Голубой щенкен (джен)

Добравшись до своего поместья, первым делом Катэ приказал хорошенько помыть свою находку — не жалея отдушки и средств от паразитов. Вскоре перед ним стоял чистый, распушившийся Голубчик, цвет которого оказался даже насыщеннее: небесно-голубой, без малого лазурный. Только лишённые меха ладони, ступни и нос были обычными, тёмно-серыми, а пушистый чубчик — почти синим. Но помимо окраса, он мало чем отличался от собратьев: с метр ростом, большие гибкие уши, вытянутая усатая морда, короткий хвост. Разве что ноги и руки такие тощие, словно щенкен долго голодал.

Пока Катэ его рассматривал, Голубчик всё так же печально смотрел в пустоту.

— Ну, и что ты такой грустный? Может, по семье скучаешь? Где твои родители?

— Ты же с ними говорил, Катэ, — щенкен поднял на него свои грустные голубые глаза.

— Что?! Те двое — и есть твои родители? Они били тебя вместе со всеми и даже не пытались помочь?

— Раньше пытались, — печально вздохнул Голубчик. — Пока я был маленький, они прятали меня. Но потом поняли, что мой мех нельзя состричь или покрасить — он всё равно отрастает голубым. Тогда меня послали жить к ручью на краю деревни.

Несколько секунд Катэ мрачно молчал, размышляя. Почему-то всякий раз, как Голубчик открывал рот, и без того едва теплящееся желание быть губернатором этой колонии всё убавлялось.

— Ты что, не рад, что я забрал тебя от этих гадов? Может, вещи там какие-то остались? Могу за ними послать, если хочешь.

— Только моя нора. Но я могу выкопать новую…

— Так, не надо ничего копать! Ещё не хватало снова тебя мыть. Лучше дам тебе комнату на первое время…

* * *

Так и остался Голубчик жить в губернаторском доме. Как ни странно, щенкен оказался куда смышлёнее большинства собратьев. Катэ не переставал удивляться, как хорошо тот понимал его речь. Канода была колонизирована уже пару щенкеньих поколений назад, но до сих пор даже не вся молодёжь понимала Единый язык. Обязательные уроки посещала едва ли половина этих деревенщин. Однако голубой парнишка был полон сюрпризов: стоило показать, как обращаться с компьютером, как он тут же принялся расспрашивать систему о своём мире.

— Где ты только научился всему, что знаешь? — не выдержав, полюбопытствовал Катэ.

— Занятия вели на берегу моего ручья. Я прокопал нору поближе и каждый день их слушал. А если зарыться в тину, то даже посмотреть можно было…

— Похвальное стремление к знаниям! — Катэ улыбнулся, стараясь не показывать, насколько дико это для него прозвучало.

— Я хочу узнать намного больше! — Голубчик не отрывал взгляда от изображения родной планеты. — Оказывается, в нашем мире так много деревень! Я бы хотел побывать в каждой.

— Зачем они тебе? Они же все одинаковые.

— Но вдруг где-то есть деревня, где все щенкены такие же голубые, как я? Может, там никто не скажет, что мне не стоило рождаться…

Катэ смерил его серьёзным взглядом. Похоже, парнишка до сих пор чувствовал себя неполноценным — что и немудрено, с его-то бывшим окружением. И даже додумался до самого простого решения этой проблемы — найти среду, где он не будет выделяться. Его можно было понять, но Катэ имел достаточно жизненного опыта, чтобы убедиться, что этот путь не ведёт ни к чему, кроме сплошных разочарований.

— Понимаю, тебе хочется найти уютную… норку, где никто не будет тебя осуждать. Но не спеши прятаться! Этот мир куда больше, чем тебе кажется, — присев рядом, он вывел на экран ещё десяток обитаемых планет. — И то, что считается недостатком в этом отсталом мире, может оказаться огромной ценностью где-то за его пределами.

— Правда? Откуда ты знаешь?

— Я, знаешь ли, тоже немного отличаюсь от большинства собратьев. Цвета очень важны для жителей моей планеты. Можно сказать, это наш язык. И если щенкены бывают только серыми и рыжими, то мех моих сородичей может быть почти любого цвета. Голубым, — для наглядности он менял цвет своих глаз в тон, — жёлтым… фиолетовым, каким угодно.

Голубчик с восторгом рассматривал его меняющиеся глаза. Катэ кратко улыбнулся его интересу, но продолжил уже серьёзнее.

— Вот только я родился чёрным. А в моей культуре считается, что такие, как я, приносят неудачу. Поэтому в молодости у меня тоже не было друзей.

— Друзей? — Голубчик непонимающе смотрел на него. Многие простые слова были для него в новинку, о чём Катэ частенько забывал.

