ЯРВ: Хроники Корпоративного Целителя 2: "Ведьмин Круг" ver:1.03 (FuLL) (джен)

Учёные утверждают, что цветные сны снятся склонным к шизофрении людям. Наверное, в какой-то мере это правильное наблюдение. И как говорят, чем ярче краски, тем ближе ты к пограничному состоянию. Интересно, а что же делать тем, кто в этом состоянии уже давно и разрывается на части?

Я морщился от яркой зелени кустов и деревьев. Лесной массив окружил наш маленький лагерь. Мы в глухой дыре, настолько глухой, что сюда не то, что вражеские, и свои самолёты-разведчики не долетают. Небо чистое и прозрачно-голубое. Его едва видно с нашего положения. На поляне всего два ветхих дома, один из них приспособлен под штаб, второй — обычный сарай, правда, имеющий несколько этажей в высоту. Не слишком удобно и практично для игр в прятки, но разве обитателям снов присуща логика? На мне старая выцветшая гимнастёрка времён Великой отечественной войны, такая же зелёная, как и всё вокруг. От этих красок уже заболела голова. Стараясь не пялиться по сторонам как идиот, я украдкой вглядывался в лица сослуживцев. Ни одного знакомого, да и все смотрели на меня так, будто видели впервые. Я здесь лишний или главный? Многие были откровенно удивлены, словно не ожидали увидеть меня на улице. Может, я ранен и при смерти? Я озадаченно покрутился на месте, высматривая домик штаба, но даже не успел сделать в его сторону и шага. Сзади налетела девица. Без промедления схватила меня за руку, наши пальцы сплелись. По телу пробежало приятное тепло, навеянное страстью плотских утех.

— Куда ты пропал, милый? Пойдём быстрее, отряд Сорокина скоро вернётся! — девица развернула меня к себе, увлекая в сторону. Странно, ощущения от прикосновения недвусмысленные, а вот видел я барышню впервые. Ниже меня на полголовы, военная одежда, тонкая талия, игривый, почти хищный взгляд. Из-под пилотки до плеч вились огненно-рыжие волосы. Я ничего не ответил девице. Моргая голодными глазами, конечно же, пошёл за ней, как ослик за морковкой. Такой тяжело отказать, благо и идти не далеко. Трёхэтажный сарай оказался сеновалом. По крайней мере, соломой под завязку были забиты его второй и третий ярус. По скрипучей лестнице мы поднялись под самую крышу. Я почти нехотя встал на четвереньки: по-другому тут не пройдёшь. Уверенно пролезая по тайным проходам в сухой траве, девица подмигнула:

— Что ты там застрял? Вчера ты был здесь более ловким.

Пошлый намёк оставил на моём лице негодование. Что-то я видел не ту часть сна, которую бы хотелось... Всегда прихожу в себя, когда самое интересное уже закончилось. Но делать нечего, пополз следом за подругой, путаясь в соломе и уберегая от сухих стеблей глаза. И что самое интересное, похоже, секс не послужил поводом для нашего знакомства. Я тщетно вспоминал её имя уже несколько минут — безрезультатно, а спрашивать в лоб было неудобно. Девица снова схватила меня за руку, подтянула к окошку. Отличный вид, отсюда весь лагерь как на ладони.

— Смотри, вон они идут.

Из леса по неприметной дорожке чуть ли не маршевым шагом вышел отряд. У командира перекинута через плечо винтовка. Понурый и совсем невесёлый вид. Это и есть отряд Сорокина? И о чём же это должно мне сказать? К лагерю приближались шесть человек. Разношёрстная компания полудиких, небритых мужиков. И опять ни одного знакомого. Девица затаила дыхание, подалась вперёд:

— Они не все. Вернулись не все!

— Где мы? — я устал подыгрывать своему воображению, голос словно не мой, непривычно звучащий со стороны — кто ты?

— Мы на пути к победе. Пойдём, нам нужно в штаб, — деловито хмыкнула девица. Неужели уже сорок пятый? Не похоже на май, слишком много листвы на деревьях.

Картинка сменилась. Моя рыжеволосая подруга опять стояла рядом. На этот раз на ней красовалась парадная форма, волосы были аккуратно уложены и заплетены в косички, на руках белые перчатки. Мы стояли в длинном узком коридоре с высокими стенами, мощеными дубом. Вокруг ряды массивных дверей, люди-статисты сновали с папками, не обращая на нас внимания. Действительно, штаб, и, судя по всему, война уже закончилась. Мое внимание привлёк огромный портрет на стене. Не Иосиф Виссарионович, но что-то до ужаса на него похожее.

— "Главный" скоро примет нас, надо подождать, — подруга за спиной с гордостью отметила мой интерес. — Это не он, но один из героев войны. Хочешь посмотреть на них всех?

Я молча кивнул, не в силах оторвать взгляда от гигантской картины. Изображение полного человека с гордыми и явно приукрашенными чертами лица заставило напрячься. Этот тип определенно мне кого-то напоминал, но подруга увлекла за собой, не дав опомниться. Мы уединились в роскошных креслах вдали от штабной суеты. Между креслами гранитный столик, тяжелая книга в красном кожаном переплёте на его краю. Через мгновение она уже была у меня в руках. Страницы лощёные и плотные. Это иллюстрированный сборник. На одной стороне листа фотография генерала, на другой — краткая биография и описание той лепты, что он внес в общий котёл победы. Мне было как-то не очень интересно читать о подвигах, но вот картинки оказались весьма занятные. Это даже не столько фотографии, сколько красочные иллюстрации, выполненные масляными красками с фотографичной точностью. Я мерно перелистывал страницы в сопровождении пытливого взгляда боевой подруги. Вокруг гудел шум кипящей жизни, но я уже не замечал ничего лишнего. Очередная перевёрнутая страница открыла сурового мужика в красной папахе и чёрном тулупе нараспашку. Рукой полководец опирался о шашку, позировал, хмуря брови.

— Не думай, что они сделали мало для победы. Это всё благодаря им! — девица вступилась за портреты, хотя я и в мыслях не имел сомневаться в чём-либо. Кивнул от греха подальше, открыл новую страницу. Очередной мужик строгой армейской выправки. На нём гимнастёрка почему-то блеклого оранжевого цвета и танкистский шлем. Совсем не похож на генерала, скорее, рядовой, отметившийся в какой-то битве.

— Не все герои войны носили высокие звания. Как часто бывает, победу делают обычные люди, — девица лишь подтвердила мою догадку, однако не удосужилась пояснить, почему так странно выглядело лицо солдата: гримаса ненависти застыла предсмертной маской. Я почувствовал исходящий от картинки холод. Неуютно было смотреть на таких героев, и я поспешно перелистнул страницу. К моему удивлению, следующий фотопортрет выглядел не лучше. Генерал морского флота в той же позе, как и предыдущий боец. Он словно кричал "ура" и поднимал в атаку свою мёртвую армию. В этот раз лицо оказалось в каких-то грязных разводах, а сам силуэт слегка смазан. Я не дождался комментариев от подруги, затаив дыхание, перевернул страницу. Что-то здесь было нечисто; у самого уха, разрастаясь, звенел тревожный колокольчик ультразвука. Активировалась защитная печать?

Ещё один генерал смотрел на меня с нового листа. Его вид просто ужасал. В красках много смазанной гнойной желтизны, мне показалось, портрет вообще не дописан. Острая невидимая игла плавно вошла в мою голову, но навалившаяся тяжесть не дала вовремя среагировать на угрозу. Я слишком поздно понял, что это ловушка. Любители лазить по чужим сновидениям шипели мне на ухо. Я не видел Инферналов, но не сомневался в том, кто приложил свои тощие руки к этой атаке. Голос боевой подруги звучал совсем рядом. Странно, что её образ сохранился, обычно статисты исчезали сразу, когда изнанка сна вылезала наружу.

— А ты думаешь, легко положить жизнь ради победы, Ярцев?! А ты знаешь, сколько стоит эта жизнь?

Я бы и рад согласиться, но наваждение уже взяло меня в оборот. Не чувствуя рук и ног, я не мог пошевелиться. Девушка вскочила с яростным негодованием на лице. Она нависла надо мной, грозно сверкая красивыми глазами.

— А ты, Петя, знаешь, что я и себя положила на этот алтарь?

Петя? Какой, на хрен, Петя? Я вообще-то Роман! Губы налились свинцом. Я только вяло помотал головой. Вдруг подумал: может, девица ошиблась сновидением, и сейчас этот Петя вместо того, чтобы получать на орехи вместо меня, где-то мирно посапывал с довольной улыбкой? Хотя стоп, она назвала мою фамилию правильно, значит, попала по адресу. Подруга вцепилась мне в плечи, прижала к креслу. Она кричала, по щекам текли слёзы:

— Это всё было ради тебя, я жила только тобой, а ты? Как ты поступил со мной? Ты поплатишься за то, что сделал, весь твой род поплатится!

Девица ударила коленом мне в грудь, надавила с такой силой, что затрещали рёбра.

— Яр... — я хрипел, не в силах противостоять этому кошмару в одиночку. Подруга оказалась не такой уж и подругой. Я едва понимал, что она от меня хотела и почему назвала другим именем. Силился проснуться как можно быстрее. Яр не спешил на помощь, перстня на пальце нет, а кричать во сне можно долго, сильно и неэффективно.

— Я ненавижу тебя, Ярцев! — девица заливалась слезами, от её крика заложило в ушах. — Ты умрёшь, весь твой род умрёт!

Я проснулся в своей кровати, стиснув зубы и проклиная белый свет. Защита! Где моя защита? Невероятная боль прорезала грудную клетку; судорожно хватая ртом воздух, я перевернулся на бок, не рассчитал и вдобавок ко всему упал на пол. Стонал, корчась на мягком ковре в неудобной позе. Руки и ноги онемели, говорить было тяжело, но я сумел пролепетать имя предка. Яр появился почти сразу, озадаченно осмотрелся.

— Ты чего? Тапочки потерял?

Остряк, блин! Он не увидел ничего подозрительного, а я ещё минуту не мог прийти в себя, наконец, приподнялся на дрожащей руке:

— Ты не представляешь, какое кино сейчас показывали!

* * *

— Ох, ну что тебе сказать по поводу твоего кино... — Яр глубоко задумался, выслушав мой рассказ; повисла тяжёлая пауза. То ли он не хотел говорить правду, то ли думал, как преподнести её помягче. Я наливал в кружку кипяток и заваривал чай; после пережитой атаки спать как-то уже не хотелось, а на часах только четыре утра. Я надеялся скоротать время за разговором, облачился в любимый махровый халат тёмно-синего цвета с золотистыми кружевными вставками и широко оттопыренными карманами. Ежился у приоткрытого окна:

— Ну, давай выкладывай, что за девица. Она с какого-то перепуга меня Петей назвала.

— М-да... было дело, и кино это твоё мне знакомо. Пётр Зосимович Ярцев, твой прадед. Да, войну прошёл, да, и с той девицей был у них знатный роман.

Я нахмурился. Ну что ж, сон в руку, как говорится, сказка ложь, да в ней намёк. И даже страшно представить, какой, вспоминая те проклятия, что сыпались на меня как из рога изобилия.

— Ну а я тут при чём, зачем на меня нападать?

Спину ещё ломило от боли, я всё никак не мог найти себе удобную позу на узком седалище. Краем глаза заметил проявившуюся кляксу. Уголёк устроился на плече. Он уже обвыкся в новых условиях и совсем не боялся выходить из тела. Я дал ему имя Прокл и также привык к временным неудобствам.

— Ну как тебе сказать... Барышня та оказалась своеобразным подарком нашему роду. Она нас прокляла, — взгляд Яра то и дело сползал на моего питомца. Призрак, как и прежде, высказывал сомнение в целесообразности нашего соседства, но я ещё помнил доброту Прокла в холодных больничных катакомбах и прощаться с другом не спешил.

— Это я уже понял. И за что же нам такая благодать?

— Ой, это типичная и глупая история. Она его любила, он ей изменил и бросил ради другой. Ну, ты знаешь, как это бывает, — Яр скучал, рассказывая все тонкости похождений моего недалёкого предка. Мне же было как-то не до скуки и даже не до смеха. В груди как будто торчал гвоздь, мешая глубоко вздохнуть. И почему шалости моих предшественников всегда выходили боком мне?

— И что же это за проклятие такое? — при упоминании проклятия клякса что-то лениво пробурчала сквозь сон. Незаметно переместилась на другое плечо, сменив позу. Теперь Прокл лежал, свернувшись калачиком и поджав лапы.

— Сам не догадался? — Яр изогнул бровь, смотрел на моего питомца с подозрением. — Если честно, не хочется мне говорить об этом при свидетелях.

— При каких свидетелях? — я встрепенулся, покосился на окно. За ним мирно раскачивалась березка.

— У меня такое чувство, что эта хрень нас подслушивает, — призрак кивнул на Прокла.

— Кто, малыш? Да брось ты! — я махнул рукой.

Теперь Уголёк валялся на спине, раскинув лапы в стороны. Единственный глаз закрыт, зубастый рот расплылся в блаженной улыбке. Яр скептически покачал головой, но был вынужден продолжить.

— Вообще странно, что ты увидел всё это. Но я думаю, оно пришло к тебе именно из-за Кляксы.

— Как это? — я отхлебнул чай, обнявшись с кружкой, впитывал кожей спасительные частицы тепла.

— Всё просто: проклятие притягивается проклятием! — Яр почти шептал. Теперь со скепсисом пришлось смотреть на него мне:

— Бред какой-то, но допустим. Она вообще жива, эта девица?

Яр поморщился от моих мозговых способностей.

— Это было почти сто лет назад, сам как думаешь?

— Ничего не думаю! — пришлось рассердиться на предка, встать и пройтись вдоль кухни. — И почему я узнаю о каком-то родовом проклятии не заблаговременно, а когда оно хватает меня за горло? Почему моя защита не сработала?

— Да, я, наверное, должен был предупредить тебя заранее, но что я мог сказать: прости, мы вымираем? — Яр не остался в долгу, вёрткий, как червяк. — А защита твоя и не сработает, это родовое проклятие, оно слишком мощное для обычной печати, даже усиленной твоим или моим влиянием.

— Не сработает? — а вот это действительно что-то новое.

Я невольно покосился на кляксу, как-то других проклятий я ещё и не встречал, и по работе не сталкивался.

— Да нельзя его снять просто так! Понимаешь, та девица оказалась сильной ведьмой, она вложила в своё заклинание самое ценное, что у неё было, ценная жертва!

— Она принесла в жертву себя... — озарение прошло по телу нехорошей волной.

— Именно! — подхватил Яр.

Я опустил глаза в пол, судорожно приводил в порядок мысли.

— Бред какой-то... А давай снимем это проклятие! Какой там ритуал нужен?

— Жертвенный! — призрак охотно закивал. — Кстати, очень хорошая идея. Нужна мужская кровь проклятого рода, и мы можем принести в жертву, например, тебя. Согласен?

— Это почему меня? — я уже чувствовал, в чём тут подвох, но не успел произнести догадку вслух.

— А потому, что ты последний Ярцев в роду. Всё! Мужчины с такой фамилией больше не рождались, — призрак надул щёки и развёл руками.

— Во дела... — я присел обратно на стул.

А ведь и правда, со стороны двух тёток у меня только незамужние племянницы, а они после свадьбы сменят фамилии.

— И что делать?

— Ох, тяжелый вопрос... — Яр закрыл лицо рукой. — Вот ты всё спрашивал, зачем мне был нужен Белый Осколок, так вот: я думал, что с помощью него можно будет попробовать снять эту гадость, продолжить род...

Я хитро прищурился, Яр всё время что-то недоговаривал, но как на этом подловить его?

— Ты же говорил, что хотел осколком увеличить мои силы. Ты какие силы имел в виду? Если на продолжение рода, то не переживай, у меня там всё нормально!

— Да? Герой-любовник, что ли? — усмехнулся предок. — А ну-ка вспомни, когда у тебя в последний раз были хоть мало-мальски долгие отношения с барышнями?

И это тоже правда. Я совсем одичал и замкнулся в себе. Последние несколько лет никак не мог понять, почему мне так катастрофически не везло в личной жизни. Нет, женщины у меня были и достаточно много, вот только, как и намекнул Яр, отношения эти продолжались максимум месяц-два и обрывались неожиданно, на ровном месте.

Живот скрутило голодным спазмом. Организм приходил в себя, и это не могло не радовать, я достал с одной из кухонных полок упаковку печенья. Хорошо, что некоторые жизненные загадки разрешались, но возникал другой вопрос:

— Так! Ну и что теперь с этим делать? Ты хоть думал над этим?

— Хох! — Яр показательно скривился. — Еще бы! Вот только одному тут думать не с руки, а ты, скажем так, единственный из моего рода, с кем мне удалось найти общий язык. Вот теперь знаешь правду, вот теперь и будем думать, как решить проблему.

— Раньше нельзя было сказать? — неуместная ирония Призрака неожиданно вывела меня из себя. — Я бы, может, не отпускал своих пассий так просто, я же не знал, что их гонит от меня проклятие взбалмошной девицы!

— Грозный какой! — предок издевательски качал головой. — А вот если бы ты, сидя в своём кабинете и тиская старых тёток, хоть изредка занимался самопознанием, мои подсказки были бы и не нужны!

— Ты знаешь... Заниматься самопознанием я перестал лет в шестнадцать, а сейчас люблю конкретику: пришёл, увидел, победил!

— Пришёл, увидел, в страхе убежал! — передразнил меня Яр. — Я честно просил тебя помочь с Белым Осколком, в итоге ты слинял при первой же возможности!

— Не ври! Ты заманил меня в ловушку и хотел, чтобы я шёл за белой морковкой, как послушный ослик. Да и вообще ты же преследовал всех Ярцевых на протяжении почти тысячи лет! Неужели не мог хоть как-то намекнуть моему деду, что он немного горячился, когда отшивал могущественную колдунью? Это не наш косяк, а твой!

— Хорошо тебе говорить! Вот сдохнешь, как я, станешь неприкаянным привидением с тысячелетней историей, вот тогда и будешь рассуждать, кто что может, а кто чего не может! — Яр расходился не на шутку, и я уже пожалел, что затронул эту тему. Уж слишком близко он принимал её к своему холодному призрачному сердцу. Я никогда не задавал этот вопрос, но сейчас вдруг захотел знать правду. Хоть немного правды о прошлом:

— Расскажи, как ты умер?

В наступившей тишине призрак опустил голову. Его потерянный взгляд похолодел, Яр ответил с присущей ему лаконичностью:

— Мой родной брат, твой дядька, заманил меня в ловушку и принёс в жертву.

Я вздрогнул и окончательно потерял связь с реальностью:

— Тебя убил твой родной брат?

В напряжённом молчании я не слышал даже стука собственного сердца; похоже, оно упало в район пяток и уже не билось. Впрочем, что я ещё мог услышать об эпохе кровопролитных языческих междоусобиц? И жили они долго и счастливо, и принесли друг друга в жертву в один день?

— Послушай, это утомительные разговоры, а нам надо успокоиться и беречь силы. Ты хоть приляг на пару минут, отдохни.

Яр жалел меня, но ничем не мог помочь. Откинувшись на спинку стула, я смотрел в пустоту остекленевшими глазами. Последнее время я всё больше замечал, как неуклонно менялась моя жизнь, чуть ли не каждый день узнавал что-то новое, вот только жизнерадостности это не добавляло. Видимо, такой же интересный день намечался и сегодня. Первые солнечные лучи легли на скатерть стола. Москва за окном просыпалась и разлепляла глаза среднестатистической азиатской наружности. Я размешал воображаемый сахар в стакане, откинул ложку:

— Да какое спать? После таких ужасов мне точно уже не уснуть, — я осушил стакан залпом. Теперь от сна очнулся Прокл, жадно впился в мою ауру. Война войной, а завтрак по расписанию. Яр брезгливо смотрел на это действо, я поймал его взгляд:

— Ничего, это как лечение пиявками, слышал о таком?

— В эпоху моей молодости мы на пиявках брагу настаивали, ядрёной получалась.

— Ага! Видимо, в то же самое время китайцы и научились их жарить в кипящем масле и подавать с рисом и сладким соусом, — я отодвинул печенье, разговоры о червях напрочь отбили ещё и аппетит.

Я совершенно недавно услышал об этом экзотическом блюде, в какой-то кулинарной телепередаче.

— Предложи Борисычу, может, это действительно вкусно? — призрак доверительно подмигнул мне, затем залился смехом.

— Ну уж нет! Он и так заставляет всех нас питаться деликатесами, которые однажды пришлись ему по вкусу. Он потом мне же этих пиявок и скормит!

У директора был своеобразный ритуал, раз в несколько месяцев он вызывал к себе какого-нибудь работника и разделял с ним обед. Борисыч тот ещё филантроп, всегда выслушивал жалобы, спрашивал о жизни. Так через него проходили все белые воротнички СтройТрестСервиса, вот только я, как человек на особом статусе, посещал директора куда чаще и, соответственно, чаще дегустировал его кулинарные бзики. Из последнего помню, как мы ели отборный вьетнамский деликатес — змею в кляре. Я тогда подумал, что помощь целителя потребуется мне...

— Ну, хорошо, какой план действий сейчас? Можно же снять проклятие рода? Это хоть теоретически реально без Белого Осколка? — моя голова измученно склонилась набок.

— Конечно, можно, но я пока не знаю, как, — Яр улыбался. Уж лучше бы он не допустил произошедшего, но что сделано, то сделано. Прозвенел утренний будильник, молниеносно сработал рефлекс, заставляющий организм чувствовать себя разбитым и усталым. Разум захватила непреодолимая сонливость. Яр с ужасом наблюдал, как тух мой взор:

— Говорил тебе: отключи телефон...

— Да-да! — я устало поплёлся в комнату, шаркая ногами по паркету. Если вы вдруг проснулись раньше времени, никогда не оставляйте будильник включённым. Плохое настроение и раздражительность обеспечена после первых же сигналов к побудке, и не один целитель не поможет, когда работают условные рефлексы!

* * *

Прошлое

— Интересный перстенек... Так говоришь, именно из-за него вы оказались в подвале Урицкого?

Николай Фёдорович Догматов хитро прищурился, глядя на мой родовой перстень. Корень тех приключений, в результате которых я сейчас сидел на стуле напротив Догматова и глупо улыбался.

— Да, он возвращается ко мне каждый раз, когда я его теряю. Через пару часов, максимум через сутки.

Следователь усмехнулся и подбросил перстень в руке.

— Старая вещица, чувствуется.

— По легенде он наш, родовой, там даже герб есть.

Догматов отдал мне перстень, даже толком не взглянув на него.

— Возвращается, значит? — он снова прыснул.

— А может, проверим? — следователь у окна, худой и с вьющейся, почти кучерявой шевелюрой придвинулся к нам, с интересом разглядывая печатку.

— Да нет, поверим Роману Валерьевичу на слово, — отмахнулся Догматов, откинувшись в кресле, — сразу видно, он человек серьезный, вот только...

— Что? — я подался вперёд, нервно перебирая ручки на столе следователя.

— Если это твое кольцо действительно волшебное, сомневаюсь, что Урицкий отстанет от тебя так просто.

— Это точно, — поддержал Догматова следователь за столом слева.

На нем теплый свитер с оленями, стрижка короткая. Кажется, его фамилия была Иванов. Следователь говорил, не отрываясь от бумаг:

— Почему? Вы разве не арестовали его? — мое сердце больно ёкнуло в груди.

— Арестовать-то арестовали, вот только предъявить нам ему особо нечего, — с досадой ударил себя по пальцам следователь с кудрявой шевелюрой. Кажется, Догматов представил его Кондратьевым, но я был слишком взволнован, чтобы запомнить это наверняка. Догматов кивал, сурово глядя в пустоту перед собой.

— Смотри: в объяснениях, которые вы дали с этим твоим другом, вы указали, что Урицкий продержал вас в подвале своего особняка неделю, правильно? — Догматов придвинул ко мне листок бумаги, на котором несколько дней назад я и Хворостов изложили все подробности нашего пребывания в доме Аркадия Урицкого. Я охотно кивнул.

— Да, он стрелял Димону в ногу, два раза.

— Ага, но только вы сами указали, что это был не Урицкий, а его охранник, — Догматов заглянул в блокнот, где держал подсказки, — гражданин Борцов Василий Олегович, тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года рождения.

— И что? — я ничего не понимал. Куда клонят следователи и чего хотят?

— Хороший срок за это получит не Урицкий, а Борцов, — тихо подсказал мне Кондратьев, постучав по заявлению пальцем.

— Как так? — от неожиданности у меня открылся рот.

Догматов пожал плечами.

— С тем, что у нас есть на этого Урицкого, максимум, что ему светит, это года два. А с его связями и деньгами он, скорее всего, отделается условкой.

— И что делать? — я тяжело выдохнул, прежде чем откинулся на спинку стула.

Одержимость Урицкого мной и моим кольцом не сулила ничего хорошего.

— Тут можно уцепиться только за ваше похищение, — Догматов хищно облизнулся. — Ты написал, что он привез вас ночью в лес и кинул в яму, ты сможешь показать это место?

Я мотнул головой.

— Черт, а когда он посадил вас в подвал, может, требовал выкуп?

— Мы могли бы засудить его за похищение с целью выкупа! Это серьезная статья, а учитывая наличие преступного сговора, то мы могли бы посадить Урицкого лет на десять.

Четвертый следователь, что все это время сидел дальше всех, неожиданно и деловито вступил в разговор. Он встал сзади меня. Над его столом висела единственная табличка с фамилией и гласила: Гаврилов С. А. Остальные следователи, видимо, боялись светить свои имена и фамилии.

— Он не просил выкуп. Все, что он хотел, это возместить свои убытки. Мы вынесли из его ломбардов порядка сорока...

— Стоп! — Догматов ударил ладонью по столу, встал и нервно прошёлся вдоль окна. — Какие убытки? Ты чего говоришь, Роман? Вы жертвы! Вас похитили! А то получается, жертва — этот Урицкий, и вы его ограбили! Или все-таки действительно ограбили?

Я судорожно моргал глазами, не зная, что ответить. Тоже мне жертвы, сами наворотили дел. Разрываемый крайностями, я тихо завыл, сжав голову руками.

— Я не знаю, не знаю...

— Знаешь! — с нажимом произнес Догматов. — Если Урицкий выйдет на свободу, никто не сможет защитить вас, ребята. Подумай об этом, Роман.

— Что надо сделать? — я сдался, дрожащей рукой рыскал по столу следователя.

Кондратьев ловко подсунул мне чистый листок бумаги и дал свою ручку.

— Надо переписать объяснение и написать новое заявление на Урицкого, — голос Догматова звучал как колокол набата. — Если хочешь жить, надо вычеркнуть упоминание про кольцо и ваш долг перед Урицким, ты же об этом просил? Как иначе мы сможем утаить твое кольцо?

Я судорожно кивал и, заполняя шапку объяснения, сделал несколько ошибок.

— Да не бойся ты, Ромка! — Иванов хлопнул меня по плечу и рассмеялся. — Не дрейфь, посадим твоего Урицкого надолго!

Все следователи улыбались и шутили; поддавшись общему настрою, выдавил улыбку из себя и я.

— Да, не торопись. Езжай домой, отдохни, завтра принесешь заявление, объяснение и пару иллюстраций. А что самое важное, Хворостов Дмитрий Вячеславович так же должен все написать по новой и тоже вычеркнув все ненужное. Кстати, момент с чудесным исцелением раны тоже лучше вычеркнуть, делу это не поможет, а суд только отвлечет. Ты запомнишь?

Я кивнул несколько раз. Вставал из-за стола и, сжимая испорченный листок бумаги, направился к двери.

— Эй, целитель, а ручку? — Кондратьев развернул меня у самого порога, озорно подмигнул.

Я не знал, что мне делать. Я хотел ненавидеть Урицкого, чтобы смело лжесвидетельствовать против него, но за время нашего общения единственное, что я понял: Аркадию самому была нужна помощь. Обитатели его особняка не врали, когда взывали ко мне. Будет ли справедливо так поступать с Урицким? Мне осталось спросить совета только у Димона.

Я направился к нему в больницу на следующее утро. Он терпеливо выслушал мой рассказ и предложение Догматова. Лёжа в постели и морщась от боли при каждом неловком движении, Хворостов процедил сквозь зубы:

— Я напишу что угодно, лишь бы его казнили, повесили, поджарили на электрическом стуле!

Он испортил первый лист, исчеркав его ручкой и порвав насквозь. Похоже, у меня действительно не было выбора.

* * *

Настоящее

Я поправил узел галстука и расправил рукава пиджака — это последний штрих перед выходом на лестничную площадку.

— День будет жарким, а ты вырядился как на парад, — Яр скрестил руки на груди, смотрел мне в спину, качая головой. И хоть я не видел отражения призрака, чувствовал исходящий от него скептицизм.

— Это деловой стиль, тебе не понять, — я ещё раз проверил свой внешний вид, натянул на лицо фирменную улыбку: кажется, ничего не забыл. В этот раз не решился надевать запонки. Опыт последних дней показывал, что мои костюмы часто приходили в негодность, причём в самые неожиданные моменты.

— Ну, куда уж мне... — предок скучающе зевнул, прохладным ветерком обдал мне спину. — Я буду ждать тебя внизу...

— Хорошо, — я облегченно выдохнул, когда он исчез, напоследок показал самому себе безупречный ряд зубов, вышел из квартиры. Яр всегда что-то не договаривал! То Белый Осколок ему был нужен, чтобы увеличить мои магические силы, то теперь, оказывается, чтобы снять тяжелейшее родовое проклятие! А дальше что? Однажды совершенно спокойно он скажет: ну всё, сейчас тебе каюк, потому что в прошлом году мы не достали Белый Осколок? От этой неизвестности у меня на душе уже не скреблись кошки, а выли собаки! Еще и проклятие это… Интересно, на каком этапе Яр вообще бы про него рассказал?

Я озлобленно хлопнул дверью и закрыл ее на ключ. На площадке царил полумрак. Теперь в темноте, после той больничной разборки, я чувствовал себя не слишком уютно. Рефлекторно замер; чудилось, что сейчас откуда-нибудь сбоку вынырнет чьё-то не совсем радостное лицо, или того хуже, услышу треск разбиваемой пентаграммы. Ещё один звук, который до сих пор преследовал меня в кошмарах. Тишина разрезалась редким детским всхлипыванием, где-то не близко, но на этаже. У лифта никого не было, я повременил со спуском, здесь произошла какая-то несправедливость, и я, ведомый не свойственным мне героическим инстинктом, шагнул во тьму неизвестности. Я нервно теребил кольцо Яра в кармане: успею надеть, если что, а пока пусть призрак подождёт внизу, от него не убудет.

Я осторожно выглянул на лестничный пролёт. Снова пусто. Страждущий явно не хотел, чтобы его нашли так быстро. Судя по голосу — это мальчик, надеюсь, не случилось ничего страшного. В полумраке я наступил на какой-то пластмассовый осколок, он окончательно треснул под ногой. Мне пришлось идти к пожарному выходу в торце дома. Из соседских мальчиков навскидку мог вспомнить только Матвея, десятилетнего пацана, живущего этажом выше. У него вполне молодые родители, они переехали сюда несколько лет назад. Я тогда попал под раздачу и помог им перетащить пару вещей. Как обычно в таких ситуациях, не работал лифт. Впрочем, мы не стали друзьями, не получилось дружить и семьями. Наверное, потому, что я жил один, а одинокий молодой мужчина в полном рассвете сил, если только у него нет пропеллера за спиной, со временем будет вызывать все больше вопросов и недоверия. Хотя с другой стороны, с пропеллером недоверие будет сразу и куда больше.

Я постучал о косяк приоткрытой двери, вежливо кашлянул:

— Ну, и чего ревём?

Матвей подскочил на месте и быстро затих. Он испуганно сжался в комок, увидев постороннего, схватился за коленку, медленно распухающую после падения.

— Я не реву! — он с завидной быстротой подобрал сопли, но красноту глаз нельзя спрятать так просто.

— Ну да, конечно, — я усмехнулся, посмотрел на Матвея с легкой надменностью, даже не собираясь его жалеть. С детьми, особенно с мальчиками, вообще надо построже, иначе вырастут слюнтяями, но и издеваться не рискнул, его родители мне за это «спасибо» не скажут. — Ты где упал-то? На лестнице?

На ногах Матвея были надеты роликовые коньки, и я не на шутку взволновался:

— Ты что, с ума сошёл? С лестницы на роликовых коньках? А если шею свернёшь?

— Я не хотел, я в "Ютубе" видел ролики! — он завыл, не в силах сдержать слёзы.

— Ну чего завёлся? — я лениво присел на корточки. — Они же там годами тренируются, ломают себе всё, что только можно!

Я старался смягчить голос, выставил напоказ фирменную улыбку. Матвей успокоился, но все ещё держался за коленку. Ушиб сильный; пытаясь разглядеть рану, я осторожно убрал его руку.

— Болит?

Он кивнул в судорожном всхлипе. Синяк разрастался на глазах, я чуть-чуть не успел предупредить падение мальчишки. Но всё не так уж и плохо, видимых вывихов нет, да и сам Матвей вроде не корчился от сильной боли.

— Во, только ободрался немного! Скажи спасибо, что в защите был... — я указал на пластиковую накладку, что сохранилась на левом колене. Теперь понятно, какие осколки хрустели под ногами. Матвей осмотрел рану, снова завыл:

— Меня мама убьет за наколенник...

— М-да уж... — я оглядел разбросанные куски. Склеить их, конечно, не получится. Придётся покупать новый комплект, но это на совести родителей Матвея. Я мог только облегчить страдания парнишки, поэтому сосредоточился на его ране.

— Дел ты натворил, конечно, славных, но скажу как опытный шкодник: от родителей тебе достанется больше всего за коленку, — я деловито качал головой. Почти никто в доме не знал истинного рода моих занятий. Яр настаивал, чтобы всё так и оставалось, но в последнее время таить в себе дар становилось все сложнее и сложнее. Недолго думая, я закатал рукава пиджака, заявил с важным, почти официальным видом: — Ну что я могу сказать... тебе повезло! Вот ты не знаешь, а я великий маг, колдун и, самое главное, целитель!

— Не правда! Колдунов не бывает! — слёзы Матвея высохли мгновенно, изменился и тон. Он напрочь срезал весь мой пафос.

— А вот и правда! Давай покажу, что умею, — я протянул руку к его колену.

Матвей сомневался недолго: любопытство взяло верх, и, морщась от боли, он сам подставил ушибленное место. Я положил ладонь на рану, правой рукой взял его за плечо. Руку под болячкой сразу прожгло нездоровым теплом. Так бывало всегда, когда в теле шёл воспалительный процесс. Мне достаточно только послать на помощь мучившемуся организму немного своей энергии. Пара секунд сосредоточенной тишины, и глаза Матвея расширились от удивления. Я хитро улыбнулся, услышав, как он затаил дыхание:

— Дай догадаюсь, чувствуешь тепло, и боль проходит?

Матвей молча кивнул, я приоткрыл один глаз, чтобы увидеть эту картину. Мне не составляло труда продемонстрировать свои способности даже самому заскорузлому скептику, ведь я работал не с сознанием, как многие ошибочно полагали, а напрямую с телом пациента. Удовольствие от того, как быстро с лиц стиралась снисходительная усмешка, несравнимо ни с чем. Вот и сейчас глаза Матвея выражали удивление, граничащее с шоком.

— Дядя Рома, а как вы это делаете?

Я не ответил, не теряя концентрацию, отправил в рану очередной сигнал, заглушающий болевой импульс. Теперь Матвей хотя бы сам дойдёт до дома и, может, даже не вызовет подозрений у родителей.

— Легко делаю! Эти способности передались мне по роду. От деда к отцу, от отца — мне.

Пришлось немного упростить свою историю. От полной версии в трубочку завернулись бы уши любого слушателя, да и мне бы не хватило дня, чтобы поведать её от начала и до конца. Светясь от гордости за содеянный поступок, я выпрямился в полный рост, поморщился от неприятных ощущений в спине. Ночное нападение ещё давало о себе знать, а я, ко всему прочему, потратил энергию, и не какую-нибудь левую из Лимба, а свою, кровно переработанную. Вот засада! Как же я буду сегодня работать в офисе? К концу дня едва ли доковыляю до дома... В голову закралась предательская мысль: может, сегодня схалтурить на приёме? Мою работу едва ли можно проверить или проконтролировать, тем более новых пациентов не планируется, а от старых уже заметно подташнивало. Сладкая мысль, но слишком низкая. Матвей продолжал смотреть на меня, открыв рот. Он ждал продолжения рассказа, но меня поджимало время.

— Посиди тут ещё пару минут, как боль пройдёт окончательно, пойдёшь домой. Если не хочешь, чтобы за коленку досталось, надень какие-нибудь штаны. А про наколенник скажешь, что лямка порвалась, и он упал на дорогу, под машину. Родители представят под машиной тебя и наколенник, за тебя им станет страшно, и про наколенник они тут же забудут. Усёк?

Я давал ему советы, вспоминая с грустью о своём детстве. Почему у меня не было такого соседа, который научил бы грамотно обманывать родителей хитрыми психологическими приёмами. Матвей мало что понимал из сказанных слов, но усердно кивал. Ребёнку главное — результат, а принцип он поймёт потом. На этом моя миссия тут была закончена:

— Ну, всё, я пошёл, а ты осторожнее и больше не падай. Договорились?

— Подождите, дядя Рома, а синяк? — он критически осмотрел получившийся результат. Лечение не прошло приёмку, и мне пришлось вернуться.

— Я сразу сказал: как придёшь домой, надень штаны. А синяк — это... ну понимаешь, скопление крови под кожей, от моего лечения оно рассосётся быстрее, но надо подождать. Пару дней где-то, — я осёкся на полуслове, поймав пустой взгляд. Кому я рассказываю эти тонкости работы организма? Махнув рукой, достал из сумки упаковку со сладостями: — Да, ты прав, мой косяк. Вот, возьми как утешение.

Матвей принял подарок, но рассматривал его так, словно видел впервые.

— Это Тульский пряник. Его есть надо, а не осматривать, — я подмигнул Матвею и уже попятился к выходу, но его расстроенный голос не дал уйти далеко:

— Я чипсы люблю...

— Ну вот ещё! Чипсы твои — это такая гадость! Знаешь, сколько людей ко мне ходят лечить живот после чипсов?

— Сколько? — тут же отреагировал Матвей, явно заинтересовавшись новыми подробностями о жизни своего соседа. Не сказать, что у нас с ним хорошие отношения, но он здоровался со мной каждый раз, когда встречались, а для хорошего впечатления этого достаточно.

— А ты хочешь знать?

Матвей закивал, робко улыбаясь, ну хотя бы его слёзы окончательно просохли. Такое внимание мне польстило, но в душе засвербел червячок. Яр предупреждал, что люди со сверхспособностями часто становятся подопытными кроликами в военных лабораториях. Кажется, что это полная чушь, но проверять её на деле как-то не очень хотелось. Я подумал, что излишняя слава мне пока ни к чему:

— Давай так: ты никому не расскажешь о том, что я тебе помог с коленом, а я буду разрешать тебе иногда приходить ко мне в гости на чай. Буду тебе рассказывать о своих пациентах, они иногда у меня забавные. По рукам?

— Хорошо, дядя Рома, — Матвей пожал руку, сунул пряник в карман ветровки, собрался бежать, но я вовремя остановил его:

— Нет, дай коленке оклематься, хоть пару минут. Только потом пойдёшь домой. Ну а мне уже пора.

— Хорошо, дядя Рома, она уже и не болит. Спасибо!

Слова благодарности летели в уши сладким вишневым сиропом, я уходил к лифту, краснея от удовольствия и чувствуя, как энергия приливает к телу. Матвей остался на лестнице пожарного выхода, с интересом рассматривая неожиданный сладкий трофей. Он не почувствовал, как пространство за спиной исказилось. Худой гигант появился бесшумно. Вырвавшись из кирпичной стены, поднял измученную голову. Его багровое тело, усыпанное мелкими шипами, было порезано в нескольких местах, как бритвой, раны не свежие, но все ещё источали кровь. Он с жадностью смотрел на сияющую ауру ребенка, протянул к ней дрожащую руку…

Пока лифт опускался на первый этаж, блаженная улыбка не покидала моё лицо. Матвею я, конечно, помог, вот только интересно, забудет он про моё обещание или нет? А если нет, придётся действительно поить его чаем у себя дома. Самое главное, чтобы об этих посиделках не узнали его родители. Обвинение в какой-нибудь педофилии Борисыч мне точно не простит, и буду я в своём кабинете подвешен к люстре, и явно не за шею.

— Ты где там застрял? — Яр встречал меня на улице с неподдельным волнением. — Общение с проклятиями тебе на пользу не идёт. Держись от них подальше.

Я отмахнулся, взяв курс на ближайший подземный переход Краснопрудной улицы, он недалеко от дома, на пересечении с третьим транспортным кольцом. Шумно, конечно, но не смертельно. Моя скромная квартира располагалась на улице Гаврикова, совсем недалеко от Красносельской станции метро.

— Кого встретил-то? — Яр не отступал, даже когда мы оказались под землей. Я двигался в человеческом потоке чуть медленнее обычного. Прислушивался к телу, в этот раз не на шутку озаботившись своим состоянием. Впереди рабочий день, вдруг действительно придется выложиться по полной, как в прошлый раз, когда потребовалось срочно выезжать на строящийся объект, а ещё надо кормить проклятие... Очередная неприятная ситуация не сулила мне ничего хорошего. Я преодолел переход без особых проблем, ловил себя на том, что не держу дыхание. В груди ощущался неприятный дискомфорт, я положил руку на галстук, через рубашку послал импульс, почувствовал тепло от ладони, но оно не облегчило моих страданий.

— Не поможет, — Яр зудел над ухом. Чтобы говорить с ним, пришлось надеть гарнитуру:

— Надо что-то придумать с этой напастью!

— Само пройдёт, потерпи денёк-другой.

Вот уж действительно панацея: зачем решать проблему, если само пройдёт? Вот только говорили мы не о причине, а о следствии. Причина просто так сама не уйдёт... Моё возмущение росло пропорционально неприятным спазмам:

— Ты вообще когда хотел рассказать мне о проклятии? Вчера? — я невольно повысил голос, возвращаясь к больной теме. Беспечность призрака выводила меня из себя. Я не искал поводов для ссоры, но Яр охотно подкидывал их сам.

— Взяли бы Осколок, сразу бы и объяснил, — впрочем, предок держал свой пыл в узде. Не часто такое бывало.

— Может, попробуем отбить стекляшку у того чёрта?

Идея не из новых, она уже посещала меня несколько дней назад, но тогда не нашла поддержки. Опять лезть в пекло не очень-то и хотелось, правда, тогда я еще не знал о проклятии. Сегодня эта идея не выглядела так безумно.

— Ты хочешь пойти войной на Чернобожцев? — Яр изогнул бровь. Мы вышли с другой стороны Краснопрудной улицы, до станции оставалось не больше двухсот метров. И Яр был прав: солнце только начинало припекать, а я уже взмок. Надо быстрее добраться до метро.

— А почему нет? Я знаю, как с ними бороться.

— Да ты что? Чернобожцы сомнут и тебя, и меня. Идти против них все равно, что идти против Кумира!

— Расскажи мне о них больше! — я не знал, зачем мне эта информация, но с момента, когда я прошёл инициацию тьмой, она интересовала меня все больше. Конечно, я уже просил Яра поведать о тёмном культе, но каждый раз получал одно и то же:

— Прости, Ром, я мало что знаю о культистах, и мало кто вообще о них может что-то рассказать. Я думаю, самое лучшее — это забыть и о потерянном Осколке, и о том, чтобы забрать его силой. Чернобожцы— это не тот орешек, который нам по зубам.

На эту тему говорить с Яром казалось безнадёжным. Я хорошо помнил проскочившую в разговоре Белого Карлика и Аниматора фамилию: Чернозёрские. Именно этот дом, по утверждению Карлика, правил Великим Зеркалом сейчас. Или, как сказал Яр, его блеклой пародией. Что ж, для пародии оно выглядело вполне прилично. Как я понял: культисты собирали Осколки по всему миру, пытаясь воссоздать великий артефакт прошлого в своё личное пользование. Благая цель, но без благих намерений.

— Кого лечил, признавайся. Я же вижу, ты потерял энергию, — Яр хитро прищурился. От него ничего не утаишь, вот только зачем спрашивать то, что предок знал и так.

— Я помог соседскому мальчику. Он навернулся со ступенек и разбил коленку.

— Та-ак! — протянул призрак, и это не сулило ничего хорошего. Он опять будет заваливать меня нравоучениями. — Мы же договорились! Ты проводишь лечение строго по необходимости! У тебя есть работа, и там куча страждущих, Рома!

— Да-да... — я закатил глаза.

Подходя к наземному вестибюлю метрополитена, перешёл на бег, чтобы проскочить в открытую дверь. Один из самых главных принципов целителя я усвоил, ещё сидя в подвале особняка Урицких: тот, кто пытается помочь всем, не помогает никому и убивает себя раньше времени. Никакой человек не обладает безграничным запасом энергии, хоть её излишек и присутствовал в организме. По сути, этот запас я и расходовал на помощь людям. Как только лимит заканчивался, лечение шло за мой счёт. И ощущение фантомной боли своих пациентов, как это бывало после стандартных сеансов, только цветочки.

— Мы хорошо устроились в офисе, отчасти благодаря и мне, поэтому давай без лишнего геройства. Тебе нужны силы на следующий шаг для преодоления родового проклятия, а мне нужно, чтобы род продолжился.

— Но это десятилетний мальчик, ему потребовалось энергии еще меньше, чем Проклу!

При упоминании своего имени клякса появилась на плече, жадно оглядываясь в поисках чего-нибудь интересного или необычного. Я пробился к турникету, хлестнув желтый круг абонементом, вскочил на ступеньку эскалатора.

— На одного мальчика десять копеек, а на десять мальчиков уже рубль! — угрюмо пошутил Яр. Ох, мне не переубедить его. — Послушай, Ром, ты, конечно, делаешь добрые дела, и делать их надо, но всем не поможешь, а сила страждущих разрушительна именно своей ненасытностью. Сколько не помогай, а их меньше не станет.

Я уже молчал, краем глаза наблюдая за Проклом. Уголёк перебегал с одного плеча на другое, усиленно принюхиваясь к окружающим меня людям. Лёгким ударом ладони я все же успел вогнать его обратно в тело. Аура стоящей впереди меня девушки засветилась, и Прокл приготовился сделать хищнический прыжок.

— Фу! Плохая клякса!

— Ох, не доведёт тебя эта чертовка до добра, — Яр смотрел в сторону, но осуждающе качал головой: — От неё надо избавляться!

— Что ты знаешь о Чернобожцах? Расскажи мне все! — ну что ж, стоять на своём я могу не хуже Яра, и не мудрено, ведь мы одного поля ягоды. Да и к тому же я все ещё убеждён: он знает гораздо больше, чем выдаёт. Призрак закрыл глаза, трагически вздохнул:

— Они — легенда. Страшилка, которую в эпоху моей жизни рассказывали детям. Тот культист, которого мы встретили в больнице, по сути, был первым Чернобожцем, которого я увидел вживую.

— Слишком мало, мне нужно больше информации! — теперь моя очередь качать головой, закатывать глаза и изображать недовольного жизнью человека. Я отвлеченно теребил в руках перстень. Кумир говорил, что герб нашего рода ему знаком. Так кто же проходил испытание тьмой до меня?

— Прости, Ром, я правда не знаю ничего конкретного и тебя остерегаю: не стоит лезть на рожон...

Такой ответ я уже слышал, и он никак не помогал мне в этой истории. Я не думал, о том, что Яр врёт, я думал, у кого найти больше информации, и на ум приходил только один человек, хотя человеком назвать её было сложно...

— Доброе утро, Роман Валерьевич!

Дашка Мохова замахала рукой, едва я показался в коридоре. Улыбка девушки подарила мне надежду, что вчерашний сеанс не ушёл в молоко и сегодня ей легче.

— Дарья Владимировна, вы сегодня обворожительны как никогда!

Я позволил себе элегантно пофлиртовать с секретарём, отметив, что её серый костюм с короткой юбкой и позолоченной заколкой на маленьком галстуке под стать выразительным серо-зелёным глазам. Я поцеловал её руку, незаметно пробив пропуск:

— Как вы себя чувствуете?

— Вы знаете, Роман Валерьевич, вечером голова болела, а вот утром совсем нет! Ни капельки!

Дашка светилась от счастья, а внутри меня расцветали букеты роз. Она всё говорила и говорила, описывая свои ощущения, совсем забыв, что мы не в кабинете и вокруг много случайных свидетелей. За мной образовалась очередь не выспавшихся и оттого недовольных коллег. Их уставшие взоры подсказывали, что пора закругляться с любезностями:

— Хорошо, Дарья. Заходите ко мне, как будет свободная минутка, будем копать в том же направлении.

Я подмигнул секретарю, сгрёб в охапку пиджак, но не успел сделать и шага. Что-то массивное упёрлось мне в левый локоть и навязчиво прижало к стойке.

— Роман Валерьевич, вы уже на работе?

Знакомый томный голос с лёгкой хрипотцой. Я покрылся испариной. Мирошкина нагло подвинула очередь и теперь наседала на меня грудью.

— Да, Виктория Павловна, — я натянул на лицо фирменную улыбку, но то ли она усохла в кармане, то ли моя физиономия разжирела за эти несколько мгновений. Маска вежливости соскочила с лица и болезненно скривилась на левую сторону.

— Это очень хорошо, мне нужно срочно на приём! — Мирошкина достала пропуск и уже тянула его к считывающему устройству. Второй рукой она взяла меня под руку, крепко приковав к своему бюсту. Я с ужасом осознал, что подняться на второй этаж, избежав попутчиков, мне явно не удастся. На помощь неожиданно пришла Мохова. Она щёлкнула клавиатурой:

— Подождите, не прошло!

Мирошкина приложила пропуск ещё раз, но сигнал никак не менялся. Я поймал задорный взгляд Дашки, он подсказывал: уходи, я её задержу! Замешательство постоянной клиентки позволило мне извиниться и вежливо ускользнуть из её железной хватки:

— Подходите, я буду ждать у себя в кабинете, — я ускорял шаг, отступая к заветным дверям.

— Ух, день намечается жарким! — Яр тут как тут. Мои взаимоотношения с Викторией Павловной забавляли его всё больше, а я уже не знал, куда от неё спрятаться. Вообще пациенты почти всегда делились на три категории. Мнительные. Ни во что не верили и на контакт шли неохотно. Спокойные. И на контакт шли умеренно, и верили в мои способности так же. А вот третья категория — это фанатики: и верили неистово, и из контакта не выходили. В компании таковых почти не было, но с Мирошкиной мне "повезло" особо.

— Да у меня каждый день жаркий! — я поднимался по ступеням, лавируя во встречном потоке.

Рабочий день разгорался, в коридорах не протолкнуться, а угомонятся все только к обеду. И к обеду рабочий день начнётся у меня. Так было каждый раз, и меня это устраивало. Не люблю сюрпризы, и даже вечное приставание Мирошкиной тоже уже входило в распорядок дня, вот только Виктория Павловна становилась с каждым разом все более навязчивой.

— Ха! Ты опять проспорил, твоя Мирошкина и сегодня будет первым клиентом! — Яр встретил меня на лестничном пролёте, перед самими дверьми. Я прибавил шаг, тяжелое дыхание преследовательницы нагоняло.

— Не помню, чтобы мы на это спорили! — адреналин уверенно впрыскивался в кровь. Азарт погони заставлял двигаться всё быстрее и сбивал дыхание.

— Ладно, умру как герой! Беги, я её задержу тут... — Яр остался на лестничном пролёте с наигранно остекленевшими глазами, шагнул навстречу Мирошкиной.

Шутник, блин! Я уже не мог рационально мыслить; обгоняя коллег, влетел на второй этаж, едва не выбив стеклянную дверь плечом. Мимо кабинета Борисыча крался на цыпочках, втянув шею в плечи. Несмотря на то, что я проснулся раньше обычного, все равно опаздывал к началу рабочего дня.

— Та-ак! — грозный голос директора из приоткрытой двери заставил вздрогнуть и остановиться. Борисыч разговаривал по телефону, но косился в мою сторону одним глазом, демонстративно показал на часы: — Волшебная черепашка снова опаздывает?

Я радостно кивнул. Пунктуальность никогда не была моей сильной стороной, но огорчаться по этому поводу я не видел причин. Директор устало махнул рукой, отпуская меня на все четыре стороны. Когда моя преследовательница объявилась на этаже, я уже скрылся в кабинете. Увидел Мирошкину краем глаза:

— Я спрятался, я в домике... — я измученно застонал, сбрасывая с себя ботинки, небрежно кинул пиджак на вешалку.

— Роман Валерьевич, к вам можно? — я едва успел дойти до стола. Стук в дверь прозвучал как барабанная дробь, я с болезненным испугом смотрел на хрупкую преграду из тонкой древесины. Мирошкина сломает ее, если не отвечу. А я даже не успел перевести дух с дороги.

— Это чудо-женщина, я не смог её задержать! — Яр появился в пространстве между мной и дверью, довольно хихикая.

— Неудивительно... — я разложил вещи, собрался с духом перед грядущим сеансом. — Да, Виктория Павловна, входите!

— Роман Валерьевич! Вы были правы! Это кошки! Мой кашель дома почти сошёл на нет! Вот только сегодня утром что-то тянуло в области груди.

— В области груди? — вовремя спохватившись, я надел фирменную улыбку, но в воздухе запахло подвохом.

— Да, знаете, такая тупая тянущая боль, — Мирошкина прошла к столу, приложила руку к левой груди. — Вот здесь!

Я нервно сглотнул, не сразу нашёлся с ответом:

— Ну, а сейчас болит? Долго был спазм?

— Минут десять, а потом снова кашель, совсем немного, даже мокрота вышла. Знаете, такая тёмно-жёлтая. Я её собрала в баночку, но забыла дома. Завтра могу принести.

— Нет, не надо! — ещё не хватало копаться в отходах чьей-то жизнедеятельности. Я что, похож на ходячую лабораторию?

Мирошкина расположилась на кушетке, томно вздохнула, закрыв глаза:

— Я готова, Роман Валерьевич...

Ох, блин! А вот я — нет! Пришлось встряхнуть головой, чтобы привести в порядок мысли:

— Подождите, а сейчас-то на что жалуетесь?

То, что в хроническом кашле Виктории Павловны виноваты пушистые любимицы, я догадался давно, но сейчас решительно не понимал, что она от меня хотела.

— Меня волнует эта тянущая боль в области груди, — Мирошкина понизила голос, почти зашептала: — А вдруг это... рак?

Она всё-таки вынудила меня подойти к кушетке.

— Да бросьте вы, рак обычно не проявляет себя таким образом, — я склонился над Мирошкиной, рефлекторно положил руку ей на живот.

В мои обязанности входило лечение не только реальных болезней, но и тех, что пациенты накручивали себе сами.

— Болело выше, — Виктория изобразила себя при смерти, а я с ужасом осознал, что моя доброта сыграла со мной злую шутку. Сеанс, который начался, уже нельзя прерывать.

— Вот здесь? — я нехотя приблизил руку к двум вершинам Эвереста, возвышающимся высоко над уровнем Виктории Павловны. Наивно полагал, что она будет довольствоваться моим посещением их "предгорий" в районе солнечного сплетения.

— Нет, Роман Валерьевич, болело выше! — настойчивее повторила Мирошкина и заёрзала на месте. — Намного выше...

— Вот здесь? — я сдвинул руку к рёбрам, капля пота скатилась по щеке.

Виктория не ответила, с её губ сорвался то ли вздох, то ли стон. Я расценил её молчание как знак согласия. Положил правую руку на её плечо, послал в тело импульс живой энергии. Теперь главное — быстро провести сеанс, чтобы Мирошкина не придумала очередную хитрость. Я тужился над ней несколько минут, входил в глубокую концентрацию, чувствовал, как усталость захватывает тело. Энергия уходила, оставляя после себя холодную пустоту, от которой немели пальцы.

— Что-нибудь чувствуете? — мой голос еле заметно дрожал.

Это вечный вопрос, который помогал мне определить, в правильном ли направлении я двигаюсь. И, как правило, Мирошкина описывала свои ощущения с яркой эмоциональной окраской, но в этот раз Виктория равнодушно пожала плечами:

— Ничего не чувствую, может, надо ещё выше?

Чертовка! А она хитрее, чем я думал, прикусив губу от досады, я придвинул ладонь к подножию её Килиманджаро, и пот заструился по спине ручейком. На самом деле я не ощущал под рукой каких-то отклонений, ни воспаления в виде пышущего жаром участка, ни пульсаций. Яр был прав, это будет жаркий день.

— Вот, я, кажется, начинаю что-то чувствовать, но совсем немного, попробуйте ещё выше...

Её слова как приговор, я застонал, но по долгу службы положил руку на левую вершину Фудзиямы. Мои глаза расширились от ужаса, когда я осознал, что Мирошкина пришла на сеанс без нижнего белья.

— А так? — голос охрип, я чувствовал, как под тонкой блузкой и легким пиджаком набухает её сосок. Из последних сил сконцентрировал импульс, грудь прошиб болевой спазм, прошедший по нервам и окончивший свой путь в позвоночнике.

— А так чувствую, — Мирошкина открыла глаза, томно зашептала: — А вы чувствуете?

Я отвёл взгляд:

— Да, всё в норме.

Последний внутренний рывок, и я со вздохом облегчения отдёрнул руку. Скрюченные от напряжения пальцы никак не хотели сгибаться; прикрыв их ладонью, я отошёл к креслу.

— Вот это был номер! — Яр уважительно качал головой, показал большой палец. Всё это время он стоял за спиной и с неподдельным интересом наблюдал за моей пыткой. — Слушай, а она тебя уделала!

— Ну и что вы почувствовали? — Мирошкина слезла с кушетки, поправила пиджак.

— Это остаточные фантомные боли, это не рак, это скоро пройдёт, — я откашлялся, промокнул пот салфеткой.

— И всё? — Виктория хотела услышать совсем другое, но я остался непреклонен:

— Да, к счастью, ваше недомогание проходит, надо подождать ещё неделю или две, пока организм наладит привычную работу, — я говорил как робот, моя самая любимая доброжелательная улыбка порвалась от напряжения и больше не налезала на лицо.

— Хорошо, и когда мне снова к вам прийти? — Мирошкина сверлила меня взглядом как бур.

— Давайте через пару дней, — я с мольбой смотрел на свою мучительницу, изо всех сил надеялся на её человечность.

— Хорошо, Роман Валерьевич, я приду завтра! — она неуклюже подмигнула: — Завтра в том же месте, в тот же час.

Я побледнел, челюсть отпала. Слова возмущения застряли в горле сдавленным хрипом. Мирошкина отходила к дверям, виляя дряхлым задом и не давая мне опомниться. Её плотоядный взгляд стрельнул в мою сторону:

— До скорого, милый доктор...

— Ложись, стреляет! — радостно возвестил Яр, но прятаться здесь негде. Призрак довольно хмыкнул, когда мы остались наедине: — Да, у неё определённо есть дар.

— Да ну! И какой же? — дрожащей рукой я набирал в кулере воду. Хотелось не просто пить, хотелось принять душ и лечь спать.

— Дар доставать тебя каждый день.

— Молчи! — я взвыл от душевной боли. Залил холодную воду в горло. Слабое утешение после такого стресса. Шатаясь, добрёл до кресла и бухнулся в его чрево без сил.

— Думаю, ещё недельку, и она тебя трахнет. Может, прямо на сеансе. Как думаешь, удовлетворишь её с первого раза? — Яр задорно подмигнул, а я закрыл лицо руками. Не то что секс с Викторией, даже мысль о безобидном поцелуе вводила меня в дрожь:

— Ну уж нет! Я выброшусь в окно!

— Да? А вот и зря, по-моему, она отличный вариант. Она тебя хочет, родит тебе наследника, и хлоп! Проклятие будет побеждено.

— Нет, ты явно хочешь моей смерти, — я откинулся на спинку, задрал голову. После сеанса боль в груди только усилилась, а я даже не знал, сколько это продлится. Ослабляя галстук, взглянул на часы: девять утра. Я должен дожить до пяти. Любой ценой должен!

* * *

— Ты обещал придумать что-то с проклятием, изложи по этому поводу свои соображения? — я бросил на Яра короткий взгляд. Призрак развалился в кресле, сидел без движения и в полной тишине уже минут тридцать. После Мирошкиной я всегда медленно приходил в себя, а тут ещё и эти проклятия. Как нельзя вовремя я вспомнил об обещании предка.

— Да что тут думать-то? — Яр лениво склонил голову. — Избавляться надо.

— Дельная мысль, кэп, вот только еще бы знать, как...

— Со старым проклятием придётся повозиться, а маленькое, в принципе, можно прикончить по-тихому.

— Это как? — главное, чтобы Прокл не услышал этот разговор, но, по ощущениям, Уголёк ещё спал после завтрака.

— Заведём твою кляксу в тёмный уголок, и я поставлю уничтожающую печать. Инфернал маленький, его смерть, может, даже и не заметят, — Яр безразлично пожал плечами, а я прикусил губу от досады. Вот так предательски убить своего питомца, можно сказать, друга? Волна негодования не успела вылиться в резкий ответ.

— Так, кажется, твой хвост идёт, — Яр недовольно хмыкнул, покосившись на дверь.

— Какой хвост? — я в ужасе оцепенел. Мирошкина только ушла, неужели решила вернуться и продолжить мою пытку по новому кругу?

Димон вошёл в кабинет по своему обыкновению: едва не выбив дверь ногой и, конечно же, не постучавшись.

— Здорово, Ромик! Как она?

— Стучаться и не научился, — пробубнил призрак и исчез. Он так и не простил Прохвоста за шалости с кольцом, ведь именно Димон был их инициатором.

Довольный, как слон, Хворостов прихромал к столу, упал в кресло, где секунду назад сидел Яр.

— Да ничего так... — я сдержанно улыбнулся. — У тебя что нового, опять нога?

— Да нет! Я по другому поводу.

Хворостов начинал меня удивлять. Обычно наши встречи начинались с жалоб на жизнь, на ногу, на меня. Сегодня я едва узнавал старого друга. Не скажу, что он прямо светился от счастья, но хотя бы не хмурился.

— Что за повод? — всё моё внимание сосредоточилось на товарище.

— Помнишь мою новую пассию? — Хворостов заговорщически прищурился.

— Ну да, как там её, Катя?

При разговорах о бабах я чувствовал себя не слишком уверенно, отчасти потому, что уже долгое время жил один, отчасти, что Димон жил один максимум неделю. Прохвосту удавалось найти себе очередную зазнобу, когда постель от старой ещё не успевала остыть. И это несмотря на травму. Я, конечно, не завидовал, но старался избегать подобных разговоров. Димон хвалился своими любовными похождениями при первом удобном случае, а что я мог рассказать в ответ, о родовом проклятии? Такая себе дружеская байка.

— Какая Катя, ты что? — праведное возмущение друга прошло так же неожиданно, как и нагрянуло. — Оля!

— Ах да! Оля! Катя была на прошлой неделе... — иронично ударил я себя по лбу. Мой сарказм отчаянно прятался за беспечностью, с которой я вёл эту беседу. Я закопался в бумагах и старался не поднимать смеющихся глаз.

— Не... — Хворостов задумался на полном серьёзе. — Катя была почти месяц назад, кстати, та ещё стерва, но в постели что надо.

— Так что там с Олей? — я тактично кашлянул.

— Ничего. У нас всё хорошо и скоро будем играть свадьбу, — Димон улыбался всеми зубами, я не понимал, то ли он так своеобразно скалился, то ли пытался ослепить.

— Поздравляю, — я пожал плечами. Ни рад, ни огорчён, уж слишком хорошо знаю Хворостова, чтобы вот так сходу верить в очередную его сказку.

— Что поздравляю? — Димон кривлялся, подражая моей интонации. — Ты приглашён, дурилка! Будешь моим свидетелем!

— М-да, свидетелем мне быть ещё не приходилось... — задумчиво протянул я и тут же осёкся, вспомнив историю Белого Карлика. Свидетелем я там был аж самым главным и самым подозреваемым.

— Ну, что скажешь? — Хворостов ждал, пока мои воспоминания пройдут, заискивающе заглядывал в лицо.

— Что скажу? Если честно, я думал, что в Венском лесу уже закончились все сказки. А нет! Ещё одна осталась!

— В каком смысле? — Димон внимательно следил за тем, как я встаю, и, обходя стол, присаживаюсь на его край. Я улыбался, но уж очень снисходительно. Ответ бросался в глаза своей очевидностью:

— В таком! Какая она по счёту эта невеста? Седьмая? Ага, на этой неделе. И явно не последняя! — я еле сдержал смешок, все ещё надеялся свести этот разговор к шутке, но, к моему изумлению, Хворостов даже не думал улыбаться. Он сохранял невозмутимо серьезный вид, от которого мне стало не по себе.

— Ты что! Я же серьёзно!

Димон привстал, словно собираясь доказать слова делом.

— Серьезно? — я вернулся в кресло, на мгновение представив, что всё действительно так и было. Чертовски тяжело такое представить, но я справился. — Значит, всё серьезно? Ну, хорошо. И когда свадьба? Прикуплю костюм понаряднее.

— Через месяц. Мы вчера подали заявление, — довольно кивнул Димон, и на мгновение мой мир колыхнулся.

Глянцевое зеркало скучной повседневности, в котором отражался весь сонм пороков и разврата, царившие за душой моего закадычного друга, неожиданно дало трещину. Мои глаза полезли на лоб от одной мысли, что вечного кутилу Прохвоста заарканят под венец супружества. Это свершилось, все уже окончательно сошли с ума? Мне захотелось ущипнуть самого себя.

— Это ты сам ходил, или тебя вогнали в кому и оживили только перед загсом?

— Дурак, что ли! Сам конечно!

Мне хотелось встать и зааплодировать. Нет, действительно, с этой Олей они встречались от силы недели две-три и... хлоп! Уже на пальцах сверкают кольца, я невольно улыбнулся:

— Ну, я рад за вас, что тут сказать, правда, я что-то плохо представляю тебя в образе образцового семьянина.

— Это почему? — по-детски наивно изумился друг, но я махнул рукой, в этот момент поймав себя на другой интересной мысли:

— Подожди, Оля-Оля... Я что-то её не помню, как хоть она выглядит?

— Вот ты чудак! — Димон хлопнул себя по больной ноге. — А ты и не можешь помнить, ты ведь её ещё не видел! Мы уже несколько раз звали тебя в гости, но ты как обычно чересчур занят.

— Ну да... — я смутно припомнил, что последний раз Хворостов пытался завалиться ко мне с пивом неделю назад. Он делал это часто и совершенно без предупреждения, отчего выводил меня из себя. И да, в тот раз он грозился рассказать что-то интересное. Последнее время я находил причины для отказов, неужто пропустил действительно важный поворот в жизни друга? Мне пришлось искать извинения:

— Значит, надо наверстать упущенное. Когда к вам можно будет прийти?

— Вообще-то я здесь для того, чтобы тебя пригласить. Мы с Олей будем ужинать на следующей неделе в ресторане на Павловской. "Альтаир". Ну, ты должен помнить ту забегаловку.

— Да, там мы обмывали твоё назначение. Три года назад, — забыть последний день своей алкогольной жизни невозможно.

— Вот-вот. В общем, там через неделю и увидимся, — Димон встал, кажется, это всё, что он хотел сказать, но, провожая друга к дверям, я чувствовал его напряжение. Оставалось ещё что-то важное, и я даже подозревал, что именно.

— Я обязательно приду на ужин, — я положил руку Хворостову на плечо, взялся за ручку двери. — Только заранее предупредите, когда выдвигаться, хотя бы дня за два.

— Да-да, не волнуйся, я или зайду, или позвоню, — беспокойство друга росло пропорционально приближению того момента, когда ему придётся покинуть мою обитель. Я не стал более мучить старого приятеля, тяжко вздохнул: — Ну что ты опять трясешься? Что тебя опять беспокоит?

— Слушай, я всё по поводу Урицкого. Ты не наводил справки, он действительно откинулся?

Жалобный голос друга заставил моё сердце сжаться от жалости. Я понимал, что имя Аркадий стало фобией не только для меня, но и прекрасно понимал другой факт:

— Послушай, Димон, даже если он и освободился, ну не будет он никого искать. Десять лет прошло, я даже сомневаюсь, что он узнает нас, столкнувшись лоб в лоб. Ну, сам посуди...

— Да, ты, наверное, прав, — в глазах друга я увидел долгожданные искорки надежды. За то, что произошло с нами, я винил себя не меньше, чем Хворостов, а то и больше. На пороге кабинета он вдруг снова засуетился: — А Догматов? Ты не нашёл его телефон? Может, стоит с ним поговорить?

— Нет, не нашёл и не искал. Это совершенно ни к чему. Старик уже на пенсии, незачем беспокоить его по таким пустякам, — я не стал врать, но от всех этих ворошений в прошлом заболела голова. От болевого спазма в груди перехватило дыхание. Мне хотелось только одного: побыстрее остаться одному и спокойно поесть.

— Нет, ну ты найди его визитку на всякий случай! — Димон сопротивлялся, но я уже силой выталкивал его в коридор. В такой незамысловатой позе нас и застал Борисыч, оглядел, скептически изогнув бровь:

— У вас тут что?

Он не дождался ответа, но о дружеских отношениях знал и так, шутливо цыкнул на прохвоста:

— Хворостов! Ты всё, закончил лечение? Иди, работай! Квартальный отчёт сам себя не напишет! Роман Валерьевич... — директор показательно смягчил тон. — Мне нужна аудиенция, жду у себя на обеде через десять минут.

Я кивнул, нервно сглотнув. Обед, опять? По неприятным ощущениям в области желудка решил, что остатки прошлой трапезы ещё не до конца вышли из организма. Но отступать некуда, если только в окно. Димон посмотрел на меня с жалостью, проговорил одними губами:

— Прими "Фестал"...

"Фестал"? Да тут только цианид поможет, и то не факт...

* * *

Прошлое

После проведенных в больнице месяцев Димон так и не восстановился полностью: взяв академический отпуск, он уехал из Москвы на малую родину. Я же спокойно доучивался и ждал суда. Повестку мне вручила вахтёрша, когда я возвращался в общежитие после пар. Она с подозрением смотрела на меня несколько секунд.

— Опять что-то натворил?

— Да нет, это все по старому делу, — я принял повестку из её рук, сверкнув родовым перстнем.

Блеск бронзы после всех Димкиных манипуляций сохранился до сих пор. В комнате я лег на кровать и закрыл глаза. Не знаю, что я чувствовал в тот момент. Пустота и обреченность. Оставалось дождаться звонка Хворостова и определить день его приезда. В прошлый раз вахтерша была добра и позволила ему остаться на одну ночь. В этот раз Димон наверняка прибудет с родителями. Навряд ли они пропустят апофеоз этой истории, и ненависть к Урицкому с их стороны вполне объяснима. Все негодяи должны получить по заслугам. Интересно, что почувствую я, когда увижу нашего мучителя на скамье подсудимых? Страх, ненависть? Облегчение? Димон не позвонил мне. Вплоть до дня, назначенного судом, я ждал его звонка, надеялся, что мы сможем пообщаться хоть пару часов. Он встретил меня уже в здании суда, шел с тростью и сильно хромал. Вторая пуля, выпущенная Василием, в отличие от первой, задела нерв.

— Здорово, я уж думал, ты не приедешь, — Хворостов вымученно улыбнулся, протягивая мне руку. — Я ждал твоего звонка.

— В этот раз не было времени, извини.

Димон выискивал в собирающейся перед фойе здании суда толпе своих родителей.

— Смотри, сюда даже прессу пригнали.

— Да, громкое дело. Оказывается, отец Аркадия — какой-то важный человек, — я считал количество каналов пришедших на заседание по пёстрым аббревиатурам на микрофонах. Всего их пять.

— Да, надеюсь, он не вынесет позора и покончит с собой, — Димон сплюнул ядом.

Я промолчал. Похоже, только меня одного глодала совесть за лжесвидетельствование, по которому Аркадий вот-вот получит внушительный срок. Самое интересное, что он даже не защищался. Отказался от адвоката и буквально подписывался под каждым обвинительным словом. Словно сесть за решетку была его самой сладкой мечтой. Может, так оно и было? Может быть, тот последний запуск дьявольской машины в особняке окончательно помутил его разум? Трудно сказать. Так же трудно сказать, как все это отразилось бы на жизни вполне безобидных обитателей особняка Урицкого. Мария проходила по делу как свидетель. Догматов честно исполнил мою просьбу. Надеюсь, после всего этого ей удастся найти работу. А ее дочку, Вику, я больше и не видел. После того, как она чуть не погибла в чреве машины, Мария перестала водить ее в дом. Я тогда лишь чудом успел вытащить ее из излучателя и откачать...

Родители Димона были вполне среднестатистическими людьми. Мамке его около сорока, миловидная, подтянутая и худая. Она даже обняла меня при встрече. Хворостов-старший — солидный мужчина с пузиком и аккуратно подстриженными усами — сдержанно пожал руку. В очередной раз поблагодарил. Конечно же, Димон рассказал всем, кому только мог, о том, как я помог ему с ногой в подвале. Мы не задержались в коридоре. Затаив дыхание, я вошёл в зал заседаний и в первое же мгновение пересекся с Урицким взглядом. На скамье подсудимых, за стеклом, их было шестеро. Урицкий и, по сути, вся его охрана. Ни деловых партнёров, ни обслуживающего персонала из дома. Он улыбнулся мне. Кончиками губ.

Я быстро отвёл глаза и через минуту занял место рядом с Димоном в самых первых рядах. Он отложил трость и насупился, скрестив руки на груди. Его мамка смотрела на Аркадия чуть прищурившись, испепеляя взглядом. Урицкий смотрел только на меня. Я оглядел мозаичный пол зала, массивные колонны у стен. Все было красиво и монументально. Урицкий смотрел на меня. Когда закрылись двери и объявили тишину перед приходом судьи, Урицкий так же смотрел на меня. Я не знал, куда деть себя, и на что ещё пялиться десять минут, пока судья зачитывал приговор. Как назло, долго и лениво.

Урицкий смотрел на меня не моргая. В конце концов я отстранился, сверля глазами пространство перед собой и слушая долгую, монотонную речь, под которую хорошо засыпать. Я пришёл в себя только при радостном вздохе семейства Хворостовых, когда судья зачитал сроки заключений: люди из охраны получили по три года общего режима, цепной пёс Василий — семь лет общего режима, а Урицкий как организатор — все пятнадцать лет строгого режима.

Удар молотка и скудные, одиночные аплодисменты наполнили зал. Осужденным дали последнее слово. Никто из них не поднялся, чтобы исполнить своё законное право. Урицкий смотрел на меня. Кончики его губ едва подрагивали. Он улыбался. И не изменил бы себе, даже если ему в этот момент вынесли смертный приговор.

Настоящее.

Трапеза с начальником началась ровно в двенадцать дня. Я опасливо склонился над тарелкой с подозрительной белой жижей. То ли подгоревшая каша, то ли запёкшийся соус. Осторожно понюхал. Тут главное: не оконфузиться и не блевануть прямо в тарелку. Изо всех сил сдерживал желудок, но на запах вроде и ничего, отдавало сыром и грибами. Борисыч сидел напротив, с аппетитом уничтожал свою порцию, но увидев моё замешательство, замер.

— Не бойся, сегодня у нас обычный жульен.

Я облегченно выдохнул, взялся за ложку.

— Простите, я последнее время как-то не очень хорошо переношу рыбные закуски. Думал, это дары моря...

— Кстати, я тоже, — начальник сидел на противоположной стороне стола для переговоров, довольно улыбался. — Эту неделю у меня только сверхэкзотический рацион. Вчера, например, были жареные кузнечики. Знаешь, что напоминают по вкусу?

— Нет, — мой голос сел, в горле набух ком. Первая мысль: интересно, кто же стал жертвой в этот раз? Зеленоватый оттенок лица вчера я, кажется, видел у кого-то из отдела логистики.

— Картошечку нашу жареную. Ты знаешь, я бы к этим кузнечикам не соусы эти соевые подавал бы, а колбаску или сало, да под водочку...

Соевый соус? Я нехотя вспомнил утренний разговор о пиявках. Память, ты как всегда вовремя! Ковыряясь в жульене, не сразу почувствовал пристальный взгляд Борисыча:

— Тут дело есть одно.

— Какое? — я с радостью отложил ложку.

— Совет директоров решил провести аудит. Через две недели будет грандиозная проверка в офисе. Шерстить будут всех без исключения, — Борисыч замолчал и прищурился. — Я надеюсь, ты готов?

— Их надо исцелять, пока не попросят пощады? — я откашлялся, попытался улыбнуться, но выражение лица начальника не располагало к иронии.

— Нет, Ром, они будут проверять твою работу, твоё соответствие занимаемой должности.

Что-то новое. Если честно, моя должность в компании не протоколировалась, и по всем бумагам в СтройТрестСервисе я числился обычным клерком в дочернем офисе, в общем-то, там, где и начал свою карьеру.

— А какая у меня должность? — я спросил с осторожностью, будет не слишком приятно на время проверки возвращаться на старое место и копаться в отчётах. Тем более за эти два года их наверняка накопилось.

— После инцидента в полицейском участке я серьезно задумался над этим вопросом, — Борисыч продолжил трапезу, а мне уже было не до еды. — Как ты знаешь, мне пришлось давать в органы ФСБ твою характеристику, пришлось пофантазировать на эту тему. И в тот раз всё обошлось.

Я неуверенно кивнул. С удовольствием бы представил начальника к ордену за заслуги перед целительством последней степени, но он что-то задумал, и мне всё это не нравилось уже "издалека". Борисыч аппетитно чавкнул.

— Я серьезно задумался над ситуацией. И чтобы впредь мне не отвлекаться на такие мелочи, я решил закрепить за тобой должность штатного психоаналитика. Должность сейчас модная и востребованная. Запись в трудовой сделаем соответственную.

— Но есть одно "но"? — я не верил, что директор позвал меня на обед и спокойно рассказывал о планах на будущее без веской причины. Всегда в таких разговорах всплывало какое-нибудь досадное для меня "но".

— Да. Есть маленький нюанс. Чтобы дать тебе такую должность, нужно основание.

— Психологическое образование? Но это же учиться надо несколько лет, а когда аудит?

— Скоро аудит, скоро, — Борисыч раздраженно вытер губы салфеткой: — Я вспомнил, что где-то год назад отсылал тебя на курсы психологии. Ну, помнишь, это зимой было, в конце того года, ты ещё меня реанимировал после инфаркта.

— А.. ну да... конечно, помню! — я нервно сглотнул. Отлично помнил, как меня отправляли на эти курсы, но так же отлично помнил, что так до них и не дошёл. Борисыч тут же среагировал на мои испуганно бегающие глаза, повысил голос:

— Та-ак! Ты тогда так и не принёс сертификат! Меня интересует вопрос: этот сертификат вообще существует в природе? Или ты как обычно?

— Ну... наверное, как обычно... — пришлось взять ложку и запихивать в себя жульен через силу. Начальник неожиданно смягчился. Внимательно следил за проснувшимся во мне аппетитом. Как суровая, но заботливая мамка: все морально раздавленные должны быть накормлены.

— Вот так уже лучше! Жульен надо есть горячим! — довольно кивнув Борисыч. — Ну, что будем делать?

— Завтра в обед я заеду к ним в офис и узнаю, как экстерном сдать экзамены, — отчеканил я на одном дыхании. Директор прожёг во мне дыру пристальным взглядом, но ответом остался доволен.

— Хорошо, Ром, я на тебя надеюсь. Ты ценный сотрудник, но всё должно быть по правилам, ты же понимаешь? Ни у кого не должно возникнуть вопросов, да и зарплату сможешь получать высокую, официально, — он выделил последнее слово. Неужели моё полулегальное положение в окопах СтройТрестСервиса скоро закончится, и я с полной ответственностью буду "подавать патроны" местным бойцам строительного фронта? Моей радости не было предела, жаль, что на лице выступили совсем другие эмоции.

— И не дури, Ромка! Чтоб завтра же решил проблему, а то как нерадивую принцессу отправлю тебя обратно в то Бутово, из которого привёз в свой величественный замок!

Начальник нахмурился, и я понял, что трапеза, равно как и разговор, закончена. Я поспешно встал из-за стола, не съев и половины от порции, но это уже не имело никакого значения. Поблагодарив за гостеприимство, я вышел за дверь. Блин, ну только не в Бутово! Не хочу обратно! Я добрёл до своего кабинета уставшим и выжатым, как лимон, желудок недовольно заурчал. Жульен, конечно, хорошо, но хотелось бы больше углеводов... Организм затребовал к чаю сладкого, но карман, в котором я держал любимые пряники, в этот раз был пуст. Не мудрено, если всё время брать и не докладывать, то откуда чему взяться? Хорошо, что в плане лечения система работала чуть иначе, а то недолго бы оно продлилось. Я тяжело вздохнул, сверился с часами. Неподалёку есть супермаркет с приемлемыми ценами, в котором я уже постоянный клиент, успею добежать до него и вернуться к концу перерыва. Закрыв кабинет на ключ, я огляделся: Яр никогда не присутствовал при встречах с Борисычем, но всегда поджидал на выходе. В этот раз у призрака появились дела. Прокл зашевелился на плече: дзынь-дзынь, кушать подано! Вялая боль пронзила поясницу, еле передвигая ногами, я заковылял к лестнице: надеюсь, предок что-то придумает со всеми проклятиями, навалившимися на меня за эти дни...

* * *

Прошлое

— Ну вот и все, будем прощаться, — Димон протянул мне руку.

В этот раз его приезд в Москву ограничился лишь несколькими часами. Я провожал друга на перроне, его родители отстали, давая нам наговориться. Но говорить после суда уже не хотелось. Я протянул руку в ответ, но задержал рукопожатие.

— Думаешь, мы правильно сделали, что засадили его так глубоко?

— Глубоко? Да по мне пятнадцать лет — это слишком мало! — Хворостов гоготнул, но тут же вцепился в трость.

— Неужели не становится лучше? — я поддержал друга за локоть.

— Врачи говорят, что и не станет, — отстраненно ответил он, встав на больную ногу и поджав губу.

— Может, останешься, хоть на пару дней, а я поколдую с твоей ногой? — я озорно подмигнул Димону, но тот лишь вымученно улыбнулся.

— Если врачи крест ставят, то ты, наверное, точно не поможешь, — он с досады махнул рукой. Мы добрались до третьего вагона их поезда.

— Мне сюда, — Димон ткнул в сталь тростью.

С ней он выглядел солидно, даже несмотря на возраст. Не хватало только строгого костюма и золотых запонок на рукавах пиджака.

— Этот год у меня будет последним, потом, наверное, тоже домой вернусь, — я шмыгнул носом. Защита диплома не за горами, а за ним вольные хлеба.

— Тогда на связи? — Хворостов ещё раз протянул руку, а я не удержался и обнял его. Ведь тогда, в подвале Урицкого, был заперт не один герой, а двое.

* * *

Настоящее

— И что хотел начальник? — Яр появился сзади, как всегда, неожиданно и бесшумно, тоже мне, тень отца Гамлета. Я невольно вздрогнул, обернулся на его голос:

— Хорош пугать!

Уже двадцать минут я бесцельно шатался в проходах супермаркета; то, о чём попросил Борисыч, никак не хотело укладываться в голове ровным слоем. Аудит? Они что, серьезно хотят проверять нашу профпригодность? Да и кто собирается проверять? Ладно, когда аудиторов на объекты высылал сам Борисыч, а тут... Совет директоров так решил... Все эти движения попахивали грядущей перестановкой кадров. Мне главное, чтобы нашего управляющего никуда не сдвинули, навряд ли новый директор сможет адекватно оценить мой вклад в развитие компании.

— Чёрт, да куда они засунули эти долбаные пряники? — я раздраженно чертыхнулся, замявшись в очередном проходе. С полок на меня смотрел клонированный младенец, распечатанный на упаковках с подгузниками. Раз в несколько месяцев работники универмага переносили товары с привычных мест, меняя их местами. Маркетинговый ход, чтобы изменить привычный маршрут покупателей, бил скорее по моему терпению. Яр насторожился, далеко не каждый день видел меня в таком состоянии:

— Твои сладости через проход налево. Видимо, Борисыч не сказал ничего хорошего?

— Спасибо, — я болезненно улыбнулся, найдя выход из лабиринта. Призрак верно указал направление, и теперь я ориентировался на стеллаж со знакомыми обёртками, видя их издалека. — В компании скоро пройдёт аудит.

— Вам всем раздадут по машине? — Яр оживился. Уже несколько лет тщетно упрашивал меня сдать на права. С моей ленью только на вождение ходить, я на курсы психологии положил большое и толстое вето, что тут говорить про остальные мелочи: как говорится, мне и на метро удобно, особенно, когда хочется уединиться.

— Да нет. Аудит — это проверка работы сотрудников компании вышестоящей инстанцией. В моём случае будет проверка на профпригодность и соответствие занимаемой должности.

— И чего? — Яр поднял удивленный, наивный взгляд.

— Да нет такой должности: целитель! Я по штату психолог-аналитик, — махнул я рукой и приник к стенду с пряниками, набрал себе несколько штук с любимой фруктовой начинкой.

— По какому такому штату?

— По штату Айова!

Мой вымученный взгляд встретился со смеющимися глазами призрака. Он любил включать дремучего деревенского парня не в самое подходящее время и не самым коротким образом.

— Борисыч не может взять меня на официальную должность без диплома о специальном образовании. Он направил меня на курсы психологии, откуда я должен был принести сертификат, но...

— Но... ты как обычно! — закончил за меня призрак и задумался: — Ну и иди на эти курсы, они оплачены? В чём проблема?

Я откашлялся, закрутился на месте в поисках выхода к кассам:

— Кхм... проблема в том, что они были оплачены год назад...

— О! Ты их удивишь! — Яр нашёлся с ответом и тут. Помчался следом за мной. — Тебе, кстати, зачем столько пряников, у тебя уже был один?

— Я отдал его Матвею!

— А перстень ты ему не отдал? — призрак язвительно стрельнул глазами.

— Это ребёнок, всё, закрыли тему! Я ему помог один раз и надеюсь, больше не придётся вмешиваться в его судьбу, он нормальный пацан! — мы схлестнулись в середине одного из проходов, Яр скрестил на груди руки, насупился и всем своим видом подначивал к ссоре.

— Ты знаешь моё отношение к твоей самодеятельности, я ещё раз убедительно прошу тебя быть осторожным! Толпа боится людей со сверхспособностями, им будет проще сдать тебя военным, нежели ходить за помощью!

— Да бред это всё! С чего ты взял?

Моё негодование оборвал истошный женский вопль:

— Обокрали! Держи вора!

Противозаконное действие развернулось у холодильных камер напротив. Парень в толстовке с капюшоном бросился наутёк, стоило жертве закричать. Воришка нёсся к выходу из супермаркета, от испуга позабыв о мерах предосторожности. Мы с Яром быстро оценили ситуацию:

— Ого! Держи его справа, а я подножку поставлю слева! — призрак изумленно смотрел на приближающегося паренька. Я даже не смог определить его возраст, толстовка с капюшоном скрывала лицо. Из-под локона длинных волос на меня смотрел испуганный зрачок.

— Ну да, твоя подножка, как дуновение ветерка! — я напряженно распростёр руки: ещё бы знать, в какой угол кинется воришка. Хотя худой — не всегда вёрткий, я не стал рисковать, загородил собой центр узкого прохода. Увидев, что его готовы "принять", парень судорожно начал кидаться из стороны в сторону.

— Главное, чтобы поверху не ушёл! — рассмеялся Яр. Он остался в стороне, а я не стал напоминать предку, что в морге больницы он проявлял чудеса взаимодействия с миром живых и без веских на то причин.

От шума проснулся Прокл, появился на моем плече, с интересом смотрел на происходящее. Он скатился на ладонь, привлекая к себе внимание, прыгал с высунутым языком. Безумная мысль, но я понял, что хотел от меня малыш. Его идея показалась мне забавной, да и времени на раздумья уже не было. Воришка пригнулся, проскочив под моей рукой, но резкий взмах отправил кляксу ему вдогонку. Прокл кинулся на цель, жадно облизываясь, я видел, как вспыхнуло защитное поле паренька, Уголёк пробил радужную оболочку, присосался к телу и исчез. Воришка успел сделать несколько шагов, он не вписался в поворот, подвернул ногу и сходу налетел на стенд с кухонными принадлежностями.

