Нетерпение сердца (гет)

Северус

За окном моросит противный ноябрьский дождь, и Запретный Лес вдалеке охвачен молочно-белым туманом. Северус невольно поеживается, представляя, что придется выходить в Хогсмид, чтобы трансгрессировать к Лестрейнджам. Вот бы остаться у себя в кабинете, в кресле у огня — или отправиться к матери. Сердце сразу начинает стучать быстрее, и Северус качает головой. Лили живет в Паучьем Тупике всего две недели и вряд ли будет ему рада.

Терпение.

Но сердце — нетерпеливо. За долгие годы оно истосковалось по нежности, по ласке, по теплу. Ему хочется любви — сейчас.

— Вчера Том снова побывал в Годриковой впадине, — Дамблдор гладит Фоукса. — Вы видели его на прошлой неделе. Не заметили ничего необычного?

— Нет, — Северус переводит взгляд с Леса на хижину Хагрида. — Кроме привычной ярости.

Мэри снова возится с этими отвратительными тварями Кеттлберна — саламандрами. Неприятная у нее работа, учитывая еще все эти сложности с заклятьем Доверия. Северус вспоминает, как тяжело было в первое время играть на две стороны, сохраняя баланс. Одна из саламандр выпускает сноп искр, и Северус даже из окна видит, как быстро Мэри отдергивает руку. Ожог от пламени саламандры — не шутка.

— Почему Макдональд? — спрашивает он невольно, повернувшись к Дамблдору. — Ее даже нет в Ордене. Или именно по этой причине?

Дамблдор угощает Фоукса долькой яблока и как обычно загадочно отвечает:

— У Мэри превосходные способности к Трансфигурации, кроме того, хорошая реакция — я лично сидел в комиссии на Ж.А.Б.А. Она не подведет, и да, Северус, из всех знакомых и надежных людей она менее всего знакома Тому. Он еще не просил вас попытаться проникнуть в мой разум?

Северус поджимает губы.

— Нет. Я выдаю ему достаточно информации, которая кажется ему правдой, потому что правдива примерно на треть… Тогда почему Макдональд не живет в замке?

— Ее бабушка работала в отделе ликвидации и получила серьезную умственную травму, — Дамблдор закрывает клетку с птицей. — Оставлять ее одну надолго невозможно. Мунго, разумеется, не торопится с лечением, тем более что дополнительные ингредиенты оплачиваются из кармана Мэри.

Северус снова бросает взгляд вниз: Мэри прижимает руку к груди и поворачивается к саламандрам спиной. Если Кеттлберн и дальше будет так ее использовать, то от нее останется не больше, чем от него самого. Все-таки работа с существами класса высокой опасности должна вестись после некоторого обучения. Впрочем, Дамблдор об этом или не знает, или не задумывается. Жертва для него — привычна, и неважно, чем ты жертвуешь.

Часы над камином громко бьют пять, и Северус, сухо кивнув директору, торопится на очередной урок, после которого можно будет перекусить и выдохнуть. В конечном итоге он втянулся в это соревнование факультетов и теперь следит, чтобы Слизерин не отставал. Для этого, например, он поставил вчера два «Превосходно» вместо «Выше ожидаемого». Разумеется, МакГонагалл поступает точно так же.

Мэри за ужином кажется ему совсем некрасивой: ее лицо сморщено от боли, волосы собраны в хвост, только глаза — этого странного, болотного цвета — кажутся необычными. Пока Северус бодро доедает свою порцию мяса с пюре, Мэри с трудом ковыряет пудинг левой рукой. Отчаявшись, она быстро поднимается из-за стола и, едва взглянув на преподавателей, выходит из Зала.

Северус задумчиво провожает ее взглядом: значит, к Помфри не пошла. Почему? Ей стыдно, что она не справляется с существами, или просто не хочет привлекать к себе внимание? Но этот ожог нельзя так просто вылечить, а если понадеяться, что заживет сам по себе, то можно вообще лишиться руки.

И он с той же задумчивостью берет в руки бокал с тыквенным соком, снова думая о том, что Мэри может быть ключом к Лили. Упускать ее нельзя.