— Ну, как бы тебе объяснить?.. Дружба — это самое ценное, что есть в нашем мире. Всякие родители, семья, любовники, соседи и им подобные — далеко не всегда они при этом ещё и друзья, понимаешь?.. Друзья — это те, кто хочет быть полезен тебе и кому ты хочешь быть полезен в ответ. Те, кому ты можешь доверять.

— Доверять — это как?

— Ну, допустим, когда ты можешь заснуть рядом с кем-то и не бояться, что уже никогда не проснёшься. Перед кем ты не боишься показаться слабым, потому что знаешь наверняка, что они этим не воспользуются. Но таких друзей очень сложно найти. У меня таких никогда не было, наверно.

— Я хочу быть тебе полезным! И кажется, я тебе доверяю. Значит, мы друзья?

От неожиданности глаза Катэ вновь невольно поголубели. Смутившись, он потупил взгляд, стараясь вернуть нейтральный светло-серый. Вообще-то, он не планировал становиться другом этому щенкену. Изначально Катэ собирался позволить ему освоиться, немного подучить грамоте и отвезти на Фелоду. Там наверняка найдётся пара-тройка суеверных богачей, которые с руками оторвут такую диковинку, как две капли воды напоминающую Небесного Вестника. Но, пожалуй, будет даже проще, если этот парнишка станет считать его другом.

— Ну… получается, что так… дружок, — немного натянуто улыбнулся он, и тот заулыбался в ответ.

* * *

В целом, Голубчик оказался вполне беспроблемным подопечным — по крайней мере, поначалу. Одной дождливой ночью Катэ проснулся оттого, что его ноги затекли, словно на них лежало что-то тяжёлое. Включив свет, он обнаружил Голубчика, свернувшегося калачиком поверх одеяла.

— Эй, — разбудил он щенкена, пощекотав его нос кончиком хвоста, — ты что забыл в моей кровати?

— Мы же друзья, а с друзьями можно заснуть рядом, и тогда не будет страшно — ты сам так сказал!

Несколько мгновений Катэ смотрел на него сонным взглядом, пытаясь припомнить, когда он мог сказать такую глупость. Видимо, он недостаточно продумал свою лекцию о дружбе. Вдруг ударил гром, отчего Голубчик взвизгнул и снова прижался к его ногам.

— Значит, ты боишься грозы?

— Когда идёт сильный дождь, нору затапливает, — объяснил тот. — Один раз я чуть не утонул во сне, и теперь во время дождя мне это снится…

— Ясно… — обречённо вздохнул Катэ. Он слишком хотел спать, чтобы сейчас с ним разбираться. — Так и быть, можешь спать со мной. Но только на эту ночь!

С тех пор выпроводить Голубчика спать в свою комнату стало решительно невозможно. И вскоре Катэ перестал даже пытаться. С какими только причудливыми формами жизни ему ни доводилось делить постель… Но щенкен был, пожалуй, единственным из них, пределом мечтаний которого было просто спать рядом. Словно плюшевая игрушка, ну, или какая-то домашняя зверюшка, которых Катэ никогда не заводил, не желая обременять себя лишней ответственностью.

* * *

Спустя неделю что-то разбудило Катэ ранним утром. Открыв глаза, он увидел перед собой Голубчика, который смотрел на него с любопытством.

— Катэ, а что у тебя с волосами?

— А что с ними? — сонно переспросил Катэ.

— Они почти как мои, голубые…

В миг стряхнув остатки сна, он посмотрел на себя в зеркало — и тут же схватился за голову от стыда и смущения. Действительно, среди чёрных мимикрических кудряшек проступали светло-голубые пряди — в тон шкуры Голубчика. Этого Катэ уж точно не планировал!..

Среди его народа цвет «волос» был довольно важным элементом коммуникации. И если радужки глаз меняли цвет быстро, под влиянием эмоций, то волосы окрашивались куда медленнее и почти неосознанно. Постепенно они подстраивались под основной цвет того, кто оказывал на Катэ наибольшее влияние — того, чьи повадки и даже характер он начинал неосознанно копировать. В древности так формировались фелодские прайды, члены которых инстинктивно имитировали тон вожака.

Контролировать этот процесс намного сложнее, чем цвет глаз — но всё же возможно. В молодости Катэ ничего не стоило втереться в доверие к некоторым своим соплеменникам, за пару недель изменив цвет своих волос в тон их шкуры, как бы он к ним не относился. Но чем дольше живёшь вдали от себе подобных, тем сложнее становятся такие трюки. Катэ определённо терял хватку. Неужели он и правда начинал привязываться к этому малышу?..

— А что это значит? — не унимался Голубчик. — Это как с твоими глазами, да?

— Нет, это значит… — Катэ отвернулся к стенке, накрыв голову подушкой, — значит, что я не высыпаюсь, потому что кое-кто будит меня с утра пораньше своими вопросами. Спи давай.

Дружелюбно тявкнув, Голубчик ловко забрался под одеяло и прижался спиной к его боку, а Катэ хмуро уставился в пустоту, не надеясь снова уснуть.