— Трёхочковый! — я гоготнул, довольно потирая ладони. — Куда же ты так спешишь, ворюга?

Пацан замер на месте, кошелёк выпал из ослабевших рук. Я слишком поздно осознал: что-то не так. Воришка захрипел, схватился за грудь и упал как подкошенный.

— Ядрён коромысло! Это кто тут додумался столько ножей повесить? Человека убили! — Яр запричитал, как на базаре. Одновременно с выплёскиванием праведного, но бесполезного гнева он воровато оглядывался по сторонам. Меня прошиб холодный пот, я кинулся к горе-воришке, упавшему навзничь, из его груди торчал кухонный нож. Невероятно, как смертоносное орудие сумело выскочить из упаковки и вонзиться в тело почти по самую рукоятку. Бедняга хрипел, выплёвывая кровь. Мешковатая толстовка скрывала сухое тело со следами недоедания. Я первым упал перед ним на колени, зеваки не спешили подходить, молчаливо доставали телефоны и снимали это страшное действо, как кино.

— Вызовите скорую! — я крикнул во всё горло, но на окружающих это не произвело никакого впечатления. На звук суеты стягивались охранники магазина. Переговоры по рациям становились тревожнее, чья-то рука одёрнула меня за плечо.

— Мужчина, что произошло?

— Этот воришка украл мой кошелёк! — заливаясь истерикой и матерясь, к нам подскочила женщина лет шестидесяти; огромная сумка, напоминающая саквояж, распахнута, внутри хаос из пустых пакетов, одной косметички и расчёски. Я смотрел на это великолепие, не моргая. Образ женщины незамысловато напомнил мне ту старушку из метро, только не хватало могильного цветка в волосах. Она со злости пнула умирающего по ноге.

— Вы что делаете? Ему и так худо! — внутри меня всё похолодело, негодование вырвалось гневом. Вскочив на ноги, я пошёл на потерпевшую с кулаками, но вовремя взял себя в руки. Всё больше людей стягивалось в проход, скоро здесь будет не протолкнуться. Прокл, соскочивший с тела жертвы, в панике метался на полу. Похоже, малыш напугался не меньше моего. Я наступил на кляксу ногой, призвал к себе.

— Рома, уходим! — Яр цыкнул мне на ухо. Работники супермаркета суетились над умирающим, не зная, чем ему помочь. Прокл взвился по руке змейкой, спрятался на плече, что-то истерично тараторя. Все произошло настолько быстро, что я напрочь забыл и о своих способностях, и о здравом смысле. Все еще стоял рядом с телом, вместо того, чтобы по-тихому покинуть место несчастного случая.

— Ты уснул, что ли? Уходим! — истошный крик Яра вдохнул в меня жизнь. Я попятился, чтобы затеряться в толпе:

— Простите, простите...

Надо срочно возвращаться в офис, я оставил пряники на стенде в следующем проходе, прошёл кассы, не останавливаясь и не оборачиваясь. Прокл выскочил на плечо, вопросительно смотрел на меня. Что я мог сказать? Прихлопнув проклятие ладонью, вогнал обратно в тело. Это несчастный случай, просто, мать его, несчастный случай. Страшно осознавать такие ситуации; втянув голову в плечи, я выскочил на улицу. Жаль, что этот солнечный и тёплый день омрачился таким образом...

* * *

Прошлое

— Эй, куда пошёл? Тут тебе кое-что передали.

Вахтерша остановила меня в дверях общежития за пятнадцать минут до комендантского часа. Весь день я гулял по Москве, и под вечер хотелось только одного — хорошо выспаться.

— Что там, тётя Оль?

Я не ожидал ни посылок от родителей, ни повесток в суды или к следователям. Аркадия Урицкого и его подельников осудили еще неделю назад. Лишь Догматов мог прислать мне благодарственное письмо, о чём грозился в нашу последнюю встречу.

— Какой-то сверток, — вахтерша передала небольшой тонкий пакет через прорезь окна.

Я неуверенно принял его и оглядел. Никаких печатей или почтовых штемпелей. Бумажный пакет песочного цвета перетянут обычной бечевкой. В комнате никого не было. Летом по большей части все учащиеся разъезжались по домам, и на время каникул общага была в полном распоряжении не более двух десятков человек. Я вскрывал посылку на столе, обычным кухонным ножом. Выпавший из пакета сверток пергамента заставил меня в ужасе попятиться. Это была вырванная страница из Кодекса Гигаса. Та самая, из дома Урицкого. Волосы на моей голове вставали дыбом. Внутри пакета оказалась записка, я прочитал её дрожащими губами. Всего три слова:

"Спасибо за руку".

Клочок бумаги выпал из моих рук. Я запер комнату на ключ. Прощальный привет от Аркадия Урицкого наполнил мой вечер беспокойством, а сон кошмарами. Я спрятал пергамент за батареей, туда, где мы с Хворостовым когда-то хранили моё кольцо. Надеюсь, я забуду о нём, когда учеба закончится и мне придется съезжать из общежития. Цепочка, спрятанная внутри пергамента, была оборвана, а кусочек стекла, что некогда висел на ней, исчез.

— Ты вообще понимаешь, что произошло? — Яр уже встречал меня в дверях кабинета.

Я ворвался внутрь своей обители, безумно вращая глазами. Тщетно успокаивал разгоряченный мозг:

— Это был несчастный случай!

— Да ты с ума сошёл? Ты какого рожна кинул на него проклятие? Ты убил его, понимаешь? — призрак сорвался на сдавленный крик.

— Я его не убивал! Вообще откуда ты знаешь, что он умер? Мы ушли раньше, чем приехала скорая!

— Ты серьёзно полагаешь, что с ножом, вогнанным в грудь по самую рукоятку, можно выжить? — Предок смотрел на меня с вызовом.

Его глаза злобно сверкнули, когда Прокл осмелился показаться на плече. Уголёк ещё в панике, его силуэт колыхался от переполнявших эмоций.

— Не гони волну! Всякие случаи бывают, тем более, откуда мы знаем, может, у него на роду написано быть проткнутым ножом в этом чёртовом супермаркете?

— На роду? Ага! Интересная информация, мистер экстрасенс, кстати, откуда она? Ты пользуешься услугами Инферналов у меня за спиной или просто дурак? Рома, ты играешь с огнём!

— Я пока не уверен... — действительно неуверенно ответил я. — Он украл кошелёк, может, это и было его наказание.

— Ну, конечно! Теперь ты вздумал решать, кто какого наказания заслуживает? — Яр всплеснул руками, призрак хмурился, никак не желая прекращать полемику. — Или ты ищешь оправдание этому своему зверёнышу?

Яр материализовался совсем рядом, замахнулся, чтобы схватить Прокла, но малыш оказался проворнее; истошно вопя, клякса спряталась в моем теле.

— Не трогай его! — теперь не на шутку расходился я.

— Пригрел на груди гадюку! Выбрось эту дрянь, я её уничтожу!

— Только через мой труп! — я ударил рукой по столу и тут же осекся, услышав, как открылась входная дверь.

— Ярцев, ты тут с кем? — Борисыч осторожно заглянул в кабинет. Мои крики приманили начальника, а отсутствие видимого собеседника загнало его интерес в логический тупик. — Ты чего орёшь? Сегодня вообще-то моя очередь орать.

— Простите, Юрий Борисович, я что-то на взводе, сейчас в супермаркете парнишка на нож наскочил, проткнул себе брюхо, это было ужасно... — мой голос охрип; растирая красный лоб, я боялся смотреть директору в глаза.

— Он умер? — Борисыч изогнул бровь.

— Я не знаю...

— Тебя подозревают?

— Да бросьте вы, несчастный случай же...

— И чего тогда орём?

— А... фиг знает...

И ведь действительно хороший вопрос!

— Воды попей, успокойся и это... на курсы не забудь сходить! Меня завтра не будет, отъеду на пару дней, как вернусь, проведём сеанс, что-то простата начала подклинивать. — Борисыч стрельнул глазами и закрыл за собой дверь. Я облегченно выдохнул, дрожащей рукой набирая в кулере воды. Борисыч, как и положено настоящему начальнику, мастерски делал две вещи: вносил хаос в спокойную работу коллектива и одновременно с этим устанавливал жесткий порядок в паникующих умах своих подчинённых. Он уверенно держал нас подобным "контрастным душем" в постоянном тонусе.

— Вот и фиг! — я обратился к Яру. — Что ты орешь, нас не подозревают!

Призрак не ответил; беззвучно играя скулами, он растворился в воздухе, оставив после себя неопределенность и дыру в озоновом слое. Но хоть дал мне возможность перевести дух, и на том спасибо. Я плюхнулся в кресло, закрыл глаза: если воришка действительно умер, то это была одна из самых глупых смертей, которые я когда-либо видел. Ну а теперь, когда паника прошла, нужно очистить разум и приготовиться к следующему пациенту, тем более я уже слышал за дверью легкий цокот каблучков...

* * *

Прошлое

Я обманул себя. Обманул Димона, обманул отца с матерью. После получения диплома я не покинул столицу. Рука не поднялась бросать все и уезжать в свою глубинку. Хоть она и манила воспоминаниями и родными запахами, что таились на дне посылок, которые приходили мне от родителей. За несколько месяцев до диплома я устроился на работу в магазин сотовой связи и снял маленькую комнату, с вечно кашляющей соседкой-старушкой и тараканами. В этот раз абсолютно легально и без угрызений совести. Работа хоть, мягко говоря, и отличалась от полученной мной специальности, но откровенно не раздражала, а иногда даже и веселила. Перекантуюсь так годик, поднакоплю деньжат и съеду на более приличную жилплощадь. Хороший план, когда тебе чуть за двадцать, а впереди открытые дороги и свободные пути.

Именно с таким настроением я ехал на работу в то сентябрьское утро. Оно было солнечным и беззаботным, но наравне с этим ещё и беспощадным. Ехать до рабочего места мне было долго, почти через пол-Москвы. Поэтому, заприметив свободное место в вагоне, я ринулся к нему, расталкивая зазевавшихся пассажиров и менее расторопных старушек, что уже тянули к моему временному пристанищу руки. Самое главное, сразу же притвориться спящим, а ещё лучше — мертвым. Считать остановки с закрытыми глазами я научился уже через месяц, а через два обрёл практику великих гуру медитаций и, ненароком засыпая, научился открывать глаза аккурат перед своей остановкой.

Вот и в этот раз я настроился на сонный лад и, растолкав бедрами грузных соседей, закрыл глаза. Заснуть не получалось долго. Поезд сделал первую остановку и снова разогнался. В вагоне затхлый запах, народа столько, что уже два раза мне наступали на одну и ту же ногу. Я хмурился. Хотелось поспать перед работой. Обязательно минут пятнадцать или двадцать.

Влад будет опять донимать своими заданиями. В прошлый раз я делал инвентаризацию магазина, оставался после работы. Правда не один. Вместе с Ксюхой. Классная девчонка, мы с ней ладили. Может, к концу недели я наберусь смелости и приглашу ее куда-нибудь на выходные. Может, в зоопарк или в Третьяковку? Нет, в Третьяковку дорого, надо же ещё и поесть что-то, где-то посидеть.

Мягкий ход состава нарушило небрежно резкое торможение. Потом ещё одно. А что после прогулки? Пригласить ее к себе? На чай? Ага! На смотрины тараканов! Черт! Надо быстрее съезжать с этой комнаты, найти однушку и жить там как король. Туалет и ванна будет только моими!

Состав оттормозился ещё раз, но не остановился. Странно, какой-то слишком долгий перерыв между остановками. Что-то я такого не помнил на своем маршруте. И этот запах. Странный. Я принюхался, еле заметно повел головой по сторонам. Рука соскочила с колена и как бы случайно коснулась соседнего места. Там никого. Я провел ладонью по дубовому дерматину и наконец открыл глаза.

Странности не прекращались. Вагон несся на огромной скорости, но внутри сидело всего несколько человек. Освещения в поезде почти не было. Пара ламп мерцали красноватым светом, а в воздухе витала дымка.

Я встал. За окнами зияла непроглядная тьма. Грузный мужчина в рубашке и лёгкой куртке ухватился за поручни обеими руками и стоял ко мне спиной. Он что-то бормотал себе под нос. Я поравнялся с ним и прислушался.

— Нет, пожалуйста, не надо. Я не хочу.

Он повторил это несколько раз. По его лицу струился каплями пот, хотя в вагоне не было душно, скорее наоборот. Я не решился заговаривать с ним. Девушка лет тридцати сидела чуть поодаль и выглядела более открытой для диалога. Она хотя бы молчала, правда, изогнув спину, смотрела в пространство перед собой и не шевелилась. Даже не моргала. Взгляд остекленел, зрачки расширены.

— Девушка, с вами все хорошо? — я осторожно встал перед ней, хотел поймать ее взгляд, но девушка упорно не замечала меня.

Её фигура раскачивалась в такт движению вагона, на пересохших губах вдруг проступила кровь.

— Девушка, у вас кровь! — я рефлекторно протянул руку и коснулся её плеча.

Кожа была холодной и неприятной на ощупь.

— Не надо, оставь её в покое.

Это был спокойный, даже немного уставший голос. За моей спиной, словно из ниоткуда, возник старик. С длинными седыми волосами и замутненными зрачками, что еле-еле отдавали синевой. В его руках деревянный посох, а из одежды серая, мешковатая ряса с длинными рукавами.

— А вы кто? — я обомлел, но не удержался и гоготнул.

Скорее, от нервов. Уж очень незнакомец выбивался из современного антуража.

— Я Полох, твой сопроводитель в лучший мир, юнец, — старик протянул руку, предлагая следовать за ним. Я послушался и даже сделал шаг в сторону дверей вагона. Я не отдавал себе отчёта в происходящем. Неожиданно родовой перстень на моем пальце завибрировал и нагрелся. Боль привела меня в чувство, и я отдернул руку.

— Эй, эй, постой, старик!

За моей спиной появился ещё один мужчина, на сей раз лет тридцати пяти или сорока, но одетый по антуражу в ту же одежду, что и Полох. Старик изумлённо взглянул на незнакомца.

— Ты?

— Да! — мужик в простой деревенской рубахе, недолго думая, расцеплял пальцы Полоха, освобождая меня из его хватки. — Не трогай моего потомка, ему ещё рано идти за тобой. Пока я его охранитель!

Полох не смутился, однако, чуть поразмыслив, отпустил меня сам.

— Ну хорошо, если ты так говоришь. Но… вот только пусть сам юноша решает, куда ему идти и с кем лучше быть!

Они оба вопросительно смотрели на меня. На меня, который вообще ничего не понимал. На меня, у которого от странной ситуации пропал дар речи.

— А вы все кто? — наконец вымолвил я дрожащим голосом.

— Я Яр, твой далёкий предок, твой защитник. Помнишь, в доме у антиквара я был у той машины? — незнакомец опередил Полоха.

Старик, конечно, был мудр и умён, но его более молодой оппонент — несомненно ловчее и наглее. И да, я вспомнил, что уже видел его. Все, как и говорил этот Яр. В доме Урицкого в те моменты, когда машина Аркадия разрывала ткань мироздания.

— И что? — я до сих пор не понимал, какой выбор должен был сделать.

— Ты последний из рода Ярцевых, и ты должен идти за мной! — Яр говорил быстро, словно нас поджимало время. Туман в вагоне усиливался. — Ты должен согласиться на мою помощь.

— Хорошо, — я бездумно кивнул, так ничего и не поняв. Обратился к Полоху: — Я иду с ним!

— Будь по-твоему, дитя.

Казалось, старик совершенно не расстроился. Он ухватил за руку следующего подвернувшегося пассажира и повел его к дверям. Они на ходу открылись, и Полох шагнул с ним в тоннель. Я вскрикнул от неожиданности и попятился.

— Это что, нахрен, такое?!

— Не время что-то объяснять, — Яр щёлкнул пальцами у меня перед глазами. — Твое кольцо! Оно ещё на руке, это хорошо. Я попробую привести кого-нибудь на помощь. Продержись. Ты должен двигаться вперёд, дальше от огня! Ты меня понял?

— Какого огня? — я заикался и невольно отстранялся от этого безумия. Хотел сказать ещё что-то, но горло вдруг дерануло так, что я закашлялся и согнулся пополам.

— Дальше от огня, ты слышишь? — Яр пятился к раскрытым дверям.

Он исчез в проёме, так же сбросившись в тоннель. Поезд сбавлял ход. Я приник к окну, надеясь увидеть в нём какую-нибудь станцию, но там лишь бушевал огонь. Бесконечный, приходящий ниоткуда и уходящий в никуда. Я с ужасом и восхищением смотрел на пляски пламени. Не сразу почувствовав, как кто-то вцепился мне в ногу. Девушка, чуть моложе меня. Густые каштановые волосы, вьющиеся у кончиков. Огромные серые глаза, в которых застыл испуг. Она лежала на полу, и глядя на меня, прошептала:

— Не бросай меня...

Я очнулся с диким криком и, осознав реальность, забился как бабочка на булавке. Вокруг скрежетал и горел металл. Меня прижало обломками к стене, что, вероятно, и спасло мне жизнь. Огонь бушевал у моих ног и плавил недавно купленные ботинки. Я завертелся, стараясь освободить руку, плечо. Боль сдавила грудь и срезала мой крик. Но шума хватало и так. Кто-то молил о помощи, кто-то просто кричал от боли. Совсем рядом, со всех сторон. В моем сознании вспыхнуло: произошла катастрофа, поезд сошел с рельсов, но лишь позже я узнал, что по ошибке диспетчера произошло лобовое столкновение двух составов на перегоне.

Я вспомнил свой сон. Яр говорил, что я должен двигаться вперёд, дальше от огня. Я честно старался, но руку зажало обломком двери, и разбитым стеклом мне порезало предплечье. А ещё нарастала головная боль, и по переносице текла кровь, заливая мне щеку и правый глаз. Я услышал голоса спасателей, когда уже окончательно простился с жизнью. Чьи-то руки ухватились за обломки, и с отчаянным криком кто-то освобождал меня из плена. Я смог пошевелить рукой, прижать ее к груди, заплакать при очередном вздохе. К пальцам прилипло что-то тонкое и длинное, чьи-то волосы. Каштановые и вьющиеся у самых кончиков. Я едва разглядел их, картинка перед глазами неприятно двоилась.

— Тяни его! — раздался крик над самой головой.

Меня спасало несколько мужчин. Не специализированные спасатели, обычные люди. В одеждах, испачканных сажей и порванных до дыр. Просто те, кому посчастливилось выжить в этом аду. Они потянули меня на волю, дальше от огня. Тонкая женская рука неожиданно вцепилась мне в бедро. Я опустил взгляд и увидел её. Девушку из своего сна. Её лицо было залито кровью, а разбитые губы молили о помощи. Я ухватил её за запястье, сжал настолько крепко, насколько мог. Рыча от боли, опустил вторую руку ей на плечо, ухватил подмышкой. Спасатели тащили меня из-под завала долго, кричали и матерились, не видя и не зная, что за собой, на свет жизни, я тащил ещё одного человека, которому посчастливилось ухватиться за меня в самый последний момент.

* * *

Настоящее

— Роман Валерьевич, к вам можно?

Жанна Фадеева. Миловидная девушка с изящно подчёркнутой грудью скромного второго размера вошла, тихо постучавшись. Взгляд смотрел в пол, почти не пересекаясь с моим. Работники компании вообще считали визиты ко мне чем-то настолько сакральным, что я удивлялся, как ещё к дверям моего кабинета не несли жертвенные подношения.

— Здравствуйте, Жанна, — я кивнул ей в приветственном жесте. Всегда старался вести себя с пациентами естественно и всячески разгонял туман мистических слухов около своей фигуры. Вопреки многим суждениям я вполне обычный человек. — У вас что-то случилось?

Она заметно нервничала, обернулась на хлопнувшую входную дверь, прошла к кушетке, так ничего и не ответив. Превосходная девушка, строгий стиль корпоративной одежды под стать тонким чертам её лица.

— Что случилось? — я улыбнулся, стараясь раскрепостить пациентку, ведь специфика работы зачастую вынуждала меня глубоко копаться в первопричинах той или иной болячки.

— Не знаю, как сказать... — она замялась, поджав губки. Я ответил, не думая, своей коронной фразой:

— Как есть...

Впрочем, сомневался, что у Фадеевой что-то болело. Печать защиты я ставил несколько недель назад, её эффект ещё не пропал. Да и не ощущал сильного отклонения в биополе девушки, скорее наоборот, жизнь внутри неё била ключом, и это не могло меня не радовать. Жанне с трудом удавалось сдерживать в себе скопление внутренней энергии, я видел, как ярко-красные нити расходились от тела, но этими брешами никто не питался. Девушка была молода и, насколько знал, одинока, в этот раз я смело поставил приятный диагноз, откинувшись в кресле, хитро улыбнулся:

— И как же его зовут?

Глаза Жанны расширились от удивления, оно сменилось облегчением, что ей не пришлось самой сдавать своего возлюбленного. Щёки Жанны налились стыдливым румянцем:

— Миша. Роман Валерьевич, как вы узнали?

Да по тебе, Жанна, и так всё видно, в Лимб не ходи: доверчива и наивна. Этим и пользуются шарлатаны от мира экстрасенсов: курс психологии, пара правильных умозаключений, и вот уже клиент в цепких лапах вымогателей. Хорошо, что эти забирали только деньги. Настоящие колдуны и маги, рабы Лимба, брали от жертвы куда больше.

— Да не обращайте внимания, — я смущенно махнул рукой. — Миша... Он, наверное, хороший парень?

— Да, мы встречаемся уже два месяца, он при деньгах, дорогая машина, своя квартира, — Она по-женски педантично перечисляла достоинства своего кавалера, я одобрительно кивал головой. — В отпуск обещал взять меня в Италию. Говорит, будет там по каким-то делам.

— Он бизнесмен? — меня это сразу насторожило. Жанна, конечно, симпатичная девушка, но никак не бизнес-класс.

— Я точно не знаю... — она зашептала: — Но деньги у него есть точно, на Садовом двушка.

Неплохо, я деловито хмыкнул:

— Ну и в чём же проблема?

Как ни хотел, но уже приблизительно понимал суть. Фадеева виновато опустила голову:

— Он женат.

Ну вот! Испортила такую малину, а я уже хотел порадоваться. Сдержался, чтобы не наговорить лишнего, выждав паузу, встал:

— Чаю хотите?

Электрический нагреватель щёлкнул выключателем; в очередной раз подогрев воду, я не спеша достал две кружки.

— Да, если можно. — Жанна опять нервничала, кидая неловкий взгляд из стороны в сторону. Я чувствовал: она жалеет, что пришла излить душу, надо было срочно спасать ситуацию:

— Где вы познакомились?

— В кафе на Арбате, я туда иногда хожу с подружкой, — девушка оживилась, тяжёлые темы лучше начинать с приятных воспоминаний. — Ой, он так красиво к нам подкатил. Поставил на стол дорогущее шампанское, сказал, что у него маленький праздник, состоялась какая-то сделка. Ох, мы просидели там до самой ночи.

— Ага, — я вручил Жанне чай, сел на место. Все ещё улыбался, но уже понимал, чем закончится этот роман. То, что красиво начинается, обычно кончается очень быстро и бесславно. Бизнесмен женат, наверняка есть дети. Жену, на которую по обыкновению переписана половина состояния, он бросать, конечно, не собирается. Классическая схема. Я сделал глоток терпкого напитка:

— Он не собирается подавать на развод?

Она ответила не сразу, собиралась с мыслями:

— Он хочет, но не может. Говорит, у них брачный контракт, и в случае развода он останется ни с чем.

Похоже, Фадеева понимала патовость и глупость ситуации не меньше моего, но она была влюблена и поделать с этим пока ничего не могла. В мою голову закралась дельная мысль стабилизировать выработку гормонов. Это облегчит страдания, уберёт сушку. Я наивно полагал, что она пришла именно за этим; воспользовавшись паузой, Жанна открыла косметичку.

— Я думаю, жена его привязала, — её глаза алчно блеснули. — Такое же возможно?

— Ну... возможно, — я неуверенно кивнул, не совсем понимал, что от меня хотели, пока не увидел фотокарточку этого хитрого типа. Жанна протянула её, я неуверенно взял снимок в руки. На вид ему лет тридцать пять, обычная аккуратная стрижка, тёмно-русые волосы, греческий нос, волевой подбородок с ямочкой. Вообще, Михаил больше походил на профессионального плейбоя, чем на бизнесмена, уж слишком был хорош собой. Карточка черно-белая, непонятно, откуда она у Жанны.

— Вы у него из паспорта её выдрали, что ли? — не удержался, чтобы не сострить, лишь бы Фадеева поняла юмор, но с этим у неё все нормально: она смеялась, прикрыв лицо рукой:

— Нет, но, если честно, он не знает, что я взяла фотографию.

— Понятно.

Я крутил карточку несколько секунд, положил в центр стола. Не знаю, как сказать ей, но узнать, если на объекте проча, привязка или какая другая лабуда, может только тот, кто служит Лимбу. Я могу подключиться к нему хоть сейчас, но платить за вход и информацию здоровенным дядькам с плохими манерами как-то не хочется.

— Жанночка, я же целитель, а не экстрасенс, — снисходительно улыбаюсь: — Приведите его сюда, и если Юрий Борисович разрешит, я проведу сеанс, поставлю блокировку.

— Миша на это не согласится, — глаза Жанны погасли от безысходности. Ну, я и не сомневался, что у этого Миши в данной ситуации совсем другие планы. Фадеева замялась, потому что продолжать разговор в этом ключе не имело смысла, но решилась на вторую попытку.

— Роман Валерьевич, может, вам удастся его ко мне приворожить? — вопрос по-детски наивный и от того почти милый, но, сделав глоток чая, я тут же выплюнул его обратно в чашку.

Похоже, я немного перехвалил умственные способности Фадеевой, откашлялся. Я уже не улыбался, но и грубить не стал. В конце концов, она едва ли разбирается и когда-нибудь будет разбираться в тонкостях "тонкого" мира.

— Жанночка, вы, конечно, можете попробовать сделать что-то против воли человека, но вы должны помнить: этим вы разрушите и его, и свою жизнь.

Я тщательно подбирал слова, знал, что будет потом: не найдя помощи у меня, она попробует обратиться к салонным магам или, что хуже, наберётся всякой дряни из интернета и попробует опасный ритуал провести сама. Решительность, граничащая с отчаянием, читалась во взгляде Фадеевой. Она ничего не ответила, взяла фотографию, спрятала в сумочку.

— Но ведь можно как-то мне помочь? — Жанна встала, бросила на меня умоляющий взгляд последней надежды.

— Да, — я сложил пальцы у подбородка, смотрел на неё строго, без тени юмора. — Я могу подкорректировать химический состав в вашей крови, ограничить выработку фенилэтиламина. Этот нейромодулятор отвечает за влюблённость и привязанность к объекту вожделения.

От этих слов Жанна изменилась в лице, думал, сейчас возьмёт недопитый чай и плеснёт в меня, но грусть в глазах пересилила негодование.

— Как вы можете, Роман Валерьевич, это же любовь...

— Это химия, — я старался быть максимально дружелюбным.

Жанна развернулась и, гордо виляя аппетитным задом, зашагала к двери. Печально. Печально не то, что я не смог ей помочь, а то, что она не послушает мой совет и обратится к жуликам, и это в лучшем случае. Когда дверь за ней закрылась, я обречённо уронил голову на стол: людей не вразумить! От всего пережитого за день на тело тяжёлой волной усталости накатил стресс. Перед глазами стояло лицо воришки из магазина. Бедняга, я даже не думал, что всё закончится так печально, парень явно не заслуживал смерти, но с другой стороны, и от несчастных случаев никто не застрахован.

— О! Скоро будешь латать её защиту! — Яр появился как всегда вовремя.

— Как это достало... Может, проследишь за ней вечером?

— Это ещё зачем? — лицо призрака вытянулось от обиды. — Я тебе что, собака?

— Если она к бабке какой пойдёт, поставишь подножку, — я поморщился от стреляющей боли в спине. Прокл приступил к полднику раньше обычного. Как бы смешно это ни звучало, но все живые организмы, какую бы структуру они не имели, сходились в одном — стресс лучше заедать. Солнце за окном офиса уверенно шло к закату. Дни становились короче, и от осознания наступающей осени настроение падало ниже плинтуса.

— Думаешь, разбитый нос и ободранные коленки лечить легче?

— Да, потому что не я буду их лечить, — я удрученно качал головой.

— Кстати, насчёт бабок. Что решил с проклятием? Или тебе мало одной загубленной души? — Яр материализовался в кресле напротив, водил носом вокруг почти нетронутой кружки. Чай ещё парил, издавая приятный аромат. Я невольно вздрогнул; предок умел поддержать беседу, но, как ни крути, он прав. Успокоившись и трезво оценив произошедшее, я убедился лично: проклятие остается опасным даже в приручённом виде, носить его с собой, как собачку в сумочке, — нельзя. От круговорота мыслей заболела голова:

— Не знаю... В тех катакомбах Прокл мне помог; я, конечно, понимаю, что носить его — это безумие, но что я могу сделать? Я не смогу его уничтожить!

— Не можешь, значит, не можешь, тогда попробуем вернуться в тот проулок. Избавиться от проклятия можно, также вернув его в своё прежнее тело.

— Кукла? — я вспомнил подробности недавней стычки. Возвращаться в грязную подворотню не хотелось, да и обломки соломенной игрушки наверняка уже давно выкинули в мусор.

— Да, я боюсь, это единственный выход, если хочешь сохранить проклятию... кхм... жизнь.

Яр поморщился, говорить подобные вещи он не привык, да и у меня не каждый день возникали такие своеобразные дилеммы.

— Ну, хорошо, я вернусь в подворотню, посмотрим, что там осталось... — я легонько ударил ладонями о стол; если есть надежда благополучно решить свою проблему, я должен хотя бы попробовать. Прокл закончил трапезу, пританцовывая от удовольствия, скатился по руке. Клякса прыгала по столу, виляя невидимым хвостом. Я болезненно улыбнулся: Прокл тоже не хотел, чтобы так получилось с тем человеком, просто это несчастный случай...

Я с тоской смотрел на часы. До конца рабочего дня оставалось пятнадцать минут. Яр проследил мой взгляд:

— Что, твой секс-символ так и не пришёл?

— Да, наверное, у Дашки много работы, сегодня Борисыч как заведённый, орёт на всех целый день...

Собирая вещи, я честно надеялся, что так оно и было...

* * *

— Что-нибудь нашёл? — Яр появился у меня за спиной, застал присевшим на корточках. На улице темнело, но подсвечивать фонариком из телефона не пришлось. Как я и предполагал, то место, где мы отбили старушку от Инферналов и я получил свою "награду", вылизано подчистую. Тут не то что куклы, ни единой соломинки от неё не осталось.

— М-да уж, и что тут можно найти? Район деловой, грязь тут не любят.

— Инферналов здесь тоже не было давно. Может, по камерам можно узнать судьбу той игрушки? — Яр задрал голову, указал на камеру видеонаблюдения. Вот чёрт! Я совсем забыл, что тут есть "всевидящее око".

— Вот сейчас бы не нарваться на местных прорицателей, а то они и о кукле расскажут, и дальнейшую судьбу предскажут с точностью до синяка...

Я не успел договорить, ручка стальной двери чёрного хода бесшумно опустилась вниз.

— Чего надо? — охранник с бритой головой и суровым видом вышел из открывшегося проёма. В ладони семечки, шелуха которых плевками падала мне под ноги.

— Да так... — верзила сумел застать меня врасплох, пришлось выпрямиться в полный рост, обернуться на призрака. Яр пожал плечами.

— Что так? Частная, покиньте! — Краткость — сестра таланта, а особая краткость — мать интриги. Впрочем, понять охранника не составляло труда. Ещё раз оглядывая тупик, я убеждался: идея найти тут раздавленную игрушку не приведёт ни к какому результату. Взгляд охранника давил всё сильнее, но вместо того, чтобы отступить, я неожиданно пошёл на верзилу в атаку:

— А вы тут неделю назад куклу раздавленную не находили? Соломенную такую, детскую.

— Конечно, находил! Я их собираю, — мужик отплевался от шелухи, потянулся к дубинке. — Пошли, покажу. У меня их целая коллекция.

— Не, я понял, не надо, — я поспешно раскланялся, пятился к выходу из подворотни. Верзила недовольно зашевелил губами, но преследовать меня не стал, скрылся в дверях лишь после того, как я вышел за шлагбаум. М-да... и на что можно было надеяться? Что они оставят мусор под ногами на целую неделю?

Мы спускались в метро, я устало повис на поручне эскалатора. Яру снова пришлось напрягаться, чтобы синхронизироваться с движущимся механизмом подъемника. Его не распирало от удовольствия, но для меня предок делал исключение.

— Может, надо было порыться в урне? Вдруг они ещё не выбросили мусор? — очередная светлая идея от Яра принялась моим утомленным сознанием в штыки:

— Да ты что? Я в мусор не полезу! Я, между прочим, в дорогом пиджаке, мне Борисыч уже и так выговор сделал, что я их в последнее время меняю слишком часто! Компании это в копеечку!

— Ну да, в дорогом пиджаке и с приданым! Проклятие — не самое лучшее приданое, между прочим! — Яр передразнил мою интонацию, добавил, хитро оскалившись: — Тем более не тебе, прогульщику курсов психологии, считать расходы компании. Они-то за те курсы заплатили вперёд!

— Ох, не начинай! — я тихо застонал, вспоминая прошедший разговор с Борисычем. — Эти курсы как кость в горле!

— Когда собираешься на них пойти? Наверное, после работы? — призрак задумчиво оглядывался по сторонам. Переходя с Марксистской станции на Таганскую, я задумчиво крутил сжатой в кулак кистью. Прокл перекатывался в пальцах, как вязкое варенье, его холодное тельце неожиданно успокоило мою разгоряченную плоть, даже в какой-то мере помогло собраться с мыслями.

— Я обещал Борисычу заехать к ним завтра, но, зная себя... Мне надо будет хотя бы до конца недели заглянуть в офис той конторы. Они где-то в районе Фрунзенской, будет удобно, без пересадок.

Я выбрался на Таганскую станцию, встал у края платформы. Мне нужно проехать всего одну остановку и сделать пересадку. В метро я больше всего не любил беготню. Уныло склонив голову, смотрел на железнодорожное полотно. Грязное и неприветливое. Интересно, сколько же оно забрало тут жизней? От неприятных мыслей побежали мурашки, перед глазами встала груда искорёженного металла, пожар, вой сирен. В какой-то мере я, как никто другой, знал, сколько жизней забирало метро. Состав подъехал, обдав меня прохладой, открылись двери.

— Ладно, увидимся у дома, я пока подумаю, что ещё можно сделать с твоим проклятием, — Яр говорил в спину, устав за сегодняшний день, я даже не обернулся на него, молча кивнул и, пропустив выходящих пассажиров, переступил порог вагона.

На кольцевой всегда много народа, но в этот раз то ли погода на улице выдалась отменной, то ли пробки рассосались, я с удивлением обнаружил, что в человеческой массе могу спокойно дышать полной грудью и стоять, не скрючившись в неудобной позе. Никто не напирал и не облокачивался на меня, как это бывало обычно. Сидячие места, конечно, все были заняты, но лично я не в обиде, пристроившись у дверей, отстранённо смотрел поверх голов разношёрстных попутчиков. В последний момент кто-то протиснулся в закрывающиеся двери, зашелестела огромная сумка, которая тут же бросилась в глаза. Я обомлел: знакомая старушка встала рядом со мной, прижав к дверям и едва не наступив на ногу. Она не удосужилась поднять голову и взглянуть мне в глаза, поэтому я остался неузнанным. Её могильный пластмассовый цветок все ещё торчал в волосах, на уровне моего носа. Колдунья что-то недовольно запричитала и пошла в центр вагона. Ликующая улыбка невольно расплылась по моему лицу, на всплеск эмоций отреагировал даже Прокл, что-то зачавкал на самое ухо:

— Так, малыш, без паники! Кажется, мы нашли твою горе-хозяйку! — я гоготнул вполголоса, стараясь не упустить старушку из виду, осторожно пробирался за ней вдоль вагона. Пока слишком рано выдавать себя, да и интересно, что эта недоделанная колдунья собирается предпринимать. Она деловито повела носом; паренёк в мешковатом спортивном костюме сидел справа, у самых дверей. Он скрестил руки на груди, слушал музыку и, судя по суровому выражению лица, далеко не попсу. Старушка неожиданно кинулась в его сторону, положила морщинистую руку на предплечье. Я смог услышать их разговор.

— А это метро едет в центр?

— Ну да... — ошарашено ответил парень самому глупому вопросу, который только можно задать внутри кольцевой линии. Я с нарастающим ужасом видел, как в энергетическом потоке обозначилась и замерцала аура его защиты. Ведьма быстро взломала её, отошла к дверям на противоположной стороне вагона. Отсюда она контролировала жертву, не спуская с неё пристального взгляда. В руках колдуньи появились плетёные чётки, губы бесшумно наговаривали какое-то заклинание. Да не может такого быть! Моё сердце обреченно сжалось в груди. Красные нити жизненной энергии полезли из паренька в разные стороны. Они были похожи на корни дерева, вот только утечка энергии не сулила для паренька ничего хорошего . Я шагнул в его сторону, нельзя медлить, надо закрыть брешь, пока на тёплый запах не набежали Инферналы. Незнакомец тяжело дышал, лоб покрывался испариной, он расстегнул куртку.

— Ты как себя чувствуешь, всё нормально? — парень не был сотрудником компании, но я не мог пройти мимо сотворённого беспредела, положил правую руку на плечо незнакомца, незаметно повернул её по часовой стрелке. Печать защиты обволакивала силуэт парня; по его измученным глазам, в которых промелькнуло облегчение, я понял, что подоспел вовремя.

— Что-то сердце защемило, но сейчас вроде лучше, спасибо, — он встряхнул головой, прогоняя наваждение; нити оборвались, и кажется, нам повезло: на трапезу никто не явился. Закончив с пострадавшим, я медленно обернулся на старушку. Выражение моего лица было красноречивей любых слов. Изумленный взгляд колдуньи вспыхнул яростным огнём, её связь с жертвой оборвалась, больно хлестнув старушку по самолюбию. Я сделал угрожающий шаг в её сторону. Ну всё, сука, сейчас я буду тебя наказывать! Хотя, если честно, и не представлял, как именно. Я не знал ни одного боевого заклятия, не обладал навыками бесконтактного боя и вообще был ещё тем пацифистом. Бабуля прижалась к дверям; на её счастье, состав сбавлял скорость, подъезжая к станции. Но её счастье было недолгим, хоть это и не моя остановка, упускать такую удачу мне не с руки. В плечо толкнули стянувшиеся к выходу пассажиры, я не успел схватить ведьму за шкирку, она просочилась в открывшиеся двери и бросилась наутёк. Молодость и сила предрешили судьбу этой погони, я ухватил колдунью за сумку и развернул к себе уже на платформе:

— Гражданочка, куда же вы, постойте! Вы, кажется, в вагоне кое-что потеряли...

— Да? И что же? — она процедила сквозь зубы.

— Совесть! — я скорчил самую грозную рожу, на которую только был способен.

— Иди своей дорогой, милок! Я тебе ничего не сделала!

— Да ну! А это? — я поднёс к её носу кулак, на коже которого расплывалось проклятие.

— Дык, ты сам виноват, сынок! — старушка расхохоталась. Слишком наигранно и громко, она привлекала внимание стоящих неподалёку полицейских. В этой ситуации действительно нарушаю закон я, ведь за колдовство уже не наказывают.

— Где твоя кукла? Или я отдам тебе должок, прям в рыло! — я перехватил её поклажу, но совать внутрь руку не решился, кто знает, какие там магические ловушки.

— Нет, милок, оно теперь твоё, дарю!

Знакомый шипящий звук справа. Алая линия неспешно выводила в воздухе печать. Вот только этого не хватало! Инфернал выскочил из ниоткуда, вытянул руку, спасая ведьму, он целился по ауре моей защиты. Знает, куда бить, козёл! Я измотан и устал, можно подумать, лёгкая цель, но внешность обманчива, тем более у такого матёрого борца с Инфернальной нечистью, как я. Впрочем, для контратаки всё же пришлось отпустить ведьму, припав на колено, я приложил руки к полу. Дыра, через которую тварь пришла в наш мир, в гранитной арке справа. Я направил на проход печать запрещения. Её концы сомкнулись вокруг бреши, отрезав Инферналу путь. Он досадно зашкворчал и растворился в воздухе. Без подпитки Лимба они только шкворчать и умеют.

— Развлекайся, милок, развлекайся! — старушка ехидно смеялась, исчезая в чреве пешеходного перехода. Я кинулся следом, но очередной гигант вынырнул из толпы. Корявой рукой он рисовал узор крови. То неистовство, с которым ведьму защищали Инферналы, говорило только об одном: наше вмешательство не помогло, и старушка вступила на скользкий путь рабства порождениям Лимба. Теперь мой разговор с колдуньей будет очень коротким, но прежде всего надо разобраться с опасностью здесь и сейчас. Я увернулся от атаки, действуя на опережение, разорвал алую печать взмахом руки. Инфернал так и не успел её закончить. Люди озадаченно останавливались при виде придурковатого мужчины в строгом костюме, скачущего по платформе, как сайгак, и борющегося с пустотой. Тут не поможет даже гарнитура в ухе. Они не видели вокруг ничего подозрительного, а мне надо срочно менять локацию боевых действий: я уже ловил на себе недовольные взгляды служителей порядка. Я сунул руку в карман брюк, надел перстень:

— Яр!

Пришлось бежать по переходу, игнорируя навязываемый преследователями бой. Без помощи Яра тут никак, он главный специалист по утихомириванию порождений Лимба. На моё благо Инферналы слишком неповоротливы, чтобы догнать меня физически, самое главное — избежать случайных жертв. Атакующие печати шипели за спиной, ауры идущих в одном потоке со мной людей вспыхивали и мерцали. Я тщетно высматривал в этом мельтешении свою цель. Ещё надеялся, что смогу нагнать старушку на Чкаловской станции и серьезно поговорить.

— Яр! — я потряс рукой, но предок не появился. — Хрен глухой!

Я крякнул от неожиданности: пришлось упасть на колени и проехаться по гранитному полу. Сразу две твари вышли из стены. Худые, и свирепые. Цепкие конечности рассекли воздух над моей головой.

— Исключенец... — шкворчали Инферналы; разворачиваясь в тесном пространстве перехода, они готовились к сражению. Вокруг много людей, но надежда обойтись малой кровью, затерявшись в пассажирском потоке, таяла как дым. У порождений Лимба слишком острый нюх, а запах моей ауры им более чем знаком. Я вскочил на ноги, расталкивая прохожих, сорвался на спринтерский бег. Прокл выскочил на плече, энергия во мне била ключом, и малыш, недолго думая, присосался к телу. Пришлось отрезать его от кормушки усилием воли.

— Не сейчас, Уголёк!

Конец перехода заканчивался эскалатором, поток пассажиров тут сужался и замедлял ход. Чтобы дождаться своей очереди на подъём, придется постоять, а у меня нет времени. Перемахнув через ограждения, я пронёсся мимо будки смотрителя эскалатора и побежал по одному из стоящих подъёмных механизмов. Выскочившая женщина закричала, предостерегая от опасного действия, но было поздно, я не оглядывался, твари нагоняли, их шкворчание становилось всё отчётливей. Прокл появился на другом плече, вопросительно мурлыкнул на ухо. Его нетрудно понять, в моей размеренной, спокойной жизни такие пробежки — большая редкость.

— Потом, малыш! — я едва контролировал дыхание, с досадой подумал: такой уровень закалки приведёт меня или в могилу, или в спортзал. Клякса обернулась, с ужасом запищала и спряталась обратно в тело. Я рефлекторно оглянулся следом за ней, понятно, что не увижу ничего хорошего, но вид трёх гигантов, пробирающихся по лестницам эскалаторов в лягушачьем скоке, внушал не столько ужас, сколько дикость и ирреальность происходящего. Инферналы цеплялись за частокол прямоугольных ламп освещения, попутно присасываясь к биополям ни в чём не виновных людей. Они подпитывали свои силы. Я добрался до верха, тяжело сопя и оступившись, едва не прополз последние метры на корячках.

— Ещё немного, ещё чуть-чуть! — я утешал себя, как мог, оказавшись в круглом зале с высоким потолком и информационным стендом, за которым стояли две миловидные девушки, бегло осмотрелся. Справа турникеты выхода в город и пара дежуривших полицейских. Слева проход к Курскому вокзалу. След старушки здесь давно простыл, и нагнать её казалось нереальным. Я бросил эту попытку, переход на Чкаловскую станцию прямо, направился к нему лёгкой трусцой. Самое главное: не нарваться на полицию, ещё один вечер в участке я точно не переживу.

— Стой, Исключенец! — Инферналы появились на перекрестке, озлобленно шкворча и сверля меня пытливым взглядом. Ну, конечно, я прямо так и остановился! Алые печати резали воздух, твари замирали, концентрируясь на их создании. В этот раз заминка преследователей пошла мне на пользу: ловко протиснувшись между молодой парой, я вклинился в человеческий поток у очередного эскалатора и, прыгнув на ступеньку, начал спуск к платформе. Двигаться в такт с общим потоком для меня непозволительная роскошь, я нагло распихивал попутчиков и улыбался сыплющимся мне в спину проклятиям. И хоть я уже слышал звук подъезжающего поезда, но расслабляться было рано.

— Яр! — я сжал кольцо, вдавил в палец, но призрак не появлялся. В голову лезли страшные мысли: а вдруг его уже поймали Инферналы? Попробовать поставить печать запрещения, но она сработает, если точечно попасть в открытый проход, подпитывающий порождения Лимба в нашем мире. Беда в том, что мы уже достаточно далеко от того места, где эти проходы открыты, а моей силы недостаточно, чтобы поставить обширную печать даже на одну станцию метрополитена. Где этот Яр, когда он так нужен? Чертыхаясь, я вступил на платформу Чкаловской станции, много пассажиров по обе стороны, поезд в центр только отбыл. Я продвигался к противоположному концу платформы, переводя дыхание, затерялся у линии остановки первого вагона. Худые гиганты следовали по пятам, как собаки-ищейки. Вот что я им сделал? Старушка давно сбежала, какие ко мне могли быть вопросы? Вспомнил того паренька в вагоне, ну да, что тут думать, именно я прервал ритуал питания. Опять я влез в чужую историю, но что поделать, с той ведьмой у меня личные счёты...

— Исключенец... — шкворчание донеслось из черноты тоннеля.

— Да какого фига вам надо? — эта навязчивость переходила все границы! В компании — Мирошкина, тут — ходячие сковородки! Мне вообще будет покой сегодня или нет? Поезд подъезжал к станции, сбавляя ход. Троица гигантов спустилась на платформу, дёргая головами, принюхивались. Они потеряли меня из виду, но это ненадолго. Я нервно стучал пальцами по родовому перстню, ожидая, пока откроют двери вагонов, вскочил внутрь, растолкав выходящих людей, приник к стеклу. Инферналы уже заметили меня и, вытянув загребущие руки, шли напролом. Поезд все ещё стоял, мы ждали слишком долго. Я прикусил губу от досады. Если твари прорвутся внутрь, отбиться от них в замкнутом пространстве будет намного сложнее, но и здесь есть свои плюсы. Вагон — это, конечно, не маленькая комната, но у меня должно хватить сил, чтобы наложить на него печать запрещения. Вокруг много людей, придется падать на колени, в их глазах это будет странным чудачеством, но сейчас явно не до чистоплюйства и злых языков.

— Эх, была не была... Аллах Акбар! — мои руки коснулись грязного пола. Я зажмурился, стараясь абстрагироваться от окружающих. Пассажиры расступились от неожиданного действия, лишь бы не закричали. Я надеялся, что восхвалил Аллаха не слишком громко, иначе меня могут неправильно понять. Спасительный импульс расползался по вагону замысловатым узором, захватывая стены и крышу. Морда одного из преследователей вклинилась в окно, Инфернал попытался дотянуться до меня рукой, но пронзительно завыв, отпрянул. Колокольчик ультразвука пронзил голову спазмом. Боль обожгла сознание, я сжал зубы, пересиливая её, и пришёл в себя, лишь когда состав тронулся, отъезжая от станции. Кто-то осторожно постучал меня по спине. Я поднял измученный взгляд; миловидная женщина лет сорока пышной формы, в изящных босоножках фиолетового цвета и в таком же сарафане, снисходительно улыбнулась:

— Простите, вы коврик забыли постелить.

— Ага, да и восток в другой стороне, — ирония пришлась к месту как никогда, моё замечание отпечаталось на лице заботливой попутчицы недоумением. Я встал, шатаясь, добрёл до дверей. Тело ломило, я мог поклясться, в грудь забили ещё несколько гвоздей. Проеду пару остановок и вернусь обратно, надеюсь, к этому времени шумиха уляжется, да и я буду чувствовать себя лучше. Инферналы отстали, но не это волновало меня больше всего. Я озадаченно крутил перстень на пальце: Яр так и не пришёл, неужели что-то случилось...

* * *

— О! Так ты всё-таки решил вернуться в ту подворотню и покопаться в мусорном баке? Молодец, одобряю! Нашёл куклу? — как мы и договаривались, предок встречал меня на выходе Красносельской станции, он улыбался, не подозревая, что пришлось пережить его потомку. Мои опасения не подтвердились, Яр просто не услышал зова.

— Ага, нашёл... — недобро хмыкнул я и только сейчас оглядел костюм: в огромных грязных пятнах, правый рукав пошёл по шву, а на левой штанине дыра. Вот свинство! Я обреченно взвыл, уже наяву ощущал недовольный взгляд Борисыча и слышал его разъярённый крик: — "Третий костюм за месяц, вычту из зарплаты!" — Ты где был? Я там носился минут двадцать! Меня чуть не прихлопнули!

— Серьезно? Прости, я не слышал... а что случилось?

— У меня две новости, одна хорошая, другая плохая, с какой плохой мне начать? — я доковылял до автобусной остановки, сел на лавочку, переводя дыхание.

— С той, что хорошая.

— Колдунья, которую мы отбили у Инферналов в той подворотне, живёхонькой бегает по метро. У неё все хорошо.

— А плохая?

— Плохая в том, что она, тварь такая, там бегает не одна. Я боюсь, она начала служить Инферналам, ну, по крайней мере, они за неё теперь вступаются горой...

— Прекрасная новость... — Яр задумчиво смотрел в никуда. — Кукла при ней, ты её видел?

— А чёрт знает! Сумка при ней. Может, кукла там, а может, там целый букет проклятий. Уж прости, я не стал туда руку пихать!

— Я понял. Ну что ж это, наверное, действительно хорошая новость, есть шанс поймать её в метро, говоришь, она теперь служит Лимбу? — Яр тёр подбородок, задумчиво расхаживая из стороны в сторону. К остановке подошли люди, я похлопал себя по карману в поисках гарнитуры, но, видимо, обронил её в переходе.

— Да, но я не думаю, что здесь хорошее место для общения, давай дома поговорим, а ещё лучше давай отложим этот разговор до завтрашнего утра... — я заставил себя встать, как глубокий старик держась за поясницу. Прострелы в позвоночнике терзали меня всё сильнее и сильнее. Мне срочно надо принять горизонтальное положение и желательно до утра. Провожая меня взглядом, Яр понимающе покивал:

— Да, ты прав, поговорим завтра.

Беда не приходит одна. Я много раз слышал это выражение, но как-то никогда не приходилось проверять его на своей шкуре и, так сказать, в боевых условиях. И убедиться в правоте этих слов мне пришлось, как всегда, против своей воли. Яркие краски вновь заполнили мой безмятежный сон. Коридор генштаба отсвечивал на глазах тёмным пурпуром. Я оказался у столика, где в прошлый раз всё и закончилось. Книга с фотографиями героев войны была открыта на случайной странице. Я краем глаза успел заметить один из многочисленных мужских силуэтов, зажмурился, схватив книгу за корешок, захлопнул её от греха подальше. Нет уж, спасибо, эту энциклопедию я уже листал, и снова цепляться за тот же крючок не хочется. Я воровато огляделся. Моей боевой подруги не было рядом, так же где-то на заднем плане текла и жизнь работающего здесь персонала. Двери открывались и закрывались, слышались звуки шагов и чьи-то приглушенные голоса, но декорации вокруг не менялись, всё те же пустые коридоры и наглухо закрытые двери. Похоже, меня тут не ждали. Что тоже не плохо, я мог спокойно осмотреть окрестности и поработать в тылу врага, пока все спят. Впрочем, изучать в коридоре ровным счётом нечего: несколько кресел, ещё один столик, пара тумб с папоротником, всё пыльное и какое-то заброшенное. Как ни странно, с обеих сторон коридор заканчивался глухими стенами.

Это самая настоящая ловушка. Осознав всю безысходность ситуации, я остановился у портрета с человеком плотного телосложения, запечатленного на холсте во весь рост. Именно его я принял за Иосифа Виссарионовича.

— М-да... даже девчонок не пригласили в этот раз... — я упёр руки в бока, раздраженно скривился.

— А тебе всё развлекаловку подавай? — спокойный голос без интонации прозвучал не в ушах, но проник в голову.

— А? — я притаился; откуда пришёл звук, осталось для меня загадкой, но на всякий случай напрягся всем телом, готовясь к худшему. Хоть общение и не входило в рамки стандартного поведения Инферналов, но все же говорить они умели, а в последнее время делали это чересчур часто.

— Я думал, после больницы ты хоть немного повзрослел, — тяжелый вздох, но без малейшего сожаления. — А ты всё ребячишься, всё веселишься...

— А умирать ребёнком проще, — пришлось пересилить страх, чтобы не потерять иронию, я все ещё не понимал, кто вёл со мной эту задушевную беседу, но подозрение медленно освещало разум. Мой взгляд остановился на портрете, и я обомлел. Ну конечно! Наконец понял, кого напомнил мне этот человек с картины, это вовсе не "отец народов"! Сержант Николаев! Белый Осколок? Здесь? Словно почувствовав, что его раскрыли, человек на холсте ожил, повернул в мою сторону голову:

— Ну, хоть не тупой, и то хорошо.

— А с чего это я должен быть тупым? — откровение Карлика не вызвало ничего, кроме недоумения. Тоже мне великий авторитет в мире преломления света и острых граней.

— А с чего это ты решил умирать? — ещё один раздражающий фактор: отвечать вопросом на вопрос. — Твоя порода, Ярцев, уж слишком живуча, хотя что-то ты быстро сдулся тогда, в морге, неужели владение могущественным артефактом не способно подтолкнуть тебя к решительным действиям?

Карлик не смеялся над моим побегом, и хоть на том спасибо. Он любопытствовал, но рассказывать ему все подробности инцидента в больнице тоже было ни к чему. Только лишний раз подставлять Яра, с которым у меня и так не самые простые отношения.

— Желающих было много, а я один! Ну, почти один...

— Твой предок забавный, думаешь, знаешь о нём всё?

— Я знаю ровно столько, сколько мне хочется знать! — недавний разговор о смерти Яра всё ещё оставлял на душе неприятный осадок, и мне бы не хотелось обсуждать это с малознакомой сущностью, да ещё при таких обстоятельствах. Я грелся мыслью, что это всего лишь дурацкий сон, и объяснял появление в нём столь колоритного персонажа игрой моего воображения:

— Лучше расскажи, как тебе в руках Чернобожца? Не слишком одиноко?

— Глупец, — словно от сквозняка, портрет заколыхался, карлик в негодовании взмахнул руками, однако тон его голоса остался неизменным, он как будто записывался отдельно, и сейчас лишь включалась нужная реплика. Эффект усиливался и от того, что я так же не видел шевеления губ собеседника, и это действительно выглядело жутко. — Ваше самодурство стоило не только нескольких человеческих жизней, целостность и безопасность всего мира под угрозой!

Как ни странно, я не ощущал какого-то страха от происходящего: или уже не боялся всей этой потусторонней чертовщины, или потому что превосходно проконтролировал выплеск гормонов. Сержант Николаев выглядел не слишком грозно; облаченный в бушлат и галифе, он походил на советского солдата, а этот образ потенциально не вызывал в душе страха, по крайней мере у мирного населения, которое эти солдаты когда-то защищали.

— Ты даже не представляешь, сколько проблем вы сотворили!

— Ох, ну простите, о великий! Мы, конечно, так больше не будем! Правда, что-то сомнительно, чтобы от потери такого мощного артефакта у кого-то что-то зашаталось... — Я откровенно зевал и ведь действительно не хотел взрослеть. Но с другой стороны: что мне делать, принимать слова этого прозрачного огрызка близко к сердцу? Да кто он такой, этот осколок? Всего лишь маленький кусочек чего-то глобального. На мой скромный взгляд, Кумир Чернобожцев представлял куда большую опасность, особенно с его привычкой подглядывать за чужими делами.

— Хочешь сказать, твой предок не рассказал тебе, зачем ему нужна была моя мощь?

— Конечно, сказал, но свои проблемы мы теперь решим сами.

— Проблемы? — картина неприятно рассмеялась. — Ты заработал себе две беды, Ярцев, ты в курсе?

— Нет, но хотелось бы этот момент поподробнее!

Он говорил о двух бедах? Серьезно? Тоже мне великий артефакт! Да я с ходу мог насчитать их на себе не меньше четырёх! Единственное, что теперь могло реабилитировать Белый Осколок в моих глазах, это возможная классификация навалившихся на меня бед. Может, они разделялись по сложности, извращенности или по каким другим критериям?

— Ты получишь ответы, не сомневайся, и будь уверен, они тебя не обрадуют!

Карлик злорадно улыбнулся, но осёкся на полуслове. Пространство вокруг содрогнулось, рябь прошла по потолку и стенам. Хрустальные люстры качнулись с приятным звоном, но неприятным намёком на разворачивающееся действо. Я чувствовал опасность, но в этот раз это не Инфернальная атака.

— Он идёт!

— Что это? — я принял боевую стойку, сосредоточил в пальцах импульс, но пока не представлял характер наступающей угрозы. — Это та девка?

— Какая девка!? Идиот! Пращур здесь, тот Чернобожец! — голос картины дрогнул, Карлик оцепенел. Его страх и ужас в глазах казались неподдельными, мне стало от этого не по себе. Возник отстранённый гул в ушах, но он не походил на ультразвук. Самое интересное, я не знал, куда бежать, вокруг глухие стены и запертые двери. Освещение гасло, коридор погружался во тьму с левого края. Она наступала решительно, размашисто шагая в мою сторону. Ну вот это совсем плохо! Еще не хватало выслушивать насмешки лже-Спесивцева! Попасть в ловушку во сне — это полбеды, и из неё можно сбежать. Мне оставалось самую малость — проснуться. И как это сделать? Я рефлекторно позвал Яра, но с таким же успехом, как и в прошлый раз.

— Ну вот! Смотри, что вы наделали! — Карлик уже не просто испугался, он плакал как дитя, трусливо выглядывая из-за края багета.

— Эй, даже не думай делать меня крайним! — я пригрозил ему пальцем. Над головой мерцала последняя люстра, и, словно решив поиграть на нервах, Чернобожец не спешил выключать её.

— Если хочешь спастись, найди меня, Ярцев! Найди меня, слышишь? — карлик выкрикнул это, пересиливая страх и боязливо втягивая голову в плечи. Люстра взорвалась, хрустальные осколки устремились вниз, но я успел ухватить себя за руку и ущипнуть.

— Яр! — я снова очнулся на полу, скрючившись в неудобной позе. Призрак уже сидел на корточках, болезненно сопереживая:

— Что, опять?

— Охренеть! — мне было больно дышать, больно шевелиться, но я расплылся довольной улыбкой на пол-лица. — Нет! В этот раз кино намного интереснее!

— Что там было? — Яр напрягся, но вынудил посмотреть на часы. — Давай быстрее, будильник сработал полчаса назад, ты его не услышал и проспал!

* * *

Я спускался в метро, невольно переходя на бег, где это удавалось. Легкая трусца отдавалась в теле ломотой и болью пережитого накануне вечером стресса. Невольно оглядываясь по сторонам, я надеялся, что хоть по пути на работу не встречу врагов.

— Так говоришь, Белый Осколок попросил о помощи? — Яр появился в толпе, озадаченно хмыкнув.

— Да я сам в шоке, но ему действительно было страшно, когда пришёл Чернобожец!

— А ты точно видел его?

— Нет, но что-то подсказывает: именно он вырубал свет. В больнице Тьма творила что-то похожее, помнишь?

— Помнишь-помнишь, — Яр задумчиво смотрел в пустоту перед собой. — Я даже и не знаю, что тебе сказать на это... Чернобожец не отдаст осколок без боя.

— Да это и понятно, но сможем ли мы отобрать бедолагу силой?

Я спустился по эскалатору на платформу. Добираться до работы, да еще когда опаздываешь — сущий ад. Хуже только впрыгивать в закрывающиеся двери вагонов, ведь помимо того, что можно лишиться головы, так ко всему прочему ещё и рискуешь испачкать деловой костюм. Зная нрав директора, не угадаешь, что хуже, прийти на работу покалеченным или с пятном на рукаве. В этот раз мне повезло, поезд отошёл совсем недавно, и в моём забеге появилась вынужденная пауза. По крайней мере, удастся поговорить с Яром подольше.

— Как думаешь, стоит рискнуть?

Предок снисходительно улыбнулся:

— Ну как рискнуть? Где же ты будешь искать убежище этого выродка? Это хорошо, если он местный абориген, а если это был залётный Чернобожец? Из какого-нибудь Кемерово или с Новой Земли? — Яр задумался: — Хотя в моё время за артефактами так далеко не ездили...

— В твоё время,— я передразнил Яра, — государство измерялось вёрстами, и было их всего три!

— Не трогай моё время... — призрак холодно сощурился, но тут же развил начатую мысль: — Тут есть ещё один момент: мы не знаем, что с осколком сделал Чернобожец, может быть, уже использовал его, а может, даже осквернил!

Интересно как? Воображение тут же нарисовало мне забавную картинку: как этот хрен в маске, обвешавшись магическими приблудами, сидит при свечах в центре пентаграммы, и на одной из граней Белого Осколка высекает гвоздём неприличное слово из трёх букв. Злорадный смех прилагался к картинке, но голос Яра вернул моё мироощущение.

— В общем, я не думаю, что эту идею можно рассматривать всерьёз. Если только культист сам не свалится к нам в руки, а это почти невозможно.

— В конце концов, это был всего лишь сон, — теперь сдавался и я. И всё вроде бы сходилось, Белый Карлик, Чернобожец, что им всем делать в моих снах, но реальность происходящего подкупала. Я рефлекторно коснулся предплечья, того места, куда ущипнул себя, стараясь проснуться. Оно действительно болело...

— Мой совет — побереги силы, тем более сегодня. У тебя впереди ещё один раунд с Мирошкиной, не забыл?

— О боги, не напоминай! — я застонал, качая головой. — Может, после вчерашнего она поубавит пыл? Она же пришла на сеанс без лифчика и заставила трогать свою... грудь!

— Вот, — радостно поддержал меня Яр, — а сегодня она придёт без трусов и точно трахнет тебя прямо на кушетке! Ты её вчера хорошо разогрел!

Я прикусил губу от досады, на глаза навернулись слёзы от перспектив, обрисованных моим предком. Я ненавидел его за такую "поддержку", но что тут поделать, ему даже по уху не дашь, поэтому и нет смысла обижаться. Яр злорадно скалился, ожидая моей реакции, но я слишком устал, чтобы поддерживать беседу в таком русле. Мирошкина действительно перегибала палку, пользуясь своим положением главы отдела планирования. Мне даже на неё и пожаловаться некому, для Яра это лишний повод поиздеваться, а Борисыч и слушать не станет, Виктория Павловна у него на хорошем счету. Только мне и оставалось, что терпеть её выходки и, пока никто не видит, собирать в ладошку слезинки.

— Не хочу Мирошкину, не хочу... — я захныкал, предок хоть и подошёл ко мне ближе, но подбодрить, похлопав по плечу, не смог. А может, и не захотел, хрен поймёшь этого Яра...

— Ну что тут сказать... ослабь её иммунитет, она заболеет и умрёт, — призрак с детской непосредственностью пожал плечами.

— Какой ты добрый... а потом меня ослабит Борисыч. Ты думаешь, он не поймет, чьих рук это дело?

— Тебе не угодишь...

— Чёрт с этой Мирошкиной, пусть живёт и здравствует! Ты все же подумай насчёт осколка. Тот сон уж больно на правду был похож...

Народ у края платформы оживился, послышался гул приближающегося поезда. Я нервно щелкал пальцами, пытаясь отбросить всё лишнее, и сосредоточится на грядущей работе.

— Ты знаешь, даже если твой сон и не сон, то Карлику сейчас худо, и, естественно, он хочет вырваться из плена Чернобожца любой ценой. И это совершенно не значит, что после освобождения осколок, как Джинн, будет исполнять наши желания.

— Но Чернобожец-то заставляет, а значит, и мы сможем! — я принял боевую стойку, готовясь к новому раунду в замкнутом пространстве вагона. У случайных попутчиков не самые добродушные лица, да и на кольце утренний час пик.

— У Чернобожца, скажем так, есть опыт, а мы... — Яр пожал плечами, но мне уже было не до него. Двери вагона распахнулись, выпуская пассажиров, я протиснулся внутрь, еле нашёл себе место у дверей. Призрак остался на платформе и сопровождать меня в дороге не собирался.

— Ладно, потом поговорим, — Яр махнул рукой, а я глубоко задумался, припоминая, что во сне осколок как-то по особенному назвал Чернобожца, но не смог сходу вспомнить, как именно.

Образ предка растворился в обезличенном потоке пассажиров. Люди занимали освободившиеся места, и в этой чехарде я снова увидел знакомого персонажа. Краем глаза и всего на пару мгновений. Огромная аляповатая сумка и до боли знакомый могильный цветок в волосах. Двери уже закрыты, и вагон трогался с места, я успел лишь с досады ударить кулаком по стеклу. Уже второй раз видел колдунью на "кольце". Похоже, здесь её своеобразное рабочее место, ну что ж, тем проще будет её отловить, но сейчас меня ждала ведьма куда опаснее. Внутри меня уже разгоралось пламя страха, а перед глазами возникло смеющееся лицо Мирошкиной. Интересно, какую ловушку она подготовила мне сегодня?

* * *

Прошлое

Я открыл глаза и первое, что увидел, был кипенно-белый потолок больницы. Рядом плачущая мать. Они с отцом приехали на следующий же день после произошедшей катастрофы. Врачи сказали, что мне повезло, удар в основном пришелся на грудь и лоб. Грудная клетка особо не пострадала, не считая пары рёбер, а вот со лбом все было несколько сложнее. Картинка перед глазами больше не двоилась, но раздражающе мылилась по краям. Я бодрствовал, но почти не вставал.

Родители жили у меня неделю. Конечно, пришлось выслушать лекцию об ужасной антисанитарии, ведь при съёме жилья мной им все было описано несколько иначе. Об ужасной соседке, неизменно болеющей туберкулёзом. Больше жаловалась мамка, отец молчал и часто уходил курить. Он косился на наш родовой перстень, один раз даже подержал его в руке, но ничего не спросил. Наверное, дедушка не показывал ему нашу реликвию, что было странным. Ничего о печатке не знала и мать. А я не помнил, показывал им перстень или нет. До переезда в Москву он все время хранился в коробке.

— Что говорят врачи? Когда выпишут? — я в предвкушении приподнялся над подушкой.

Мама зашла в палату с вкусно пахнущим пакетом. Я терпеть не мог больничную еду. Безвкусную и жидкую, как вода. Она не улыбалась, но настроение испорченным не было.

— Какой ты прыткий, ребра сначала собери. К тому же, сегодня после обеда тебе будут ещё раз делать томографию головы. Врачу не нравится, что у тебя не восстанавливается зрение.

Зрение. Это волновало меня больше всего и больше всего пугало.

— Но даже если и не восстановится, это меньшее из тех бед, что могло с тобой случится, — мамка провела рукой по моим волосам, аккуратно обошла торчащие швы. Их всего два. Удар небольшой, но точный.

— Да уж, легко отделался.

Я никому не рассказал, что снилось мне в момент аварии. Ни про Яра, ни про Полоха. Кто знает, может все это было лишь в моей голове, красочный результат сотрясения мозга. Теперь перстень у меня на пальце почти всё время, но он не вибрировал и был холоден как лёд.

— Ты просил узнать о той девушке, которую спас, — мать осторожно подняла эту тему и говорила почему-то вполголоса, хотя в палате в данный момент кроме нас никого не было. — Врачи сказали, что её состояние тяжёлое, но стабильное. Она в реанимации на первом этаже. Получила много травм и чудом осталась жива.

— Я навещу её, — я вяло улыбался. — Девчонка моя должница.

— Ты бы сначала сам поправился, герой, — мама погладила мою руку. — Все, хватит разговоров, пора обедать. У тебя сегодня куриный бульон с гренками и твои любимые оладьи.

Я был жив и счастлив.

* * *

Настоящее

На моё счастье и неподдельное удивление, в приёмной компании сидела одна Мохова. Секретарь смерила меня удивленным взглядом и, нахмурившись, огляделась по сторонам.

— Где она? — я быстро пробил пропуск, опоздал всего на сорок минут. Несложно понять, кого высматривала Дашка, мой личный Цербер где-то неподалёку.

— Не знаю, но советую воспользоваться лифтом, Роман Валерьевич! — Мохова понизила голос, игриво подмигнула. — Если что, я отправлю её на лестницу. У вас будет фора.

— Дарья, вы чудо! — упархивая в сторону лифта, я послал Моховой воздушный поцелуй. В перерывах между работой она подрабатывала моим личным ангелом-хранителем. Хоть и на полставки, но мне уже неудобно не платить ей за это, и шоколадкой здесь явно не отделаешься. Я зарычал от досады: опять забыл напомнить Дашке прийти на сеанс. С каждым упущенным днём её головная боль становилась и моей.

Лифт не пришлось ждать долго, никаких попутчиков также не предвиделось, но ещё одна сложность маячила впереди: кабинет директора. Борисыч болезненно переносил любые опоздания, а по поводу моей непунктуальности, я думаю, он скоро начнёт сочинять анекдоты. Злые и ироничные.

Вырвавшись из тесной кабины, я встал на цыпочки. Полупрозрачные двери конференц-зала были закрыты, никаких звуков жизни оттуда не доносилось. Я воровато огляделся, кажется, припоминаю: вчера Борисыч обмолвился о командировке на пару дней. От сердца отлегло, и я вальяжной, неспешной походкой преодолел остаток пути до своей берлоги. Главное, не нарваться на Мирошкину. В прошлый раз она караулила меня под дверью битый час, и в этот раз расслабляться не стоило. Я сбавил шаг, рефлекторно прижимаясь к стене. Сердце в груди билось все реже и реже; выгибая шею, я видел кривую полоску света, пробивающуюся из-под двери. Моя обитель беспардонно взломана, или я забыл закрыть её с вечера? В голове еще таилась надежда, что Мирошкина не пошла на взлом, но чем ближе я подходил к кабинету, тем отчетливей ощущал внутри чужое присутствие. Ну вот, час от часу не легче! Я протяжно заскулил; здравый смысл подсказывал не входить, но деваться некуда, не принимать же посетителей в коридоре! Тактично кашлянув и постучав о косяк, я натянул на лицо фирменную улыбку: будь вежлив, даже если грабитель хочет тебя... во всех отношениях.

— Роман Валерьевич?

В ответ я издал лишь выдох облегчения. Грабитель мужского пола средних лет, невысокого роста. Он совсем не похож на мою мучительницу, с одной стороны, это, конечно, хорошо, но с другой — я отчетливо понимал, что встреча с Мирошкиной лишь ненадолго отложилась. Поскорее закрыв за собой дверь, я прошёл к столу и только сейчас решился осмотреть своего гостя. Лицо смутно знакомое, среднее телосложение, деловой костюм, но не с иголочки, чуть больше положенного виднелись рукава рубашки, словно пиджак коротковат, кожаные вставки на локтях уже заметно потёрты. Умеренно длинная стрижка с густой челкой, зачесанной набок, и мутно-голубые глаза. Я до сих пор не ответил на его вопрос, поэтому незнакомец смутился и забегал глазами:

— Вы целитель?

— Допустим, — я сдержанно кивнул на дверь. — А вы взломщик? Это вы открыли кабинет?

— Нет, он был открыт до меня, — сотрудник компании сел в кресло напротив. И хоть определённое волнение охватило его, я не думал, что он врал. Возможно, Мирошкина уже побывала здесь, самое страшное, если Борисыч оставил Викторию Павловну за "старшего". От этой мысли мне стало нехорошо. Чтобы хоть как-то отвлечься и перевести дух, я принялся раскладывать папки с документами.

— Вас что-то беспокоит?

— Я пока не готов ответить на этот вопрос, — мой гость сцепил пальцы в замок и закинул ногу на ногу; он виновато улыбнулся, поймав мой настороженный взгляд.

— Вы из аудита?

Неужели Борисыч обманул и проверка заявилась так рано? В это верилось с трудом, да и что-то не сходилось во всей этой картине, но я пока не мог понять, что именно.

— Нет, я не проверяющий, не пугайтесь, я из отдела программного обеспечения. IT-специалист.

Я понимающе кивал головой. Отдел программного обеспечения компании — это маленький закуток на первом этаже, аккурат между постом клиринговой службы и общим туалетом. Местных представителей искусственного интеллекта я почти не знал. Проблем с компьютерами у меня никогда не было, за исключением тех случаев, когда правильно не раскладывался пасьянс.

— Так что же вам от меня нужно?

— У меня есть проблема со здоровьем, но чтобы довериться вам, я бы прежде хотел поговорить.

— Вот как... и о чём же мы будем говорить?

Если честно, таких клиентов у меня ещё не было, хотя и бывало всякое. Иногда прямо со стройки привозили суровых небритых мужиков в робах, измазанных свежим цементом, и с ручищами как молоты. Эти дяди жаловались на проблемы со здоровьем, робко задирая футболки или стягивая штаны, при этом краснели от стыда как дети. Не самые приятные моменты моей работы, но забавные, как ни крути. Не только офисные клерки были моим контингентом, у компании насчитывалось более десяти тысяч сотрудников.

— Я буду говорить прямо — я не совсем понял ваш метод исцеления.

Ага, значит, мужик наводил справки. Этот клиент из разряда осторожных, в мои силы верил с натяжкой. С такими всегда интересно было иметь дело, особенно, когда они чувствовали результат моей работы на своей шкуре.

— По-научному мой метод называется тактильным. Я прикладываю руки к больному месту и посылаю туда энергетический поток живой энергии или энергии жизни, или энергии Ци. Называйте, как хотите, смысл не меняется. Как правило, больные чувствуют тепло. И чем оно сильнее, тем хуже.

— Почему хуже? — мужчина оживился, вытягивая шею от любопытства.

— Хуже не для меня. Тем плачевнее состояние организма, — я скучающе зевал, уже сотый раз рассказывал одно и то же, но вопросы о том, как всё протекает, резонны, и люди вправе знать, что я делаю, по каким законам это проходит, и что после этого будет.

— То есть вы отдаёте пациенту свою энергию? Какую-то её часть?

— Вот именно, ключевое слово здесь: часть, — я предрёк следующий логичный вопрос. — Я не отдаю всю энергию; если я выложусь по полной, я, во-первых, умру, а во-вторых, много энергии больной и не возьмёт. Есть определённые ограничения.

— Какие ограничения? У вас есть правила?

— Да, это правила физических законов мироздания.

На лице собеседника проступило недоумение, я снисходительно улыбнулся:

— У вас же есть машина?

— Конечно.

— Вот вы можете залить в неё за раз сто литров бензина?

— Нет, там бак всего на пятьдесят!

— Вот! Видите, в чём проявляются физические законы мироздания? — моя улыбка стала шире, брови собеседника приподнялись.

— Так значит, вы утверждаете, что в человеке объём энергии строго определённый?

— Я этого не утверждаю, я доказал это опытным путём, — я пожал плечами. Ну, докторских диссертаций на эту тему я не писал, но не потому, что лень, а потому что нафиг они никому не нужны.

— И каков же этот объем?

Столь прагматичного подхода к этому вопросу я ещё не встречал. Он смутил даже меня, пришлось ответить с некоторой паузой:

— Знаете, я не измерял в канистрах, наверное, это невозможно измерить ни литрами, ни кубометрами...

— Понятно, вы этого не знаете... — взгляд мужчины похолодел; программист привык к тому, что всё можно измерить, подложить под готовый шаблон. Такова расплата за общение с компьютером, ведь это логическая игрушка. Невозможно спрограммировать какую-либо программу, основываясь на сомнениях и вероятностях, только ноль и единица, только правда и ложь. Я пожал плечами:

— А что вы хотели? Наука эта почти не изучена, а в том ракурсе, в котором вижу её я... — вспоминая худых гигантов, питающихся человеческой энергией, я нервно добавил: — Она вообще малоприятная для глаза среднестатистического человека.

— Как же не изучена, вы говорите про Рейки? Это учение довольно хорошо известно даже классической медицине, правда, не все врачи её признают.

— Рейки? — Я оперся щекой о ладонь. Ну конечно! С чем же ещё можно сравнить тактильный метод исцеления, как не с Рейкой. Вот только интересно, насколько сильно мой доморощенный пациент углубился в изучение этой восточной практики. — И много же вы знаете про Рейки?

— Достаточно. Я даже пытался её практиковать...

— И как? Получалось? — вот только этого мне и не хватало, в компании нарисовался мой "коллега" или конкурент? Многие лихо используют понятие Рейки, вообще мало понимая весь принцип этого действа. Какое-то время назад, открыв в себе способности к исцелению, я тоже сравнивал себя с Рейки, но чем глубже копал, тем явственно понимал: мой подход совсем другой. Вернее, почти такой же, но с серьезными поправками, которые напрочь перечеркивали родство.

— Не совсем. Но что-то похожее я ощущал. Легкое тепло, как дуновение ветра, как сквозняк, — мужчина задумчиво уставился в пространство перед собой, вспоминая былые достижения.

Моё мнение о Рейки сложилось куда более приземленным, ведь в меру своих умственных способностей я привык смотреть на вещи с исключительно технической стороны. Как бы сакрально не выглядело то, чем я занимаюсь, законы физики действовали везде и всегда одинаково. Будь то мотор машины или энергетический поток внутри человеческого тела. Я мог с одинаковой подробностью рассказать о принципах работы как одного, так и другого.

— Вообще-то учение Рейки даже представляет некоторую опасность для тех, кого им пытаются исцелить... — я начал кусать собеседника издалека, с хитрецой поглядывая за его реакцией.

— Что вы имеете в виду? — в голосе мужчины просквозили нотки обиды, меня это лишь раззадорило.

— Ну как же, если вливать в тело больного чистый поток энергии, можно его окончательно добить, тут не каждый здоровый организм такое выдержит! Кстати, в учении не любят об этом говорить, но на практиках такие случаи происходят с завидным постоянством. После сеансов люди начинают чувствовать себя ещё хуже, — я позволил себе улыбнуться.

И ведь не мудрено, если вливать огромными порциями в тело человека холодный исток Лимба, человек запросто может им "захлебнуться". Ослабленный болезнью организм и так плохо его перерабатывает, а с волнами цунами может и вовсе не справиться. Чистая правда ударила по собеседнику плеткой, он поморщился и задумался.

— Некоторые посвященные используют Рейки неправильно.

— Ага! — я мысленно ударил по рукам и злорадно потёр. Мы подбирались к самому интересному. В этом многообразном течении слишком много "левых берегов". — Если говорить о современном времени, то классическая Рейки обросла ответвлениями. Своеобразное сектантство, не правда ли? После смерти своего основоположника в рядах непоколебимых посвященных произошёл раскол. Могут ли эти ответвления вообще заявлять о своём существовании и тем более носить имя Рейки?

И это так похоже на человеческую природу. Учишь ты человека, учишь, показываешь, как надо сделать, и вроде бы всё он понимает и повторяет правильно, но стоит отвернуться, как ученик начинает добавлять в систему что-то своё и зачастую совершенно ненужное. Наверное, именно поэтому я с раздражением отношусь к такому понятию, как ученик. Чему может научиться человек, который своей шкурой не прошёл все то, что прошёл его учитель? Жалкое копирование "по меткам"... Чтобы овладеть какой-нибудь способностью, до неё надо дойти своим умом, потом и кровью.

— Я изучал классическую Усуи Рейки, истинную Рейки! — незнакомец слегка повысил голос; мне нравилось, что человека, занимающегося медитацией, оказывается, так легко вывести из душевного равновесия. Моя улыбка напоминала издевательский намек:

— Вы учились вливать в своё тело энергию Вселенной? — я уже откровенно веселился, но мой собеседник даже не понимал, чему именно.

— Да, и что в этом такого? — моё поведение откровенно его выбешивало, и мне пришлось смягчить тон. В конце концов, жалобы от сотрудников мне не нужны. Борисыч за это спасибо не скажет.

— Что в этом такого? Вы понимаете, что такое энергия Вселенной? Лично я на сеансах пользуюсь своей личной энергией и ни в коем случае не энергией Вселенной! Она, мягко говоря, опасна, агрессивна, если хотите...

— Почему? Я не понимаю разницы! — программист мотал головой, видимо, и вправду не понимая фундаментального отличия.

— Ну, вот смотрите, у вас есть автомобиль, верно? — догадка, как сказать просто о сложном, как нельзя вовремя осветила мой разум. Прагматикам лучше всё объяснять на том примере, который знаком им лично.

— Вы заливаете в него бензин и едете, верно?

— Да, я уже понял, что бак ограничен...

— Да, но если вы зальёте в бак не бензин, а скажем, нефть?

— Зачем? Я что, дурак?

— Конечно, нет, но разве машина не должна поехать? — я расплылся самодовольной улыбкой.

— Конечно, нет! — мужчина выпалил, взмахнув руками.

— Почему нет? Ведь следуя вашей логике — должна! Бензин же делают из нефти!

Он открыл рот, чтобы возразить, но неожиданно изменился в лице. Рот беззвучно шевелился, не издавая ни звука. Весь пыл программиста куда-то улетучился, его разум хоть и заточен в строгие логические рамки, но в данной ситуации это мне на руку.

Я не стал больше тянуть время, оппонент раздавлен и обезоружен, но и добивать его нет смысла:

— Понимаете, в теле каждого человека есть механизмы для синтеза жизненно важных элементов. Их всего три: белок, кислород и жизненная энергия; три кита, на которых строится жизнь в принципе. Получая её извне, мы перерабатываем эту энергию, как нефтяные заводы перерабатывают сырую нефть, получая из нее, в том числе и бензин, который вы потом заливаете в свой автомобиль и едете отдыхать на природу. Всё до безобразия просто...

Я закончил свою речь, крутанулся в кресле и замер, глядя в окно. Москва разгоралась в солнечных лучах, утренние пробки, как пораженные варикозом вены, рассасывались.

— Эх, разговоры про природу навеяли на меня тоску. Такая погода шикарная, а мы тут в офисе тухнем и так каждый день... — я не думал, что перегнул палку, но мой собеседник так и не пришёл в себя, я слышал, как он встал.

— Спасибо за разговор, Роман Валерьевич, я зайду чуть позже... — задумчивый взгляд, севший голос. Я бросил на посетителя короткий взгляд:

— Да, конечно, обмозгуйте всё, переварите. Потом проведём сеанс, как будете готовы...

— Хорошо... — он отходил к дверям, у самого порога обернулся: — Вы интересный человек, Роман Валерьевич...

Я вымученно улыбнулся и кивнул ему на прощание. Когда кабинет наполнился тишиной, ужасная скука накатила на меня вместе с усталостью. То ли серые будни так действовали, то ли утоляющий голод питомец. Сегодня не один я проспал. Прокл скатился по руке, виляя несуществующим хвостом, и радостно облизывался. Он только что поел. Я откашлялся, почувствовав кончик острого гвоздя в подреберье, легонько ударил себя в грудь. Клякса выделывала кренделя на лакированной поверхности стола и, в общем-то, радовалась жизни. Я вспомнил вчерашний инцидент в супермаркете, и улыбка моя сошла на нет.

— Держи его, стреляю! — голос Яра заставил меня рефлекторно схватить Прокла в кулак и прижать к себе.

— Не надо!

— Ха! Ты прямо дрожишь за своего карманного монстра! И нужно тебе всё это?

Яр материализовался в кресле, где только что сидел странный гость. Я неожиданно поймал себя на интересной мысли, что так и не узнал его имени. Возможно, в этом и не было необходимости, хоть мужчина и обещал зайти позже, не факт, что я когда-либо снова увижу его в своём кабинете. Такое уже бывало и, к сожалению, не раз.

— Прокл спас мне жизнь, я теперь за него в ответе, — я задумчиво смотрел на его бесконечные снования по моему телу. Едва ощутимый прохладный ветерок.

* * *

Прошлое

Герой. Это странное слово с терпким привкусом гордости и сладковатым послевкусием, что остаётся на языке. Герой.

Однажды ночью я проснулся в поту. Мне снился кошмар. Опять крушение поезда, скрежет обломков и крики людей. Сломанные ребра болели так, что я едва вдохнул, чтобы откашляться. Пошарил в темноте по тумбочке в поисках кольца. Яр сказал, что я его потомок и он должен обо мне заботиться. И где же этот заботливый сейчас? Я напялил кольцо на скрюченный палец и приложил руки к груди. Я помнил, как лечил Димона. Я достаточно восстановил силы, чтобы использовать исцеление на себя. Тепло из ладоней проходило насквозь кожу, мышцы и касалось сломанных костей. Обратно ко мне возвращался холод. Нарушение структуры тканей, множественные гематомы. Я чувствовал свои раны, словно водил по ним пальцами. Это отвратительное ощущение, но после сеанса я глубоко вздохнул и даже почти не почувствовал боли. Интересно, как быстро мне удастся срастить переломы? Неделю? Вот врачи удивятся. А может быть, и нет. Самом важным для меня было восстановление зрения. И если с переломом все было относительно ясно, то поставить мне диагноз по глазам не мог никто. Одни врачи считали, что ушиб головы не повлиял на это и зрение ухудшилось из-за пережитого стресса, поэтому скоро восстановится само. Другие авторитетно заявляли, что в результате удара были повреждены нервные окончания в глазных яблоках. В первый вариант верилось, конечно, охотнее, но народная мудрость подсказывала, что надеяться надо на лучшее, а ожидать худшего. Ладно. Сначала надо разобраться с ребрами. Я дал рукам отдохнуть и снова положил на грудь.

— Этак ты будешь три недели себя лечить, — деловито хмыкнул кто-то в темноте.

Я вздрогнул и чуть не выронил телефон, судорожно включая подсветку экрана. Мужик, назвавшийся Яром, стоял рядом с кроватью и смотрел на меня с любопытством.

— Твою мать, ты кто? — у меня на голове зашевелились волосы. Это именно тот человек, которого я видел во сне.

— Хорошо-то тебя как приложило по голове, уже ничего не помнишь? — он улыбнулся.

На Яре красовались все та же деревенская хлопковая рубашка и штаны, лишь издали напоминавшие брюки. На ногах пришельца не было ни обуви, ни носков.

— Я Яр, твой предок, помнишь? Мы познакомились в вагоне, в твоём сне.

— П-помню, — я отчаянно тер глаза.

— Не утруждайся и не думай, что я иллюзия. Я призрак, да, и я заточен вот в этом вот кольце.

Яр кивнул на перстень, что всё ещё красовался на моем пальце.

— Охренеть, — моя челюсть отвисла.

— Не шуми, разбудишь соседей, — сам Яр гоготал в голос, оглядывая ночную палату и улыбаясь все шире. — Неплохо тебя устроили. И не волнуйся, никто кроме тебя меня не видит. Даже твои родители.

— Охренеть! — мой голос съехал в фальцет.

Я от страха вжимался в подушку забыв и о сломанных рёбрах, и о ране на голове. Призрак добро смеялся, глядя на мою реакцию. Но вдруг повел ухом и цыкнул:

— Сюда идут, я пока исчезну, но как только останешься один и захочешь поговорить, просто коснись перстня и призови меня. Нам есть о чем поговорить.

Он подмигнул мне и исчез. Через секунду дверь палаты отворилась, свет фонарика ударил меня по глазам.

— Ярцев, чего не спишь? — строго спросила медсестра.