Мэри

Граббли-Дерг сразу замечает ее замотанную в бинт руку и хитро щурится, выпуская колечко дыма. Мэри передергивает плечами, пытаясь осознать, что женщины тоже курят — до Дерг она таких не встречала.

— Не хочешь сказать Кеттлберну, что его игра с саламандрами затянулась? — Дерг вытаскивает трубку изо рта. — Их нужно накормить щучьим бульоном, чтобы не изрыгали огонь.

Мэри молча наполняет ведра водой для лунных тельцов. Ее раздражает спокойствие и невозмутимость Граббли-Дерг, которая, кажется, просто занимает место и ничего не делает.

— Покалечишься — перестанешь быть полезна, — та лукаво улыбается. — Так что советую поговорить со стариком. Он в свое время чуть Ньюта не угробил.

Мэри взмахивает палочкой, и ведра медленно поднимаются в воздух. Хорошо еще, что вокруг магия, а ведь магглы как-то умудряются таскать все на спине.

— Люди вроде Кеттлберна постоянно рискуют и совершают открытия, — Мэри поджимает губы. — Вы же только курите и восхищаетесь лукотрусами. Не спорю, они забавны и дружелюбны, но нельзя постоянно беречь себя.

Граббли-Дерг закашливается и вытаскивает трубку изо рта.

— Милочка, должны быть разные люди. Такие, как я, такие, как ты. Если все начнут бросаться в приключения, мир рухнет, а ему нужна хоть какая-то стабильность. Да и не всем под силу постоянно сражаться. Ничуть не жалею, что выбрала свой путь. Надеюсь, и ты не пожалеешь, раз уж влезла во всю эту школьную рутину.

Мэри сердито сдувает прядь с разгоряченной щеки.

— Что не так со школьной рутиной?

— А ты посмотри вокруг себя, да повнимательней, — Граббли-Дерг как-то обреченно дергает уголком губ. — Как думаешь, найдешь хоть одну замужнюю преподавательницу? Или, может, женатого? Вот тебе и повод для размышлений. Нет, конечно, есть профессор Снейп… Да он лицом не вышел. Спорю на пять сиклей, что сам-то еще дитя малое, что прячется за этой своей суровостью да мантией. Метку получил и теперь искупает, видите ли, старается, что-то там Дамблдору доказывает.

Мэри снова взмахивает палочкой, поворачиваясь к ней спиной, и ведра, шурша водой, плывут за ней в ноябрьском воздухе. Может быть, она и права насчет Снейпа. У него в глазах иногда такое выражение — словно он отчаянно хочет забыть прошлое, забыть себя.

Лили никогда не смотрела на Снейпа как на парня, даже когда они уже достаточно выросли для этого. Или ей не приходило в голову, что друг детства может стать больше чем другом, или ей просто нравились мальчишки вроде Джеймса.

Мэри открывает дверцу в загон лунных тельцов, и ведра с водой заплывают внутрь. Ей нравился Северус в те далекие пятнадцать. Он не был симпатичным, даже наоборот — пугающим, но ей было интересно узнать, что же там спрятано в его лохматой голове. Лили же было все равно, и с каждым новым учебным годом — все безразличнее. И это тоже — нормально. Люди взрослеют.

Мэри оглядывается на мрачный замок. Все мечтают поступить в Хогвартс, многие хотят здесь преподавать. Но если верить словам Граббли-Дерг, то Хогвартс вполне выглядит проклятым местом, полным одиночек. И она добровольно вступила в их ряды.

Маленький теленок доверчиво тычется в нее мордой, и Мэри ласково гладит его по голове. У нее есть задание, и еще неизвестно, как она с ним справится.

Регулус

Он практически сразу понимает, где искать брата, но решает никому об этом не говорить. Возможно, мать права, и следует сперва выяснить, что происходит, а уже потом делиться мыслями с Родольфусом или Беллатрисой.

Есть всего два места, где Сириус может оказаться: или у Поттеров, или — у Марлин. Поттеры, разумеется, исключаются, хотя Регулус так толком и не понимает, что с ними произошло — Родольфус отказался выдать всю информацию. Остается проведать семью МакКиннон и понаблюдать за их домом.

