яр скрестил на груди руки, насупился и всем своим видом подначивал к ссоре.

— Ты знаешь моё отношение к твоей самодеятельности, я ещё раз убедительно прошу тебя быть осторожным! Толпа боится людей со сверхспособностями, им будет проще сдать тебя военным, нежели ходить за помощью!

— Да бред это всё! С чего ты взял?

Моё негодование оборвал истошный женский вопль:

— Обокрали! Держи вора!

Противозаконное действие развернулось у холодильных камер напротив. Парень в толстовке с капюшоном бросился наутёк, стоило жертве закричать. Воришка нёсся к выходу из супермаркета, от испуга позабыв о мерах предосторожности. Мы с Яром быстро оценили ситуацию:

— Ого! Держи его справа, а я подножку поставлю слева! — призрак изумленно смотрел на приближающегося паренька. Я даже не смог определить его возраст, толстовка с капюшоном скрывала лицо. Из-под локона длинных волос на меня смотрел испуганный зрачок.

— Ну да, твоя подножка, как дуновение ветерка! — я напряженно распростёр руки: ещё бы знать, в какой угол кинется воришка. Хотя худой — не всегда вёрткий, я не стал рисковать, загородил собой центр узкого прохода. Увидев, что его готовы "принять", парень судорожно начал кидаться из стороны в сторону.

— Главное, чтобы поверху не ушёл! — рассмеялся Яр. Он остался в стороне, а я не стал напоминать предку, что в морге больницы он проявлял чудеса взаимодействия с миром живых и без веских на то причин.

От шума проснулся Прокл, появился на моем плече, с интересом смотрел на происходящее. Он скатился на ладонь, привлекая к себе внимание, прыгал с высунутым языком. Безумная мысль, но я понял, что хотел от меня малыш. Его идея показалась мне забавной, да и времени на раздумья уже не было. Воришка пригнулся, проскочив под моей рукой, но резкий взмах отправил кляксу ему вдогонку. Прокл кинулся на цель, жадно облизываясь, я видел, как вспыхнуло защитное поле паренька, Уголёк пробил радужную оболочку, присосался к телу и исчез. Воришка успел сделать несколько шагов, он не вписался в поворот, подвернул ногу и сходу налетел на стенд с кухонными принадлежностями.

— Трёхочковый! — я гоготнул, довольно потирая ладони. — Куда же ты так спешишь, ворюга?

Пацан замер на месте, кошелёк выпал из ослабевших рук. Я слишком поздно осознал: что-то не так. Воришка захрипел, схватился за грудь и упал как подкошенный.

— Ядрён коромысло! Это кто тут додумался столько ножей повесить? Человека убили! — Яр запричитал, как на базаре. Одновременно с выплёскиванием праведного, но бесполезного гнева он воровато оглядывался по сторонам. Меня прошиб холодный пот, я кинулся к горе-воришке, упавшему навзничь, из его груди торчал кухонный нож. Невероятно, как смертоносное орудие сумело выскочить из упаковки и вонзиться в тело почти по самую рукоятку. Бедняга хрипел, выплёвывая кровь. Мешковатая толстовка скрывала сухое тело со следами недоедания. Я первым упал перед ним на колени, зеваки не спешили подходить, молчаливо доставали телефоны и снимали это страшное действо, как кино.

— Вызовите скорую! — я крикнул во всё горло, но на окружающих это не произвело никакого впечатления. На звук суеты стягивались охранники магазина. Переговоры по рациям становились тревожнее, чья-то рука одёрнула меня за плечо.

— Мужчина, что произошло?

— Этот воришка украл мой кошелёк! — заливаясь истерикой и матерясь, к нам подскочила женщина лет шестидесяти; огромная сумка, напоминающая саквояж, распахнута, внутри хаос из пустых пакетов, одной косметички и расчёски. Я смотрел на это великолепие, не моргая. Образ женщины незамысловато напомнил мне ту старушку из метро, только не хватало могильного цветка в волосах. Она со злости пнула умирающего по ноге.

— Вы что делаете? Ему и так худо! — внутри меня всё похолодело, негодование вырвалось гневом. Вскочив на ноги, я пошёл на потерпевшую с кулаками, но вовремя взял себя в руки. Всё больше людей стягивалось в проход, скоро здесь будет не протолкнуться. Прокл, соскочивший с тела жертвы, в панике метался на полу. Похоже, малыш напугался не меньше моего. Я наступил на кляксу ногой, призвал к себе.

— Рома, уходим! — Яр цыкнул мне на ухо. Работники супермаркета суетились над умирающим, не зная, чем ему помочь. Прокл взвился по руке змейкой, спрятался на плече, что-то истерично тараторя. Все произошло настолько быстро, что я напрочь забыл и о своих способностях, и о здравом смысле. Все еще стоял рядом с телом, вместо того, чтобы по-тихому покинуть место несчастного случая.

— Ты уснул, что ли? Уходим! — истошный крик Яра вдохнул в меня жизнь. Я попятился, чтобы затеряться в толпе:

— Простите, простите...

Надо срочно возвращаться в офис, я оставил пряники на стенде в следующем проходе, прошёл кассы, не останавливаясь и не оборачиваясь. Прокл выскочил на плечо, вопросительно смотрел на меня. Что я мог сказать? Прихлопнув проклятие ладонью, вогнал обратно в тело. Это несчастный случай, просто, мать его, несчастный случай. Страшно осознавать такие ситуации; втянув голову в плечи, я выскочил на улицу. Жаль, что этот солнечный и тёплый день омрачился таким образом...

* * *

Прошлое

— Эй, куда пошёл? Тут тебе кое-что передали.

Вахтерша остановила меня в дверях общежития за пятнадцать минут до комендантского часа. Весь день я гулял по Москве, и под вечер хотелось только одного — хорошо выспаться.

— Что там, тётя Оль?

Я не ожидал ни посылок от родителей, ни повесток в суды или к следователям. Аркадия Урицкого и его подельников осудили еще неделю назад. Лишь Догматов мог прислать мне благодарственное письмо, о чём грозился в нашу последнюю встречу.

— Какой-то сверток, — вахтерша передала небольшой тонкий пакет через прорезь окна.

Я неуверенно принял его и оглядел. Никаких печатей или почтовых штемпелей. Бумажный пакет песочного цвета перетянут обычной бечевкой. В комнате никого не было. Летом по большей части все учащиеся разъезжались по домам, и на время каникул общага была в полном распоряжении не более двух десятков человек. Я вскрывал посылку на столе, обычным кухонным ножом. Выпавший из пакета сверток пергамента заставил меня в ужасе попятиться. Это была вырванная страница из Кодекса Гигаса. Та самая, из дома Урицкого. Волосы на моей голове вставали дыбом. Внутри пакета оказалась записка, я прочитал её дрожащими губами. Всего три слова:

"Спасибо за руку".

Клочок бумаги выпал из моих рук. Я запер комнату на ключ. Прощальный привет от Аркадия Урицкого наполнил мой вечер беспокойством, а сон кошмарами. Я спрятал пергамент за батареей, туда, где мы с Хворостовым когда-то хранили моё кольцо. Надеюсь, я забуду о нём, когда учеба закончится и мне придется съезжать из общежития. Цепочка, спрятанная внутри пергамента, была оборвана, а кусочек стекла, что некогда висел на ней, исчез.