— Кошмар. Приснился, — сбивчиво ответил я, вытирая от пота лоб и пряча телефон под одеялом.

— А-а, бывает, может, таблетку для сна?

— Нет, спасибо. Я уже ложусь.

Я съехал по подушке и лег, вытянувшись по струнке. Продолжать лечение уже как-то не хотелось, а то вдруг в следующий раз на мой зов придет Ктулху.

* * *

Настоящее

— Это у тебя урчит или у меня? — Яр насмешливо погладил живот, я проводил последнего посетителя, глотая слюну, и посмотрел на часы: время обеда.

— Да, я же не ел с утра, хоть чаю попить...

— А сладости твои где?

— В магазине... — я с тоской смотрел, как горячая вода из кулера заполняет стакан. А ведь к чаю у меня только сахар.

— Не пойдёшь, что ли? — предок не унимался, расхаживая где-то за спиной и деловито заведя руки за спину.

— Что-то боязно, а вдруг меня ищут? — мысль, которая не давала мне покоя с самого утра.

— Ну как же, ты вчера мне совершенно другое доказывал! — Яр издевательски сменил тон, вспомнил мой диалог с Борисычем: — Тебя подозревают, Ярцев? Конечно, нет! Вот и я говорю: незачем и паниковать!

— Ладно, ладно, я сегодня перекантуюсь в офисе, вечером зайду за пряниками, после работы, — пришлось давиться терпкой, чуть подслащенной водой. Яр многозначительно хмыкнул:

— Смотри, хоть поужинай сегодня нормально, а то с голодухи опять приснится что-нибудь страшное.

— Стой, — я допил чай залпом, поставил кружку на стол и хитро облизнул губы. Идея, пришедшая в голову, показалась интересной: — Слушай, а может, ты меня усыпишь? Ну, прямо здесь, на часок, пока обед?

— Чего? — Яр недоверчиво прищурился. Он знал, как я не любил этот фокус с принудительным засыпанием. Оттого мой призрачный тиран применял его с завидным постоянством. — Ты что удумал?

— Ну, смотри сам: если мой сон был явью, и Белый Осколок каким-то образом смог в него проникнуть, значит, и в следующий раз сможет! Может, он ждёт, пока я снова усну?

— И что с того?

— Он сам попросил меня найти его, значит, не упустит возможности спастись! Если всё это правда, значит я снова попаду в тот коридор и снова смогу с ним поговорить. У меня будет мало времени, но, я думаю, смогу узнать у этого гаврика, где он спрятан или как его найти!

Яр терпеливо выслушал моё предложение и от неожиданности даже не сразу нашёлся с ответом. Я продолжал давить на него весёлым, заискивающим взглядом. Если честно, авантюры вообще не мой профиль, но история с Белым Осколком так и не давала мне покоя. Ну а если совсем честно, то спустя некоторое время моё самолюбие всё-таки захотело реванша с тем Аниматором. После драки кулаками, конечно, не машут, но подгадить врагу — святое дело.

— Усыпить тебя, я, конечно, могу... — Яр задумался, воспользовавшись заминкой предка, я уже скидывал с себя пиджак и, ослабив узел галстука, лёг на кушетку.

— Вот и давай попробуем! Пока Мирошкина не заявилась!

На удивление, Виктория не показалась на моём горизонте до обеда, но обольщаться я не буду: наверняка продумывала очередную пошлую гадость в отношении меня.

— Но я не думаю, что всё пройдёт так, как ты считаешь... — Яр закончил мысль, но отпираться уже бессмысленно. Для процедуры у меня уже всё было готово.

— Ты точно уверен?

— Нет, конечно, но какая разница, если не сделаем сейчас, всё это точно произойдёт ночью, — и я был абсолютно в этом уверен. Яр резонно кивнул.

— Ну, хорошо, спокойной ночи, — призрак занёс руку над моей головой, и, проваливаясь в черноту сладкого сна, я едва расслышал его пожелание.

* * *

Прошлое

— Кто это? — Яр подкараулил меня у отделения реанимации. Заговорил громко, неожиданно появившись у меня за спиной. И не в самый подходящий момент. Я стоял на цыпочках выглядывая в маленьком окошке двери лежащую в палате девушку. Я видел только ее перебинтованную руку, кончики пальцев. В отличии от меня, она получила ко всему прочему ещё и ожоги. А вот и локон каштановых волос. Похоже, сохранились только те, в которых запуталась моя рука.

— Девчонка, она тоже мне приснилась, просила о помощи, я вытащил ее из огня на себе.

Я отвёл взгляд. Огонь наверняка не пощадил и её лицо. Все что я помнил из её облика была кровь, много крови. Теперь эти следы останутся на всю жизнь. Впрочем, как и мой некрасивый шрам на лбу. Хотя если носить длинную чёлку его можно будет скрыть.

— Как её зовут? — Яр с интересом разглядывал пациентку через соседнее окно, и переступать порог палаты не спешил. Я лишь пожал плечами. Она будет проклинать меня до конца жизни. Изуродованное, некрасивое тело. Для девушки не найти наказания страшнее.

— Она хоть красивая? — Яр не унимался. Я промолчал, коснулся груди. Под чутким руководством моего предка кости заросли за несколько дней, что вызвало идиотское недоумение у моего лечащего врача. Я конечно никому ничего не сказал. После такой наглости меня грозились выписать со дня на день. А я даже ни разу не зашёл к спасенной девушке чтобы справится о её самочувствии. Мне казалось она вообще не приходила в себя, не вставала и даже не двигалась, но врачи заверили, что её жизни ничего не угрожает. Быть может, если я применю свои способности, это поможет ей пережить кризис быстрее?

— Печать исцеления может заживить раны от ожогов? — я знал, что следы остаются навсегда, поэтому задал вопрос на выдохе и затаил дыхание. Яр скорбно покачал головой.

— Печать исцеления не всесильная, тем более ожоги... Они не исчезнут.

— Я... Мы можем ей как-то помочь? — я прижался к стене. Мое настроение окончательно пропало.

— Я посмотрю, что с ней, если ты конечно не против, — призрак подбадривал меня как мог. Я с радостью воспринял его помощь. Яр исчез и появился в палате, склонился над кроватью, разглядывал девушку несколько секунд. Она не шевелилась, видимо спала. Жаль, что отсюда я не вижу её лица, её глаз. Только силуэт под тонким покрывалом и часть левой руки. Там, во сне, она показалась мне очень симпатичной. Призрак вернулся, когда закончил осмотр девушки. Он обречённо опустил глаза и покачал головой.

— Все очень плохо. Не думаю, что барышня вернётся к своему изначальному виду, уж больно сильны её ожоги.

Я потупил взор.

— Ладно, выкарабкается как-нибудь, не зря же сама молила меня о спасении, — я хотел улыбнуться, но не смог. Повисла напряжённая тишина, которую прервала невесть откуда взявшаяся медсестра с моего отделения:

— Ярцев? Роман! А ты откуда здесь? И почему режим нарушаешь?

— Не нарушаю, Светлана Викторовна, — я виновато чесал макушку. — Рентген вчера сказал, что с моими ребрами все в порядке.

Я показательно ударил себя в грудь и еле сдержал спазм. Кости-то срослись, а вот фантомные боли проходить пока отказывались.

— Ох, уникум ты наш, а ну марш на свой этаж! — она сменила показательно строгий тон и шепнула на самое ухо. — Завтра тебя будут выписывать, так что иди собирай вещи потихоньку.

Тычок в спину придал мне не только верный вектор движения, но и скорость. Яр увязался следом:

— А вот эта барышня и ничего, я бы на твоём месте за ней приударил.

— Меня больше другое волнует, — я старался говорить краем рта. — Что мне теперь с глазами делать?! Похоже, врачи здесь мне помочь не могут, и твоя печать пока не особо сильно помогла.

— Не бойся, друже, на все надо время.

Я сплюнул в сердцах. В который раз растер глаза. Больше всего на свете я не любил ждать.

Яркая зелень листвы опять ударила по глазам, я пришёл в себя от дуновения ветра, коснувшегося моей щеки, в легком поцелуе. Мой план работал, но радость от этого омрачилась его исполнением. То ли Яр перестарался и забросил меня слишком глубоко, то ли я в этот момент думал о чём-то левом, но в результате всех наших манипуляций я оказался не в штабе у картины, а, как и в первый раз, в тылу врага. Кажется, лагерь партизан не изменился с моего последнего визита, да и глупо было рассчитывать на что-то другое. Это момент из прошлого, как старая выцветшая фотография на уровне генетической памяти. Я огляделся в поисках чернявой девахи и, к своей радости не обнаружил её. Надеюсь, в этот раз она ушла взрывать какой-нибудь мост и вернётся не скоро. Интересно, в какой момент я попал сюда? Отряд Сорокина уже вернулся, или мне придётся встречать его хлебом-солью?

Я рефлекторно пошёл к дороге, по которой они вернулись тогда, поравнявшись с амбаром, невольно задрал голову. Окошко на чердаке пусто, из черноты торчало сено. И что же делать теперь? Я простоял в центре лагеря несколько минут. Вокруг ходили бойцы, кто-то из них перебинтован, кто-то курил махорку, но никто не пересекся со мной даже взглядом. Здесь я бестелесный призрак. Ну что ж, если тебя не ждут и тем более не видят, то грех этим не воспользоваться! Единственное место, где я мог получить хоть какие-нибудь ответы, это сруб полевого штаба с проваленной в центре замшелой крышей. Я приник к окну. Внутри едва различимая темнота, русская печка в углу, в центре широкий стол. С занавесок падал косой луч света, выхватывая одинокую мужскую фигуру. Командир партизан исполнял свои прямые обязанности.

— Ярцев у себя? — раздражённый голос за спиной привлёк моё внимание.

У входа в избу стоял высокий мужчина, яростно сопел и сжимал кулаки. А вот и Сорокин, до этого я видел его издалека и почти не разобрал лица, но почему-то не сомневался, что это именно он. Значит, сон имеет логическое продолжение. Интересно, о чём оно будет?

— Пёрт Зосимович просил никого не пускать, — боец у входа выпятил грудь.

— Плевать, мне надо его срочно видеть! Задание провалено! — Сорокин так и норовил растолкать караульных и ворваться внутрь штаба.

Я снова смотрел в окно. Неужели мой предок был предводителем партизанского отряда? Меня распирало от гордости. А что касается девицы, которую он бортанул, на то он и командир, чтобы быть сердцеедом. Опасным и добрым. Странно, что именно эта характеристика пришла мне в голову первой; никогда не видел прадедушку, но не сомневался, что старик был жесток, но справедлив.

— Да пусти его уже, — Пётр вышел из сеней, устало вздохнув.

Шум и крики привлеки его внимание, оторвав от важного планирования, и, судя по всему, разговор намечался не из приятных. Караульные переглянулись и наконец позволили Сорокину войти в святая святых. А вот этот разговор я точно не должен пропустить. Эх, я не волшебник и плаща-невидимки у меня нет, но я же лишнее звено в этой истории, и по всем правилам меня здесь нет. Этим я охотно и воспользовался. Юркнув в закрывающуюся дверь, я цыкнул в лицо одному из охранников:

— Ты меня не видел!

Тот лишь деловито повёл носом по сторонам и продолжил нести свою тяжелую службу.

— Ярцев, ты же обещал, что дело выгорит! — Сорокин сходу взял инициативу в свои руки.

Его злоба не походила на праведный гнев человека, угодившего в передрягу из-за ошибки командования. Тут скорее какой-то личный интерес. От того, наверное, этот Сорокин, даже оставшись с моим предком один на один, продолжал шептаться. Шёпот по Фрейду.

— Устал, наверное, с дороги, может, хоть чаю хлебнешь?

Пётр оказался не робкого десятка. Ему больше сорока, среднего телосложения, но подтянут и с хорошей выправкой. Единственное, что я знал: мой дед был самым старшим в семье и на этот момент ему лет двадцать и война разбросала их по разным фронтам. Несмотря на едкое и даже агрессивное замечание Сорокина, Пётр спокойно наливал кипяток из походного чайника, греющегося на печке. Как истинный предводитель, он не позволил себе ни резких слов, ни резких движений. Так вот откуда эта неконфликтность в моей крови.

— Какой чай?! Топорин и Зюзин погибли! — у Сорокина начиналась истерика, он ударил кулаками по столу, да так, что загремели чашки.

— Мы на войне, тут всякое бывает, — холодно отозвался Пётр, он присел на стул. — Я надеюсь, ты не потерял его?

— Кого его? Эту твою стекляшку?

Моё сердце замерло. Что-то подсказывало мне, что говорили они сейчас не про трофейный кусок немецкого графина. Я притаился у окна так, чтобы видеть профиль обоих собеседников.

— Осколок с тобой? — повторил Пётр, и тон его не смягчился.

— Да забирай свою стекляшку, все равно от неё никакого проку! — Сорокин в сердцах вытащил из-за пазухи прозрачное стекло рваной округлой формы. В осколке дырка, через которую продет кожаный шнурок. Сорокин стянул вещицу с шеи и бросил на стол.

— Зря ты так, этот артефакт ещё очень сильно нам поможет, — Пёрт заботливо припрятал осколок в карман.

Я смотрел на всё это, вытаращив глаза и потеряв дар речи. Уж слишком эта, на первый взгляд, простая стекляшка походила на тот осколок, что я когда-то видел в доме Урицких и даже недолго держал в руках. Осколки Великого Зеркала прятались, принимая вид невзрачных кусков стекла.

— Из-за этой стекляшки люди погибли, наши люди, Пётр! Негоже в бою уповать на магию, глупо это! — Сорокин ныл как дитя, и в этом я его почти поддерживал. Да и, похоже, мои подозрения по поводу осколка подтверждались. Неужели мой предок действительно рисковал жизнями людей, отправляя их на опасные задания со стекляшкой в руках вместо компаса или автомата? Интересно, об этом знал Яр? Он говорил, что я первый из Ярцевых, с которым ему удалось наладить прямой контакт.

— Первый блин всегда комом. Лучше расскажи, как вы попались, или кольцо подвело? — Пётр отхлебнул чай, и я невольно подался вперёд. Вспомни о Яре, вот и он...

— Кольцо не подвело, как ты и говорил, помогло обойти два патруля, — Сорокин сунул руку в карман штанов, в полумраке блеснул знакомый перстенёк. В отличие от стекляшки, с ним Сорокин был более осторожным, отдал командиру прямо в руки.

— Ну вот, а говоришь, что ничего не помогло, — Пётр подкинул кольцо Яра в руке и надел на палец.

Оно подошло ему идеально, хотя размеры у нас явно были разные. Недаром что кольцо магическое. Я глядел на перстень, надеясь увидеть вставку из горного хрусталя, но перстень выглядел таким же, каким попал мне в руки. Похоже, камушек был потерян раньше военных лет. Надо будет расспросить об этом Яра поподробнее.

— И всё же Пётр, не дело нам магическими игрушками пользоваться, ребята вон уже косо смотрят. Ну и самое главное, — Сорокин сделал паузу, заметно подобрел, расплывшись в робкой улыбке. — Ты был прав, мы действительно нашли то, что искали, но, похоже, опоздали. Фрицы построили в лесу лагерь. Он хорошо охраняется, но нам удалось взять в плен одного офицера. И у него при себе было вот это кольцо...

Сорокин достал его из нагрудного кармана, положил на стол.

— Мертвая голова?

— Да, похоже, не мы одни ищем этот твой Аурантик.

— Где сейчас пленник?

Пётр кинул на Сорокина резкий взгляд, но тот не успел ответить, в дверь постучались и, не дожидаясь приглашения, вошли. Моя чернявая знакомая, улыбаясь, отдала честь. Вот только её мне и не хватало! То ли мост, который она взрывала, рухнул раньше времени, то ли шустрая ведьмочка схитрила, наслав на него порчу за амбаром. Она хотела что-то сказать, но неожиданно наши взгляды пересеклись. Её улыбка сошла с лица.

— Ах ты, Ирод! — милое личико чернявой перекосило от ярости, а я едва не выдавил спиной ветхое окно.

Сорокин и Пётр замерли в движении, словно кто-то нажал на паузу. Я с горечью подумал, что кино закончилось раньше времени, да и ещё на самом интересном месте. Ведьма материализовалась прямо перед моим носом, задний фон подёрнулся дымкой. Она ухватила меня за горло:

— Тебе здесь не место, проклятый!

Грубый толчок, и моя спина проломила тонкую плевру сна. Я упал в бездну, отчаянно махая руками. Моё тело вздрогнуло от удара извне, я проснулся, вскочив с кушетки и чуть не рухнув на пол.

— Вот дрянь... — я сел на край, согнувшись пополам, и постарался глубоко вдохнуть, но теперь гвоздь забили не только в грудь, но и в шею.

Я хрипло откашлялся.

— Яр!

Я растирал опухшее лицо и прогонял остатки нехорошего сновидения, но так и не услышал ответа. Только продрав глаза, я смог разглядеть на полу кабинета косые оранжевые полосы, бьющие с улицы. Они коснулись стены, а значит, солнце было в закате. Вот чёрт, я что, проспал до самого вечера? Не веря в произошедшее, я покосился на входную дверь. Неужели с самого обеда ко мне никто не заглянул?

— Яр! — я встал, чтобы прополоскать горло. Странное состояние никак не хотело меня отпускать, в кулере воды не нашлось. — Яр? — я вышел в коридор и притаился.

Здесь что-то было нечисто. Пространство вокруг подёрнулось сизой дымкой, как улицы Сайлент-Хилла. Туман стелился по полу, просачиваясь под закрытую дверь кабинета Борисыча, и выглядел зловеще. Не хватало ещё тут обнаружить скрученных человекоподобных монстров. Рука невольно потянулась к ржавой водопроводной трубе, но как назло её не оказалось в моём инвентаре.

— Эй, здесь есть кто-нибудь? — реальность, в которую я попал, окончательно сбила меня с толку. Ни на лестнице, ни в коридоре первого этажа компании я никого живого не встретил. Самое интересное, что в попытке узнать время я так же был, мягко говоря, озадачен. На циферблате моих часов стрелки замерли на отметке в шесть часов пятнадцать минут. Часы на рецепции показывали полдвенадцатого. Я надеялся, Дашка будет на рабочем месте, но за стойкой так же никого не оказалось. Только фотография три на четыре, та, которую Жанна показывала мне на приёме. Изображение её возлюбленного Миши смотрело на меня с безразличностью и легкой надменностью. Странно, что я нашёл её здесь. Никаким боком эта история к Моховой не относилась. Покрутив карточку в руках, я начал подозревать, к чему эта отсылка.

Фадеева работала в отделе планирования, это в другом конце здания, и, чтобы дойти до него, пришлось идти по коридору мимо лифтов. Ради интереса я нажал на кнопку вызова одного из них, но никакой ответной реакции не последовало. Тумана становилось больше, словно стараясь скрыть от меня что-то важное, он поднимался к потолку и превращался в молоко. У отдела планирования мне пришлось буквально рассеивать его рукой, белёсый полумрак давил на глаза и перехватывал дыхание. Внутри отдела стандартные столы, рабочие места клерков отделены перегородками и поставлены "ёлочкой" — Борисыч знал, как экономить место. На моё удивление, тумана здесь оказалось меньше, вот только и общего освещения не хватало: жалюзи на окнах закрыты. А вот тут впору кидать монетку: где располагалось рабочее место Фадеевой, я не знал. Пошёл на интуиции, вдоль стены, вытягивая шею и высматривая на тёмных столах какие-нибудь зацепки. Мониторы компьютеров отключены, никаких признаков жизни. Стоп! В дальнем углу, почти у стены, легкое свечение. Похоже, уходя, кто-то не позаботился об экономии электроэнергии. Рабочее место никак не обозначено, но монитор компьютера мерцал в темноте. Я с осторожностью заглянул за перегородку. Жанна сидела на стуле, опустив голову и скрючившись, как старуха, немудрено, что я не увидел её сразу. Пальцы девушки судорожно набирали на клавиатуре какой-то текст. Она еле слышно всхлипывала и побоялась поднять голову, даже когда я её окликнул. Фадеева задрожала ещё сильнее, мне с трудом удалось разглядеть на мониторе компьютера многократно повторяющееся одно-единственное предложение.

— Помогите мне, — Жанна озвучила его сама.

Её лицо выглядело ужасно: тёмные разводы на щеках, как от потекшей туши, впавшие глазницы с черными, мокрыми от слёз кругами. Она походила на живой труп, от неожиданности я отступил:

— Жанна! Что с вами случилось?

— Помогите мне, Роман Валерьевич... — Фадеева робко протянула ко мне руку, но я не успел взять её ладонь, темнота за спиной Жанны сгустилась, ржавая цепь змеёй ринулась в атаку. Она обмотала шею девушки и рывком подтянула к себе.

— Роман Валерьевич! — Жанна трепыхалась в ловушке, как бабочка на иголке, тянула ко мне руки. Я растопырил пальцы, фокусировал импульс, оценивал темноту, что пульсировала как живой организм. Не проделки ли это Чернобожцев?

— Помогите мне, Роман Валерьевич! — Фадеева хрипела, но к своему ужасу я осознал, что энергия так и не пришла в руку, не помогла даже быстрая концентрация.

Меж тем цепь с раздражающим лязгом обвивала тело Жанны, утаскивала её в своё чрево. Свет! Я не смог придумать ничего лучшего, чем раскрыть жалюзи и впустить в комнату хоть немного света, он должен был прогнать тьму, но как только я подскочил к окну и впустил в офис свет, в ужасе обомлел. Мир за стеклом лишь отдаленно напоминал нашу реальность. Высотные, полуразрушенные здания, как очертания постапокалиптической Москвы. В багровом оттенке даже Москва-река. Два солнца, стоящие в закате напротив друг друга, создавали непривычную игру теней, а в центре всего этого великолепия устрашающего вида гигантская воронка из тёмных облаков. Она медленно приближалась, вращаясь против часовой стрелки, и была настолько большой, что кажется, соединяла землю с небом.

— Что за чёрт? — я обернулся, но зловещий шёпот за спиной оборвал мысли:

— Ты следующий...

Страшный удар в тело отбросил меня на толстое стекло. К этому невозможно привыкнуть, и, если честно, постоянные тычки то со стороны чернявой партизанки, то со стороны Инферналов, а теперь и этой безобразной чёрной каши уже порядком мне надоели. Я стиснул зубы от бессильной злобы, эти козлы всё ещё пользовались своей безнаказанностью.

Хитрый прищур Мирошкиной был первым, что встретило меня в суровой реальности. Я вздрогнул, подавшись вперёд, судорожно схватил ртом воздух. Виктория сидела на краю кушетки и настойчиво гладила мою руку. Я не решился отталкивать её, обмякнув, затаился: здесь что-то было не так. Дверь кабинета плотно закрыта, из замка торчал ключ.

— Виктория Павловна, что происходит?

Мирошкина не удосужилась с ответом, отведя невозмутимый взгляд, застёгивала пуговицы на блузке свободной рукой. Я считал их, нервно сглатывая вязкую слюну. Всего три пуговицы. Таак! Я, кажется, чуть не проспал собственное изнасилование!

— Я зашла, но вы спали, — Мирошкина отпустила мою руку с явной неохотой, её сладкий план потерпел неудачу, а мои глаза вылезали из орбит пропорционально пониманию того, насколько близко я оказался у края. Просто у бездны, из которой не было возврата.

Я захрипел что-то нечленораздельное. Крик праведного негодования перемежался с возмущением и страхом, всё это отчаянно рвалось наружу и от этого застревало в горле. Мирошкина не стала ждать, пока я приду в себя. Она поправила складки на длинной юбке, уверенно пятилась к двери.

— Я вижу, я не вовремя. Я зайду чуть позже, — она юркнула в проём, игриво помахав мне пальчиками.

— Яр! — я, наконец, смог вздохнуть. Мирошкина покинула мою обитель, оставив после себя запах пошлого извращения и неуёмную страсть. Я тщетно запивал весь этот ужас водой.

— Ха! Это почти случилось! — предок появился сбоку, довольно потирая руки. Похоже, они сговорились. — Я не стал ей мешать, прости, хотел увидеть выражение твоего лица, когда она бы тебя оседлала.

— Мерзавец! — я с трудом осушил стакан, руки дрожали, а на лбу проступила испарина. Яр ехидно смеялся, он так и хотел моей смерти!

— Нет, ну и сейчас выражение твоего лица бесценно! Так что приснилось? — призрак молниеносно изменил тон, дальнейший разговор должен был пойти в совсем другом русле.

Я присел на край кушетки, вспоминая те насыщенные моменты, что мне пришлось пережить в сновидении. И больше половины из увиденного не укладывалось в голове. Я хотел начать с самого начала, с лагеря партизан и узнанных фактов из биографии моего славного деда, но концовка этого своеобразного путешествия вдруг заставила меня коснуться шеи. В том офисе это определённо была Фадеева и ей определённо что-то угрожало. Лязг ржавой цепи до сих пор стоял у меня в ушах, вызывая нехороший озноб.

— Жанна, — Я тупо уставился на Яра, он ответил мне тем же.

— Что Жанна? Из тех королев?

— Да, тоже любит...

Ситуация заходила в тупик, а я не знал, как расшифровать увиденное послание. Фадеева только была у меня и проблема её своеобразна. Я задумчиво похлопал себя по карманам. Интуиция подсказывала поднять тревогу и связаться с Борисычем, но в этот спор неожиданно подключился мой самый здравый рационализм. Он всегда избегал встреч с Яром, опасаясь за своё здоровье, но в этот раз им пришлось работать вместе.

— Ты чего? — предок хмурился, наблюдая за моими судорожными движениями.

Наверное, действительно стоило взять передышку и описать Яру увиденное хоть в общих словах. Но мне, как обычно, не дали этого сделать. Телефон в руке ожил, принимая звонок от начальника. Как-то Борисыч сетовал, что не обладает никакими экстрасенсорными способностями, и он явно скромничал. Я принял звонок, посчитав его знаком судьбы.

— Да, Юрий Борисович! Вы вовремя, случилось что-то серьезное! — мой голос ещё дрожал от пережитого покушения Мирошкиной. Я добрался до стола, плюхнулся в кресло, ослабив галстук ещё больше.

— Действительно случилось! — Борисыч неверно истолковал мою интонацию, он грозно забасил: — Ярцев! Какого рожна?! Я что тебе говорил сделать во время перерыва? Ты заболел? Виктория Павловна уже обзвонилась, говорит, ты валяешься без чувств!

Вот чёрт! Я прикусил губу: как и предполагал, Борисыч оставил Мирошкину за главного, и на эти дни мне впору хоть баррикадировать кабинет.

— Нет, я здоров, но... — я всё ещё надеялся привлечь внимание директора к возникшей проблеме, но Борисыч непреклонен как назло:

— Никаких "но", Рома! Не нервируй меня, ноги в руки и бегом на эти долбаные курсы! Мне нужен этот треклятый диплом уже на следующей неделе!

Пререкаться было бесполезно и опасно для жизни. Я знал наизусть три грозных тона в голосе начальника. Самый первый и самый частый — с легкой смешинкой. Он не представлял угрозы и грозность здесь, скорее для галочки. Второй тон с уставшей доверительностью, в те моменты, когда уже почти не до смеха, но и злиться нет причины. И третий тон, который прозвучал из трубки: когда усталость в голосе уже перемешивалась с раздражением.

— Всё, я уже выдвигаюсь! — я едва не вытянулся по струнке, сорвавшись с места. Рыскал глазами в поисках пиджака. Яр смотрел на меня с подозрением:

— Что тебе приснилось?

— По дороге расскажу, сейчас мне надо на курсы!

Я перекинул пиджак через плечо, поспешно вышел из кабинета. Мой перерыв давно закончился, но распоряжение начальника должно быть исполнено, несмотря ни на что. Единственное, что я хотел сделать перед тем, как покинуть "Империал", это ещё раз увидеться с Фадеевой. К моему несчастью, Жанна работала в отделе планирования — в том самом, которым и руководила Мирошкина. Добровольно лезть в клетку к оставшемуся голодным льву сомнительное удовольствие, но иного пути не было. К тому же Виктория Павловна не обрадуется, увидев мой интерес к Жанне, поэтому к Фадеевой придется идти незаметно. Собравшись с мыслями и воспользовавшись лифтом, я спустился на первый этаж компании. Мирошкина могла быть где угодно; стараясь идти на цыпочках и не поднимать лишнего шума, я открыл дверь в архитектурный отдел. Он был соединён с отделом планирования неприметной дверью. Работники поднимали на меня безразличные взгляды, кто-то здоровался кивком головы, кто-то не обременял себя даже этим. Я как всегда улыбался своей фирменной улыбкой, приветствуя всех и вся. Отдел планирования насквозь женская обитель, и обилие роскошных бюстов здесь зашкаливало. Я чуть растерялся, невольно оценивая увиденные размеры. Девушки встречали меня приветливо и даже с легким заигрыванием; вспоминая о Мирошкиной и вздрагивая от резких звуков, я шёл вглубь отдела.

— Роман Валерьевич? — удивленный и чуть испуганный взгляд Фадеевой застал меня врасплох.

Подойти к ней незамеченным мне не удалось, Жанна почувствовала на себе пристальный взгляд и теперь, когда я увидел её вживую, поймал себя на мысли, что не имею никакого представления, что делать дальше. И действительно, о чём я думал? Что спрошу, как Фадеевой удалось вырваться из тех цепей, и она тут же расскажет мне эту захватывающую историю? Я молчал, фирменная улыбка не покидала лицо ни на мгновение, хоть теперь от неё совсем не было толка. Моё гробовое молчание вкупе с непонятной радостью вселило в Жанну тревогу. Она неуверенно огляделась по сторонам, словно зовя на помощь.

— Жанна, у вас всё хорошо? — жалкая попытка с моей стороны разрядить напряжение.

Фадеева лишь пожала плечами. Я заметил фотографию Миши на столе, её уголок торчал из-под папки с отчётами — и никакой видимой опасности вокруг. Возможно, в этот раз я побеспокоил Жанну зря. — Всё будет хорошо, не переживайте.

Чувствуя приближение Мирошкиной нижней чакрой своего тела, я отходил по той же дороге, что пришёл сюда. Жанна ничего не ответила, смысл моего визита так остался для неё загадкой, как впрочем, и для меня самого.

* * *

Путь до станции Юго-Западная занял у меня больше сорока минут. И хоть народа в послеобеденные часы на ветках метрополитена не так уж и много, но чувство, что можно столкнуться нос к носу с моей старой во всех смыслах знакомой, не на шутку тревожило. Впрочем, сейчас меня волновали совершенно другие вопросы:

— Яр! — я уже успел вкратце объяснить своему предку суть увиденного, но наш разговор прервала поездка на метро.

На платформе пункта назначения я тщетно выискивал знакомый силуэт в общем потоке. Похоже, эта история Яру не показалась интересной. Я начинал злиться от того, что на разговоры уходило слишком много времени, а мне ещё надо найти эту контору по психологии, надеюсь, за прошедший год она не закрылась и не сменила вид деятельности. Будет забавно принести Борисычу сертификат не по психологии, а по шитью или, чего лучше, по домашней кулинарии. Благо я успел захватить из офиса их старую визитку с красиво выведенной надписью: "Студия психологии и психотерапии". На обратной стороне кто-то заботливо нарисовали едва ли не четверть юго-западной части Москвы. Не дождавшись предка, я побрёл к выходу. Странно, что компания выбрала такое место обучения. Обычно подобные курсы проходили на базе университетов, а не на окраине Москвы в студии два на два.

— Так ты говоришь, у деда был один из осколков? — Яр появился в дверях на входе в наземный вестибюль.

— Да, и еще твой перстень, они использовали его в бою! Яр! Ты меня не обманываешь? Я действительно первый, с кем ты сумел найти контакт? — этот вопрос начинал волновать меня все больше и больше.

— Рома, уж поверь мне! Это, во-первых, а во-вторых: не забывай то, что ты видишь, это всего лишь сон, это аллегории, которые не стоит понимать буквально!

— Аллегории... — повторил я еле слышно. А ведь Яр прав, испокон веков сны лишь искривлёно отражали события яви, а настоящие вещие сны мне никогда и не снились. — Странно, что дедушка никогда не рассказывал мне о приключениях своего отца, там было чем гордиться. Уму непостижимо, через что им всем пришлось пройти...

— Лучше тебе об этом не знать! — ответил угрюмо Яр.

И в этом нет ничего удивительного, дед был одарённым рассказчиком, вот только никогда, ни под каким предлогом он не рассказывал о войне. Достаточно сказать что, будучи в плену у немецко-фашистских товарищей моя бабушка выходила на расстрел два раза. Война свела их судьбы в госпитале в начале сорок пятого.

— Ладно, что думаешь по поводу Фадеевой? Я еще ни разу не видел сон внутри сна. Это тоже аллегория, или нужно побеспокоиться за здоровье Жанны?

— А вот это хороший вопрос. Ты что-нибудь почувствовал, когда она пришла на приём?

— Не знаю... я не видел никаких особых сил зла и уж тем более цепей у неё на шее, — я озадаченно рассматривал карту на визитке. А ещё меньше они нарисовать её они не могли?! С трудом прочитал улицу: Покрышкина. От метро метров восемьсот или весь километр, ну хоть прогуляюсь после душного офиса.

— Может, стоит тогда к ней приглядеться получше? А то ты всё по Мирошкиной да по Мирошкиной, — на поверхности Яр чувствовал себя вольготно, охотно мозолил глаза и так и норовил подколоть по поводу Виктории Павловны. — Пригласи эту Жанну к себе на чай лишний раз, развяжи язык.

— Как это? Я же не могу её к себе насильно привести, тем более на чай. А вдруг она меня не так поймёт?

— Думаешь, она будет кричать и сопротивляться?

— Думаю, мне лучше вообще пока к себе внимание не привлекать никаким боком. Задницей чую — грядет что-то не очень хорошее!

Вот в чём в чём, а в определении потенциальной опасности мне не было равных. Даже сейчас, пробираясь по светлым улицам Москвы и не видя явной угрозы, я чуял, как внутри меня упорно свербел червячок, который повторял как заклинание: "А может, не надо туда идти?" Я как обычно не слушал его, грозный голос Борисыча заглушал и здравый смысл, и инстинкт самосохранения.

— Ну, смотри сам, тогда и не жалуйся, если клиенты начнут умирать у тебя на сеансах, — Яр в свойственной только ему манере развёл руками. От услышанного я невольно сбавил шаг.

— Да типун тебе на язык!

— Спасибо, сифилис — это всегда приятно! — хмыкнул призрак и исчез.

Он даже не дал мне пояснить свою реакцию. Яр капризничал всё сильнее и сильнее, обижаясь иногда на сущую ерунду. Иногда мне казалось, что от следующего неосторожного слова он упадёт наземь и зарыдает в истерике. Фиг поймёшь этих мертвых! И живых тоже фиг поймёшь! Я поймал себя на мысли что в этой борьбе я остался в полном одиночестве. Чёрт, мне точно нужны курсы психологии! Чертыхаясь и придушив без конца свербящего об опасности червячка, я двинулся дальше.

* * *

— Вы мне не поможете?

Из подворотни между двумя жилыми домами мне наперерез выкатилась старая инвалидная коляска. На ней мужчина лет сорока, нет ног, на одном глазу повязка. Он растрепан и помят, в волосах седина. Из одежды светлая футболка с жирными пятнами и штаны маскировочной расцветки, в таком же состоянии. Судя по карте на визитке, я не дошёл до дверей офиса психотерапевтов каких-то сто метров.

— Да, конечно, — хоть я и опаздывал, но вид бродяги заставил сердце дрогнуть: никто не застрахован. — Кто это вас так?

— Война...

Мы вошли в подворотню. Кипящая на Московских улицах жизнь осталась за спиной и стала тише. Дорога оканчивалась грязным тупиком, набросанные картонные коробки разбухли от конденсата, капающего с радиаторов многочисленных кондиционеров. Дома ими тут увешаны как виноградными гроздями.

— Что тут? Чем помочь? — не понимая, зачем мы пришли сюда, я обернулся на бродягу. Тот поднял голову, нехорошо оскалился:

— Вам просили передать кое-что...

Он вскинул руку, и я слишком поздно понял, что попал в ловушку. Инфернал вырвался наружу, разрывая и раскидывая одежду. Он послал не печать, что-то новое, диковинное для глаза. Две черные тени, до ужаса похожие на птиц. Закрутив спираль, они вонзились в моё тело, так, что я едва успел приложить руку к бедру. Печать защиты была неактивна. Жжение и проникающий холод заставили вскрикнуть, упасть на колени. Магическая печать попала на руку, сковала движения. Кольцо Яра было совсем близко, в кармане, но вторая часть заклинания ударила в бок, прилипла к груди. Дыхание перехватило, я не мог не то что закричать, произнести хоть что-то внятное. Края печати ожили, начали сходиться, окутывая меня паутиной зловещего, кровавого узора. Инфернал зашкворчал, подходя ближе, и все ещё держал тощую руку на уровне груди. Он целился в меня как из ружья, я заметил, что несколько пальцев его было срублено по касательной чем-то невероятно острым.

— Исключенец! Ты переступил черту, ты убил моего прародителя.

Я не мог поверить, что стал центром настоящей мыльной оперы с элементами гангстерской вендетты. Как-то уже и забыл имя того Инфернала, что убил сержанта полиции, заставив его съесть белый осколок. Видимо, передо мной сейчас стоял один из его милых отпрысков. Как ни жаль было нарушать идиллию праведной мести, но смерть не входила в мои планы на сегодня. Под давлением печати пришлось упасть на грязный асфальт и завалиться на бок. Рука все ещё на бедре, но я почти не чувствовал пальцев, из последних сил собирал в кончиках спасительный импульс.

— Умри, Исключенец...

Инфернал сделал очередной шаг. Его намерение пугало своей решительностью, но не методом исполнения. Узор моей защитной печати расползался по телу, я отчётливо ощутил борьбу двух стихий. Величественный огонь, схлестнувшийся с массивной толщей воды. Так, кусочек за кусочком, цветущий сад отвоевывал землю у безжизненной пустыни. И где-то между этими стихиями был расплющен и прижат Прокл. Уже через мгновение я смог вдохнуть кислорода. Закрыв глаза, сосредоточился, последний рывок, и мой дикий крик разрезал затхлый воздух тупика:

— Яр!

Когда я открыл глаза, Инфернала уже не было. Предок появился на месте, где он только что стоял. Увидев меня, Яр изумленно выпятил губу:

— Ты что опять творишь?

— Помоги... — энергии для сопротивления уже не было, вражья печать отчаянно боролась с моей защитой, и силы их — предательски равны.

Яр навис надо мной, опустил руку. Тепло разливалось по телу, прогоняя холод и колющую боль в груди. От долгожданного облегчения задрожали руки. Призрак усилил печать защиты, её края разорвали колдовской узор порождения Лимба. Он снова превратился в птиц, Тени взмахнули крыльями, оторвались от моего тела, растворились в воздухе, гаркнув напоследок по-вороньи. Эхо их крика отзвуком билось в голове в такт пульсу, пока окончательно не затихло.

— Во дела... — Яр проводил остатки заклятия озадаченным взглядом. — Что произошло-то?

— Да был тут один... передаст! — я с трудом поднялся на карачки.

Тело невероятно ломило, желудок грозился излить содержимое прямо на асфальт. Я сумел подползти к стене, облокотился о неё спиной. В полумраке подворотни стояла инвалидная коляска, рядом клочья изодранной одежды. Яр внимательно прошелся по уликам, сделал правильный вывод:

— Он замаскировался?

— Да, чёрт! Они всё мстят мне за того утырка, что откинулся в участке! Семейка Адамс... — я перевёл дух. И как бы они не хотели меня пришлёпнуть, я все-таки жив! Утешала только одна мысль: пережив атаку, мой организм "переварит" заклинание, и в следующий раз я отделаюсь ещё легче. Придя в себя, я хищно улыбнулся:

— Эта хрень намного сильнее того, что я видел прежде. Похоже, он действительно решил убить меня. Уговор что, теперь не действует?

— Кольцо, — Яр больше не шутил. Всё указывало именно на это.

Я сунул непослушную руку в карман брюк, достал перстень, с трудом надел на скрюченный палец. Кровь постепенно разливалась по телу живительным теплом, но сколько времени потребуется на восстановление неизвестно, а мой рабочий день ещё не кончился.

— Как я теперь на работу пойду в таком виде? — я почти плакал, смотря, как очередной костюм с иголочки превратился в грязный обносок.

— Как-как... как обычно! Давай, уходи отсюда и кольцо не снимай, я скоро... — Яр исподлобья смотрел на окружающую обстановку. Прежде чем сорваться с места и раствориться в воздухе, он небрежно бросил через плечо: — Уговор не может разорваться, я заплатил за него своей жизнью!

Отлично бросать родственника в беде, Яр не менялся ни под каким предлогом! Я попробовал встать, но закружилась голова. Уцепившись за шершавую стену, я сжал зубы, отдавая приказ своему, лишённому энергии телу: "Встань и иди!"

Мне удалось добраться до выхода. Клочки разорванной Инферналом одежды напомнили мне об ужасной смерти Молчанова в морге. Надеюсь, хоть в этот раз никто из людей не пострадал. Я вышел на улицу, все ещё трясся от могильного холода, растирал руки, но надеялся, что под лучами солнца сумею быстро согреться. В ушах послышался вялый стон моего телесного питомца.

— Прокл! — я встряхнул рукой, задрал рукав пиджака. Совсем забыл о кляксе и начал по-настоящему переживать за то, как Прокл переболел нападение.

Тёмное тельце моего питомца то проявлялось, то исчезало на коже предплечья. Малышу досталось не меньше моего. Прикусив губу, погладил себя по руке. И какого чёрта я вообще делаю, но ведь действительно уже привык к Проклу. Это всё проклятое одиночество, от него можно сдружиться даже с мухой, застрявшей между фрамугами окна и засохшей во время зимней спячки. Защитная печать выдавливала кляксу из моего тела, поэтому мне пришлось снять её и в этот раз.

* * *

Прошлое

Как я и ожидал, на свободу из больничной палаты я вышел не только с чистой совестью и вещами, но и с очками в придачу. Помогали они не очень сильно, но мать настояла, чтобы я выполнял все предписания врача и носил их каждый день. Быть очкариком каждый день мне не хотелось, поэтому, как только выдавалась минутка уединения, я непременно взывал к проснувшейся внутри меня силе и использовал её, ставя на свое многострадальное лицо печать исцеления. Яр иногда как-то по-особенному её усиливал, и тогда холод под моей ладонью сменялся хоть и не сильным, но теплом. Лечение проходило слишком медленно. Я злился и впадал в депрессию. Родители, что ещё жили со мной несколько дней после выписки, видели это, но ничего не понимали. Я старался ничего не говорить на эту тему, а когда пришло время им уезжать домой, случился следующий разговор:

— Ром, ты уже закончил учёбу, может, пора бы и домой возвращаться? Поехали с нами, а?

Я даже не думал об этом.

— Зачем? Мне и здесь хорошо. В Москве все перспективы!

— Какие? Ты работаешь в салоне связи и продаешь телефоны, а выучился на строителя. Тебе дома надо строить и мосты!

— Я проектировщик сетей и коммуникаций, — поправил я отца. — И я не хочу возвращаться. Это решено. Я поднакоплю денег, съеду отсюда и найду достойную работу.

— Здесь без связей ты никто, а дома дядя Миша обещал помочь с работой. У него в ЖЭКе есть как раз одно место. Будешь в кабинете сидеть, бумажки перебирать! — заводилась мать.

— Нет, и это решено.

В центре комнаты возник Яр, он поддержал меня, убедительно мотнув головой. Как и говорил призрак, никто кроме меня его не заметил.

— Рома, ты точно уверен в этом?

За стенкой закашлялась соседка. Интересно, смогу ли я излечить её? Как только разберусь с глазами, обязательно займусь этим.

— Да! — я смотрел на Яра и видел, как его рот растягивается в робкой улыбке.

Призрак обещал, что только в столице я смогу исполнить все свои мечты. А о чем мог мечтать парень, которому за двадцать? О свободе и деньгах. Яр обещал мне и то, и другое. И я верил ему.

* * *

Настоящее

— Ты всё ещё здесь?! Я же сказал, уходи в метро! — Яр появился со спины, стрелял в меня обеспокоенным, почти разгневанным взглядом. Я плёлся по улице со скоростью раненой во всё тело черепахи и шарахался от прохожих. Лицо начинало гореть, взгляд мутился. Похоже, я рано обрадовался и последствия атаки только начинали себя проявлять.

— Тебе легко говорить, в тебя воронами не кидались! — процедил я сквозь зубы, давящий взгляд предка, не терпящий пререканий, действовал лучше любого лекарства, походка моя выровнялась сама собой, отступила и боль. — Лучше расскажи, что это было, что слышно в Лимбе?

— Пока ничего, сначала надо вывести тебя из опасной зоны.

— Да мне тут осталось чуть-чуть, узнай, кто решил нарушить закон!

Солнце резало глаза, летнее тепло не просто согревало, теперь оно обжигало кожу, мне действительно требовалось как можно быстрее покинуть поверхность, блин, надеюсь, это колдовство не сделает из меня вампира! Спасительный вход в метро уже маячил перед глазами, в пару сотен метров впереди.

— Ладно, я тогда пошёл на разведку, свистнешь, когда доберешься до работы, и постарайся больше не делать глупостей и не поддаваться на провокации, — Яр дал последние наставления и исчез. Я облегченно выдохнул, оставшись в одиночестве, только призрачных истерик мне и не хватало.

Турникеты были позади, и я уже шёл к эскалатору, но не чувствовал облегчения, оказавшись почти в родной стихии. Лица людей бросались в глаза и били по голове как королевские кобры. Паника от диковинных неприятных ощущений расходилась по коже волной, не сулящей ничего хорошего. В ушах прорезался тревожный колокольчик. Теперь я чувствовал опасность и совсем другого рода, хоть и более привычную для себя. Инферналы совсем близко, а я совершенно не готов к очередной стычке. Толпа сужалась и расходилась, как пульсирующая вена, чей-то хищнический взгляд дырявил спину, заставляя меня все время оглядываться назад. Я так и не смог побороть страх, от его обилия на плече выскочил Прокл. Малыш оклемался после атаки, смотрел на меня с тревогой и ужасом.

— Извини, тебе достался не самый спокойный хозяин, — я силился улыбнуться и едва ушёл от атаки.

Инфернал выскочил справа, прорвав ткань пространства загребущей рукой. Он целился в голову, но промахнулся. Уголёк взвизгнул и спрятался в теле, я приложил руки к полу и послал в сторону открывшегося прохода запрещающую печать. К моему ужасу, сил на неё едва хватило. Еще один-два портала, и я просто упаду в обморок. Инфернал исчез, недовольно изогнув голову. Я сорвался на бег, не дожидаясь следующей атаки, взбежал на эскалатор, отпихнув зазевавшегося пассажира. Моё спасение в движении, но что-то подсказывало, что в этот раз я не отделаюсь так просто. Гадкие Инферналы уже жмут со всех сторон. Скоро и чихнуть будет нельзя, докопаются, что это противозаконно. Самое обидное, Яр почти всегда на их стороне: то нельзя, это нельзя. Он не обучил меня ни одному атакующему заклятию, и как тут выжить?! Прокл снова появился не плече, спрыгнул на грудь, словно изучая полученные мной повреждения. Он что-то многозначительно протянул на своём языке.

— Ничего страшного, малыш, для меня это пустяк... — Я отвлёкся, переводя дыхание, и не сразу заметил, что клякса вытягивает жизненную энергию из стоящей впереди меня девушки. Маленький Инфернал не способен был высосать её в критических количествах, но, к моему безграничному удивлению, Прокл отдал мне полученную добычу без остатка. Он потянулся за новой порцией, но я бережно перехватил кляксу и усадил на ладони.

— Не надо этого делать, со мной всё хорошо.

Неожиданная забота тронула меня до глубины души, и я потерял бдительность всего на мгновение. Очередная тварь вылезла из стены слева, мне удалось уйти от атаки, подавшись назад.

— Эй, ты что творишь?! — сосед по эскалатору сверху грубо оттолкнул меня.

— Исключенец, ты заплатишь за убийство предка!

Я проводил скворчащего гиганта недоумённым взглядом. При упоминании предков у меня стойко возникала только одна ассоциация. Неужто тот отщепенец был для них сродни Яру? Да ну, бред какой-то! С какого перепуга у говорящих сковородок вдруг появились какие-то родственные связи?! Никогда не рассматривал Инферналов как организованную преступную группировку, хотя до истории с белым осколком и встречал их в небольших количествах. Звук отошедшего поезда намекнул мне, что я зря теряю время в этих тоннелях. Расталкивая попутчиков и вступая на платформу станции, я чувствовал, как снова сжимается пространство вокруг. Инферналы упрямо не хотели отступать. Поезд в центр только отошёл, но мне уже неважно направление.

— Исключенец! — шкворчание донеслось из пола.

Я с трудом подавил желание припасть на колено и поставить печать запрещения. Сил ещё было очень мало, и восстанавливались они намного медленней обычного. Мне нужно тянуть время. Сбавляя шаг, я пробирался к другому концу платформы, боялся оглядываться. Посторонние шорохи и тихое шкворчание слышались всё отчетливей. Я чертыхнулся: затеряться в толпе тоже навряд ли получится, на платформе от силы человек сорок. Я нервно крутил родовой перстень в кармане брюк, но мне до боли не хотелось взывать к помощи Яра. Ощущение своей никчёмности каждый раз при этом сводило меня с ума. Прокл выскочил на плечо, тонко пищал и прыгал, привлекая моё внимание. Малыш указывал куда-то назад.

— Я знаю, Уголёк, надо бежать, — процедил я сквозь зубы и всё же обернулся.

Инферналам не пришлось искать меня, с высоты их роста я был как на ладони. Твари шли напролом, вытягивая худые руки. Кольцо окружения сжималось, я сфокусировал в пальцах печать запрещения. Мне хватит сил очертить круг, но без помощи Яра я не продержу его и минуты.

— Давайте, твари, ближе, — я пятился, пока не упёрся в стену.

Где-то вдалеке послышался долгожданный звук подъезжающего поезда. Инферналы не дошли до меня пяти метров, они неожиданно замедлили шаг. Выстроились в импровизированную шеренгу. Я приложил ладони к стене. С горечью вспомнил момент в морге, когда по моему велению черные шипы пронзили воскрешённого Отиса и окончательно упокоили его Инфернальную душу. На станции слишком светло, да и пульсации от гранита совсем другого рода. Где же тьма, когда она так нужна?! Я смотрел на преследователей, не понимая, чего они выжидали. Твари давили взглядом глубоко посаженных глаз, но не предпринимали никаких действий. Их руки вытянуты, но алые печати не прорезали воздух. Я позволил себе перевести дух:

— Ну и чего ждём? Или страшно? — холодный блеск моих глаз не произвёл на Инферналов никакого впечатления.

— Исключенец! Ты убил предка, ты посмел похитить священный осколок и хотел помешать нам провести ритуал его ухода, — голос их вожака доносился со всех сторон, как колокол набата. Так вот чего они ждали: пока будет зачитан мой смертный приговор. — Ты нарушил наш уговор с твоим предком и теперь ты должен умереть!

— А слово последнее можно? — я усмехнулся, огляделся по сторонам, но так и не увидел своего обвинителя. Поезд уже показался из тоннеля.

— Никаких последних желаний!

— А пожелание можно? — палачи ожили, воздух медленно прорезали ненавистные алые печати. Походу, этот импровизированный суд не хотел затягиваться.

— Можно.

— Я видел сон сегодня. И знаешь, что я в нём увидел?

— Что?

— Всех вас в гробу и в белых тапочках! — я упал на колено, вложил в запрещающую печать столько сил, сколько смог. Почувствовал своеобразную отсечку, защищающую организм от полного истощения.

Инферналы пробивались сквозь барьер, вытягивая руки, их печати замерли в незаконченном виде.

— Убейте Исключенца! — грозное шкворчание ударило по ушам.

Мне не хватило сил бежать, ноги подкосились, и я лишь чудом успел ввалиться в первый вагон подошедшего поезда. Беспомощно распластался на полу, и несколько секунд люди вокруг смотрели на меня без какого-либо энтузиазма. Миловидная женщина помогла подняться, только когда поезд тронулся. Инферналы остались на платформе, я вспомнил, что перед падением в вагон увидел ещё одну тварь, выпрыгнувшую из-под края платформы, его скрученную руку с двумя обрубленными пальцами. Он рассек воздух, совсем рядом со мной. Садясь на свободное место, я заметил рваные разрезы на левой брючине. Двух пальцев действительно не хватало. Инфернал потратил чудовищное количество энергии, чтобы прорезать физическую материю. Я нервно сглотнул: похоже, действительно нажил себе серьезного врага...

* * *

Парк Культуры встретил меня привычно плотным потоком пассажиров; надеясь окончательно оторваться от преследователей, я вышел на "кольце". Отъезжая от центра к окраине, я видел, как пустеют вагоны метро. Почему-то это зрелище вогнало меня в депрессию — лишнее напоминание о том, что всё рано или поздно заканчивается. Жизнь, как и тот поезд, пустеет на события и попутчиков, а в итоге ты в гордом одиночестве идёшь в депо. Теперь я хромал, последняя печать основательно подкосила меня. Оставшись без энергии, организм замедлял восстановительные процессы, вылезали наружу и давали о себе знать все хронические болячки. Думая о конце жизни, я действительно чувствовал себя беспомощным стариком. Долгий подъём на эскалаторе и переход на очередную станцию заняли у меня неприлично много времени. Я злился, что не мог восстановить силы, ударил себя в грудь, словно это могло запустить какой-то заклинивший механизм, но всё тщетно. Прошло уже больше получаса, а у меня появилось стойкое ощущение, что кто-то продолжает высасывать меня до последней капли. И даже защиту не поставишь из-за Прокла! Я вынужденно ходил без неё две недели, и бывало всякое, но не такое! Уголёк так же притих, наверное, уже паковал чемодан.

Поток людей на кольцевой был несравненно больше, я думал, что Инферналы уже потеряли мой след, но, не веря собственному чутью, слышал, как в ушах, разрастаясь, звенел тревожный колокольчик ультразвука. Инферналы напали на след? Так быстро?! А вот это уже совсем плохо!

Я прибавил шаг, страх заставлял оглядываться. В пёстром потоке моё воображение рисовало фигуры преследователей, смотрящих из-за высоких колон. Я налетел на кого-то в этой суматохе, надел кольцо Яра на палец, понимая, что иного выхода уже нет и надо звать предка на помощь. Я не успел послать ему мысленный зов; тварь выскочила из стены, вытянув скрюченную руку, и в этот раз не промахнулась. Инфернал с ликующим возгласом порвал мою энергетическую ауру, ему хватило несколько секунд, чтобы высосать остатки энергии. Я вздрогнул от неожиданности, холод обдал тело, в глазах потемнело. Мой самый страшный кошмар становился явью. Мысли спутались, мне пришлось отступить.

— Умри, Исключенец! — скворчащее создание замахнулось для финального удара и не замедлило нанести его.

Моё сознание провалилось в темноту; последнее, что я почувствовал, как подкосились ноги, удар пришёлся о гранитный пол. Эх, недаром меня посещали мысли о конце жизни, вот только я не думал, что он придёт так быстро, а самое главное, бесславно...

* * *

— Ну что милок, попал впросак? А я тебе говорила, сиди дома и не высовывайся, проклятие он решил вернуть, да кто ж у тебя его теперь обратно возьмёт?!

Что за чёрт! Меня привёл в чувство знакомый до одури противный старческий голосок, а не пение райских птиц. Спине холодно и сыро, видимо, я прижался к сливному коробу в полу, теперь костюм точно отправится в химчистку, хорошо хоть не увижу лица Борисыча при этом, впрочем, радость моя будет недолгой, счёт за услуги все равно придёт ему на подпись. Но, несмотря на эти неприятности, я всё же еще был жив — еще одна радость в мою скудную копилку...

— Чего молчишь-то, милок? — старуха хрипло рассмеялась.

Могильный цветок в её седых волосах раскачивался в такт движениям. Я только сейчас понял, что она болезненно тыкала мне в живот какой-то палкой. У рукоятки виднелось странное навершие: бесформенный сгусток непонятных ингредиентов, среди которых отчетливо узнавались лишь сизые птичьи перья. Недобрая ассоциация заставила мои глаза расшириться и налиться кровью. Старуха ликовала над поверженным врагом, не слишком и задумываясь, насколько повержен этот враг. Я изловчился и перехватил кончик её посоха при очередном замахе.

— Молчу, потому что вместо меня сейчас заговорят пушки! — я уже не слишком хорошо отдавал отчёта в своих действиях, не особо заботясь об условиях, которые поклялся выполнять перед Яром, и даже не вспоминая того воришку, что напоролся на нож в супермаркете. Мной двигала только одна мысль — возможность мести.

Взмахом свободной руки я кинул на старуху её же проклятие. Та взвизгнула, откинула посох и, растрепав волосы на голове, кинулась прочь. Прокл угодил ей в голову и кусал, даже не думая останавливаться.

Я поднялся на ноги рывком, огляделся по сторонам в поисках врагов. Инферналы не отстали, они просто решили отдать меня на растерзание своей протеже, но не тут-то было! Я не стал ждать, пока твари вернутся; сил на открытое противостояние уже не было, но даже эту оплошность легко исправить. Я сфокусировал импульс в правой руке, не исцеляющий, как обычно, а единственный тёмный, который знал. Мои пальцы вонзились в пустое пространство, по коже забегал холодок. Не одни Инферналы умели разрывать ткань мироздания и питаться энергией нашего мира, я тоже умел кое-что противозаконное. Коснувшись Истока, я жадно захватывал его потоки, пил их как воду из колодца в жару. Ледяная волна наполняла тело, и я уже слышал возмущенное шкворчание со всех сторон. Инферналы подходили ближе, но не они служили мне целью, ускользающая из виду старуха куда важнее: она убегала с моим питомцем. Я грозно топнул ногой, разломав её магическую самоделку. И в этот раз мне уже было все равно, какая чертовщина выпрыгнет оттуда. Моя правая рука все ещё пребывала в Лимбе, и я разрывал его с такой силой, что чувствовал, как шипят края этой раны.

— Стой, мразота!

Мой крик привлёк внимание кого угодно, но только не того, кому он предназначался. Старуха убегала по краю перехода, еле волоча ноги и спотыкаясь на неровностях гранитного пола. Прокл делал своё тёмное дело, да так, что мне даже не стоило утруждаться с погоней. Достаточно идти быстрым шагом, и я настигну ведьму на выходе из тоннеля. Впереди эскалатор, а у него как обычно столпотворение. Ведьма не уйдёт в этот раз, и даже взбудораженный моим коварным приёмом Лимб не способен помочь ей.

— Отстань от меня, Ирод! — сдавленно закричала в ответ старуха, не поворачивая головы.

На нашу перебранку уже невозможно было не обращать внимания. Случайные прохожие замедляли шаг, кто-то оборачивался, а интерес некоторых попутчиков переходил на отдельные недовольные реплики. Мне было плевать, даже если они вызовут полицию. От чувства собственного превосходства на моих губах заиграла невольная улыбка.

— Стой, проклятая процентщица!

Аналогия с Достоевским позабавила, вот только жаль, я не Раскольников, а то зарядить в спину своей оппонентки какой-нибудь инфернальный топор я был бы не прочь.

— Не смей, Исключенец! Ты нарушаешь уговор!

— Да чёрта с два! — грозно цыкнул я на появившуюся за спиной тень.

Ну вот, стоило взять Лимб за причинное место жесткой хваткой, как грозные вершители судеб как-то быстро и незатейливо превращались в жалких скулящих собак. А самое интересное заключалось в том, что они попросту не могли меня остановить. Энергия Лимба колыхалась за спиной, превращаясь в ураган, внутри которого Инферналам проблематично было выжить. Благо на обычных людей подобные вихри не производили столь критичного эффекта. У кого с экстрасенсорикой получше, чувствовали непонятный холодок и лёгкую опасность, о которой подсказывала интуиция, а прочий толстокожий люд так вообще шёл, ни о чём не подозревая. Везунчики, жить в неведении, что может быть лучше?! Сытая старость и бархатный гроб? Ах да, еще и стопятсотый айфон под рукой. И кто сказал, что всё это нельзя унести с собой в могилу? Древнеегипетские фараоны всегда считали иначе.

Мысли помогали мне отвлечься от боли и сохранить спокойствие. За ликующим выражением моего лица скрывалась мученическая гримаса. Рука, погруженная в Лимб, не просто немела, пальцы скрючивало от ледяного потока, кончики посинели. Интересно, их можно отморозить до такого состояния, чтобы потом пришлось ампутировать? Я бы посмотрел на выражение лица травматолога, который бы давал такое назначение посередине лета.

— Стой, старуха! — я рычал, теряя терпение.

Как только я вытащу руку из Лимба и энергетический поток за спиной успокоится, мне точно не избежать расплаты. Инферналы порвут меня на куски, а если даже и побрезгуют, это точно сделает Яр. И даже странно, что он еще не появился. Впрочем, скворчащие сковородки наверняка уже возмущенно звали его на помощь. Теперь утихомиривать меня обычными методами навряд ли им удастся.

— Отстань! — крякнула в ответ старуха.

На моё удивление, она не только не сдавалась, но даже ускорила шаг. Инферналы давали ей силу в долг и без явных ограничений. Хотя и здесь я мог пободаться, но не навредить бы Проклу.

— Ну куда же вы спешите, сударыня, постойте, мы еще не закончили! — прорычал я последние слова, ударил ладонью о стену перехода.

Энергетический вихрь разрубил пространство, прошёл неровной полосой по гранитной плите. Я слышал, как под натиском затрещал могучий камень; чуть больше упорства с моей стороны, и я наверняка смогу обрушить всю эту конструкцию. Впрочем, проверять на прочность свою голову и здоровье случайных прохожих не входило в мои планы. Разлом добрался до ведьмы, всколыхнул пространство вокруг неё яркой вспышкой. Несомненно, старуха почувствует искривление Лимба, наверняка подвернёт ногу и буквально упадёт в центр собирающийся у эскалатора толпы. Я нагонял её с ехидной усмешкой.

— Стой, процентщица!

— Люди, помогите! — ведьма театрально схватилась за сердце, но у людей были совершенно другие планы, никто словно и не заметил зова о помощи; что ж, мне только от этого лучше.

Я по-прежнему медлил, чтобы обрушиться на старуху со всей своей злостью — где-то на ней Прокл, и, не видя малыша, я начинал серьезно беспокоиться за его безопасность.

— Исключенец...

Мне хватило небрежного взмаха руки в сторону выскочившего Инфернала; неопытная тварь решила атаковать, но в результате энергетический вихрь отбросил чудище в ту нору, откуда оно вылезло. Я рассчитывал оттащить старуху прочь и расправиться с ней после того, как подберу Прокла, но и тут ведьма нашла в себе силы, чтобы просочиться в толпу. Скользкая тварь! Я с досадой протиснулся следом.

— Рома, нет! — дикий вопль Яра затерялся в общей суматохе.

Я даже не обернулся, предок остался где-то внизу, но он неизменно будет ждать меня вверху подъёма. Я продолжал разрывать Лимб, его вибрация передалась эскалатору, что подёргивался во время движения больше обычного. Старуха упрямо лезла вверх, расталкивая пассажиров сумкой, она надеялась оторваться от погони, но окончательно выдохлась на половине пути.

— Попалась гадина! — гоготнул я, ухватив ведьму за подол платья, и с силой потянул на себя. Я еле удержался, чтобы не расправиться с ней на месте.

— Караул! — старуха перешла на фальцет, но побоялась взглянуть своему обидчику в глаза. Хотя кто тут обидчик, а кто случайная жертва, еще надо разобраться. Как говорится: не шалю, никого не трогаю, починяю примус!

— А ну цыц! — я быстро охладил пыл своей оппонентки. — Молчи, проклятая, а то развоплощу!

Ведьма от страха прикусила губу. И правда, драться с ней, стоя на соседних ступеньках эскалатора, будет как минимум неудобно. Уверенно держа свою обидчицу за платье, я ждал, пока мы окажемся наверху.

— Рома, успокойся!

А вот и Яр. Мой призрачный тиран, как обычно, больше помогал Инфернальным тварям, а не своему бедному потомку.

— Я от рождения спокоен, — я даже не думал останавливаться; держать старуху в заложниках мало удовольствия: этот "чемодан" мало того, что без ручки, так за него и ломаного гроша не выторгуешь, но она — моя единственная возможность выйти из этой ситуации живым.

— Я понимаю, у тебя был тяжелый день, проклятия, атаки... — Яр зудел над ухом. — Но давай глубоко вдохнём и успокоимся. Рома, ты меня слышишь?

Слышу, блин, слышу! Я сжал зубы со злости: если отвечу Яру и старуха услышит мой диалог с самим собой, тут же решит, что я псих. Это, конечно, добавит ей страха, но явно понизит мой авторитет.

— Рома, заканчивай, Инферналы сейчас позовут тяжелую артиллерию, будет беда!

Беда, да что ты говоришь?! Мне остро захотелось ударить Яра чем-нибудь тяжелым. Мой предок совсем не заметил, что беда уже случилась, и он немного опоздал со своим нравоучением. Я упорно игнорировал его присутствие. Яр мчался за мной вприпрыжку наравне с теми чудищами, что пару минут назад хотели меня убить. И я, конечно, мог ненавидеть его за это, обвинить в предательстве, но что требовать от бестелесного призрака, заточенного в кусок бронзы? Живые играют по своим правилам, мёртвые по своим.

— Рома, не теряй со мной контакт! — Яр не унимался, его нервный смешок положил конец моему терпению. Я резко бросил через плечо:

— Контакт?! Да меня чуть не угробили эти твари! Где ты снова был?!

Надеюсь, старуха не услышит слов! Попав в ловушку, она не рыпалась, шла по моим тычкам в спину и старательно сохраняла тишину. Я чуть не забыл про Прокла, грубо коснулся спины ведьмы, послал в её тело импульс призыва. Уголёк вынырнул из-под складок одежды, прыгнул на мою руку. Довольная улыбка и яростные виляния несуществующим хвостом дали мне понять, что в этот раз малыш подкрепился не за мой счёт. Надеюсь, ему хватило ума насытиться халявой до самого вечера.

— Рома, отпусти заложника, — Яр — сама доброжелательность; развязав мой язык, он теперь завяжет его в любую геометрическую фигуру, но в этот раз я был хладнокровен и невозмутим:

— Ни за что! Эта ведьмочка выведет меня из этой западни.

Мой план был прост и незатейлив: вместе с заложницей мы уверенно шли к лестнице в конце перехода; пока я не видел никаких указателей, но впереди обязательно будет станция, а там я попросту прыгну в первый попавшийся состав — и только меня и видели. Я знал что Яр одобрил бы мой план, узнав о его сути, но раскрывать карты раньше времени, да еще и при заложнике, было нецелесообразно.

— Рома, они сейчас приведут тварей посерьезней, ни ты, ни я ни мы вместе с ними не справимся. Отпусти бабку, отпусти Лимб.

Яр опасливо косился на мою правую руку. Она все ещё была погружена в холодный поток, и я не чувствовал её уже по локоть.

— Всполошились, суки, когда за яйца ухватили?! — выплюнул я последние остатки яда.

Моя злость закономерно сходила на нет, скоро не останется и сил рвать Лимб. Как назло, до ближайшей станции ещё идти и идти, и, судя по табличке над потолком, на пути Александровский сад.

— Ром, ну тебе же самому больно, давай, заканчивай с этим.

Я не выдержал, ухватил ведьму за шкирку и одёрнул.

— Больно? Мне больно смотреть, как ты всё время защищаешь этих выродков! Они тебе что, дороже, чем я?! Кто твой потомок? Кто последний из нашего рода? Не станет меня, исчезнешь и ты!

Я высказал Яру всё накипевшее за несколько последних месяцев. Моё негодование передалось даже Проклу; он выскочил на плечо, возбужденно подпрыгивал, как залихватский боксёр, и оглядывался по сторонам в поисках новой жертвы. Кляксе явно понравился мой бросок; увидев старуху, которую я всё ещё держал на вытянутой руке, Прокл хищнически оскалился, но получил запрет на атаку. Не хватало ещё, чтобы эта старушенция грохнулась тут, потеряв сознание.

— Рома, я не могу иначе, есть правила, перешагнёшь их, и мы точно трупы! — Яр уже почти кричал, взывая к моему разуму, но какой уж тут разум?! Когда твоя жизни висит на ниточке, работают одни инстинкты!

— Мне не писаны правила, я Исключенец! — гордо выкрикнул я, да так, что привлёк внимание идущих рядом людей. Не помогли даже чары Яра, он старательно ограждал нас от внимания зевак, но в этот раз почему-то произошёл сбой.

— Вот чёрт! — единственное, что успел произнести призрак и вперил испуганный взгляд в стену за моей спиной.

А вот и причина сбоя: огромный Инфернал, похожий на мохнатую гусеницу, с утробным рёвом выпал из гранита. Его массивная туша была нацелена аккурат на меня. Гады! Не получилось ловкостью, решили задавить массой! Такому жирдяю и инфернальный вихрь нипочём, и пришедшие на ум осколки пентаграмм Чернобожцев. Ведьма дернулась, словно получив команду к действию, и вырвалась из моей хватки. Крутанувшись волчком, она убегала к лестнице, на ходу грозно выкрикнула:

— Псих!

Мне с трудом удалось уйти от атаки; неуклюже прокатившись через бок, я прижался к стене. Инфернальный гигант вклинился в толпу и распластался на полу. Силуэты людей, которых он задел, подёрнулись дымкой и поблекли. Сквозь полупрозрачное тело жиртреста я видел, как прохожие замедляли скорость привычной жизни и морщились от неприятных ощущений. Тварь нагло питалась энергией случайных жертв, извивалась неуклюжим телом, отчаянно стараясь показать мне свою уродливую морду.

— Вот зараза! — я бессильно сжал кулаки.

Старушенция сбежала, Яр вовремя ретировался. Кажется, меня бросили на произвол судьбы все причастные, вот только судьба Исключенцев всегда в их руках.

— Сюда, собака, за мной! — я прикрикнул на Инфернала, увлекая его за собой и уводя прочь от людского потока.

Не на шутку я забеспокоился о их здоровье. От долгой близости с таким проглотом можно запросто потерять сознание. Я не хотел быть виноватым в этой ситуации, а потом слушать в новостях, как десятку человек стало плохо в переходе метро из-за утечки каких-нибудь вредных газов. Самое забавное, что утечки эти происходили чуть ли не каждый день, а вот признаваться в этом приходилось часто из-за совершенно других случайностей. Я наконец-то позволил себе выдернуть руку из Лимба; кажется, половина Инферналов облегченно выдохнула, и, несомненно, Яр был в их рядах. Остальная половина уродцев тут же, грозно скворча, обступала меня со всех сторон. Судьба или единственное свободное направление перехода упрямо сводили меня с ведьмой. Я помчался следом за ней, но уже не ради мести. Пора было спасать свою драгоценную шкурку.

— За мной, тварь! — я как мог подбадривал глиста-переростка к движению, чтобы он не потерял ко мне интерес, пришлось даже замедлить своё отступление.

Тут же из стены показалась мерзкая Инфернальная рожа. Мощный удар печатью запрещения вогнал тварь обратно, а следом за ней и ещё одну. Повышающийся в крови адреналин заставлял меня учащённо дышать, обострились все инстинкты. Чистая энергия Лимба — это полноценный катализатор. Вырвавшись из-под его влияния, я чувствовал себя диким зверем, неожиданно оказавшимся в чужой, враждебной среде. Везде опасность и ловушки. Конечно, Инферналы в этот раз не простят мне столь злобной выходки. Я растолкал людей, улыбнувшись обрушившимся в спину проклятиям.

Гусеница снизу уже подобралась к первым ступенькам. Она оценивающе смотрела на возникшую преграду десятком тупых свинячих глазок и действительно походила на гусеницу. Правильно говорили, что первое впечатление самое правильное. Синхронизация с физическим миром давалась чудовищу особенно болезненно. Туша гиганта вздрагивала от невидимых ударов, но плотный человеческий поток давал ему почти неиссякаемый запас энергии. Я взбежал на самый верх лестницы; от платформы меня отделяли считанные метры, но в этот раз я не мог уйти, оставив всё как есть. Пришлось спуститься на несколько пролётов, чтобы не потерять с чудовищем зрительный контакт. Его кормление усилилось, люди попадали под влияние с невозмутимыми лицами, кто-то откровенно скучал, кто-то, углубившись в изучение смартфона, не заметил бы и ядерного взрыва в метре от себя. Я смотрел на них с легкой завистью — сладкая жизнь в неведении. Иногда я ловил себя на мысли, что по-настоящему скучаю по ней. Живешь такой, веселый и успешный, и не видишь, кто питается тобой... чёртов синдром жертвы!

За этими размышлениями я осознал, что попал в незамысловатый тупик: ума не приложу, как теперь избавить переход от этого урода. Гусеница с трудом преодолела первые ступеньки, не особо и продвинувшись в погоне за мной. Применять стандартную печать запрещения даже не было смысла, Инферналу это — как слону дробинка. Толстокожий хренозавр! Я невольно вспомнил, как выбирался из подвала больницы, когда попал под раздачу Белого осколка. Тогда мне помогла тьма, было забавно уничтожать её ветками Инферналов. Но где взять тьму сейчас?! Помнится, в прошлый раз именно Чернобожец призвал её в больницу; как жаль, что я не из этого племени, что бы ни говорил Яр...

Я со злости сжал лестничный поручень, что-то холодное упало на тыльную сторону моей ладони и привлекло внимание. Черная клякса шипела на коже, но не обжигала её. Вязкая субстанция нехорошего назначения собиралась на потолке свода, просачиваясь сквозь стыки гранитных плит. Внутри меня всё похолодело: вот только Чернобожцев мне здесь и не хватало! Я огляделся в поисках потенциальных врагов: впрочем, вокруг обычные люди, чудаков в балахонах не видно.

— Беги, я задержу его.

Тихий шёпот на самое ухо, но я так и не понял, кто издал его.

— Да я, собственно, и не хотел задерживаться... — я с омерзением стряхнул с руки жирную кляксу.

Она становилась больше, грозясь захватить кисть. Я помчался вверх, как только первые чёрные капли размером с мою голову упали на противника. Гусеница жалобно заскулила, извиваясь, задирала голову. Ей даже удалось несколько раз ударить по своду: черное месиво разлеталось уродливыми каплями, но с завидным упорством продолжало атаковать врага. Лишь бы невиновные люди вокруг после всего этого смогли хотя бы отмыться от черноты. Это вполне могло походить на драку двух пьянчуг, когда на орехи достаётся только тем, кто пытается их разнять, но тьма несомненно выигрывала битву. Монотонно падая на спину своего оппонента, ей всё же удалось прожечь в Инфернале дыру и буквально распилить его пополам.

Под устрашающий рёв гиганта я покинул переход. Ведьмы уже простыл и след, но я все ещё надеялся перехватить её на платформе. Благо других выходов с Александровского сада не было, а уйти иначе она могла разве только по рельсам.

Наши взгляды с ведьмой пересеклись снова, когда она заскочила в вагон поезда. Старуха ликующе улыбалась, предвкушая свою победу, но её праздник сошёл на нет. Прошло уже несколько минут, а двери вагона всё не закрывались. Я сбавлял шаг, подходя ближе, закатывал рукава. Теперь для ликования нашлись причины у меня. Поезда на платформе начальной станции всегда стояли по несколько минут, набирая пассажиров. Бабка в панике заметалась по вагону. Знала стерва, что ждало её после того, как я окажусь внутри. На её счастье, дорогу мне преградили Инферналы. Сразу два скворчащих отродья шли наперерез, стараясь окружить и отрезать меня от цели. Я занёс правую руку, озлобленно цыкнул на врагов:

— В очередь, сукины дети, в очередь!

Моё тело закипело энергией: в этот раз я не лёгкая добыча и смогу дать достойный отпор. В голову странной змеей влезла мысль: теперь я могу натравливать на Инферналов тьму, но я не успел её должным образом осмыслить. Яр появился в точке, где я должен был столкнуться с чудовищами. Они уже подняли для удара руки, но не успели прочертить алые печати.

— Рома, печать запрещения!

Призрак был готов усилить её, предложил решить возникшие проблемы одним махом. Хоть выход и показался мне предательски простым, но мне уже порядком поднадоела эта беготня, тем более что побочные эффекты терзания Лимба уже давали о себе знать. Я припал на одно колено, коснулся грязного пола руками. Яр не заставил себя ждать. Инферналы перешли на вялый бег, но опоздали. Пронёсшаяся от центра платформы волна отбросила чудовищ в стороны. Поезд, в котором укрылась ведьма, закрыл двери и плавно отошёл от платформы. За ним тут же подошёл следующий. Я поднялся с колен и отряхнул руки, всё это время сурово смотрел Яру в глаза.

— Не начинай, Ром, — Яр покачал головой и, побоявшись подходить ближе, остался на месте.

— Гражданин, ваши документы? — окликнули сзади твёрдым голосом.

Вот только их мне и не хватало; я развернулся, чтобы выругаться матом, но легкое похлопывание по плечу переросло в полноценное отряхивание грязной одежды. Двое бравых полицейских несколько минут усердно приводили меня в порядок, после чего отдали честь и удалились. Яр все это время стоял за их спинами, он озорно подмигнул мне:

— Служить и очищать!

— Ну, конечно! — с сарказмом кинул я ему через плечо. — Я никогда не сомневался в твоих способностях.

Ухватившись за ноющую руку, я зашёл в вагон. Яр предпочёл промолчать.

— Впрочем, хоть какой-то от тебя прок. Да и в темноте посветить можешь, если что.

Я не успокаивался, едко подкалывать Яра — это самое приятное в моей жизни, тем более когда он вынужден не отвечать на эти колкости. В последний момент я осёкся говорить о тьме на лестнице. Предку это явно не понравится, но с другой стороны, он сам виноват в том, что не увидел грандиозной битвы. Нефиг убегать с поля боя!

— А где тот монстр? — Яр вспомнил о нём первым.

Я неуверенно пожал плечами. Двери вагона едва успели закрыться, как отрубленная голова гусеницы ввалилась на платформу, напугав нас обоих. Она издала предсмертный хрип, осела на граните и расплылась уродливой лужей под ногами ни о чём не подозревающих пассажиров.

— Ты чем её так? — призрак раскрыл рот от удивления.

— Дихлофосом...

Состав тронулся с места, оставляя эту ужасающую картину позади.

* * *

— Проклятый Лимб... — процедил я сквозь зубы, растирая предплечье правой руки и невольно ускоряя шаг.

Боль разливалась по телу вспышками жара, от которых перед глазами бегали черно-белые точки. Еще немного, и её уже не получится сдерживать. К этому моменту мне надо закрыться в рабочем кабинете: не хотелось бы срывать злость на случайных прохожих.

— Я тебя предупреждал, — Яр зудел над ухом как назойливая муха. — почему ты меня не слушаешься?

— Отстань...

В фойе башни Империала я всё ещё старался вежливо улыбаться. Охрана не обратила не меня особого внимания, хотя мой внешний вид оставлял желать лучшего. Стандартная проверка пропуска и рамки металлодетектора остались за спиной. Я в предвкушении того момента, когда смогу наконец дать волю чувствам, заскочил в ближайший лифт. Попутчиков не оказалось рядом, на их же счастье. В ожидании своего этажа я присел на корточки: боль уже стала почти невыносимой, пальцы на руке перестали слушаться, болтались как сосиски. Яр не составил мне компанию, но уже ждал в кабинете. У нас с ним назревал очередной серьезный разговор, и в этот раз отшутиться ему не удастся.

Лифт сбавил скорость, я не считал этажи, но на всякий случай встал на ноги, чтобы никого не напугать своим внешним видом. Двери открылись, и первое, что бросилось в глаза, стал изящный профиль Дашки. Она с кем-то разговаривала на первом этаже компании, вежливо улыбаясь. Её собеседник остался вне поля моего зрения. Я натянул на лицо фирменную улыбку, что опять едва не соскочила, когда перед глазами заиграли звездочки. Мохова повернула в мою сторону голову, её глаза округлились. Она не проронила ни звука, но я всё понял без слов: потянулся к кнопке закрытия дверей, но не успел.

— Роман Валерьевич, где же вы были так долго?!

Томный голос Мирошкиной и её бегемотоподобная кошачья поступь не оставили мне шанса на спасение. Виктория применила свой излюбленный приём: сходу прижала меня к стене грудью.

— Помогите... — я тщетно выглядывал из-за её плеча и звал на помощь Дашку. Судя по лицу, даже Мохова откровенно офигела от такого поворота событий. Она не успела сказать мне ни слова.

— Роман, скорее же, поднимемся наверх, в ваш кабинет. Мы еще не закончили сеанс!

Победно улыбаясь, Мирошкина нажала на кнопки лифта. Двери закрылись для меня с ужасающим грохотом, как будто захлопнулась крышка гроба.

— Яр... — я хрипел под гнётом неохватного бюста.

Давя последние очаги моего сопротивления, Виктория Павловна томно дышала на мою щёку. Удушающий приём сработал безотказно: перед моими глазами мерк белый свет, и я уже серьезно думал, что далеко не Инферналы и колдовские проклятия сведут меня в могилу. Это точно будет Мирошкина!

На моё счастье, до кабинета оставался всего один этаж; не знаю, выдержал ли я больше, но как только двери распахнулись, Виктория Павловна схватила меня за шкирку и, не давая опомниться, потащила за собой по коридору. Яр прав, она реально трахнет меня прямо на кушетке! Это ужас, но я физически не мог даже толком сопротивляться, правая рука совсем отнялась, предок как обычно бросил меня на произвол судьбы, а кидать на Мирошкину проклятие было чересчур. Она сама нашарила в моём кармане ключи, беспардонно облапав ляжки, сама открыла дверь и буквально внесла меня в кабинет на руках. Эх, эту бы энергию да на благие цели... Сопротивляться было бесполезно и я лишь уповал на великое чудо, божье знамение или хотя бы идиотское стечение обстоятельств, что спасли бы мою шкурку.

Где-то за стеной прозвучала звонкая трель.

— Телефон! — я тут же ухватился за эту соломинку. — Телефон! Борисыч!

Звонок действительно доносился из переговорной, но, жадно пожирая меня глазами, Мирошкина отмахнулась.

— Ошиблись номером!

Она уложила меня на кушетку, провела дрожащей рукой над грудью и животом, еле сдерживая себя от более решительных действий. Мои глаза расширились от ужаса, а нижняя половина тела отнялась вслед за рукой.

— Не надо... — единственное, что смог прохрипеть я.

— Надо! — процедила в ответ Виктория Павловна и рывком откинула полы моего грязного пиджака.

Из кармана выпал сотовый, что тут же зазвонил. Я скосил на него испуганный взгляд: Борисыч давал мне второй шанс на спасение. Мирошкина так же замерла, она хищно изогнула спину перед рывком, но, несмотря на тяжелое психологическое ранение, я оказался проворнее. Схватив телефон, я принял входящий сигнал:

— Да, Юрий Борисович!

Мой сдавленный фальцет никак не удивил начальника, однако заставил того задуматься и сделать правильные выводы.

— Дай мне Мирошкину, — совершенно спокойно произнёс Борисыч.

Передавая телефон Виктории Павловне, я все ещё дрожал, не веря в свою удачу.

— Да?

Её невозмутимому спокойствию можно было только позавидовать. Я думал, Мирошкина уйдёт, но она хорошо устроилась, прижав меня локтем к кушетке. Их разговор с директором я слышал отчётливо.

— Виктория, квартальный отчёт по закупкам готов?

Я еле сдержался, чтобы не закричать о помощи. Словно предчувствуя это, Виктория Павловна холодно сверкнула на меня глазами.

— Еще нет, Юрий Борисович, но он готов на семьдесят процентов.

— Очень долго. Вам нужно поторопить отдел, иначе мы не успеем сдать отчётность в срок. Пожалуйста, Виктория, срочно займитесь этим.

Мирошкина закатила глаза.

— Хорошо, я перешлю уже готовые части минут через... тридцать.

Виктория Павловна оценивающе смотрела на мою тушку.

— Нет, Виктория, через десять минут мне будет нужно снова связаться с вами, чтобы дать некоторые указания. Пожалуйста, вы должны быть в своём кабинете.

Во блин! А в свой адрес я от Борисыча столько учтивости и вежливости никогда не слышал. Неужели Мирошкина — настолько ценный сотрудник?!

— Да, хорошо, я уже спускаюсь.

Виктория кинула телефон на кушетку. Она смерила меня взглядом голодного льва, чья добыча так и осталась вялиться на солнце. Мирошкина ушла, не проронив ни слова; деловито цокая каблуками, она скрылась из поля моего зрения обоняния и слуха. Я протяжно завыл, когда эта пытка любвеобильностью закончилась. Без сил упал на ковёр.

— И-и-и у нас есть победитель! — Яр появился передо мной, как рефери на боксёрском ринге, он довольно улыбался.

— Пошёл ты в задницу! — я истерически смеялся, когда подползал к столу.

Правую руку все ещё пронзали болевые спазмы, но ощущения постепенно возвращались к ней, синева проходила. Даже странно, что этого не заметила Мирошкина, а может и наоборот, заметила. С этой охотницы за чужим добром станется!

— Ну, я же говорил, чтобы ты оставил Лимб, теперь фиг восстановишься даже к утру... — Яр удрученно качал головой, смотря на моё триумфальное восхождение в кресло.

— К утру? — я обречённо рассмеялся. — Мне бы эту ночь пережить, ночные приключения ещё никто не отменял... Слушай, а я ведь действительно как убогий инвалид: по земле меня валяли, проклятиями в меня кидались, посохами в меня тыкали, Инферналы терзали, вдобавок ко всему чуть не изнасиловали... Похоже, мне нужен отпуск.

— Ну уж точно время нашёл! — от такой наглости Яр изогнул бровь: тяжело представить, как на эту просьбу отреагирует Борисыч. Я перевёл дух и наконец смог рационально мыслить:

— Ну и что это всё такое было, есть предположения? Они решительно хотят меня убить! Чёртовые мстители!

Я болезненно морщился, откидываясь на спинку кресла, думал, что присяду и это заглушит боль, но в таком положении она только усилилась. Тело ужасно переносило отравление Истоком, вспомнился недавний разговор про Рейки. Интересно, сколько в меня влилось галлонов этой абстрактной нефти?

— Нет, ну после того, как мы повеселились в Филях, а потом в участке и морге, в Лимбе на меня уже косо смотрят, но так, чтобы в открытую нападать...

Ух, бедный какой! Косо на него, видите ли, смотрят, зато на меня с аппетитом! И что значит: "мы повеселились"? Обычно, когда Яр смеётся, значит, я где-то сижу и тихо плачу...

— Ну, может, ты там кому шепнёшь, что тут нарушают уговор?

— В Лимбе пока тихо, я не слышал, что на тебя открыта охота, скорее всего, это единичный случай. Инфернал без поддержки.

— Чёрт, я даже вспомнить не могу, как звали того хмырёныша. Оптимус... Поттерс... Шпротис...

— Отис. И, похоже, мстит кто-то из его семьи, к сожалению, кровная месть допускается даже при смертном уговоре.

— Прекрасно. И что теперь делать с этим Зорро? — от слов о кровной мести по мне побежали мурашки. И ведь этот Зорро даже как-то называл мне своё имя... Хотя с моим склерозом только односложные Инфернальные имена запоминать.

— Ничего, — Яр пожал плечами. Я редко видел его в таком потерянном состоянии.

— Может, того, убьём его при случае? — я, конечно, спросил это без особой надежды на положительный ответ, но реакция предка неприятно удивила.

— Ты что?! Ни в коем случае! А то за него потом впишутся другие! Хлопот не оберёшься!

— И много у этого Отиса было детей?

— Шесть.

— И всего-то? — я усмехнулся, беспечно махнул рукой. — Выпилим их по очереди, и всех делов...

— Всех делов?! — Яр передразнил мою усмешку. — Шесть тысяч!

— Ого! Любил он это дело, я посмотрю...

Очередной спазм едва не вывернул меня наизнанку. Как ни крути, смех мой хреновый.

— Меня другое волнует, — Яр деловито хмыкнул, прохаживаясь вдоль стола. — Как они тебя нашли так быстро в метро? Ты визитку где-то обронил?

— А вот это вопрос на миллион! — этот вопрос не просто удручал, он ужасал меня своими перспективами. — Неужели всё так плохо? А если метро больше не спасает, где мне от них прятаться?