При мысли о Марлин Регулус едва заметно краснеет. Когда-то Сириус был на ней помешан и часами говорил только о ней, и Регулус, сначала отказываясь и фыркая, внезапно для самого себя увлекся ею. Хотя Марлин не могла быть в его вкусе и уж тем более во вкусе матери, но сердце говорило обратное. Дурацкая выходит история: два таких разных сердца тянутся к одному.

Регулус останавливается у небольшого голубого дома и выдыхает облачко пара. Школа закончена четыре года назад, а Марлин никогда не знала, чем займется в будущем. Интересно, она все еще не знает?

В саду за забором раздается шум, и Регулус поспешно накладывает на себя дезиллюминационное заклинание, чтобы случайно не выдать себя. Проникнуть в сад незаметно вряд ли получится: защитные чары есть везде. Тогда он слегка приподнимается и, медленно отодвинув ветку кустарника, рассматривает сад через узкое пространство.

На крыльце дома сидит Марлин, обхватив ладонями чашку с дымящимся напитком. Она по-прежнему красива, даже еще красивее, чем он ее запомнил: длинные темные волосы, словно глянцевые, овальное лицо с чуть заостренным подбородком и большие грустные глаза — всегда недоверчивые.

Тяжело бьется сердце, и Регулус только мгновение спустя замечает брата, стоящего за спиной Марлин. За прошедших пять лет Сириус стал выше его почти на голову, а на лице застыло суровое, но одновременно беззаботное выражение. На несколько безрассудных секунд Регулус забывает, что брат ушел из дома, что они терпеть не могут друг друга. А потом память возвращается вместе со странной болью в груди.

Сириус смотрит на Марлин с нескрываемым интересом, и во взгляде у него — тоска и желание, но Марлин все никак не поворачивается к нему, продолжая сжимать чашку в ладонях.

Если решаться — то сейчас. Регулус подходит к воротам и резко снимает маскирующие чары.

— Брат! — выкрикивает он, убедившись, что улица пустынна. — Брат, я здесь!

Сириус оказывается рядом так быстро, что Регулус едва успевает вздохнуть — и тут же связывает его веревками. Любимое заклинание, как же. Регулус до сих пор помнит, как Кричер вечно распутывал эти узлы, изливая потоки ненависти в сторону нелюбимого хозяина.

— Я один, — произносит Регулус, глядя в полные ярости глаза брата. — Один.

— Палочка!

— В правом кармане.

Сириус ловко забирает ее себе с помощью манящих чар и сует в карман. Пальцы у него почему-то трясутся, и Регулусу кажется, что он вспоминает все плохое, что когда-либо случалось между ними. Но у него самого нет никакой ненависти к брату.

— Нужно поговорить.

— Знаешь, где Петтигрю? — Сириус делает к нему шаг и тычет палочкой в кадык. — Ну?

Марлин, от неожиданности разбившая чашку, трогает его за плечо, на всякий случай стоя позади. Ее синие глаза, любопытные и удивленные, рассматривают Регулуса внимательно.

— Он не знает, Сириус. Взгляни на него. Он пришел поговорить, верно? Давай поговорим — спокойно. Тащи его в дом.

И Сириус, только что выглядевший взъерошенным взбешенным псом, тут же становится смирным и пожимает плечами. Потом презрительно морщится и взмахивает палочкой, освобождая ноги Регулуса от веревок и заставляя его медленно двигаться за ним вверх, по покосившимся ступеням.

Марлин идет впереди, и Регулус улавливает слабый запах ее духов с жасмином. Некоторые вещи определенно не меняются. Остается лишь выйти из этого разговора живым — и информированным. А дальше можно решать. Даже если — только за себя.

Северус

Следующим вечером дождь становится ледяным, и Северус плотнее заматывает серо-зеленый шарф, который зачем-то носит в школе. До Хогсмида не так далеко пешком, но он бы многое отдал, чтобы остаться этим вечером у камина. Очень некстати, что Мэри не живет в школе — тогда у них было бы больше возможностей поговорить. Конечно, Лили делится с ней больше, чем с ним. И это тоже нужно помнить.