— Прятаться... — задумчиво повторил Яр, он вдруг устремил суровый взгляд в окно за моей спиной. — Ты что, им реально визитку свою оставил?

— Да какие визитки?! Нет их у меня! — я раздраженно ударил ладонью по столу, но, проследив за взглядом призрака, растерял всё своё негодование. — Это что за ерунда?

Два черных силуэта кружили в небе между Империалом и башней Федерации. Два до боли знакомых силуэта.

— Какие-то слишком большие вороны... — я встал на ноги, абсолютно забыв о своих мучениях. Во рту от нарастающего осознания грядущей ситуации пересохло.

— А это и не вороны! — Яр поравнялся со мной, его нервный смешок как нельзя кстати передался и мне. — Наверное, тебе лучше отойти от окна.

Я едва ли не запрыгнул на стол, когда одна из пернатых тварей на бреющем полёте спикировала к моему окну. Я в первый раз видел, чтобы инфернальное отродье с таким пронзительным треском взаимодействовало с нашим реальным миром. Нет, птицам, конечно же, не удалось разбить толстенное стекло небоскрёба, благо защита тут стояла приличная, а вот оставить в некогда цельном куске стекла трещину удалось вполне.

— Сделай что-нибудь! Они же сейчас ворвутся сюда! — от праведного негодования я прикрикнул на Яра.

Описав в воздухе неумелую петлю, чёрные птицы пошли на новый заход. Они действовали в паре, как тогда, в подворотне. Я опрометчиво думал, что разбил Инфернальную печать, но оказывается, мне лишь удалось отпугнуть врага на время.

— И откуда у тебя столько талантов?! — процедил Яр сквозь зубы.

— Каких, нахрен, талантов?! Ты издеваешься?!

Призрак снова сосредоточил на себе весь мой гнев.

— Талантов влезать во всякое дерьмо!

— Влезать?! Да ты сам втащил меня во всё это! Если ты не заметил, этих тварей на меня наслали ещё до того, как я пощекотал Лимб, это всё твои мстители мстят! — в яростном запале я даже сумел вспомнить имя этого злопамятного отпрыска. Во сне на больничной койке он представлялся мне Тетрусом. — Это всё тот долбаный Тетрис!

— Чего? — лицо Яра вытянулось в недоумении, я сбил его мысль.

И мы пропустили очередной удар по стеклу моего офиса. Птички очень хотели попасть внутрь. Предчувствуя, что и в этот раз я останусь со своими проблемами один на один, я спешно скидывал пиджак и закатывал рукава. Пока твари оставались снаружи, я никак не мог повлиять на происходящие события, но мой конёк — это защита. Я коснулся ног, послал импульс на восстановление защитного барьера. Он разливался по телу щекочущим теплом. Порядком забытое чувство, и я слишком поздно вспомнил, почему не ставил его уже почти месяц. Прокл! Пронзительно ругаясь, Уголёк спрыгнул с моего плеча на стол.

— А-а, ну да! Отличная идея! — Яр зарычал как лев. — Действительно, и зачем нам избавляться от проклятия?! Без защиты так хорошо ходить и ловить все ништяки! Мишень ещё нарисуй на спине, доходяга, будет проще жить!

Призрак принял боевую стойку. От очередного удара место, куда так точечно били твари, закономерно дало слабину, и теперь трещины поползли по всему окну. Небольшой кусочек стекла толщиной с палец со звоном откололся от центра и остался на ковре.

— Яр! — я схватил Прокла, но не успел толком снять защиту, Уголёк не смог прикрепиться к моему телу.

В единственном глазу малыша, что просочился между моими большим и указательным пальцами, я увидел недоумение, обиду и страх. Прокл растёкся по ковру бесформенной лужицей и исчез.

— Твою мать! Он наверняка просочился на нижний этаж, поймаешь его там! — Яр собирал в руках импульс, готовился к драке не хуже меня.

— Какую печать ставить? Запрещения?

Я с ужасом наблюдал за последним заходом птиц. Они уже сделали дыру, в которую я мог легко просунуть свою осмотрительность; ещё один удар, и эти твари окажутся внутри моего кабинета. Интересно, чем встречать их, хлебом или солью? Как назло, ситуация с Чернобожцем в больнице так ничему Яра и не научила. Как я не знал ни одного атакующего заклятия, так с этим и остался.

— Печать охренения.

Яр успел исчезнуть с линии удара за мгновение до того, как одна из птиц ворвалась в мою обитель. Она не добила стекло, как оказалось, этого и не требовалось. Твари было достаточно небольшого отверстия, чтобы просочиться внутрь кабинета. Она как червяк судорожно извивала непропорциональное тело, проталкивая в узкое отверстие воронью голову. Отвратительное зрелище, от которого мой желудок болезненно содрогнулся. Вторая птица осталась снаружи, наматывая нервные круги над Афимоллом и ожидая, когда проход освободится. Принцип сукиных детей и очереди сохранялся в моей жизни при любых обстоятельствах, и это не могло не радовать — хоть какая-то стабильность!

— Ждём! — Яр, как и я, смотрел на всё это с легким налётом безумия в глазах. Драться с мерзкими тварями в подворотнях — пожалуйста, отбиваться от Инферналов в полицейских участках и "заброшках" — легче лёгкого, но вот так вот, прямо на законном рабочем месте...

Нет, Инферналы, конечно, бывали у меня в гостях, особенно по первому времени, когда каждый второй сотрудник компании ходил с дырами в защите и просто приманивал к себе любителей халявы, но после сеанса закрытия пробоев они долго не задерживались ни в здании, ни в офисах.

— Ждём! — Яр выкрикивал всё громче и громче.

Птица забралась внутрь кабинета уже почти наполовину, высвободила одно крыло. Оно было покрыто не перьями, а каким-то мхом или короткой шерстью, под которой проглядывала вполне человеческая мускулатура. Вот это мерзость! Я всё чаще кидал взгляд на пол. Неужели Яр прав и Прокл угодил на этаж ниже, прямиком в офис компании и сейчас шумел там? Вот это оказия...

— Ждём, Рома, готовься!

— К чему?! Какую печать ставить?! — дрожь в моих руках переросла в откровенный тремор. Яр как всегда сообщал мне какие-то важные вещи или когда уже поздно, или когда уже вообще не надо.

Мерзкая птица устремила в нашу строну голову. Её красные глаза — совсем не бусинки, они были размером с человеческие и словно выдавлены от натуги. Раскрыв пасть, тварь гаркнула чем-то средним между вороньим карканьем и собачьим рыком.

— Ад перфекциониста... — я потянулся, чтобы ослабить галстук. Здесь действительно становилось тяжело дышать.

— М-да уж, не похоже на их лучшие войска... — Яр поймал тот момент, когда птица коснулась пола обоими крыльями. — Печать запрещения, быстрее!

Он скомандовал так неожиданно, что, припав на пол, я на мгновение замешкался. Глядя на порождение больной Инфернальной мысли, я подумал, что здесь нужна печать не запрещения, а, скорее, исцеления, а еще лучше — гуманного истребления. Наверняка каждая секунда жизни этому чудовищу даётся ценой безграничных мук.

Отблеск печати наполнил кабинет, после усиления энергии Яра её края добрались даже до стекла. Крылья птицы затряслись, а очертания самой твари поблекли и словно смазались, но несмотря на эти неудобства, она всё же ухитрилась проникнуть внутрь кабинета и даже встать в полный рост. Её вялый, утробный крик был похож на рёв умирающего создания, однако создание это умирать на самом деле и не спешило. Птица распрямила крылья, делая шаги в нашу сторону, сдвинула массивным телом мой стол и опрокинула стул. Она раскачивалась как зомби, преодолевая создаваемые преграды хоть и медленно, но вполне уверенно.

— Упрямая тварь! — Яр чертыхнулся, преградив птице путь.

Поддерживая печать, я с интересом наблюдал за тем, как скоро вторая тварь будет штурмовать мой кабинет. Как ни странно, вторая часть заклятия продолжала летать перед небоскрёбом, словно ожидая развязки.

— Добей её! — я с мольбой смотрел на предка.

От бесформенного куска полуживой материи подбирающегося ко мне всё ближе, по спине бежали мурашки. Яр собрал в руках импульс, яркий свет резанул по глазам, а от зловещего крика птицы заложило в ушах. Призрак использовал шипы, которые выпали из стены слева и буквально пригвоздили чудовище к противоположной стене. Один шип порвал ткань крыла птицы, второй и третий намертво прижали тело чудовища, а четвёртый голову. Тварь беспомощно и беззвучно открывала и закрывала клюв, из которого вытекало что-то чёрное. Закатившиеся глаза еле подрагивали.

— И что? Всё?

В печати запрещения больше не было необходимости; вытирая с подбородка капли пота, я, шатаясь, встал.

— Не знаю... — Яр не сводил с врага пристального взгляда; он махнул в сторону второй птицы, что всё ещё кружила за окном. — В любом случае, тут ещё одна тварь поблизости, не будем расслабляться.

— Да тут не расслабишься, а быстрее прослабишься!

Я не успел нервно усмехнуться, сработало предостережение Яра. Окно снова содрогнулось от удара. Вторая тварь успешно пролезала внутрь.

— Ну вот, каждой твари по паре... — хмыкнул Яр, но тут же осёкся.

Почувствовав близость подмоги, птица, пригвожденная к стене, ожила. Она протяжно гаркнула и, вырываясь из плена, забрызгивала черной кровью стены. Интересно, кто потом их будет отмывать? И вообще я все ещё удивлен, что на этот адский шум ещё никто не прибежал с первого этажа.

— Рома, осторожно! — Яр крикнул слишком поздно, я не успел увернуться.

Тварь у стены взмахнула уродливым крылом, и в мою сторону полетело несколько черных перьев. Два из них пролетело мимо и воткнулись в стену за моей спиной как ножи, третье, что норовило угодить мне в голову, на себя принял Яр. Он поймал его предплечьем, несколько секунд рассматривал трофей, почти не морщась.

— Это будет не так легко... — единственное, что проговорил он. Вторая тварь уже влезла в кабинет почти наполовину. Я припал на колено, приложил руку к полу, но Яр дал отмашку. — Нет, это бесполезно, беги!

— Что?! Куда бежать? Тут же люди! — я с ужасом представил себе эту погоню.

Неужели чудовища настолько круты, что от них можно только бегать?! А как уберечь от них ни в чём не виновных сотрудников компании? Борисыч точно не простит мне такого!

Ещё несколько перьев просвистело рядом с моей головой. На сей раз Яр не успел поймать ни одного из них.

— Беги, твою мать! Ищи своё проклятие!

Я не увидел поводов, чтобы задерживаться в офисе ещё хоть на секунду. Яр умел убеждать, и я ничуть не сожалел, что оставил его с этими неприятностями наедине: пусть отрабатывает свои косяки. Я распахнул дверь и, пригибаясь, выскочил вон. Хорошо, что Борисыч нагрузил Мирошкину работой, и мы не столкнулись с ней в коридоре лбами. Да и объяснять Виктории Павловне на пальцах о грядущей опасности было бы проблематично. И хоть я спасался бегством, все же вопрос общей безопасности никак не покидал мою голову. Насколько материальны твари, смогут ли их увидеть случайные свидетели? Крик Яра заглушил мои мысли:

— Рома, воздух!

Я рефлекторно упал на колени и закрыл голову руками. Несколько перьев прошелестело надо мной автоматной очередью. Стены между офисов из фанеры, пробить их не составило особого труда. Адское карканье уже двух птиц доносилось из кабинета, что остался за спиной. Я добрался до переговорной, заглянул в дверную прорезь. Рабочее место Борисыча пустовало, я был готов перекреститься, что на это время директор оказался в отъезде. Очередная очередь пробила стену переговорной, перья вонзались в стол, взметали в воздух листы бумаги и тут же перерубали их пополам. Вопрос о материальности происходящего отпал сам собой. Я укрылся за толстой створкой: воронёные клинки втыкались в мореный дуб с глухими щелчками.

По полу и стене прошла вибрация. Стену, общую с моим кабинетом, пробило насквозь очередными шипами; на сей раз их было не меньше семи, и все прошили перегородку насквозь. Я уже предчувствовал, что счёт за ремонт обрадует Борисыча сильнее, чем счета за химчистку моих костюмов — всех, вместе взятых, но деваться было некуда. Уловив передышку в этом обстреле, я кинулся дальше по коридору, к лифтам, лишь в последний момент отказавшись от этой идеи. Удачно выпущенное перо могло перерезать тросы подъёмного механизма, а собирать кости на первом этаже не сильно хотелось. Я выскочил на лестницу и едва не сбил с ног поднимающуюся на этаж Мирошкину.

— Роман Валерьевич, что там происходит?! — судя по раскрасневшемуся лицу и отдышке, Виктория Павловна кинулась мне на помощь, как только услышала посторонние звуки.

Я ловко подхватил её под руку, развернул на месте и повёл обратно.

— Ничего особенного, там просто... — я невольно отвлёкся на ликующий возглас Яра и уже знакомый звук разрываемой древесины. Ну, хоть кому-то всё это доставляло радость. — В мой кабинет случайно залетела пара ворон. Я, конечно, запер кабинет, но туда пока никому нельзя.

— Птицы? Но откуда здесь птицы?! — Мирошкина оглядывалась, провожая заветную дверь обеспокоенным взглядом. Её вопрос был закономерен, но чтобы ответить на него, мне не пришлось даже врать. Несмотря на дикое напряжение, я натянул на лицо улыбку:

— Они залетели с улицы.

Я втолкнул Мирошкину на офисный этаж и плотно закрыл дверь на лестницу. Никто не должен попасть туда во время зачистки. Я отдышался, окинув притаившихся в коридоре людей подозрительным взглядом. Они ответили мне взаимностью, но поспешили заняться своими прямыми обязанностями. Впрочем, этим предстояло заняться и мне. Где-то здесь затаился Прокл, и я должен был найти его раньше, чем малыш наворотит дел.

— Но они же разнесут ваш кабинет! — Мирошкина потянулась к двери, но я одёрнул её, потащив за собой.

— Не переживайте, уже разнесли! И да, я уже вызвал службу по отлову непрошеных гостей, они будут тут совсем скоро... — Я почти не задумывался над тем, что говорю, внимательно оглядывал встречающихся на пути людей.

— Как разнесли?! А как же переговорная?! — у Виктории Павловны на лоб полезли глаза, но я не выпустил её, крепко приобняв за талию. И на что не пойдёшь ради её благополучия.

Удивление Мирошкиной росло пропорционально моему необычному поведению. Я знал, что Викторию Павловну нельзя выпускать из виду и тем более отпускать, но как только мы поравнялись с отделом планирования, неведомая сила потянула меня в приоткрытую дверь, в которую я вошёл один. Я пробирался через рабочие места персонала, шёл уверенно только к одной цели, там, в дальнем углу офиса. Что-то необъяснимо снова и снова тянуло меня к Фадеевой. Я не надеялся, что найду здесь Прокла.

Жанна увлеченно смотрела в монитор компьютера, кажется, только она одна не замечала странностей, творящихся вокруг. Я подкрался к ней сзади, почти бесшумно. Фотография Миши все ещё лежала на столе. Страница поисковой системы была загружена символикой замысловатых пентаграмм. Я не успел разглядеть их лучше, Жанна свернула все страницы, взглянула на меня через плечо. Её холодный взгляд был красноречивей любых слов. Я не знал, как начать волнующий меня разговор, не знал, почему эта история так увлекла и озаботила меня, к чему мне снился тот сон. Я выдавил улыбку, но, как и прежде, не смог сказать ничего вразумительного. Жанна молча собрала вещи и ушла, мы пересеклись прощальным взглядом. Ситуация вызывала у меня всё больше вопросов.

На столе Фадеевой краем глаза я заметил движение. Откинув папку, я с мистическим ужасом обнаружил там Прокла. Уголёк забился в темный угол, а увидев меня, радостно выбежал навстречу. Меня преследовали одно нехорошее знамение за другим.

— Рома, есть одна!

Крик Яра заставил меня вздрогнуть: в окне напротив пронеслась разрубленная на куски тень птицы. Она растворилась в лучах солнца, не долетев до земли. Отлично, Яру удалось устранить одну угрозу.

— Тут свидетель, спасай свою мучительницу!

Мирошкина! Я рефлекторно хлопнул себя по карманам. И действительно, что я там хотел найти, шаловливые ручки своей поклонницы?! Я кинулся к лестнице, на ходу пряча Прокла в плечо. Война с Инферналами затянулась, надо было решать проблему как можно быстрее.

Расталкивая любопытных сотрудников и закрывая дверь на второй этаж, я пошёл по следу Мирошкиной.

Яр отчаянно загонял последнюю птицу в угол, тварь рвалась в коридор. Изрешетив острыми перьями стены моего кабинета, она держалась до последнего. Предсмертный вопль чудовища больше не вызывал во мне страха, скорее, жалость. Я с трудом представлял, что тот Инфернал создал их из чувства мести, может, это было своеобразное принуждение? Странные мысли о сострадании и спасении заползли в голову. Виктория Павловна рыскала в коридоре, усердно пробираясь к моему кабинету. Я вовремя нагнал её, нежно прикоснулся к плечу.

— Виктория, вы непослушны.

— Там что-то происходит, какие странные звуки! И совсем не похоже на пару птиц. Роман Валерьевич, вы меня обманули?

Её голос дрожал; несмотря на мою улыбку, Мирошкина бледнела, видя разруху, что творилась вокруг.

— Рома, воздух!

Очередной крик Яра заставил меня действовать молниеносно. Валить Викторию Павловну на пол не было ни сил, ни желания, я выхватил из её рук толстенную папку с документами, закрыл нас обоих. Мне повезло, что угодившее в кожу перо не отрубило мне палец. Мирошкина вскрикнула от неожиданного действа; вложив папку обратно ей в руки, я побежал к кабинету. Яру нужна была помощь, и теперь, когда все хвосты подчищены, я мог полностью сосредоточиться на враге.

— Сгинь! Ты их цель! — Яр не перенял моего энтузиазма, он держал птицу прикованной к стене, фокусировал очередное заклятие, чтобы добить чудовище раз и навсегда, но как только я попал в поле зрения птицы, она ожила, судорожно размахивая крыльями. Они на глазах обрастали новыми перьями, что тут же шли в ход.

Мне пришлось укрыться за столом, чтобы не угодить под раздачу. Яр рычал от злости и усталости, ему оставалось совсем чуть-чуть, но близость цели давала твари необъяснимый прилив сил. Я ударил руками по полу, вложив в импульс всю свою решимость. Печать исцеления не действовала на Инферналов в каком-то положительном ключе, но если моя догадка относительно чудовищ верна хотя бы на треть, я мог остановить это безумие.

— Да ты с ума сошёл?! — Яр опустил руки, золотистое свечение под его ногами достигло цели, поглотив черный силуэт израненной птицы.

Призрак не смог прервать процесс исцеления, он кинул шипы не целясь, но промахнулся. Полупрозрачное тело чудовища завалилось на стекло и неожиданно прошло его насквозь. Тварь камнем падала вниз с огромной высоты, и я увидел эту картину лишь на долю секунды. Яр злобно сопел мне в спину, пожирая глазами.

— Ты что творишь? — наконец проговорил он.

Я робко улыбался, видя, как у самой земли птица взмахнула крыльями и, медленно набирая высоту, устремилась прочь. Её силуэт переливался золотом и больше не выглядел зловеще.

— Я лишь использую то оружие, которое ты мне дал.

— Ты дал ей спастись, ты это понимаешь?

— Я думаю, оно пересмотрит свои жизненные ценности, — я рассмеялся, но осёкся, когда в кабинет, спотыкаясь в куче мусора на высоких каблуках, зашла Мирошкина.

— Роман Валерьевич... — её вытянутое от ужаса лицо смотрело на меня со страхом, негодованием и даже сопереживанием.

— Так, всем стоять! — Яр вытянул в её сторону руку, и Виктория Павловна действительно остановилась. Её взгляд замер, устремившись в пустоту. — Здесь явно что-то нечисто, они не могли найти тебя так быстро, слишком много случайностей!

Призрак обошёл меня кругом, внимательно изучая с ног до головы.

— А хрен его знает... — я беспомощно оглядывал свои руки. — Может, на мне "жучок" какой?

— Ага, древесный. В голове! — Яр раздраженно взмахнул рукой, но неожиданно задержал раскрытую ладонь у левого кармана моих брюк. На это действо отреагировал даже Прокл, он выскочил на плечо, странно ощетинившись.

— Вот, даже проклятие чувствует эту хрень! — Яр рывком отвёл руку, и я отчетливо почувствовал, как из кармана, извиваясь червяком, выползает что-то тонкое.

Черное пёрышко размером с указательный палец упало на ковёр и змейкой поползло в сторону окна.

— Трындец... — я уставился на "засланного казачка", задыхаясь от негодования. Видимо, его подбросили в мой карман ещё там, в подворотне. Прокл хищно облизнулся при виде пера и приготовился к прыжку, но Яр оказался проворнее. Ему хватило одного удара, чтобы расправиться с моим "жучком", оставив на ковре лишь тёмную лужицу, что, впрочем, тут же высохла.

— Мавр сделал дело, мавр ушёл! — лаконично произнёс Яр и исчез.

Он снова оставил меня наедине с проблемами, но надо отметить, что на этот раз хоть вполне с человеческими. Я болезненно оглядывал то, во что превратился после бойни мой кабинет. А превратился он в самое настоящее решето. Хотя сквозные дыры в переговорную дадут возможность весело переглядываться и перемигиваться с Борисычем. Думаю, это инженерное решение придёт ему по вкусу.

— Роман Валерьевич, а где ваши вороны? — пришла в себя и Мирошкина.

Яр, мерзавец, вот умеет он зачаровывать людей, но куда всё это девается, когда у Виктории Павловны начинается чёс в мою сторону?! Я виновато улыбался и разводил руками: вороны побаловались и улетели домой.

* * *

— Ну и когда ты научишь меня атакующим заклятиям? — я начал этот разговор у самого подъезда, демонстративно сев на лавочку и раскинув уставшие ноги. День выдался не просто тяжелым, а убийственным. А ведь мне ещё придется топать на шестой этаж, и я уже искал предлоги, чтобы в этот раз воспользоваться лифтом.

— И кого ты задумал погубить ими? — Яр скрестил руки на груди.

— Я этим хочу спасти жизни, много жизней!

— Ты и так знаешь все целительские заклятия, и тебе этого вполне хватит, чтобы спасать жизни! Даже те, что совсем не обязательно спасать... — Яр был непреклонен. Уже год всеми правдами и неправдами я старался склонить его к сотрудничеству, но всё безуспешно.

— А если в следующий раз они нападут толпой? Не две птицы, а пять, десять? Ты сможешь разорваться, чтобы защитить меня?

— Если бы ты не спасал наших врагов, а давал мне разобраться с ними самостоятельно, ты бы значительно упростил мне работу, — предок переместился к дверям подъезда и настоятельно просил зайти меня внутрь. — Тебе надо отдохнуть, не теряй времени, а то не успеешь восстановиться к утру.

— Нет, я хочу постичь своё ремесло полностью! Научи меня!

— Нет! Это великая ответственность, и она уже ложилась на плечи нашего рода! — Яр топнул ногой.

Мне не оставалось ничего другого, как подойти к нему.

— И что случилось с нашим родом тогда?

Я устало поднимался по лестнице, рыская по карманам в поисках ключей; попутно увидел маленький разрез на рукаве пиджака, видимо, оставленный особо метким пером. Как же мне надоело следить за целостностью корпоративной одежды; с моим стилем и интенсивностью работы строгие костюмы как расходный материал, но это никак не объяснить Борисычу.

— Ничего хорошего не случилось! — Яр смотрел в спину, мне показалось, он будет конвоировать меня до самой квартиры. — Все из живых Ярцевых, что прикасались к этой разрушающей силе, разрушали в первую очередь себя!

— Ну да, а ты мёртвый Ярцев, ты себя не разрушишь! — логика Яра безупречна, комар не то что носа, никакого другого органа подточить не сможет. — Ну, хоть этим шипам своим научи, разве будет от них много вреда?

Я не дождался ответа, предок исчез.

— Конечно, зачем отвечать на вопросы, когда есть возможность вот так просто взять и исчезнуть! И почему такой возможности нет у меня? И почему я должен объяснять Мирошкиной на пальцах, что не дурак, и что эти птицы действительно были, ну и пусть не такие, как обычно, но были же!

Я с досады прикусил губу, когда оказавшись на своём этаже, очутился в полной темноте. Хулиганы опять выкрутили все лампочки. Я невольно замедлил шаг, пугаться темноты мне не позволял возраст и сверхспособности, но после череды зверских нападений от мрака становилось уже как-то не по себе.

— Дядя Рома? — голос Матвея за спиной заставил меня вздрогнуть. И кто научил его стоять в темноте и пугать других?! Я скосил на угол, в котором он притаился, глаза; пришлось воспользоваться телефоном, чтобы осветить площадку.

Матвей что-то прятал за спиной и выглядел не очень радостным. Я вспомнил наш недавний разговор о том, что буду рассказывать мальчугану о свих приключениях, и в этот раз мне действительно было что рассказать ему, но я валился с ног от усталости и никак не мог исполнить своё обещание. Я открыл было рот, чтобы извиниться перед ним, но Матвей опередил меня. Как, оказалось, поджидал он меня здесь по совсем другой причине.

— Это Хома, с ним случилась беда... — мальчик протянул мне маленький сверток из мягкой ткани, внутри которого лежал скрюченный трупик обычного хомяка.

И Хома был в таком состоянии уже как минимум сутки: холодное, маленькое тельце в откровенном трупном окоченении. Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и я уже знал, о чём попросит соседский мальчик.

— Пожалуйста, дядя Рома, вы же целитель, исцелите Хому...

Стон досады, усталости и боли еле слышно вырвался из моей груди, но я покорно принял свёрток:

— Хорошо, но только одна просьба — дай мне пару дней, договорились?

— Как скажете, — по лицу Матвея потекли слёзы, и, шмыгая носом, он пошёл прочь.

Я освещал ему дорогу, сколько мог, заметил, как сильно Матвей хромал на недавно ушибленную ногу, но не окликнул его и не расспросил о самочувствии. Я был слишком уставшим для этого. Двери родной квартиры манили меня домашним уютом и долгожданным сном, и я совсем забыл о том, что поджидало меня ночью.

Ушат холодной воды привёл меня в чувство, вырвав из вязкого мира сладкого беспамятства. Мой крик страха и боли был прерван ударом тяжёлой руки.

— Пётр, быстрее, он очнулся!

Злобный оскал Сорокина выглядел чуть размытым через призму моих увечий. Удар пришёлся по скуле, пол-лица осушило, другая половина перекосилась в ожидании второго удара. Сорокин замахнулся, но голос моего прадеда остановил самосуд.

— Да подожди ты, он же опять сознание потеряет, — он был спокоен и внятен, в руках — кружка с полевым чаем. Мы находились в какой-то тесной комнате, темноту разрезала одинокая керосиновая лампа под потолком, а запах сырой земли недвусмысленно намекал, где мы и куда я попаду в итоге.

— И где же вы держите его? Отвечай!

Пётр склонился надо мной, мерно размешивая сахар. Странно, он хоть и был моим предком, но сейчас я не чувствовал какой-то родственной близости с этим человеком. Впрочем, я видел прадеда лишь по черно-белым фотографиям и знал о его характере по скудным рассказам дедушки. Никаких светлых образов в моей голове не нашлось, да и навряд ли настоящий предок был похож на этого персонажа из сна. Яр предупреждал об аллегориях, скорее всего, лидер партизан был лишь собирательным образом моей родни.

— Надо ему ещё поддать, не понимают фрицы человеческого языка! — Сорокин расхаживал за спиной командира, недовольно растирая кулаки. Я притаился: интересно, о каком фрице они сейчас говорили? Или...

— Не жалей его, Петруха! — Сорокин не сдержался, подскочил и ударил меня в грудь.

Дыхание перехватило, я хотел упасть навзничь, но, к счастью, был крепко привязан к стулу. Пальцы судорожно сжимали воздух, а когда я наконец заговорил, холод побежал по спине.

— Я ничего не знаю, я был на посту, командование отправило нас на боевое задание: охранять какой-то важный лагерь. Я просто выполнял приказ, я ничего не знаю!

И всё бы ничего, если бы слова эти не слетели с моих губ на чистом немецком языке. Так вот о каком пленном говорил Сорокин в штабе... Вот только почему я оказался на его месте? Чей-то голос в темноте совсем рядом дословно перевёл мои слова на русский. Очень странные ощущения, и я, кажется, начинал понимать, что чувствуют люди с раздвоением личности.

— Приказ? Ничего не знаешь?!

Сорокин мелькнул как молния, в полумраке землянки его движения были еле заметны, а вот удары — вполне ощутимы. Хорошо, что я успел сомкнуть челюсть, хотя, кажется, несколько зубов всё же сломалось. Я вскрикнул и завыл от боли, рот наполнился кровью.

— Не суетись, — Пётр лениво хлопнул Сорокина по плечу, остановив самоуправство.

— Ублюдки, они увели в свой бункер трёх наших!

Последний удар пришёлся под дых, я не знал, как остановить всё это, и был готов подписать любые показания, вот только не понимал, почему в этот раз меня кинули в тело военнопленного, да еще и кровавого захватчика. Это что, какой-то намёк?

— Это твоё кольцо? — Пётр сделал шаг, протянул мне кольцо с мёртвой головой. Я только сейчас понял, что он говорил со мной на немецком и не нуждался в переводчике.

— Нет, я нашёл его неподалеку от штаба, его потерял один из старших офицеров, они прибыли недавно, изучают Объект, который мы нашли здесь два месяца назад. Я простой солдат, я ничего не знаю!

Слова криком слетали с языка, не повинуясь моей воле. Парень явно хотел жить и наверняка не лгал, это почувствовали и все собравшиеся. Пётр с Сорокиным переглянулись. Прадед убрал кольцо, в его руках появился тускло блестящий осколок стекла. Тот самый, что брал с собой на вылазку Сорокин.

— Будем атаковать их лагерь ночью, пока наших ещё не расстреляли.

Мой прадед боязливо держал осколок на вытянутой руке так, словно тот мог в любой момент взорваться. Обращённые ко мне грани засветились мертвенно-жёлтым светом.

— Не получится, Петя, у нас мало боеприпасов, это верная смерть, — голос чернявой знакомой донёсся сбоку.

— Она права, для атаки нет возможности. Мой отряд не отошёл после вчерашней вылазки. Люди измотаны и устали, — поддержал её Сорокин.

Выражение лица прадеда не изменилось и не дрогнуло. Похоже, его совсем не волновали такие трудности. Пётр подходил ко мне ближе, и я всё отчетливее ощущал холод, исходящий от осколка. Он проникал в душу и выманивал её из тела.

— Нет, атаковать будем сегодня ночью, — Пётр был непреклонен. Он обратился ко мне на немецком: — Сколько человек охраняют объект?

Я мычал что-то неразборчивое и мотал головой. Сопротивляться осколку было невозможно. Это давление буквально разбирало меня на молекулы. Краем глаза я заметил промелькнувшую за спиной предка тень. Свет в землянке погас, силуэты людей пропали, словно их и не было. Кто-то ухватил меня за плечо и зашептал на самое ухо:

— Ну что, пришло время для реванша, Ярцев?

Я безошибочно узнал голос лже-Спесивцева. Чернобожец нагрянул без приглашения и даже без стука, резкий толчок — и вот я уже падал в очередную бездну. Руки чудесным образом обрели свободу; я потянулся в пустоту, в которой, впрочем, и ухватиться было не за что. Я боялся, что Чернобожец снова потащит меня к Кумиру, но удар в спину вернул моё мироощущение. Я распластался на холодном кафельном полу, проломив несколько пустых магазинных стендов.

— Ярцев, Ярцев... Ты слаб и жалок.

Шепот Чернобожца лился прямо в мозг тёмным и совсем не сладким мёдом: тьма порой привлекательна, но всегда разрушительна. В предвкушении яркой битвы я выбрался из-под обломков. Странное и весьма знакомое место. Хоть многочисленные полки супермаркета и были пусты, но по расположению виднеющихся касс и свисающей с потолка мишуры я догадался, куда привёл меня этот мерзавец.

— Это был несчастный случай! — крикнул я в пустоту, но не услышал даже эха от собственных слов.

Чернобожец рассмеялся от моей безысходности, и, словно в подтверждение моих самых страшных кошмаров, где-то совсем рядом кто-то неприятно закопошился. За ближайшим углом, куда завело меня беспощадное любопытство, я и увидел свою жертву. Воришка лежал на полу, с воткнутым в грудь ножом. Над его бездыханным телом склонилось странное существо, размером со среднюю собаку. Черная грубая шерсть монстра вздымалась и опускалась, пока он, чавкая, потрошил свою жертву.

— Уголёк? — мои слова застревали в пересохшем горле, а осознание того, что парень действительно погиб, перехватывало дыхание.

Прокл повернул ко мне морду с единственным огромным глазом. Кривой безмерный рот с острыми зубами растянулся в жуткой улыбке, а из пасти выпал язык, усеянный мелкими шипами. Я мог поклясться, что мой питомец узнал меня. Он завилял куцей задницей и был готов кинуться в мои объятия, но радость встречи омрачил тот тип, по чьей вине я оказался здесь.

— Лови, целитель!

До ужаса знакомый звон разбившейся пентаграммы донёсся до меня слева. Чернобожец в своём неизменном одеянии застыл в проходе, с вытянутой рукой. Осколки уже летели в мою сторону. Я отпихнул Прокла ногой и, извернувшись, упал на спину. Осколки прочертили воздух, шипя по-змеиному, и исчезли в пустоте прохода. Тактику боя с недругом мне придумывать не пришлось, но стоило собрать в пальцах импульс и приготовить печать исцеления, враг тут же ретировался с поля боя, а тратить энергию на холостую стрельбу мне не очень-то и хотелось. Я припал на одно колено, внимательно вслушиваясь в обстановку. Так! Я хотел маленького реванша, его время действительно наступило.

— Бегать, уворачиваться, извиваться как червяк и снова бежать, бежать... Ярцев, ты так никогда не научишься сражаться!

Голос Чернобожца снова доносился до меня со всех сторон. Тоже мне, сторонник честного боя!

— Я червяк? Да ты на себя посмотри, придурок, это ты живешь в вечной темноте и боишься дневного света. Я, в отличие от тебя, могу не боясь пройтись по улице!

На полусогнутых я пробирался к выходу из супермаркета. Кассы маячили совсем близко, казалось, до них метров десять, но чем ближе я подбирался к заветным окнам магазина, тем дальше они становились. Тьма сгущалась, всё явственней очерчивая границы нашей арены.

— И куда же ты собрался, Ярцев, снова в бега? — злорадный смех Чернобожца перемешался со звоном ненавистных осколков.

В этот раз враг напал исподтишка и целился в спину. Заготовленный импульс исцеления прорезал пол и помог пентаграмме испариться, но сам Чернобожец успел уйти с линии огня.

— Ага! — мой злой смешок был послан ему вдогонку. — Ну и кто тут прячется и извивается как червяк? Эй, умник, выходи на честный бой!

Я окончательно осмелел и встал в полный рост. Кто-то упёрся мне в ногу, не на шутку напугав. Прокл чудом нашёл меня в этой суматохе и вопросительно смотрел красным глазом. Я еще раз оценил его неожиданный размер: малыш выглядел солидно и мог действительно пригодиться. Я припал перед ним на колено.

— Уголёк, у нас снова проблемы, — странная шерсть проклятия становилась мягче от моих прикосновений; трепать эту инфернальную собаку по загривку казалось чистым безумием, но я ловил себя на мысли, что привязываюсь к Проклу всё сильнее и сильнее.

— Даже не надейся на своего инфернального паразита. Это ненастоящая гончая, и ты не сможешь воспитать его истинным загонщиком.

Чернобожец выскочил из-за угла, пентаграмма уже крутилась на его ладони.

— Фас его, друг! — я пропустил Прокла к цели, сделал кувырок, но слишком переоценил качества своего питомца.

Уголёк заскулил и спрятался за моей спиной: этот враг был ему не по зубам. Пентаграмма звякнула осколками, и мне с трудом удалось уйти от атаки. Недруг исчез, злорадно смеясь.

— Только тьма может стать твоим союзником, Ярцев. Прислушайся к себе, ты уже можешь её призывать! Создай себе оружие — то, какое пожелаешь!

Чернобожец не заставил себя ждать. Очередной выпад и очередная пентаграмма; я отбил атаку печатью исцеления, но сил от этого не прибавлялось. В отличие от врага, мои ресурсы были весьма ограничены, и серьезного перевеса в мою сторону не намечалось. Тьма. Она действительно пульсировала в огромном количестве вокруг нас, притягивала своим изобилием. Последнее дело — использовать её в бою. Я прекрасно понимал, чего хотел Чернобожец. Моё знакомство с Кумиром показалось ему недостаточным, теперь он вынуждал меня нарушить свой же закон, а потом и утопить в этом. Мерзавец!

— Исцеление — это хороший козырь в борьбе с тьмой, но как ты будешь бороться со своими привычными врагами?

В этот раз Чернобожец не стал атаковать. В полумраке появился совсем уж до боли знакомый силуэт. Инфернал шёл на меня, выставив вперёд костлявую руку. Форменное свинство! А этот лже-Спесивцев молодец, знал, как пощекотать мне нервы и сделать это с особым шиком. В пальцах скопился заряд на совсем другую систему. Инферналу моё исцеление — как теплая ванна в морозный холод, поэтому пришлось в спешке менять заряженную печать, и тут все было по классике: то обойма не выходила, то следующая выскальзывала из пальцев в самый неподходящий момент. Прокл выскочил из-за моего плеча, когда понял, что я не успею нейтрализовать врага. Он кинулся в атаку неуклюжей черной молнией; кроваво-красный язык выпал из пасти и развевался на ходу как флаг. Малыш вцепился чудищу в ногу и так вовремя отвлёк от удара. Гигант неуклюже завалился на стенд; он удивленно смотрел на моего защитника и тщетно старался стряхнуть его с себя.

— Так его, малыш! — моей радости не было предела.

Изумительно было смотреть на то, как Инферналы бьются друг с другом. Яр был неправ, считая, что их нельзя приручить и воспитать. Правда, осталось ещё придумать, как поменять Проклу рацион. Может, человеческую энергию удастся заменить животной? У меня как раз соседка сверху — заядлая кошатница, да и проблема Мирошкиной ещё актуальна.

— Эй, целитель, это нечестно!

Возмущению Чернобожца не было предела. За размышлениями я не успел сменить печать исцеления, и эта заминка сыграла мне только на руку. Враг заходил со спины, но в этот раз на его подлость у меня нашлось аж две своих. Твой оппонент мог быть хитрым, мог быть жестоким и беспощадным, но самый страшный недруг — тот, что самый нерасторопный. Печать исцеления прорезала проход, оставив на покрывале тьмы рваные раны. Чернобожец попался в ловушку, и в этот раз ему некуда было деваться. Закрыв лицо рукой, он принял удар в грудь. Наваждение сна отпустило меня, стремительно выплевывая из своего чрева. Я просыпался с болезненной быстротой, подпрыгивая в кровати и крича сквозь сжатые зубы. И только одно успокаивало меня — в ушах до сих пор звучал досадный крик этого мерзавца в черном балахоне.

— Ну, что там? — Яр уже был тут как тут.

Его интересу могли позавидовать домохозяйки, ожидающие очередной серии своего любимого сериала. Я вытянул большой палец, ответил, когда перевёл сбившееся дыхание.

— Ну вот! Этот сезон интереснее, пошёл экшн, но герой по-прежнему везучая тряпка...

Яр недовольно хмыкнул, камень в его огород угодил прямо в цель: между грядками моркови и нашим вечным вопросом о моей самозащите. Проснувшийся во мне профессиональный язвитель уже не мог остановиться:

— А знаешь, куда его везут?

Предок недоверчиво изогнул бровь:

— И куда же?

Я вставал с кровати, кряхтя от боли, как старый дед. Теперь было и не до сна, тем более, за окном светало.

— Прямо по полу!

* * *

— Значит, тебе удалось натравить на Инфернала своё проклятие? — Яр монотонно расхаживал по кухне, заведя руки за спину, как заправский следователь.

— Угу, — в моей жизни было мало удовольствия, я мазал печеночный паштет на хлеб и ел его всухомятку, прикрыв от удовольствия глаза.

После эпичных битв не зря закатывали пиры, я бы не отказался от молочного поросёнка прямо с вертела.

— И ты думаешь, он теперь служит тебе? — Яр продолжал задавать наводящие вопросы.

— Ну, пока нет, но я надеюсь, скоро будет, — я вспоминал, в какое мощное оружие малыш превратился в моём сне, и уже распланировал его рацион на ближайший месяц.

— Ты дурак или как?! — Яр оборвал мои светлые мысли, повысив голос. — Даже не думай оставлять проклятие себе! Ты без защиты долго не протянешь в серьезном бою!

— Ой, да брось ты! Сколько меня уже гоняли по метро, проклятия вешали и ничего — живой! — я смаковал следующий бутерброд. — Тем более, ты слишком предвзят к малышу. Он между прочим, после той атаки в подворотне у людей в метро забирал энергию и мне отдавал, он заботливый монстр!

— Ну да, конечно! — Яр злобно сверкнул глазами. — Не обольщайся, Рома, так поступает любой Инфернальный паразит. Он будет делать всё, чтобы спасти носителя. Симбиоз — это почти святое для Инфернала.

— Забавно, разве у них есть принципы?

Ответ Яра озадачил меня. Открыв холодильник, я искал провиант, что утолил бы мой разбушевавшийся аппетит. Жареной клубники мне не хотелось, а вот чего-то мясного очень! Я переложил свёрток с трупом хомяка на самую верхнюю полку. По-хорошему, надо было бы его кинуть в морозильник, но я не планировал устраивать из своего холодильника морг или кладбище домашних животных. По пути на работу выкину его как можно дальше от дома.

— Это ещё откуда?! — Яр уставился на свёрток, безошибочно определив его содержимое.

— Да это вчера Матвей мне отдал, просил вылечить.

— Опять этот мальчишка?! — предок брезгливо фыркнул.

— Да, прости, я не мог ему отказать, не было сил, да и пацану было бы больно... — я жадно впился в колбасу, что уже подветрилась с початой стороны.

— И что ты будешь с ним делать? Это же труп!

— Какой ты наблюдательный! — при разговорах о трупах у меня пропадало не только настроение, но и аппетит. — Этого выкину, куплю ему нового, попробую найти с таким же окрасом, ну если получится... Долбаный Рекс...

— Его так звали? — Яр все ещё пристально смотрел в закрытый холодильник, словно сканируя его насквозь.

— Да нет... Мультфильм такой был, детский, со взрослым смыслом, о бренности бытия, назывался: "Верните Рекса".

Я тяжело вздохнул, встав из-за стола. Разговоры о печальном окончательно испортили аппетит. Союзмультфильм закалял характер советских детей почти с пелёнок и слёзовыжимательный "Верните Рекса" был лишь началом на этом пути, я до сих пор с содроганием вспоминал мультфильм "Варежка". Одиночество — страшная штука, о которой я знаю не понаслышке.

— А ты, типа, добрый благодетель? — Яр с издевательским пониманием кивал головой.

— Да это же просто хомяк, я просто куплю нового, и всё; моя сила останется при мне, хомяк при Матвее, все довольны! Или нет? — я уже не знал, чего ожидать от Яра; в последнее время условия моей секретности в его понимании стали пересекаться с откровенным идиотизмом. Предок многозначительно хмыкнул:

— Не опоздай на работу, и трупы не хранят рядом с едой, она пропитывается запахом тлена...

Он исчез, сыграв последнюю злую ноту на моей брезгливости. Недоеденная колбаса с досады полетела в мусорное ведро.

* * *

В этот раз поездка в метро принесла мне привычное и такое желанное наслаждение. Ни тебе навязчивых скворчащих гигантов с костлявыми загребущими руками, ни старых ведьмочек с магическими заскоками. Только я и бушующий человеческий поток. Даже утреннее кормление Прокла прошло почти бессимптомно; кажется, день обещал быть гладким, но впереди была работа, а учитывая то, во что я превратил офис в конце вчерашнего дня, меня ждал не очень приятный разговор с начальством. Вообще подозрительно, что Борисыч до сих пор молчал. Он то ли подбирал особо обидные слова, то ли искал мне самое суровое наказание. Я молил богов, чтобы расплата за разор в компании не извивалась у меня на тарелке при нашей следующей трапезе с начальником, ну, или хотя бы делала это не особо яро.

Когда двери на первый этаж офиса открылись и я шагнул в коридор, все разговоры сотрудников компании стихли. Несколько десятков пар глаз были устремлены в мою сторону — я не успел отойти от лифта далеко и встал как вкопанный от такого приёма. Воцарилась тишина, от которой у меня по спине побежали мурашки.

— Всем доброго утра, — я выдавил фирменную улыбку, усердно игнорируя общий настрой толпы, протиснулся к стойке и пробил пропуск без очереди.

— Доброе, Роман Валерьевич... — Дашка смотрела на меня изумленным, чуть завороженным и испуганным взглядом.

Перешептывания усилились, когда я отошёл от рецепции. Люди сбивались в кучу, боязливо смотрели мне вслед. Похоже, слухов и сплетен вокруг моей персоны прибавится. Ну что ж, в этом есть и свои плюсы, но это если не смотреть на счёт, который предъявят компании за ремонт.

Двери лестничных пролётов были распахнуты настежь. Работа по восстановлению престижа СтройТехСервиса до прежнего уровня шла полным ходом. Строители как муравьи сновали по коридорам, убирая обломки старого интерьера и возводя новый. Мирошкина стояла в дверях комнаты переговоров и теребила в руках какой-то листок, очень похожий на чек. Её отстраненный взгляд сверлил пространство перед собой, а губы еле заметно шевелились. Она репетировала речь, которой будет объяснять Борисычу сложившуюся ситуацию. И почему эта идея еще не пришла в мою светлую голову? В этот раз отшутиться явно не получится. Я оценил расстояние от Виктории Павловны до стены и решил, что смогу незаметно просочиться мимо неё.

— Роман Валерьевич, это очень страшно! — Мирошкина среагировала на моё присутствие, едва я приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. Она специально отвела лицо; я чувствовал, голос Виктории Павловны дрожал, как от слёз.

— Вы испугались? Всё же хорошо закончилось...

Я не на шутку забеспокоился за Мирошкину, положил руку на её спину, за что тут же поплатился. Разговаривать с Викторией Павловной — словно быть кроликом на вечеринке удавов. Одно неправильное движение или неверно истолкованное слово, и вот кроликом уже играют в эротические игры. Мирошкина прижала меня к стене и неожиданно резко обняла.

— Да, Роман Валерьевич, я очень испугалась за вас! То, что случилось здесь, просто ужасно, вы могли пораниться, когда спасали меня! Вы мой рыцарь!

Она полезла целоваться и, чтобы я ни произнёс ни звука, мертвой хваткой сдавила мне грудь.

— Нет, спасибо! Это был мой долг!

Я уворачивался от поцелуев, как от боксерских ударов. Пропустил последний, и Мирошкина как вампир присосалась к моей шее.

— Хватит, пожалуйста!

Я извивался червяком в железных объятиях своей поклонницы, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не ремонтники, поднимающие на этаж стройматериал. Виктории Павловне пришлось выпустить меня, чем я тут же и воспользовался. На полусогнутых и под прикрытием людей в робах я добрался до двери своего кабинета. Она была раскрыта настежь и покосилась, будучи сорванной с одной из петель.

— Роман Валерьевич, я скоро зайду! — Мирошкина пожирала меня томным взглядом, так и оставшись в коридоре: все работы проходили под её чутким руководством, что давало мне немного времени для передышки.

— Мы тут почти закончили, дверь осталось поменять, но новую пока не привезли. Поработаете пока так?

В кабинете я встретил прораба; они действительно убрали все явные конструктивные повреждения, остался только легкий беспорядок на полу, и моё рабочее место, которое вчера в боевом азарте двигали все кому не лень. Сейчас оно стояло у стены. Я отстраненно кивнул, пытаясь хоть приблизительно подсчитать нанесённый ущерб. В глаза бросилась дыра в стекле, через которую в офис проникли птицы. Я указал на неё пальцем:

— А с этим что?

— Ах, да, стекло... — прораб задумчиво чесал затылок. — Ну, если честно, даже не знаю что с ним делать, оно очень дорогое, сами понимаете, и вообще непонятно, как птицы сумели его пробить, оно же бронированное.

Я обреченно вздохнул: Инферналам наплевать, какой толщины человеческие укрепления, они пройдут любую броню насквозь.

— Мы, конечно, еще будем думать, что с этим делать, но вы хоть пока из него не выпадете?

Я смерил остроумного мужика холодным взглядом: в отверстие едва ли можно было просунуть палец. Меня больше волновало другое: от сквозняка я буду обеспечен хроническим насморком... собака, и ведь будет дуть в мою многострадальную спину...

Прораб пожал плечами и ушёл, заботливо прикрыв за собой дверь. Пока позволяло время, я принялся за уборку подведомственной территории.

— Разрешите войти?

Мой вчерашний стеснительный клиент появился на пороге и сегодня. На приём он явился вторым, в этот раз не успев обойти Мирошкину. Я всё еще с содроганием вспоминал её поцелуй, надеюсь, следов на шее не осталось. На мужчине был всё тот же пиджак с протёртыми локтями, взгляд — чуть испуганный и растерянный. Он на ходу зачесал назад чёлку черных волос и, присвистнув, оценил бардак, царящий в кабинете.

— Ну, собственно, почему бы и нет? У меня, правда, тут небольшой творческий беспорядок...

Я едва успел вернуть стол и кресло на место, краем глаза заметил мелкое движение на полу.

— Говорят, вчера у вас вороны разбили окно? Первый раз в небоскрёбах Москва-Сити такое, хотя чего только в эти стёкла не кидали: и стулья, и арматуру, и даже Китайца... — мужчина сел в кресло, смахнув с него несколько листов бумаги.

— Московское вороньё совсем оборзело, кормушки им, видимо, не те подсунули, не лакшери... — я иронично развёл руками.

Боковое зрение снова зацепилось за маленькое пёрышко, что без причины сделало оборот и проползло несколько сантиметров. Похоже, Яр уничтожил проклятие не полностью. Я наступил на него ногой, надеясь, что это удержит врага хотя бы временно.

— Очень любопытно... — собеседник сверлил меня пытливым взглядом, словно ожидал услышать что-то другое.

Я тактично напомнил ему о цели нашей встречи:

— Ну так что, вы подумали и готовы провести сеанс?

— Не совсем, — мужчина виновато улыбнулся и закинул ногу на ногу. — Вот вы говорите о том, что энергия бывает разной. Но что есть энергия?

О боги, назревал ещё один долгий разговор. Я-то был не против, но как уговорить ту маленькую дрянь, что распласталась под моей ногой, смиренно подождать своей очереди? Я уже чувствовал её отчаянные попытки выбраться на волю.

— Разве вам на занятиях Рейки не объясняли главный принцип?

— Объясняли, но у вас другое видение, мне интересно узнать вашу точку зрения, — собеседник не особо понимал, что именно хотел услышать, но, судя по серьезному выражению лица, надеялся получить всеобъясняющие ответы. Жаль, что таких ответов не получал даже я...

— Энергия — это то, из чего состоит весь наш мир, все, что мы видим, понимаете; я называю это критической массой. У каждой энергии есть определенная точка накапливания, после которой энергия начинает превращаться в материю. Вот что вы видите вокруг? Столы, стулья, стены? Что это для вас?

— Дерево, бетон, стекло.

— Но ведь если взглянуть на всё это под микроскопом, что мы увидим?

— Не знаю... молекулы, молекулярные связи?

— Вот именно, а если взглянем ещё глубже? Мы увидим атомы, аноды, катоды, единицы, которые уже больше подходят для энергетической составляющей, ведь и атомы состоят из каких-то производных. Вы понимаете, здесь вопрос именно в объёме. Вот возьмите один атом, — я невольно прикусил губу: перо всё же выскользнуло из-под моего ботинка. Интересно, что оно будет делать дальше?

— И?

— И не возьмёте, слишком мелкая единица. Но когда атомов становится миллион, миллиард и триллион... получается материя. Как вот эта папка... — я уронил её из подставки лишь для того, чтобы отвлечь внимание посетителя.

Перо упорно ползло по моей штанине, видимо, в поисках кармана. Еле заметным движением я стряхнул его на ящик стола.

— Подождите, вы говорите, что и люди, и неодушевленные вещи сделаны из одной материи?

— Конечно, из одних и тех же атомов! И своё поле имеют даже неодушевленные предметы, самый простой наглядный пример — планеты.

— Планеты в космосе?

— Ну да, поле притяжения, как называют это ученые, — мой левый глаз скосился на перо, что ловко просочилось в щель между ящиками и притаилось внутри стола. В голову пришла забавная мысль.

— Секундочку, но это же просто электромагнитные поля, что тут общего с биополем человека?!

— Ну как же! Хотя бы то же притяжение!

— Но мы с вами не притягиваемся, — мужчина нервно хихикнул.

— Да, но и вес наш не миллиарды тонн. Притяжение у людей действует по-другому. Бывает, смотришь на красивую девушку, и вроде всё при ней: фигура, грудь, а душа не лежит, не щелкает внутри, а бывает, смотришь на какую-нибудь серую мышку — и бац, вот оно пламя! Это притяжение биополей. Другой пример: ораторство! Вспомните Гитлера: неказистый, маленького росточка, со смешными усиками. Он выплескивал в зал во время речи такое количество энергии, что просто опьянял своих слушателей. Этот человек, каким бы уродом он ни был, смог зажечь целый народ, поднять целую страну и внушить им мысль о своей уникальности. Он давил своей энергетикой, то бишь, биополем.

— Ну, хорошо, это понятно... — собеседник нехотя согласился.

— Понятно? Да вот вам как раз и не понятно! Иначе бы вы не задавали сейчас такие глупые вопросы. Понять что-то и осознать что-то — это разные вещи, — я незаметно приоткрыл шкафчик с документами, куда спрятался пернатый разведчик, и мысленно призвал Прокла.

Малыш выскочил на плечо, вопросительно мурлыкнул мне на ухо, но как только увидел обозначенную цель, быстро скатился по моей руке навстречу врагу. Я шумно закрыл шкафчик, улыбаясь, сцепил руки в замок и подпёр подбородок. Мой собеседник продолжал беседу, не заметив ничего необычного:

— Ладно, вот вы говорили, что энергия извне опасна для человека.

— Это не совсем так. Она опасна в неочищенном виде. Давайте на наглядном примере: вот вы знаете, чем дышат водолазы на глубине?

— Воздухом.

— Нет, они дышат кислородом. Воздухом, но очищенным от лишних элементов. Оттуда убирается азот, например, а знаете почему?

Легкий толчок заставил стол еле заметно подпрыгнуть. Мои глаза расширялись от ужаса: хорошо, что боевой клич Прокла оказался слышим только мне.

— Нет, — мой собеседник заерзал на стуле, почувствовав что-то неладное.

— Потому, что на большой глубине и под большим давлением азот начинает очень пагубно влиять на организм, есть даже такое определение: азотное опьянение. Человек может потерять сознание и умереть. Так вот и нам для полноценной жизни нужна своеобразная очистка поступающей энергии, если хотите, энергии Вселенной.

Неведомая сила так и норовила сдвинуть стол в сторону; мне пришлось навалиться на него всем весом, чтобы не допустить шума. Крик Прокла сменился недовольным ворчанием. Похоже, битва проходила с переменным успехом.

— И где же происходит очистка этой вашей энергии? Есть какой-то орган?

— Ну, вы знаете, я не врач, и мне трудно судить о том, какие дополнительные функции могут быть у уже изученных органов, но лично я не думаю, что за переработку отвечает какая-нибудь конкретная печень. Вы, например, знаете орган, отвечающий за иммунитет? Лично я — нет. Скорее, это комплексная работа всего организма, цепная реакция, вроде той, что позволяет синтезировать белок. Кстати, тут есть дилемма, которую ученые не могут решить.

— Какая?

— Чтобы синтезировать белок, организму нужны аминокислоты, а чтобы получить аминокислоты, знаете, что надо сделать?

— Нет...

— Синтезировать белок! Это замкнутый круг, и как запустился этот процесс, остается пока загадкой.

— Но как вы определяете, что конкретно не так в теле пациента?

— Они сами говорят мне об этом. Я не экстрасенс и угадывать диагнозы не умею, могу лишь сказать, в какой области тела у человека что-то не так работает или не работает вообще...

— Вы не работаете с биополем?

— Работаю, если в биополе есть бреши; иногда проблема видна сразу. Понимаете, болезни бывают двух типов, даже если их симптомы одинаковые: болезни, приобретенные естественным путём и искусственным.

— Например?

— Симптомы гепатита С, полученного человеком в результате разгульного образа жизни, будут идентичными такому же гепатиту, полученному в результате воздействия извне. Например, пробой в энергетической защите человека на уровне живота грозит человеку болезнями ЖКТ, почек и печени. И нельзя предугадать, что заболит первым; как это обычно бывает, рвётся там, где тонко. И самое ужасное, что никакими таблетками такие пробои не заделаешь, люди гасят симптомы заболевания, но без устранения причины болезни любое медикаментозное лечение будет носить лишь временный характер.

— Получается, вы умеете заделывать такие бреши?

— Разумеется, это совершенно несложно.

— Несложно? Да я едва себе всё это представляю! И вы, кажется, правы, с Рейкой тут мало общего.

— А что тут представлять? Вы понимаете, опять же, человек сам окутал туманом мистицизма столь простую систему. Попытайтесь рассуждать логически! Я не зря упомянул про иммунитет. Ведь если в организме человека существует механизм защиты от физических угроз, то, следуя простой логике и уже узнанным вами фактам, несложно предположить, что и от не физических угроз в нашем теле тоже должна быть определённая защита.

— Иммунитет от энергетических потоков?

— Скорее, от тех, кто в этих потоках существует.

— А кто же там существует?

Вот это было самым сложным, и я не знал, как объяснить человеку, мыслящему в узком поле материальных ценностей, про существование Инферналов. Самое интересное: если бы я не видел их собственными глазами, так же бы не поверил в существование подобных персонажей ни за что на свете!

— Представьте болото, самое грязное и зачуханное. Там нет рыбы, нет крупных форм жизни, но невозможно назвать это болото безжизненным, верно? В нём водятся улитки, черви, и, как правило, живут пиявки. Паразиты во всех смыслах.

— Но среди этих паразитов встречаются и медицинские! Может быть, и ваши паразиты не все вредные.

— Да, это гирудотерапия называется, — я поморщился, вспомнив о Прокле: хоть я и выделывался перед Яром, называя кормление своего питомца чем-то полезным, на самом деле ничего полезного в этом не было. — Скажем так: это не тот случай. Когда пиявки энергетические, от них совсем нет пользы.

Я осёкся на полуслове, может, Прокл взамен высосанной энергии мне ничего и не давал, но всё же от него была польза. Печально, что я уже начинал подзабывать холодные сквозняки катакомб того морга. Помощь тогда пришла, откуда не ждали. Словно в подтверждениие моих мыслей, Прокл дал о себе знать: стол подпрыгнул, и в этот раз я не успел прижать его.

— А если и есть польза, то всегда специфическая, но не в этом суть, так вот: мне удается восстановить энергетическую защиту пациента и таким образом устранить брешь, через которую энергия покидает тело. И уже после этого можно приступать хоть к обычному лечению, хоть к нетрадиционному, — я почти лёг на стол, раскинув руки. Удержать возрастающий напор было почти невозможно.

Малыш затягивал с расправой над вороньим проклятием, и я начинал волноваться за исход битвы.

— А можно ли обычному человеку без вашего участия понять: есть брешь в защите или нет? — осторожный вопрос; посетитель напрягался, видя всё больше странностей в моём поведении.

— Смотрите, всё очень просто — нашему организму для комфортной работы нужно определенное количество энергии; как правило, она активно восполняется за ночь, во время сна, но если в защите есть дыра, через которую энергия вытекает, а происходит это постоянно и днём, и ночью, то как результат: вы будете просыпаться по утрам уставшим и не набравшимся сил. У вас такое бывает? — я с облегчением услышал победный возглас Прокла, и отголоски битвы затихли, я с осторожностью отпустил столешницу.

— Да, периодически... — мужчина встал.

— Несколько минут сеанса, и я устраню эту проблему.

Я последовал за ним, думая, что пациент наконец соизволит лечь на кушетку, но он неожиданно развернулся к двери.

— Я, пожалуй, ещё подумаю, с вашего позволения.

Вот что за люди, сначала вынут душу, а потом будут думать?! Хотя в сравнении с Мирошкиной... уж лучше так!

Я открыл дверь заветного шкафчика сразу, как за посетителем закрылась дверь. Малыш лежал на спине, раскинув лапы, и, улыбаясь, дожевывал свой трофей. Я увидел лишь кончик пера, исчезнувший в его пасти. Прокл отрыгнул ставший безобидным пух и потянулся ко мне.

— Ну, молодец, чертяка! — я едва ли не расцеловал проклятие, принимая его на борт своего тела и давая очередную порцию энергии. — Давай подкрепись, раскормлю тебя до супертяжелого веса, и мы точно наваляем всем этим супостатам!

Я долго размышлял, что делать с остатками перьев; сгрёб в кучу всё, что нашёл в ящике стола, и положил перед собой. И что же теперь, сколько будет продолжаться эта охота за моей шкуркой? Помощи от Яра как всегда — он быстрее будет помогать моим врагам. Рука сама потянулась к телефону. Мира. Она несомненно могла пролить свет на происходящие события, что так отчаянно выходили из-под контроля, но беспокоить прорицательницу без веских причин не слишком хотелось. Хотя, с другой стороны, я не навещал её салон уже полгода. Совершить визит вежливости или пока повременить?

Великий вопрос нагрузился на мои хрупкие плечи, в глубоком раздумье я играл сотовым телефоном. Он зазвонил неожиданно и без предупреждения; со взглядом, устремленным в пустоту, я поднёс трубу к уху.

— Да, Мира.

Тут не приходилось даже гадать, кто мог меня беспокоить. Гадалка она и в Африке, и в Московских трущобах гадалка. Еще одна ведьмочка на мою голову, но называть Миру ведьмой — было почти оскорбить её.

— Я буду ждать тебя сегодня в обед на старом месте; я знаю, что у тебя много дел, но твой визит обязателен, и ты сам это знаешь.

Голос с хрипотцой был спокоен и рассудителен; я молча кивал в такт словам, явственно ощущая, как по спине бегают мурашки. Никак не мог привыкнуть к этим её выкрутасам.

— Хорошо, я буду, — единственное, что сумел выговорить я, и оборвал связь. Кинув телефон на стол, я облегченно выдохнул. Плохо, когда выбор делают за тебя, но хорошо, что выбор вообще есть. Я растирал виски: Мира назначила встречу в обед, опять я пропускал своё посещение курсов психологии, но на кону стояла моя жизнь, и деваться тут было некуда! Пух поверженного проклятия действительно стал безобидным, я выбрал маленькое перышко из кучи трофеев и недолго думая сунул в карман пиджака: вещдоки — дело полезное.

* * *

Прошлое

В конце концов жизнь привела меня работать в банковскую сферу. Не могу сказать, что это обидело меня или как-то оскорбило, в конце концов диплом института действительно мне пригодился. На новой квартире, куда я въехал пару лет назад, пришлось выдирать с корнем старую, глубоко советскую проводку и прокладывать новую. В общем, обучение, скажу я, не прошло даром. Единственное, что удручало меня на новом месте работы, это полное отсутствие кондиционера. Работающий у стены офисный вентилятор обдувал сразу четыре стола, а поскольку моё рабочее место располагалось в углу у самой двери, до меня живительная прохлада не доходила. За столом напротив Машка Киселёва, у нее клиентка. Грузная, даже можно сказать, толстая женщина, которой давно перевалило за сорок лет. Она сидела ко мне боком и, как ни старалась, не создавала мне пригодного для обеденного перерыва вида. Бедный стул. Он трещал и выгибался, когда клиентка ерзала на нем от нетерпения. Она просила внушительную сумму в кредит. Я подслушал их разговор краем уха.

— Вот чертовка, она даже не планирует отдавать деньги! — Яр появился сбоку, деловито скрестив руки на груди. — Ромка, спасай ситуацию!

Я пригляделся к клиентке. Красное длинное обтягивающее платье, что едва скрывало складки на животе, алая сумочка и черные туфли. Её обвисшие как у бульдога щёки чуть припудрены. Женщина воровато бегала глазками. Вот, пожалуй, к этому уже можно придраться. Я отложил недоеденный бутерброд и, направляясь к двери, как бы случайно коснулся плеча Киселёвой:

— Можно тебя на минутку?

Она улыбнулась клиентке, извинилась и вышла следом за мной.

— Ты чего, Ром?

— Мутная она какая-то, не одобряй ей кредит. Боюсь, кинет компанию, а тебя оштрафуют.

— Мне она тоже не понравилась, но кредитная история у нее чистая, банк предварительно уже одобрил депозит, — пожала плечами Машка.

И я мог ее понять: откажет клиенту — недополучит премии. Откуда же ей знать, что у той барышни на уме. А я не смог бы адекватно объяснить все тонкости моей чуйки. Мы вернулись в кабинет. Я пересекся с Яром холодным взглядом. Он с досады махнул рукой:

— Нагреют вас как пить дать!

Я незаметно пожал плечами. С грустью и тоской смотрел, как неприятная клиентка приторно улыбалась Машке. Их разговор продолжился, и тут я обомлел. Вокруг Киселёвой вдруг появилась свечение. Яркое, почти ослепляющее. Оно замерцало и поблекло. Словно кто-то невидимый убавил контраст.

— Это что? — от неожиданности я вжался в спинку стула.

Клиентка улыбалась, как и прежде, но теперь с явным усилием, словно отвлекаясь на что-то ещё. Киселёва напряглась, читая текст с монитора, её качнуло.

— Ого! — присвистнул Яр. — Вот об этом я и говорил!

— О чём говорил? Что происходит? — я старался говорить в пол, не отрываясь смотрел на разворачивающуюся картину. Она до ужаса напоминала мне ситуацию с Аркадием, когда тот становился под луч своей машины. — Что это за аура вокруг?

— Защитная. Такая есть у каждого человека, и эта в красном её ломает, — Яр прошёл стол насквозь, остановился у клиентки и грозно посмотрел на неё сверху. — Сейчас придут они.

Предок смотрел на меня с ужасом. Пространство наполнилось шипением, которое, к моему глубокому ужасу, сменилось писком ультразвука, пробирающим до мозга костей. Такое ощущение, что Урицкого освободили досрочно и дали в аренду подвал нашего офиса. Меня вжимало в кресло против моей воли. Белая стена рядом с Киселевой побагровела словно под действием высокой температуры. Появившиеся пятно захватило календарь и бумажки с личными заметками Маши.

Яр долго не решался на какие-либо действия, но в итоге кинулся к стене и приложил к пятну руки. Вспыхнувшая печать прервала ритуал проникновения в наш мир Инфернальных тварей. Я долго и с изумлением рассматривал печать, пока она не растворилась в пространстве. Теперь взмокла от напряжения клиентка. Она чем-то поперхнулась и, извинившись, выскочила в коридор.

— Пошла обраточка, пошла, да не в то горло, — гоготнул Яр провожая колдунью взглядом.

Я кинулся к Киселёвой, но предок остановил меня взмахом руки. Машке было плохо. Он склонился над ней и, сделав несколько пасов рукой, восстановил свечение её ауры. Я пристально смотрел Киселевой в глаза, не проронив ни звука. Она пришла в себя, но смотрела опустошённым, ничего не понимающим взглядом.

— Наверное, пора углубить твои знания, — задумчиво проговорил Яр, когда закончил со спасением Машки. — С ней всё будет хорошо, не переживай, а вот с той ведьмой, что решила действовать исподтишка, такого точно не будет.

Я кивал. Действительно, пора углубить мои знания. Интересно, много ли фокусов в рукаве Яра?

— Что это была за печать?

— Запрещения, о ней я расскажу, когда прибудем на полигон, — призрак встал по левую руку от меня.

— Опять в Ховринку? — я невольно вздрогнул.

Место, от которого у меня бегали мурашки.

— Да, в Ховринку, там это будет идеально.

Яр запнулся на полуслове, из коридора до нас донесся недовольный выкрик одного из клиентов:

— Как не одобряют! Да мы же главный застройщик Москвы! Мне-то и надо всего миллион! Я буду жаловаться!

— Ага! — Яр почему-то злобно сверкнул глазами. — Уж кого-кого, а этого я тут точно не ждал увидеть!

— Кого? — я непонимающе крутил головой.

Меж тем возмущенный голос недовольного клиента приближался. Через мгновение он буквально выбил дверь кредитного отдела ногой, от чего взвыл от боли. Высокий худой мужчина лет тридцати ворвался к нам ураганом. Он остановился в дверях, окинув большую часть отдела ненавистным взглядом.

— Я его сейчас огрею чем-нибудь, — не унимался Яр, шипя по-змеиному

— И кто из вас не одобрил мне кредит? — клиент ударил тонкой тростью по паркету и обернулся на звук моего неловкого вздоха.

Это был Хворостов. Злость на его лице сменилась недоумением, потом шоком, а потом и широчайшей улыбкой.

— Ромка… — он присел на стул. Смотрел на меня не моргая. — Ромка Ярцев?

Я потерял дар речи, так как пару лет назад потерял телефон, по которому мы периодически созванивались с Димоном и делились новостями. С тех пор мы не слышали друг о друге ничего нового. Хворостов подлетел ко мне с раскрытыми объятиями, забыв и о больной ноге и хромоте, и о том, что на нас глазеет весь кредитный отдел. Он обнял меня и поднял на ноги. Не удержал равновесие и со смехом рухнул на стол. Яр зашипел, целясь Димону в шею. Я прикусил губу: точно! Тогда же идея барыжить кольцом пришла в голову именно ему.

— Ого! Что это ты в очках? В последний раз когда я тебя видел, ты был без них.

— Долгая история, потом расскажу, — я усадил друга в кресло и уже кипятил чайник. — Так что там у тебя за проблема?

* * *

Настоящее

Обеденный перерыв опять пришлось потратить на собственные нужды. До станции Кожуховская я добрался без особых приключений. Уже по привычке выискивал в метро свою старую знакомую, но без особого фанатизма. Предстоящая встреча с Мирой заняла почти все мои мысли. Мне неудобно и неуютно было обращаться к ней за помощью, тем более зная нрав Яра, который только от упоминания о гадалке приходил в бешенство, но в вопросе Инфернальных тонкостей только она могла пролить свет на истинные причины происходящих атак и тех событий, что, подобно цепи из сна про Фадееву, неумолимо сжимались вокруг моей собственной шеи.

Чтобы спокойно встретиться с Мирой, мне пришлось оставить родовой перстень в камере хранения одного из супермаркетов. По пути прихватив любимых пряников к чаю, я сложил их в пакет и незаметно кинул печатку на его дно. Очень удобно, когда надо где-то оставить лишние вещи, до закрытия магазина никто из персонала не будет вскрывать ячейку. Мира назначила встречу в старом месте, в том, где мы встретились в первый раз. Десять лет назад. Символично, учитывая обстоятельства. До этого мы обычно или просто созванивались, или её каморка появлялась недалеко от моего дома. Мира помогала мне не просто так, и в знак дружбы я так же оказывал ей целительские услуги; правда, я уже подзабыл, когда работал с Бахт последний раз.

Район Южного порта сильно застроили за это время, того стихийного рынка уже давно не было, но, прогуливаясь по улице, я всматривался в витрины магазинов, красиво вписанных в первые этажи пятиэтажек. До боли знакомая вывеска на торце Г-образного дома указывала в подвал. Я морщился от приторного запаха, когда, огибая кучи мусора, прибирался к ржавой двери, замок на ней отсутствовал.

— Я думал, ты уже не посещаешь эти места, — я не знал, как начать разговор, и скомкано улыбнулся: — Здравствуй, Мира.

Внутри крохотного салона, в котором десять лет назад мы впервые встретились, царил приятный полумрак, а в воздухе витали облака благовоний. Я по привычке сел за круглый стол без разрешения, вольготно откинулся в удобном кресле. Внутри салон ничуть не изменялся, и совершенно не было важно, откуда вёл в него вход.

— Ты всё такой же сумасшедший, Роман. Всё так же смотришь на одного человека, но обращаешься к другому, — старуха цыганка закурила папиросу и хрипло рассмеялась. Она всё время подкалывала меня этим, не обошла эту святую традицию и в этот раз.

— Да, Мира, я действительно схожу с ума, но сейчас мне еще активно в этом помогают.

Пришлось тактично свернуть разговор в нужное русло. Я достал из кармана черное перышко, оставшееся после трапезы Прокла, и положил его в центр стола.

— И зачем ты принёс мне эту гадость? — Бахт смерила перо презрительным взглядом. — Думаешь, я не в курсе твоих злоключений?

— Почему они атакуют меня?

Я старательно не подавал вида о том, что последнее высказывание гадалки меня задело. Знает она всё, видите ли, а вот предупредить старого друга ну никак нельзя?!

— Хех, ты и сам знаешь почему. Ты пришёл ко мне не за этим, не обманывай себя.

Разговор с Мирой никогда не отличался простотой, но эта маленькая чертовка действительно знала очень много, и каждый раз она заставляла меня копаться в себе и искать корни проблем гораздо глубже, чем они казались на первый взгляд.

— События, которые происходят в моей жизни, меня очень... пугают.

Пришлось подбирать слова, чтобы выразиться как можно корректнее и не соврать.

— В твою жизнь входят люди и существа с особыми желаниями. И ты сейчас ничего не сможешь с этим поделать, терпи, Роман.

Цыганка выпустила из ноздрей клубы густого дыма.

— Что за люди и существа? — в глубине души я, конечно, понимал о чём говорит Мира, но все же хотелось пройтись по конкретному списку. Цыганка подняла правую руку, пошевелила пальцами: безымянным и мизинцем.

— Беспалый Инфернал, чей прародитель умер в участке, когда ты завладел белым осколком, — Бахт странно улыбнулась. — У него есть только одно особое желание.

— Какое же, кроме того, чтобы убить меня?

Про этого персонажа мне и рассказывать было не надо. Странная вендетта за не менее странного суицидника, глупее повода для драки и не найти.

Цыганка рассмеялась:

— Ты не прав, у него совсем другое желание. Оно тоже связано со смертью, но не с твоей.

— Даже так? — я признавал, что ответ Миры меня несколько озадачил. — И когда он отстанет от меня, если я ему не нужен?

— Я не сказала, что ты ему не нужен, скорее, очень нужен, но ты сам всё поймёшь, когда этот момент наступит.

Прямых ответов на прямые вопросы ожидать не приходилось, но разве я на это рассчитывал?! Уходя от Миры, забываешь, зачем приходил.

— Значит, мне надо ждать момента? Просто ждать, и он придёт сам?

Бахт молча кивала, прикуривая очередную сигарету.

— Хорошо, я ничего не понял, но с этим разобрались. Меня беспокоит еще один человек — женщина с работы. Мне снился плохой сон про неё, — снова пришлось подбирать слова. По поводу Фадеевой вообще складывалась странная ситуация, которой я пока не мог дать хоть какого-то вразумительного объяснения.

— Девушка с фотографией? — Бахт хрипло затянула: — Да, это очень странная ситуация, и тебе пока невозможно разобраться в ней. Но есть один человек, он поможет тебе, даст верное направление.

— Какой человек?

— Это человек из прошлого, человек, что уже однажды помог тебе, очень давно. Цыганский барон, помнишь?

— О, боги, Урицкий? — последнее время я слишком часто слышал эту фамилию.

— Барона тяжело забыть, если столкнулся с ним хоть однажды. Я приготовила тебе предсказание... — Бахт рассмеялась, скидывая со стола широкий шелковый платок под цвет скатерти. Я сначала и не заметил его, а теперь с интересом и легким ужасом смотрел на разложенные рубашкой вверх карты Таро. Что, опять?!

— Думаешь, в этом есть необходимость?

Я болезненно сощурился: именно поэтому Яр злился на мои посещения Миры. Когда гадалка начинала предсказывать судьбу, она неизменно вмешивалась в её ход.

— Конечно, Роман. Именно за этим ты и пришёл сюда. Твоя судьба опять в моей колоде, как десять лет назад.

— Ну, давай рассказывай...

Я навалился на стол, чтобы лучше видеть карты. В конце концов, я действительно пришёл сюда именно за этим.

Заветные карты на столе цыганки лежали в виде равностороннего креста, одна карта в центре, четыре остальных по её краям. Бахт провела над ними рукой, знаменуя начало гадания.

— В этот раз, Роман, твою судьбу предскажет колода из Таро Бакленда. Это колода колёс.

Так вот почему на рубашках карт нарисованы колеса телеги. В предвкушении таинства по моей спине побежали мурашки: теперь я начинал понимать, что на самом деле означает выражение "куролесить". Главное чтобы об этом не узнал Яр, а еще важнее, чтобы пакет с пряниками не умыкнули из камеры хранения, пока я тут сижу с умным видом.

— Первая карта, Роман, — Бахт загадочно улыбнулась, когда перевернула её. — И это, к сожалению, пятёрка колёс!

Пятёрка. Согласен, не самое моё любимое число; на рисунке были изображены старая цыганка и две её дочери, все в каких-то лохмотьях и платках на головах, правда, дети улыбались, хотя старухе, как и мне, было не до смеха. А пятеркой карту называли из-за количества нарисованных на ней колёс. Та самая пресловутая пятёрка была нарисована на витраже окна за их спинами. По общему настрою карта не сулила ничего хорошего, что тут же Бахт и подтвердила:

— Карта знаменует собой разгул земных стихий, неконтролируемые события в твоей жизни, большие беспокойства и тревоги. Это начало войны.

Хотелось присвистнуть от удивления, но то ли оно меня не посетило, то ли я забыл, как свистеть. Однако теперь я понял, что имела в виду Мира, когда говорила, что я не в силах повлиять на события, происходящие в моей жизни.

— Война? Война с кем? — в моём горле вырос ком, уж не Инфернальное ли царство она имела в виду?

Бахт сконцентрировалась, взмахом руки отрезала все вопросы.

— Следующая карта — и это перевернутый туз колёс!

Цыганка открывала их против часовой стрелки, внимательно смотря мне в глаза. Всего лишь туз? После первой карты я уже приготовился услышать точную дату своей смерти. В прошлый раз к подвешенному за задние лапы зайцу Шуши мы подбирались вполне равномерно, по нарастающей. На Таро было изображено старое колесо от кибитки, прислоненное к каменной ограде и наполовину заросшее травой.

— Эта карта говорит о том, что ты неправильно используешь своё имущество, свои возможности, это может привести к твоему проигрышу. Возможны проблемы в деловых отношениях, они могут быть расторгнуты.

Я невольно вздрогнул от последней фразы. А ведь Борисыч еще не звонил мне по поводу произошедшего в офисе компании инцидента, его молчание страшнее любого крика.

Бахт улыбалась.

— Пересмотри подход к своей работе, используй все возможности, которые дарит тебе судьба, это поможет устоять на ногах... И, кстати, о работе!

Она не дала мне вставить ни слова, перевернула следующую карту.

— Двойка колёс!

На карте молодой цыган, он держал над головой два разноцветных колеса, связанных между собой веревкой в виде петли Мёбиуса. Не самый легкий труд, да и по выражению лица цыгана было видно, что это действо ему не слишком по душе.

— Эта карта указывает на два важных аспекта, в которых ты должен развиваться. Но ты не должен забывать о балансе. Балансировка — это тяжелый труд, и карта говорит, что в этом деле тебе нужно с кем-то объединиться. Человек, что даст тебе дополнительный источник дохода, дополнительную работу.

Мне и своей хватает! От такого предсказания захотелось встать и, сказав: "да ну на хрен" уйти отсюда. К сожалению Мира не влияла на судьбу, а лишь предсказывала её. Обижаться на гадалку и что-то требовать от неё — бессмысленно.

— Еще одна работа? Объединение? — я потёр уставшие глаза: всё это пахло очередной головной болью, и я уже явственно её ощущал. — С кем я должен объединиться? Что за новый человек?

Бахт рассмеялась.

— Роман, я не сказала, что он новый, — гадалка перевернула четвертую карту. — Король колёс!

Настоящий король! Цыган, одетый с иголочки, со шляпой-котелком на голове и тростью в руках стоял, облокотившись на колесо от телеги. Под полосатым пиджаком виднелась цепочка от золотых часов, а на пальце крупный перстень. Такого своеобразного короля в моей жизни мог олицетворять только Борисыч, но я почему-то не чувствовал его власти в этой карте, Бахт тут же подтвердила мои ощущения.

— Король колёс — это цыганский барон. Трость в его руке — это символ власти, символ правопорядка. Только человек правопорядка сможет оказать тебе реальную помощь, но и попросит что-то взамен. Помнишь, что самое главное в этом мире? Баланс. Умей балансировать, Роман.

— Даст работу? Объединение... — я задумчиво смотрел в ткань стола. — Человек правопорядка...

— Да, человек из прошлого.

Прийти на ум мне смог только Догматов. И ведь не зря Димка вспоминал о нём и просил меня наладить со старым следователем связь. Хворостов тоже чувствовал, что ситуация не проста? Или это глупое стечение обстоятельств? Я еще не звонил Догматову, а от навалившихся проблем голова раскалывалась пополам.

— Подожди, так что там за война? Надеюсь, что моя старая, с Инферналами? — я вспомнил о вопросе, что Бахт оставила без ответа, в самом начале предсказания. Да и последняя пятая карта Таро, лежавшая в центре, еще не была открыта.

Гадалка мотнула головой; она перевернула последнюю карту и потрясла ею в воздухе.

— Паридай. Перевёрнутая дама колёс.

На карте была изображена старая цыганка, закуривающая трубку. На её голове синий платок, а взгляд с хитрым прищуром. За спиной Паридай прислоненное к дереву колесо от телеги, а на заднем фоне цыганская кибитка. В очередной раз по моей коже прошёлся холодок.

— И кто это?

— Дама колёс — это женщина, создающая тебе проблемы... Этот человек также связан с цыганским бароном, и тебе нужно бояться её. Прости, но это всё, что я могу увидеть сейчас.

— Ну что ж, спасибо за помощь, — я задумчиво тёр ладони, когда Бахт закончила своё жуткое повествование.

Всё повторялось? Судьба готовила мне очередную неприятную встречу? И, судя по страхам Димона, встречу с уже знакомым персонажем? Или с его доверенным лицом? И в этот раз он примет женский образ? Забавно, и ведь неизвестно, что с Урицким сделали в тюрьме, может, он действительно стал более... женственным?

— Пожалуйста, мой дорогой, — Бахт заискивающе улыбалась, сгребая карты в охапку и пряча их в подоле плотного платья. — Ты поможешь мне? Помнишь, о чём мы договаривались?

— Да, конечно... — я отвёл глаза, когда вставал. Вид гадалки удручал, её лицо оплывало, как воск зажженной свечи, а глаза потускнели. — Тебе как обычно? Просто влить энергию, или есть конкретные жалобы?

Я обходил Бахт со спины; в глаза сразу бросилась большая проплешина на её затылке. Кожа покраснела и покрылась волдырями.

Все эти благовония, приглушенный свет и напускная таинственность устраивались лишь для того, чтобы скрыть то, что на самом деле происходило с гадалкой.

— Да, тело подчиняется мне всё хуже. Она уже почти не встаёт.

— Человеческое тело стареет, Мира, это естественный и неизбежный процесс.

Мне пришлось приложить к носу рукав пиджака. Противный запах гноя ударил в лицо, и я еле сдержал рвотный позыв.

— Сколько она протянет, как думаешь?

— Может, год, может, два...

Я сосредоточился на сеансе, положил правую руку на плечо гадалки, а левой накрыл её макушку. Пальцы подрагивали от энергетического напора, хлынувшего в пустое тело. Кажется, мои прогнозы были слегка преувеличены, но расстраивать Миру раньше времени я не хотел.

— Меньше года, ведь так? — в этот раз тонкий голосок просочился прямо в мой мозг.

Я ответил ей так же мысленно, не теряя концентрации. Я решил, что буду вливать энергию в тело Бахт до отсечки, на что тут же среагировал Прокл. Малыш выскочил на плечо и возмущенно прыгал, привлекая моё внимание.

— Не жадничай, малыш, я большой, на всех хватит... — я печально улыбнулся и сдёрнул руку, что почти безвольно повисла вдоль тела.

Тут же дали о себе знать недавно полученные ранения, и их уже нельзя было назвать лёгкими. Я с трудом добрался до кресла и распластался в его чреве.

— Насколько этого хватит? — Мира продолжала шептать.

Её контакт ощущался как лёгкое покалывание: не могу сказать, что это больно или чересчур неприятно, но если она вдруг закричит, я, наверное, получу инсульт.

— А чёрт знает, пару недель, может, месяц... — болевой спазм заставил меня согнуться пополам.

Отдавать себя до отсечки — это всегда больно и крайне опасно для неопытного человека. Мой организм уже привык к таким перегрузкам, но нужно будет прийти в себя, прежде чем возвращаться в метро. Прокл враждебно скалился в сторону Бахт, я загнал его обратно в тело, легонько прихлопнув ладонью.

— Интересная у тебя собачка, — Мира улыбалась.

— Да, очень, и выгуливать не надо. Хочешь, подарю? — я с трудом победил одышку.

Гадалка продолжала спать, умиротворенное выражение её лица подсказало мне дельную мысль:

— Бахт надо больше отдыхать. Отпускай её хоть часов на восемь, укладывай спать. Она совсем пустая.

— Я работаю всего шесть часов в сутки, но даже так мама почти не восстанавливает силы. Прости, что мучаю тебя, но ты единственный, кто может помочь мне. А мы должны помогать друг другу.

— Нет проблем, Мира, наш симбиоз — это святое, — теперь улыбался и я, но несмотря на доверительную беседу, мне не терпелось покинуть это место поскорее. — Мне надо чаще бывать у тебя, я сам виноват, что запустил Бахт.

— Хочешь чаю? У меня есть печенья.

— Нет, спасибо, меня поджимает время. И пока не буди мать, дай её отдохнуть после сеанса хотя бы час.

Чтобы попрощаться с Мирой, мне пришлось идти в дальнюю неприметную часть комнаты, огороженную занавеской. Девочка, как и прежде, жила там. Детское личико без рта смотрело на меня с интересом и легкой жалостью. После десяти лет она нисколько не изменилась, даже платье и синяя выцветшая лента в волосах, на мой взгляд, остались прежними, только пропали паллеты, которые когда-то заменяли Мире кровать. На их месте теперь красовался полноценный диван. Бизнес на гадании судеб худо-бедно процветал.

— Ну так что, возьмешь к себе мою собаку?

Грустная улыбка не сходила с моих губ. Бедная девочка, судьба сыграла с ней очень злую шутку.

— Ты же знаешь, что нет. Мы, Инферналы, не любим конкурентов, даже среди своих. Тебе надо вернуть проклятие тому человеку, от которого ты его получил, иначе никак.

— А если она не хочет? И бегает хорошо...

— А зачем ты за ней бегаешь? Попробуй сделать это, спокойно поговорив. Я думаю, она выслушает тебя...

Я задумался: дельная мысль, и почему я сам не додумался до того, что если третировать людей по Инфернальному признаку, навряд ли добьешься от них взаимопонимания. Напоследок я решил задать Мире давно мучивший меня вопрос:

— Чернобожцы, кто это? Откуда они?

— Это очень древний культ. Культ власти, — Мира смотрела в пустоту у моих ног. Услышал ли я страх в её голосе? Скорее, некоторую задумчивость.

— Чего они хотят?

— Странный вопрос, чего может хотеть власть?

— Ну да... — я почесал затылок. Действительно глупый вопрос с моей стороны. — Еще больше власти.

— Ну вот, ты и сам знаешь ответы на свои вопросы.

Мира смеялась и ребячилась, обсуждая эти больные для меня темы. А я все никак не мог сформулировать наболевший вопрос так, чтобы услышать на него конкретный ответ. В который раз Мира сделала это за меня:

— Власть не может быть хорошей или плохой. Её методы могут нравится тебе, могут отталкивать. Для кого-то обретение власти станет пыткой, для кого-то благодатью. Всё будет зависеть только от того, в чьих руках она оказалась... Помнишь про баланс?