Мэри открывает дверь неохотно — и сразу прячет правую руку за спину. Она живет в небольшом домике серого цвета на самой окраине деревни. Впрочем, здесь все равно дышится свободнее, чем в замке.

— Я буду у нее только в пятницу, — Мэри, кажется, догадывается, зачем нужна ему, но ее лицо не выражает эмоций. — Пока что никаких новостей нет.

Северус проходит в гостиную и некоторое время разглядывает скучную и простую обстановку. Только две фотографии на каминной полке оживляют унылость: на одной Мэри лет пятнадцать — такой он ее и помнит, на другой — Лили и Мэри, уже совсем взрослые, обнимаются на фоне церкви.

— Я принес мазь, — Северус достает склянку с оранжевым лекарством. — Нельзя оставлять ожог, руки лишишься.

Мэри неожиданно краснеет, но склянку берет, пытаясь скрыть смущение.

— Я подумала, что если пойду к Помфри, то она всем разболтает, и придется обсуждать мою профпригодность, — она откупоривает пробку и нюхает мазь. — Иначе зачем Кеттлберну помощница, которая сама едва справляется с этими тварями?

Северус внимательно рассматривает ее розоватое лицо.

— Помфри хранит достаточно секретов, можешь ее не бояться. Я не думаю, что хоть один из преподавателей в школе связан с Темным Лордом или делится информацией. Сплетничают студенты.

Мэри пожимает плечами и, морщась от боли, медленно снимает с руки мятую повязку. Северус думает, что у Макдональд тоже непростая жизнь: обуза в виде близкого человека, дурацкая работа, опасное задание и одиночество. Вряд ли Дамблдор ввязал бы ее в такую авантюру, если бы у нее кто-то был.

В соседней комнате раздаются шаги и мычание, потом в дверь кто-то колотит изо всех сил несколько минут — и снова наступает тишина. Северус поворачивается к Мэри, но та стремительно отводит взгляд.

— Это опасно. Она неуправляема?

— Я не могу отдать ее в Мунго! — Мэри подходит к столу и, поставив склянку на скатерть, запускает палец в оранжевую мазь. — Там сейчас никому до нее дела нет. Все только и бегают, что с ранами и травмами, полученными от встреч с Пожирателями Смерти. Я ее люблю, и она такой стала не по своей вине.

— Дамблдор знает?

— Может быть, — Мэри с облегчением выдыхает: мазь начинает действовать и впитывается в кожу. — Никогда нельзя точно сказать, что именно он знает. Спасибо за помощь, Северус. Представляю, как тебе не хотелось идти сюда по такой погоде.

Она говорит это без насмешки, и ему вдруг становится неловко. Он пришел сюда ради Лили, а совсем не для того, чтобы помочь девочке, с которой в школе вечно были проблемы. То она надоедала Мальсиберу своей жизнерадостностью, то постоянно болталась рядом с Лили. Вот и теперь она здесь.

— Слежу, чтобы ты была боеспособна, — отвечает Северус чуть едко. — Я пойду, уже совсем поздно. В следующий раз корми этих тварей осторожнее. Или попроси Граббли-Дерг помочь, она все равно ни черта не делает.

Мэри криво улыбается и кивает. Северус запахивает мантию плотнее и выходит под колючий дождь.

Мэри

Лили в ту, прошлую встречу, и Лили сегодня — разные женщины. Мэри обнимает ее осторожно — рука еще болит — и похлопывает по плечу. Комната, которая еще недавно казалась неопрятной и заброшенной, теперь вымыта, прибрана и выглядит вполне обитаемо.

— Как ты себя чувствуешь? — Мэри вытаскивает из кармана леденец на палочке, купленный в «Сладком Королевстве», и протягивает Гарри. — Ему уже можно такие штуки?

Лили перехватывает лакомство и с сомнением вертит в пальцах.