— Я понял тебя... — соврать оказалось не просто, и я, думаю, не смог утаить этого факта от девочки. Мира тактично не стала заострять внимания на этом.

— Что-то еще?

— Да, что ты знаешь про семицветие души? — вопрос не казался мне каким-то важным, но этот разговор хотелось закончить на более светлой ноте.

— Что? — девочка подняла на меня чуть изумленные глаза. Их разноцветность придавали Мире элегантный шарм. — Откуда ты знаешь про семицветие?

— Белый Осколок тогда в больнице сказал, что оно у меня потухло или поблекло после встречи с Кумиром, — я пожал плечами. В принципе Яр уже объяснил мне все тонкости произошедшего, и узнавать тут особо было нечего, но меня интересовало мнение Миры на эту проблему.

— Семицветие души каждого человека уникально, это как отпечаток пальца. Чем ярче семицветие, тем человек чище, светлее. Там, у Кумира, Тьма познала тебя, не сомневайся, что это наложило свой отпечаток.

— Мне есть о чём беспокоиться? Это семицветие вообще можно восстановить или отмыть как-то? — не хотелось шутить по этому поводу, но смешок вырвался сам собой.

— Скажем так: чистота души — это дело случая. В религиозном контексте это может быть важно, но мы не в церкви, да и те беды, что свалились на тебя, потребуют особых мер. Помнишь двойку колёс? Баланс света и тьмы. Чтобы выжить, надо уметь пользоваться всеми дарами этого мира. Поверь мне.

— Верю, — я охотно закивал. Глядя на Миру с этим утверждением, вообще не хотелось спорить.

— Хорошо, теперь я спокойна за твоё будущее и не забудь в следующий раз, как встретишь свою колдунью, не гоняйся за ней, помни: чем резче твои движения, тем дальше твоя удача.

Мира благословила меня на великие свершения взмахом тонкой, почти прозрачной руки. Что ж пора применять все свои дипломатические навыки конструктивных переговоров. Я взглянул на часы: также пора применить и те знания, которые я успел получить на этих треклятых курсах психологи, куда не мог попасть уже два дня...

* * *

Мои мысли возвращались к разговору с Мирой, заставляли снова и снова обдумывать детали услышанного предсказания. Девочка сказала, что на часть происходящих событий сможет дать ответ человек из прошлого. Человек, которого я не видел больше десять лет, Николай Федорович Догматов А я ведь даже не уверен, что у меня сохранилась его визитка, да и не факт, что по указанному там телефону кто-то ответит, столько времени прошло... Всё действительно крутилось вокруг Урицкого и той истории с кольцом. Кольцо!

За размышлениями я едва не прошёл супермаркет, где оставил Яра. Пришлось поспешно забирать узника из грязной камеры хранения. Хорошо, что заблаговременно купил пряники. После энергетической просадки тело нуждалось в углеводах. Я жадно впился в сладкую плитку, обильно политую глазурью, и, почти не жуя, проглотил первый кусок. Бог аппетита Жор овладел моим телом и помогал игнорировать взгляды прохожих. Когда Яр появился рядом, я не обратил на его возмущенный голос должного внимания.

— Ты где был?! Я потерял с тобой контакт! — призрак оценил моё поведение и брезгливо поморщился: — Ты что тут как собака? Ты где столько энергии потерял?

Я не успел придумать правдоподобную ложь, смотрел на него, не в силах оторваться от пряника. Горло обдирали сухие куски, они застревали в трахее, причиняли мне кучу неудобств, но я не мог остановиться. Яр огляделся и упёр руки в бока:

— Так! Ты где был?

— Метро! Я только вырвался оттуда! — с трудом проговорил я, тыкал пальцем в указатель над головой. В моем случае подземка — универсальное и хорошее прикрытие любой авантюре.

— Ты потерял кольцо? Я не мог тебя почувствовать! — Яр уже злился, стараясь выудить из меня правду, которую и так прекрасно понимал. Я глупо улыбнулся и пожал плечами.

— Не терял, может, помехи в Лимбе? — я вовремя припомнил Яру его же собственные отмазки.

— Может быть... — предок не удовлетворился моим ответом, но подцепиться больше ни к чему не смог. — Я так понимаю, тебя опять высадили с поезда и на курсы ты не попал?

— Да, но у меня появилась мысль, как вернуть проклятие старухе!

Совет Миры действительно показался мне достойным внимания. Обеденное время у меня ещё осталось, а интуиция подсказывала, что в час пик найти на кольце ведьму не составит труда.

— Ну да, так она тебя и послушается! — Яр как всегда очень скептически отнёсся к моему плану относительно разговора с колдуньей по душам. — Рома, она теперь кормит Лимб, добрых дел от неё не жди!

— Я хочу попробовать. Помоги мне найти её!

— Я что тебе, собака-ищейка? — Яр едва не задохнулся от негодования и обиды.

— Ты же хочешь, чтобы твой потомок избавился от проклятия? — это был мой последний козырь в этом споре. Я не ожидал, что Яра придётся пинать в столь ответственном деле.

— У тебя есть собака, пусть сама ищет свою хозяйку! — призрак злобно сверкнул глазами на появившегося Прокла, заставив того в страхе съежиться. Яр исчез в человеческом потоке, и мне оставалось только гадать, выполнит он мою просьбу или нет.

Я сбегал по ступенькам на платформу Кожуховской станции, пару остановок, и я на кольце. Яр отчасти прав — я и сам не мог приложить ума, как спокойно разговаривать с человеком, который творил беззаконие, но если грубой силой не получалось, надо было подмешать к ней немного мёда. Как говорил Аль Капоне: добрым словом и кольтом можно добиться от человека больше, чем просто добрым словом. Уж не знаю, что конкретно он имел в виду, но стрелять, извиняться за стрельбу и снова стрелять я умел...

— Рома, Октябрьская! — Яр возник передо мной на считанные секунды, прокричал слова почти в лицо, после чего образ призрака растворился в пространстве движущегося вагона.

У схемы метрополитена я сверил своё местоположение. До Октябрьской всего несколько остановок, мне повезло, что колдунья выбрала для "работы " кольцевую линию. Огромный пассажирский поток, в котором можно легко потеряться, но куда бы ты ни поехал, всегда оказываешься в исходной точке.

— В переходе налево, — Яр уже встречал меня на платформе, с вытянутой рукой и отведённым в сторону взглядом.

Призраки не только навязчивы, но и жутко обидчивы. Если бы характер Яра был хоть немного покладистей, мы легко бы ужились вместе, но предков, впрочем, как и потомков, не выбирают.

Яр не обманул. Знакомый силуэт старухи я застал притаившимся у стены перехода. Колдунья пристально вглядывалась в лица проходящих мимо людей, в руках сжимала коробок спичек и одну уже держала наготове. Опять дешевые фокусы... И как с этим охотником на чужое благополучие можно говорить по душам? Я наблюдал за колдуньей несколько минут, выбрав позицию, с которой для ведьмы был почти незаметен. Старуха выжидала подходящую жертву, стояла почти неподвижно. Замашки опытного хищника. Мне страшно было представить, сколько человек уже стали её жертвами. Убогие рабы Инферналов. Интересно, откуда у неё такой долг? Набрала по мелочёвке, или досталось в наследство? Может быть, проведенный мной быстрый расчёт облегчит её муки? Судя по остервенелой охоте, на которую её гнали Инферналы, долга там на пару жизней вперёд. До ужаса печальная картина... Инферналов вокруг объекта моих наблюдений я не видел, но твари держались поблизости, в этом не было сомнений.

Колдунья ожила, кого-то увидев в толпе. Мужчина средних лет, высокого роста в серой шелковой рубашке и вельветовых брюках, замедлил шаг, когда поравнялся с ведьмой. Со своей позиции я не видел, говорили они о чем-то или нет, но через секунду мужчина снял ботинок и вытряхнул из его недр камушек. Ведьма уловила этот своеобразный условный сигнал, её глаза налились кровью, она чиркнула спичкой и кинула её в сторону жертвы. Головка потухла раньше, чем долетела до мужика.

Незнакомец поднял на нахалку изумленный взгляд, хотел что-то сказать, но его дыхание сбилось, ноги подкосились, и только стена уберегла мужчину от падения. Я видел, как вспыхнула и померкла аура бедолаги. Надо действовать быстро: почуяв свежую кровь, Инферналы озвереют, и воевать с ними будет намного тяжелее.

— Ты что сделала, старуха? — незнакомец хрипел, не понимая, что происходит.

Красные нити полезли из его тела в разные стороны, ведьма с любопытством смотрела на муки своей жертвы. Плотно сжав губы, она не проронила ни звука.

— Инфернальная инспекция, всем выйти из судрога!

Я подскочил к мужику сзади, положил руку на его спину и повернул ладонь по часовой стрелке. Внутренний замок щелкнул, отрезав жертву от Лимба, незнакомец облегченно выдохнул.

— Опять ты?! — старуха в отчаянии взвыла, понимая, что и в этот раз её охота окончилась провалом. И хоть Акела промахнулся, но сдаваться не спешил.

— Да, я. И стае нужен новый вожак, — я гоготнул, разминая шею.

Честно, даже не старался строить из себя вежливого мальчика, но изо всех сил старался подчеркнуть не-враждебность своих намерений. По крайней мере, в этот раз я обошелся без откровенных угроз.

— Оставь меня в покое, Ирод! — старуха обреченно застонала, спичечный коробок запрыгал в её дрожащих руках.

— Постой, я не хочу с тобой драться! — я наступал на ведьму с раскрытыми ладонями, в которых не было злого умысла.

— Врёшь, ты врёшь! — первая спичка полетела в мою сторону, но старуха не смогла сконцентрироваться, чтобы вложить в неё хоть какое-то заклинание. Она отступала, двигаясь со мной почти синхронно.

— Да стой же, давай поговорим!

— Поговорим? — старуха едва не расплакалась, согнулась пополам от болевого спазма, боязливо огляделась по сторонам. Голодный Лимб становился всё злее. — Некогда мне разговаривать, они меня мучают, они требуют жертву!

— Я могу отогнать их! — я медленно сокращал между нами расстояние. Ведьма металась между стеной и человеческим потоком, как загнанный зверь.

— Отогнать? Ты? Да кто ты такой?! — её истерический смех сменился слезами. — Оставь меня в покое, пожалуйста! Они терзают меня, ты их не остановишь, никто не остановит. Смотри!

Ведьма задрала рукав, обнажив предплечье, на котором от синяков не было живого места.

— Черти щиплют меня по ночам!

— Я могу помочь, поверь! — ужасное зрелище лишь убедило меня в правильности выбранного пути; казалось, ещё чуть-чуть, и я смогу переломить ход беседы, склонить ведьму к сотрудничеству, но в сложившейся ситуации мне требовалось знать самое главное: — Сколько ты им должна? За что они тебя терзают?

— Дочь. Плохо они жили с мужем, денег не хватало, а я знала, как помочь, я умела! В лотерею они выиграли, много денег выиграли, да только забыли они после этого про меня... — голос старухи сел, а взгляд потупился.

Впервые за всё время погони за ведьмой я посмотрел на неё не как на охотницу, а как на жертву. Её история не просто знакома, она почти классическая. Материнская любовь слепа, а вкупе со сверхспособностями ещё и опасна. Нельзя обратиться к магу, выиграть миллион в какой-нибудь лотерее и остаться ни при чём. Инфернальные исполнители желаний всегда в выигрыше, они возьмут плату и с мага, и с обладателя миллиона. Я действительно не знал, чем помочь старухе. Быстрый расчёт наверняка убьёт её, и тогда уж точно проклятье останется со мной на всю оставшуюся жизнь.

Ведьма воспользовалась моим замешательством, оттолкнула от себя и, прыгнув в толпу, растворилась в ней. Из тяжелых раздумий меня вывело легкое похлопывание по плечу. Мужчина, что стал случайной жертвой колдуньи, ошарашенно смотрел на меня:

— Мужик, а что случилось-то? Что это было и кто ты?

Я строго взглянул на него.

— Ты когда у врача был в последний раз, а? Ты вообще в курсе, что у тебя с сердцем проблемы?

— А ты откуда знаешь? — незнакомец невольно отступил, на мгновение потеряв связь с реальностью.

— Работа у меня такая — всё знать!

В бессильной злобе я сплюнул на пол. И что теперь делать с этой беглянкой?! Мира посоветовала поговорить с ней, но этот разговор лишь завёл меня в тупик.

* * *

— А я говорил тебе, что это бесполезное занятие! — Яр зудел над ухом с самого прибытия в Москва-Сити и не отставал от меня даже в лифте.

Что я мог ответить ему? Выбившись из сил и окончательно запутавшись в происходящем, я вышел на первом этаже компании и, не замечая ничего вокруг, поплёлся к лестнице.

— Роман Валерьевич, вы не заняты?

Я пропустил тихий робкий голос мимо ушей. Шёл вперёд, как очнувшийся от спячки медведь-шатун, полностью погрузившись в свои тяжкие думы. Даша нагнала меня в коридоре и похлопала по плечу:

— Роман Валерьевич?

Я кинул на неё отсутствующий взгляд, но тут же сориентировался в обстановке.

— Да, Дашуль, — я едва удержался, чтобы не обнять её.

Светлый образ Моховой, наверное, единственное, что могло вернуть меня в наш мир. Улыбка сама залезла на моё лицо, а от неожиданного энергетического всплеска оживился Прокл. Его глаз, проявившись на моём плече, с интересом смотрел на секретаря.

— Вы сегодня принимаете? — Дашка в нерешительности ломала пальцы.

— Да, конечно, у тебя опять голова болит? — я нежно подхватил Мохову под руку и отвёл в сторону.

— Да, опять, сегодня что-то особенно сильно, выпила все таблетки, какие были, ничего не помогает.

Я не решился вести её по лестнице, мы вернулись к лифту и быстро поднялись на второй этаж. Все это время Дашка морщила носик от боли, мне было до ужаса жаль её и мучить лишними вопросами не хотелось, но от Борисыча не было никаких вестей уже второй день, а звонить ему первым мне просто страшно.

— Когда Юрий Борисович вернётся? — я спросил как бы невзначай, реакция Дашки меня удивила, её глаза расширились от страха:

— На этой неделе его точно не будет, у них там что-то не получается... — Мохова поспешила замолчать, боясь разгласить какую-то важную корпоративную тайну.

И, если честно, мне не шибко хотелось её знать, если, конечно, это не касалось здоровья рабочего персонала.

— А это правда были птицы? — Дашка озвучила мучивший её вопрос, когда мы подошли к дверям моего кабинета. К этому времени рабочие уже закончили восстановление этажа, и от былой разрухи почти не осталось следов.

— Конечно, просто они были очень крупными... — лгать Моховой я не мог по умолчанию, а вот утаить от неё некоторые подробности мог без угрызений совести.

— Странно всё это: птицы были большие, а вот дырка в стекле ну очень маленькая... — Дашка кивнула на изъян в центре окна: она пока была единственной, кто указал на это несоответствие в моей официальной легенде. Я усадил Дашку на стул, задумчиво посмотрел на зияющую рану в безупречном теле стекла и даже не сразу нашёлся с ответом. Действительно, незадача... Да и чего таить, Борисыча точно не устроит моя версия произошедших событий.

— Они были верткими, сумели протиснуться... — я поспешно проговорил это, настраиваясь на нужный лад и уводя разговор в другое русло: — Когда начала болеть голова?

— Сегодня с обеда, Роман Валерьевич, это на меня, наверное, так погода действует, сегодня ночью обещали дождь.

Дашка смотрела на меня большими, по-детски наивными глазами.

— А это вправду были вороны?

Я снисходительно улыбнулся ей в ответ и начал сеанс. Правая рука легла на хрупкое плечо Моховой, левой я провёл в области её затылка:

— Вот, что-то кольнуло! — Дашка заерзала на стуле, а я уже через несколько мгновений после начала сеанса покрылся испариной. Пальцы немели от напряжения и скопившейся на их кончиках энергии. Я переместил руку к макушке Моховой.

— А так?

Она мялась с полминуты, морщила носик, разбираясь в собственных ощущениях, потом вдруг подпрыгнула на месте:

— Чувствую, прямо тянет, где-то там в голове, прямо под вашей рукой, Роман Валерьевич!

Мой последний ход закончился на спине Дашки. Позвоночник под блузкой был выгнут, как у кошки, я старался изо всех сил и не на шутку устал, но больше из-за банального перенапряжения.

— Да, чувствую тепло! — её робкий возглас для меня прозвучал как утешительный приз. Я вяло улыбался, отходя к столу и усаживаясь в кресло.

— Прекрасно, Даша, еще пару сеансов, и я думаю, боль уйдёт окончательно.

— Ой, а я ведь её даже уже не чувствую! Правда, совсем! — Мохова порхала бабочкой, когда уходила от меня. Её нежная улыбка — лучше любой награды, вот только жаль, что я не имел к её самочувствию никакого отношения. Яр появился у меня за спиной, оценивающе смотря на уходящего пациента.

— Крутой у тебя эффект плацебо!

— Да, чёртов спецэффект! — я обреченно уронил голову на стол.

— Сказал бы ей уже правду, — Яр осуждающе качал головой.

— Не могу, тогда она перестанет ко мне приходить.

Я наконец добрался до кушетки и сделал то, о чем мечтал уже несколько часов: скинул с ног ненавистные ботинки-оковы. Ногам стало лучше, но на душе моей — без изменений. Я при всем желании не мог помочь Дашке в её вопросе. Природа наградила её невероятно сильным, почти непроницаемым защитным барьером, я чувствовал его давление при каждом сеансе. С одной стороны, Моховой можно было только позавидовать: пробить такую защиту почти невозможно, но и мои сеансы не приносили плодов по той же причине. Чтобы влить в её тело энергию, мне нужно было преодолеть этот щит. Наверное, я бы мог разрушить его, а потом установить заново, но эффект уже будет не тот. Пока жизни Дашки ничего не угрожало, я не решался на столь радикальные действия.

— Ромео, давно бы уже взломал её защиту и отбил бы у мужа, — Яр как темная сторона моей натуры, всегда подаст голос в самый неподходящий момент.

— Я не хочу делать другому человеку то, что не хотел бы, чтобы сделали со мной... — я в последний раз вдохнул аромат Дашкиных духов полной грудью.

— Вот, узнаю Ярцевскую породу. Правильно мыслишь... — Яр недобро усмехнулся перед тем, как исчезнуть.

* * *

— Офигеть! Друган, ты меня удивляешь!

Радостный крик Хворостова застал меня у окна. Вот уже полчаса узкими полосками скотча я заклеивал раздражающую меня дыру. Слой получился добротным, вот только немного влаги, что осядет на стекле за ночь, и вся моя работа пойдет насмарку.

— А-а, я и сам себя удивлять не перестаю... — я болезненно смотрел на плод своей работы, кинул остатки скотча в стол.

— Колись, кого ты тут убил вчера? — Хворостов плюхнулся в кресло, но его самодовольная улыбка перекосилась от боли. Старые раны давали о себе знать.

— Ну что, сильно болит? — я устало припал перед Димоном на одно колено.

— Да, особенно вторая, — он усмехнулся и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза. — И зачем мы тогда так с этим доктором поступили?

— Мы? — я удивленно изогнул бровь, сконцентрировал в пальцах печать исцеления и послал импульс другу в ногу. Он сжал зубы:

— Жжётся!

— Хорошо, идёт процесс, ты же знаешь, — я не отрывался от процедуры, перевёл ладонь выше шрама. Тело друга отдавало мне почти равноценным жаром. Складывалось ощущение, что под пальцами свежая рана, хотя на самом деле ей было уже десять лет.

— Конечно, мы! А кто мне спину тогда прикрывал? А кто требовал быстрее убраться из особняка? Мы были в одной связке! — Хворостов улыбался, моё влияние отгоняло его боль, притупляя её на кончиках задетого пулей нерва.

— Да, было дело...

— Мы же и сейчас в одной связке, ведь правда? — он заискивающе смотрел на меня сверху.

— Конечно!

— И как другу ты же можешь рассказать мне, что случилось у тебя тут вчера вечером?

— Птицы залетели, две штуки! — я пожал плечами. История эта закончилась, и теперь всем и всегда я буду говорить одно и то же.

— Ну да, конечно! Опять ввязался в какую-то историю, да? Кто в этот раз: ГРУ, МИ6, ЦРУ?

— Да нет, я с такими больше не дружу, и вообще любые организации на три буквы теперь не вызывают у меня доверия, — мне до ужаса хотелось свести этот разговор к шутке, но я видел, что Димона мучил какой-то конкретный вопрос.

— Ну так что? Когда тебя ждать на ужин?

— Какой ужин? — я слегка напрягся от подобного предложения, невольно вспоминая многочисленные обеды с Борисычем. Эта практика надолго отбила у меня интерес приходить на званные ужины.

— Вот дурилка, уже забыл, что я женюсь?! — Димон шутливо прикрыл глаза рукой, но тут же дернулся от болевого спазма. Впрочем, моя работа подходила к концу. Я не мог восстановить поврежденный нерв, но мог перераспределить его нагрузку на другие рецепторы. — У твоего лучшего друга через месяц свадьба, а ты все никак не можешь познакомиться с его будущей женой!

— Прости, я моральный уродец, совсем забыл...

И ведь действительно забыл; я мог сколько угодно жаловаться на память, но от ответственности это не освобождало. На кушетке я снова скинул с ног ботинки.

— Может, на выходных? Когда вы там собираетесь?

— Я вообще-то хотел тебя к себе пригласить, но на выходных мы планировали выехать за город. Может, ты с нами?

— Не, не люблю кемперство, я люблю спать в своей кровати.

— Не люблю кемперство, не люблю чистый воздух, люблю дышать выхлопом машин и жить в четырёх стенах! — Димон забавно передразнил меня. И я совсем не держал на него обиды: что правда, то правда, мой дом — моя крепость.

— Ну ладно, что ты от меня хочешь? Давай тогда на следующей неделе? Сходим, может, в ресторанчик какой...

— Действительно, может, хоть поешь человеческой еды. — Хворостов острил порой похлеще Яра, но в этот раз у меня не было настроения отвечать ему взаимностью.

Димон задумчиво встал у окна, тыкал пальцем в нарост скотча.

— Не, а правда, что тут вчера было? Кто так разворотил офис? — он говорил с серьезностью, которая пугала меня.

— Птицы, — я не видел смысла говорить ему всю правду, однако уже представлял свой разговор с Борисычем. Как бы я этого ни хотел, но мне все-таки придется выложить директору все карты и объяснить ситуацию. Оставалось только надеяться, что Борисыч поймёт меня правильно.

— Ну, понятно, не хочешь говорить, тогда и не надо. Я думал, мы остались лучшими друзьями... — Димон опустил голову и двинулся к двери, шмыгнув носом.

Мне было жалко друга, но иногда его тяга к приключениям не оставляла мне выбора. Я задержал его у самых дверей:

— Постой, есть одна тема, — хитро щурясь по сторонам, я отвёл его обратно к столу и заговорил вполголоса: — Ты Фадееву знаешь, из отдела планирования?

— Жаннку, что ли? Ну, знаю! — Димон рефлекторно зашептал вслед за мной. — А что с ней? Это она офис разгромила?

— Нет, не она, но у меня будет к тебе одна просьба. С Фадеевой происходит что-то странное, может быть, ей даже что-то угрожает. Я не могу разорваться и следить за ней, но вы вроде в соседних офисах работаете, ты можешь присмотреть за ней?

— Ха! Да мы почти соседи через стенку, проще простого! — Хворостов азартно потирал руки, его глаза блестели знакомой искоркой, но неожиданно взгляд прояснился. — Постой, какая опасность?! А мне ничего не будет угрожать?! Ты же знаешь, у меня нога!

— Тебе ничего! Просто наблюдай за ней через эту свою стеночку, где-то подслушал, где-то подсмотрел, если что — ты мне шепнешь, а я уж подскочу... — я заботливо потрепал друга по плечу. — Димон, мне нужна твоя помощь!

Хворостов выслушал меня очень внимательно, взвесил все плюсы и минусы моей просьбы, оценил риски и без малейших раздумий согласился на эту безобидную авантюру.

— Да ваще легко!

Мы пожали руки, и я заботливо проводил друга до двери, где он снова вспомнил об Урицком, при этом вздрогнул, как от удара током:

— Слушай, ну ты так и не звонил Догматову?

— Пока нет, но вечером позвоню, обязательно! — в этот раз врать Димону не пришлось, жизнь упорно сводила меня со старым следователем, и противиться этому уже не было возможности.

— Хорошо, он-то сможет защитить нас, если что. И еще вопрос: а что именно подмечать за Фадеевой? Разговоры о чём?

Я вспомнил, что видел пентаграммы на мониторе её компьютера:

— Оккультизм. Сейчас она интересуется оккультизмом; подмечай, если она будет говорить с кем-то об этом, особенно по телефону, ну или копаться в интернете, смотреть на каких-нибудь сайтах. Просто будь незаметно рядом в этот момент и если что — сразу телеграфируй!

Хворостов понимающе кивнул и вышел в коридор. Я не стал говорить Димону ни правду о Догматове, ни о возвращении Урицкого и его подручных, ни о прочих ужасах, что поведала мне Мира; пусть мой друг и дальше живёт спокойно, тем более у него на носу свадьба и спокойная размеренная семейная жизнь. В конце концов, если Урицкий и надумает мстить, то только мне.

* * *

Тот вечер оказался на редкость скудным на события; в метро я так и не встретил свою оппонентку, да и воевать с ней у меня больше не было никакого желания. Вот ей-богу, лучше бы не разговаривал с ней по душам. Возвращение домой не вселяло в меня радость; выйдя из метро и спустившись в переход, я смотрел под ноги, стараясь хоть немного привести в порядок ту гору информации, что удалось получить за этот день. Полумрак и прохлада, резко ударившая в лицо, заставили меня встрепенуться и замедлить шаг. Я с мистическим ужасом обнаружил, что из перехода пропали люди, а на улице как будто наступила ночь. Где-то совсем рядом шаги и голоса, звуки жизни доносились до меня словно из-за невидимого барьера, что неожиданно отгородил меня от реальности. И хоть я был готов ущипнуть себя, чтобы проснуться, но отчетливо понимал, что это не сон. Противный голос конструктора моей ловушки прорезал затхлый воздух и отразился эхом от стен:

— Так вот кто помогает тебе, Роман, — улыбка застыла на мертвенном лице Кумира.

Его отражения маячили повсюду: в мутных отблесках отделочной плитки, что аляповато красовалась на стене перехода, на некогда блестящих поручнях и даже в маленькой луже под ногой. Я попятился от такого оригинального приветствия. Полумрак вокруг сгустился, звуки городской жизни окончательно затихли.

— Вот это да... — единственное, что сумел вымолвить я, увидев Кумира. — Его болезненное высочество собственной персоной, какая честь!

— Подумать только, гроза Инферналов, непримиримый боец с энергососами втихаря бегает к Инферналке, чтобы посекретничать о своём будущем?! — Кумир задумчиво кивал; обмениваться с ним любезностями — одно удовольствие.

— Она не полностью Инфернал, и я думаю, как превратить её обратно в человека! — сказал я первое, что пришло в голову от страха.

Не хватало ко всему прочему ещё и схлестнуться с культистами, не дойдя до дома считанных метров. Я кожей чувствовал их присутствие: в переходе были всего один вход и выход, но их уже заблокировали приспешники Кумира. Пока он заговаривал мне зубы, люди в черных мантиях спускались с лестниц и вставали в боевые стойки. Впрочем, в их руках были не пентаграммы, в приглушенном свете я отчетливо видел черные мечи, а вот на их лезвиях — уже знакомые узоры. Оружие Тьмы? Мне сразу вспомнились слова Аниматора из сна: тьма даёт оружие, и я мог сам выбрать какое... Интересно, что он имел в виду?

— Ха-ха-ха, не смеши меня, целитель! Твои попытки разобраться в собственной жизни настолько же пусты, как и порочны, — Кумир продолжал блистать нездоровой эрудицией. Интересно, он и в душе, и в туалетах за людьми подглядывает?

— У меня хотя бы есть жизнь, в отличие от тебя! — я уже не пятился: это бесполезно, когда ты в полном окружении. Мне оставалось только упереться спиной в холодную стену и смотреть, как по краям перехода гасли лампы. Тьма прибывала, она просачивалась сквозь плиточные швы и, стекая на пол, вязким дёгтем расходилась по бетону.

— Жизнь? Ты серьёзно? И как ты думаешь, еще долго твоя жизнь будет принадлежать тебе? — смех Кумира начинал раздражать, всем своим видом он как бы намекал, что знает больше, чем говорит, но сказав "А", говорить "Б" этот персонаж не спешил.

Его приспешники так же не торопились нападать. Огромный детина с длинным тесаком, лезвие которого тащилось по полу, вышел вперед. Его внешний вид мог устрашать кого угодно, но не человека, в пальцах которого уже фокусировалась печать исцеления, и я был готов применить её в любой момент. Тьма подползла к моим ногам и неожиданно остановилась.

— Тебе не стоит волноваться, — прошипела черная жижа.

— Волноваться? Мне? Да я и не собирался.

Я глупо пожал плечами. Ума не приложу, к какому специалисту по психологии обращаться после таких разговоров.

— Как интересно, ты тоже слышишь тьму? Это достаточно редкий дар, даже среди нас... — Кумир скалился в странной улыбке, и я не мог понять его настроя. Чернобожцы медленно сжимали вокруг меня петлю, по краям перехода погасли еще несколько фонарей.

— Я слышу не только тьму, иногда я слышу крики поверженных придурков в черных балахонах, — воспоминание о недавнем сражении с Аниматором пришло как нельзя вовремя. И я ведь ничуть не преувеличивал. — Ну, давай, подходи по одному или все скопом, у меня на заднем дворе много свободной земли, на всех хватит!

— У-у-у, какой нервный целитель, — голос Кумира затихал, а его лицо растворялось в многочисленных отражениях. — Успокойся, Роман, мы пришли только для того, чтобы поздороваться.

— Ага, особенно хочет здороваться тот чёрт, с тесаком! — я кивнул в сторону верзилы, но Чернобожцев уже не было рядом.

Переход наполнился людьми так же неожиданно, как и опустел. Кто-то налетел на меня плечом, с испугу извинился и продолжил путь на пробивающийся с улицы свет. Я переводил дыхание и пока не решался выползать на волю. Мой дом совсем рядом, и мне бы не хотелось, чтобы эти сволочи стояли у меня над кроватью по ночам. Хотя кого я пытался обмануть?! Кумир уже знал обо мне достаточно, чтобы подослать головорезов, а может, и наоборот, не посылал их именно по той же причине? Я слишком устал, чтобы разбираться во всем этом, и, вклинившись в поток, устало поплёлся домой.

* * *

— Ага! Так вот что я забыл сделать сегодня утром!

Мой наигранно радостный возглас напугал даже Яра, он осторожно смотрел в чрево холодильника из-за моего плеча. Труп хомяка так и остался лежать на верхней полке. Я еще раз осмотрел бедолагу, стараясь запомнить его окраску.

— Блин, завтра надо заскочить в зоомагазин, я просил у Матвея отсрочки на пару дней, надо хоть что-то в своей жизни сделать вовремя...

— Ты и вовремя — это несовместимые вещи! — Яр не глядя махнул рукой.

— Я стараюсь, я знаю свои слабые стороны! — я покрутил хомяка в руках и засунул его обратно в холодильник.

После ужина оставалось достать визитку Догматова, но я пока не представлял, как преподнесу это Яру. Я все ещё старался сохранить секрет Полишинеля о своём визите к Мире, но и найти визитку "случайно" не получится, все вещи того времени убраны далеко в шкаф. Я решил, что отложу это дело до утра, тем более на часах после всех домашних дел уже пробило девять вечера, и тревожить старика на ночь глядя не очень хотелось. На душе моей скребли кошки. Я знал, что этот звонок будет решающим и переломным в моей жизни; знал, что необходимо связаться с Николаем Федоровичем как можно скорее, но мне так не хотелось новых приключений на свою голову. Ящик Пандоры манил, но открывать его — это чистое самоубийство.

Перед сном я уединился на кухне и, допивая чай, задумчиво смотрел на то, как Прокл деловито прохаживается по столу, виляя бесхвостым задом. Его глаз внимательно осматривал округу на наличие потенциальной угрозы.

— Если Инферналы наши враги, тогда почему мой враг помогает мне? — я вспомнил утренний разговор с программистом и обратился к Яру: — А может, действительно не все пиявки паразиты?

— Ну конечно... — Яр закатил глаза, его позиция относительно Инферналов не менялась годами, а то и тысячелетиями. — Послушай, Ром, то, что ты видишь, это симбиоз, это неотъемлемая часть сосуществования человеческого мира и Инфернального, люди не враги им, люди их питательная среда. И они за ней ухаживают, даже оберегают в каком-то роде, но лишь для того, чтобы продлить своё существование.

От этих слов у меня по спине забегали мурашки. Прокл совершил вечерний обход кухонного стола и прыгнул обратно на мою руку. Он превратился в расплывчатую кляксу, но не исчез под кожей как обычно, изображение застыло в подозрительно знакомых чертах.

— Смотри! Прокл принял вид пиратского флага! Да я теперь гроза пиратов: Черный Джек!

От неожиданности я подскочил на стуле и радостно гоготнул. Яр смотрел на мои забавы с суровым энтузиазмом:

— М-да уж, гроза...

— Жаль, что черно-белый, прикинь, татуха бесплатная!

Когда пиратский флаг начал колыхаться, а череп в центре открывать и закрывать рот, я завизжал в свинячьем восторге:

— Е-мое! Анимированные татухи! Да такое еще пятьдесят лет не придумают!

— Чем бы дитя ни тешилось... — Яр закатил глаза и исчез.

Уже лежа в кровати и засыпая, я обдумывал произошедшие за день события. Мира говорила, что мне надо пользоваться всеми шансами, которые даёт судьба. Несомненно, тьма подходила под это описание. Но как же сильно мне не хотелось идти на поводу у Чернобожцев и их Кумира. Единственное, что удручало меня в этой ситуации: Мира так и не рассказала мне правды о культистах. Иди и узнай сам. Как это типично и предсказуемо. Зря Яр недолюбливал Миру, у них в этом плане много общего... Правда, от этого мне не становилось легче.

Я закрыл глаза, и мог только догадываться, что ждало меня сегодня по ту сторону сна.

Продолжение моего мини-сериала про немцев и партизан в этот раз запустилось из гущи леса. Зелёная листва была приглушена облаками, которые скрыли солнце. Я припал на колено и судорожно оглядывался по сторонам, помня, чем закончился прошлый сон. Чьи-то приглушенные голоса и хруст ломающихся веток слышались всё ближе, среди деревьев осторожно замаячили силуэты уже знакомых героев. Отряд, собранный Петром Ярцевым, пробирался сквозь заросли папоротника и лесного молодняка. Как и положено, Пётр возглавлял шествие, рядом с ним брёл и Сорокин. Я видел, как он нагнал предводителя и о чём-то с ним зашептался.

"Чую, эту беседу мне нельзя пропустить".

— Ну, и что дальше? — Сорокин пытливо смотрел Петру в глаза, но тот лишь украдкой обернулся на подчинённых, что заметно отстали.

— Всё по плану.

— Петя, какому плану? Мы когда эту комедию с партизанами перестанем ломать?

Мои глаза полезли на лоб: интересно, с какого момента этот сериал про пытки в землянках и ужасы войны вдруг превратился в комедию?

— Тише ты, — Пётр еще раз убедился, что никто из бойцов не подслушает разговор.

— Ребята уже начинают что-то подозревать, Пётр, не ровен час в лагере вспыхнет бунт, — Сорокин не унимался, он едва не одёрнул командира за плечо.

— Не переживай, как закончим дело, нас эвакуируют. В главке знают о ситуации, но сначала надо достать осколок.

— Нас? А люди? — Сорокин опешил так искренне, что у меня не осталось сомнений в честности их разговора. По спине побежали мурашки от чьего-то пристального взгляда.

— Люди? — Пётр говорил, не оборачиваясь и продолжая уверенно идти вперёд. — На носу штурм, не думаю, что много из наших останется в живых. Враг осведомлён об атаке, к тому же у фрицев на вооружении...

Неведомая сила оттянула меня в сторону, и услышать конец разговора я уже не смог. Пётр с Сорокиным уходили в глубь чащи, растворяясь в лесной чащи.

— Опять ты, проклятый?! — злобный рык чернявой ведьмочки заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и застонать от досады. Она появилась из пустоты, с занесённой для удара рукой.

— Опять я! — единственное, что сумел проговорить я, разведя руками. И не поспоришь! У колдуньи было чутье появляться в самое ненужное время. Трудно сказать, что я приготовился к драке, скорее, просто к удару, ведь, насколько помню, партизанка ещё ни разу не промахивалась, и я по-прежнему оставался в этом проклятом лесу мальчиком для битья. Но в этот раз я отчетливо почувствовал, что моей внутренней силы хватит для ответной атаки. Я пристально смотрел на врага, улавливая каждое её движение, и судорожно концентрировался на Прокле. Уголёк спасал меня от Инферналов, не думаю, что призрак давно умершей ведьмы был сильнее...

— А ну, пошёл прочь! — она сделала шаг вперёд.

Я напрягся и сосредоточился, вызывая образ проклятия. Рефлекторно выставил блок, парируя выпад колдуньи. Чернота перед глазами вдруг стала навязчивой. Моя оппонентка осеклась и отступила.

— Не смей призывать тьму!

Вязкий деготь сочился из трещин в коре деревьев, капал с листьев. Тьма сочилась из всех стыков материи, разрывая её изнутри. В считанные мгновения окружавшая нас зелень пожухла и почернела.

— Не смей...

Её возглас больше походил на жалобный стон. Щелчок в моей голове, и я понял, как теперь могу противостоять ведьме, но как ни старался, не мог замедлить или остановить происходящее. Тьма шла на мой зов, но не подчинялась мне напрямую. Я услышал её шёпот:

— Будь осторожен, готовься к бою...

Взрыв за спиной прошёлся по телу жаркой волной, которая подбросила меня в воздух и отшвырнула к ближайшему дереву. Пулеметная очередь со стены форпоста резала воздух раскаленной волной, без устали и перерывов. Волна наступающих партизан разбилась о ворота укрепления. Крики немецких офицеров перемежались со стонами раненых. Меня отбросило к телу партизана, чьи остекленевшие глаза смотрели в ночное небо. Еще несколько взрывов совсем рядом. Немцы поливали опушку из гранатомётов, не давая остаткам нападающего отряда высунуть из укрытий головы. Несмотря на контузию и гул в голове, я быстро оценил обстановку: обещанный Петром штурм состоялся и, похоже, шёл по плану. Убитых партизан не сосчитать. Мой прадед привёл на убой весь лагерь, и от такого расчёта в моих жилах холодела кровь.

— Слева, Петя! — раздался крик Сорокина над самым ухом; он скинул с себя только что убитого штыковым ножом фрица, побежал вслед за командиром.

Они обходили форпост с фланга. Короткими перебежками и укрываясь между пнями срубленных деревьев, мой прадед приближался к пулеметному гнезду. Крик Сорокина вовремя предупредил его об опасности. Упав на спину и увернувшись от удара, Петр пристрелил вражеского солдата из пистолета. Фрицы выскакивали из скрытых ниш, вылезали из дотов, занимая оборону и оттесняя партизан. И пока основной отряд штурмовал форпост с парадного входа, доблестная троица основных героев шатала его с фланга. Где-то неподалеку я слышал крики чернявой колдуньи, в этом аду она отдавала приказы атакующим и хоть как-то сохраняла их боевой дух.

Пётр поднялся на ноги, прижимаясь к стенам форта, он вытащил связку гранат. Сорокин спешил ему на помощь, но появившийся из ворот маленький отряд немцев двинулся им наперерез. От этого неравенства у меня перехватило дыхание. Что я мог сделать, ведь я здесь всего лишь бесправный наблюдатель...

— Что ты стоишь, дурак?! — чернявая колдунья появилась как чертик из табакерки, ударила меня по щеке, да так ощутимо, что я застонал от боли. — Помоги им, бегом!

Лицо жгло от боли, я не понимал, что происходило и зачем я кинулся из укрытия на передовую. Ведьмочка талантливо поднимала людей в атаку, вот только в эпицентре боя я оказался совершенно безоружным. Бить врага матом и кулаками — занятие, наверное, и благородное, вот только малоэффективное. Несколько шальных пуль просвистело возле уха. Немец бил не слишком точно, но на редкость упорно. Я упал на колени и несколько метров проехал по грязи. Мой путь окончился в маленьком рве от взрыва. Пётр вместе с Сорокиным так же засели в укрытии, им удалось убить одного из оборонявшихся, но подступ к пулеметному гнезду был отрезан. Я смотрел на развернувшуюся бойню уже и не представляя, как можно было выйти из нее победителем. Весь партизанский лагерь вместе с моим предком зажат под непрекращающимся огнём. Сорокин обходил врагов с тыла, но пуля попала ему в ногу и плечо. Кряхтя от боли и не в силах подняться, он вскоре затих в траве. Пётр еще отстреливался, благоразумно оставшись под прикрытием толстого пня. И как теперь я мог помочь ему? Те двое немцев, что остались в живых, ни на мгновение не давали ему даже пошевелиться, обходили с флангов.

— Эй, фрицы! — выкрикнул я из укрытия, не глядя схватил подвернувшийся под руку камень и кинул в ближайшего врага.

И хоть нормативы метания гранат из далекого школьного юношества мной и были подзабыты, но, как ни странно, мой импровизированный снаряд угодил в цель. Я ужасался и ликовал одновременно: теперь я действительно мог влиять на события сна, но, получив неожиданный привет, немец кинулся в мою сторону. Он поднимал автомат, готовясь пристрелить меня на месте. Страх неизбежного возмездия заставил меня попятиться, в голову снова лезли мысли о помощи, чернота перед глазами ожила. Я безрезультатно звал Прокла в свой сон, и хоть малыш не слышал мой зов, его отчетливо услышала тьма. Она проступала из-под земли, обволакивала мои руки.

Когда солдат третьего рейха прыгнул в воронку, я наконец увидел лицо врага, и это не было лицо человека: мерзкая худая тварь в обветшалой одежде немецкого солдата. Голова её была обернула шарфом, на месте глаз тлели два багровых огонька. Мои глаза полезли на лоб: чёртовы Инферналы даже здесь! И не мудрено, что я не услышал привычного колокольчика ультразвука, уши и так заложены от взрывов.

— Ты зря пришёл сюда, Исключенец, тебе не видать осколка... — тварь скворчала, разрывая на куски и скидывая с себя одежду.

— Вот тебя забыл спросить! — не печать запрещения пришла мне на ум в этот момент, не зов о помощи Проклу. Из памяти всплыли слова Чернобожца о тьме, которая могла стать любым оружием в моих руках. В ладони сжавшегося кулака я явственно ощутил рукоять. Легким взмахом я вырвал из черной лужи тонкий изогнутый ятаган. Его лезвие очертило дугу и срезало Инферналу голову. Тварь скорчилась в предсмертных судорогах, упала на колени и завалилась на бок, так и не успев ничего сделать. Я как завороженный смотрел на появившееся из ниоткуда оружие. И это был не обычный меч, лезвие ятагана чернело как ночь, лишь в отблесках света я видел переливающиеся грани какой-то печати. Пентаграмма! Именно такими пентаграммами стрелял в больнице Чернобожец. Неужели я тоже могу использовать оружие культистов?! Это осознание напугало меня больше, чем восхитило.

Пётр извернулся и пристрелил последнего немца. Он кинулся в атаку, вытерев с лица грязь. До пулеметного гнезда, сдерживающего пехоту, оставалась пара десятков метров; окрыленный успехом, я помчался ему вдогонку, прикрывая спину. Не знаю, что я мог бы сделать с противником на дальней дистанции, у моего прадеда был хотя бы пистолет. Я старался держать между нами минимальную дистанцию, боялся даже дышать, чтобы не спугнуть удачу боя. Пётр прижался к стене форта, он был ранен в руку. Я заслонил его, как телохранитель, осматривался по сторонам. С каждой минутой, что оружие тьмы находилось в моей руке, я всё явственней ощущал странное жжение, которое начиналось от пальцев и уходило в ладонь. Не очень приятное чувство, особенно при детальном осмотре оружия. Тёмные нити выходили из рукоятки ятагана и впивались в мою кожу. Я разжал пальцы, но оружие не выпало из ладони. Оно как паразит, присосалось к телу, и теперь я не сомневался, что сосало мою энергию: легкое головокружение подкатывало к горлу навязчивой тошнотой.

— Давай, быстрее... — я боролся с одышкой, подгоняя своего прадеда, попутно соображая, как можно избавиться от такого экстремального симбиоза.

— Сейчас, сейчас, ребята... — проговорил он себе под нос. — Потерпите.

Пётр сдернул чеку с одной гранаты из связки и, размахнувшись, кинул в укрепление форта. Взрыв загасил сопротивление немцев, чернявая колдунья повела остатки атакующих в бой. Двери форпоста отворились без лишних пуль и взрывов. Обороняющиеся солдаты высыпали на поляну с яростными криками решающего боя. Они бились почти в рукопашную, причём с форпоста ещё говорили гранатомёты. Я едва не оглох от очередного взрыва, он взметнул комья земли совсем рядом и, по идее, должен был убить меня. Но всё же это был сон, и по большей части его законы обходили меня стороной. Пётр кинулся на помощь своим бойцам, расстреливая немцев из пистолета. Я закричал, собирая остатки сил; бегущий на меня неприятель получил удар в шею, но лезвие ятагана прошло его тело насквозь, не причинив врагу никакого вреда. Несколько пуль так же пролетели сквозь меня. Похоже, моя война здесь проходила не с людьми... Еще одна Инфернальная тварь подкрадывалась к моему предку сзади, я настиг неприятеля, рубанул от плеча до поясницы, буквально располовинив его. Инфернал скукожился и, умирая, хватал цепкими пальцами воздух. Петр продолжил бой, закономерно не заметив этого.

— Вот это да! — я не сдержался и прокричал вслух.

Мой безумный взгляд выцеплял в человеческом месиве не совсем человеческие фигуры. В бою Инферналы были вынуждены обличать себя, сбрасывать маскировку, и именно в этот момент я и должен был обеспечить партизанам поддержку со своей стороны. Еще несколько уничтоженных тварей осталось за моей спиной. Я упал на колено, схватился за грудь. Сердце бешено билось в висках, и это совсем не походило на адреналин. Оружие тьмы высасывало из меня энергию все быстрее и быстрее.

— Эй! Вставай! Ему нужна твоя помощь!

Чернявая ведьмочка схватила меня за грудки и буквально кинула к прадеду. Петра повалила на землю очередная вражина, они боролись в траве и я уже видел, кто помогал нацисту. Сразу два Инфернала подпитывали его силы.

— Стой! Твари! Убью! — мой язык заплетался вместе с ногами, но я должен был исполнить свой долг. Очередной взмах лишил головы первого Инфернала; увидев эту картину, вторая тварь возмущенно заскворчала, прервав свой ритуал. Я упал на колени рядом с Петром, разжимал пальцы, чтобы сбросить ненавистное оружие, но тьма крепко впилась в меня. Неужели она будет пить меня до последней капли, пока не убьёт?! Нацист, прижавший моего прадеда к земле винтовкой, получил удар ножом в бок. Пётр с трудом скинул с себя бездыханное тело. Я смотрел на его изнеможенное, уставшее лицо и не представлял, как прадед ещё находил в себе силы встать на ноги и продолжить бой. Его защитная аура была испещрена дырами; Инферналы окружали одинокую фигуру командира со всех сторон, а от меня уже не было никакой пользы. Я так и остался лицезреть развязку боя на коленях, не в силах даже поднять руку, чтобы вытереть хлынувшую из носа кровь. Пётр сделал последние выстрелы и кинул опустевший пистолет на землю. Он обернулся в поисках врагов, но бой на поляне подходил к концу и, судя по выкрикам на родном языке, я уже мысленно поздравлял доблестных партизан с победой.

— Загонщика! Выпускайте загонщика!

На стене форпоста появилась чья-то тень, послышался крик на немецком языке. В сполохах огня не видно лица, но на мужчине плащ и офицерская фуражка. В какой-то момент стихли все звуки, как в фильме ужасов, земля за спиной моего прадеда задрожала, и из её недр показались огромные когти. Страшная тварь с шестью мощными лапами выпрыгнула из черноты. Её окрас в пороховых клубах отдавал синевой и вороненой сталью, а три глаза злобно сверкали мертвенным светом. Монстр встряхнул львиной гривой и прижался к земле, как кошка, перед прыжком. Размер Инфернала поразил даже меня, видавшего виды. Метра три в длину и как минимум полтора метра в холке. Тварь игнорировала копошащихся рядом партизан. Она кинулась к Петру, которого вовремя окликнула чернявая:

— Петя, осколок!

Её крик окрасился хрипотцой. Солдат Рейха ударил ножом колдунье в спину, но сам схлопотал пулю и завалился на землю мертвым. Пётр выхватил сверкающий кругляш из кармана на раскрытой ладони. Он не видел опасности, но, как и все собравшиеся, явственно ощущал её кожей. Прадед хлопнул осколок, зажав его между ладонями, и яркая, обжигающая холодом вспышка ослепила мои глаза. Я вскрикнул от резкой боли, почувствовал, как ятаган наконец оторвался от ладони, но я не успел с облегчением вздохнуть по этому поводу. Мощный вихрь разбрасывал по поляне всех: и людей, и Инферналов. Меня отбросило назад; падая в глубокую пропасть, я выходил из сна, в очередной раз слетая с кровати и ударяясь об пол.

— Твою мать... — дрожащей рукой я нащупал край матраса.

— Ого! — Яр присел на корточки и присвистнул, но без сочувствия и жалости. В его глазах я увидел лишь голое любопытство. — Кто это тебя так?

Я долго рассматривал руку, в которой держал ятаган, отпечаток от его рукоятки на своём месте: он почернел, подобно синяку. Ну ничего себе оружие!

— Чернявая... злобная тварь!

— Угу... — Яр качал головой, наблюдая за моими попытками встать. — Что там было-то?

— Я помню какой-то бой, остальное как в тумане... Похоже, она научилась стирать мне память... — мне противно было обманывать Яра, но рассказать ему правду будет ещё хуже.

— Ну, не удивительно, её проклятие нашему роду хорошо себя чувствует до сих пор, — Яр скептически осмотрел меня, развёл руками. На краю кровати я перевёл дыхание и вытер пот.

— Как её хоть звали? — я поймал себя на мысли, что до сих пор не знаю этого.

— Лизавета! — ответил Яр с присущим только ему пафосом, закатив глаза. Но, как говорится, и на том спасибо. Моя рука рефлекторно потянулась к часам, но будильник зазвонил раньше.

* * *

— Что ты задумал в этот раз? — Яр скептически относился к тому, что я иногда позволял себе достать заветную коробку со старыми вещами. Обычно она хранилась в бельевом шкафу, но в последний раз я поленился разгребать вещи, чтобы положить её обратно, поэтому вот уже полгода она мирно покоилась на шкафу и подпирала потолок.

— Дай поностальгировать хоть раз в год! — моя природная лень и законы физики заставили коробку в этот раз покрыться внушительным слоем пыли. Пальцем такую не сотрёшь, поэтому, вооружившись влажной тряпкой и поставив коробку на стул, я принялся тщательно оттирать свою сокровищницу.

— Давно бы выкинул весь этот мусор, только место занимает, — не унимался Яр, пристально следя за каждым моим движением.

— Не хочу, она хлеба не просит, да и вообще никому не мешает, — закончив с приготовлением, я переложил коробку на стол и наконец открыл. Груз недолго прожитой жизни занимал едва ли треть обувной коробки средних размеров, по большей части внутри лежали альбомные листы, на которых я учился рисовать печати под строгим руководством Яра. Под кипой рабочего материала, на самом дне, лежал артефакт, подтверждающий моё пребывание в доме Урицкого. Одна из утерянных страниц кодекса Гигаса. Чтобы вместить её в коробку, мне пришлось сложить страницу вчетверо. Пергамент из ослиной шкуры пожелтел от времени и приключений и, казалось, мог рассыпаться в пыль от малейшего прикосновения. Урицкий говорил, что где-то в этом тексте упоминались Инферналы. Жаль, что текст полностью на латинском; конечно, я мог бы посидеть с переводчиком пару дней и расшифровать все закорючки, но моя природная лень предопределила эту вероятность. Я с благоговейным трепетом положил грандиозный артефакт на скатерть, заботливо сдув с неё все хлебные крошки.

— М-да, а кто-то ведь её не досчитался, — Яр скривился в усмешке.

— Это наверняка было давно и теперь уже неправда... — я отвечал ему, не отрываясь от дела. В небольшой коробке из-под конфет разместились старые, но более свежие по сравнению со страницей кодекса, вырезки из газет. В них сообщалось о столкновении поездов в Московском метрополитене, датировка катастрофы отсылала меня на пятнадцать лет назад. Тут же рядом лежали очки в классической роговой оправе с минусовыми диоптриями. Я покрутил их в руках и вздрогнул от нахлынувших воспоминаний.

— Они мне никогда не шли.

— Ну, учитывая, сколько ты их носил, то да, — Яр откровенно скучал, когда я перерывал события давно минувших дней.

— Шестьдесят человек погибло тогда, помнишь? — я бегло перечитывал текст статьи. В своё время её размещали на главных страницах передовых изданий, но пихать в маленькую коробку почти целую газету мне не хотелось. Я ограничился несколькими вырезками с черно-белыми фотографиями, поскольку цветных воспоминаний мне хватало с лихвой.

— Как уж тут забыть, конечно, помню.

— Ты тогда меня спас... Спасибо тебе за это, — я надеялся, Яр хоть чуть-чуть оттает в своём отношении ко мне и не будет судить так строго. Он смущенно опустил глаза:

— Да не вопрос, я спасал не только тебя, весь наш род.

— Я надеюсь, ты не жалеешь об этом. Может, я и не самый прилежный ученик, но я честно стараюсь, — я заискивающе улыбался во весь рот, надеясь смутить и отвлечь внимание Яра. В силу своей прямолинейности и совершенной не способности к сантиментам он сторонился подобных разговоров, что было мне только на руку. Заветная визитка Догматова словно случайно очутилась в моих руках:

— Во, визитка того следователя, что спас нас с Димоном из логова Урицкого. Даже телефон сохранился, — я с умилением смотрел на потрёпанную временем карточку. С ума сойти: неужели я действительно смогу найти Николая Федоровича по этому телефону? Прошло столько лет...

— Да уж, только наверняка по нему уже никто не ответит, — Яр смягчился и, сам не ведая того, натолкнул меня к логическому продолжению этой темы.

— А давай проверим! — телефон уже лежал у меня под рукой, и я быстро набрал номер. Яр едва успел открыть рот, чтобы что-то сказать, как длинные гудки дозвона уже резали моё ухо. Я улыбался, но внутри меня клокотало пламя напряжения. Какой разговор ждал меня, да и ждал ли он вообще?

— Ты что, реально ему звонишь? — единственное, что смог произнести призрак.

Он почувствовал что-то неладное, но прицепиться здесь почти ни к чему не мог, поэтому покорно ждал окончания моей затеи. Я, конечно, мог позвонить Догматову без прелюдий, ошарашив Яра прямотой, но объясняться с ним потом будет очень нелегкой задачей, в ходе выполнения которой придется сдать Миру, а это дополнительный скандал, крики и брызганье призрачной слюной.

— Проверим, может, действительно... — я не успел договорить, дозвон оборвался на пятом гудке: трубку с той стороны сняли. Мое сердце подскочило к подбородку и замерло.

— Да, говорите! — сонный голос принадлежал мужчине, которому уже за пятьдесят.

— Николай Федорович? — мой голос настолько сел, что я закашлялся.

Яр хмурился: призрак не был глуп и уже не сомневался, что старому следователю я звонил не просто так.

— Да-да, говорите! — голос собеседника стал ещё раздражительней, и теперь я без труда узнал в нём бывшего следователя убойного отдела.

— Простите, что разбудил, это Рома, Рома Ярцев, помните меня? — от волнения я начал слегка заикаться.

— Ярцев?! Рома, это ты?!

Я буквально услышал, как он подскочил с кровати и, судя по звуку, упал в районе пола.

— Да, это я, дело Урицкого, вы нас тогда с Хворостовым освободили из плена, помните? — слова вязли на языке, голова кружилась. Я тёр лоб, чтобы хоть как-то прийти в себя и прогнать нахлынувшее наваждение. Мира была бесконечно права в своём предсказании, и это ужасало меня все больше и больше. Что будет в следующий раз, она предскажет мне дату смерти?

— Рома! Да золотой ты мой человек! Ты и вправду экстрасенс! Так! Ты только не бросай трубку! — Федорович почти кричал, на заднем фоне слышался какой-то шум; мне показалось, что Догматов на радостях принялся крушить спальню.

— Да здесь я, здесь, не торопитесь.

Я побледнел, не в силах бороться с голосами неизбежности в своей голове. Я судорожно вспоминал, о чём еще говорила Мира. Ужасные беды ждут меня впереди? Кажется, там было что-то такое...

— Чертов халат! — Догматов рычал в трубку, одеваясь, он свалил стул и настольную лампу. — Слушай, Ромка, ты мне нужен! Как воздух нужен! Я тебя уже ищу два дня, все свои связи на уши поставил!

— Я тут, не надо меня искать, что случилось, Николай Федорович?

— Ага, только свистни, он появится... — Яр побелел от злости, он стрелял в меня суровым, пронизывающим взглядом.

— Ромка, мне срочно надо с тобой встретиться! Есть важное дело, дело жизни и смерти! — Федорович так быстро говорил, словно в любой момент нас могли разъединить; он действительно считал меня какой-то спасительной соломинкой в своей судьбе и уж если я сам вышел из тени, то уйти в неё и не помочь старому знакомому у меня уже не получится. Федорович — тот ещё клещ.

— Да, конечно, я готов, — я фальшиво усмехнулся и пожал плечами.

— Пионер, блин! — Яр шипел как змея.

— Давай тогда сегодня. Ты сможешь? Давай сейчас! Ты где живешь? В Москве? Далеко от метро? Может, я сам к тебе приеду?

Напор, с которым давил Догматов, прижал меня к стулу, а миллион вопросов и предложений в секунду не давали опомниться.

— Я да, в Москве. Я работаю, сейчас встретиться не получится, давайте... — я судорожно вспоминал когда у меня будет подходящее "окно". Само собой, напрашивался обеденный перерыв и сегодняшний день, но я вовремя вспомнил о курсах по психологии: кровь из носа, но сегодня они должны быть взяты победоносным штурмом. — Может, завтра, а еще лучше на выходных? Давайте в субботу?

— Нет, я боюсь, до субботы это дело не подождёт. Ты сегодня точно не сможешь? — тон Догматова сменился, выдавая в нём опытного дознавателя.

— У меня сегодня по расписанию важная деловая встреча, никак не могу отменить. А что у вас случилось? Опишите в двух словах.

Яр тянул шею, чтобы лучше слышать наш разговор.

— Это не для телефона, Рома. Но всё очень серьезно, и времени ждать у меня нет, понимаешь? — заговорщически шептал Федорович, от чего по спине моей поползли мурашки.

— Да, понимаю, но сегодня точно не получится, давайте тогда завтра в обед, в каком-нибудь кафе.

Это единственное что я мог предложить старому знакомому. Догматов недовольно чавкал в трубку, но был вынужден согласиться.

— Хорошо, тогда до завтра. Я позвоню тебе вечером, только ради бога не пропадай! — отчаянье Федоровича заставляло мою кровь холодеть в жилах.

— Да что у него могло случиться? — невольно озвучил я свои мысли, завершив звонок и положив телефон на стол.

В памяти всплыл образ старой цыганки Паридай. Мира говорила, что всё будет кружиться около этой личности. Человек Урицкого? Я опомнился, когда взгляд Яра уже нельзя было игнорировать. Призрак стоял, скрестив руки на груди, и ждал объяснений.

— Что ты на меня так смотришь? Я откуда знал, что он меня ищет?! — я решил, что буду стоять на своём до конца и ни за что не сдам Миру.

— Ну, конечно! — процедил Яр сквозь зубы.

— Да и чего ты злишься? Ну повидаюсь со старым знакомым, пятнадцать лет его не видел, между прочим! Выслушаю, может, совет какой дам, я же не знаю, что ему от меня нужно...

Я отстраненно допивал уже остывший чай. В книгах и фильмах любили показывать, как главный герой, едва заслышав о проблемах своих друзей, бросал все дела и мчался им на помощь; в жизни же любого нормального человека при подобной ситуации посещала только одна мысль: боги, в какое дерьмо он вляпался на этот раз и почему всё это разгребать именно мне?!

— Смотри на работу не опоздай, добрый самаритянин! — Яр исчез, оставив развязку нашего разговора на потом.

* * *

— Ну и что ты забыл мне рассказать? — Яр снова пристал ко мне уже в метро.

— О чём ты опять?

Я не удержал зевок и, игнорируя предупреждение, уронил голову на стекло двери, у которой стоял. К концу этой недели я окончательно перестал высыпаться и восстанавливать силы. Вставать по утрам было всё тяжелее, а происходящие в жизни события не вселяли энергичного оптимизма. Я не хотел говорить с Яром на злободневные темы, только не сейчас, когда у меня появилась возможность побыть наедине с самим собой и хоть немного отдохнуть, но предок знал, в какие моменты можно развязать мне язык, чем успешно и пользовался.

— Не ври мне, Рома, ты не случайно позвонил тому следователю, что происходит? — Яр тактично не начинал разговор с крика, но если всё начиналось мирно, не факт, что так же мирно и закончится. К счастью, за время нашего общения я уже достаточно изучил характер своего беспокойного предка.

— Конечно, не случайно, я хотел проверить, возьмут там трубку или нет. Тебе же тоже было это интересно, ведь так?

Я собирал волю в кулак, заставляя мозг проснуться. Лампы за окном вагона мелькали блеклыми полосами, убаюкивая своей монотонностью. Можно было, конечно, сесть на свободное место и доехать до Александровского сада с комфортом, но я боялся, что просто просплю свою остановку.

— Не интересно! — Яр всплеснул руками.

Почему-то мои воспоминания о былых подвигах всегда вызывали в нём раздражение и даже тревогу. Может, он боялся, что я снова пущу кольцо по рукам? Но после катастрофы в метро и начала нашего союза оно перестало ко мне возвращаться.

— Как будто мало тебе тех проблем, что уже свалились тебе на голову, ты бы с ними сначала разобрался!

— Разберусь!

Яр что-то недовольно пробубнил себе под нос и исчез. Я насупился, скрестив на груди руки: судорожно вспоминал, что мне надо сделать сегодня. А ведь день обещал быть не особо напряженным, единственное, что меня беспокоило по-настоящему, это молчание со стороны Борисыча. Если он не позвонит до обеда, моё игнорирование ситуации относительно разгрома офиса можно будет интерпретировать как чистое хамство. Сегодня мне придётся извиняться перед директором в любом случае. А если при этом удастся решить проблему с курсами по психологии, это будет очередной плюс в мою копилочку профессиональных заслуг. Я как нельзя вовремя вспомнил о хомяке Матвея, чей труп уже два дня покрывался инеем в моём холодильнике, и да, я опять забыл его выкинуть. Думаю, по пути с курсов загляну в ближайший зоомагазин. В кои-то веки утру нос Яру и своей лени, а то они на пару уже загнобили меня своим скепсисом.

Призрак появился снова на пересадочной станции, и прежде чем он затянул свою пластинку, я успел отвлечь его вопросом:

— Я тут кое-что вспомнил из своего сна... Она погибла в том бою?

Не особо меня и волновала судьба той чернявой ведьмочки, но сон прервался на самом интересном месте, и, по сути, развязку боя я так и не увидел.

— Кто погибла? — от неожиданности Яр испуганно отступил.

"Люблю ошарашивать его всякой ерундой".

— Эта твоя Лизавета, я помню, её ударили ножом под конец боя.

— Нет... В каком бою?! — Яр раздраженно встряхнул головой. — Ты опять путаешь вымысел своих снов с реальностью! Пётр просто бросил её после войны, и всё. Ты забыл, о чём я говорил? Аллегории!

— Чёрт, точно... — я совсем запутался в том, что происходило в моей жизни. Этот мини-сериал во снах, который мне приходилось переживать вместе с героями прошлого, уже входил в мою жизнь чистой монетой. Бред, конечно, но разуму тяжело это объяснить...

Мне ужасно хотелось рассказать Яру о той битве подробнее, упомянуть про оружие, которое дала мне тьма и которым чуть не убила. Интересно, что предок мог бы сказать по этому поводу? Увы, его ответ вполне предсказуем и очевиден, жаль что мне приходилось держать все эти перипетии при себе. Яр молчаливо провожал меня до самого поезда, словно от чего-то охраняя. К счастью, в метро я не встретил ни старой ведьмы, ни каких-либо других опасностей. Видимо, колдунья взяла выходной, если, конечно, Инферналы окончательно не загнобили её. А ведь проклятие ещё оставалось со мной и, если признаться честно, отказываться от него я уже и не планировал...

* * *

— Роман Валерьевич! — Мохова почтенно кивнула, увидев меня у своей стойки.

— Дарья Максимовна! — я поддержал её игру и так же заговорщически подмигнул в ответ. — Есть какие-нибудь новости? Слухи, сплетни?

— Тиран на втором этаже. Ремонт почти закончен, — Дашка еле сдерживала смех, проговаривая всё это уголком рта.

— Наш старший не звонил? — на самый главный вопрос, который мучил меня эти дни, Мохова лишь покачала головой. Я пробил пропуск и выдвинулся к лестнице на второй этаж. Надеюсь, смогу просочиться в кабинет и не потревожить затаившегося там "минотавра". У двери меня нагнал Димон. Выражение его лица недвусмысленно дало понять, что сейчас произойдёт обмен важной информацией. Я с пониманием отнесся к этой игре и так же, как с Моховой, охотно её поддержал.

— Фадеева вчера ушла с работы раньше обычного. Ничего важного или странного подслушано не было, — Димон почесал затылок. — Правда, особо ничего подслушано и не было... Девчонки вчера обсуждали косметику, скидки в Афимолле и разгром офиса, конечно, — Хворостов нервно хихикнул. — Никто ничего не понимает, много догадок. И ты, кстати, обещал рассказать мне правду.

— Обязательно расскажу, но потом, — я похлопал друга по плечу и уже собрался уходить, но Димон не хотел отпускать меня.

— Подожди, это ещё не всё. Ты просил подметить странности в её поведении, ну, в общем, мне показалось, что она стала какой-то замкнутой, почти всё время молчит, о чем-то всё время думает. Кстати, сегодня она так же пришла на работу раньше всех, засела в офисе, даже не попив чая, как это бывает обычно! — Димон неуверенно заулыбался. — Ну вот, в принципе всё, что хотел сказать.

— Это очень полезная информация, полковник, продолжайте наблюдение! — я ещё раз хлопнул друга по плечу. Беспечная улыбка не сходила с моего лица, однако морально я уже готовился ко встрече с Мирошкиной. Интересно, мог ли пройти хоть один день без её выкрутасов?

Дверь второго этажа захлопнулась, и я встал как вкопанный, услышав грозный голос Борисыча. Меня обманули, и шеф все-таки уже вернулся из командировки? Я не слышал весь разговор, лишь обрывки фраз, которые становились все более разборчивей по мере того, как я подкрадывался к дверям переговорной.

— Ситуация здесь намного сложнее, чем мне говорили! Что у вас там, второй этаж восстановили? — Борисыч кричал так, что мне сначала показалось, что они с Мирошкиной говорили по громкой связи, но звук доносился из динамика телефонной трубки.

— Да, Юрий Борисович, сегодня доделают потолок, и, кроме стекла в офисе Романа Валерьевича, следов не останется, — голос Мирошкиной не просто дрожал, я всей душой ощущал её страх.

— Долго! Кругом лентяи и разгильдяи! Приеду — всех уволю!

Борисыч поставил жирную точку в разговоре и оборвал связь. Уж не знаю, куда он уехал и зачем, но нервы ему там накрутили превосходно. В переговорной чиркнула зажигалка, и я с изумлением заглянул в дверной проём, не веря в происходящее. Виктория Павловна сидела в кресле управляющего, белая как полотно. Она закурила сигарету и сожгла её на треть всего одной затяжкой. Мирошкина смотрела в пустоту перед собой, упорно не замечая моего присутствия. Я учтиво постучался в косяк и кашлянул:

— Виктория Павловна, вы бы хоть форточку открыли или кондиционер включили.

Она вздрогнула от слов и испуганно затушила сигарету, послюнявив палец.

— Ой, Роман Валерьевич, я вас не заметила... — Мирошкина налилась краской от стыда — на мой скромный взгляд, так было лучше, чем сидеть бледным как мертвец. — Вы что-то хотели?

Виктория Павловна не то чтобы совсем не входила в пул людей, которым я доверял, но изливать ей душу было рискованным делом, тут как на допросе: всё, что вы скажете, может быть использовано против вас. Бегло оценив подавленность её настроения, я всё же решил, что Виктория не представляет для меня угрозы, по крайней мере, сейчас.

— Всё совсем плохо?

— Он очень сердится, — Мирошкина нервно сглотнула, она всё ещё крутила в руках потушенную сигарету и не спешила её выкидывать, видимо, надеясь докурить бычок, когда я уйду.

— Вот незадача... а я хотел ему позвонить, объясниться, — действительно, теперь звонить Борисычу будет крайне неудобно, а когда дозвонюсь, ещё и крайне больно. Всё-таки сначала надо разобраться с курсами по психологии и положить этот треклятый диплом начальнику на стол.

— Нет! — глаза Мирошкиной болезненно сверкнули. — Ни в коем случае, он строго-настрого запретил его беспокоить. Юрий Борисович сказал, что будет звонить сам, когда найдёт для этого время.

— А что случилось-то? Куда он уехал? — я задавал этот вопрос без особой надежды получить хоть какой-то ответ. Борисыч часто уезжал в командировки по долгу службы, но в этот раз он как будто выполнял какое-то секретное задание ФСБ. Мирошкина прикусила губу от испуга, заговорила быстро, себе под нос:

— Я не имею права разглашать эту тайну, Роман Валерьевич, это корпоративный секрет!

Последние слова она буквально прошептала. Мне не оставалось ничего другого, как демонстративно закатить глаза и показательно зевнуть:

— Возможно, так будет даже лучше. Кстати, можете курить тут, я никому не скажу. Я буду у себя, в обед поеду на курсы по психологии, возможно, задержусь.

Я пожал плечами, поняв, что как носитель инсайдерской информации Виктория Павловна очень похожа на флоппи-диск: всегда размагничивается в ответственный момент.

— Хорошо, Роман Валерьевич, спасибо, — Мирошкина расплылась в улыбке и хищно потянулась в мою сторону. Бестия! Я давался диву, как быстро она приходила в себя после прошедшей грозы. — Вы сейчас сможете меня принять?

— Пока нет, через час. Мне надо закончить уборку в офисе!

Я шмыгнул вдоль коридора на цыпочках. От страха перешёл на откровенный бег, сходу открыл дверь кабинета и спрятался за ней. Кажется, погони не последовало, но я все еще держал ручку со своей стороны и прислушивался к шуму из коридора. Слава богам, что Борисыч активно нагружал Викторию работой, хоть какое-то время ей будет не до меня.

* * *

— Так как же происходит это ваше лечение? — знакомый голос отвлёк меня от задумчивого лицезрения дыры в стекле окна. Несмотря на мои опасения, скотч держался молодцом и следов отклеивания не наблюдалось.

— Так вы всё-таки решились на сеанс? — я повернулся к программисту лицом, мы обменялись любезными кивками.

Он входил в мой кабинет уже без стука, как заправский друг, хотя я до сих пор не знал его имени. Мужчина робко улыбнулся:

— Не совсем, но, пожалуй, я уже близок к этому. Так вы говорите, что я почувствую какое-то тепло? — он снова сел в кресло, сцепил в замок пальцы на животе. Я невольно почувствовал себя на приёме у психотерапевта.

— Я не говорю, что вы почувствуете, вы его просто почувствуете, — я так же уселся в кресло, приняв подобную позу. Наверняка собеседника будет выводить это из себя, и мне уже не столько было интересно, что болит у этого человека, сколько хватит ли его терпения еще на несколько таких сеансов?

— Почему тепло?

— А что бы вы хотели? Оргазм или нирвану?

Собеседник опешил и на мгновение растерялся.

— Не думаю, что смогу ощутить всё это от ваших прикосновений.

— Конечно, нет, — я по-доброму рассмеялся. — По законам физики, на первом этапе вы должны почувствовать лишь тепло.

— На первом? А на втором? — он ловко цеплялся к словам и выказывал неподдельный интерес, что безусловно мне льстило.

— Чтобы дойти до второго этапа, нужно пройти первый. Я не могу понять что вам мешает? Ваша проблема интимного характера?

— Нет, — задумчиво протянул программист. — Но то, что мучает меня, не менее неприятно. Так что есть ваше это тепло? Божий свет?

— Милое сравнение, но опять же нет. То, что происходит в моём кабинете, подчиняется лишь земным законам и правилам. Элементарная физика. Больное место лишено энергии, болезнь вытягивает её. Клетки без энергии холодны, и вы не чувствуете это, для вас боль — это всегда лишь боль, но стоит мне лишь начать вливать в больное место свой энергетический поток, люди сразу чувствуют тепло. И это не особый, как вы выразились, божий свет, это как... — целая проблема подобрать похожее ощущение из повседневности, но, чуть поразмыслив, я сразу нашёл аналогию. — Зима!

— Что зима? Зимой у людей больше энергии? — собеседник сделал неуверенное предположение и заерзал на месте.

— Не совсем, — я с удовольствием замечал, что наши разговоры все больше вызывают у меня положительные чувства, чем раздражение. — Зимой температура воздуха очень низкая; представьте, что вы вышли из дома и забыли перчатки, допустим, на улице минус пятнадцать, вы вышли минут на двадцать-тридцать.

— Например, гуляю с собакой, — программист азартно вливался в мою игру.

— Совершенно верно. Как думаете, скоро ли замерзнут ваши руки?

Он поднял глаза к потолку, о чем-то вспоминая.

— Я помню, той зимой в минус десять со мной произошла подобная история. Меня хватило на десять минут, но я не помню, какой мороз был тогда... градусов десять.

— Вот! — на эмоциях я даже привстал. — А теперь вспомните, что чувствовали ваши руки, когда вы вернулись в теплый, но совершенно не горячий дом!

— Они болели... — он понимающе кивал. — Кожу даже ломило.

— Во! Руки горят, правильно? Вы чувствуете обжигающее тепло, но температура в квартире от силы градусов двадцать пять, двадцать семь, ведь так?

— Я согласен...

— Вот, понимаете, почему так происходит? Резкий температурный контраст. Поэтому мои пациенты и чувствуют тепло, жжение и иногда очень сильное, — я доверительно подмигнул собеседнику.

— Но это касается только больного места? А если вы сдвинете руку, так скажем, в не пораженный участок, то я уже не буду чувствовать этого жжения?

— Совершенно верно, вы будете чувствовать лишь еле ощутимое тепло от руки...

Я невольно вздрогнул, когда Прокл дал о себе знать. Он пил мою энергию жадно, едва проснувшись ото сна. Я стал замечать, что мой питомец спит всё больше и всё чаще ленится покидать тело. Так сказывалась привычка, что источник питания всегда рядом и за ним не надо бегать. Удобная среда обитания развивает лень и деградацию, недаром на психотренингах людей призывают выходить из зоны комфорта. Я мысленно расшевелил Прокла и заставил его хоть ненадолго покинуть тело. Ещё сонное проклятие уселось на краю моего плеча и смотрело на мир вполглаза. Прокл нахохлился, как воробей, попавший под дождь, и был явно не в восторге от вынужденной прогулки.

— А когда вы прикладываете руку к больному месту, что чувствуете сами? Холод? Как определяете это самое больное место?

— Нет, я не чувствую холод. Воспаленные ткани отдаются мне также теплом, правда, нездоровым теплом.

Прокл было завалился на бок, но услышав голос собеседника, вдруг оживился, смерил чужака странным, почти враждебным взглядом.

— Хм... Ну ладно, допустим, но вы говорили, что после первого этапа будет второй. Что это значит?

— Смотрите, в моей практике все случаи делятся на два типа: если болезнь приобретена естественным путём в результате травм, нездорового образа жизни и прочих подобных условий, то я начинаю курс долгих и скучных сеансов, на которых я сначала наполняю тело пациентов своей энергией, а потом, в определённом смысле управляя ей, начинаю восстановительные процессы, — я откинулся на спинку, задумчиво рисовал кружки на листе бумаги.

— А второй тип? — программист больше не улыбался, я почувствовал, как он напрягся.

— А второй тип, когда заболевание оказывается приобретенным искусственным путём, — я отвлекся на Прокла: малыш странно оживился, метался по плечу, ища удобное место, чтобы спрыгнуть на стол. Он бросал на моего гостя хищнический взгляд. Вот ненасытный! Я успокоил его, вогнав обратно в плечо легким ударом руки, попутно сделав вид, что смахиваю с плеча воображаемую пыль. — а вот со вторым типом гораздо интереснее, там много нюансов...

— Хорошо, но поговорим об этом позже, мне уже пора, — программист оборвал мой рассказ.

Я не успел сказать ему ни слова, встал, чтобы проводить до двери, но он не был расположен к любезностям. Он поспешно ретировался из моего кабинета, тихо закрыв за собой дверь. Я бухнулся обратно в кресло и решительно не понимал, что на самом деле он от меня хочет.

* * *

На мою радость, сегодняшний день был скудным на события и, самое главное, происшествия; борясь со сном на пару с Проклом, я кое-как дожил до обеда. Даже Яр, вытянувший с утра из меня всю душу, почти не появлялся на работе. Про Мирошкину и говорить было нечего, я вжимался в кресло, слыша её тяжелую поступь в коридоре, но каждый раз она проходила мимо моей двери, чем несказанно радовала. Едва стрелки часов перевалили за заветные цифры на своём циферблате, я засобирался в долгую дорогу. Мне предстоял не просто разговор, в течение которого я могу с кем-то поругаться, кого-то послать или, плача, упасть на колени, мне предстояло целое приключение. Обеденный час пик в метро, прогулка по кольцевой линии, возможно, опять встреча со своей старой знакомой, вот только бегать за ней у меня уже не было никакого интереса. Я решил, что надо сообщить Яру о своём решении относительно Прокла, но не успел его призвать. Сотовый телефон тревожно запищал в кармане пиджака, и я едва не выронил его, пока доставал. Чутье подсказало мне, что этот звонок я не должен пропускать, хоть в этот раз меня и беспокоил Димон.

— Да! — я ответил ему, выйдя в коридор. — Ты не очень вовремя, я опаздываю.

— Срочное включение! Фадеева воровка! Она незаметно свистнула у подруг вещи и спряталась в туалете! Я её веду, Рома, нужно подкрепление! — Хворостов шипел и плевался в трубку. Я замер на пороге лестницы, с трудом переваривая услышанное:

— Какие вещи? Ты где? — мой голос сел от неожиданности.

— Она в женском туалете в северном крыле, ну там, где постоянно Мирошкина твоя курит! Рома, она тут за дверью, что-то шепчет, мне жутковато, давай быстрее... — Димон не успел договорить фразу, я услышал как с глухим ударом распахнулась дверь и Жанна что-то выкрикнула на непонятном языке. Хворостов захрипел в трубку, после чего связь оборвалась.

— Вот черт!

Я прикусил губу и кинулся ему на помощь, с трудом понимая, что происходит.

— Роман Валерьевич, я освободилась... — Мирошкина кричала мне в спину, но я лишь отмахнулся от неё, чуть не сбил поднимающихся на второй этаж людей. — Потом, потом!

Я ворвался в коридор этажа и сбавил шаг. Сотрудники как ни в чём не бывало занимались своими делами и предвкушали обеденный перерыв. Мне не хотелось вносить хаос в их жизнь раньше времени, но, похоже, сдавленный крик Хворостова слышали только я и Фадеева. Я продвигался к указанному Димону санузлу, попутно здоровался с коллегами и даже пытался улыбаться. Женский туалет оказался пуст, Хворостов лежал за дверью, из-за которой виднелись лишь его ноги.

— Димон! — я упал перед ним на колени, приложил руки к телу и послал исцеляющий импульс.

Крови не было, к моему счастью, Димон отделался легким испугом.

Приятель зашевелился; услышав знакомый голос, он протянул мне руку, в которой продолжал крепко сжимать телефон. Я помог ему сесть, пристально вгляделся в лицо.

— Что произошло?

— Она, похоже, сожгла их... — Димон кивнул на дальнюю кабинку туалета, из которой действительно шёл дым. Он стелился по кафелю сизой волной и источал странный запах.

Я метнулся к кабинке, но Фадеевой и след простыл, а на дне унитаза догорали несколько вещей: блокнот, ручка и упаковка скрепок. Добыча Фадеевой? Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Она действительно провела здесь какой-то ритуал, и, похоже, он успешно завершился.

— Куда она побежала? — я вернулся к Хворостову.

Он закашлялся, указывая дорогу, но так и не смог произнести ни слова.

— Я за ней, в погоню! Подожди тут, не вставай, я пришлю Дашку!

Я взял направление с низкого старта, коридор упирался в архив из которого, впрочем, было несколько выходов. Фадеева наверняка попытается покинуть здание и выберет путь, ближайший к лифтам. Я шел по следам Жанны как пёс-ищейка, вот только ощущал не аромат её духов, а приторный горький запах, которым пропиталась её одежда в туалете.

Узкий лабиринт вывел меня в главный коридор со стороны финансового отдела. Отсюда просматривались стойка рецепции и фигура Моховой, вот только никаких следов Жанны. На мгновение мне показалось, что я увидел её силуэт, мелькнувший в открывшихся дверях лифта. Чертовка добралась до выхода раньше меня! Я рванул изо всех сил, но не успел заскочить в кабину. Двери закрылись перед моим носом, едва не прищемив край пиджака. Фадеева была там, мне не показалось. Она стояла у стены, смотрела на меня из-под бровей враждебным взглядом и жутко улыбалась. Кабина дернулась с места и пошла на спуск. Она никак не отреагировала на мои судорожные попытки открыть двери кнопкой.

— Черт! — я с досады ударил кулаком о сталь, чем напугал стоящих рядом людей.

— Роман Валерьевич, с вами всё в порядке? — Дашка вышла из-за стойки, сопереживая моим волнениям.

— Нет, не в порядке! — я нежно схватил её за плечи. — Дмитрию Хворостову срочно нужна помощь, он в женском туалете у архива. Пожалуйста, Даша, поспеши, возможно, надо вызвать врачей!

Проговаривая всё это, я судорожно соображал, как догнать Фадееву: ждать лифта слишком долго, к тому времени, как я окажусь в фойе Империала, она растворится на улицах Москвы. Мой единственный шанс — это пожарная лестница, которую мы полулегально использовали для перехода с этажа на этаж, и удача, если лифт с Фадеевой решит забрать пару попутчиков. Дашка героически выстояла мой напор, она глупо кивала каждому моему слову, а её огромные глаза не моргали.

— Если Жанна Фадеева вернется без меня, не допускай её в офис, задержи любой ценой! Я буду на связи!

Я не мог больше тратить время, дверь на лестничный марш манила меня своим испытанием длиной в пятьдесят пять этажей. Вот только хватило бы у меня сил на всё это.

— Яр! — я воззвал к предку, оставив за спиной как минимум три пролёта.

Лестница впереди уходила в бездну, на дно которой было страшно смотреть.

— Ты чего, всё-таки решил заняться спортом? — призрак появился, скривившись в усмешке, но, увидев мой разгоряченный взгляд, уже не шутил.

— Да, черт возьми, Фадеева натворила дел! Похоже, она провела в офисе компании какой-то ритуал, она сейчас в лифте, пытается сбежать, мне нужна твоя помощь! — я глотал слова через одно, не имея возможности сделать даже маленькую остановку.

На моё счастье, Яр не стал кривляться и подначивать.

— Отлично, и чем же я тебе помогу? — призрак развёл руками, встречая меня на очередном лестничном пролёте.

— Сделай что-нибудь! — я уже почти кричал. Хорошо, что пожарной лестницей никто не пользовался, здесь я мог не стесняться в выражениях.

— Я не могу перерезать трос! — Яр уже ждал меня снизу. Появляясь передо мной на каждом этаже, он выглядел забавным символом вечного повтора.

— Ни в коем случае! Она нужна мне живой!

— Да тебе не угодишь! Ладно, сейчас что-нибудь сотворю... — Яр уже кричал мне в спину.

Он исчез и не встретил меня на следующем пролёте, так я проскочил два или три этажа. Я чувствовал, как сильно проигрывал лифту в скорости, но тут уж ничего не поделаешь. Можно было бы выскочить на каком-нибудь этаже и пуститься в равнозначную погоню, но большинство дверей были закрыты, и я чувствовал, что эта идея окончательно зашьёт меня на лестнице.

— Она на тридцать пятом; на тридцатом и двадцать восьмом были люди, я заставил их понажимать все кнопки. Надеюсь, сработает... — Яр встретил меня на очередной площадке, разведя руками и проговорив всё это очень быстро.

— Надеюсь! — крикнул я ему, не оборачиваясь.

Тут главное, не сбить дыхание, к которому и так уже подкрадывалась одышка. Ноги предательски дрожали от напряжения, и я уже видел, как могла кончиться эта погоня: я просто вывалюсь из открывшейся двери на первом этаже Империала и распластаюсь на полу без сознания. Будет досадно и некрасиво. Я собрал волю в кулак. Яр появился на следующем пролёте:

— Что ещё могу сделать?

— Больше остановок! Посмотри, где она!

— Она в лифте. Он остановился на тридцатом этаже, но люди не попали в лифт. Похоже, она не пустила их каким-то воздействием, — Яр смотрел на меня изумлённым и слегка потерянным взглядом на пролёте тридцать шестого этажа.

Мне ужасно не хотелось считать цифры, издевательски-заботливо нарисованные на стенах, но глаз невольно цеплялся за их навязчивые контуры.

— Чем остановила, магией? Ты что-нибудь видишь?!

— Что-то странное... — Яр задумчиво смотрел на моё раскрасневшееся лицо, он тёр подбородок, совершенно не поддаваясь панике и азарту погони. — Я не ощущаю сильных воздействий, но тут дело тёмное. Может, и тебе не стоит так рьяно нарываться на встречу с ней?

— Ага! Тогда Борисыч убьёт меня при первой же встрече! Компания — оплот магической безопасности, и в её сердце никто не может применять магию! — деревенская простота Яра разозлила меня и придала сил. — Дай мне еще форы!

— Ну да... это же так просто... — Яр озадаченно смотрел мне в спину.

Он пропал ещё на несколько пролётов и встретил меня уже на тридцать втором этаже.

— На двадцать восьмом люди снова не попали в лифт! Рома, это не она, ей помогают Инферналы! — я не встретился с Яром лицом к лицу, но он успел прокричать это мне вслед. Моей реакции хватило, чтобы вовремя остановиться и отпрянуть назад. Алая Инфернальная печать возникла передо мной и едва не распластала на полу.

— Исключенец! — скворчащие великаны выпрыгивали из стен, в которых открывались червоточины.

— Яр! — мне никак нельзя было застревать на лестнице; я приложил руки к стене, из которой выходило наибольшее количество чудовищ, и спроецировал печать запрещения.

Тварь, замахнувшаяся на меня, исчезла в последний момент, но на подходе были ещё враги. Оценивая ситуацию, которая неизбежно скатывалась в тупик, я судорожно искал выход. Моё сердце забилось в бешеном ритме, в кровь с удвоенной силой выплескивался адреналин. Теперь я отчетливо слышал ультразвуковой писк, которым сопровождались открытия Инфернальных червоточин. Тварей становилось все больше, и они рвались ко мне как мухи на сладкое. Магические корни, посланные моим предком, отправили восвояси еще двоих любопытных, что приблизились на расстояние удара. Краем глаза я заметил, что в этот раз на коже Инферналов странные тёмные полосы, но не придал этому значения.

— Задержи их! — меня поджимало время; оттолкнувшись от стены, я браво перемахнул через перила и уже на ступеньках внизу застонал от боли.

Моё тело не разделяло таких героических действий, я продолжил спуск, хромая на обе ноги и брезгливо стряхивая с ладони что-то липкое и влажное. Ко всему прочему, меня угораздило и вляпаться в какую-то гадость! Вспышки печатей Яра и озлобленное стрекотание Инферналов отдалялись, я любой ценой должен настигнуть Фадееву и нейтрализовать её. На плече неожиданно выскочил Прокл, он отчаянно привлекал моё внимание, что-то пронзительно пищал на ухо.

— Не сейчас, малыш! — я прихлопнул его ладонью, вогнав в тело, но проклятие не унималось, выпрыгнуло из другого плеча и принялось в панике носиться по руке.

— Что случилось?

Я раздраженно провёл ладонью по стене, надеясь, что её поверхность очистит грязь, в которую я вляпался, но, к моему удивлению, неприятные ощущения лишь усилились. Я с ужасом взглянул на ладонь и ахнул: черная клякса пульсировала на коже, так и норовя принять вид холодного оружия.

— Ну, только этого не хватало! — я обреченно застонал, вспоминая, как в недавнем сне пострадал от такой "помощи".

Прокл продолжал паниковать. Он подбегал к кляксе, смотрел на меня единственным глазом, полным ужаса, и истерически пищал. Его можно было понять: тьма — это конкурент в области питания. Похоже, мой страх и обострившиеся чувства призвали оплот Чернобожьей власти в Империал. Приглядевшись к поручням, я увидел, как они вздымались под натиском источаемой субстанции. Теперь Борисыч точно убьёт меня! Я должен научиться контролировать призыв, иначе скоро случится какая-нибудь неприятность. С огромным трудом мне удалось избавиться от жуткого соседства; стряхнув кляксу на пол, я услышал её многозначительное хмыканье:

— Подумаешь, тоже мне...

— Ну извините! Я тороплюсь! — я крикнул через плечо, а у самого поползли по коже мурашки. Со всей этой чертовщиной надо было определенно что-то делать...

Яр не появлялся на моем пути достаточно долго, и я действительно озадачился этой тишиной. Звуки борьбы давно стихли, и все чаще и чаще мне приходилось кидать обеспокоенный взгляд наверх.

— Кого потерял? — предок стоял на очередном пролёте, прислонившись к стене; он смотрел на меня строго, исподлобья. Назревал какой-то нехороший разговор, и я даже предугадывал какой. — Внизу ещё одна ловушка, эта твоя Фадеева все равно сбежит, и ты её не поймаешь тут. Рома, бросай эту погоню!

— Не могу! — я помчался на следующий пролёт, цифра на стене возвестила мне не слишком приятную новость, что до конца спуска осталось ещё двадцать шесть этажей. — Где засада, на каком этаже?

Может быть, я поспешил с тем, что стряхнул с ладони тьму? Эта мысль испугала меня, но появившийся Яр отвлёк внимание.

— Через два этажа будет открытая дверь, там сможешь сесть в лифт, но ты не догонишь её! — он почти кричал это, пытаясь воззвать к моему рассудку. Не в этот раз. Догнать Фадееву — это теперь дело чести, иначе страдания Димона были напрасны...

Я вломился в дверь двадцать четвертого этажа, сбавив напор. Узкий коридор и отсутствие людей заставили невольно напрячься. Инферналы могли почуять, что я изменил маршрут, а сбежать от них в ограниченном пространстве будет невозможно. Я шёл почти на цыпочках, боясь нашуметь сверх нормы. Где-то рядом хлопнула дверь, послышались чьи-то приглушенные шаги и разговоры. Я здесь незваный гость, при виде которого запросто вызовут охрану. Благо расположение лифтов в здании всегда одинаково и найти фойе не составило труда. Я ударил по кнопке вызова и шепнул в пустоту:

— Яр..

— Да... — он тут же шепнул мне на ухо в ответ, чем до дрожи напугал.

— Будь с Фадеевой, мне нужно знать, куда она направится, когда покинет лифт, это единственный шанс не потерять её на выходе из Империала!

— Слушаю и повинуюсь! — Яр иронично изобразил из себя джинна и, подёрнувшись сизой дымкой, исчез в пол.

Призраку претило подобное отношение к своей высокопарной персоне, но я же не виноват, если у моего предка была возможность за кем-нибудь незаметно пошпионить, что же теперь, не пользоваться этим благом?!

Оставшись незамеченным, я покинул этаж и, успокаивая разгоряченный погоней разум, терпеливо ждал, пока кабина опустится на первый. Расслабляющая музыка давила на психику своей неуместностью, и, пока я овладевал эмоциями, лифт остановился на девятнадцатом этаже. Двери бесшумно открылись, и в просвете появилась девушка в белой рубашке и серой юбке до колен. Она прижимала к груди кипу папок и при виде меня даже улыбнулась. Я в ужасе попятился: вокруг глаз неслучайной попутчицы обозначились до боли знакомые черные круги. Она молча вошла в кабину и нажала на кнопку закрытия дверей. Ловушка захлопнулась.

— Умный ход, мои братья будут ждать тебя на лестнице, поэтому нам никто не помешает.

Я нервно сглотнул: канцелярия выпала из дрожащих рук девушки. Инфернал ненасытно пил её жизнь, и это изменяло носителя до неузнаваемости: на голове девушки седели волосы, щёки обвисали, кожа морщинилась. Я уже видел эту картину прежде, в одном примечательном полицейском участке.

— Чего тебе надо? — мой язык еле ворочался, в глазах темнело, и от всего этого становилось тяжело дышать.

— Всё просто, Исключенец, — ты забрал жизнь моего отца, я заберу твою жизнь, — девушка жутко улыбалась, медленно приближаясь ко мне. Она превращалась в ходячий труп.

— Тетрус? — я пристально следил за действиями врага, попутно соображая, как выйти из ситуации живым. До первого этажа еще далеко, не думаю, что Инфернал даст заговорить себе зубы.

— Ты наконец запомнил моё имя, похвально, но тебя это не спасёт... — девушка вытянула в мою сторону руку, и я увидел, что у неё отсечено несколько фаланг на мизинце и безымянном пальцах.

— Яр! — я помнил, что только с помощью предка в прошлый раз мне удалось изгнать Инфернала из тела человека, но как назло призрак не услышал меня.

— Даже не пытайся звать на помощь, ты в ловушке моих чар.

Мой взгляд приковала консоль с кнопками, она осталась за спиной Инфернала, поэтому он не видел, как из стыков панели в кабину просачивалась тьма. Чертов пирожок так и зудел на ухо: съешь меня! У меня не оставалось ни выбора, ни сил, чтобы драться с Тетрусом в честном бою.

— Любезный, у вас в ловушке дырка! — я кивнул в сторону кнопок, отвлёк внимание врага лишь для того, чтобы кинуть на него Прокла.

Взмах рукой выписал Инферналу подоспевшего малыша, закрутив его как бейсбольный мячик. Тетрус изумленно принял проклятие на грудь и отшатнулся от неожиданного напора, с которым Уголёк принялся кусать неприятеля. Я налетел на девушку, выставив плечо, тут бесполезно прикладывать какие-либо печати, моей силы будет явно недостаточно, чтобы изгнать Тетруса.

Всё, что я знал о тьме, так это то, что она не очень любила Инферналов. У меня была всего одна попытка спасти бедняжке, оказавшейся не в том месте и не в то время, жизнь. Я откинул её на консоль, под которой так усердно кипела тьма. Я не видел, чтобы тёмная материя наносила вред живым людям, тогда как Инфернальную тварь разрывала в клочья. Едва прикоснувшись к тьме, тело девушки аномально изогнулось, она закричала, словно ошпарившись кипятком.

— А ну, охладись, тварь! — я прижал девушку к панели, не давая ей ни малейшего шанса вырваться из объятий.

Её крик переходил в чудовищный рёв, а глаза налились кровавым пламенем. Зубы заложницы клацнули рядом с моим ухом, и мне пришлось зафиксировать её голову предплечьем.

— Исключенец, приспешник тьмы! Ты умрёшь за это! — Тетрус кричал в сумасшедшей агонии, но никак не хотел покидать тело несчастной жертвы.

— Изыди, придурок, сгоришь на работе! — рычал я ему в ответ.

— Отис будет отомщён твоей кровью, я обещаю! — глаза девушки расширились, но обрели ясность, и всё закончилось. Она обмякла, потеряв сознание. Двери лифта открылись на первом этаже, заставив сотрудников и гостей Империала в нерешительности замереть на месте. Я не успел провести полноценный сеанс лечения, влил в жертву Тетруса столько энергии, насколько хватило времени. Я выскочил из лифта, пряча Прокла в кулаке.

— Быстрее, вызовете врача, девушке стало плохо! — я выскочил на парковку перед Империалом, выискивая предка, крутился на месте как волчок. Куда бежать? Яр наверняка еще преследовал Жанну, но куда она побежала? Если бы знать хоть примерное направление... Я надел кольцо.

— Яр!

— Она побежала к метро, у моста! — Яр появился слева, указал на мост Багратион.

— Чертовка, пытается затеряться! Яр, следи за ней, куда сядет, куда поедет! — я набирал скорость, не тратя времени на разговоры. Призрак одарил меня холодным презрительным взглядом, но всё же отправился выполнять поручение. Звонок на мобильный телефон сбил ритм погони, но звонила Дашка и я не мог ей не ответить.

— Да!

— Роман Валерьевич, куда вы делись? — голос Моховой не дрожал, но панические нотки улавливались.

— Даша, как там Хворостов? Я ушёл из Империала, пытаюсь нагнать Фадееву, — мне не хотелось афишировать подробности произошедшего инцидента, но всё произошло у Моховой на глазах.

— Я поняла. Дмитрий Вячеславович чувствует себя чуть лучше. Он у вас в офисе, но наотрез отказался от врачей, он ждёт только вас.

Я зарычал от досады. Димон как всегда упёрт, будет цепляться за меня до последнего!

— Ладно, но проследи за ним, если станет хуже, обязательно вызывай скорую!

— Хорошо, что делать с туалетом? Там произошло что-то нехорошее, ведь так? — Мохова подбирала слова.

— Да, Даша, его надо закрыть для посещения. Как только я вернусь, я разберусь с ситуацией.

— Хорошо, есть что-то еще?

Я уже откровенно перешёл на шаг: Яр был прав, Фадеева сделала всё, чтобы оторваться от погони, но куда она поедет? Куда может так сильно рваться человек с работы?

— Да, есть ещё кое-что. Мне нужны данные, где живёт Жанна Фадеева.

— Секунду, — я слышал, как Дашка стучит по клавиатуре. На солнцепёке мне пришлось ослабить галстук и расстегнуть несколько пуговиц на рубашке. Кровь приливала к лицу, от чего перед глазами вспыхивали тёмные пятна. Как бы теперь и мне не завалиться тут в обморок.

— Да, есть. Она живёт совсем рядом с Войковской. Второй Войковский проезд, дом семь.

Я замолчал, судорожно вспоминая, где именно находится эта станция и как долго добираться до неё с Москва-Сити.

— Роман Валерьевич, если она поедет на обычном метро, у неё будет как минимум две пересадки, а если вы поедете на МЦК, успеете её перехватить прямо у дома. Вам надо будет выйти на станции Стрешнево, — Дашка не дождалась от меня ответа, как всегда блеснула своей проницательностью и подсказала правильное решение сама.

— Даша, я тебя люблю! — я на радостях чуть не расцеловал телефон, кинулся в обратную сторону, более не теряя ни секунды.

— Кхм.. мы тоже вас любим, Роман Валерьевич, — Дашка рассмеялась.

— Вот еще что, — мне тяжело давать такое распоряжение, но в целях безопасности компании я был просто обязан сделать это. — Заблокируй пропуск Фадеевой, она пока отстранена от работы.

Только в поезде я смог немного отдохнуть. Присел на свободное кресло и тут же ощутил все прелести пережитого стресса. Ноги ужасно болели, беготня и прыжки по лестницам давали о себе знать прострелами в поясницу. Моя злость к Фадеевой копилась пропорционально усталости. Ещё немного и, поймав беглянку, я прикончу её на месте, и мне уже будет все равно, к услугам каких колдуний она прибегала.

До указанной Моховой станции мне оставалось проехать всего две остановки. Я не вызывал Яра, давая ему возможность следить за Фадеевой как можно дольше. Надеюсь, что интуиция не подвела меня и мы пересечёмся с Жанной прямо у её дома. Причём мне не было нужды перезванивать Дашке и уточнять адрес Фадеевой. Я вышел из поезда на станции Стрешнево и бегло огляделся: северо-запад столицы утопал в листве, совсем рядом Покровско-Стрешненский парк, но мой путь лежал в другую сторону, в гущу городского массива. В районе почти нет высоток, панельные пятиэтажки прошлого века изредка перемежались домами посовременней и выше пятнадцати этажей. Я миновал терминал МЦК и только теперь решил призвать Яра.

— Она совсем рядом, в паре кварталов отсюда! — призрак не заставил себя долго ждать, а значит, наши с Дашей расчёты оказались верны.

— Она одна? За ней нет никого? — я на ходу закатывал рукава. Что-то мне подсказывало, что без боя Жанну сдавать не будут.

— Всё как обычно, — осторожно ответил Яр и указал на тротуар через дорогу. — Вон она!

Фадеева выглядела вполне спокойной, не оглядывалась по сторонам и сохраняла поистине мужественное хладнокровие, лишь изредка пристально всматриваясь в лица прохожих. Возможно, ей уже шепнули, что я вырвался из Империала, и теперь единственный мой козырь — это элемент неожиданности. Пришлось пропустить её вперёд и только после этого перейти дорогу.

— Кажется, она одна, — Яр крался за Фадеевой вместе со мной, хотя кому-кому, а ему уж точно без надобности шифроваться. — Обходи её справа, а я слева.

Призрак азартно облизнулся. Я с трудом понимал своего предка, то его откровенно воротило от моих инициатив, то сам Яр пускался во все тяжкие так, что мне становилось за него стыдно.

— Рано, — я медлил с атакой на Жанну лишь потому, что она находилась на оживленной улице. Не хватало, чтобы ещё одна барышня звала полицию в моих цепких объятиях. Я ждал, пока она свернёт к дому и мы окажемся в более тихой обстановке.

Жанна украдкой обернулась, словно почувствовав неладное, и я упустил этот момент, заметил лишь, как её глаза вспыхнули нездоровым огнём. Фадеева прибавила скорость и юркнула в ближайшую подворотню.

— Упустим! — крик Яра прозвучал как команда к действию.

В этот раз я твердо решил, что не дам Жанне возможности сбежать. Она исчезла в арке между домами, но стоило мне забежать за ней следом, обрушилась на меня с кулаками из засады. Я пропустил несколько ударов по голове, но от них не было серьезного ущерба. Жанна не проронила ни звука во время драки, я перехватил её руки и оттолкнул к стене.

— Да ты с ума сошла! — я уже фокусировал в пальцах импульс печати запрещения, ожидал нападения Инферналов, но твари почему-то медлили со своим появлением. В возникшей паузе Жанна залилась истерическим смехом.

— Что тут смешного? Жанна Николаевна, вам нужна помощь, разрешите, я помогу! — от ситуации мне становилось не по себе, я не слышал знакомого ультразвукового писка, однако естественные звуки улицы почему-то стихли. Кто-то ставил пространственный барьер?

— Помочь? Мне? — Жанна продолжала издевательски хохотать. — Ты жалкое ничтожество, ты даже себе помочь не можешь! Нацепил на себя проклятие и лишился защиты, ты умрешь как дурак!

Я опешил от выплеснутых в лицо фактов, которые, мягко говоря, не были известны обычным людям. Фадеева воспользовалась моим замешательством, кинулась из-под арки вдоль кустов.

— Какого чёрта? — я поймал недоуменный взгляд Яра.

— Быстрее за ней!

Я не понимал как, будучи на каблуках, Жанне удавалось так быстро уходить от погони. Она оглядывалась и заливалась смехом, раззадоривая меня всё сильнее и сильнее. Все больше эта погоня походила на ловушку. Фадеева рвалась к железной дороге, но не на станцию Стершино, она пыталась затеряться в парке.

— Стой! — я всё ещё пытался вразумить её, но Жанна не желала меня слушать

— Стой или будем стрелять! — Яр не отставал, и он действительно был готов зарядить в бедную девушку каким-то тяжелым заклятием.

Мы пробежали тоннель под железнодорожным полотном. На другой стороне уже не было домов, впереди довольно обширный парк, в котором легко спрятаться, но Жанна вдруг свернула налево, в стройные ряды неприметных гаражей. Ворота в кооператив были открыты, поэтому нам без труда удалось нарушить границы частной собственности.

— Поймал, да?

Фадеева сделала изящное па, оказавшись в центре тупика, которым оканчивался кооператив. Отсюда уже не было выхода, и я чувствовал кожей засаду, но почему-то Инферналы медлили со своим появлением.

— Какое-то странное затишье... — Яр также оглядывался по сторонам и готовился к бою.

— Она хочет что-то сказать, — я наступал, внимательно вслушиваясь в каждый звук, который издавала Фадеева. Кругов под её глазами не было, это какое-то странное влияние извне, которое я видел впервые.

— Ты не прав, целитель, мне нечего тебе сказать, а вот им — есть что!

Жанна небрежно кивнула себе за плечо. Инферналы выходили из открывавшихся порталов десятками, тянули в мою сторону худые руки и обходили со всех сторон. Дьявольски смеясь, Жанна затерялась за спинами гигантов.

— Яр, печать! — я не сомневался, что предок уже подготовил усиленную основу печати запрещения и нам не составит труда разобраться с угрозой, но Яр не отреагировал на мой клич.

— Сзади, Рома, это ловушка!

Я слишком поздно увидел пробирающуюся по крышам гаражей бестию из своего сна. Помнится, фриц с укрепления называл её гончей. Шесть мощных лап с острыми когтями впивались в бетон, выкрашивая его кусками. Кошкоподобная тварь пригибалась, чтобы оставаться незамеченной, и шла с тыла.

— Это загонщик, Рома, беги! — Яр в испуге хотел ухватить меня за руку, ужас в его в глазах недвусмысленно дал понять о серьезности ситуации, в которой я оказался.

— Печать! — я припал на колено и коснулся земли. Потрескивания наполняли воздух: скворчащие выродки рисовали алые атакующие печати. В этот раз Инферналы превзошли сами себя, атака планировалась грандиозной. Рассматривая ближайших тварей, я заметил на них такие же черные полосы, как и у собратьев в Империале. Это какой-то отличительный знак? Может, Лимб уже кидает на меня свои лучшие войска? Не удивлюсь, если скоро буду слышать в их скворчании не набившее оскомину "Исключенец", а что-то типа: "за ВДВ!"

Подробности недавнего сна были еще свежи в памяти, поэтому я хорошо понимал, что представляли из себя гончие, но если с одной гончей еще можно было как-то справиться, то с гончей и армией Инферналов в придачу мои шансы стремились к нулю. Яр не разделял моего оптимизма, но все же усилил разливающуюся по земле печать. Она налилась дополнительным светом, обрастала острыми углами и странными узорами. Инферналы обжигались, ступая по её контурам, но упорству их не было предела. Как только узор добрался до гаражей, из стен которых выходили чудовища, их авангард с героическими воплями исчезал в пространстве.

— Рома, воздух! — Яр задрал голову: загонщик ускорился. Три глаза на жуткой приплюснутой морде, усеянной широкими шипами, похожими на клоки шерсти, грозно сверкали в мою сторону.

Во сне Инфернал появлялся из-под земли, но наверняка, как и обычным энергососам, гончей необходимо как-то синхронизироваться с нашим миром. Портал? Вот только где он? В голову пришла только одна дельная мысль:

— Расширим печать! У нее должен быть портал входа, — обратился я к Яру, но призрак выпятил на меня глаза:

— Нет! Они входят в наш мир по другим законам!

Гончая ловко спрыгнула с крыши гаража и прижалась к земле, готовясь к смертельному броску. Наличие шести лап нисколько не затрудняло адской бестии движение, вот уж где эволюция пошла другим путём.

— И как её победить? — я судорожно вспоминал известные мне печати.

Яр молчал, тупо уставившись на приближающегося врага. Гончая кинулась в атаку, ловко обходя шипы печати запрещения и сверкая темно-синей шерстью. Её оттенок так же был испорчен темными полосами. А может, это какая-то специфическая инфекция поразила Лимб? Обязательно спрошу об этом Яра, если выберусь отсюда живым.

— Чёрт, Яр, она близко!

Я не дождался ответа. Разбег гончей закончился прыжком, от которого мне пришлось уйти в сторону, кувыркнувшись через плечо. Последние рядовые Инферналы покинули поле боя. Гаражный тупик превратился в арену, очерченную кругом печати. Каким-то образом в этой суматохе Фадеевой так же удалось сбежать. Теперь о побеге думал и я. Яр появился у меня за спиной:

— Мы не сможем её победить, надо бежать!

— Как не сможем? Мой прадед смог. Во сне, осколком!

Яр рычал от злости:

— Ты дурак? Это же был сон!

Нашу конструктивную беседу прервала ещё одна атака гончей. В этот раз когти чудовища рассекли воздух в считанных сантиметрах от моего лица. Следующий выпад грозил стать последним.

— И как же мне сбежать от этой хрени?! — я уже злился на Яра сильнее, чем он на меня.

— Я пока не знаю! — призрак метался из стороны в сторону, не находя приемлемого пути для отступления. — У тебя даже защиты нет из-за чертового проклятия!

При упоминании своего имени Прокл выскочил на плечо и что-то запричитал с обидой в голосе. Малыш примерился к гончей, но, оценив свои силы, предпочел спрятаться. Бестия делала крюк, разгонялась для очередной атаки. От Яра не было проку, поэтому мне не оставалось ничего другого, как мысленно призвать тьму. Я надеялся, что усиленная печать запрещения не помешает ей проникнуть в наш мир, но не успел даже толком подумать об этом. Тьма вырвалась из-под земли фонтаном, расколов печать с краю. К моему удивлению, в этот раз она не тратила драгоценное время на просачивание через стыки и соединения различных предметов. Взметнувшись в воздух метров на пять, тьма застыла стеной. И как раз вовремя: гончая столкнулась с преградой в прыжке, её когти увязли в черном месиве, а из утробы донёсся рык боли. Бестия отскочила назад как ошпаренная: урон тьмой пришёлся по цели. Яр смотрел на всё это с отвисшей челюстью, не в силах комментировать происходящее.

Его молчание лишь развязало мне руки. Я не особо понимал, что надо было делать, но, повинуясь какому-то внутреннему чутью, взмахнул рукой, отрезая гончей путь для контрудара. Бестия обходила барьер слева, но, следуя моему указанию, на её пути выросла еще одна стена; гончая едва не уткнулась в неё мордой, забуксовав на пыльной земле. Печать запрещения с глухим треском надломилась с ещё одной стороны и потухла. Не жалко, поскольку в ней уже не было смысла. И почему Яр требовал, чтобы я сбежал? У меня появилась совсем другая идея. Я создал третью стену справа. Клетка почти готова. Я свёл руки, соединяя барьеры. Гончая крутилась на месте волчком, но, поняв мой замысел, попятилась. Я не дал ей шанса вырваться из ловушки: последняя, четвертая стена прижгла дворняге хвост. Бестия рычала в западне, но не решалась атаковать ненавистные стены. Да уж, это тебе не стальные прутья, их грубой силой не возьмешь. Я медлил мгновение, прежде чем сомкнуть клетку, смаковал агонию, которую испытывала тварь. В мою смену Инферналам была заказана только одна дорога. Я думал, тьма раздавит гончую и выдавит из неё все соки, но как только стены клетки ринулись друг друга навстречу, загонщик изогнул спину и, подпрыгнув на месте, провалился сквозь землю. Стены западни сложились как карточный домик, растеклись по земле черной жижей, что тут же исчезла.

Когда всё закончилось, я обессиленно упал на колени. Тупик снова наполнился летним теплом и щебетанием птиц из примыкающего парка. Я не касался тьмы, как это было во сне, но отчетливо ощущал уже знакомую слабость. Даже за мысленный контроль над тьмой приходилось платить.

— Что ты делаешь? — Яр качал головой и смотрел на меня взглядом, полным вселенского трагизма.

— Ты молчал, ты ничего не сделал, чтобы помочь мне! — мой голос после пережитого стресса сел.

— Тьма погубит и тебя, и меня... — Яр исчез, не желая продолжать этот разговор.

— Давай, убирайся! Я тоже хочу побыть один! — я со злости кинул вдогонку призраку пригоршню грязной пыли, в которую уткнулись руки. Я решительно не понимал Яра: нам что, лучше было бы подохнуть здесь?!

* * *

— Рома, я умираю, где ты был?! — Хворостов распластался на лежанке в моём кабинете и всё это время репетировал свою страдальческую речь.

— Я тоже умираю! — я угрюмо ввалился в офис, перебарывая последствия контакта с тьмой и очередной склоки с Яром. Он так и не появился после стычки с Инферналами, игнорировал мои призывы в метро.

— Что с тобой? — Димон приподнялся на руке, напрочь забыв о своих недугах.

Он с подозрением смотрел на то, как я жадно пью воду из носика электрочайника. Она еле тёплая и противная, но в данный момент для меня это настоящая амброзия: вкусная и бодрящая, с нотками терпкого триумфа. С одной стороны, я понимал Яра, он пытался оградить меня от силы Чернобожцев, но сила есть сила, черт её возьми! Да и как ей не пользоваться, когда нет иного выхода? Мира советовала держать баланс? Но с такими темпами мне скоро действительно придется надеть черный балахон и присоединиться к безумным фанатикам Кумира. Инфернальные атаки все чаще и злее.

— Ты что такой грязный? — Димон поморщился, оценив мой внешний вид: бег по лестницам и кувыркание в грязи от атак шестилапых тварей требовали не только сноровки, но и соответствующей экипировки, которой я не располагал.

— Фадеева быстро бегает, — я вытер рот чистым рукавом пиджака и бухнулся перед Димоном на колени.

Тело ломило, проводить сеанс стоя не было сил, но я должен был осмотреть друга на предмет скрытых повреждений. Димон покорно лёг на спину, отстранённо смотрел в потолок.

— Ты не говорил, что будут погони и перестрелки с этой Фадеевой, а мне казалось, она серая мышка... — в голосе друга я не слышал обиды или недовольства. — Предупредил бы заранее, я бы подготовился.

— Я тоже думал, что она мышка, я не знал, что так получится, прости, — я занёс над другом руку, сканируя его биополе. Оно ощущалось очень валким и почти не пружинило от ладони.

— Ну, что там?

— Похоже, тебя взломали, тебе надо сесть.

Я проводил друга до кресла с короткой спинкой, в котором обычно проводил сеансы по восстановлению энергетической защиты.

— Ты её хоть догнал? — Димон никогда не отличался усидчивостью, раньше его болтовня не мешала мне, но не сейчас, когда у меня нет сил даже твердо стоять на ногах.

— Нет, сбежала чертовка, — я на автомате проводил привычный ритуал.

Когда твою защиту ломали, тут как и в обычной жизни, идеально помогала только замена замков, что в принципе я всегда и делал. Я провёл рукой в районе затылка Хворостова, и ладонь тут же обжег холодок. Тонкой струйкой он выходил из головы друга вместе с его жизненной силой. Может, Димон и не так уж сильно привирал, когда стонал на кушетке. С учетом ноги он действительно чувствовал себя хреново.

— Во, пошло, чувствую... — Хворостов прикрыл глаза, невольно закидывая голову. — Прям присасывает...

— Ничего страшного, сейчас заделаю твою брешь, — я вымученно улыбнулся, но, прежде чем закончить процедуру, заметил, что от макушки друга до шеи наискосок шла еле заметная черная полоса. — Подожди...

Я крутил голову Димона, подстраиваясь под свет; сначала подумал, что так испачкались волосы, когда Хворостов валялся в туалете, но нет. При детальном осмотре оказалось, что уже знакомая угольная полоса проходила по коже.

— Что там? — Димон напрягся.

— Да ничего, перхоть, что ли... — я закрутил ладонь на плече друга по часовой стрелке. Три витка защиты вполне хватило.

На моих глазах черная полоса поблекла и исчезла. Вот это да! А ведь Инферналы и загонщик тоже имели этот отличительный знак; они что, тоже стали жертвами Фадеевой? Такое бывает?! Хотя, помнится, Жанна упрекала меня в неразумном хранении проклятия на своё теле. Наверное где-то за углом, за небольшую плату из неё таки сделали сверх-могущественную колдунью. И ведь всего за пару дней, как в тех завлекательных рекламках. Я развернул друга к себе лицом:

— Ты как себя чувствуешь?

— Сейчас уже нормально, а что? — Димон пожал плечами.

— Да ничего, показалось...

— Что-то тебе слишком часто кажется, тебя там, часом, головой не приложили?

— Да фиг его знает... — я все еще недоверчиво смотрел другу в глаза. Он так и норовил выудить из меня информацию.

— Фадеева что, колдовала в офисе? — Хворостов перешёл на шёпот.

— Ну да, похоже на то, — я недобро усмехнулся. Интересно, сколько людей еще подозревают об этом? Только паники мне и не хватало. — Ты только особо об этом не трепись, хорошо?

— Шутишь? — Димон гоготнул, ударив себя по ляжке. — Да я пока при смерти был, слышал, как девчонки только и обсуждали поведение Жанки последние дни, — он начал загибать пальцы. — Она сторонилась подруг, ни с кем не общалась и откровенно задвинула на отчёт по первому кварталу, занимаясь на работе какими-то своими делами.

Хворостов доверительно подмигнул мне, делясь этой инсайдерской информацией, впрочем, её актуальность теперь под большим вопросом. Но не это самое паршивое: значит, о странностях в головном офисе компании знали все... Интересно, почему все знали, но упорно молчали? Вот он тебе и уровень доверия. Я тяжко вздохнул:

— Ладно, решим вопрос, ты, кстати, Мохову не видел? Я не нашёл её на рецепции.

— Так, наверное, до сих пор охраняет туалет, как ты и просил.

— Точно, туалет! — я легонько ударил себя по лбу. Возможно, даже удастся восстановить картину произошедшего, если только улики не растащили на сувениры.

— А мне что делать? — Димон окликнул меня на выходе из кабинета.

— Больной, а вам прописан покой! Отлёживайся и набирайся сил, — я одарил друга хитрой улыбкой. — И спасибо за помощь, агент, ваша миссия выполнена.

* * *

— Роман Валерьевич, я сделала всё, как вы просили, ключ от туалета я, правда, не нашла, — Дашка отчиталась передо мной, как солдат на посту. Своим щуплым маленьким тельцем она героически преградила узкий проход на место преступления.

— Спасибо за службу, сержант, повышаю вас до генерала! — я шутливо отдал секретарю честь. — Пропуск Фадеевой заблокирован?

— Да, мне пришлось покинуть пост, чтобы выполнить это распоряжение, но внутрь туалета, кажется, никто не заходил. Что там с Жанной Николаевной, не удалось нагнать? — Даша только сейчас обратила внимание на мой удручающий внешний вид. С дороги у меня не было времени даже мало-мальски привести себя в порядок. — Боже мой, Роман Валерьевич, вами что, полы мыли? Вы как?

— Ага! — я вспомнил недавний разговор с Яром и не сдержал смешок. — Со мной все хорошо, я везучая тряпка! Жанна сбежала, и у меня такое ощущение, что ей помогли.

Дашка не поняла ни иронии, ни скрытого смысла в моих словах, хорошо, что ей ничего не требовалось объяснять.

— Дарья, спасибо за службу, теперь я сам. Надо осмотреть туалет.

— Вы очистите его от скверны к концу рабочего дня? — голос Моховой сакрально сел. Я погладил её по спине:

— Конечно, это же моя работа! Но от скверны туалеты у нас лучше всех очищают клиринговые службы.

— Роман Валерьевич! — Дашка покраснела, но улыбнувшись, оценила шутку. — Я буду на рецепции, если что.

Я проводил её благодарным взглядом. Хорошо, что Мохова разогнала зевак и мне удастся поработать в относительном спокойствии.

В туалете все еще присутствовал запах горелой бумаги из блокнота и пластика со скрепок. На кой ляд Фадеева вообще набрала себе всей этой канцелярии? Такое ощущение, что она просто похватала со столов коллег первое, что попалось на глаза. Никаких личных вещей, колдовство не было направлено ни на кого конкретного, магия ради магии? Странный выбор. Я недолго разглядывал лежащие на дне унитаза предметы. Пришлось нарвать целую охапку туалетной бумаги, чтобы вытащить их на белый свет. Я аккуратно разложил добычу на столешнице у раковины и отошёл на безопасное расстояние, вытянул руку. Уж не знаю, что Фадеева успела заложить в эти предметы, но надеюсь, что это не бомба. Импульс, посланный в кучу, дал мне холодный ответ. Настолько холодный, что я почувствовал его с расстояния в метр. Жаль, Яр решил не присутствовать на процедуре, его помощь была бы неоценима.

— А ну-ка, покажи себя! — я прикусил губу от напряжения.

Сожженные предметы зашипели, они испускали черный дым, который поднимался к потолку, но не исчезал в системе вентиляции. Он принимал форму уже знакомых мне полос, которые переплетались между собой и выглядели совсем зловеще. Знакомый силуэт, который мне что-то напоминал, но я пока не мог вспомнить, что именно.

— Не похоже на любовную магию, — Яр появился сбоку, так же, как и я, он внимательно следил за происходящим.

— Что-то вообще ни на что не похоже, — я все еще вспоминал, где видел подобное раньше, а когда полосы сплелись достаточно плотно, чтобы превратиться в удавку, вдруг вспомнил, где видел этот узор.

— Точно. Именно эти цепи я видел во сне, когда они утаскивали Жанну, — сердце в моей груди упало.

Фадеева попала в крупную неприятность, и это факт. Нет смысла винить её в неадекватном поведении, она крепко увязла под чьим-то влиянием, но теперь я сомневался, что это были Инферналы. Вел игру кто-то более серьезный.

— Смотри, они куда-то уходят, — голос Яра вывел меня из размышлений.

Цепи действительно просачивались сквозь дверь туалета и стремительно выходили в коридор. Я последовал за ними.

— Что за черт? Это не очередное проклятие? — мне пришлось перейти на бег, чтобы поспеть за высвобожденной магией.

Плети извивались как змеи, да и сама аналогия напрашивалась сама собой. Хорошо, что в этот раз обошлось без карканья: я до сих пор вздрагивал от крика уличных ворон.

— Не похоже... Они уходят на пожарную лестницу! — Яр уже мчался впереди меня, но не спешил применять силу. Ему, как и мне, было интересно, куда так рвались эти гости, не к тому ли, кто их и наслал?

На лестничном пролёте их движение замедлилось. Полосы зависли над нашими головами и, пульсируя, растворялись в пространстве.

— Что это? — я адресовал вопрос Яру, но он не ответил.

Вместо этого я услышал женскую усмешку, едва уловимую, но с издевательскими нотками. Это я разобрал отчетливо, так же как и разобрал произнесённое невидимкой слово:

— Терпишь?

— Покажись, зараза! — я крикнул в пространство перед собой, но не получил ответа.

Яр также сохранял изматывающее молчание.

— Роман Валерьевич! — Мирошкина напала сзади, ввалившись на площадку и едва не снеся с петель двери. — Вы целы? Не ранены? Может, вызвать скорую?

Она повисла у меня на шее и тут же принялась жадно ощупывать тело и явно не на предмет ранений. Её дрожащие пальцы страстно гладили мой живот и ребра.

— Виктория Павловна! Со мной все хорошо! — я ухватился за перила, но чтобы вырваться из хватки, пришлось помочь себе ногой.

— Роман Валерьевич, это такая страшная ситуация, Жанна Николаевна всех нас так сильно напугала! — Мирошкина показательно всхлипнула и выдавила слёзы.

Мой разум кричал не делать этого, но рефлекс сработал не в мою пользу. Я подскочил к Виктории, чтобы обнять, и тут же поплатился за это. Мирошкина вцепилась в мою рубашку, расстегнула верхние пуговицы:

— Роман, утешь меня прямо здесь, прямо сейчас, у меня есть ключ, мы закроем двери!

— У-у-у, ну здесь мне уже смотреть не на что, — затянул Яр и, еле сдерживая смех, исчез. Предатель! Бросил меня в ответственный момент, а ведь мог промыть Виктории мозги, ну хоть бы разок.

— Яр! — цедил я сквозь зубы, но помощь так и не пришла. Буду выкручиваться самостоятельно: — Стойте, Виктория, улики! Они остались в туалете без присмотра.

— Чёрт с ними, никто не возьмёт, — Мирошкина переключилась на мой галстук, зубами ослабляя его узел.

— Нет! В них остались зло и скверна! Если еще кого-то из работников охватит безумие, Юрий Борисович убьёт нас обоих!

Теперь моя очередь давить на рефлексы. При упоминании директора Мирошкина вытянулась по струнке:

— Вы так думаете?

— Я так знаю! Быстрее, я должен нейтрализовать угрозу, пока никто не пострадал! — я окончательно вырвался из объятий Виктории и вывалился в коридор, на ходу поправляя помятую рубашку.

— Давайте, Роман Валерьевич, вы наш герой! — Мирошкина вытирала слёзы умиления.

В туалете мне не оставалось ничего другого, как собрать канцелярию в охапку и унести с собой в кабинет. И сделать это надо как можно скорее, пока Виктория Павловна не пришла в себя.

* * *

Вечером я вернулся домой в полном упадке духа. Ком проблем в моей жизни рос быстрее, чем я мог его осознать, а уж тем более решить. И всё это в течение одной лишь недели. Я с ужасом представлял, что будет дальше. Яр встретил меня на пороге квартиры с заведенными за спину руками. Впереди назревал непростой разговор.

— О, ты уж дома? Надеюсь, хоть сегодня приготовил ужин? — мне не хотелось шутить, ведь и Яру предстояло ответить на несколько вопросов, но ирония — неотъемлемый спутник в моей жизни.

— Нет, не успел, — Яр хмыкнул, не оценив моей шутки, и прошёл на кухню.

— Я вот думаю, зачем Инферналам потребовалась Фадеева.

— Долг? — Яр скучающе обсуждал эту тему.

— А вот и нет! — я кричал ему из ванной, приводя себя в порядок. — Помнишь, на Инферналах в Москва-Сити и в тех гаражах были черные полосы? И на гончей, кстати, тоже.

— Помню.

— Что с ними не так? Что это были за метки? Я такие раньше не видел.

— Да что угодно. Это может быть метка какого-то союза.

— Ты не знаешь? — я вернулся на кухню и закопался в холодильнике.

— Они не отчитываются передо мной в своих делах, я могу только предположить.

— Думаешь, Хворостова тоже взяли в этот союз? — я рассмеялся, когда представил себе эту картину.

— А он здесь при чем?

— А при том, что такую же полосу я сегодня видел на Димоне! Видимо, её оставила Жанна после нападения. И я могу поспорить, что точно такая же полоса есть и на ней самой! — я жадно потреблял наспех приготовленный ужин.

— С чего ты так уверен? — Яр сверлил меня скептическим взглядом.

— А ты думаешь, Жанна сходила к колдунье, получила в свои руки мировое господство и теперь управляет Инферналами?

— Нет, Инферналами управляет Темное Царство... — Яр задумчиво теребил подбородок. — Ты хочешь сказать, что Жанной кто-то управляет?

— Это же очевидно! И это не Инфернал! Кругов под глазами у неё не было, а осведомленность о моём проклятии была! Этот кто-то управляет Жанной, он же управляет Инферналами. Как ты сказал: темный царь?

— Тёмное Царство, — поправил меня Яр, но тут же отмахнулся от этой идеи. — Невозможно! Кто: ОН? Человек? Люди не могут управлять Инферналами, они могут только их кормить.

— Очень загадочная ситуация, — я задумчиво пялился в окно, за которым смазывал краски закат.

— Ты лучше подумай, как отловить эту беглянку.

— Да, если устроить Фадеевой допрос с пристрастием, наверняка узнаю много интересного...

— Я, кстати, тоже хотел бы узнать кое-что интересное. О твоём рвении относительно тьмы.

Ну вот и Яр выкроил момент для своих вопросиков. Что ж, пора за свои действия держать ответ и мне. Я отложил пустую тарелку:

— Извини, но на тот момент это было единственное решение, чтобы спасти себе жизнь, — я максимально смягчил тон, однако глаза призрака налились злобой.

— Рома, тьма — это не игрушки, и разбрасываться ею налево и направо — преступная халатность! — Яр так же старался держать себя в руках, но сегодняшняя ситуация дала мне на руки весомый аргумент. Наверное именно поэтому я сохранял хладнокровие:

— Конечно, её нельзя применять, но что в тот момент сделал ты, чтобы спасти меня? Ты что-то предложил взамен?

Яр молчал, его левый глаз нервно дернулся. Ситуацию спас мой телефон, он залился трелью в кармане, возвещая о входящем звонке. Борисыч?! Я выхватил мобильник, но в этот раз меня беспокоил Догматов. Он предупреждал, что будет звонить вечером, а я совсем забыл о назначенной встрече.

— Да, Николай Федорович!

Я встал из-за стола и ушёл в комнату. Почему-то от этого разговора у меня расшатывались нервы ещё сильнее. Уж лучше бы звонил Борисыч, там хотя бы всё было понятно.

— Ну что, Ромка, всё в силе? — Федорович нервничал похлеще моего.

— Да, конечно, завтра в обед я свободен, вот только... Я ума не приложу, где нам встретиться, — в голову действительно не приходило ничего путного, да и когда думать о кабаках, когда в жизни творилось такое?!

— Ну, это не самое страшное, что могло случиться; ты вроде как на метро, поэтому давай-ка недалеко от подземки и встретимся. Мы с ребятами раньше собирались в Первом Городском у Дубровки, но это ресторанчик, а не кафе, пойдёт?

— Я думаю, да, тем более, Дубровка мне в самый раз, доеду на МЦК.

— Ну вот и отлично! — Догматов улыбался, мне хоть ненадолго удалось поднять ему настроение. — Тогда завтра в час дня.

— Скажите хоть в двух словах, что случилось, к чему мне готовиться? — это была моя последняя попытка воззвать к совести собеседника и хоть немного приоткрыть карты.

— Нет, Рома, в двух словах не получится, завтра встретимся, всё сам и увидишь!

Федорович положил трубку, а я, не найдя сил, чтобы возвращаться на кухню, упал на кровать без сил и закрыл глаза. Покой нам только снился...

— Ну, ты сам накликал на себя беду... — Яр уже тут как тут, и не с пустыми руками, поддержка от него так и пёрла.

— Ты сможешь узнать, что за метки были на Инферналах? Кто их поставил и для чего? — я говорил с предком, не поднимая головы.

— Я могу попробовать, — Яр не был бы Яром, если бы не выставил ответное условие: — Но ты пообещаешь мне, что не будешь пользоваться тьмой!

— Обещаю! — я поднял руку и показал призраку ладонь.

Он исчез, а меня ждал сон. Интересно, чем всё-таки закончился тот бой в лесу. Я сел на кровати и продолжал пялится на раскрытую ладонь. Если я научусь вызывать тьму так, как это делал Чернобожец в больнице, мне будет гораздо проще использовать её незаметно для Яра.

Тьма откликнулась на призыв. Я с ужасом осознавал, что это происходило все быстрее и быстрее. Черная капля упала на мою руку с потолка. Она ожила и, растекаясь на тонкие части, поднялась в воздух. Линии чертили пентаграмму, которая переливалась всеми оттенками темно-фиолетового цвета. Я завороженно смотрел на это действо, но пока не представлял, как заставить печать принять осязаемую, стеклянную форму.

— Ну, вот и все, Пашка, закончились наши мучения, немного осталось, потерпи, — Пётр тащил меня за руки по холодной и мокрой от росы земле.

Человек, в котором я оказался, был тяжело ранен; слабость не давала мне даже пошевелиться. Интересно, кого так усердно спасал мой предок? Уж не в шкуру ли Сорокина я попал в этот раз?

— А ведь ты был прав, бастион действительно оказался нетронутым, и мы нашли то, что искали, — Петр рассмеялся и сел на землю. Судя по крови на одежде, рана, полученная им при штурме, ещё кровоточила. — Я даже боюсь представить, что нам скажут в главке! План был идеальным: три месяца на подготовку, набор добровольцев в немецком тылу. Мы с тобой даже вылазки грамотно устраивали для отвода глаз, все как положено. Война началась так не вовремя, но мы справились; скажи честно, тебе ведь понравилось играть в партизан?

Петр собрался с силами и потащил меня дальше. Я не мог ему ответить, хоть и находился в сознании. Мне оставалось лишь безмолвно лицезреть стелющийся по поляне перед немецким укреплением зловещий туман. Солнце уже взошло, лес наполнялся привычными звуками жизни.

— Конечно, понравилось, я знаю, но задание у нас совсем другое, помнишь? Ты, кстати, о ребятах не беспокойся, раненых мы погрузили на телеги, и они вместе с Лизкой уже на пути к деревне. Нас здесь осталось только двое... Трое. Чертов Финстерн, ушёл под свод, в подземелье бастиона. И ты знаешь, а ведь не врали легенды. Там, внизу, я действительно чую силу. Этот храм Небесного Зеркала ещё не тронут, оно еще лежит там!

Пётр рывком втащил меня в открытые двери укрепления, проволок по трупам немецких солдат, и едва не упал, поскользнувшись в их крови.

— Я не могу взять тебя внутрь, ты уж прости, дружище, но ты уже не боец. Я думал, ты погиб, но утренняя прохлада тебя оживила. Ну вот, а ты на кашель жаловался, он-то тебя и спас. Ранения у тебя серьезные, но ты протянешь до прихода помощи. Они вернутся, не сомневайся. Обидно, правда? Ведь это ты разглядел бастион на снимках. Подумать только, раньше мы их находили только на равнинах, иногда между гор, но чтобы так, в глухом лесу...

Изнутри укрепление немцев выглядело еще беднее, чем снаружи. Сколоченные наспех бараки, склад с боеприпасами в землянке у стены. Однако под спиной все чаще появлялись гладкие камни, словно здесь когда-то была мостовая.

— Ну вот, тут я тебя и оставлю, — Пётр замер перед грудой белых камней в самом центре укрепления. — Свод прекрасен, посмотри.

Едва ли покрытые плесенью и увитые травой камни могли подойти под описание прекрасного, однако сверху они действительно обозначились намёком на свод. Интересно, как этот Финстерн мог скрыться под сводом? Или он разрушил его, замуровав себя внутри? Пётр долго поднимал меня и укладывал в полусидячее положение. Он заботливо подложил под мою спину ватник.

— Не злись на меня, Пашка, я вернусь оттуда с головой Финстерна, обещаю.

Петр, шатаясь, добрёл до развалин. В его кулаке был зажат желтый осколок. Тяжелые камни развалин зашевелились и, отрываясь от земли, выстраивались в арку. Осколком Пётр расчищал себе проход под землю, и я уже видел каменные ступени, ускользающие куда-то в темноту.

— Звездчатые бастионы прекрасны, когда работают, — Пётр смеялся как ребёнок. Он вернулся ко мне, когда со сводом было закончено, заговорил быстро, ведь нас поджимало время:

— Ты не умрёшь, поверь мне. Вот только если что-то случится, что-то пойдёт не по плану, обещай мне, что найдёшь мою жену и сыновей. Расскажи им, что я погиб смертью храбрых. Ты сделаешь это?

Пётр упал передо мной на колени. Он был при смерти, и болезненная улыбка застыла на его лице. Пётр вложил осколок в мою ладонь. Магический кругляш ещё пульсировал жаром, и это тепло, проникая в тело, действительно давало силы.

— Он поддержит твою жизнь до прихода помощи, только я прошу тебя об одном, — взгляд Петра похолодел, впереди его ждала неизвестность, от которой стыла в жилах кровь. — Не вздумай искать меня там, внизу. Если я не выйду через час, а ты уже сможешь идти, иди в деревню. Агенты из главка прибудут туда завтра утром. Объяснишь им ситуацию, ребята знают, что делать. Только Лизке ничего не говори, скажи, что умер я, ты же знаешь, у меня семья, мне с ней дальше нельзя. Она же колдунья, за нее вообще можно не беспокоиться.

Я кричал, чтобы он дождался меня и не ходил под свод в одиночку, но губы Сорокина лишь беззвучно задрожали, он молча кивнул.

— Вот и отлично, Пашка, я знал, что на тебя можно положиться, — Пётр потрепал меня за плечо, с трудом поднялся на ноги. — Ну, вот и всё. Я чувствую зов осколка внизу. Финстерн ещё не коснулся его. Осколок будет выбирать... Ну что ж, я готов!

Пётр надел кольцо Яра и зашагал навстречу судьбе. Мне хватило сил, чтобы поднять руку, но пальцы сжали воздух. Одинокая, сгорбленная от ранений фигура исчезла в черном проёме подземелья. Свод вздрогнул и обрушился, вновь приняв вид невзрачных развалин. Земля задрожала, многотонные мегалиты вырастали из дерна, очерчивая звездчатый бастион магическим узором. Развязка была близка.

* * *

Я приходил в себя после сна и благодарил богов за то, что в этот раз делал это не на полу, скрученный болевым спазмом. Яр был тут как тут, он с любопытством ожидал нового рассказа о моих приключениях в тылу врага. Но озадаченный увиденным, я не решился говорить ему правды. И это становилось печальной тенденцией:

— Не помню, что снилось, кажется, сны начинают меня отпускать.

— Ну наконец-то! Так глядишь, скоро обратно нормальным человеком станешь! — Яр воспринял эту информацию с явным облегчением, по-своему он тоже переживал за моё психическое состояние, вот только где-то глубоко в душе, там, где всегда царят потёмки. — Что, совсем ничего не помнишь? — Яр сел на хвост, провожая меня на кухню и с непониманием смотря на мои страдания у холодильника.

Я жадно впился в пакет молока, осушая его залпом.

— Лес, какие-то развалины, больше ничего не помню! — ответил я в перерывах между глотками. — Кто-то кого-то куда-то тащил...

Яр одобряюще качал головой и был готов поставить мне диагноз: здоров. Я опередил его всего на мгновение. Вопрос об вчерашнем инциденте волновал меня куда больше приключений партизан во вражеском тылу, даже с крутыми спецэффектами.

— Ты так и не узнал, что это за метка такая на Инферналах?

— Мне удалось узнать только то, что это узы братства. Но кто сплотил вокруг себя Инферналов, я не знаю.

— Зачем им потребовалась Фадеева? — ситуация все больше походила на бред. И почему всё это всегда выпадало в мою смену?!

— Долг, и у меня нет другого объяснения. Возможно, она попала в лапы к более серьезным соглядатаям, чем обычно. Связываться с ними очень опасно даже для меня.

— Но какой в этом смысл? Допустим, Жанна обратилась к колдунству, её взяли на крючок, так? Я могу понять, если бы она потихоньку рвала защиту у коллег, питая Лимб, но зачем привлекать моё внимание этим безумным и бессмысленным ритуалом в туалете? Ты же сам видел, она не использовала личные вещи, это была обычная канцелярка!

Яр лишь развёл руками.

— Она же заманила тебя в ловушку там, в гаражах. Ритуал был нужен, чтобы вытащить тебя из Империала, я не вижу тут другой подоплёки.

— Вот так просто наследить? Неразумно как-то, на месте Фадеевой я бы перешёл на уровень партизанской войны, бил бы исподтишка, оставался незамеченным. Как после всего произошедшего она собирается работать в компании? Я, конечно, замолвлю перед Борисычем за нее словечко, но, по сути, Жанна сама ввязалась во всё это, не послушав моего совета; не думаю, что Борисыч будет долго думать о её будущем.

— Ну, это уж твой начальник решит, ты свой долг выполнил.

Вот только выполнил ли до конца? Ответ на этот вопрос мучил меня уже несколько часов. Я хоть и упустил Фадееву в гаражах, но мог бы ещё поговорить с ней дома, адрес же знала Дашка.

— Подожди, может, с Жанной не все потеряно, у меня есть еще пара вариантов. Не будем торопиться с выводами.

— Ага, хочешь еще раз попасть в её ловушку?

Не стоило лишний раз упоминать о своем универсальном средстве для выхода из Инфернальных ловушек, я приберег его для следующего раза, да и вообще Яра можно шантажировать тьмой, а если и не шантажировать, то иронично подбешивать. Правда, навряд ли это придаст крепости нашему союзу. В общем, я все ещё пытался найти ту золотую середину, о которой говорила Мира. И с Яром задача эта не из легких.

— Будет ловушка, не будет ловушки... У меня нет другого выхода, это мой косяк с Фадеевой; я не смог ей помочь тогда, теперь я должен исправить ситуацию по-максимуму. Борисыч в любом случае будет требовать от меня отчёт о случившемся, а еще те птицы, разгром в офисе и переговорной... — от перспектив грядущего разговора с директором я впал в легкий ступор.

— Ты лучше продумай, как вернуть проклятие той старухе с кольцевой, — Яр скрестил руки на груди, а я прикусил губу. Я так надеялся по-тихому свести эту тему на нет, но Яр просвечивал мои мысли как сканер.

— Проклятие... Слушай, а если я не хочу отдавать ей малыша?

— Что значит, не хочу?! — Яр молниеносно встрепенулся, словно зная наперед, что я отвечу. — Ты хочешь оставить проклятие себе? Ты идиот?

— Да я хочу оставить малыша, и я не идиот! От него много пользы, он будет моим помощником!

Как нельзя вовремя Прокл очнулся ото сна, и первым пунктом в его расписании стало не приветливое махание несуществующим хвостом. Проклятие впилось в меня острыми зубами, подпитываясь свежей энергией. В этот раз он пил дольше обычного. Интересно, если малыш действительно рос, то, сколько ему потребуется моей крови при размере средней кошки? И в какой момент он выпьет меня залпом, да еще и останется голодным? От таких перспектив мне поплохело ещё больше. Яр, конечно, заметил моё состояние:

— Да, правильно, расти его большим и толстым, а я посмотрю, как он откусит тебе однажды утром голову!

Призрак недовольно хмыкнул и растворился в воздухе. Собираясь на работу, я охал и ахал, как старый дед. Не так уж и не прав был Яр: моё импровизированное лечение Инфернальной пиявкой проходило без видимых улучшений. В этот раз я не забыл выкинуть труп хомяка из холодильника; я смотрел на его скрюченную, покрывшуюся инеем тушку минут пять, в последний раз запоминая окрас. Почетно похоронив бедное животное в мешке для бытового мусора, я вышел из квартиры.

Очередной день не сулил ничего хорошего, но я твердо верил, что смогу пережить его с пользой для себя. Эксперименты с построением пентаграммы Чернобожцев я продолжил в метро, благо кроме меня черных контуров печати больше никто не видел, поэтому я без зазрения совести рисовал её прямо среди плотного пассажирского потока. До полного построения мне не хватало совсем немного, и каждый раз концентрацию сбивали остановки метрополитена, бесконечная толкотня и недоверчивые взгляды попутчиков. А ведь стоять с раскрытой ладонью было чревато: можно запросто получить в неё милостыню. Помучив себя так до «Александровского Сада», я сдался неумолимой дороге и отложил эксперимент до более спокойной офисной обстановки.

Итак, зачем мне всё это было нужно? Здесь нет одного утвердительного и всеобобщающего ответа. Во-первых, и, наверное, самое главное: используя небольшие куски темной материи, я мог защищаться почти незаметно для Яра. Вытаскивать из земли потоки тьмы и рубить ими Инферналов направо и налево, конечно, более солидно и эффектно, но я так точно доведу Яра до второй смерти. В конце концов, он мой предок и верный друг, с которым я должен считаться. Во-вторых, чем меньше тьмы я использовал в своих целях, тем меньше платил за этой собственной кровью. За время эксперимента в метро и накануне вечером, я не заметил на себе серьезных энергетических просадок. Это очень существенный плюс в условиях неравного, продолжительного боя. Помнится, Аниматор стрелял в меня пентаграммами почти без перерывов и отдыха. Он или бездонный энергетический колодец, что вряд ли, либо просто опытный человек, знающий толк в темном искусстве. Ну, а третий плюс, чисто стратегический: осколки пентаграммы как пули. Овладею этим оружием бесконтактного боя и смогу крошить Инферналов с безопасного расстояния.

С этими приободряющими мыслями и особым вниманием на телефон я и добрался до Империала. По договоренности с Моховой она должна была позвонить мне сразу, как только Фадеева попытается пробить пропуск на входе в башню. Система была отточена и могла дать сбой только в одном случае: если Жанна не выйдет на работу. Я провёл в тени парковки минут тридцать, поджидая героиню вчерашнего вечера у входа в Империал, но не дождался ни звонка от Дашки, ни знакомого лица среди спешащих на работу сотрудников. Что ж, организовывать ловушки — тоже искусство, которое мне ещё предстояло отточить.

Я прикладывал пропуск на рецепции последним; многозначительный взгляд Дашки дал мне понять, что наш провалившийся гениальный план приправлен чем-то еще, и судя по всему, чем-то не очень приятным. Уж не вернулся ли из командировки раньше времени директор?

— Роман Валерьевич, плохие новости, — шепнула мне на ухо Мохова, завязав наш полушпионский разговор.

— Ага, уже несколько дней как, спасибо, я заметил, — я небрежно облокотился о стойку и разглядывал потолок.

— Вы меня не поняли, всё намного хуже. Вчера в фойе Империала нашли девушку без сознания; они говорят, вы были с ней в одном лифте! — голос Дашки дрогнул в хрипотцу. Я припоминил свою встречу с Тетрусом, но девушка не погибла; я, конечно, понимал, что обмороки в бизнес-центре не относились к хорошим новостям, но и к плохим от силы.

— Было дело, но ты же знаешь, какая у меня энергетика, девушки иногда падают в обморок от неё, — я неуклюже свёл разговор к шутке, но Дашка даже не улыбнулась.

— Я вам очень верю, Роман Валерьевич, осталось теперь убедить в этом следователей из полиции.

— Следователи? — я напрочь забыл о нашей игре в шпионов и выпрямился по струнке. Вот только их мне не хватало! Нет, только подумать, целую неделю я огребал по самое не балуй, носился по метро как угорелый, донимал старушек, разбил непробиваемое стекло в Империале, а эти доблестные охранники правопорядка заявились ко мне только сейчас, да и по какой причине?! Кому-то вчера стало плохо внизу? Они, что, серьезно?! Мой страх резко сменился раздражением.

— Да, они ждут вас наверху, в вашем кабинете.

— А кто им его открыл? Я пока никого не принимаю!

Дашка лишь пожала плечами. Мне было много что сказать заявившемся наглецам, я на ходу расслаблял галстук и снимал пиджак. Удивить их своим жизнерадостным напором? Странно, что по пути в кабинет мне не встретилась Мирошкина. Наверняка именно она впустила полицию в мой кабинет. Но главное, зачем именно в кабинет, для таких ситуаций у нас есть переговорная, тем более последние несколько дней она пустует.

— Здравствуйте, Роман Валерьевич.

Их было двое. Тот, что поменьше, занял место у окна и с интересом рассматривал заклеенную скотчем дыру в стекле, второй, повыше и с землянистым цветом лица, притаился за дверью, да так искусно, что я едва не пришиб его, когда ворвался в кабинет.

— Здравствуйте, — я невозмутимо и в привычном порядке располагал на полках и вешалках вещи, снимал ботинки с носками.

Лишь вступив на любимый ковёр, я обратил внимание, что незваные гости принесли в мою обитель уличную грязь. Сказать, что мои глаза налились кровью, это ничего не сказать. Раздражение закономерно сменилось откровенной злостью. Тот, что был поменьше ростом, вышел ко мне и, словно извиняясь, протянул в дружеском приветствии служебное удостоверение:

— Лейтенант Скоров, Михаил Петрович.

Он кого-то напомнил мне. Я всё еще скрежетал зубами, смотря на мокрые следы, что расплылись по ковру. Интересно, где они нашли лужи? Уже несколько дней в Москве стояла засуха.

— Очень приятно! — пришлось выдавить из себя хоть какое-то приветствие, но пожимать руку наглецов я не решился.

Слово взял второй следователь, в его руках была папка, из которой торчала распечатка с камер видеонаблюдения. Найти меня по этим свидетельствам не составило большого труда.

— А вы не очень-то и удивлены нас видеть, — он затянул старую песню, от которой меня уже тошнило.

— А вы не очень-то и вежливы, если решили вторгаться в мой кабинет, не дождавшись меня! — я смерил оппонентов озлобленным взглядом; тот опер, что на голову ниже, решил разрядить обстановку.

Я наконец-то понял, кого он мне напомнил: он очень походил на Майкла Джей Фокса из популярной трилогии о машине времени, даже прическа была одна и та же.

— Не надо накалять ситуацию, Роман Валерьевич, мы понимаем ваше негодование, но кабинет мы открыли не сами...

Ему не пришлось продолжать, в дверном проёме я увидел испуганные глаза Мирошкиной. Виктория поняла свою ошибку, заметалась в проходе, но так и не решилась зайти внутрь. Ладно, с ней я разберусь позже. Теперь следовало как можно быстрее отправить полицию по домам, и мне не хотелось бродить вокруг да около.

— Итак господа, не будем тянуть котов из мешков. Что вам угодно?

— Вчера в одном из лифтов Империала была найдена девушка без сознания, — заговорил следователь, что стоял у меня за спиной, он потряс папкой с фотографиями.

— Да, я был с ней в том лифте, что с того?

— Вы, конечно, извините, но не могли бы вы рассказать нам, что конкретно там произошло? — лейтенант Скоров присел на край моего стола, чем вызвал еще одну волну негодования.

— Вы знаете, я вообще-то за этим столом, бывает, и ем.

Скоров быстро оценил ситуацию и на всякий случай отошёл к напарнику. Полицейские явно не были готовы к такому приёму, но тут бизнес-центр, всякие корпорации и в принципе недружелюбный офисный планктон: надеяться на неприличные поцелуи при таких вводных не приходилось. Теперь, когда я полноценно занял своё законное место, первым делом проверил содержимое ящиков стола. Навряд ли, конечно, полицейские додумались бы копаться в канцелярских принадлежностях, но проверить их наличие не мешало, особенно тех, что удалось вынести вчера из туалета. Запах гари выветрился, листы блокнота высохли и превратились в бесформенные лопухи, но всё лежало на месте, до последней обгоревшей скрепки.

— Так что произошло в лифте, Роман Валерьевич? — Скоров тактично постучал по столу.

— Тетрус, — я небрежно бросил полицейским правду, зная наперёд, что из этого выйдет.

— Что?

— Тетрус, вы никогда не слышали об этом древнешумерском божестве? — я решил, что картину дня дополнит легкое издевательство над полицейскими.

Они переглянулись, и Скоров взял слово:

— А при чем тут это?

— Он воплотился в тело этой женщины и попытался меня убить. Я лишь защищался и, кстати, изгнал мерзавца, — рассказывая всё это, я нисколько не сомневался в своей безнаказанности. По идее, камера должна была стоять и в лифте, но если бы она что-то записала, полицейские тут же кинули мне эту запись под нос. Интересно, не Тетрус ли позаботился об этом? Паренёк хоть и назойлив в своём рвении мести, но далеко не глуп. Мира говорила, что он не желает моей смерти, вчера я еще раз убедился в обратном. Странно, может быть, цыганка ошиблась?

— Вы дрались в лифте с древним божеством? — голос Скорова сел, его напарник смотрел на меня немигающим взглядом, как на идиота.

— Совершенно верно, хотите чаю? — я уже вовсю начинал свой рабочий день, кипятил чайник и расставлял посуду.

— Нет, спасибо. На девушке не оказалось следов побоев.

— Конечно. Я же не дрался с ней физически, — подробности того, что я прижимал бедняжку к кнопкам, можно было и опустить. — Все происходило на ментальном уровне. А что говорит сама жертва?

— Гражданка Егорова ничего не помнит, не помнит даже вас... — Скоров озадаченно раскрыл папку с материалами доследственной проверки, но ухватиться тут было не за что, не считая записи с камеры наблюдения. Мало ли кому стало плохо и при каких обстоятельствах.

— Какая жалость, — я заварил себе чай и откинулся в кресле.

— В её крови так же не найдено ни алкоголя, ни наркотиков, но память стёрта, — напарник Скорова навис надо мной грозной тенью, но это лишь рассмешило меня. — Что произошло в лифте, вы можете сказать нормально?

— Я вам уже всё сказал, честно и откровенно, — и тут меня совершенно не мучила совесть.

Оперативники молчали, не зная, что еще предъявить мне; я им решил напомнить о безнадежности этого допроса:

— А что вы от меня хотите? Девушке я помог как мог, в фойе попросил чтобы вызвали скорую, я свой гражданский долг выполнил, — я развел руками, намекая гостям, что их лимит на моё посещение полностью исчерпан.

— Вы убежали из Империала, долго находились на парковке, а потом ушли в сторону МЦК. Куда вы направлялись?

— Домой, на обед.

— По показаниям очевидцев вы вели себя очень нервно, выглядели запыхавшимся, вы очень сильно торопились.

— Да, я очень хотел кушать! — эти расспросы уже порядком утомляли меня, к тому же тормозили изучение пентаграммы. Я уже провожал гостей к выходу, но Скоров оттянул моё внимание к окну.

— Интересная дыра, вы сами её сделали?

— Нет, на днях мой офис атаковала стая птиц, огромные такие зверюги, — как хорошо, что компания оперативно провела ремонт и о свершившемся здесь побоище не осталось даже намёка.

— Это птицы такое сотворили? — Скоров как ребенок чувствовал ложь, но не знал, как в ней уличить меня.

— Конечно! Такие случаи уже здесь были, вы не знаете?

— В общем-то, нет...

— Ну если наш разговор перешёл в разряд осмотра достопримечательностей моего кабинета, я прошу вас на том и ограничиться, господа, — привлекая всеобщее внимание, я хлопнул в ладоши. — Вы уж простите, но это моё рабочее место, сегодня не выходной, а значит, я должен работать.

— Кстати, какая должность у вас в компании? — Скоров не хотел уходить по-хорошему, но все еще держал себя в руках, а вот по выражению лица его напарника, пышущим нездоровой серостью, можно было подумать, что он вот-вот выхватит оружие и начнёт стрелять.

— А вот эта информация является корпоративной тайной. Хотите узнать, отправляйте официальный запрос, — история с Белым Карликом научила меня больше никогда не доверять людям в форме и держать их на безопасном расстоянии. — Ну что ж, если у вас больше нет вопросов...

Я уверенно оттеснял полицейских к двери, и им пришлось подчиниться.

— Это еще не конец! — напарник Скорова, что так и не удосужился представиться мне, вышел в коридор, закатив глаза.

— Подождите, Роман, есть еще кое-что, — Скоров спокойно помещался в узком проёме благодаря компактным размерам; он развернул папку и достал фотокарточку. — Посмотрите, вы когда-нибудь видели такую аномалию?

На фото красовалась женская правая рука, по пигментным пятнам на коже я без труда узнал её хозяйку: это была именно та девушка из лифта, случайная жертва Тетруса. Аномалия касалась пальцев на её руке. И сходу не скажешь что именно было не так: на всех пальцах ногти, красивый маникюр, вот только безымянный и мизинец были на одну фалангу короче остальных. Тетрус, мерзавец, все же оставил на жертве свой отпечаток. Я не смог прокомментировать увиденное, отдал снимок полицейскому.

— Похоже, ей делали пластическую операцию по удалению фаланг, но ни следов вмешательства, ни воспоминаний по этому поводу у Егоровой не осталось. Когда вы боролись с тем... божеством, не заметили этой странности? — Скоров несколько раз откашлялся, подбирая слова.

Я смерил его холодным взглядом: очень смешно, но издеваться над оперативниками — исключительно моя прерогатива:

— Нет, не заметил, насколько помню, у древних шумеров с пластическими операциями вообще-то было не очень, я думаю, надо искать ответ у самой Егоровой.

Когда они ушли, я на цыпочках прокрался в приемную. Мирошкина скукожилась в кресле директора и ухитрилась спрятаться за монитором компьютера, так что я и не заметил её сразу.

— Виктория Павловна? — пришлось доставать её из-под стола чуть ли не за шкирку. — И зачем вы впустили их в мой кабинет?

— Я думала, вы не будете против, да и где их держать?

— У нас для таких дел есть переговорная!

— Но здесь же я...

Впрочем, ничего другого я и не ожидал услышать. Оставалось надеяться, что Виктория в следующий раз не допустит такую оплошность. Я отпустил её с миром, но на всякий случай грозно сверкнул глазами:

— Я начну приём через час, не беспокойте меня.

— Хорошо, но Юрий Борисович в курсе произошедшего.

— И что с того? Да и что, собственно, произошло?

Мирошкина растерянно пожала плечами:

— Я не знаю, что происходит, Роман Валерьевич, никто ничего не понимает...

Виктория была права, произошло слишком много странного за эти дни; я отстраненно кивнул и вернулся в кабинет. Кольцо Яра осталось в кармане пиджака: темное искусство не терпело свидетелей.

* * *

Прошлое

— И почему ты так невзлюбил Хворостова? Ну да, это была его идея торговать кольцом, но оно же неизменно возвращалось обратно.

Я покорно шел за Яром. Говорил ему в спину и ожидал хоть какой-то реакции. Призрак молчал. Под покровом ночи мы пробирались по узкой тропинке к зданию Хорвинской заброшенной больницы. Место, облюбованное наркоманами, гопниками и любителями оккультизма. Почему Яр выбрал именно это жуткое и неприятное место, для меня осталось загадкой.

— Кстати, ты должен знать: после того, как мы установили контакт, мое кольцо больше не будет возвращаться. Если ты его снова потеряешь или продашь, наша связь навсегда прервётся, — голос Яра звучал как набат колокола и больше в моей голове.

— Ай, ты можешь сбавить шаг? — ветка царапнула меня по щеке, а обломок куста тут же впился в бедро.

Яру было наплевать на такие мелочи. Он уверенно шел на черный остов гигантского здания, возвышающегося среди крон деревьев. Я приехал сюда на последнем метро и понятия не имел, как ехать домой обратно. Яр сказал, что это не имело значения, главное — провести обучение. А как по мне, ночи уже холодные и гулять по Москве за полночь не так уж и романтично. Тем более, в компании с мертвым предком.

— Налево, через парадную не пойдем, — скомандовал Яр и исчез в кустах, через которые я не смог бы пройти чисто физически.

— Яр? — я пробирался в темноте почти на ощупь, не разбирая ни тропинок, ни дорожек.

Здесь не ходили даже полные отморозки. Мое раздражение от ситуации росло с каждым шагом. Яр любил бросать меня в ответственный момент, наверняка наблюдал издалека и хихикал. Я чертыхнулся, едва не упав на колено: под ногой поехала кирпичная крошка. А вот и разлом, через который Яр водил меня всего один раз. Он недовольно выглядывал из черноты прохода.

— Что ты там копаешься?

— Нормально! Ты же призрак, тебе дороги не нужны, а мне как пробираться через эти джунгли?!

— Точно, прости, я забыл.

— Часто ты это забываешь, кстати! Лучше бы забыл о том, что Хворостов подговорил меня продавать кольцо.

Мы спускались по бетонной лестнице в подвал. Я подсвечивал себе путь фонариком из телефона.

— Не забуду и не прощу! — хмыкнул Яр, не оборачиваясь.

Он снова вырвался вперёд: ему не нужны были ни ступеньки, ни освещение. Обычно призрак не сопровождал меня долго, исчезал и появлялся лишь в ключевых точках моего маршрута. В этот раз он изменил своей привычке.

— Печать запрещения — это одна из ключевых печатей для противодействия существам из Лимба.

Яр говорил лениво и неохотно, слово повторял это мне каждый день.

Я затаил дыхание, боясь пропустить что-то важное.

— Ты всё ещё в очках, только потому, что тобой продолжают питаться. И стандартный щит тут не поможет. Ты должен сразиться со своим Инферналом и победить его в честной схватке.

— Чего? — я слишком долго соображал.

Мы спустились в подвал Хорвинки, и Яр тут же взял влево. Он исчез за поворотом, но я продолжал слышать его голос:

— Это твой личный враг, и я боюсь, что ты должен сразиться с ним сам.

Я оказался в просторном помещении, полностью лишенным света. Фонарика телефона не хватало, чтобы осветить даже его половину.

— Яр, ты где? — мой голос ещё не дрожал. Я держал себя в руках, но с каждым разом это все тяжелее.

Шаг, ещё один. Бесполезно было искать предка. Узор крови вспыхнул на потолке и стенах. А вот и знакомое скворчание за спиной. Я приготовился к бою. Ну, по крайней мере, я считал, что приготовился.

* * *

Настоящее

Пентаграмма Чернобожцев вращалась на моей ладони, но стоило мне только коснуться её, и пальцы проходили тёмную материю насквозь. Ничего кроме холода я не ощущал. Каким образом аниматор в больнице делал её осязаемой? От воспоминаний дала о себе знать нога, в которую как раз и вонзился осколок такой печати. На людей тьма не действовала, это я видел собственным глазами. Но это при обычных обстоятельствах, значит, были и какие-то особые обстоятельства, которыми пользовался Аниматор. Загадка! Сейчас я бы с удовольствием пообщался бы со лже-Спесивцевым на эту тему и даже подарил бы ему треклятый белый осколок за объяснение этого секрета. Кстати, осколок давно уже не снился мне. Всё-таки Чернобожец нашёл метод заткнуть бедолагу. А всё почему? Правильно, ибо нефиг было кочевряжиться там, в морге! Но несмотря на новые сложности, с одним заданием я все же справился, теперь дело оставалось за малым, но раскладывать части этой головоломки мне помешал очередной пациент. Димон ворвался в мой кабинет как обычно: сходу постучавшись в дверь ногой. А потом еще и жаловался, что она у него болит. Действительно, и с чего бы?!

— Святая инквизиция! Рома! У нас тут безопасно? Полиция ходит по офису и что-то вынюхивает, ритуалы проводят в туалетах! В Империале можно работать?

— Я даже больше скажу: нужно работать!

Димон никогда не понимал намёки, он добродушно улыбался и под этим благовидным предлогом уже развалился в кресле:

— Как твои дела?

— Как видишь идут, у тебя опять нога? — мне не терпелось выпроводить друга как можно скорее.

— Конечно, мне нужен сеанс, она опять болит, — Димон скорчил жалобную гримасу и вытянулся на кушетке.

— Тебе нужен не сеанс, тебе нужно перестать каждый раз выбивать мою дверь больной ногой, глядишь, и болеть перестанет! — я приложил руки к ране Хворостова, не оставив без язвительного внимания манеру его появления на моих сеансах.

— Слушай, а правда, может, это тоже влияет? — его озадаченность была на полном серьезе, я закрыл лицо рукой:

— Ты как всегда...

— Да я шучу! Я, между прочим, её так тренирую! Ну, на стресс, хочу футболом заняться, восстановлюсь окончательно. Вот на твоей двери и учусь, так сказать, держать удар, — он гоготнул, а мне стало не до смеха:

— Ты знаешь, от твоих тренировок скоро держать удар перестанет моя дверь, и с каких это пор ты слушаешь мои советы?

Уже давно я просил Димона заняться восстановительными процедурами, походить в бассейн, побегать в спортзале.

— А это не только твои советы, Оля, очень меня в этом поддерживает! — Хворостов задыхался от гордости при упоминании о своей будущей жене.

— Вот те раз! — от обиды я даже прервал сеанс лечения. — Значит, слушать советы старого друга — это себя не уважать, а если девушка какая шепнула, так ты сразу и в огонь и в воду?!

— Почему себя не уважать?! Я такого не говорил никогда!

— Прохвост! Что она с тобой сделала? — я действительно не узнавал старого друга. — Она тебя приворожила? Околдовала? Ты где нашел-то эту чудо-женщину?

— О! Это прикольная история! Она жила с моим соседом, прямо на одной лестничной клетке, вот он однажды её и выгнал! Идиот!

— Чего? — эта история мне не показалась прикольной. Так себе затравка для романтических отношений. — А ты её типа подобрал?

— Почему подобрал? — в голосе друга звучала обида; он задумался, но тут же встрепенулся и яростно защитил свою пассию: — А если и подобрал, какая разница?! Она чуткая, она заботливая, а готовит как!

— Как? — всё это мне уже совсем не нравилось.

— Как мамка!

Я долго смотрел Димону в глаза, хотел понять, что с ним произошло, увидеть что-то ненормальное, может, какое-то воздействие, но всё вроде было чисто, да и Хворостов кипел энергией, а в случае приворотов такого обычно не наблюдалось. Я закончил сеанс с ногой и попросил друга перейти обратно в кресло.

— Это еще зачем? Не хочу! — уж слишком обидчиво он воспринял мои посягательства на свою подругу.

— Обычная процедура, проверю твою защиту, — я всячески сглаживал острые углы, которые сам и заточил.

Димон поддался на уговоры, но сидел показательно неровно, недовольно причмокивая языком. Я сосредоточился на сканировании его защиты: поле упругое, но в районе затылка легкая, почти неуловимая прохлада, тоненький ручеек, который, впрочем, не имел форму луча, скорее как сквозняк от приоткрытого окна. Уходя в себя во время сеанса, я постоянно возвращался к загадке пентаграммы, и даже обнаружив небольшую брешь в защите друга, не придал ей особого внимания. Я восстановил защиту Хворостова, повернув ладонь по часовой стрелке лишь один раз.

— Что-то не так?

На этот вопрос я не смог дать вразумительного ответа. И вроде все было как обычно, но с Димоном явно что-то произошло, и случилось это не вчера, не во время атаки Фадеевой.

— Извини, я последнее время мнительный чересчур, у тебя все хорошо, — я отмахнулся от нехороших мыслей, надеясь что резкая трансформация характера друга была связана лишь с его возрастными изменениями. Услышав мой вердикт, Хворостов заметно подобрел:

— Ну и отлично, кстати, наше приглашение в гости сильнее прежнего! Даже Оля хочет с тобой познакомиться! — друг хлопнул меня по плечу.

— Прямо так и хочет?

— Конечно! Я много интересного про тебя ей рассказал!

— Подожди, что именно? О целительстве рассказал?

— А то! Ты знаешь, как она удивилась. Говорит: хочу пообщаться с таким удивительным человеком! Поэтому ждем тебя в гости с нетерпением! Когда?

— Очень тяжелый вопрос, может, в воскресенье? — в субботу я хотел честно отдохнуть и побездельничать.

— Отлично! Ты передумал и поедешь с нами на природу?

— О, нет! Тогда давай потом как-нибудь, — я провожал друга до двери, уже обдумывая, как заставить пентаграмму принять твёрдое состояние.

Димон не умолкал, сыпля идеями и предложениями одно краше другого. Чтобы хоть как-то заткнуть его, я сделал ход конём:

— Как думаешь, как что-то неосязаемое сделать твёрдым?

— Ну не знаю, заморозить? — Хворостов запнулся на собственных мыслях, но ответил после недолгих раздумий.

— А если оно и так холодное? — тьма обжигала руки, это точно.

— Может, не такое и холодное, если не замерзает-то? Подожди, неосязаемое? Ты вообще про что? Про воду? — Димон глупо улыбался, не понимая, что я от него хочу.

Точно! Аниматор использовал конденсат в воздухе. Он пропитывал им пентаграмму, и благодаря этому она замерзала, обретая физическое естество.

— Димон, ты гений!

— Ну, рад, что пригодился, — Хворостов хихикнул в проёме. — Так значит, тебя ждать на следующей неделе? — он продолжил пытку вопросами, так и не дав мне закрыть дверь.

— Да, конечно, вы сначала в лес, а потом все вместе в кабак. Чур, я угощаю! — я уперся в ногу друга, аккуратно вытесняя его в коридор. Мне не терпелось проверить свою догадку.

— Может, лучше у нас дома? Обстановка всё же...

Я закрыл дверь перед носом Хворостова, не дав ему договорить.

— Отлично, тогда на следующей неделе! — Димон кричал из коридора, но я совершенно его не слушал, на раскрытой ладони уже чертился темный знак.

— Так, и чем ты это тут занимаешься?! — Яр соизволил посетить меня как нельзя вовремя.

— Только Димона выпроводил, хотел чая попить.

Пришлось разогнать черный туман, пока Яр не заподозрил неладное. Опять начнёт ныть о недопустимости использования тьмы, как будто это запрещено какой-то конвенцией. Интересно, после смерти я тоже стану таким же занудой? А нет! Первое, что я сделаю, набью Яру морду, оторвусь, так сказать, за все пережитые унижения с его стороны. — А ты что хотел? Тоже чаю?

Получилось грубо, и даже нелепая улыбка не спасла положение.

— Очень смешно, — Яр не успел появиться, а у нас уже назревал конфликт. Всего со второго предложения. Это определённо рекорд. Впрочем, отделаться от Яра другим способом и не получалось. — Я вообще-то пришёл попытаться тебя вразумить последний раз! Не лезь к Догматову. Ничего, кроме проблем...

— Догматов! — чашка с кипятком чуть не упала на ковёр. — Я совсем про него забыл! Спасибо, что напомнил, Яр!

Призрак шипел от злости, но не был в силах помешать мне; я накинул пиджак и выскользнул из кабинета.

— Покорми рыбок, пока я не приду, — крикнул я ему из коридора и рассмеялся. Яр не полез за словом в карман:

— Не обольщайся, на тебе только хомяк, вот ты и думай, где и как его искать!

Я прикусил губу: хомяк, не забыть про хомяка! Не забыть!

* * *

Прошлое

Тварь возникла у меня за спиной и потянула руку. Он прорвал защиту, не колеблясь и не раздумывая, как настоящий хищник. Тонкие нити жизни потекли из меня к нему алыми ручейками.

— Сфокусируйся на защите, как я учил! — Яра не было рядом, но голос его звучал отчётливо и больно.

И почему он сразу не предупредил меня о том, к чему готовиться?! Мерзавец! Я бы не ел так плотно на ночь. Защита! Сопротивление! Моя аура то блекла, то снова набирала яркость. Существо на три или даже четыре головы выше меня. Огромное, худое с длинными руками и багровой кожей, усеянной мелкими шипами. Он замер и прикрыл глаза от удовольствия. Теплая человеческая энергия для них изысканный деликатес. В моем горле пересохло. Я собирал внутреннюю энергию, чтобы дать отпор. Слабость подкрадывалась дрожью на кончиках пальцев.

— Давай, сейчас! — Яр буквально прокричал это.

Рывок, и я отпрыгнул в сторону, сделав кувырок через плечо. Тварь потеряла со мной связь и недовольно заскворчала, открывая маленькие глазки. Я рванул к стене, как можно дальше от Инфернала. Они огромны, но медлительны. Я прислонил к алому узору ладони. Яр показал мне, как выглядит печать запрещения, несколько дней назад, но только сегодня утром мне удалось полностью воссоздать ее на полу кухни. Дело оставалось за малым — перекрыть печать Инфернала, чтобы отрезать его от нашего мира. Я прикрыл глаза, сфокусировался. Сердце бешено билось в груди. Враг совсем рядом.

— Нет, не сейчас! Выжди момент! — крик Яра заставил меня прервать ритуал и отскочить в сторону.

Вовремя. Инфернал уже настиг меня и поднимал худую руку. Моя аура снова поблекла, но в этот раз я оказался быстрее и проворнее. Вскочив на ноги, я помчался к выходу. Нет, не для того, чтобы сбежать с поля боя, а чтобы отвести Инфернала как можно дальше от его портала. Как говорил Яр, создания Лимба слишком привязаны к своему миру и появляются в нашем только на короткое время и только чтобы поесть.

— Давай сюда, этажерка! — заорал я, выплеснув на врага свои напряжение и страх. Засмеялся и, дразня неприятеля, показал ему неприличный жест рукой.

Инфернал бодро следовал за мной. Несколько размашистых шагов, и тварь уже вытянула руку. Я ушел из-под удара, стремглав помчавшись к следующему углу. Я должен измотать врага пребыванием в нашем мире. Чем дольше он тут, тем слабее.

— Ну давай, гаденыш! Не поймаешь меня!

Хорошо, что Инфернал был один. Яр говорил, что очень часто они охотятся парами. Только я не понимал, почему он преследовал меня так долго, после самой аварии. Ведь прошло уже почти пять лет. Я сорвал с носа очки. Зрению они уже не помогали, а врага я чувствовал даже с закрытыми глазами. Я ушел от очередной атаки и заманивал Инфернала обратно ко входу. Тварь замедлилась. Он обернулся на алую печать, через которую вошёл сюда. Она горела уже не так ярко. Инфернал замешкался. Он двинулся обратно к печати. Наверное, хотел подпитать её или что-то в этом духе.

— Давай, Рома! Это твой шанс, — Яр говорил быстро, но спокойно.

Я ринулся гиганту наперерез, снова кувыркнулся через плечо и, влетев в алый узор, приложил к нему руки. Адреналин в крови зашкаливал, я послал в пальцы импульс и с неподдельной радостью смотрел, как по полу расползается печать запрещения. Инфернал вступил в ее узор и окончательно завяз. Он пошатнулся и что-то с обидой заскворчал. Я ринулся к стене, прижался к ней руками и, злобно рыча, подпитывал печать запрещения. Она разрасталась, захватывая и перекрывая вражеский узор. Алая печать гасла.

— Да, тварь! — я кинул очки на пол.

С каждым мгновением мои инстинкты обострялись. Мазня перед глазами принимала резкий и четкий вид, даже несмотря на полумрак. Я приник к противоположной стене, печать запрещения разрасталась под моей рукой и там. Инфернал оказался в ловушке. Он тянул ко мне руку, но утопал в болоте. За его скворчанием я мог поклясться, что услышал какое-то матерное слово в свой адрес, но не успел разобрать, какое именно. Алая печать смачно хрустнула и окончательно потухла.

— Молодец! Ромка, молодец! — Яр ликовал, а я обессиленно упал на колени.

Печать исчезла, а вместе с ней и приставучий Инфернал. Мой смех лился сквозь слезы. Уходя, я подобрал очки, но когда вышел на улицу и вдохнул прохладный столичный воздух полной грудью, вдруг осознал, что они мне больше не нужны. А вот неспешная и почти романтичная прогулка под огнями ночного города на пару с призраком прародителя моего рода была просто необходима. Мы болтали без умолку до самого дома, куда я попал только под утро. Яр предлагал мне выбросить очки, но я решил, что оставлю их как память о первом чудесном избавлении.

А утром мой телефон атаковал Хворостов. У него для меня было сверхвыгодное предложение, от которого просто невозможно отказаться. Он предложил мне работать вместе.

* * *

Настоящее

В вагоне МЦК я не рискнул призывать тьму. Возможность для этого была, но такие эксперименты лучше проводить в офисе или дома, подальше от посторонних глаз. Пока Тьма неосязаема, люди не увидят ничего подозрительного, но где гарантия, что, наполнив печать льдом, она не проявится в нашем мире вполне четкой формой, да и нельзя забывать что пентаграмма — в первую очередь оружие. Всего одно меткое попадание отправило меня на рандеву с Кумиром, и мне повезло, что мой род уже сталкивался с тьмой и она не убила меня. И это еще одна загадка, о которой я предпочитал пока не думать. Может, ответ крылся во снах? Может, именно в том лесу мой предок и познал Тьму? Мне казалось, следующий сон ответит на этот вопрос. Мне становилось не по себе от перспективы, что кто-то в моём роду преступал черту и вёл дела с Тьмой. А если он так же, как и я, использовал её в качестве самозащиты? Сложные вопросы не терпели легких ответов, и тут мне не стоило ждать помощи даже от Яра.

Еще раз прокручивая варианты взаимодействия с Тьмой, я вдруг подумал: подействует ли пентаграмма Чернобожцев на Инферналов? Может, в их случае лучше проецировать печать запрещения? Хотя, была ли разница в том, как выглядит тьма, если она и так наносила тварям из Лимба ущерб? Можно было создать круг с милой надписью: «с любовью» или «на долгую память». И я действительно был готов улыбнуться этому обстоятельству, но поезд замедлил ход. Мы подъезжали к станции Дубровка. Моё внутреннее напряжение усилилось: неизвестно, что готовила мне встреча со старым следователем, который попал в беду?

У входа в условленный ресторанчик я нервно потёр руки: к ним подступала дрожь. Ко всему прочему, мы выбрали не самое спокойное время для встречи. В обеденный перерыв в ресторане аншлаг, а я не видел Догматова десять лет. Узнать бы старика. Тогда ему было уже в районе сорока, сейчас, должно быть, за пятьдесят. Хорошо, ориентир задан: надо искать мужика в возрасте, который будет за столом один.

— Здравствуйте, меню? — молодой человек в фирменном костюме на входе уже брал меня в оборот.