— Не думаю, — произносит она решительно. — Еще проглотит целиком. В Мунго нам сейчас лучше не появляться. Впрочем, мне совсем не с кем поговорить о всяких детских делах, только с Эйлин, но я так пока и не могу себя заставить разговориться. И еще: мне нужны вещи и хоть какие-то игрушки. У нас почти ничего нет.

Мэри хмурится, глядя на нее.

— Хочешь, чтобы я купила?

— Если можешь.

— Это не будет выглядеть подозрительно?

— Иди в маггловский магазин, — Лили поднимается и подходит к письменному столу. — Там точно никаких подозрений не возникнет. Возьми деньги — у меня давно лежат на всякий случай. Когда ты придешь в следующий раз?

Мэри складывает странно выглядящие бумажки в карман блузки и пожимает плечами. Обычно она договаривается обо всем с Дамблдором, а он не советует появляться часто в тех местах, где Мэри обычно не ждут.

— Через неделю, может быть, полторы.

Лили слегка сердито дергает уголком губ, но ничего не отвечает. Мэри смотрит на нее искоса, делая вид, что наблюдает за тем, как Гарри возится со своей игрушкой на цветастом ковре. Сейчас Лили молчит, но придет время, когда она начнет задавать вопросы. И те же самые вопросы мучают и ее саму.

— Что у тебя с рукой? — Лили кивает на тугую повязку.

— Саламандра обожгла, — Мэри невольно касается повязки. — Я самонадеянно рассчитывала, что пройдет само, но стало только хуже. И когда я уже отчаялась, зашел Северус и принес мне мазь, от которой сразу стало легче.

Лили слегка приподнимает брови.

— Северус? Сам пришел к тебе в Хогсмид?

— Считаешь, он не способен на такое?

Лили долго смотрит на нее изучающим взглядом, прежде чем ответить.

— Он довольно избирателен, но ты, возможно, этого еще не знаешь. Он делает только то, что ему нравится. Либо то, что ему зачем-то нужно. Другое ему неинтересно.

Мэри подавляет раздражение и в ответ просто дергает плечом. Откуда у нее такое отношение к человеку, который ради нее готов на все? Или она до сих пор думает, что ему нужна только она одна, а на остальных ему плевать?

— Ты другая, Лили, — произносит она вместо этого. — Не узнаю тебя.

— Джеймс мертв, Сириус и Ремус — далеко, я заперта в этом чертовом доме с молчаливой женщиной и ребенком, — Лили кривится. — Я должна сиять от счастья? И еще эта неизвестность, перемешанная с яростью. Мне хочется понять, что я буду делать завтра. Через неделю. Через месяц. У тебя, конечно, информации нет.

Мэри сглатывает. Ни у кого нет информации, потому что война продолжается. Вряд ли сам Дамблдор уверен в будущем. Что-то идет не так, как должно. Но объяснить это Лили — невозможно.

— Я попробую выяснить, — глухо говорит она и поправляет воротник блузки. — И обязательно куплю тебе вещи. Не скучай, ладно? У тебя же есть Гарри.

И они обе переводят взгляд на ребенка, у которого больше нет отца.

Северус

Мать, разумеется, знает о его чувствах к Лили, и это только усиливает ощущение неловкости. Поэтому Северус старается миновать кухню, где мать теперь находится чаще всего, и быстро подняться наверх.

— Подожди, — мать негромко окликает его, и в голосе слышится неуверенность.

Северус неохотно оборачивается. После всех этих лет недосказанности ему постоянно хочется спросить, какого черта она выбирала отца — а не ребенка. Ведь если бы они вдвоем сбежали отсюда, его детство могло бы стать совсем другим. Но в двадцать один выяснять отношения кажется нелепым, а заноза сидит.

Мать смотрит на него нерешительно и переминается с ноги на ногу. Ее желтоватое лицо кажется совсем грустным, и Северусу хочется ее обнять. Но мгновение проходит, и он только спрашивает:

— Что?

— Пожалуйста, проведай отца, — ее губы сжимаются точно как у него самого, и Северус шумно выдыхает. — Если откажешь — я пойду сама.

И оставит Лили одну? Но огоньки упрямства в материнских глазах не оставляют сомнений, и Северус зло усмехается. Любовь — отвратительна. Если бы он мог заставить себя не любить, то выдернул бы это чувство из себя. Любовь приносит только боль, разочарование и пустоту.

И как же это унизительно! Отец бросил ее и ушел, даже не оглянувшись — а она все еще беспокоится.

Лили открывает не сразу, и Северус некоторое время прислушивается к тишине за дверью. Как ей удается развлекать сына, если им даже невозможно выйти на улицу? Первокурсники-то не могут просидеть целый урок, что уж говорить о годовалом ребенке…

— Проходи, — Лили впускает его внутрь. Она выглядит немногим лучше, чем в прошлый раз, но все-таки лучше. — Как дела в Хогвартсе?

Северус останавливается у окна и невольно любуется ее лицом, фигурой и волосами. Все это может принадлежать теперь ему, потому что Поттер — мертв, а Лили ни за что не должна остаться одна.

И он невольно касается груди, успокаивая нетерпеливое сердце.

— Привычно, — Северус издалека рассматривает сонное лицо Гарри в кроватке. — Позавчера навещал Мэри: ее обожгла саламандра. Не понимаю, зачем Дамблдору держать Кеттлберна. Он совершенно бесполезен — впрочем, Граббли-Дерг тоже.

Лили усмехается. Подавленность исчезла из ее глаз и полностью уступила место холоду и решительности. Это — опасно. С такими глазами Лили может пойти на что угодно, и ее обязательно нужно уберечь. Пока Дамблдор не разобрался с пророчеством, ей нельзя показываться на улице.

— Ты как всегда лучше знаешь, кто должен остаться, а кто — уйти, — Лили устало подпирает щеку ладонью. — Джеймс как-то сказал, что тебе подойдет место декана. Он пошутил, а шутка сбылась.

Северус задыхается от гнева. Поттер и после школы находил повод смеяться над ним? Сам-то он, конечно, преуспел: не стал никем и умер самой тупой смертью на свете.

Гнев и презрение, видимо, читаются в его глазах, потому что Лили, разглядывая его, слегка приподнимает брови.

— Мне жаль, что его больше нет, — поспешно замечает Северус, но понимает, что замечание опоздало.

— Нет, тебе плевать, Сев, — Лили сердито щурит глаза. — Ты рад, что снова рядом со мной, а человек, который так давно подшучивал над тобой, умер. Как сильно, наверное, тебе не хватало дружбы, раз ты даже не пытаешься скрыть эти низкие эмоции.

Он вздрагивает, как от удара. Дружбы! Неужели она не видит, не чувствует?

— Ладно, — Лили вздыхает и кивком головы указывает на старенькое кресло возле себя. — Столько лет прошло, а мы так давно не разговаривали по-настоящему. Расскажи мне про Хогвартс. Что-нибудь доброе, хорошее. И еще… ты можешь… как-нибудь навестить Петунию? У меня для нее записка.

Северус покорно опускается в кресло. Оно стояло здесь еще с тех пор, как он был ребенком и мечтал о девочке с рыжими волосами.

Мэри

С ее последней прогулки по Лондону город сильно изменился. Она была здесь год назад, и город еще не выглядел таким испуганным. Прохожие, не отрывающие взгляда от дороги, серые дома с закрытыми ставнями, мелькающие автомобили — все кажется охваченным ужасом и паникой.

Чтобы скорее вернуться в Хогсмид, она решает сократить путь и сворачивает в переулок между двумя большими улицами, на всякий случай сжимая палочку в кармане. И какой черт только дернул ее согласиться пойти в маггловский магазин! Она же ничего не понимает ни в детской одежде, ни в игрушках. Стоило, наверное, попросить Стебль — у той хоть племянники есть. Да и бабушка с утра снова капризничала… Как она там одна? Жаль, что она совсем не похожа на прежнюю себя. Какие приятные вечера они проводили вместе. Теперь остается только вспоминать.

В конце переулка, у арки дома викторианской эпохи, Мэри сразу замечает двоих: нападающего — высокую фигуру в мантии с капюшоном — и скорчившуюся на земле жертву, ростом походящую на подростка. И то, чему ее учили полтора года, вдруг выстраивается в голове в цепочку действий.