Я растерянно принял толстую кожаную папку с залихватскими ценами. Бесполезно было что-то у него спрашивать, я прошёл в зал, всматривался в лица ничего не подозревающих людей. Когда я нашёл Николая Федоровича, тот усердно рассматривал меню и не отреагировал на нависшую над ним фигуру. Следователь терял хватку?

— Ну и так и будешь молча стоять и даже не присядешь? — Догматов заговорил, даже не кинув в мою сторону мимолетного взгляда. Я невольно улыбнулся: нет, с ним всё хорошо, хватка на месте.

Мы пожали руки, и я молча сел рядом. Шок от встречи не давал мне сказать ни слова еще минуту.

Догматов — пятидесятилетний мужик, некогда спортивной формы, с ручищами как молоты и цепким взглядом опытного оперативника. По крайней мере, мне он запомнился именно таким. Таким я и надеялся увидеть его и по прошествии десяти лет, но сейчас передо мной сидела высохшая карикатура на былую браваду. Усы пенсионера давно приняли пепельный цвет, а вот растрёпанная шевелюра ещё держалась, сохраняя жидкий каштановый оттенок. Странный контраст; я смотрел на этого персонажа из своего прошлого с открытым ртом:

— С ума сойти! Вы так изменились...

Когда та история с Урицким и кольцом закончилась, мне и в голову не приходило, что мы снова увидимся. Николай Федорович, впрочем, разглядывать меня не стал, как не стал и впадать в дремучие воспоминания о былых подвигах:

— А ты так и остался всё тем же двадцатилетним раздолбаем! Давай сразу к делу...

Он быстро раскладывал фотокарточки.

— О боги...

Мне хватило короткого взгляда, чтобы отвести его в сторону и протяжно застонать. Ну, только не опять!

— Что такое? — Догматов растерялся. Ему тяжело понять мои муки.

— Да что за дела?! У вас у всех мания, что ли? Если в моей жизни появляются полицейские, значит, обязательно потащат смотреть на трупы!

— Да? У тебя уже такое было? — Николай Федорович задумался, но продолжал тасовать файлы из уголовного дела, как колоду карт.

Рядом с каждой фотографией он положил листы бумаги, на которых отпечатались ксероксом предсмертные записки жертв. Всего их было трое.

— Да, у меня такое прямо сейчас! — я успокоился, только когда выпил воды из графина.

— А водку здесь подают? — Догматов осмотрелся по сторонам, но, к счастью, официант успел скрыться из поля зрения.

— Так полдень, не рановато ли? — я осторожно принюхался к следователю. Подозрительный выхлоп ударил в нос перегаром не особо качественного коньяка. — Вы, надеюсь, не на машине?

Вот теперь я действительно начал волноваться за старика. Помню, раньше он гонял на личном автомобиле, не шибко заботясь о правилах дорожного движения. Интересно, с возрастом привычка пропала или усугубилась?

— Как не на машине? — Догматов почти обиделся, кивнул на окно. — Вон родимая, стоит, я и обратно на ней поеду! Хочешь, и тебя подвезу, где сейчас обитаешь?

— Нет, спасибо! Я лучше на метро.

Мой нервный смешок заставил старого знакомого пожать плечами и вернуться к делам насущным:

— Итак, смотри: их всех нашли повешенными.

Мне пришлось придвинуться к Федоровичу, чтобы лучше разглядеть его "весёлые картинки". Ну что же, вполне приличные фото вполне приличных людей. На ближней ко мне фотографии интерьер скромно богатый, на стене висят картины. Стул, с изящной спинкой и изогнутыми подлокотниками, обитыми красный бархоткой, лежал под ногами суицидника. Фотографии цветные, но ужасного качества. Походили на копии, но я пока не спешил с выводами. Разглядеть лицо покойника было невозможно, то ли фотограф проявил к нам милосердие, то ли сейчас стало модно снимать мертвецов в профиль. Впрочем, ничего интересного или из ряда вон выходящего я не увидел, как не сумел разглядеть и текст предсмертной записки, Догматов почему-то поспешно перевернул лист белой стороной кверху.

— Это Мишка.

Он поднял фотографию со стола дрожащей рукой, голос следователя сел. Уж как-то слишком по-братски он назвал жертву, холодной иглой мне под кожу заползло нехорошее предчувствие.

— Он слева сидел, у окна, помнишь?

Мои брови полезли вверх: да быть такого не может! Это следователь из того же отдела, коллега Николая Федоровича, помню-помню. Наше дело вели четыре человека, Догматов уже тогда был самым старшим среди них.

— Кондрашов? — теперь голос сел у меня.

— Кондратьев. Да, вижу, помнишь...

— Это Стас, — он подтянул ко мне вторую фотографию.

Убранство квартиры было куда скромнее, какой-то шкаф на заднем плане, простенькие обои и обычная табуретка под ногами повешенного. Сам мужчина был одет в тёплую байковую рубашку, расстёгнутую до середины туловища. И хоть фотография в анфас, но лица снова не было видно. Мокрые локоны волос обнажили поредевшую макушку, но скрыли предсмертный взгляд.

— Иванов?

— Нет, Гаврилов, но Сашка тоже тут...

Догматов придвинул третью карточку, и я медленно откинулся на высокую спинку стула. Весь отдел в сборе? Фёдорович потряс ею у меня перед носом, буквально всучил. Я нехотя всматривался в подробности последней фотографии: интерьер здесь был совсем скудный, старый советский стол с ободранной ножкой, голые стены. Покойник, как Есенин, свёл счеты с жизнью, воспользовавшись услугами водопроводной трубы; он не использовал стул, стоял почти на полусогнутых, руки безвольно висели перпендикулярно полу, но, невзирая на эту странность, так же удушился. Я боязливо вернул фотографии хозяину:

— Как же так?

— А вот так, Рома, все наши полегли, я один остался, и, боюсь, я следующий...

— Да бросьте вы, Николай Федорович...

Вот тебе и история... Если честно, основы курсов психологии в этой ситуации мне бы точно не помешали. Глаза Догматова подёрнулись пеленой легкого сумасшествия, я положил руку ему на плечо.

— Здесь нет ничего странного, люди сводят счёты с жизнью, так бывает...

— Нет, ты не понимаешь! — Догматов снова разложил фотографии на столе. — Они погибли один за другим, в течение всего лишь двух дней! Но даже не это самое странное во всём этом...

Следователь, наконец, открыл мне листы с предсмертными записками и разложил под фотографиями в порядке принадлежности:

— Читай текст...

Я обомлел, когда увидел истинную причину нашей встречи с Догматовым: текст первой записки гласил:

"В моей смерти прошу винить только тот груз грехов, что скопился на душе. Покидаю этот мир с улыбкой на лице, да спасёт вас всех бог".

Текст второй и третьей записки был идентичен первой. У них разный почерк, разная бумага, но каждое слово, вплоть до запятой, как под копирку. Я пришёл в себя только через несколько минут молчаливого лицезрения этой аномалии.

— Ну... может, один повесился, а остальные под впечатлением повторили? — я сделал робкую попытку выдать единственное, что могло хоть как-то всё это объяснить, и Догматов сходу срезал её:

— Ты меня слышишь, Рома?! Они повесились почти одновременно! Я сам узнал о трагедии только через неделю! Они не могли знать, кто что написал, не могли повторить всё букву в букву!

— И что это значит?

Я совсем потерял связь с реальностью, память возвращала меня в те зимние денёчки пятнадцатилетней давности, опять в сырой подвал. По телу пробежал холодок.

— Если бы я знал, я бы с тобой здесь не сидел! — пробубнил следователь, он сгрёб фотографии в охапку, снова перетасовал.

— А следствие что говорит?

В горле пересохло, пришлось опустошить графин ещё на четверть.

— Да что оно может говорить?! — Федорович болезненно хмыкнул. — Следов взлома нет, помещения закрыты изнутри, свидетелей нет. Самоубийство, етить их всех!

Догматов помрачнел, бросил файлы на стол.

— Надо выпить...

— Официант! — я устало махнул рукой человеку у барной стойки.

В этот раз Федорович был прав, жаль, что мне нельзя алкоголь. Вспомнил о Димоне, он тоже расстроится, узнав о преждевременной смерти людей, что когда-то освободили нас из плена Урицкого.

— Стойте, мы тут с Димоном недавно говорили... — я судорожно подбирал слова, вспомнив разговор в лифте и страхах старого друга.

— С каким Димоном? — Федорович брезгливо повёл губой.

— Ну, помните, второй узник! Друг мой, с пулей в ноге!

— А, тот придурковатый? — Догматов оживился, когда официант принёс меню, и, чтобы не тратить время, с ходу озадачил паренька невысокого роста бутылкой горячительного и лёгкой закуской.

— Да-да, придурковатый, вот он не так давно поведал мне важную информацию про Урицкого!

Федорович смотрел на меня с отвисшей нижней губой. Я понял по его глазам, теперь дежавю поймал и Догматов.

— А что с Урицким? Сидит голубчик же...

— А вот уже и не сидит, — я деликатно откашлялся, когда официант принёс заказ, молчал, когда он расставлял на столе наш скромный обед, и продолжил, едва мы снова остались наедине. Ситуация отчётливо дала мне понять, что именно ощущал Хворостов, рассказывая о своих страхах, и это меня пугало. — Выпустили его уже. Не знаю, откуда Димон это узнал, но не верить ему у меня нет причин.

— По УДО, что ли, выпустили? — Догматов задумчиво смотрел в пустоту перед собой. Он потёр руки, коснулся графина. — Ну, если выпустили, значит, заслужил. Надо обмыть!

Я поперхнулся.

— Так, может, Аркадий того? Ну, приложил свою скрюченную руку к этому делу? На месть-то не похоже?

Налив стопку, Догматов задумался.

— Тут дело такое, что на человеческое вообще не похоже. Это что-то извне, Рома, копать нужно в другом направлении.

Федорович залпом осушил стакан, придвинулся ко мне вплотную и неуклюже улыбнулся.

— Помоги мне, Ромка, в знак старой дружбы, уж я не говорю про должок, который с вас причитается!

Федорович едва ли понимал, какие противоречивые слова говорил, но он был слишком напуган, чтобы мыслить рационально. Однако хоть в службу, хоть в дружбу, но мы с Хворостовым действительно обязаны ему очень многим.

— Чем же я могу помочь? Мёртвых воскресить? — я нервно сглотнул, уж не о личной ли охране он попросит? В задумчивости взял стопку с фотографиями, покрутил в руках.

— Ты же вроде экстрасенсом был, — зашептал Догматов.

— Кхм... целителем. Я и сейчас целитель, людей лечу, — я тщетно перебирал в уме варианты, каким образом смогу помочь пятидесятилетнему мужику с отточенными умениями тактического мышления и боя. Наверное, смогу подавать патроны...

Догматов изогнул бровь, глупо смотрел на меня несколько секунд:

— Целитель? И какая разница?

Его вопрос убил во мне любые попытки для сопротивления, я согласно закивал.

— Ну, собственно, да, конечно... И чем же могу помочь?

— Ты сможешь попасть в квартиры и посмотреть там обстановку? — Догматов очень осторожно подбирал слова.

— Это как?

— Ну как по телевизору показывают, когда эти маги и экстрасенсы ритуалы там проводят, свечки зажигают, духов вызывают.

— Мне надо духов вызвать? — я почему-то сразу почувствовал себя некомфортно от этой перспективы.

— Ну, может, что другое сделаешь, я не знаю, может, как-то по-другому пообщаешься с умершими, узнай, что произошло с ребятами! — Догматов наливал очередную стопку. Осушил её залпом вместо того, чтобы чокнуться со мной, игриво подмигнул. Водка начинала своё действие.

— Квартиры можно взломать? Или они открыты?

Второй логический вопрос заставил Догматова яростно блеснуть глазами.

— Взломать? Даже не думай об этом! У нас всё по закону должно быть!

— Ага, по закону, тогда как же мне попасть внутрь? — говорить о законности тут совсем не приходилось, теоретически просьба следователя мне была понятна, но как выполнить всё это практически, да ещё и не нарушить свой собственный закон, оставалось неясным.

— Квартиры опечатаны, ключи изъяты до приезда родственников. Но я точно знаю, что копии ключей от квартир Гаврилова и Иванова есть у их соседей. Ключ от квартиры Кондратьева я тебе добуду сам. Там родственники уже покопались, но разве тебе нужны их материальные вещи?

— Наверное, не нужны... Ключи у соседей, откуда знаете? — я скептически взглянул на старого следователя, но это действительно был глупый вопрос. Следователь бывшим не бывает.

— Ох, Ромка, как был раздолбай, так и остался, хоть и пиджак с галстуком надел. Ты кстати, где работаешь, целитель? — Догматов оценил мой костюм только сейчас, присвистнул: — Вырядился как на презентацию.

— Ага, только слайд-шоу у вас не очень... — я положил фотографии обратно на стол, придвинул к Федоровичу. — Соседи мне ключи дадут за красивые глаза?

— Нет.

Догматов раскинулся в кресле, вальяжным жестом извлёк что-то из нагрудного кармана рубашки и, хлопнув по столу ладонью, оставил на скатерти корочку в глянцевой обложке. Так, этому больше не наливать, хотя раскидываться удостоверениями куда лучше, чем трястись от страха как осиновый лист.

— Что это? Я теперь сотрудник полиции?

Я смотрел на корочку с замиранием сердца. Ну всё, я теперь закон! Наконец прижму эту чёртову старушку в метро по всем фронтам!

— Кто? Ты? Не смеши! — скептически усмехнулся Догматов. — Я заранее раздобыл для тебя удостоверение сотрудника одной газетки. Хех, она хоть и не совсем реальная, но числится во всех реестрах, комар носа не подточит. Много раз выручала, так что пригодится и сейчас.

Федорович официально вручил мне корочку. Приняв сей неожиданный подарок, я уже представлял себе грядущий разговор с Борисычем; ох, как он "обрадуется", узнав, что я тружусь на полставки где-то ещё. Запрет на это прописан в договоре компании, и кажется, я действительно вернусь обратно в Бутово.

— Всё, ты теперь её спецкор! И это тоже надо обмыть! — Догматов потёр руки, налил ещё одну стопку и с досадой потряс графином, что так не вовремя опустел.

— Вы закусывайте, пожалуйста, закусывайте. — я кивнул Федоровичу на его ещё нетронутый салат. Корочка увесистая, сделана добротно. Я с интересом разглядывал печать и название организации.

— "Долг и Честь"? — я откашлялся. — Это что за газета такая?

— Наша, милицейская, мы её с ребятами учредили ещё до вашего дела, — Догматов говорил с набитым ртом. — Стенгазеты делали, даже несколько выпусков удалось напечатать, на конфискатном оборудовании. Оно у нас в подвале стояло, одни вундеркинды для печати денег его приспособили, ну а мы обратно станок тот модернизировали. Вот мы на нём три номера в тираж и отправили, маленький, правда, лишь по районным участкам разошелся, но тогда аж от начальства благодарность получили. Правда, станок после этого пришлось обратно в улики сдать, но ничего. С тех пор "Долг и Честь" и существует. Ну, на бумаге.

— Понятно, я должен обзванивать соседей и просить у них ключи, якобы чтобы написать материал об умерших?

Удостоверение хоть и выполнено на официальной бумаге, заверенное официальной печатью Северо-Западного УВД с моей фамилией, но нет места для фотографии. С собой придётся таскать ещё и паспорт.

— Да, легенда должна быть безупречной! — Догматов оживился, полез в сумку, которую всё это время держал под столом. — Будешь интервьюировать соседей, делать фотографии, вот, кстати, тебе ещё один инструмент для работы.

Он положил на стол фотоаппарат, я с нескрываемым восхищением уставился на четыреста двенадцатый пленочный "Зенит".

— Дайте угадаю, фотоаппарат с тех же времен или из того же подвала что и станок для газеты?

— Не ерничай, — сухо отозвался Догматов, и опять закопался в сумке. Мне страшно представить, что ещё он может извлечь из неё. Повертев раритетную "зеркалку" в руках, я деликатно откашлялся.

— Фотоаппарат я свой возьму, у меня он хотя бы цифровой, а то где я сейчас пленку-то куплю?

— Не ворчи! — Федорович достал из сумки россыпь до боли знакомых кассет. Высыпал их на стол и тихо рассмеялся. — Вот тебе и патроны, тридцать пять миллиметров, это тебе не каких-то девять! Купишь только батарейки и в бой! Когда начнёшь?

Высыпав на меня гору ништяков, которой весьма порадовался бы какой-нибудь ростовщик типа Урицкого, Догматов ожидал моего ответа, сцепив пальцы в замок и пьяно улыбаясь.

— Ну, может, фотоаппарат всё же мой будет? — моя попытка к воззванию здравого смысла отрезалась на корню.

— Ни в коем случае! Фотоаппарат только этот, он у нас счастливый!

— Намоленный, что ли? — я оценивающе крутил технику в руках, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Намоленный или нет, но я ничего необычного в вещице не чувствовал.

— Да, типа того. Его патологоанатом наш, Славка, формалином окропил.

— М-да уж, — я положил фотоаппарат на стол.

Я даже не знал, что чувствовать ко всему этому: интерес или ужас. Картина, которую обрисовал Догматов, вынуждала меня к не совсем честным действиям по отношению и к Борисычу и к самому себе. Да и когда мне таскаться по чужим квартирам? Со своими бы проблемами разобраться... Догматов терпеливо ожидал ответа на вопрос по срокам, и я даже не пытался рассказать ему о всём том, что навалилось на меня за эту неделю. Я откинулся на спинку стула:

— Сегодня пятница?

— Угу, — Федорович доедал салат и хищно покосился в сторону официанта.

Я с ужасом уставился в пространство перед собой. Уже пятница! В субботу и воскресенье курсы по психологии не работали, а я обещал Борисычу что улажу проблемы с дипломом на этой неделе.

— Ну, ты что, умер, что ли? — Догматов шуточно толкнул меня локтем.

Я бы очень хотел умереть в этот момент. Легонько ударив себя по щеке, обратился к следователю:

— Слушайте: есть одна фирма, торгуют дипломами о специальном образовании, прижмём их? Они мне диплом зажали.

От такой наглости Догматов чуть не поперхнулся остатками салата.

— Вот ты шустрый! Ты сначала мне помоги, а потом уж прижмём кого хочешь, связи-то у меня остались.

Федорович хитро прищурился. Старика так просто не разведёшь, придется играть честно.

— В общем, у меня на носу выходные, давайте или в субботу, или в воскресенье.

— Давай. Но сначала исследуй квартиры, к которым есть доступ, а потом, если понадобится, я раздобуду тебе ключ от квартиры Кондратьева. По рукам?

Догматов протянул ладонь. Я очень не хотел влезать в эту авантюру, но ведь иного выхода мне не предоставила жизнь, тем более в перспективе маячила возможность с помощью Федоровича решить одну из своих проблем. Я пожал руку следователя.

— Ну что, теперь обмоем сделку? — Догматов стрелял глазами в сторону подходящего с добавкой официанта. — А салат у вас тут вкусный, такой же принесите ещё! И ты, Ром, не стесняйся, ешь.

— Спасибо, Николай Федорович, но мне уже пора возвращаться к работе.

Я засобирался, не зная, куда девать подаренные вещи. Первым делом убрал удостоверение; спрятать его нужно было как можно дальше! А вот куда прятать фотоаппарат, я даже не представлял, тащиться в компанию с этим обмундированием — полное самоубийство, даже если и Борисыча не было в офисе, у него там всегда оставались глаза и уши. Увидев моё замешательство, Догматов рассмеялся:

— Да не переживай ты, я это пока у себя в машине покатаю, отдам тебе перед вылазкой.

Федорович подмигнул мне, и почему-то от этого жеста по спине снова побежали мурашки. Помнится, совсем недавно я уже имел такого же добродушного и улыбчивого собеседника и ничем хорошим то знакомство не кончилось. Догматов достал из кармана серебряные часы на цепочке и сверил время.

— Ну и я скоро пойду, впереди у нас много дел! — Федорович хлопнул меня по плечу.

Еще долго образ его винтажного хронометра не выходил у меня из головы. Король колёс тоже носил часы. Какое поразительное сходство...

* * *

— Роман Валерьевич? — Дашка коснулась моей руки, чтобы хоть как-то привести меня в чувство.

На рецепции я мило улыбался Моховой уже добрую минуту и остекленевшим, но от этого не менее опытным взглядом оценивал глубину той задницы, в которую по своему обыкновению угодил.

— Да, Дарья, — неважно, что именно я говорил, глаза мои выдавали совсем другие эмоции. Черт! И ведь я на полном серьезе пришел в офис с удостоверением спецкорра "Долга и Чести", я, видимо, точно сошёл с ума... Федорович красиво подводил меня под монастырь.

— С вами всё в порядке? — Мохова оценивала моё состояние с присущей только ей внимательностью и разве что не щёлкнула у меня перед лицом пальцами.

— Абсолютно! — дрогнувшим голосом ответил я. — За время моего отсутствия произошло что-то важное?

Я встряхнул головой, чтобы отогнать лишние мысли. На работе теперь самое главное — никому не проболтаться о полученном от бывшего следователя задании.

— Да вроде нет, — Дашка пожала тонкими плечами, заговорщически добавила: — Фадеева не приходила, минотавр на втором этаже. У неё много дел, скорее всего, докучать вам не будет.

Мохова была довольна собой, но мне не до смеха, я нервно стучал пальцами по стойке рецепции. От Жанны не было никаких вестей почти сутки.

— Фадеева-Фадеева... — повторил я как заклинание, но Жанна не воплотилась у меня за спиной подобно джинну, а Мохова смутилась ещё больше.

— У вас точно всё в порядке?

Я одарил её снисходительной улыбкой. Воистину, это был самый неуместный вопрос, который я сегодня услышал. Откуда взяться этой пресловутой нормальности, когда вокруг творится такое?!

Итак, я должен вызвать призраков умерших людей. И не просто умерших, а суицидников! Я, конечно, не церковный оплот, но не просто так в древности самоубийц хоронили без почестей и на отдельном кладбище. Души их не будут спокойными. Да и сами души... Как же мне их вызвать, если я никогда прежде ничем таким не занимался?! Стоп! Так у меня же есть ручной призрак! Уж кто-кто, а Яр-то сможет вытащить души покойников даже из-под плинтуса. Ну, по крайней мере, из меня он душу вынимал чуть ли не каждый день, и в этом он достиг определённого мастерства. Моя радость быстро сменилась разочарованием, ведь стоило только представить себе этот разговор с Яром, как я уже слышал его возмущенный голос, одаряющий меня тысячью проклятий. Действительно, слишком рано я сделал ставку на своего предка. Подключить его к этой спецоперации будет, мягко говоря, проблематично.

— Роман Валерьевич! — Мирошкина остановила меня у самого кабинета.

Она по своему обыкновению повисла у меня на шее, но в этот раз не встретила какого-либо отпора. Загруженный собственными мыслями, я отстраненно улыбнулся ей:

— Виктория Павловна, если хотите на приём, я начну его минут через двадцать.

Мирошкина едва не поперхнулась слюной от такой учтивости и сама отпустила меня.

— С вами всё хорошо?

Я оставил вопрос Виктории, как и её саму, без каких-либо ответов.

Офис встретил меня прохладой работающего кондиционера, ступни вязли в ковре, я наслаждался каждым мгновением этой идиллии. Правда, от повышенной влажности края моей скотчевой заплатки на окне уверенно отходили от стекла. Я пригладил их рукой и, собравшись с духом, призвал Яра.

Меня прервал стук в дверь, я задумчиво смотрел на своего посетителя.

— Здравствуйте, к вам можно?

Я решил, что на этой неделе приз за самого нерешительного и одновременно настырного пациента точно возьмёт этот программист. Он появлялся на моём пороге уже третий раз и всё никак не решался на сеанс. Впрочем, и сейчас он выбрал не самый подходящий момент.

— Да, конечно, проходите, ложитесь, — я подмёл по сусекам собственного организма и все-таки нашёл ту горстку лишней энергии, чтобы провести сеанс. Я уже закатывал рукава, но мой посетитель обогнул кушетку и занял кресло. Неужели опять?!

— Скажите, но ведь вы должны как-то расплачиваться за то, что помогаете людям?

От этой наглости у меня едва не отпала челюсть. Вот душевных разговоров мне сейчас и не хватало!

— Вы знаете, у меня нет времени отвечать на ваши вопросы, к концу недели все-таки хочется завершить накопленные и отложенные дела. Вы же это понимаете?

— Да, конечно же, понимаю, тем более, до меня дошли слухи о том, что произошло вчера в женском туалете в южном крыле. Вы правда думаете, что там провели магический ритуал и нам угрожает опасность?

— Кто вам такое сказал, это еще доподлинно неизвестно, — я улыбался, стараясь не выдать своего нервяка. Слухи хуже эпидемии, если захватывают разум жертв, сразу же его и отключают. Ну, подумаешь, провели ритуал, ну, пожгли сортиры, да такое сплошь и рядом! Было. В четырнадцатом веке...

— Вы не смогли остановить негодяев? — посетитель заерзал в кресле, с интересом наблюдая за моей реакцией.

— Я не вижу в этом происшествии ничего критического. Да, возможно, мне и вправду не удалось углядеть за человеком, который сотворил это непотребство, но как говорится: ничего не предвещало беды...

Я врал, не переставая беспечно улыбаться. Обстоятельства изо всех сил указывали мне на Фадееву всю прошедшую неделю, но, впрочем, я как обычно не нашёл времени, чтобы среагировать на угрозу. Теперь расплачиваться за это придётся очень долго.

— Вы не смогли почувствовать подготовки к ритуалу?

— А как это почувствуешь? Вы забыли, о чем мы разговаривали на днях? Я не имею к магии никакого отношения, мои методики совсем другие, — и я уже устал повторять это людям, которых ошибочные стереотипы всё время заставляли путать мягкое с тёплым.

— Кстати, о методиках, вы утверждаете, что можете передавать энергию пациенту; опишите, пожалуйста, как вы это делаете? Впадаете в транс? Вот в Рейки это обычно последовательное прикладывание рук к определенным местам на теле пациента. Как это происходит у вас?

Я уже сожалел, что согласился на эти бессмысленные беседы. Каждый раз меня пытались сравнивать с учением Усуи, и каждый раз моему внутреннему возмущению не было предела.

— Я предлагаю вам почувствовать это самому, прямо здесь и сейчас. Возможно, вы поймёте принцип сами, — хитро улыбаясь, я жестом пригласил посетителя к кушетке, но он снова заартачился:

— Простите, я понимаю, что уже утомил вас своими расспросами, но я должен быть уверен, что ваши методы не причинят мне вреда, вы же понимаете меня?

— Ну конечно... — я кивал в такт его словам. Откинувшись на спинку кресла и задрав голову, я начал своё скучное повествование. — Что вы знаете о работе мозга?

— Особо ничего, я не интересовался этой темой, — программист пожал плечами. — У вас есть какие-то секретные знания, которыми вы пользуетесь на сеансах?

— Вы знаете, я уже говорил это, но повторю еще раз: природа дала каждому человеку рычаги влияния на собственный организм, каждый по щелчку пальца может исцелить себя сам.

— Помню-помню, но вы также говорили, что ваша особенность в том, что вы можете передавать энергию другим людям.

— И не только энергию! Смотрите, в отличие от общепринятой классификации, я считаю, что наш мозг состоит всего из двух фундаментальных составляющих. Первое из них — это маленькие участки мозга, такие, как гипофиз, гипоталамус, таламус, мозолистое тело. А вторая составляющая — это непосредственно два огромных полушария. И вот нам как раз интересны именно эти две коры полушарий.

— Чем же они так интересны? Это же те участки, что не заняты на полную мощность.

— Опять заблуждение, наш мозг работает на сто процентов своей мощности, а иногда и на все двести. Какие у вас ассоциации, когда вы видите эти две половинки коры головного мозга?

— Ну, не знаю, грецкий орех! — программист и сам чуть не засмеялся от своей предсказуемости.

— Хорошо, а если копнуть чуть глубже? Они похожи на две частицы, как, например, катод и анод? Как плюс и минус?

— Что вы хотите этим сказать? Что кора головного мозга — это клеммы батарейки?

— Вот именно! И именно между ними происходит генерация нервных импульсов, которые уходят в тело. Вы же работаете с программами? Вот и представьте себе что сгенерированная таким образом частица проходит через определенный участок мозга, забирает с него какую-нибудь программу и уходит в нервный ствол, где идёт по позвоночнику до нужного участка тела или нужных мышц. Вот вы захотели поднять руку. Генерация импульса. Проход через программный участок мозга. Проход через спиной мозг, и вот импульс уже в руке и вы держите её над головой.

Я демонстративно и с замедлением показал весь процесс на себе.

— И? — мой посетитель пожал плечами.

— И то, что лично я могу послать этот волшебный импульс с программой гораздо дальше собственного тела.

— Насколько дальше? — вдруг оживился собеседник.

— Ну, не на полметра, конечно, но достаточно, чтобы, положив руку на тело больного, передать этот импульс ему через кожу.

— Очень интересно. То есть вы таким образом передаете испытуемому сгенерированные в вашем мозгу команды?

— Совершенно верно. Так, например, работают таблетки. Как правило, их фармакологическое действие — это блокировка каких-нибудь процессов в организме или наоборот, возбуждение. Иными словами я делаю то же самое, только не сажая вашу печень. Да и иногда лекарств с нужным эффектом просто не существует в природе.

— Например? — мой собеседник заметно оживился, вслушивался в каждое слово.

— Например, существуют ли лекарства, которые способны точечно ускорить обмен веществ в рамках одного перелома, чтобы он быстрее сросся?

— Врачи рекомендуют пить кальций.

— Ага, девяносто процентов которого тут же вымывается из организма с мочой.

— То есть вы дружите с медициной?

— Конечно! А как с ней не дружить? Процессы, происходящие в организме, описаны наукой, мой подход именно научный. Если вам нужен оккультизм, вы обратились не по адресу.

— Значит, на себя вы болезни не берёте...

Я так и не понял, был это вопрос или утверждение. Программист глубоко задумался, переваривая услышанное. Я решил немного помочь ему.

— Ну вот смотрите: хирург, который вырезает из тела пациента раковую опухоль и тем самым спасает этому пациенту жизнь, берет на себя его болезнь? По-моему, нет. Так же и я, посылая в организм человека команду самостоятельно избавиться от той же раковой опухоли, ничего не беру на себя. Максимум, что я теряю, это часть собственной энергии, но как мы с вами уже выяснили, её запасы восполняемы.

— Вы можете лечить рак?

— Теоретически, — я понимал, насколько громки были мои слова, поэтому пришлось смазать общее впечатление. Да я и не ставил себе целью кого-то чем-то удивить. — У меня еще не было достойной практики, на данный момент я могу только строить теории и догадки о том, как лечить это страшное заболевание. Там много подводных камней.

— У нас же работает куча людей, неужели ни у кого из них не проявлялась эта болезнь? Ни у кого из родственников?

— Может быть, у родственников и проявлялась, но я не помню, чтобы кто-то из сотрудников уходил на больничный с онкологией. А вешать на рецепции объявление и навязывать людям свои услуги как-то не в моих правилах, да и не в правилах компании. Кто захочет обратиться за помощью, знает, как это сделать.

— Разве вы не хотите направить свою силу на большее количество людей? Лечить массово, как делал это...

— Христос? — этот разговор начинал меня забавлять все больше и больше. Я не удержался, налил чаю. Мой посетитель отказался разделить со мной трапезу. — Нет уж, увольте от таких благ. Мгновенные исцеления от прикосновений к одеждам, плевки в глаза незрячим, чтобы они прозрели... Я буду честен, у меня весьма скептическое отношение к религиям и тем историям, которые они описывают. Мой метод сложен, и массово им лечить не удастся. Чтобы помочь человеку, мне нужно знать максимум о его болячке, как, где и почему всё это появилось. Чтобы помочь, я всегда должен докопаться до правды.

— Каждый случай индивидуальный?

— Естественно! Мало того, что одни и те же болезни часто дают разные симптомы, так ещё и каждый организм по-разному реагирует на одно и то же лечение.

— А по каким этапам оно вообще у вас проходит? Вы вливаете энергию, а потом что? Или энергия в чистом виде творит все чудеса?

— О нет! Прежде, чем влить в вас энергию, мне сначала предстоит проверить вашу защиту. Ведь если она надорвана, любое вливание энергии пройдёт в пустоту. Это как пытаться наполнить водой кувшин без дна. Я восстанавливаю защитный барьер человека, потом начинаю вливать энергию, а уж потом в зависимости от ситуации, произвожу, так сказать, тонкие настройки.

— Это вы имеете в виду посыл импульсов-команд в тело пациентов?

— Да, — я широко улыбнулся, но слишком хищнически обнажил зубы, мой посетитель беспокойно заерзал в кресле и поспешил сменить тему:

— А с какими болячками к вам приходят люди здесь?

— Абсолютно с разными, я не вижу смысла рассказывать вам об этом. К тому же, хоть я и не врач в традиционном смысле этого слова, но врачебная этика мне совсем не чужда. Будьте уверены: всё, что будет рассказано мне в этом кабинете, в этом кабинете и останется, — я залпом допил чай, кивнул программисту на кушетку. — Ну, что, надеюсь, я ответил на все ваши вопросы? Давайте с теории перейдем уже к практике.

За время разговора я поднабрался сил и теперь проведу полноценный сеанс, вот только по своему обыкновению мой посетитель опять дал стрекача.

— Вы извините, Роман Валерьевич, но я все еще боюсь вас. Я приду в понедельник, хорошо? — программист просочился между креслом и обоями, не оставив мне ни единого шанса кастануть на него даже самого маленького заклятия. Когда дверь за посетителем закрылась, мои пальцы злобно сжали воздух.

— Этот богобоязливый козлик точно выведет меня из себя!

Я прикусил губу, надеясь что этого не услышал Яр. Теперь, когда я снова остался один и мог проводить свои изыскания в области тёмных материй, мне не хотелось привлекать к себе его внимание. Я пожалел, что в своё время отказался от жалюзи на окна. Создать атмосферу полумрака в кабинете можно было только после заката, но так задерживаться в офисе не входило в мои планы. Я протянул раскрытую ладонь, сфокусировался на печати. Осторожный стук в дверь сбил мой настрой.

— Да, что там?! — мой крик прозвучал слишком раздосадованным и злым. За дверью послышался жалобный голос Моховой:

— Роман Валерьевич, к вам можно?

— Да, конечно, Дарья Максимовна, — я молнией подскочил к двери. Мохова — нечастый гость в моей обители, а я как дурак уже успел необдуманно напугать её. — Проходите, опять болит голова?

— Не совсем, вернее, да, но не по той причине... — Дашка ломала пальцы, стараясь завязать разговор в нужном русле. Я прикрыл за ней дверь.

— Щекотливая ситуация? В чем проблема? — я учтиво помогал Моховой добраться до кресла.

— И чё думаешь? Что её муж при смерти? Я твои мелкие мыслишки насквозь вижу! — Яр уже был тут как тут, кружил перед глазами назойливой мухой. Он злорадно смеялся. — Сбылась мечта идиота?

— Я об этом не мечтаю! — процедил я уголком рта, отойдя к столу. Надеюсь Мохова не услышит этого. Обратился к ней громко откашлявшись: — Так что случилось?

— Матвеева Василиса снова на больничном, — выпалила Дашка на одном дыхании, уставилась на меня взглядом, полным ужаса и скорби.

— А-а — многозначительно протянул я, не совсем понимая, о чем речь. — Это трагично, наверное... А что не так? Она тяжело больна?

Я судорожно перебирал в уме посетителей последней недели, но Матвеевой, а уж тем более Василисы, там не значилось.

— Нет, у нее опять с ребенком проблема, с Дениской.

Я понимающе закивал головой. На самом деле ничего не понимал.

— А что с малышом? Грудничок?

— Да нет, ему десять лет, вот только болеет постоянно, температурит. Она без мужа живёт, из родственников в Москве только престарелая мать, вот ей и приходится брать больничные.

— Печально, но чем я могу помочь? — на самом деле обычная ситуация, вот только я не сразу сообразил, что это Дашка так сильно впряглась за свою подругу.

— Это уже третий больничный за два месяца. За это время она проработала от силы две недели. Я боюсь, Юрий Борисыч очень разозлится, когда узнает об очередном бюллетене, — Дашка перешла на шёпот. — Я уже слышала, как он ругался и хотел уволить Василису, если она снова уйдёт на больничный в разгар сдачи квартальных отчетов...

— Да брось ты! — сама мысль что Борисыч может поступить так бесчеловечно, не укладывалась у меня в голове. Директор хоть и ярый блюститель труда, но увольнять человека за больничные, да тем более по уходу за ребенком... — Да не будет Борисыч так поступать, точно нет! А что с ребёнком-то? Опиши конкретно!

— Я так её и не поняла, температура у него повышается, вроде как, врачи не могут найти причину. Недели две отлеживается, а через неделю опять... — Мохова развела руками.

— Василиса ко мне не обращалась, даже не знаю, что там происходит, — теперь была моя очередь разводить руками. — Я, конечно, с ней поговорю, когда она выйдет на работу.

— Как бы Борисыч не уволил её... — Мохова снова ломала пальцы.

— Ну если что, я, конечно, за нее впишусь, — уж очень не хотелось брать на себя лишние обязательства, но на что не пойдешь ради Дашки. Тем более когда после этих слов её лицо расцвело улыбкой.

— Тьфу ты! Развели как мальчика! — Яр проводил Мохову недобрым взглядом. — Поимеют тебя как-нибудь за твою доброту.

— Дашка? А я и не буду против... — глупо гоготнул я, но уничтожающий взгляд предка отбросил в сторону все шутки.

— Ну, и как твоя встреча с тем следователем? — он упёр руки в бока, а у меня прорезался нервный смешок. Хорошо, что посетителей больше не намечалось. Плохо, что я так и не успел поэкспериментировать с пентаграммой.

* * *

— Ярцев, ты рехнулся! — единственное, что сумел произнести Яр, когда выслушал мой рассказ. Он хотел залиться смехом, но увидев всю серьезность моих намерений, осёкся это делать. — Только не говори, что ты реально пойдешь общаться с душами умерших?! — глаза призрака в очередной раз наливались злостью.

Рабочий день заканчивался, и я уже собирал вещи.

— А у меня есть выбор?! Федорович спас наши шкуры тогда, десять лет назад. Теперь ему нужна моя помощь... Живые помогают друг другу, так принято у живых, представляешь!

Яр неоднократно рассказывал мне про законы мёртвых, пора напомнить ему, что и у живых есть свои правила, вот только это откровение в очередной раз сведёт нас к ссоре.

— Ты пытаешься влезть за грань разумного! — кричал Яр на меня в лифте. — Ярцев! Даже не вздумай делать вид, что ты не слышишь меня!

Призрак кричал в самое ухо, я молчал и глупо улыбался попутчикам. Двум толстым дядькам в похожих костюмах. Рубашка одного из них была мокрая от пота. Они с какой-то конторы этажом выше.

Недоумевая, пассажиры переглядывались между собой.

— Ты хочешь призвать души суицидников! Ты вообще понимаешь, на что ты подписался?

И как же мучительно долго ехал этот лифт. У меня уже кружилась голова от криков; как только кабина достигла первого этажа, я кинулся от Яра наутёк.

— Даже не думай сбежать! — он появился на пункте контроля, а потом встретил меня в дверях Империала. — Ярцев! Я тебя предупреждаю!

— Избавь меня от этих нравоучений, я уже взрослый мальчик! — я тщетно отбивался от предка юношеским максимализмом.

— Ты будешь взрослым, но мертвым мальчиком! Рома! Даже не вздумай влезать в это!

Яр так и остался на стоянке перед Империалом, мне показалось, или он решил больше не преследовать меня? Ловкий трюк, предок знал меня как облупленного: криками и истериками меня не взять. Он доморощенный пройдоха и будет брать измором. Быстрее бы добраться до метро, там хотя бы Яра будет чуть поменьше. Дорога домой обещала стать увлекательным действом. Призрак наверняка подготовит мне самую душещипательную речь минут на тридцать, после чего мы опять будем спорить с ним до самой квартиры. Беда в том, что в наших с Яром спорах рождалась не истина, а проблемы. Еще больше проблем.

В вагоне метро я воровато огляделся по сторонам. Ну что ж, если в офисе мне так и не дали поэкспериментировать с пентаграммой, придется делать это в полевых условиях. Я занял свободное место у двери, моя раскрытая ладонь смотрела в потолок. Линии на коже подёрнулись темной дымкой, печать Чернобожцев вырастала из пустоты, смыкалась на своей вершине. На вид её диаметр всего сантиметров пятнадцать; она вращалась вокруг своей оси, не имея осязаемого контура. Форточки в вагоне открыты, воздух захоложен достаточно, чтобы выделить из него конденсат, вот только...

— Рома, не глупи! — Яр появился за моей спиной и не увидел самой главной глупости, которую я чуть не провернул втайне от него.

— А? — я испуганно сжал пальцы, прогоняя темную дымку. Надеюсь, Яр ничего не заметит и не заподозрит.

— Я понимаю, что тобой движет чувство благодарности и долга, но пойми, ты не можешь в это ввязываться!

— Я, конечно, не могу, зато ты спокойно сделаешь всю грязную работу! — мой нервоз ловко перешёл в форму астрономической наглости, от которой слова застряли в горле Яра и призрак уставился на меня с таким выражением лица, от которого мне сразу захотелось рассмеяться и свести всё к шутке, но внезапный азарт вкупе с природной прямотой заставили развить эту тему дальше:

— Тебя-то суицидники не тронут, ведь так?

Яр до сих пор не мог произнести ни слова, хотя очень старался. Негодование захлебывало его мысли раньше, чем они успевали построиться в конкретное предложение и сорваться с языка.

— Я рад, что ты поможешь мне, ты настоящий друг, — я занёс руку, чтобы похлопать Яра по плечу, но вовремя вспомнил, что это невозможно. Предок злился, но ничего не мог противопоставить мне. Он тряс указательным пальцем, хотел сказать что-то очень обидное, но вовремя остановился.

Кто-то в толпе привлек внимание Яра.

— Ты всё еще проклят, и сейчас самое подходящее время, чтобы избавиться от проклятия! — злобно процедил сквозь зубы предок.

— Ты смеешься? — я развел руками. — Кому прикажешь его передать?

— Хозяйке! Вон она, дурак! — призрак указал мне в другой конец вагона, и я не поверил своим глазам.

Я так увлекся построением пентаграммы, что совсем не заметил своей знакомой ведьмочки. А вот она, похоже, заметила меня, когда я еще вошёл в вагон. Забилась в угол крайней двери и укрыла голову платком, дабы остаться не узнанной. И ведь не испугалась, проехала так уже две или три остановки.

— Стой, ты куда? — гаркнул Яр мне вслед.

— Да куда она из вагона на ходу денется...

Ума не приложу, что делать с ней во время поездки. Бегать по вагону будет не слишком удобно, народа после рабочего дня достаточно, от любого неосторожного движения могут пострадать невиновные люди. Попробовать снова поговорить с ней? Но о чем? Поезд снижал скорость, подъезжая к очередной станции. Старушка зашевелилась, видимо, планируя сойти. Ну что ж, в конце концов, я мог просто проследить за ней...

* * *

— И долго ты собираешься за ней идти? — Яр появился у меня за спиной в очередном переходе.

Как я и думал, старушка сошла на станции Комсомольская и, кажется, не заметила моей слежки. Из складок юбки выглядывал тот самый самодельный посох, что я не так давно сломал. Палка была перемотана изолентой и скотчем настолько небрежно, насколько это вообще было возможно. Я ошибся, думая, что колдунья встала на путь исправления и больше не причинит никому вреда. Она прижалась к стене перехода, там где человеческий поток разделялся на две части, злобно раздувала ноздри. Взглядом, которым она сверлила пассажиров, можно было замазывать трещины в граните.

— Ох, недоброе она что-то затеяла...

Яр качал головой от этой картины. А я уже отчетливо слышал тревожный колокольчик ультразвука. Вызов Инферналов сопровождался легким потрескиванием, кусок стены расплылся овалом, и парочка худосочных тварей пробралась в переход.

— Закроешь их? Я займусь старухой, — я азартно облизнул губы.

Лезть на рожон к Инферналам — плохая идея, тем более с темными подарками, а вот испытать тьму на колдунье будет полезно. Настолько ли она безопасна для рабов Лимба, как и для обычных людей? Колдунья выискивала в проносящемся потоке жертву, самого слабого. Она как волк, вот только не санитар леса, а самый настоящий паразит. Санитаром леса тут возомнил себя только я. Правда, дар мой — это проклятие: нет ничего хуже, чем знать механику происходящих вещей и не иметь возможности её изменить.

— Эй, ты опять тут, хромая?! — я набрался смелости и крикнул ведьме с безопасного расстояния.

Та не оценила моей шутки, на лице колдуньи промелькнула чехарда мыслей и эмоций. В конце концов этот барабан остановился на секторе "страх".

— Уйди, оставь меня в покое! — жалобно завыла она, сжимаясь в комок.

При всём желании я не мог исполнить её просьбу, подходя все ближе, закатывал рукава. Скворчание слева отвлекло моё внимание. Тварь выпрыгнула из стены, но Яр был тут как тут и отправил чудище восвояси.

— Рома, самое главное, отдай проклятие! — он давал мне последние наставления перед решающей схваткой.

Ну да, чего уж проще, вот только хотел ли я этого на самом деле? Уже почти три недели я ходил без защиты и, если честно, не особо-то замечал разницу. Мог бы проходить так еще полгода. Но с другой стороны, малыш-паразит действительно рос, а вместе с ним росли и мои проблемы. Так что же мне делать? Самое противное, когда из двух зол ты не понимаешь, какое твоё...

— Лучше не трогай меня... — хитро прищурилась старуха, когда я оказался на расстоянии удара.

Меня отвлекли собственные мысли, поэтому выпад посоха остался без должного внимания. Я подумал, что она попытается ударить им меня физически, но маневр оказался не таким простым. Описав в воздухе сложный пируэт, ведьма цокнула им по полу, прямо перед моей ногой. Воздух сотряс нехороший стрёкот, который прошелся по полу и перебросился на стены.

— Лимб дал её огромные силы! — Яр у меня за спиной раскрыл от удивления рот.

Пространство вокруг трещало по швам, казалось, вот-вот — и начнёт сыпаться штукатурка. Как я завидовал людям, что скучающе обходили нас стороной. Вот уж действительно: блаженство в неведении.

— Что это? — я сверлил глазами злорадно улыбающуюся старуху.

— Это гости, милок, а ты их добыча, — спокойствие, с которым это произнесла колдунья, почему-то напугали меня.

А ведь она права, я оказался аккурат на линии удара и принял на себя печать вызова. Её контуры переливались на моих брючине, рукаве и животе. Тело тут же обдало жаром. Узор как кислота вгрызался в одежду и застывал на коже.

— Рома, беги! — крик Яра грянул как стартовый пистолет. Но при первом же шаге моя нога, на которой отпечаталось заклятие, подвернулась.

— Ох, зря ты, милок, бегаешь за мной, ох, зря... — старуха цокала языком и постукивала посохом, никак не решаясь подойти ближе.

Я мог бы кинуть в нее проклятием, но это не входило в мои планы. Пока Инфернальные твари выскакивали из стен и подбирались ко мне зловещими тенями, я судорожно соображал: накинуть на всю округу стену из тьмы или пока ограничиться точечными ударами. Моя кровь закипала от концентрации Инферналов на один квадратный метр перехода. Яр больше не прикрывал мои тылы и ушёл с поля боя, но на самом деле именно этого я и ждал. Он думал, я подожму хвост, но я больше не буду бегать от порождений Лимба. На лице моём появилась невольная улыбка.

— И что ты смеешься? — старуха праздновала победу, но абсурдность моего поведения не предвещала ей ничего хорошего.

Липкая черная жижа растекалась по полу, просачиваясь в наш мир сквозь стыки гранитных плит. Я уже не сдерживал призыв: чем больше тьмы я призову, тем быстрее пройдёт наша битва.

— Люблю резню, — я таинственно гоготнул, когда на ум пришли черные корни, которыми я бил Инферналов в морге больницы. — Но жаль, что ты этого не увидишь...

Я обрушил на Инферналов жалящие иглы. Удар с разворота, и десяток шипов, выпрыгнувшие из пола, проткнули ближайших ко мне тварей. Они подступали, рисуя в воздухе кровавые печати, но великий облом хоть и подкрался незаметно, зато с каким пафосом и размахом! Старуха взвизгнула от моего пируэта, вскинула посох, но не смогла использовать заклинание. Тьма заполонила округу и, как я помнил, запрещала любую магию. В ловушке Фадеевой она уничтожила печать запрещения, усиленную Яром, что тут говорить об обычном колдовстве?! Авангард Инферналов лег под тьмой ровным строем; вторая волна оказалась умнее, твари отпрыгивали, проявляя чудеса верткости, и возмущенно скворчали.

— Эй, придурки! Не будите лихо, пока оно тихо! — я ликовал от своего превосходства.

Тьма сочилась из пола, как из рога изобилия, доставляя мне патроны. Я не думая садил с обеих рук, управляя вязким дёгтем и расстреливая тварей как из пулемёта. Колдунья за спиной дала стрекача, почувствовав неладное. Её кураторы валились пачками и расплывались по полу шипящими лужами. И почему Яр говорил, что убийство Инфернала разорвёт его уговор на крови? Твари отступали под натиском более могущественной материи, запрыгивали обратно в червоточины, откуда появлялись.

— Куда пошла?! — злобно окликнул я колдунью и ринулся в погоню.

Тьма нехотя выпустила меня из лужи. Просадка по энергии ощущалась жжением в позвоночнике, слабость расходилась по всему телу. Черт с ним, игра стоила свеч!

— Оставь меня в покое! — взмолилась старуха, но не замедлила шаг.

От такой наглости азарт погони в моей крови только усилился.

— А вот хрен тебе! Брось посох!

Я мог бы заточить Прокла в эту магическую игрушку, но все ещё сомневался в том, что действительно хочу избавиться от питомца.

— Они убьют меня! — колдунья захромала: выпрыгнувший из стены Инфернал присосался к её ауре и оторвал кусок жизненной силы. С паршивой овцы хоть шерсти клок...

Меня корёжило от этого действа, но пищевая цепочка была нерушима. Я замедлял шаг, настигая жертву. Погони со стороны перехода не ожидалось: Инферналы будут долго отмываться после встречи со мной. Еще одна тварь подскочила к старухе и оторвала от неё свой кусок. Бедняжка поплыла и по стене съехала на пол. В этот раз бой с ней был до ужаса коротким.

— Чего тебе надо? — еле слышно прошелестели её потрескавшиеся губы.

Взгляд колдуньи был устремлен в пустоту.

— Тебе нельзя вредить людям.

— Почему ты выбрал меня?

— Это ты выбрала меня, — я горько усмехнулся, призвав Прокла на плечо. — Узнаешь своё проклятие?

— Отпусти меня...

— Я тебя не держу, — я присел на корточки, вглядываясь в лицо поверженного врага.

Малыш присоединился к этому процессу, но не проявлял к старухе особого интереса. Посох выпал из её рук и символично упал к моим ногам. Теперь я мог избавиться от проклятия и порадовать Яра, но я колебался. Посох оказался в моих руках и буквально рассыпался на части, стоило мне только подумать о печати запрещения. Колдунья взвыла от боли.

— Вам плохо? — раздался за спиной робкий мужской голос.

— Нет, сейчас всё пройдёт... — я обернулся на случайного прохожего и не успел среагировать на опасность.

Мужчина лет пятидесяти стоял с округлившимися глазами, и под ними уже очерчивались черные круги. Он выглядел неестественно: выпятил грудь колесом, сверлил меня хищным взглядом.

— Не пройдёт! — голос незнакомца слился со скворчанием Инфернала.

Тетрус вытянул руку и с размаху ударил меня в спину. Холодный нож прорезал мою плоть и коснулся внутренних органов.

— Тварь! — единственное, что успел процедить я сквозь зубы.

Инфернал сурово прошёлся по моему позвоночнику, лишил энергии желудок, потянулся к сердцу. Ледяное дыхание смерти сковало меня, я не мог ничего сделать; жизнь хлынула из тела потоком, как вода устремляется через брешь в плотине.

— Умри, Исключенец...

— Рома! — крик Яра и яркая вспышка за спиной.

Недовольное скворчание Инфернала, треск рисуемой в воздухе пентаграммы: я едва понимал, что происходит, и никак не мог помочь своему предку. Так и стоял на корточках, вскинув руки и изогнув спину. Еще бы чуть-чуть, и Яр провалил бы свою миссию по спасению нашего рода. Когда всё закончилось, я завалился на бок рядом со старухой. Похоже, сегодня у нас была техническая ничья...

* * *

— Вас точно не надо проводить до дома? — прохожий, что волей судеб проникся к моей беде и помог добраться до Красносельской станции, с беспокойством оглядел мою сгорбленную фигуру. Он усадил меня на скамейку автобусной остановки.

— Нет, не надо, — я все еще морщился от боли и держался за живот.

Моё нутро как будто изрезали бритвой, но незнакомец не вызывал во мне доверия, чтобы показывать ему, где я живу. На его доброту мне пришлось ответить наглой ложью:

— Мне сейчас полегчает, и я сам дойду, у меня дома жена, дети, не хочу испугать их. Спасибо вам, огромное...

— Ну смотрите сами, а то, может, и скорую вызвать?

Я уверенно тряс головой, давя очередной болезненный спазм. Чертов Тетрус, все-таки выждал момент для атаки и сделал своё черное дело. Как там говорила Мира? Он не хочет моей смерти? Время не щадит никого, похоже, это коснулось и прорицательницу. Не ожидал от неё осечки, но факты говорили сами за себя. Яр демонстративно не появлялся после того, как спас в метро мою жизнь. Ну что ж, я сам дурак, мне действительно нужна была защита, а я упустил последний шанс избавиться от Прокла. Что теперь с ним делать? Малыш также не спешил мозолить глаза, понимал, чертяка, из-за чего весь сыр-бор. Хорошо, что пока воздерживался от кормёжки. Боюсь, сейчас его укус мог стать для меня фатальным. А ведь еще надо дойти до дома, пройти по подземному переходу. В прошлый раз меня там встретили Чернобожцы. Я точно сдохну от всего этого!

Встать не удалось, мне просто не хватило сил.

— Ну и что ты мне скажешь? — Яр воплотился на скамейке рядом.

Я молчал, поджав губы. Мимо меня проносились машины и по делам спешили люди.

— Так и будешь молчать? — призрак не унимался.

— А что мне сказать? Я сам виноват...

— Ну наконец-то! — Яр поморщился, оценив мой внешний вид. — Инферналы учатся, используешь против них более сильное оружие, они будут придумывать против тебя новые ловушки, всё хитрее и изощреннее. В итоге ты проиграешь. Ты этого хочешь?

— Казино нельзя обыграть, да? — мне даже не удалось улыбнуться.

Яр молча кивал.

— Так как же с ними бороться, если их нельзя победить? Зачем тогда вообще бороться? — я взвыл от бессилия.

— Чтобы жить, — Яр смотрел на меня по-отечески строго. — Вся человеческая жизнь, да и вообще вся жизнь, что зародилась на планете, зародилась не благодаря чему-то, а вопреки всему!

Он вытянул в мою сторону руку, из которой разгоралось свечение. Оно дарило мне теплоту, восстанавливая поврежденные органы и ткани. Лечение длилось всего несколько минут, но после него я смог вдохнуть полной грудью, и боль отошла на второй план.

— Я мог отдать проклятие, но посох той ведьмы рассыпался у меня в руках, я не успел.

Не стоит рассказывать Яру всей правды об участи того посоха и осознанности моего выбора относительно сохранении проклятия.

Я неспешно подбирался к дому. Прогулку не назовешь приятной, но то, что я уже мог двигаться без посторонней помощи, уже существенный плюс. Яр хмурился, но на редкость тщательно подбирал слова.

— Это очень плохо, теперь ты сам увидел, что значит оказаться без защиты во время Инфернальной атаки.

— Да, все прелести просто налицо, — охотно поддакивал я Яру, надеясь, что тот поскорее забудет этот инцидент.

Подземный переход в этот раз не таил в себе какой-то угрозы, но на всякий случай я прибавил шаг, спустившись в него.

— От проклятия в любом случае надо избавляться, атаки Инферналов на тебя всё злее, и поверь мне, тьма тебя не спасёт, подставит в самый неподходящий момент.

Яр читал мне нотации, и я предпочёл не перебивать его. У подъезда вспомнил, что за всей этой суматохой так и не купил Матвею хомяка. Если я сейчас встречусь с пацаном, это будет не самый приятный разговор.

— Тьма уничтожает Инферналов, но мне за это ничего не происходит, почему? Ты говорил, если я убью Инфернала, они разорвут уговор. В чём разница?

Подъём по лестнице займёт у меня целую вечность, но я принципиально не стал пользоваться лифтом. Как там говорил Яр, жизнь происходит не благодаря, а вопреки? Видимо, я еще раз должен доказать своё право на существование. Оставался только один актуальный вопрос: кто всё время требовал этих доказательств и когда он уже ими нажрётся?!

— Разница есть, уговор не действует на посредников, но не надо обольщаться по этому поводу. Тьма коварна, она подставит тебя, даже не сомневайся в этом.

— Охотно верю, — я закопался у двери: скрюченные пальцы никак не хотели вытаскивать ключи из кармана. — Знаешь, а я ведь так и забыл про хомяка. А самое интересное, что и Матвея давно не видно, может, он уже забыл про меня?

— Очень на это надеюсь, — тут же отозвался Яр.

— Хех, я даже не сомневался, что ты так скажешь, вот только странно как-то всё это: я думал, его будет интересовать судьба хомяка, не просто так же он принёс его мне.

Я пропустил Яра вперёд и еще раз оглядел площадку этажа, прежде чем скрыться в квартире. Действительно, Матвей куда-то пропал...

* * *

Телефон звонил как сумасшедший, но я никак не осмеливался принять вызов. Жадно осушая пакет молока, я косился на смартфон левым глазом. Это был Борисыч.

— Ну и чего ты с ним не говоришь?

Яр скептически оценил мой настрой на душевные разговоры с директором. Последний глоток встал комом у меня в горле, я рухнул на стул, обреченно склонил голову.

— Не знаю, каким богам помолиться, кого посоветуешь?

— Очень смешно! — призрак косился на меня черной тенью сарказма.

Деваться действительно было некуда, я приложил телефон к уху.

— Что происходит в офисе, Рома? Что с Жанной? Вчера она ушла с работы раньше времени, сегодня вообще не пришла, и почему ты заблокировал её пропуск?!

Борисыч, как и подобает любому руководителю, зашёл с козырей, минуя предварительные ласки. Настал момент истины. Я мог долго рассказывать ему о тех событиях, которые произошли со мной за последнюю неделю, но пока я не рискнул заливать директору полный бак, лучше подавать информацию дозированно и только по сути.

— Фадеева затеяла какую-то странную игру, её поведение изменилось. И всё за считанные дни!

— Какую игру? Ты о чем?

— У неё какие-то нехорошие изменения на личном фронте... Я не успел разобраться в этом, Жанна отстранилась от меня после первого же сеанса.

— Что за бред?! Ты разговаривал с ней?

— Да, вернее, хотел, но она устроила мне ловушку, после чего сбежала, я ничего не мог сделать!

— Ничего не мог сделать? Почему? Что происходит?! Почему всё так стремительно рушится?! — Борисыч буквально взвыл в бессильной злобе.

— Всё рушится? — я тут же ухватился за это откровение. — Что еще происходит?

— Кое-что... — Борисыч помрачнел. — У организации начались проблемы с одним из подрядчиков, но это не по телефону. Когда ты разберёшься с проблемой Фадеевой?

— Я не знаю, но у меня есть мысли: попробую зайти к ней домой на выходных, но я думаю, всё прояснится в понедельник. Мы разблокируем пропуск Жанны, и когда она объявится в Империале, общими усилиями прижмём её к стенке. По крайней мере, я смогу нейтрализовать угрозу.

— Хорошо, в понедельник я уже буду на работе. Есть о чём поговорить...

Я упал на кровать с остекленевшим взглядом. Вокруг меня точно сжимался какой-то заколдованный круг. Весь вечер я благодарил судьбу за наступление долгожданных выходных. За эти два дня я смогу восстановить силы и еще раз обдумать возникшую ситуацию.

Чтобы заснуть, пришлось закрыть лицо рукой. Похоже, я становлюсь не мил этому свету; интересно, какая развязка ждала меня по ту сторону сна?

Подземелье крепости-звезды уходило вниз по спирали. Стены лабиринта сужались к центру, а на камнях появлялся белый налёт, что тускло фосфоресцировал в полумраке. Нацисты заботливо украсили древнее сооружение благами цивилизации в виде электрической сети лампочек, но по тусклому свечению становилось понятно, что генератор, питающий их, на издыхании. Белый налёт сухой на ощупь, рассыпался от малейшего прикосновения. Лишившись желтого осколка, я уже не мог себя излечить, а рана в боку жутко болела. Шаг, и в мясо словно впивалась раскаленная игла. Интересно, как долго я протяну? Я слышал голоса, что эхом отражались от стен и уносились в пустоту.

— Нет… первый… не можешь!

Звуки бесконечно далеко. Немецкий язык. Похоже, Финстерн добрался до осколка первым, но что-то произошло. Неужели осколок не дастся в руки первому взявшему его? Он будет выбирать? А вот и его голос. Больше похож на отдаленный раскат грома:

— Только один, только честный бой.

Отчаянный рык Финстерна будто бы приблизился. Я слышал его шаги, поэтому прижался к стене и затаился за очередным поворотом. Он промчался совсем рядом, не задерживаясь и грозно чеканя шаг. Цедил сквозь зубы проклятия. Я не смог бы выстоять против него в открытом бою, у меня слишком серьезные ранения. Мой единственный шанс — это добраться до центра лабиринта и прикоснуться к осколку. Если он разумен и хочет честной дуэли между нами, то, возможно, согласится излечить мою плоть. Шаги Финстерна отдалялись. Не особо он заботился о скрытности, был уверен в своих силах. Я же выверял каждый шаг. В руках только нож, способный помочь мне, только если немецкий офицер выскочит из-за угла и сам на него напорется. Глупо рассчитывать на такую удачу.

— Зачем ты здесь?

Я замер в ужасе. Голос осколка был спокоен и даже безразличен. Он звучал в моей голове и будто был знаком. От этого бежали мурашки. Я не знал, как ответить ему, Финстерн наверняка поблизости.

— Я защищаю свою родину, на которую напал враг. Хитрый и коварный. Нам нужна твоя помощь, — я отвечал так же мысленно и стиснув зубы.

Надеясь — импульс дойдёт до адресата. Шаги звучали за спиной. Мне следовало добраться до осколка любой ценой. Впереди поворот круглого лабиринта, лампы освещения мерцали и никак не помогали определить правильность пути.

— И что же ты хочешь от меня? Проблемы смертных меня не волнуют. Когда-то давно ваша цивилизация уже пала. Я не против, если она падёт ещё раз.

Откровение застало меня врасплох. Я-то уже общался с Белым осколком, и такие диалоги мне не в диковинку, а вот мой предок явно делал это в первый раз: мне с трудом удавалось сдерживать внутреннюю благоговейную дрожь. Но осколку надо было что-то ответить. Резонный вопрос не терпел не резонных ответов.

— В этот раз они хотят уничтожить мир, мир, к которому мы все привыкли и который продержался тысячу лет, — я надеялся, что столь древнее существо в состоянии адекватно оценить собственные покой и стабильность.

— Когда-то давно вы уже разрушили мир, мы собрали его заново. Ничего не меняется, и мир снова будет разрушен. И ты лжешь. Так чего ты хочешь от меня на самом деле?

Я сжал зубы от злости. Похоже, осколок не просто проник в мою голову, он читал мысли. Его невозможно обмануть, этого я совсем не учёл. Да и не мог. В прошлый раз — там, в больнице — у меня не было намерений, которые нужно было скрывать. Белому осколку не требовалось сканировать меня так глубоко. Белый. Так вот кто скрывался в центре лабиринта. Самый могущественный вид. Это многое объясняло: почему в этой глуши появился отряд из офицеров Аненэрбе и почему Пётр собрал вокруг себя партизан. Игра действительно стоила свеч.

За очередным поворотом освещение коридора окончательно потухло, но лабиринт не погрузился во тьму. Фосфоресцирующая плесень окрасила пространство холодным белым цветом.

— Так чего ты хочешь? — осколок не отступал.

— Я хочу выжить… — и это была чистая правда.

Мне пришлось собраться с силами, чтобы озвучить её, признаться самому себе. Сейчас осколок был единственной возможностью победить Финстерна.

— Зачем?

Монотонность голоса давила на разум, совсем как там, в казематах больничного комплекса. Нехорошие воспоминания нахлынули на меня волной. Они даже притупили боль, я зашагал ровнее.

— Хочу увидеть родных, обнять сына, если он ещё жив, — по моим щекам вдруг потекли слёзы. Я не хотел плакать, и не плакал. Это был Пётр. — Мы не захватчики, мы ни на кого не нападали. Я хочу, чтобы эта война закончилась.

— Это правда, — голос осколка загудел набатом. — Но это только твоя правда. У того, другого человека, что нашёл меня раньше, тоже есть правда. Своя правда. Сейчас направо.

Я замер перед очередным поворотом и, хотя коридор уходил дальше, повиновался подсказке осколка. Меня уже встречали с другой стороны. Худосочное, невероятно высокое существо смотрело на меня маленькими багровыми огоньками глубоко посаженных глаз. Инфернал молчал. Я рефлекторно призывал печать запрещения, но узор никак не хотел сходиться на кончиках пальцев. Я вспомнил, что то же самое было и в морге больницы. Сила осколка блокировала любую магию, кроме… Я не успел подумать об этом. В голове снова раздался этот сводящий с ума голос:

— Подойди ко мне, ищущий правду.

Инфернал молча вытянул руку, указывая мне направление. Освещение коридора усиливалось, но плесени на стенах не становилось больше; приблизившись к стене, я как бы случайно смахнул налёт ладонью. Под ним пульсировала печать Белого Осколка. Слишком большая, чтобы я разглядел её полностью. Я шёл на очередного Инфернала, прибавляя шаг. Боль отступала, на её смену приходило облегчение. Я не ошибся, осколок действительно давал мне шанс. Он висел в воздухе, сантиметрах в десяти над постаментом, обрамленным красочной, но местами облупившейся эмалью. Прямо в центре лабиринта. Инферналы обступили его кольцом, но дали мне пройти.

— У каждого своя правда, ищущий. И ты нашёл меня.

— А чего хочешь ты? — я вдруг догадался, как правильно говорить с осколком, зачем на самом деле он призвал меня. — Какая правда у тебя?

— Ваши склоки никак не интересны мне, но ваш интерес ко мне угрожает моей безопасности. Никто из смертных не должен получит мою силу. Если ты согласен с этим, ты выживешь.

Ну конечно, что ещё можно было ожидать от Белого Осколка? Там, в больнице, он хотел того же самого, но не получилось. Оказывается, история повторялась, и я был не первым, кого из рода Ярцевых Белый Осколок поставил перед дилеммой выбора. Не важно, зачем ты пришёл сюда, важно, с чем уйдёшь.

— Я согласен… — слова прозвучали на выдохе, но не от смертельной усталости.

Я чувствовал, как тело наполняется силой, отблеск осколка ударил по глазам, едва не приподняв меня над землей.

— Я буду ждать, когда ты убьёшь его.

Свечение неожиданно исчезло, погрузив комнату в непроглядную тьму. Я замер, чувствуя спиной чужое присутствие. Рукоятка ножа намокла от пота. Только бы не выронить его в ответственный момент. Быстрые тихие шаги за спиной; я выждал момент, резко выкинул руку, нанося удар с разворотом, но Финстерн оказался ловчее. Он отбил удар, схватил меня за горло и прижал к себе.

— Прощайся с жизнью, Ярцев, я промахнулся там, в Тибете, но сегодня точно не промахнусь! — зашипел он мне на ухо, прижавшись щекой к щеке. Лезвие его ножа черной полоской ринулось к моей шее. Я в ужасе попятился и с хрипом проснулся в собственной кровати.

Запал активности тут же сошёл на нет. Я схватился за горло, фантомная боль обожгла кожу, а последовавший за ней спазм расплывался внутри гортани пятном. В фильмах очень часто показывали, как людям перерезают горло, чтобы убить как можно тише. И жертвы умирали без крика. Теперь я понимал почему: кровь, бьющая в разрезанную трахею, вызывала у жертвы глотательный рефлекс, ты не мог кричать, не мог говорить, ты просто рефлекторно пил собственную кровь, пока не умирал. Я скинул на пол мокрое от пота одеяло и обессиленно застонал. Утреннее солнце упрямо пробивалось сквозь занавески, но не оно разбудило меня. Телефон, лежащий на тумбочке, буквально подпрыгивал от входящего вызова. Я нащупал его ватной рукой и поднес к уху.

— Да, — говорить было все ещё тяжело.

— Рома! Ну и куда ты пропал?! — Догматов ворвался в моё сознание как шумный карнавал на улицы тихого города.

По страшной оплошности я не поставил телефон на беззвучный режим. Развязка боя между Петром и Вартом Финстерном осталась не озвученной, но инстинктивно мне понятной. В этот раз я ответил Федоровичу сдавленным стоном.

— Ты что? Спишь, что ли, еще? — изумление в голосе немолодого и мучимого бессонницей полицейского сквозило искреннее и беспощадное. — Ты это, давай уже просыпайся! Долг зовёт! Хех, то есть Долг и Честь!

Догматов рассмеялся собственной остроте, но тут же сменил тон:

— Так, я сейчас в порядок приведу себя и тоже выезжаю. Встречаемся через два часа у дома на улице Амундсена, двенадцать. Ты представляешь, где это? В Свиблово. Бывал там?

Я монотонно угукал в трубку, ничего не представляя и нигде не бывая. Мне даже ещё не удалось разлепить глаза. А горло… я ещё раз болезненно накрыл его рукой. Послал импульс, чтобы прогнать жуткое наваждение. Это даже не боль, это хуже боли.

— Нет, не бывал. Далеко от метро? — я свесил с кровати ноги, нащупал свободной рукой халат.

Голова закружилась, желудок подпрыгнул к горлу, но я подавил спазм.

— Да нет, тут прямо пешком минуты три. Через два часа ждать? — Догматов улыбался, услышав наконец серьезность в моём голосе.

— Да, постараюсь. Амондсена, двенадцать, позвоню, как буду на месте.

— Амундсена, двенадцать, Рома, А-мун-дсе-на! — раздраженно повторил по слогам Догматов.

— Не важно, — я встал с кровати и, шатаясь, добрёл до туалета. — Я позвоню, как выйду из метро.

Я сбросил звонок и кинул телефон на пуфик в прихожей.

— Ну и? — Яр обиженно развёл руками, привлекая моё внимание.

Он всё это время крутился рядом, но так и не был одарен моим вниманием.

— Мне горло перерезали, — простонал я, закрывая за собой дверь. — Я пока хочу побыть один, пожалуйста…

— Оу, ну ладно, бывает… — призрак понимающе кивнул и исчез.

* * *

— Так ты все-таки решил туда ехать? — Яр появился у меня за спиной, когда после всех утренних процедур я брал штурмом полупустой холодильник.

Традиционно я наполнял его по выходным, но что-то подсказывало мне, что в этот раз выходные пройдут не так гладко. Я завис на полке с остатками полузасохших мясных деликатесов, отбирая ингредиенты для бутербродов.

— Конечно. Я не думаю, что Догматова устроит отговорка, что мне сегодня ночью перерезали горло. Он хуже Борисыча. Тот хоть и пьёт мою кровь, но платит за это вполне прилично. Догматова придётся обслуживать по старой дружбе.

Я рухнул на стул у окна и приник к чашке горячего чая. Он успокаивал горло.

— И ты думаешь, я буду помогать тебе? — Яр скрестил руки на груди. — В этот раз нет.

— Куда же ты денешься? — я был слишком уставшим, чтобы обдумывать и подбирать слова. Одарил предка грустным, но решительным взглядом. Сегодня на споры у меня не было настроения.

Как нельзя вовремя дал о себе знать Прокл. Малыш выскочил у меня на плече и, быстро оценив ситуацию, юркнул обратно в тело. Я зашипел от боли, пронзившей позвоночник. Как будто одного горла мне мало. Хромая на обе ноги, я вернулся в спальню, упал на кровать лицом в подушку.

— Не хочу никуда идти, я хочу покоя…

— Правильное решение, — Яр ненавязчиво поддерживал мою усталость.

Не думаю, что он делал это из вредности, чуйка тоже подсказывала мне сидеть сегодня дома. Но эти пресловутые Долг и Честь…

— Надо собраться с силами, я обещал Догматову прийти, — мой аутотренинг метко бил только по подушке, уткнувшись в которую, я это говорил. — Что там в Лимбе сегодня? Все спокойно?

Кряхтя и крякая от усталости, я перевернулся на бок и скукожился в позе эмбриона. Позавтракавший Прокл бегал по моему предплечью в поисках развлечения. Он спрыгнул на простыню и, деловито задрав несуществующий хвост, прохаживался перед моим носом.

— Да, безоблачно и безветренно, — лениво отозвался Яр; он присел на корточки. — Так что там было, в том сне? Кто тебе перерезал горло?

Я не хотел отвечать на этот вопрос. Глубоко в душе засела обида. Неужели мой прадед проиграл тому немцу? Остался навсегда в катакомбах звездчатого бастиона. Я надеялся, что Яр прав и все эти сны — лишь собирательный образ, а этих событий никогда не было. Я погладил Прокла по миниатюрной холке и вяло улыбнулся:

— Похоже, старуха кинула на меня проклятие ленью. Моё любимое, кстати.

— Ага, вы идеально подходите друг другу, — криво усмехнулся Яр. — И почему Прокл? Это самое дурацкое имя, которое я слышал!

— Просто проклятие, ну, уменьшительно-ласкательное, — я глупо улыбался утренним танцам своего питомца. — А что я еще ему придумаю? Не буду же давать кличку как кошке.

— Ну, не знаю, его вообще надо было бы уничтожить. Ох и хлебнешь ты с ним горя… — Яр с отвращением смотрел на прыгающего по моей руке малыша, впрочем, тот отвечал Яру взаимностью.

— А если я смогу победить свою лень, он обратится в супер-доброго покемона, которого я буду безнаказанно запускать во врагов? — я с трудом оторвал от мокрой подушки голову.

После недели кошмаров моя постель превратилась в болото, не удивлюсь, если к моему возвращению тут прорастут кувшинки. Надо бы отправить всё в стирку, а подушки и одеяло вывесить сушиться на балконе, но мне как обычно было лень.

— Нет, не обратится, он будет таким же инфернальным энергососущим уродцем.

— Я так и подумал, — горько усмехнувшись, я встал, сорвал с подушек наволочки, рывком снял простыню, потащился со всем этим добром в ванную. Надеюсь, к моему возвращению машинка успеет белье постирать, высушить и погладить.

Яр молча шел за мной следом.

— Ну, и что ты решил? — он наконец не выдержал, но смотрел с брезгливостью, потому что уже знал ответ заранее.

Я развел руками:

— Я обещал, извини, и я должен выполнить обещанное. Вопрос закрыт.

— Хорошо, тогда увидимся вечером, — его тон был сух и надменен. Всё как обычно.

— Если буду жив! — я азартно подмигнул предку, но он ответил не улыбаясь, да и вообще без тени юмора:

— Если умрёшь, увидимся раньше, не переживай.

Яр исчез, оставив после себя неприятный привкус недопитого чая и недоеденного завтрака. Я думал, благоразумно идти на дело с полным желудком, ведь силы мне ой как понадобятся.

* * *

В районе города Москвы Свиблово я действительно не бывал. Хотя время нашей встречи с Догматовым и поджимало, но я не стал звонить ему первым. Выбравшись на поверхность со стороны одноименного торгово-развлекательного центра, я глубоко вдохнул местный воздух. Обычный, московский, пропитанный страданием и болью, приперченный горьким автомобильным смогом и присыпанный сверху скоротечностью столичной жизни, больше похожей на агонию. Я надеялся, он даст мне хоть какой-то ответ на вопрос, что ждало меня впереди, на что рассчитывать и чего опасаться, но большой мегаполис — это хищник по определению. И бояться тут надо всего. Я не удосужился открыть карту и найти указанный Догматовым дом самостоятельно. Укрывшись под навесом придорожного кафе, я надеялся, что наша встреча с бывшим следователем сорвётся в последний момент. Не сорвалась. Телефон, что я бережно положил на серую скатерть рядом с чашкой свежеприготовленного кофе, зазвонил, разрушив все мои надежды. Прежде, чем принять вызов, я откашлялся. В горле все еще стоял ком после пережитой ночи.

— Да, Николай Федорович.

— Ну ты где, блин?! — Догматов заметно нервничал, хоть и улыбался.

— Я рядом, недалеко от торгового центра, что у метро. Кофе пью, а то дома закончился. Куда мне хоть идти потом?

— А ты с какой стороны вышел? Со стороны Снежной улицы?

Я даже не стал утруждать себя поисками табличек на близлежащих домах. Отхлебнув горячего тонизирующего напитка, прикрыл глаза.

— Наверное, да, я ещё тяжело соображаю. Ночь была ужасная.

— А-а, понимаю. Смотри: если ты вышел из метро со стороны торгового центра и еще не переходил дорогу, тебе это предстоит. Видишь пересечение дорог где-нибудь рядом?

Чтобы увидеть перекрёсток, мне не пришлось вертеть головой, я смотрел прямо на него. От меня метрах в пятидесяти, с внушительным островком безопасности.

— Да, есть тут такой. С другой стороны три многоэтажки, это те дома?

— Да, но нужный тебе дом чуть дальше, и он восьмиэтажный, старой постройки, не ошибешься. В общем, переходи на другую сторону, там вроде подземный переход должен быть.

— Да, вижу, — я залпом допил кофе.

Странным образом слова оперативника придали мне сил и непонятной уверенности в успешности затеянной авантюры. Догматов прекрасно понимал и чувствовал, что я не в восторге от взятых на себя обязательств, но не паниковал по этому поводу. Он говорил со мной спокойно, разжевывая каждое слово.

— Как перейдёшь дорогу, окажешься на улице Амундсена, двинешь на юг, вдоль дороги. Там где-нибудь еще раз перейдёшь дорогу. Метров через сто будет кондитерская лавка, проходишь её и дом за ней. Следующий дом наш, двенадцатый, он из светлого кирпича, как я и сказал, восьмиэтажный. Понял?

— Ну типа того, — я откашлялся, кофейная горечь прилипла к нёбу.

— Надеюсь. Если вдруг заблудишься, звони, я жду тебя за домом, в машине.

Догматов повесил трубку, многозначительно хмыкнув, а я поплёлся в сторону перехода, благо идти до него метров двадцать, не больше. Город просыпался и, несмотря на выходной, его улицы вовсю кипели жизнью.

В переходе было прохладно, солнце еще не успело прогреть воздух, водостоки влажные от конденсата. Я остановился и приложил руку к плитке. Город хотел что-то мне сказать, а быть может, показать что-то важное, но как ни всматривался я в блеклое отражение мира, не увидел ничего подозрительного вокруг. Я не видел опасности, но меня не покидало ощущение, что кто-то идёт за мной по пятам. Я увидел его на короткое мгновение: огромная бочкообразная тень. Человек или Инфернальная тварь? Я не горел желанием выяснять это прямо сейчас. Пока не меня не нападали, и мой меч в ножнах.

Я бы не заблудился в маршруте Догматова даже если бы сильно этого захотел. Как и объяснил Федорович, дом первого суицидника расположился после кондитерской лавки и перед пятиэтажкой под номером четырнадцать. Перешёл дорогу я там же, решил, что будет надежнее подойти к двенадцатому дому со стороны дворов, и не ошибся. Подъезды восьмиэтажки смотрели не на проезжую часть, а на придомовую территорию с газоном и цепью рябин, посаженных без порядка. Вполне уютная обстановка, не считая обильного количества железных ограждений, многие из которых являлись частью подъездов. Этакие решётчатые стены, в которых для полной картины не хватало дверей и замков. На ум мне сразу пришёл обезьянник в полицейском участке.

Догматов не обманул, припаркованный в отдалении старенький серый "Гольф" заморгал фарами. Оперативник притаился за рулём, отгородившись от мира солнцезащитными очками.

— Здорово! — поспешно бросил он руку, когда я занял пассажирское место рядом.

Я неуверенно пожал её.

— Наверное это доброе утро, — мой хитрый прищур не остался для Догматова незамеченным, мужик тактично откашлялся.

— И я надеюсь. Удостоверение не забыл? Ага, держи наготове. Видишь окна на первом этаже, у второго подъезда?

— Темные и грязные? — я уныло проследил за пальцем бывшего следователя.

Квартира выглядела как оцепеневший мертвец. Даже кирпичная кладка вокруг оконных проёмов выглядела темнее остальной.

— Они самые. Маленькое — это кухня, двойные — комната. Сашку нашли на кухне, видел же фото, я думаю, начинать поиски надо именно оттуда, — Догматов говорил странным монотонным голосом, смотря в пустоту перед собой.

Я понял: он был не напуган, он был в ужасе. Мистическом, благоговейном.

— Поиски чего? — я хотел прикоснуться к нему, но передумал в последний момент. Я не знал, как вылечить страх.

Догматов вздрогнул от моих слов, бросил резкий взгляд.

— Я не знаю, экстрасенс тут ты, возможно, его аура или дух еще остались в квартире. Как думаешь? — его голос сел.

Я отрицательно покачал головой.

— Если ему действительно помогли свести счёты с жизнью, надо искать физические следы, а я не следователь, я не знаю, на что обращать внимание. По идее, его дух действительно должен быть там, девяти дней же еще не прошло?

— Нет, неделя всего.

Теперь мы оба смотрели в тёмную бездну мертвых окон. Они шептали мне, чтобы я держался от квартиры как можно дальше. Мне надо было взять себя в руки и начать хоть с чего-то.

— Чем он занимался? Тоже на пенсии был?

— Да, сразу ушёл из органов, по сроку. Чем занимался? Да ничем, спивался бедолага, ты же видел по фото… Он почти всё пропил, жена ушла, детей не видел. Жил один, наверное, уже лет шесть.

— Вы часто были у него в гостях? — я нервно сглотнул. Наш суицидник еще и алкоголик с растерзанной в клочья энергетикой. Хорошо это или плохо? Скорее всего, сил на физическое воздействие у него уже не осталось, но и на какую-то конструктивную беседу можно было тоже не надеяться.

— Бывал, не часто. Всё пытался с ним разговаривать, вразумлял, предлагал ему закодироваться, даже готов был оплатить, но… — Догматов задумался и добавил, предвидя следующий вопрос: — После его смерти я тут не был.

— Почему? — я крутил корочку корреспондента в руках и старался не смотреть Догматову в глаза.

— Рома, я следующий, мне страшно, — ответил он чуть погодя, так крепко сжав руль, что затрещала потрепанная кожаная оплётка. — Когда я приехал сюда в первый раз и увидел эти окна, я даже не смог выйти из машины. Там внутри что-то есть, ты не видишь, не чувствуешь?

Несмотря на жаркий день, кожа моя покрылась мурашками. Я видел, конечно, видел, для этого мне не нужно было обращаться к Лимбу, вот только…

— Если это не самоубийство, тогда почему его могли убить?

— Я не знаю, если бы Сашку пристрелили где в переулке, я бы тебе сказал, а так… Случай у нас был однажды, в конце девяностых. На нашем участке, в Черёмушках вскрыли одну квартиру, за неуплату. Лет пять не платили за коммуналку. Участковый, понятые, приставы были, всё как полагается, а внутри обнаружили четыре мумии. Семья. Муж, жена, дети. Все умерли в своих кроватях, будто бы во сне. Ни запахов, ни подозрений соседей, ни начальство с работы, ни даже из школы никто не обратился, когда пропали люди, дети. Славка, наш патологоанатом, делал вскрытие и определил, что умерли они лет десять назад. Успел в последний момент. Через несколько часов после вскрытия дело у нас федералы отняли, всё засекретили. А знаешь, что было самым странным?

— Нет, — мой голос предательски сел. Я уже пожалел, что согласился слушать эту жуткую историю.

— Они были мертвы десять лет, а не платили за квартиру всего пять. Кто-то пять лет делал всё, чтобы не вызвать подозрения, чтобы не нашли трупы.

— Странный маньяк, — я поспешил отогнать от себя нахлынувший ужас.

Теперь Инферналы будут мерещиться мне повсюду, даже там, где их нет.

— Дело засекретили не зря, не думаю, что это человек сделал. Что-то вычеркнуло целую семью из истории этого мира. Но что-то мы отвлеклись, ладно, пойдём, я отдам тебе фотоаппарат.

Мы вышли на солнце, и я неподдельно порадовался его согревающим лучам. Интересно, сколько подобных историй видел Федорович за свою службу? Теперь понятно, почему он так напуган.

— Фотоаппарат-то мне зачем?

Догматов всучил мне спортивную сумку, молча вернулся к водительской двери.

— Я знаю, что ты не оперативник, что-то может ускользнуть от твоего внимания, поэтому наделаешь фоток, а я потом сам погляжу, что там да как… — он сел в машину, и я понял, что даже со мной он не хочет идти внутрь квартиры.

— Думаете, я не смогу вас защитить? — в этот раз я остался на улице: мне требовалось погреться, прежде чем продолжить.

— Не в этом дело. Там сосед, у которого ключи от квартиры, дотошный тип. Знает меня в лицо, наверняка что-то заподозрит, если мы завалимся к нему вместе. К тому же моё присутствие может помешать тебе. Сделай всё один, хорошо? — Догматов хмурился, но он явно что-то недоговаривал.

А вот это совсем неприятно, мне хотелось бы знать всё, все подробности и нюансы, но делать нечего. Я шёл вслепую, в любом случае. Я кивнул, выдавив из себя улыбку. Накинул сумку на плечо и направился к зловещим окнам.

— Позвони, как закончишь, я уеду по делам, не могу тебя тут ждать.

— А если я ничего здесь не найду?

Логичный вопрос заглушил рёв заведенного двигателя. Догматов высунул голову из окна, чтобы расслышать его.

— А если здесь ничего не будет, у нас есть еще две квартиры, будем исследовать их. Кстати, знаешь, кто такой Амундсен?

— Понятия не имею, но похоже на какое-то древнеегипетское божество, — я нервно усмехнулся.

— Нет, Руаль Амундсен — это норвежский полярный исследователь, тоже ходил везде, высматривал всякое интересное. Правда, забавное совпадение? — Догматов подмигнул мне и тронулся с места.

— Да уж, забавное… — задумчиво ответил я, провожая его автомобиль грустным взглядом.

Ну что ж, Долг и Честь звали меня на поле боя, и я не мог не принять этот вызов.

* * *

— Молодой человек, вы к кому?

Прав был Догматов, внимательный сосед, скорее всего, увидел меня ещё на подступах к подъезду, его квартира напротив, а значит, окна так же выходили во двор. Мне стоило только один раз постучать в дверь нехорошей квартиры, и его сосед появился у меня за спиной, как вызванный томным потиранием джинн. Он словно ожидал этого визита.

— Здравствуйте, а родственников тоже нет? — я беспечно улыбнулся.

Когда не знаешь, с чего начать, притворись лохом: люди помогут из жалости, ну, или добьют по той же причине.

— Да не было никого у него, даже на похороны мы подъездом скидывались. А вы, собственно, кто?

Мужчина был на голову ниже меня, одет в майку-алкоголичку и старые, растянутые тренировочные штаны. На голове у него клоками росли седые волосы, а на носу сидели очки с толстыми линзами. Он был очень похож на интеллигента на пенсии, но на вид ему едва перевалило за пятьдесят.

— Простите, совсем забыл представиться, — я раскрыл удостоверение спецкора, мужчина внимательно считал информацию и хитро ощерился редкими зубами:

— Роман Валерьевич Ярцев? А это правда вы?

— Конечно, — я закопался в карманах и, выудив паспорт, так же показал его внимательному соседу. — А вы?

— Все зовут меня тут Геннадичем, я так полагаю, вы не за этим сюда пришли, не за тем, чтобы узнавать, как меня зовут. Хотите написать материал про Сашу Иванова? Герой нашего времени или что-то типа того?

— А что, он не был героем?

Странный настрой у этого соседа, он по-прежнему смотрел на меня с недоверием и словно пытался в чем-то уличить.