Но выкрикнуть заклинание она не успевает: чьи-то сильные руки обнимают ее сзади и обездвиживают.

— Не вздумай вмешиваться, — знакомый голос звучит над ухом, и ее тут же отталкивают в сторону.

Задыхаясь и потирая сдавленное запястье, Мэри наблюдает за непродолжительным поединком знакомой фигуры — и той, в черном плаще, краем глаза заметив, что жертва поднимается с земли и стремительно убегает.

— Какого черта? — спрашивает Мэри, оглядываясь по сторонам.

— Тот же вопрос, — Ремус возвращается к ней, задыхаясь. — Тебя не должны заметить. Ты даже не состоишь в Ордене, поэтому и ценна для нас. Понимаешь? Стоит Пожирателям заинтересоваться твоей личностью — всему плану конец.

Мэри сердито смотрит в голубые глаза Ремуса.

— А у нас есть план?

Тот неуклюже прячет руки в больших карманах пальто. Его легкие светло-каштановые волосы в привычном беспорядке, но это даже придает ему несколько романтичный вид.

— У Дамблдора — точно есть. Куда тебя проводить? — Ремус никогда не умел общаться с девушками, и ему очевидно неловко. — Нечего тебе одной ходить по Лондону.

Мэри коротко рассказывает о просьбе Лили, и они оба, нога в ногу, шагают по направлению к торговому центру. В зябком воздухе перед глазами мелькают сцены из школьной жизни, когда Джеймс был живым и веселым. Ремус тогда был голосом разума, и Мэри уверена, что он таким и остался.

— Хорошо выглядишь, — замечает он вдруг, когда они останавливаются у стеклянных дверей. — У тебя бледная кожа, почти фарфоровая, и когда на улице холодно, то твои щеки розовеют.

Мэри смущенно улыбается, и Ремус тут же замолкает. Она не против комплиментов, потому что они так же редки, как снег на Рождество.

— Я внутрь не пойду, — говорит он быстро. — У меня от вчерашней стычки с Эйвери шрам так и не заживает. Что с твоей правой рукой? Ты как-то странно ее держишь.

— Ожог от саламандры. Не переживай, Снейп принес мне мазь, — Мэри берется за холодную ручку двери. — Ты знаешь, где Сириус?

Ремус смотрит на нее с тем же удивлением, что и Лили, но потом резко пожимает плечами.

— Я и сам его ищу. Будь осторожна. Сразу за торговым центром есть двор, оттуда можно трансгрессировать. Помни: не показывайся Пожирателям на глаза, не вступайся ни за кого. У тебя отдельная задача.

Мэри тянет тяжелую дверь на себя.

Она всегда в стороне.

Регулус

Стоит им переступить порог, как Сириус снова спутывает его ноги — и Регулус боком валится на пол, не удержав равновесия. Марлин прыскает от смеха где-то над головой, раздается шум отодвигаемых стульев и детский голос.

— Ничего не происходит, Марвин! — голос Марлин звучит слегка напряженно. — Иди спать и не вылезай, пока я сама не позову.

— Что тебе нужно на самом деле? — Сириус садится напротив него на стул с облезлой краской. — Я немного сбит с толку: ты не пришел с другими Пожирателями. Так что — это ловушка?

Регулус пытается повернуться, но веревки больно врезаются в тело, и тогда он замирает, с неудовольствием разглядывая сапоги брата и туфли Марлин. Их лица не видны. Может, и к лучшему? Когда не видишь, получается откровеннее.

— Можно было бы начать со всей этой ерунды, которая происходила между нами с детства, — Регулус прикрывает глаза. Пахнет яблоками и деревом. — Но на это нет времени. Я никогда не хотел убивать людей, Сириус. Я был тщеславнее тебя — и дома, и в школе, мне нравилась — не буду скрывать — нравится мысль о моей чистокровности. Но присоединяясь к Лорду, я не собирался проливать кровь и совершать насилие. Я думал, что вступаю в некий элитный клуб для своих, с неким кодексом и идеями. Меня до сих пор держат в неведении. Я сижу дома с матерью или помогаю разбираться с вещами, которые не относятся к делу. Вношу деньги, читаю книги, думаю о том, как правильно быть чистокровным и иметь больше прав, чем у остальных. Мать считает, что меня используют.