— О нет, что вы, конечно, был, — тут же открестился мужичок. — Преступников ловил, обществу помогал.

— У вас нет ключей? Мне по заданию надо хоть пару фоток сделать внутри, — я осторожно подбирал слова, лишь бы Геннадич не сорвался с крючка. Он как-то странно посмотрел на меня.

— Ключи-то есть, и впустить я вас могу, вот только… — он замялся, и спросил как-то неуверенно: — А вы приукрашивать умеете?

— Конечно, — тут же отреагировал я. — Напишу в заметке, что ключи от квартиры мне дал добродушный сосед покойного, не молодой, но атлетически сложенный и явно смотрящий за своим здоровьем. Его друг и соратник.

Геннадич улыбнулся уголками губ.

— Ну хорошо, убедили, сейчас принесу ключи.

Он скрылся в чреве собственной квартиры, а я бегло оценил состояние подъезда. Жильцы явно радели за то, чтобы он выглядел пристойно. Ни одной грубой надписи или рисунка, никаких граффити. Стены покрашены в мягкий телесный цвет, краска даже на ступеньках. В подъезде тишина и покой, мне на мгновение показалось что даже слишком тихо, но прислушаться к своему подсознанию мне не дал появившийся с ключами Геннадич. Один большой, второй маленький, скорее всего, от почты. Ключи перетянуты черной бечёвкой.

— А вы его хорошо знали? — я терпеливо ждал, пока сосед расправится с тугим замком. — Почему спросили о приукрашивании?

— Даже слишком хорошо. А приукрашивать… — Геннадич закряхтел, прижимая дверь хрупким плечом, после чего засов замка наконец поддался. Он отступил, и мы с замиранием сердца смотрели, как, скрипя петлями, дверь в квартиру медленно отворяется. В нос тут же ударил противный запах, и запах тлена тут был не основным. Стоило догадаться по фотографиям Догматова, что исследовать мне предстояло далеко не южный полюс, как доблестному Руалю Амундсену, и даже не квартиру бравого следователя, каким я запомнил Иванова, а самую настоящую помойку.

— Я думаю, вы понимаете, почему надо будет приукрашивать, — наконец закончил сосед и достал из кармана сигарету.

Он волком смотрел в маленькую прихожую, словно видел там среди теней силуэт погибшего. Я не ответил, лишь тяжело вздохнул.

— Да, нелегкая ему доля досталась. Скажу честно — ненавидел он свою работу, от того и спился, — Геннадич говорил мне в спину, я уже перешагнул порог, но он не спешил идти следом.

Я слушал его и примерял описание на тот образ, который остался у меня в памяти. Иванов действительно был малообщительным, сидел в своём углу, но часто смеялся над шуточками коллег. Его они тоже не обижали. По крайней мере, при нас. Помню, он все время носил свитер невообразимого размера, вязаный такой, шерстяной. Выглядел в нём смешно, и коллеги часто подкалывали его по этому поводу. Его связала то ли его мама, то ли бабушка. Я напрягал память, но вспомнить такие подробности через десять лет — крайне тяжело.

— Вы не зайдёте? — я обернулся на Геннадича и поймал его испуганный взгляд.

Он рефлекторно сделал шаг назад.

— Простите, но нет. Понимаете, можете смеяться надо мной, да и Сашка смеялся, но я ему сто раз говорил, чтобы священника вызвал, чтобы освятил квартиру, — сосед перешёл на доверительный шёпот. — Понимаете, это квартира его убила, она проклята. Нет, не смейтесь, я сам в такое по большому счёту не верю, но что-то тут нечисто. Вы еще не почувствовали это? Побудьте здесь хотя бы часок, я думаю, всё поймёте. Вот Сашка не верил, до конца не верил. Я покурю на лавочке, а потом к себе вернусь, как закончите, просто постучите два раза, я открою.

Я нервно сглотнул и кивнул ему. Мне совершенно не хотелось смеяться над его предостережением, но версия, что Иванова убила квартира, будет неубедительна для Догматова. Одинаковые предсмертные записки тут никак не уживались. Геннадич прикрыл за мной дверь, и его шаги отдалились.

Я несколько минут стоял в прихожей, не решаясь сделать даже шага внутрь "нехорошей" квартиры. В моей целительской практике было многое, даже мёртвых подселенцев приходилось изгонять из живых людей, и я не боялся их гнева. Но здесь, чувствуя чужое присутствие, меня неожиданно сковал лютый страх. Я долго прислушивался к обстановке: скрип половиц из квартиры этажом выше, гудение холодильника за стенкой, даже шуршание крыс в подвале. Сама квартира не издавала ни малейшего звука. В странном вакууме я сделал несколько шагов. Позвать Яра? Навряд ли он появится, а если и появится, отругает меня, и мы как обычно поссоримся. Несколько глубоких вдохов и выдохов, привели меня в чувство. В любом случае задерживаться тут я не планировал, а значит, надо обследовать квартиру как можно быстрее, сделать фотки и свалить подобру-поздорову.

Я поставил сумку на пол, долго искал относительно чистое место. Линолеум почти везде вздыблен, местами порван и облез. То же самое происходило и с зелеными выцветшими обоями. Они отслаивались от стен и свисали огромными сухими лопухами. В районе туалета один такой лист, отклеившись до половины, касался пола.

Не спуская с открытых проходов двух комнат глаз, я на ощупь достал из сумки фотоаппарат. Догматов заботливо подготовил его, батарейки и пленка уже на месте. За окном проехала машина, звук мотора и шелест шин был настолько отдален, что я едва его расслышал. Несмотря на то, что улица заливалась светом, внутри квартиры царил зловещий полумрак. Я сделал несколько фото. Вспышка фотоаппарата разбавила неблагоприятную атмосферу и придала мне уверенности. Комната слева — это спальня, я зашёл в нее затаив дыхание и слыша, как под ботинком неприятно трещит и крошится мусор. В небольшом помещении крайне неуютно, кровать односпальная, старая и уже порядком обветшалая. Постельное бельё в ужасном состоянии, всё скомкано, подушка валялась на грязном полу. Я поднял фотоаппарат на уровень груди. Как ни крути, ведьмачего чутья у меня не было, так что, возможно, со сбором улик действительно поможет Догматов. Я сделал несколько фотографий, на всякий случай заглянул и под кровать, но и там не было ничего, кроме пустых консервных банок и пары дохлых тараканов. В голову пришла идея использовать видеозапись на телефоне, но куда её потом отсылать и где Догматов её будет смотреть? У него даже телефон старый, кнопочный. Не той формации этот человек.

Я отошёл к шкафу, что стоял у противоположной стены, с дверцами, перекошенными от времени. Верхние были раскрыты, внутри святая пустота, ну, не считая пыли. В отделении для верхней одежды висели несколько рубашек, кофта с растянутыми рукавами и странным рисунком на груди. Внизу расположилась батарея пустых бутылок из-под водки. Здесь всё заросло паутиной, похоже, Иванов редко выходил на улицу. Спивался от горя? Может быть, в его смерти замешана какая-то личная, глубокая трагедия, о которой не знал Догматов? А, чёрт! Записки же! Все мои умозаключения разбивались об один неприятный факт. Федорович говорил, что ребята покончили с собой один за другим, за считанные дни. Чёртова аномалия!

Внизу, в шкафчиках, я обнаружил несколько обувных коробок. Часть из них была пуста, в одной нашлись вырезки из газет на политическую тему, а в другой непонятные личные вещи: лоскуток тряпки с вышитыми инициалами или частью рисунка, до неприличия старый блокнот, с непонятными записями и расчётами, пара фотографий незнакомых мне людей и пустой футляр, обитый ярко-красной бархоткой. Я протянул к нему руку, но вовремя остановился. На футляре не было пыли. Я поспешно сделал несколько фотографий. Похоже, покойный трогал его перед смертью, ну, или это сделал кто-то после неё. Надо будет как бы между делом спросить у соседа, был ли кто из родственников тут. Естественно, что внутри футляра я ничего не обнаружил. Он был вытянутой формы и выглядел дорого, скорее всего, покойный хранил тут часы, может быть, наградные или подарочные, об этом должен знать Догматов.

Я несколько раз чихнул от поднявшейся в результате обыска пыли и поспешил вернуться в прихожую. Дверь в квартиру осталась нетронутой, на всякий случай я прижал её к косяку плотнее и оглядел замок. Трудно сказать, были ли на нём следы взлома или нет, всё выглядело настолько плачевным, что я сделал фото без какой-либо надежды прояснить этот момент. Догматов утверждал, что следов взлома квартиры нет, поверю ему на слово. Я не хотел проверять туалет и ванную, предполагал, что столь скверный запах в квартиру шёл как раз оттуда, но обыск без них был бы не полным, да и Догматов выставит мне ноту протеста.

Я заглянул в ванную, что подвернулась первой. Света здесь не было, я поводил по сторонам фонариком из телефона. Ещё одно жуткое место. Занавеска с ржавыми потёками от воды искромсана, её обрывки на полу и на дне самой ванны. Плитка на стене уже давно потеряла блеск, а местами терялась и сама плитка. Я сделал фотографию ванны, стены над ванной и умывальника. Ничего другого тут и не было. В туалет я даже не рискнул заходить, придерживая дверь ногой, сделал фотоснимок с безопасного расстояния. Ну что ж, оставалось обследовать кухню, так сказать, непосредственное место преступления.

И первое, что бросилось мне в глаза, это сама дверь. Она отсутствовала на своём законном месте, но лежала вдоль стены, жестоко разломленная пополам. Тут же на полу, россыпью, блестели осколки её витража. Что-то хорошо прошлось по двери. Я сфотографировал её с нескольких ракурсов. Догматова это могло заинтересовать. Водопроводная труба, на которой повесился Иванов, встречала меня облезшей по краям краской и ржавой заглушкой водостока, за которую была привязана петля. Вообще странный выбор места для суицида, не слишком удобно, но история знала и более изощренные методы самоудушения.

Заходя на кухню, я рефлекторно покосился на люстру. В старых домах за крепление люстры можно было подвесить слона. Зачем использовать трубу, для меня откровенная загадка. Да и сама труба водостока не спрятана в стене, как это бывало обычно, похоже на просчёт архитекторов. Я сфотографировал трубу, сделал снимок люстры. Она свисала с потолка больше чем на метр, вместо классического стеклянного плафона тканевый абажур телесного цвета, изрядно сдобренный грязью и плесенью. Плесени на кухне вообще было неприлично много. Квартиру явно затапливало и не один раз. А вот и кухонный стол, ободранный угол которого попал на фотографию Догматова. Я задумчиво провёл по нему рукой. Ума не приложу, как выйти на связь с покойником? Я уходил в транс, обостряя чувства, но не получал никакого отклика.

Так. Что у нас тут еще? Старый холодильник, ещё советский, штекер вытащен из розетки, внутри ничего, кроме банки недоеденных и заплесневелых бобов, бутылка водки, ещё одна. Всё пустое. Кухонный гарнитур так же представлял из себя жалкое зрелище, везде засохшие пятна от еды, крошки, огрызки. Газовую плиту вообще невозможно описать цензурными словами, что тот туалет, ей-богу… Я положил сумку на скатерть стола, прошёлся по кухне, разминаясь перед сеансом вызова духа. Логика подсказывала мне, что достаточно будет влить в призрака немного направленной живой энергии, но я никогда не делал этого на практике. Да и никогда бы не сделал, если бы не Догматов, будь он неладен, со своими просьбами. Я выставил левую руку перед собой, упёр её в пустоту. Вливать энергию в окружающее пространство проще простого, вот только был бы от этого толк… Я притаился и вслушался в обстановку. Может быть, звук или голос? Ну хоть малейшее дуновение ветерка, сквознячок? Я повторил процедуру, на этот раз влив в пространство больше энергии. Дух ещё в квартире, это очевидно, но он не спешил идти на контакт. Суицидник, обиженный на мир, может, он просто не хотел начинать общение первым?

— Саш Иванов, ты здесь? — прошелестел я пересохшими губами.

— Да… — сдавленный шёпот в ответ, в самое ухо.

Какая удача! Я замер без движения, боясь её спугнуть.

— Кто это сделал? Кто подвёл тебя под петлю? — я оголтело вливал в пустоту перед собой энергию.

— Платёжки! — взвыл призрак и захныкал.

— Платёжки? Стой, какие платёжки? — я открыл глаза, чувствуя себя полным идиотом.

Яр стоял сбоку и шептал, злорадно скаля зубы:

— За коммуналку, ты вообще видел, какие там цифры? Это же грабёж! — его шёпот сошел на нет, едва предок встретился с моим озлобленным взглядом.

— Блин, Яр! — я сплюнул на пол и, корректируя выброс адреналина, пнул мусор под ногами. — Ты вообще охренел! Я тут как бы работать пытаюсь!

— Во! Правильно, и ключевое слово тут “как бы”!

В глазах Яра бушевали огоньки мелкой пакости. До ужаса знакомый мне взгляд.

— Ты чего вообще тут делаешь, говорил же, что не придёшь! — я окончательно успокоил сердце и теперь улыбался. Все-таки с Яром это задание выглядело намного проще, да и веселее.

— Ага, да за тобой глаз да глаз, вляпаешься опять в какую-нибудь чертовщину, не дай боги, помрёшь, — призрак махнул рукой и брезгливо осмотрел кухню. — Это его добрые родственники уже всё так обнесли?

— Нет, много лет он спивался здесь в полном одиночестве. Дух, должно быть, очень зол на мир, — я поморщился, всматриваясь в ржавчину трубы. — Он вот тут повесился, видишь что-нибудь?

Яр бросил на крышку стока мимолётный взгляд.

— Ну да, висит голубчик и да… он очень зол, — предок отошёл в глубь комнаты, ближе к выходу.

— Серьезно, ты его видишь? — я было протянул руку, чтобы коснуться трубы, но в последний момент передумал.

— Серьезно. Ты в него столько энергии влил, что он едва не светится. Лимб его, конечно, уже изрядно подожрал, да и было бы что жрать, — Яр болезненно смотрел на трубу, туда, где, судя по фото, висело тело покойного. — Но он всё еще здесь, дня два осталось до полного усвоения.

— Ничего не вижу, — я сокрушенно покачал головой, но на всякий случай поднял фотоаппарат и сделал еще несколько фото.

— Не мудрено, тут только я твой предок по крови, а он просто мертвец, да к тому же ещё и беспокойный. Растрачивал себя при жизни, продолжает растрачивать и после смерти, — Яр вполне детально, но без интереса описывал покойника. — Ты думаешь он что-то тебе расскажет?

— А что он делает?

— Каждую секунду снова и снова переживает момент собственной смерти, дергается в петле, как бабочка на булавке, за веревку хватается, но петля длинная, не может достать рукой до стока. Хочет подтянуться, но руки срываются, хватается за горло. В общем, задыхается. Он не сломал себе шею сразу, худой очень. Умирал долго…

От этих описаний заболело и моё горло, я невольно откашлялся, прекрасно понимая это состояние перед самой смертью, когда ты уже ничего не можешь изменить, хотя ещё вроде жив.

— Ты видишь рядом с ним еще кого-то? — я подавил спазм и снова обратился к Яру.

Предок, не отрывая от трубы заворожённого взгляда, покачал головой.

— Он сделал это сам. Сейчас жалеет, но слишком поздно. Он рычит, он видит нас. Тебя ненавидит за то, что ты жив, а он нет. Он тянет к тебе руки, но снова задыхается и хватается за верёвку.

— Хватит, всё, — моя голова закружилась, я не мог всё это слушать дальше.

Ни на мгновение не сомневаясь в правдивости описаний, которыми сыпал Яр, я схватил сумку, кинул на дно фотоаппарат. Мне срочно требовалось на улицу, подышать воздухом.

— Всё, уходим? — скучающе переспросил предок.

— Да, нахрен! — прохрипел я ему из прихожей, растирая виски от разрастающейся боли.

Закрывая за собой входную дверь, я постучался в соседскую квартиру условленным стуком. Геннадич открыл дверь и несколько секунд молча смотрел на меня. Представляю, как я выглядел в этот момент.

— Набрали материала? — он не улыбался, выглядел озадаченным.

— Да, спасибо, всё получилось, — я выдавил из себя улыбку.

— Я вижу, что получилось, вижу, что почувствовали на собственной шкуре проклятие той квартиры. Надеюсь, следующие хозяева послушают моего совета и осветят её.

— А кто будет следующими хозяевами? — я всё еще приходил в себя.

Яр исчез, но теперь меня волновал другой вопрос. Проклятие. Не имело значение, проклята та квартира или нет, меня больше волновало, куда делся Прокл, он ни разу не появился, пока я был внутри.

— Да кто ж его знает. Квартира отойдёт муниципалитету, а они её потом выставят на торги, как и бывает в таких случаях.

— А родственников вообще здесь не было? Никаких? Даже дальних?

— Последние годы Сашку все сторонились, вёл он себя странно.

— Это как? — я надеялся, что получу еще одну зацепку в этом деле.

— Он жил один, но часто с кем-то разговаривал, бывало, ссорился, до крика. Один раз даже подрался, в синяках ходил потом, — Геннадич недобро усмехнулся.

— С кем подрался? — в моей спине разрастался огонёк боли — потраченная энергия давала о себе знать. — Были свидетели?

— Да какие свидетели?! — откровенно рассмеялся сосед. — Говорю же, жил он один, даже животных не держал, с кем он там дрался, никто так и не понял.

Я многозначительно кивнул и спустился на несколько ступенек:

— Спасибо за помощь, я напишу о нём только самое хорошее.

Геннадич не ответил, зашаркал по бетону в тапочках. Выходя на свет, я услышал, как он кряхтит, прижимая дверь плечом. Всё, хватит. Я стряхивал с себя остатки чужой энергетики.

— Куда теперь? — Яр нагонял меня сзади.

— Чёрт знает! Догматов уехал, сейчас позвоню ему, узнаю дальнейшие инструкции.

Я поставил сумку на лавочку, мысленно призвал Прокла. Малыш не появился в моей ладони. Я призвал его ещё раз и еще.

— Ты чего? — Яр обходил меня, заглядывая в глаза. Они были расширены от удивления.

— Смотри! — я показал ему раскрытую ладонь, на которой материализовался Прокл.

Черныш сжался в комок и дрожал от страха, не решаясь даже взглянуть на меня. Яр удивленно заморгал. Мы не обменялись с ним ни словом, как по команде повернули головы в сторону темных, зловещих окон нехорошей квартиры.

* * *

— Ну что там? — Догматов раздражённо пыхтел в трубку.

Я позвонил ему, отойдя от дома по улице Руаля Амундсена на безопасное расстояние. Норвежский полярник, конечно, не виноват в том, что в Москве назвали в его честь улицу, но осадочек у меня остался.

— Я разведал обстановку, можете приезжать, — мне хотелось как можно быстрее покинуть Свиблово, но, как я и предчувствовал, Догматов что-то темнил.

Он тяжело вздохнул и неохотно затянул знакомую песню:

— Я пока не могу приехать Ром, давай пока сгоняй по второму адресу, а как закончишь, так встретимся и обсудим результаты. Договорились?

Я терпеливо не перебивал его, но закатил глаза. Таскаться по метро с сумкой не самый лучший вариант, но следователь не оставил мне иного выхода, единственное, если второй покойный жил не так далеко, я мог бы раскошелиться на такси.

— Диктуйте адрес.

— Улица Берзарина, дом один. Там такая белая панельная двенадцатиэтажка, пятый этаж, четвертый подъезд, квартира, — Догматов говорил обрывисто, желая как можно быстрее отделаться от этого разговора. Это разозлило меня, я перебил его, грозно прикрикнув:

— И что там будет? Очередной шизофреник? Почему вы не предупреждаете, что у ваших коллег были психические отклонения?

Федорович осёкся и замолчал на несколько секунд. Он заговорил, осторожно подбирая слова:

— Какие отклонения, Ром? Я тебе рассказал всё, что знал. Что ты нашёл в квартире Сашки Иванова? Он чем-то болел?

— Не важно! Я, конечно, посмотрю вторую квартиру, но нам надо будет серьезно поговорить после этого! — я прорычал это в трубку.

Терпеть не могу, когда меня держат за дурака.

— Да, конечно, как скажешь, — Догматов был готов согласится со всем на свете, лишь бы я успокоился, но успокаиваться я не хотел.

— Где эта улица Берзарина? Куда мне ехать? С сумкой в метро таскаться, между прочим, не очень удобно! Где вы есть? Куда уехали?

— По делам, Ром, я тоже навожу справки, встречаюсь с людьми, я тоже занимаюсь этим делом, — тон Догматова стал жалобным, скулящим. Зараза, знал, на что давить, я сразу смягчился. Он продолжил: — Это Хорошевский район Москвы, на западе. Ближе всего к дому остановка МЦК "Зорге". У тебя под боком, там в Свиблово есть станция "Ботанический сад", оттуда пара остановок, и будешь на месте. Выручай старика, Ромка!

Я был готов придушить Догматова, но под рукой только Яр, а душить его дело не благодарное, да и бесполезное.

— Хорошо, как мне открыть дверь, там наверняка домофоны, к каким соседям обращаться?

— Мне удалось раздобыть ключи от квартиры Стаса, они в сумке с фотоаппаратом, в боковом внутреннем кармане, проверь.

— Ага! Так вы знали, что не заберете меня. Очередная подстава?

Мои глаза наливались кровью, я вопросительно смотрел на Яра, что мельтешил перед глазами, прошептал ему название ближайшей станции МЦК. Предок наугад и шуточно тыкал в разные направления, пока не указал одно конкретное. Не теряя времени, я двинулся следом за ним.

— Нет! — взвизгнул Догматов. — Ни в коем случае! Это не подстава! Я просто перестраховался. Ромка, мне некогда разговаривать, ты делаешь свою работу, я делаю свою, кто первый освободится, тот первый и позвонит, давай!

Он бросил трубку раньше, чем я успел что-то возразить.

— Ну Догматов, ну пройдоха! — я судорожно вбивал в карту на телефоне адрес следующей цели.

Федорович не обманул. И ещё одна новость в копилку хороших за сегодня: оказывается, всё это время Яр вёл меня правильным путём. Так вот кто воровал GPS-сигнал из моего телефона.

— А я тебя предупреждал, что не стоит с ним связываться, — предок нудил всю дорогу, которую до станции МЦК мы срезали вдоль Капустинского пруда и примыкающего к нему скверика.

— С Догматовым я еще разберусь лично. Ты лучше скажи, что думаешь по поводу суицидника, — я еле поспевал за Яром: идущих рядом людей он проходил насквозь, а мне приходилось лавировать в потоке. В выходные на прогулках много пожилых людей.

— Пока ничего. Странно всё это, да еще и что-то напугало твоё проклятие, да так, что оно убежало поджав хвост.

— А ты ничего не почувствовал? Никакой опасности?

— Опасность я учуял с самого начала этой твоей авантюры, — Яр не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы еще раз уколоть моё самомнение.

— Может быть, со следующим покойником будет попроще? Он вроде не был обиженным на мир алкоголиком, или они все ненавидят живых после смерти?

Станция МЦК "Ботанический сад" находилась в конце подземного перехода, долгий спуск под землю, несколько пунктов контроля, и вот я уже ожидал поезд на платформе.

— Не все ненавидят живых, и не всех живых, но тут получается замкнутый круг. Там в квартире ты влил в полуистлевший призрак жизненной силы, что несомненно дало ему этой самой силы, но и продлило его агонию. Сам понимаешь духу проще побыстрее раствориться в Лимбе и стать потоком, чем маяться на земле до бесконечности переживая собственную смерть, — Яр расхаживал у меня за спиной деловито заведя руки за спину.

— Так значит подпитывать их энергией нельзя? Как тогда проявить дух? — я закопался в сумке Догматова, выискивая потайной карман с ключами. Федорович не обманул, я подбросил связку в руках и спрятал в карман брюк. Подъехавший поезд прервал нашу беседу о бренности бытия. Двери открылись, я быстро занял место у бесплатного туалета. Содержимое мочевого пузыря рвалось наружу после пережитого стресса. Яр остался на платформе, махнул мне рукой:

— Я буду ждать тебя на Зорге.

* * *

Посещение туалета благоприятно сказалось на моём настроении, я развалился в удобном кресле и, откинув голову, сосчитал остановки. До Зорге их семь штук. Название одной станции особенно привлекло моё внимание: "Стрешнево". Именно там я гонялся за Фадеевой, именно там её квартира. Дыхание перехватило, могло ли быть, что так замысловато вела меня судьба? Мне даже не придётся выкраивать время для посещения Жанны, эта встреча приближалась сама, в такт несущемуся по рельсам поезду. Когда я вышел на станции, Яра я не увидел. Не удивительно, ведь он все ещё ждал меня на Зорге. Может быть, это тоже к лучшему, если попаду в очередную ловушку от Фадеевой, без зазрения совести использую силу тьмы.

Не пришлось мне и вспоминать, где жила Жанна. Второй Войковский проезд, дом семь квартира тридцать семь. Пять этажей, которые мне придется преодолеть на цыпочках. Не было и речи, чтобы использовать домофон. Я прождал десять минут, прежде чем кто-то вышел из подъезда. Это была не Фадеева, на её же счастье. Я незаметно юркнул в закрывающуюся дверь. За дверью тридцать седьмой квартиры тишина, я приложил к холодному железу ухо, но не услышал ничего, как не прислушивался. Наконец собрался с духом и позвонил в звонок. Тонкая трель раздавалась раз за разом, но за дверью все та же пустота, ни малейшего движения. Неужели Фадеева вышла прогуляться? Я сверился с часами: обед в самом разгаре. Еще несколько настойчивых трелей, и я услышал, как щелкнул замок соседской двери за спиной. Невысокая, пухлая женщина лет сорока пяти, укутавшись в махровый халат, вышла на площадку. Она странно улыбалась.

— Здравствуйте, вы к Жанне?

— Да, я её коллега, с работы. Она уже несколько дней не выходила на работу, вот меня послали узнать, что с ней. На телефон тоже не отвечает. Вы давно её видели? — я не стал рисковать, подставляя под удар ксиву Догматова. Мало ли кто кому чего шепнёт.

— У Жанны последнее время так много гостей, прям диву даюсь, — женщина сверкнула глазами. Женская зависть — страшная штука. — И все красавцы. Один лучше другого. Так говорите, вы коллеги?

— Да я из "Москва-Сити". Роман.

— Роман? — многозначительно хмыкнула барышня, смерив меня слащавым взглядом. — Я так и подумала, что роман.

Это была старая, детская и неуместная шутка, но я заставил себя улыбаться.

— Нет, я не тот роман, я другой. Так давно видели Фадееву?

— Это Жанку, что ли? Дай подумать… вчера её видела, нервная она какая-то последнее время, носится туда-сюда как угорелая, и эти её новые знакомые… Стрёмные какие-то.

— А что за знакомые? Их несколько?

— Да, тоже коллеги, наверное, ходили тут неделю, тёрлись, что-то вынюхивали, а потом к Жанке стали захаживать. Там мужик и баба какая-то, молоденькая.

— Не сможете их описать?

— Обычные мутные типы, все в чёрном, бабёнка все время в очках темных ходит, больших таких, на полморды.

Соседка Фадеевой достала из кармана пачку Беломора и прямо на моих расширяющихся от удивления глазах закурила.

— Понятно, — я озадаченно тёр подбородок. — Значит, сегодня она не приходила?

— Да фиг её знает, говорю же, носится туда-сюда, как будто шило в одном месте, её не предугадаешь. Может в любую минуту вернуться или на сутки пропасть.

— А куда она ходит, вы не знаете? — глупо было надеяться на помощь столь уважаемой особы, но попытка не пытка.

— А как не знать, знаю, конечно! К хахалю она своему заезжает, — соседка недобро рассмеялась и закашлялась дымом.

— Ну да, тот, что Михаил? — я не понимал, что происходило с Фадеевой: те цепи из сна, черный дым из ритуала в туалете Империала, неужели Жанна по неопытности заколдовала сама себя?

— Какой Михаил? Арсений!

— Ох, блин… — не удержал я обреченного вздоха.

Почему Арсений? Какой Арсений, был же Михаил! Соседка увидела моё удивление и хитро прищурилась.

— А что, у неё и какой-то Михаил есть?

— Пока у неё только проблемы есть, — грустно вздохнул я и, развернувшись, зашагал к ступеням. Эту информацию надо было обдумать в тишине.

— Эй, постой, а номер телефона?

— Чей?

— Ну твой же, глупыш! — женщина улыбалась рядом ровных зубов, и только сейчас я заметил, что часть из них с золотыми коронками. — Куда я буду звонить, когда она появится?

Я окинул мадам оценивающим взглядом с ног до головы и обратно. Нет, судьба Жанны конечно, меня интересовала, но не настолько.

— Э-э, я сам найду вас, когда придёт время, — я поспешно отступал.

Еще одну Мирошкину я просто не переживу.

— Хм, подумаешь тоже, — она гордо вильнула толстым задом и скрылась в своей обители.

Я выдохнул и перекрестился. Пора штурмовать квартиру на улице Берзарина, тем более Яр, наверное, уже ищет меня. Я коснулся перстня, что покоился в кармане джинсов, и мой предок не заставил себя ждать.

— Ну ты где застрял? — он появился в дверях подъезда. Встречал меня с распростёртыми руками, но было далеко не для объятий.

— Здесь живет Фадеева, я думал поговорить с ней, но её нет дома, — не сбавляя темпа, я шёл от пятиэтажки прочь. — Давай поторопимся, надо закончить всё это как можно быстрее.

Визит не оставил ничего, кроме раздражения. Я окончательно запутался в происходящем с Жанной, её соседка лишь добавила тумана в эту историю. Я надеялся, что за выходные мне удастся разобраться хотя бы с одной проблемой — страхом Догматова, но тогда я еще ничего не знал о его природе, и во всем этом деле шёл по ложному следу. Мой враг ликовал.

В квартиру Гаврилова я ехал в ещё большем смятении, чем Иванова. Разговор с соседкой Жанны окончательно выбил меня из колеи. Оставалось надеяться, что квартира на Бережной обойдется без норвежских исследователей, злачных мест и прочих жутких моментов. Всё-таки апартаменты второго следователя, судя по фотографиям, выглядели более дружелюбно, а значит, шансов нарваться на что-то неприятное меньше. Даже Яр, до ужаса не любящий проводить со мной время в дороге, в этот раз отказался от идеи ждать меня на Зорге. Видимо, ему хватило моей непредвиденной остановки в Стрешнево. Жанна... Во что же она умудрилась вляпаться? Я грустно поникнув головой, расположился у окна.

Яр стоял в проходе как паж. Он хмурился и был недовольнее обычного, но заговорил первым.

— А если мы ничего не найдем и там? В той, другой квартире. — призрак дождался, когда мужчина в разноцветной рубашке с коротким рукавом пройдет сквозь него.

Мы подъезжали к станции Панфиловская. Следующая моя.

— Ничего не будет, — я безразлично пожал плечами. — Скажу Федоровичу, что ничего не увидел. Хотя... наверное, это будет ложь. Скажу, что не смог выйти на контакт. Ну не мое это, контакты с мертвыми, диалоги всякие. Я его об этом уже предупреждал. Вот изгонять мертвых — это мое, это проще простого!

Яр издевательски кивал в такт каждому моему слову.

— Я предлагаю извиниться и закончить со всем этим прямо сейчас. Позвони этому своему следователю и объясни ситуацию. Мне кажется, все было понятно с первой квартиры.

Я прикусил губу.

— Оно, может, конечно, и понятно, вот только...

Меня откровенно грызла совесть. Да, проблем мне хватало и без Догматова, и осадок оставался от его скрытности, но чтобы вот так бросить его наедине со своими страхами? К тому же скоро понедельник, а диплома об психологических курсах у меня на руках так ещё и не нарисовалось. Догматова с его связями я со счетов не списывал.

— Нет, надо проверить квартиру, — наконец ответил я, собравшись с мыслями. — Если и там будет пусто, тогда и остановим поиски. Ты точно уверен, что они сами полезли в петлю?

— Тот повешенный точно, насчёт остальных не могу сказать, — Яр скучающе продвинулся вслед за мной к дверям.

Поезд сбавлял ход, впереди платформа Зорге и злополучная квартира. Только ее осмотр мог пролить свет на произошедшие события и страхи Догматова.

— А если они сами повесились, почему оставили одинаковые записки? — я не отпускал Яра, даже после того как мы вышли в город. Блютуз-гарнитура в ухе спасала от слишком внимательных взглядов.

— А вам обоим не приходило в голову, что это может быть всего лишь совпадение? — Яр скептически сощурился, бросив на меня взгляд через плечо. Все время он был на два шага впереди, несмотря на все мои попытки догнать предка.

— Мне-то как раз и приходило, но Догматов слишком напуган, чтобы думать в этом ключе. Он даже побоялся идти со мной в первую квартиру, что там говорить о рациональном мышлении...

— Почему? Ты бы защитил его, — Яр замедлил шаг, странно заинтересовавшись этим нюансом.

— Да я ему так же сказал, а он отказался. Говорил, что, мол, сосед его знает, заподозрит что-то, хотя что мог заподозрить сосед? Ну пришли сослуживцы, почтить память, так сказать. Странно все это! Тем более сам Догматов говорил, что неоднократно был в гостях у Гаврилова.

— Он боялся квартиры или соседа? Может, сосед не впустил бы вас, если увидел его на пороге? Этот твой следователь очень странный тип. Ты точно в нем уверен? — Яр пристально взглянул на меня, да так, что по коже забегали мурашки.

— Ну как уверен, я его не видел десять лет, да и тогда, не шибко мы с ним тесно и общались... — я не сразу заметил, что Яр вырвался вперёд и теперь стоял перед высоким домом, задрав голову.

— Пришли, — гулко произнес он. — Проклятие у тебя?

— Конечно, куда оно денется! — в этот раз Прокл послушно выскочил на моей ладони с первого же призыва. Малыш осмелел за прошедший час и выглядел как обычно бодро. Правда ел как не в себя и превысил все суточные лимиты, которые неизменно отдавались мне болью в спине.

— Держи его наготове, — Яр оценил электронный замок стальной двери с потрескавшейся бурой краской и пропустил меня вперёд.

* * *

Обыск в этот раз действительно мог обойтись малой кровью. На пятом этаже дома злополучной квартиры, как и в эпизоде до этого, было тихо. Ключи, которыми снабдил меня Догматов, я держал наготове, но что-то не позволило мне воспользоваться ими. Я был ведом внутренними голосом, который настойчиво повторял, что сначала я должен осмотреться. И действительно опрометчиво сходу бросаться в квартиру, выбивая дверь ногой. А вдруг внутри горюют родственники усопшего? Я на всякий случай убрал ключи обратно в карман.

Дверь квартиры выглядела ухоженной, обитый дерматин не таким старым, как мне показалось сначала. Табличка с номером квартиры начищена до блеска. Хозяин явно следил за своим убежищем. Несколько дней назад, в кафе, Догматов обмолвился, что все его коллеги жили одни. Странно, всех следователей на пенсии преследовало одиночество? Интересно что было на личном фронте самого Федоровича? Хотя какой фронт в его годы? Дети выросли и разъехались, что у него осталось? Осточертевшая за долгие годы жена да какая-нибудь собачка, как забава. Я долго прислушивался к шорохам с другой стороны двери — ничего, опять пустота. Интересно, Гаврилов тоже ловил белочку и дрался с собственным отражением в зеркале? Или в этот раз жизненные обстоятельства покойного смилуются надо мной?

Дверь соседской квартиры неслышно отворилась именно в тот момент, когда я занес руку над дверным звонком.

— Он умер, что вы хотите? — женщине на вид было чуть больше сорока, высокая, худая с вьющимися темно-русыми волосами, спадающими до груди. Простенькая домашняя одежда: футболка, лосины — и невероятная печаль в глазах.

— Здравствуйте, меня зовут Роман. Роман Ярцев, я спецкор газеты "Долг и Честь", редакция дала мне задание написать об усопшем большой некролог. Вот удостоверение.

Она без каких-либо эмоций на лице ознакомилась с корочкой Догматова. В этот раз никто не затребовал мой паспорт.

— Я Маша, — женщина хмурилась, что-то усиленно вспоминая. — Коллеги так хотят память дяди Славы почтить? Они уже приходили, простите, я сразу и не поняла, не сильно вы и похожи...

Мария замялась, подбирая слова. Я вежливо помог ей:

— Не слишком похож на полицейского? Так я и не полицейский, работаю в их издательстве на полставки, — я улыбался, но внутри мне было не до смеха.

Женщина выглядела ужасно потерянной. Она тоже улыбнулась, вымученно и отстраненно, словно уже и не помнила с чего начался этот разговор.

— Я могу рассказать о нем совсем немного. Жил он один вот уже лет пять, никто к нему особо не захаживал, но дядя Слава не комплексовал, все шутил, что он рак-отшельник, — женщина смотрела куда-то сквозь меня и незаметно ломала пальцы.

Пять лет жил один. Где-то я уже слышал такой мотив. На улице одного норвежского исследователя, но все ли обстоятельства похожи?

— Он злоупотреблял алкоголем? — я пожалел, что задал этот вопрос в лоб.

Мария вздрогнула, взгляд ее остекленел, а в голосе появились железные нотки.

— Даже и думать об этом не мог! Что вы! Да и что за странные вопросы?! Вы будете писать о его подвигах или вредных привычках?

Она насторожились, а я мысленно отругал себя, за то, что решил поиграть в детектива раньше времени.

— Нет, конечно, нет! Только хорошее, просто статистика у нас такая по пенсионерам, что иногда приходится натягивать пернатую на сферу.

Я улыбался, но собеседницу это смутило ещё больше. Она наконец ответила.

— Нет, дядя Слава был не из таких, он добрый, отзывчивый. Года два назад даже помог мне с ремонтом, мужа-то я похоронила уже давно...

Вдова окончательно замкнулась в себе, и я решил не продолжать эту пытку.

— Вы не против, если я зайду в его квартиру, пару фото сделать. А то коллеги хотят некролог о нем на передовице напечатать, основательный такой.

— Да, хорошо, я думаю, ничего плохого не будет, если мы туда зайдём, — Мария осеклась на полуслове, её испуганный взгляд впился в темную дверь.

А вот это уже нехорошо, я привлек внимание бедняжки.

— Так не будет ничего плохого или будет?

— Вы знаете, — заговорила она неуверенно, — дядя Слава почему-то очень не любил гостей. Мы к нему, конечно, особо и не стремились попасть, но очень он не любил, как бы это сказать, не любил открывать дверь нараспашку. Иногда даже приходилось с ним общаться через узкую щёлочку. У него на двери три цепочки и все разной длины, странно это, я ни у кого такого не видела.

— Может, это профессиональное?

Соглашусь, что это действительно странно, мои опасения по поводу психического здоровья суицидников подтверждались, но тогда, десять лет назад, все они выглядели нормальными, да и внутренние освидетельствования наверняка бы выявили аномалии.

— Ой, не знаю, — Мария задумчиво качала головой. — Всю жизнь мы тут прожили, молодой он таким не был. Сильно изменился за пару лет буквально.

Хм, очень интересная информация. Уже со вторым следователем что-то произошло в один и тот же промежуток времени, профессиональная деформация? Но тогда рядом с ними лежал бы и Догматов. Пазлы в этой головоломке никак не хотели сходиться друг с другом. А ещё эти идиотские предсмертные записки…

— Так откроете? Может, вместе посмотрим, что это могло быть?

— Да, открою, — Мария потянулась за ключом, висящим за дверным проёмом. — Вот только вы один, пожалуйста, туда идите, неуютно мне в квартире покойника.

Она протянула мне связку и невнятно улыбнулась. Жалкая попытка хорошей мины при плохой игре. Мария не хотела идти внутрь по какой-то совершенно другой причине. Я задал последний вопрос, отходя от неё:

— А вы из квартиры никаких странных звуков не слышали, может быть, звуки борьбы?

Её губы превратились в узкую полоску и были едва различимы. Глаза соседки наполнились страхом, потом подозрением и испугом.

— Почему вы спросили об этом?

Я пожал плечами.

— Думаю, насколько надо будет приукрашивать жизнь Станислава Максимовича.

— Верните ключи, когда закончите, пожалуйста, — голос Марии стал холоден как лёд, я не успел ответить, дверь закрылась, замок повернулся с сухим щелчком.

— Странная она какая-то. У них у всех такие соседи? — Яр многозначительно хмыкнул у меня за спиной.

Бороться с дверью квартиры Гаврилова мне не пришлось, она поддалась быстро и без предварительных ласк, но отворилась наружу всего на пару сантиметров. Три цепочки преградили мне путь. Всё, как и говорила Мария, вот только кто мог закрыть их изнутри? Я отпустил ручку и попятился. Неужели в квартире кто-то был? А может, сам покойник? Я даже не старался разглядеть темную прихожую с другой стороны. Моё дыхание перехватило от страха.

— Яр, там что, кто-то уже есть?

Призрак смело двинулся навстречу неизвестности, прошёл дверь насквозь и притих. Я жалобно заскулил, когда напряжение достигло своего пика:

— Яр? Что там? Ты где?

— В квартире никого нет, ну, по крайней мере, из живых. Тут интересная головоломка с этими цепочками.

— Какая головоломка?

Опасности не было, я приник к двери. Яр стоял в прихожей ко мне лицом и что-то внимательно изучал, не переставая деловито хмыкать.

— Одна цепочка маленькая, вторая чуть длиннее, а третья неприлично длинная. Они тут связаны между собой. Я думаю, что если потянуть за одну из длинных, то можно открыть короткую, которая мешает.

Яр щурился, производя какие-то подсчёты, мне не терпелось попасть внутрь, я рефлекторно ухватился за самую длинную цепочку.

— Нет, стой! — Яр пригрозил мне пальцем. — Не торопись, очевидный путь не всегда самый правильный. Тяни за среднюю цепочку, самую высокую.

Её действительно можно было не увидеть, если не знать заранее. Да и ухватить не так просто, как нижнюю, самую длинную. Оцарапавшись о косяк, я изловчился и ухватил её пальцами. Интересно, сколько тут судмедэкспертов билось, прежде чем они сумели попасть внутрь? Тянуть цепочку долго не пришлось, в тишине было слышно, как что-то скребёт по стали двери.

— Какая хитрая система! — Яр одобряюще кивал головой. — Если потянешь за нижнюю, заблокируешь всю цепь. Изобретательно!

— И только зачем ему такие меры?

Последний рывок, и короткая цепь провисла. Теперь я мог свободно просунуть внутрь проёма руку и сорвать её с крепления.

— Удобно, когда оставляешь квартиру на долгое время: взломщики, увидев цепочку, наверняка подумают, что в квартире кто-то есть, и убегут.

— Следователь с замашками инженера? Странно, что соседка не предупредила, что система эта автоматическая, — я поставил сумку на аккуратный коврик у двери и огляделся.

— Нет, не автоматическая, тот, кто уходил отсюда последним, взвёл механизм, — Яр указал мне на порог, к которому крепились цепочки. Поставить их можно было только вручную.

— Ну что ж, уходя, сделаем то же самое. Ты уже посмотрел квартиру?

— Здесь нечего смотреть, всё так же, как и в первой, — Яр окинул потолок и стены скучающим взглядом.

— Ты заметил? Она ведь так и не ответила на мой вопрос, — я шёл следом за Яром в глубь квартиры. Призрак в очередной раз хмыкнул.

— Слишком много печали было в ней. Незамужняя соседка, которой этот висельник помогал с ремонтом, думаешь, она расплачивалась с ним одним "спасибо"?

— Не знаю, да и не важно…

Я действительно не хотел думать об этом. Иванову, как и остальным следователям, было за пятьдесят, с кем он уж спал и по каким обязательствам, для меня не имело никакой разницы. Уперев руки в бока, я отогнал все лишние мысли. Итак, вторая квартира выглядела намного лучше первой, и это был первый неоспоримый факт. Квартира Гаврилова представляла собой обычную двушку. Дом относительно старой постройки, поэтому рассчитывать на просторные коридоры и комнаты не приходилось. Все по-советски: просто и со вкусом. Со вкусом вождя. На полу лежали ковры, поэтому я рефлекторно разулся. Не хотелось топтать чужой уют, пусть уже и мертвый.

— Интересно, а у этого инженера на полставки здесь нет других ловушек?

Я осекся, переступив порог первой комнаты. Яр исчез за моей спиной, так что в своей голове я услышал лишь его голос.

— Хороший вопрос, я проверю стены, а ты смотри куда ступаешь.

— Да ладно, тут перед нами отряд полицейских разных мастей топтался, я думаю, они уже все обезвредили, — я утешал себя как мог, держа фотоаппарат на вытянутой руке, словно он мог меня от чего-то спасти.

— Ага, только цепочки на дверь кто-то ухитрился повесить, — Яр по-прежнему говорил со мной телепатически. — Лучше проверь своего паразита.

Точно! Я на всякий случай сделал несколько фото интерьера открывшейся спальни. Он не представлял ничего интересного: кровать, шкаф, два мягких кресла и тумбочка с телевизором. Хозяин квартиры любил мягкую мебель. В прихожей так же стоял огромный серый пуфик, раздутый, как обожравшийся кот. Прокл появился на моей ладони не сразу, лишь со второго призыва. Он с осторожностью крутил по сторонам мордочкой и подозрительно дрожал. Мы встретились с ним немыми взглядами. Оба вопрошали друг друга приблизительно об одном и том же: какого черта?

— Что здесь, малыш? Чего ты так боишься?

Я не дождался ответа, да и глупо было рассчитывать, что Инфернал заговорит со мной человеческим голосом. Прокл смотрел на меня не двигаясь и не переставая дрожать от страха, пока я наконец не позволил ему скрыться. Помощи от проклятия никакой.

— Прокл в ужасе, — устало отрапортовал я в потолок.

— Прикольно, — хмыкнул Яр и материализовался слева от меня, аккурат между кресел. — Я осмотрел стены и полы: ядовитых дротиков нет, волчьих ям тоже не наблюдается.

— Ну и отлично, — я махнул рукой и сделал ещё несколько фотографий.

Захватил объективом даже Яра. Интересно, сможет ли фотоаппарат уловить его тонкую материю?

— Я тут одну штуку слышал, говорят, что от призраков помогает формалин, — я еле сдерживал улыбку. Окропленный формалином фотоаппарат никак не давал покоя моей разгоряченной фантазии.

— В каком смысле? — Яр задумался и напрягся.

В комнате не было ничего, чему можно уделить внимание. Шкаф с вещами в этот раз я даже не стал осматривать. Я откровенно не видел смысла в обыске, что-то уверенно подсказывало мне, что и в этой квартире мы не найдём следов какой-либо паранормальной активности.

— В прямом! Действует он на вас, или ты не проверял? — я давился улыбкой, вопрос окончательно поставил предка в тупик.

Он проследовал вслед за мной на кухню. Обстановка там царила такая, будто хозяин квартиры ненадолго вышел и вот-вот вернётся. Он повесился не здесь. Если я правильно помню, на фотографии был какой-то шкаф. Скорее всего, не тот, что я видел в хозяйской спальне, потому что люстра там висела на своём месте.

— Формалин? Да конечно, нет! Фу, им же трупы накачивают! С чего тебе вообще в голову приходят такие мысли?! — Яр поспешно ретировался и ждал меня во второй комнате.

На кухне я сделал еще несколько фотографий, общие планы, ничего конкретного.

— Федорович утверждает, что это волшебный фотоаппарат, мол, они его когда-то формалином окропили, и с тех пор он может заснять невидимое глазу, — я застал Яра у стены. Он пристально смотрел на крючок, торчащий из потолка. — Ты знаешь, я тут подумал: а похоже, квартиру не обыскивали, слишком уж чисто всё вокруг.

— А что её обыскивать, если смерть признали суицидом? — Яр говорил, не отрываясь от потолка.

Я болезненно поморщился:

— Висит?

— Еле различим. Всего лишь контур, но он хотя бы спокоен, почти ушёл.

— Догматов говорил, что они повесились с небольшим интервалом, может, этот был самый первым и его девять дней прошли?

Яр тяжело вздохнул, скрестил руки на груди:

— Похоже на то, но даже не вздумай питать его энергией! — предок заблаговременно предостерёг меня от поспешных действий.

И вовремя — рука моя уже зависла наготове.

— Он что-то говорит? Что-то делает?

Фотоаппаратная вспышка осветила комнату три раза. Я сфотографировал потолок, шкаф у стены и стул, который Гаврилов использовал как эшафот. Кто-то заботливо поднял и отставил его в сторону.

— Нет, он слишком слаб, — Яр озадаченно качал головой. — И этот тоже всё сделал сам. Никто им не помогал. Я никого не чувствую рядом.

— Как теперь об этом рассказать Догматову? И что делать с одинаковыми записками? — я не задавал этот вопрос Яру, мысли сами полезли на язык и вырвались с обреченным стоном.

— Совпадение? — предок безразлично пожал плечами.

— Аномалия, а не совпадение, и их становится слишком много в моей жизни. Помнишь, Жанна приходила ко мне чтобы приворожить возлюбленного? Она назвала его Михаилом, а соседка, с которой я сегодня говорил, сказала, что её мужика зовут Арсений… Это что за бред?

— Может быть, у неё не один мужик, а двое? Или трое? — Яр как всегда высказывался со свойственной ему простотой и логикой.

— Не знаю. Я уже ничего не понимаю, одни сплошные головоломки, — я присел на край диванчика и разглядывал фотоаппарат. — Догматов, будь он неладен, убеждён, что дело тут нечисто, ума не приложу как убедить его в обратном…

Яр лишь развёл руками. Он заговорил со мной в прихожей, когда я обувался.

— Совпадения не редки. Бывало и похлеще. Помнится, лет триста назад, довелось мне быть свидетелем одной прелюбопытнейшей ситуации. В Новгородской купеческой гильдии состояла одна семья. Купец с сыновьями. И началось все с отца. Однажды, набравшись в кабаке разносолов, решил он с другим купцом организовать ночные скачки на вороных кобылах, кто, мол, первым придет, тот получит два медяка. Шутки были у тех купцов такие, от скуки. Так вот оседлали они своих кобыл и помчались по городским улочкам, пугать запозднившихся крестьян. И так люто был пьян тот купец, что не удержался в седле на одном из поворотов и, вылетев в сточную канаву, сломал себе шею. Те медяки так и положили ему на глаза, когда хоронили.

— Занимательная история, — хмыкнул я. — А главное, так много поразительных совпадений.

Я закрыл дверь ключом, оставив систему цепочек в покое. В конце концов, мое посещение было санкционировано. Осталось отдать ключ соседке.

— Это только начало истории! — нетерпеливо вскипел Яр. — Ровно через год его старший сын Родион отмечал годовщину смерти отца с младшим братом в том же кабаке. И снова тот же купец, предложил им пари и опять на лошадях. И что ты думаешь? Старший сын согласился и опять же, на том же повороте, вылетел из седла. Попал он, правда, в столб, но умер мгновенно, сломав себе шею!

Соседка вышла на стук, бледная, как призрак из чулана. На её плечах был вязаный платок. В глазах отстранённость. Она приняла ключ, не проронив ни слова.

— Спасибо, — сказал я закрывшейся двери. — Да тут у соседей странностей больше, чем у повешенных!

Я в сердцах сплюнул, закинув сумку с вещами на плечо, и спускался на улицу. Яр не унимался:

— Так вот ровно через год, на годовщину уже двух смертей, в том новгородском кабаке пил Елисей, младший сын из той купеческой семьи!

— И что? Опять тот же купец? — я подозрительно скосился на Яра. — Ему надо было менять или кабак, или собутыльника.

— Да, тот же самый! Но в третий раз он не предлагал пари, Елисей спьяну решил доказать, что смерти отца и брата случайны! Тогда уже ходила молва, что род их прокляли, вскочил он на кобылу и помчал её во весь опор!

— И что?

Я выходил на улицу щурясь от света, как вампир. Квартиры суицидников определенно плохо на меня влияли.

— Разбился, голубчик, на том же месте! — Яр всплеснул руками.

— Так что это было, проклятие?

— Да если бы! Говорил я с их душами, никто их не проклинал, ну, по крайней мере, настолько. Случайность! Чистой воды!

— Прикольно, — я вздохнул и потянулся к телефону.

Пора устроить себе поздний обед и заодно обговорить с Догматовым полученную информацию.

— А что ты делал в Новгороде триста лет назад? У нас там была купеческая лавка?

А что? Чем черт не шутит, наверняка в роду у меня были талантливые купи-продай, а может, и кладик где зарыт и Яр в курсе. Я хищно облизнулся, ожидая его ответа, который, впрочем, убил во мне все мечты.

— Ага, лавка, купеческая, конюшня называлась, — Яр — машина по производству иронии и сарказма в неограниченных количествах. — Игнат Ярцев работал конюхом в то время, очень любил лошадей и даже умел их сам подковывать.

— Да уж, золотой был человек, — я почесал макушку.

Видать, клад тот был из конских волос.

— А что ты хотел услышать? Что род наш был великим и в нем были одни князья да прынцы? — Яр гоготнул, присаживаясь на скамейку. Он зарябил как голограмма и принял четкие контуры уже рядом со мной, с грустью добавил: — Род был великим, но давно это было и уже неправда.

Наш разговор прервал Федорович, он наконец соизволил ответить на мой звонок. Следователь как всегда, говорил с неохотой и лёгким раздражением.

— Да, Ромка, ты все уже, что ли, проверил Гаврилова?

— Что ли, всё, проверил, — я мог тоже быть очень занятым и раздраженным. — Кота не будем тянуть, назначайте место и встречаемся как можно быстрее. У меня для вас хорошие новости.

* * *

Место, которое обозначил Догматов, не отличалось оригинальностью, и мы опять встречались в том ресторанчике на станции МЦК "Дубровка". Догматов нетерпеливо перебирал салфетки. Когда я появился в дверях, он едва не вскочил мне навстречу. Я пришел один, без Яра.

— Ну что там? — Догматов отвёл меня к столу в дальнем углу зала и, воровато оглядевшись по сторонам, сел рядом.

На столе уже охлаждался графин с водкой и лежали столовые приборы на две персоны. У меня не было ни сил, ни желания рассаживаться здесь надолго, поэтому, выложив на стол корочку и фотоаппарат, сразу перешёл к делу.

— Николай Фёдорович, в общем, сдаю вам оружие и значок и со спокойной душой заверяю вас, что в смертях ваши бывших коллег нет ничего мистического. Повесились они сами, без посторонней помощи.

Моя доброжелательная улыбка поникла. На лицо Догматова упала тень, сделав оттенок его кожи землистым. Он откинулся на спинку стула и, выждав паузу, заговорил с огромным трудом.

— Нет.

— Что нет? — теперь и на моем лице играли скулы. Какой он всё-таки упертый!

— Нет, Ромка, подожди. Сейчас принесут закуску, всё ещё раз обговорим, — Догматов потянулся к графину. Руки его еле заметно дрожали.

— Николай Фёдорович, нечего тут обговаривать. В смерти Гаврилова и Иванова нет ничего мистического.

Я не успел договорить, словно тузы из рукава на столе появились сканы с предсмертных записок повешенных. Догматов тыкал в них пальцем.

— Это совпадение, такое бывает, история знает много таких примеров!

Догматов истерически хихикнул.

— Нет Ромка, таких совпадений не бывает, — он говорил тихо, залпом выпив пятьдесят грамм и даже не поморщился.

— Так! И как часто пьёте? Уже даже не закусываете, — я скрестил руки на груди. Кажется, я действительно начинал понимать, кому и какая тут нужна помощь.

— Со мной все нормально, это моя норма, — отмахнулся Догматов. Он сверился с серебряными часами на цепочке. — Что-то долго несут салаты.

— Какие салаты? — я легонько хлопнул рукой по столу. Почему-то все желание есть у меня пропало. — Николай Фёдорович, вы меня слышите? Все, отбой, вам ничего не угрожает, вы можете жить спокойно, я разобрался в этом деле.

— Ну и раздолбай ты Ромка, — Догматов говорил спокойно, высматривал официанта и даже не смотрел в мою сторону. — Как был раздолбаем, так и остался. Записки одинаковые у них.

Я обречённо застонал.

— Да, это дикое совпадение, но это совпадение. В записках нет чего-то заковыристого, обычные, предсмертные.

Мой голос сел, и все веские аргументы теперь выглядели жалкими попытками воззвать к разуму Догматова. Я как ребенок толкал спящего отца в надежде, что он пробудится от пьяного сна. Но сон был слишком глубокий.

— Что ты нашел в квартире Иванова?

— Ничего, там помойка, я сделал фотографии, как и договаривались. Сами посмотрите, — я поставил фотоаппарат Догматову перед самым носом.

— Обязательно проверю, — он спрятал его в сумку под столом, убрал туда же и корочку корреспондента. — А у Гаврилова? Какие-нибудь документы? Записи?

— Документы? — вопрос поставил меня в откровенный тупик. Ни о каких документах мы не договаривались. Мои поиски носили исключительно ментальный характер.

— Да, находил что-то похожее? — Догматов показал мне из-под стола старый блокнот. Очень знакомый. На потрёпанной обложке выцветшие бабочки.

— Может быть, — я нахмурился. Вот это мне уже совершенно не понравилось. — Что там? Какие-то секретные записи?

— Типа того, — откашлялся Фёдорович. — Где находил?

— Я видел похожий блокнот в квартире Иванова, в шкафу, в коробке из-под обуви. Я сделал фото, посмотрите сами. Но там были какие-то цифры, фамилии, мне показалось, это какой-то мусор.

— Ты не взял блокнот? — Догматов стрельнул в меня резким взглядом.

— Ну об этом мы не договаривались! — уровень моей злости, наконец превысил лимит. Я ударил кулаком по столу. — Что вы от меня скрываете? Я устал от недомолвок!

— Где же этот чертов официант? — Догматов сделал вид, что не услышал меня, ещё раз щёлкнул крышкой часов.

— Николай Фёдорович, — я заглянул следователю в глаза. — Мне кажется, вам нужна помощь и не моя, а психолога. В этом нет ничего зазорного. Вы человек, который повидал много чего нехорошего, это оставило свой отпечаток. Будет правильно, если вы покажитесь специалисту.

Догматов качал головой в такт моим словам, не произнося ни звука. Он отреагировал только на подошедшего официанта. В этот раз на подносе помимо салатов стояли тарелки с жареной картошкой и маринованные грибы.

— Наконец-то, — Догматов потирал руки. — Долго ходите, молодой человек.

Официант рассыпался в извинениях и поспешно ретировался от греха.

— Ешь, Ромка, силы нам ещё потребуются, — Фёдорович подмигнул мне и пригубил ещё одну стопку.

Я не выдержал:

— Какие силы?! Для чего?

— Как для чего, надо смотреть ещё квартиру Кондратьева, наверняка там и лежат все ответы, — он озорно подмигнул мне, а я завыл.

Громко и обречённо. Я не знал, как ещё объяснить ему очевидное. Я закрыл лицо руками и помассировал виски. Это был самый невыносимый обед в моей жизни. Я не притронулся ни к одному блюду.

— Что в блокнотах? Зачем они вам нужны? — моя последняя попытка призвать Догматова к ответу столкнулась с неприятным откликом.

— Посмотришь квартиру Кондратьева, скажу, — Догматов игриво толкнул меня плечом.

Но мои глаза лишь полезли на лоб от возмущения. Так открыто меня ещё не шантажировали.

— Тогда мне не интересно, — грубо подытожил я наш разговор.

Догматов продолжал глупо улыбаться, когда я встал и засобирался домой. Он внимательно следил за каждым моим движением, не спеша пережевывая листья салата.

— Я сказал всё и сделал всё, что было в моих силах. В смертях ваших друзей нет мистики. До свидания, Николай Фёдорович.

Я действовал решительно, не желая задерживаться здесь ни на мгновение и глубоко сожалея, что нам приходилось расставаться при таких обстоятельствах.

— Ты бросаешь меня, Ромка? — Догматов говорил спокойно, и мне становилось от этого не по себе.

— Нет, но я буду разговаривать с вами только по-трезвому. Надоело, — я с отвращением смотрел, как Фёдорович закидывает в себя очередной стакан горячительного.

— Тогда созвонимся, — он потупил взор и больше не смотрел на меня, сосредоточившись на поедании салата.

Я покинул ресторан, но на душе моей скреблись кошки. Я в упор не видел очевидных вещей. Не продумывая обратный маршрут и погрузившись в собственные мысли, я сел в первый попавшийся поезд на МЦК и поехал по кругу. Это был очередной ведьмин круг в моей жизни. И казалось, им не будет конца.

* * *

Из ступора меня вывел Яр. Он не появлялся долго, великодушно оставив меня наедине с самим собой.

— Ну и что решил? — призрак появился из воздуха и встал прямо надо мной.

— Не знаю, — я оторвался от окна и только сейчас заметил, что московское солнце уже клонится к закату.

Я бездарно прокатал целый выходной, так ничего и не добившись. Догматов остался недоволен моим расследованием, Жанны не было дома. А утром так мне вообще перерезали горло. Может, я действительно умер и это теперь мой ад?

— Тот следователь все равно не поверил бы тебе, — Яр начал осторожно и издалека.

— Ты всё-таки подслушивал наш разговор?

— Да, вполуха. Он хотел, чтобы ты всего лишь подтвердил его страхи, напитал их. Как правило, люди не хотят слушать альтернативные мнения. Никто не любит ошибаться.

— Ты видел его? Мне кажется, у него нервный срыв и его надо везти к врачу. И чем быстрее, тем лучше.

— Дельная мысль, — Яр хотел материализоваться в кресле рядом со мной, но место заняла женщина средних лет.

Она углубленно изучала свой телефон и навряд ли бы обратила внимания на разговаривающего самим с собой человека, но поезд наполнялся людьми в вечерний час пик, поэтому, быстро сориентировавшись в остановках, я обозначил станцию, на которой сойду. От Владыкино я в два счета добирался до одноименной станции метро Серпуховско-Тимирязевской линии. А в местных ларьках предлагалась вполне приличная выпечка. Чем я сразу и воспользовался.

За столиком кафе под открытым небом я упивался дешёвым растворимым кофе и двумя слойками с непонятными содержимым, отдаленно напоминающим колбасное изделие категории Б, тип: сосиска. Человеческий поток двигался размеренно, но на безопасном от меня расстоянии. В общем, полная идиллия. Даже Прокл, выскочивший на плече черной кляксой, ловко съехал по предплечью и спрыгнул на столик в хорошем расположении духа. Зверёк обошел его по кругу и, не найдя ничего враждебного, прицепился к моей руке.

— Поел сам, дай поесть другому? — Яр с издевающейся ухмылкой смотрел, как я скорчил рожу.

И в этот раз малыш впился в меня зубами без предварительных ласк.

— Я обязан за ним приглядывать, — еле проговорил я, давясь выпечкой. Надеюсь, потом она не выйдет мне боком.

— Надо было тебе всё-таки поесть на халяву, пока угощали, — Яр скептически отнёсся к моей трапезе.

Он тоже предпочитал дорогие залы и навязчивое обслуживание, но как по мне вольная пища гораздо естественней для организма и приятнее для глаза. Я выплюнул кусок непрожаренного теста: вольная пища имела много особенностей.

— Догматов хочет, чтобы я посмотрел и третью квартиру.

— Так посмотри, в чем проблема?

— Проблема в том, что на это надо время, а у меня его совершенно нет.

— Как так? А кто рвался впереди всех со жгучим желанием помочь старому другу? А как же твой диплом по курсам психологии? Кто тебе поможет его достать к понедельнику?

Яр напомнил мне о самом больном и напрочь отбил желание доедать свой скудный ужин. Я допил лишь кофе, который оставил в горле нехорошее послевкусие и терпкий осадок.

— Придется выкручиваться самому, — угрюмо подытожил я. — И с Фадеевой тоже. Ты больше ничего не узнавал о тех Инферналах с особой отметкой?

Яр молча покачал головой.

— Как думаешь, с чего начать поиски Жанны?

— Зачем её искать? В понедельник придет на работу как миленькая, там ее и сцапаешь.

Я собрал вещи, и мы неспешно побрели с Яром по тротуару к зданию метрополитена.

— Меня больше заботит твое проклятие, я запрещаю тебе ходить с ним всю оставшуюся жизнь!

Предок заявил это так властно, что я невольно взглянул на него с благоговейным испугом.

— Ты это серьезно?

— Ещё как! Ты последний из рода Ярцевых, поэтому я должен во что бы то ни стало обеспечить твою безопасность. Стоп!

Он вдруг зашипел и указал рукой в прохожих у входа на станцию. Толпа расступилась, словно по команде. Наша знакомая старушка сгорбилась перед ступеньками. За её спиной появился гигантский Инфернал. Он недолго думая вытянул руку и откусил от блеклой ауры колдуньи кусочек пожирнее. Старушка взвыла и, расталкивая прохожих, исчезла во чреве станции. Она не заметила меня.

— Похоже, ей конец, — Яр сурово смотрел незадачливой ведьме вслед.

— Пойдем посмотрим, может, ещё что-то успеем? — я заспешил в погоню, на ходу доставая карту оплаты проезда.

Яр исчез не ответив, но я знал, что он пойдет за мной куда угодно. Краем глаза я увидел ещё несколько инфернальных тварей, все они стягивались к станции за своим долгом. Лишь бы успеть и мне.

* * *

Бабулька прыгнула в поезд к центру, наверное, по привычке. Её работа все время проходила на кольцевой. Вот и сейчас она мчала на всех парах. Я успел заскочить в поезд в последний момент. Выбрал место, с которого видел колдунью, а она меня нет. Хотя судя по выражению ее лица, она не узнала бы меня даже если бы мы столкнулись с ней лбами. Отрешенный взгляд мутных глаз, который никуда не смотрел. Инферналы почему-то не нападали на нее здесь. Вряд ли они испугались скорости состава или меня. У меня скользнула мысль спасти ее от атак, но надолго ли это отсрочит неизбежный конец? В борьбе с Лимбом побеждал тот, кто меньше всех ему должен. А колдунья, судя по ее состоянию, должна была Инферналам как минимум две жизни.

Прокл взволнованно прыгал у меня на руке. Малыш смотрел напряжённо и с любопытством. Что мне сделать? Кинуть его на неё? А если старуха скинет проклятие на попутчика? Мне опять бегать за кляксой по всему метро? Нет уж, увольте. Яр появился у меня перед лицом и напугал:

— Ну? И чего ты ждёшь, етить тебя колотить? Подойди, отдай ей подарок обратно и выйди на ближайшей станции.

Призрак смерил Прокла брезгливым взглядом. Малыш не остался в долгу. Я задумчиво гладил его пальцем по холке. Шкура Инфернала была холодной и похожей на желе. Вместо мягкой шерсти — колючки, как рыбья чешуя. Если разобраться, ничего умиленного в Прокле не было, но этот чертяка спас меня. В морге больницы ни Яр, ни кто-то другой не помог мне выжить. Только Инфернальный малыш, с взрослыми особями, которых я вел непримиримую борьбу, да тьма, которая так и норовила попасть под руку. Тяжёлый выбор. Тяжёлый и невыносимый. Яр ждал ответа, его глаза превратились в щелочки. Женский голос с расстановкой объявил:

"Станция Менделеевская, переход на Новослободскую".

Старушка засуетилась: это её остановка. Мы на кольцевой линии. Интересно, что на этот раз она задумала? Я не видел в ее руках ни посоха, ни других магических игрушек, хотя безмерная и аляповатая сумка оставалась при ней, как и могильный цветок в волосах. Колдунья морщилась от боли, но встала и заняла очередь у дверей. Поезд сбавлял ход. Я притаился у соседней двери, ни на мгновение не выпуская колдунью из поля зрения. Пассажирский поток выплеснулся на платформу Менделеевской и вынес меня вслед за собой, как волны прибоя выносят на берег техногенный мусор.

— Не тяни, Рома! — силуэт Яра проскочил слева.

Старушка не задержалась здесь, она подозрительно огляделась по сторонам. Почувствовала их приближение. Инферналы материализовались из воздуха, колонны перехода блекли под аурой разрывов между мирами. Мои руки чесались закрыть их, но снова встретившись с Яром лицом к лицу, я передумал выдавать себя. Его глаза молили не создавать очередную шумиху. Инферналы заполняли переход на Новослободскую, куда направилась колдунья. Их было едва ли не больше, чем обычных людей. Хвост за ней разрастался. Твари скворчали и тянули руки. Я сбавлял шаг, чтобы не попасть под их удар. Старушка скорчилась и едва не рухнула на колени. Инферналы вытягивали из нее последние соки.

— Они действительно убьют её? — я смотрел на это действо завороженным взглядом.

Яр появился в поле моего зрения справа. Предок высмотрел жертву Инферналов в толпе и, оценив ситуацию, удручённо кивнул.

— Они буду брать её досуха. Это последний фрахт.

— Мы не сможем ничего сделать?

— Мы? Даже не думай влезать не в свое дело, а я уж и подавно не подставлюсь. Отдай ей проклятие, пока старуха ещё жива, пусть заберёт с собой.

На платформу Новослободской станции колдунья влетела, расталкивая прохожих и едва не рухнув на пол. Она схватилась за голову и тихо застонала. Её смерть не будет безболезненной. Мне стало жутко и нехорошо. Отчасти в этом итоге виноват и я, ведь посох колдуньи рассыпался в моих руках. А без него ее возможности были весьма ограничены. Вопреки моим предположениям старуха не прыгнула в подошедший к платформе поезд. Высыпавшие из вагонов люди быстро заполняли пространство. Это дало колдунье фору. Пока я подбирался к ней, стараясь остаться незамеченным, ведьма сгруппировалась и бросилась в сторону эскалатора, что вел к выходу на улицу. На поверхности я мог потерять ее раз и навсегда.

— Рома, бегом за ней, не упусти!

Яр не стал преследовать беглянку, отдал эту инициативу мне. Так же стихло и инфернальное скворчание. Твари уходили в лимб и теперь будут ждать колдунью на поверхности. Старушка еле держалась на ногах. Она вцепилась в ускользающий поручень обоими руками и, стиснув зубы, шептала молитвы. Слишком поздно. Мне удалось подступиться к ней на расстояние вытянутой руки, отстать на четыре ступеньки и спрятаться за девушкой в синей блузке. Эскалатор слишком медленный, колдунья охала и хваталась за сердце. Если она умрет прямо здесь, проклятие останется у меня навсегда. Кинуть его сейчас? Может быть, колдунья не заметит подвох?

Прокл смотрел на меня с мольбой в единственном глазе. Он поджал несуществующий хвост. Нет, слишком рискованно, на эскалаторе много людей. Старуха рвалась в город, на Сущевку. Вот там, в какой-нибудь подворотне, я ее и настигну. Я стиснул зубы, приняв окончательное решение.

Мы выбрались в вечерний город, что остывал после дневной жары. Августовское солнце почти окончательно спряталось за горизонт. Я поежился от нехорошего предчувствия и холода от разрывов между мирами. Инферналы устремились в погоню. Только здесь я насчитал их не меньше пятнадцати. Бедняжка, они разорвут ее на куски. Колдунья выскочила на Селезневскую улицу, перебежала дорогу на красный свет светофора, едва не угодив под машину. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Верткая, зараза. Она ни разу не обернулась, мчалась по парковке очередного торгового центра, уворачиваясь от припаркованных машин, но не всегда удачно. Одному счастливчику ведьма снесла противотуманку, о багажник другой машины приложилась сумкой, от чего одна из её ручек не выдержала. На дорогу высылалось добрая половина драгоценного магического скарба. Солома, спички, какие-то ленточки. Я предосудительно обежал это добро по дуге на безопасном расстоянии. Старушка закричала, сжимая голову. Она обернулась, и мы пересеклись взглядами. Колдунья обезумела, смотрела сквозь меня, не замечая в упор. Парковка наполнилась грозным скворчанием и едким запахом смерти. Инферналы окружали жертву. Я настигал её с переменным успехом, снова и снова призывая Прокла в руке. Малыш подчинялся, но тут же ускользал обратно вглубь тела. Он прекрасно понимал, что я задумал, и мне было тошно от собственного выбора, но иного не оставила мне жизнь. Я сосредоточился на колдунье. Она свернула в Нововоротниковский переулок. Дорога имела уклон и уходила вверх, несколько задерживая беглянку. Она продолжала терять вещи из сумки, но упорно мчала вперёд. Я не сразу понял, куда именно она так стремилась. Вокруг огнями горели жилые высотки, да пару магазинов. Лишь пройдя половину переулка за густой листвой городских каштанов и лип, я смог разглядеть размашистый купол церкви. Так вот кто мнимо прощал ей грехи. Надеюсь, что догоню колдунью раньше, чем она скроется в храме. Я не был религиозен, но уважал выбор желающих целовать иконы. В этой жизни каждый сходил с ума по-своему.

Нововоротниковский переулок неспешно перетекал в Пименовкий тупик. Улочка заканчивалась у огромных каменных ворот храма. Табличка информировала, что впереди Храм преподобного Пимена великого. Ну что ж, эта остановка, судя по закрытым дверям церкви, для колдуньи будет последней. На улице зажглись фонари. Они осветили парадный вход на территорию храма и мечущуюся у запертых дверей колдунью. Она бросила сумку на подступах к церкви, стучала кулаками о дверь, терзала решетку. Я закатывал рукава рубашки.

Надо торопиться, Инферналы тут как тут. Но прежде чем вернуть бабке проклятие, мне надо расчистить дорогу. Печать разлома слева и справа.

Я сосредоточил в руках импульс. Печать запрещения была готова, но от ее применения меня предостерёг Яр. Он махнул мне рукой, появившись из-за машины, припаркованной справа. Я примкнул к предку, он жестом усадил меня на корточки.

— Подожди, не мешай им, подберемся к ней незаметно, — он указал на плотный ряд припаркованных вплоть до дверей храма машин.

Разумно. Я кивнул. Инферналы сжимали полукруг, я приблизился к ведьме настолько близко, насколько смог. Нас отделяло метров пять, не больше. Я призвал малыша и сжал его в кулаке. Он даже не пискнул.

— Готов? — Яр стиснул зубы от напряжения.

Инферналы вытягивали руки. Красные нити вырывались из тела колдуньи. Она хрипела и стонала, упав на колени, завалилась на бок.

— Ждём, ждём, — Яр поднял руку для отмашки. Инферналы уже полностью заслонили собой бабку и со своего места я видел лишь её ноги, дрожащие в конвульсиях. — Давай!

Я с размаха запустил Прокла в толпу. Надеюсь, если и не попал в колдунью, может быть, Инферналы признают в малыше своего и заберут в Лимб. Яр пытливо смотрел в кишащую массу. Ума не приложу, что он хотел там разглядеть, я высунул голову из-за капота машины и увидел только толпу Инферналов. Бабка перестала шевелиться и издавать какие-либо звуки. Пиршество было в самом разгаре, когда Яр снова цыкнул на меня:

— Прячься!

С купола церкви что-то упало вниз. Три массивные тени прошли на бреющем полете. У них были человеческие силуэты и крылья за спиной. Я раскрыл рот в изумлении. Нет, мне не могло это показаться, но попав под свет уличных фонарей, твари показали свою истинную личину. Я ужаснулся: это были Инферналы, чуть меньшего роста, в ржавых доспехах-нагрудниках и с обломками мечей в руках. Они отогнали от жертвы своих собратьев, но лишь для того, чтобы доесть остатки самим.

— Это что? Ангелы? — я судорожно тыкал в их ободранные крылья.

Лишь у одной особи я различил очертания креста на левом крыле.

— Ага, если бы, — Яр дёрнул губой и хищно облизнулся. — Нам, похоже, тут больше делать нечего.

Он попятился, но я даже не думал уходить. Мужской басовитый крик внёс в этот ужасный спектакль свои коррективы. Батюшка распахнул калитку церкви и помчался на Инферналов, словно видел их наяву, его голос дрожал от страха. Он махал не кадилом, в руке святого отца было зажато что-то маленькое и яркое. Он выставил осколок перед собой на вытянутой руке. Окрестность залилась красными отблесками. Яр охнул:

— Красный осколок!

— Прочь ироды! Прочь! — заголосил поп.

К моему удивлению, осколок действительно отогнал Инферналов. Они раздражённо зашипели, но были вынуждены покинуть поля боя. Несколько взмахов жуткими крыльями, и твари заняли место на перекладине небольшой часовни на территории храма. Они злобно сверкали маленькими, глубоко посаженными глазками.

— Что же это делается? — батюшка упал на колени перед телом колдуньи, погладил её по голове. Женщина была мертва. — Совсем ироды озверели, погубили душу...

Он едва не заплакал.

— Пойдем отсюда, пока он нас не заметил, — Яр махал руками перед моими лицом, но я не слышал его:

— Он их видел, Яр! Видел Инферналов, как я!

— Да-да, это из-за осколка! Быстрее, уходим!

— Прокл! — я не смог сдержать радости, когда увидел малыша, что прыгал ко мне по асфальту. Ни колдунья, ни собратья Инферналы не приняли его. Я схватил кляксу в кулак.

— Только не это... — Яр вымученно застонал. — От этой хрени фиг отделаешься!

Я не стал спорить с ним. Прячась за машинами, на полусогнутых отошел от ворот храма, к которому уже мчала скорая помощь. Слишком поздно.

Внутри меня бушевал пожар негодования. То, что всю неделю я видел во снах, было не плодом моего воображения. У Петра Ярцева был жёлтый осколок, у того батюшки — красный. И сколько их ещё ходило по свету? Яр не сопровождал меня на пути домой, а мне как никогда хотелось с ним поговорить. Я призывал предка на платформе Солнцево, в метро, в переходе на Красносельскую, но призрак упорно игнорировал мой зов. Неужели в Лимбе опять помехи? Чертовые магнитные бури? Ага, так я в это и поверю!

На выходе из Красносельской, когда до дома оставались считанные метры, я в последний раз призвал Яра без мата. В переходе, где совсем недавно меня застал Кумир со своими прислужниками, я сбавил шаг. Опять здесь пусто и холодно. Фонари блекло освещали стены. Краем глаза я снова увидел эту бочкообразную фигуру. Она была укутана в серый плащ, воротник задран, так что я не увидел головы незнакомца. Я сбавил шаг: под ботинком что-то хрустнуло. Огромное воронье перо, тут же лежало ещё одно. Похоже, это уже не были проделки Чернобожцев. Я остановился и не оборачиваясь заговорил с незнакомцем в плаще.

— Ты кто и чего тебе нужно, приятель? — я говорил резко и сквозь зубы. У меня совершенно не было времени на пустые разговоры.

Силуэт отделился от стены и сделал несколько шагов в мою сторону. Очень неуверенных, размашистых. Я краем уха слышал, как по плитке зацокали его когти.

— Ты не узнал меня? А ведь прошло всего несколько дней, — незнакомец заворковал как-то по-особенному, и я даже сначала не понял, что так смутило меня в его голосе. Он совсем не походил на человеческий.

— С чего я должен тебя узнать? — я насторожился: незнакомец опасен, его движения резкие и молниеносные, как движения хищника.

Я осмелился обернуться, посмотреть оппоненту в глаза, но не увидел их. Над воротником плаща пустота, а голос доносился из расстегнутых верхних пуговиц. Страшное и удручающее зрелище одновременно.

— Такая короткая память? Хотя я, наверное, даже должен поблагодарить тебя, целитель, — незнакомец сделал шаг, и стало понятно, откуда в переходе перья — они выпадали из-под плаща.

Страшная догадка осенила меня.

— Я излечил тебя и подарил жизнь, не надо благодарностей, — не думаю, что эта птичка пришла, чтобы сказать спасибо. Под плащом что-то шевелилось. Помнится, в офисе пташки охотно орудовали перьями. Да это была именно та, вторая птица, на которую я применил печать исцеления, но исцелила она проклятие Инферналов не до конца или как-то уж слишком своеобразно.

— Жизнь? — птица рассмеялась, но звук больше походил на воронье карканье. Тварь сделала ещё один шаг. — Ты, наверное, шутишь, целитель? Теперь это не жизнь.

Расстояние между нами неизбежно сокращалось. Я уже прикидывал в уме, какую печать сосредоточить на кончиках пальцев, и невольно отступил. И где же Яр, Чернобожцы и тьма, когда они так нужны?!

— Чего тебе надо от меня? — я стиснул зубы: бежать или драться?

— Справедливости! — вскрикнула тварь и показала уродливую голову.

Низкий лоб, усеянный пухом, глазки-бусинки и огромный нос, покрытый какой-то коростой. Рот существа невероятно узок и прирастал к носу. Ужасная помесь человека и птицы. Я прижался к стенке и не удержался от комментария:

— Ну и уродлив же ты, дружище...

— Да! И все благодаря тебе!

Он был готов атаковать, ткань плаща трещала по швам, сквозь дырки я видел кишащую черную массу. Перья, много перьев. Я принял боевую стойку: придется прыгать, возможно, даже через голову.

— Да не за что! — процедил я сквозь зубы перед самым прыжком.

Правый рукав неприятеля разорвался в клочья, он расправил воронье крыло, послав дюжину перьев в стену, у которой я стоял. Плитка треснула и отвалилась с глухим щелчком. Единственное, что пришло мне на ум, был Прокл, я вскинул руку и послал малыша точно в цель. Как-то он уже побеждал перо одной из этих тварей, я надеялся, что мой питомец поможет и здесь, и не ошибся. Прокл вытянулся как стрела, с победным писком врезался птице в грудь и исчез в его чреве. Тварь отшатнулась, её глаза расширились и остекленели. Малыш прогрыз в неприятеле дыру и выскочил с другой стороны.

— Да, малыш! Молодец! Фас его! — я ликующе показал птице кулак.

Удар Прокла со спины протащил тварь по полу, но не выбил из равновесия. Воронье карканье сопровождалось россыпью острых перьев. Птица била без цели, наотмашь, надеясь зацепить хоть кого-то. Я изловчился и ударил тварь по ноге, но бить её — все равно что бить по фонарному столбу. Прокл воспользовался замешательством врага и вонзился тому в левую руку, что ещё была укутана плащом. Вовремя, поскольку тварь высвобождала второе крыло для удара. Малыш отгрыз его, и пустая тряпка упала на пол.

— Это все ты, ты виноват! — птица сделала шаг, и Прокл тут же отгрыз ей левую ногу до колена.

Ещё один кусок плаща упал в грязь. Тварь по-прежнему не отступала.

— Он доберется до тебя, тебе не уйти!

Птица вскинула правую руку, и ее тут же отсёк Прокл. Малыш разошелся не на шутку и значительно увеличился в размере. Так вот чем надо его кормить! Я злорадно потирал руки. Похоже, проклятья Инферналов весьма питательны. Я молчал, с ужасом и восхищением наблюдая, как Прокл режет птицу на куски. Он сжирал их залпом, даже не жуя. Лишь бы не словил заворот кишок, где я потом ему ветеринара найду?! Тварь лишилась тела больше чем наполовину, но не спешила подыхать. Ползла, орудуя культями и помогая себе оставшейся ногой. Ужасное зрелище, на которое не хотелось даже глядеть. И ведь это я обрёк проклятие на эту форму. Надо было оставить его Яру тогда, в офисе. Я невольно попятился, но малыш не медлил и накинулся противнику на спину, чтобы закончить начатое дело. Он грыз птицу аккуратно вдоль хребта, резал, как хирургические ножницы. Грязный плащ распался на две половины и лохмотьями упал в грязь. Я смотрел на них несколько секунд. Чья-то нога оставила на ткани след. Прохожий мужчина даже не обратил на лохмотья никакого внимания, двигал по своим делам, беспечно держа руки в карманах.

Спазм скрутил живот, и я поспешил покинуть переход. Всего одна мысль билась в моей голове: птица стала похожей на человека из-за меня или Инферналы использовали человеческую плоть изначально? Я заметил Прокла, поднимаясь по ступенькам. Он вымахал до размера среднего кота и уже не спешил прятаться в моем теле. Да и где я мог спрятать такие габариты? Я с ужасом смотрел на своего питомца. А ведь Яр был прав, с такими темпами мой питомец однажды спросонок откусит мне голову. Я на всякий случай держался от него на расстоянии. Прокл шел с довольной улыбкой, игриво виляя куцым задом.

— Яр! — еле слышно завыл я.

И где этот засранец, когда он так нужен?! Вечер уже перенасытился событиями и требовал детального анализа, с которым в одиночку справиться мне будет сложно.

Я открыл дверь дома, пустив в подъезд нехороший сквозняк. Хулиганы опять выкрутили все лампочки, и я пробирался к лестнице на ощупь. В темноте растворился и Прокл, надеюсь, он будет встречать меня у квартиры и не станет больше искать приключений.

Маленький гном стоял в темноте, встречая меня на шестом этаже. Я испугался, едва не споткнувшись о него. Сердце упало в груди, когда парень поднял лицо. Матвей. Я так и не купил ему нового хомяка, неделя кишела событиями, за которыми смерть несчастного животного поблекла в моей памяти.

— Здравствуйте, дядя Рома, — тихо произнес мальчик, а я лишь тяжело вздохнул в ответ.

Ну не буду же я распинаться перед мальцом и придумывать себе оправдания, стоя на лестнице. Я пригласил соседского мальчика к себе. Может, горячий чай сгладит его разочарование.

* * *

Матвей не отказался от посещения моей квартиры, молчаливо и покорно следовал по пятам, пока не задавая главный вопрос. Я быстро разулся и прошел на кухню. Провести разговор надо быстро, но аккуратно. День выжал меня до капли, и сейчас я мечтал лишь о крепком и здоровом сне.

— Ты с чем будешь чай? У меня есть печенья, — я улыбался, но косился на кухонный порог.

Прокл так и не появился. В таком независимом состоянии я уже не мог контролировать его появление, призывая на ладонь. Страшная мысль осенила меня как нельзя вовремя: если он, будучи маленьким, приносил окружающим мелкие неприятности, то что будет с этими неприятностями, когда он подрос? Я не дождался ответа от Матвея и осторожно выглянул из-за косяка. Мальчик так и остался стоять на коврике перед дверью. Он молчал и выглядел странным, мой взгляд скользнул на его колено: оно не просто было в ссадинах, как при первой нашей встречи, рана кровоточила.

— У тебя кровь? Иди сюда, обработаем рану, — я распахнул холодильник, скрипя зубами.

Руки задрожали, рыская в дверце в поисках перекиси водорода, а подпрыгнувшее к горлу сердце бешено стучало в висках. Не может быть! Матвей сделал шаг в мою сторону. Он ужасно хромал, в центре прихожей остановился и сгорбился.

— Твой хомяк, — я вышел к нему с пустыми руками, успел поставить на плиту чайник, но в нем уже не было смысла. Мальчик поднял голову, вокруг его голубых глаз обозначились глубокие темные круги. — Да какой уже, в жопу, хомяк...

Я опустил руки. Чайник на кухне засвистел, а я не мог себе простить, что привел врага в собственный дом. Ублюдок Тетрус в этот раз перешёл все дозволенные границы. Страшная злость затмила мой разум. Ни Прокла, ни Яра не было под рукой, но у меня в запасе было кое-что другое. Пентаграмма вспыхнула лиловым огнём, сделала оборот на ладони.

— Исключенец, ты попался! — Инфернал разорвал одежду мальчика в клочья, вскинул костлявую руку, но слишком медленно, чтобы суметь взять меня врасплох.

Я использовал холод открытого холодильника. Он ударил в спину и покрыл кожу лёгким морозцем. Пентаграмма Чернобожцев сформировалась в осязаемую материю и блеснула краями. Я действовал почти не думая и не осознавая свои поступки. Тетрус шагнул ко мне навстречу, но тут же отшатнулся, едва сохранив равновесие. Пентаграмма звякнула, встретившись с моим кулаком, и разлетелась на десятки осколков. Два из них прошили Тетруса насквозь, одна угодила Инферналу в плечо, вторая в живот. Тварь заскворчала и отступила к двери. Инфернал сгорбился ещё сильнее, сжался в комок, блеснул на меня озлобленным взглядом, но тут же вздрогнул под ударом очередной пентаграммы. Я бил со всей силы, мстил за страх и боль пережитой недели. Ещё три осколка окончательно пригвоздили врага к двери. И меня совершенно не заботило, что в этот раз ремонт испорченной мебели придется оплачивать мне самому. Тетрус ослабел, повиснув на самом большом осколке, что пробил ему грудь. Я ликующе закричал. Варг был повержен.

— Нет, Рома! Нельзя! — Яр выскочил как чертик из табакерки, кинулся к Инферналу, но тут же в ужасе попятился назад.

Стена рядом с дверью почернела.