— Как кошелек, — замечает Сириус. — У кого еще столько золотых галлеонов? У Блэков. Неплохо бы иметь их возле себя, совершенно верно.

— Хочу знать правду, — Регулус закашливается от пыли, попавшей в нос. — Лорд действительно убивает людей просто так — из-за статуса крови? И что за история с ребенком?

Несколько секунд стоит тишина, потом Марлин неуверенно замечает:

— Развяжи его, только палочку не возвращай. Пусть сядет по-человечески.

— Он может дурить нам голову.

— Если что — мгновенно оглушу его. Я уже не раз сражалась, Сириус.

Хват веревок ослабевает, и Регулус, с трудом выпрямившись, садится на полу у стены. После обстановки особняка на Гриммо и Малфой-мэнора этот домик как снаружи, так и внутри выглядит совсем нищенским. Небольшая комната с тусклым светом, пыльный пол, ободранные стулья и стол, плотно закрытые мрачные шторы. Неужели и так — живут?

— Реддл ищет ребенка, который якобы помешает ему стать великим, — Сириус смотрит на него испытующе. — Это знает каждый, кто участвует в заварушке. Ребенка он, разумеется, убьет. Лонгботтомы в Мунго после пыток Беллатрисы, но их сын спрятан. Попутно Реддл устраняет неугодных себе и сопротивляющихся его идеалам. Когда последний раз ты был в Лондоне?

Регулус выпрямляется, хмурясь, обдумывая услышанное.

— До сегодняшнего дня — очень давно. Я продолжаю обучение, сам занимаюсь углубленным изучением магии. Мне некогда гулять.

Сириус отрывисто смеется, запрокинув голову.

— Вот это да! Ребенок сидит за книжками, эльф приносит ему чай с джемом, а Лорд забирает ежемесячную плату во благо чистой крови. Идиллия! А потом оказывается, что страдают и умирают люди.

Марлин бросает на него сердитый взгляд, и Сириус тут же умолкает. По его лицу понятно, что между ними ничего нет — во всяком случае, серьезного, но Сириусу ужасно хочется это серьезное получить. Как долго он здесь живет?

— Что ты хочешь от нас? — спрашивает она тихо. — Сможешь поверить в нашу правду?

Регулус сжимает зубы. Ему нельзя оставить Родольфуса без отчета о сегодняшнем дне, но и рассказать все он тоже не может. Если реальность действительно так ужасна, то он должен уйти из Пожирателей, но прежде всего — убедиться во всем самостоятельно.

Серые глаза Сириуса встречаются с его собственными, и Регулус выдерживает этот пристальный взгляд.

— У меня задание: найти тебя и привести к ним. Разумеется, этого я делать не стану. И я не говорил никому, что направляюсь на твои поиски, в курсе только Родольфус.

— Не станешь? — Сириус понижает голос. — С чего вдруг? Ты же ликовал, когда я сбежал из дома.

— Неправда, — Регулус мотает головой. — Ты видел то, что хотел видеть. Да и мне было пятнадцать. Мои приоритеты относительно чистокровности не касаются родственных отношений. Если ты отпустишь меня — я возьмусь за другое задание и увижу действительность сам.

Сириус поднимается на ноги и громко фыркает.

— Отпустить тебя? Только после того, как достану сыворотку правды. Не верю ни единому твоему слову. У тебя слюни текли от одного упоминания Реддла, а теперь ты ставишь его под сомнение? И не знаешь, чем он занят? Я не идиот, брат. И не думаю, что ты можешь быть настолько наивен. Пока я не выясню все — ты остаешься здесь. На роскошную еду и постель можешь не рассчитывать. Позовешь эльфа — прибью обоих. Ясно?

Регулус кивает.

Предстоит долгая ночь.