Асфодель (гет)

Сперва кто-то потряс ее за плечо. А потом тоненький детский голосок нетерпеливо произнес:

— Мам! Ну, мама!

Гермиона вздохнула и, надеясь, что после ее ответа тряска прекратится, сквозь сон пробормотала:

— Минуточку. Одну только минуточку.

Так и случилось. Невидимый некто оставил ее в покое, и Гермиона снова зарылась под одеяло. Странно, но простыни показались ей пожалуй чересчур мягкими, как если б они были сшиты из шелка. Она нахмурилась. Продолжая лежать с закрытыми глазами, она задумалась. Где она может сейчас находиться? Уж наверняка не в больничном крыле — там таких простыней сроду не водилось. И уж тем более не в факультетской спальне девочек. Тогда где? Словно отвечая на ее вопрос, в комнате раздалось тихое обиженное сопение, и недоумевающая Гермиона распахнула глаза. Возле кровати, смотря на нее ясными серыми глазенками, стояла девочка с густыми каштановыми кудряшками, одетая в бледно-голубую ночную рубашку. Шокированная Гермиона просто дар речи потеряла.

— О... — только и смогла она вымолвить, с удивлением разглядывая малышку и по-прежнему теряясь в догадках, где может сейчас находиться. Что, черт возьми, происходит?

На вид ей можно было дать года четыре, от силы пять, но, уперев руки в бока, и строго глядя на собеседницу, выглядела она гораздо старше. Или так казалось от того, что сейчас ее хорошенькая мордашка выглядела очень уж расстроенной, если не сказать, надутой.

— Ведь ты же сказала, что сегодня мы пойдем в Косой переулок, — тихо проговорила девочка.

Гермиона удивилась — для своего возраста она вела себя чересчур уж спокойно. Но дальше развить мысль не успела, потому что видение в голубой рубашке вдруг скривило личико и захныкало:

— Ты же обещала, мама!

— Я помню, милая, — принялась успокаивать ее Гермиона, — помню. И мы обязательно туда пойдем, только...

Когда внезапно до нее дошло, что именно сказала девочка, она запнулась. Мама? Но и этого было мало, чтобы окончательно свести ее с ума: тут же, вслед за этим открытием, она почувствовала, что помимо нее в постели есть кто-то еще. Тот, кто дарил ей тепло и уютную тяжесть руки, обхватившей ее за талию. Не веря самой себе, она с замиранием сердца чуть приподняла одеяло и заглянула, чтобы убедиться, что все происходящее не сон. Так и есть — поперек ее живота лежала чья-то бледная рука. Гермиону накрыла паника и, чтобы успокоиться, пришлось сделать несколько глубоких вдохов. "Час от часу не легче", — подумалось ей, и она снова перевела взгляд на девочку, терпеливо стоящую возле кровати. К слову, крошка была очень симпатичной, а расстроенный вид придавал ей еще больше очарования. Поэтому, желая ее утешить хоть чем-то, Гермиона широко улыбнулась. Слова нашлись сами собой:

— Только мамочка сперва приведет себя в порядок. Да и тебе нужно одеться — ты же не можешь выйти на улицу одетая в одну ночную рубашку, пусть даже она такая красивая.

Она говорила так, как будто знала, о чем сейчас нужно говорить и кем является эта девочка. Почему-то возникло такое чувство, будто в ней сейчас одновременно жили два абсолютно разных человека. Безуспешно стараясь подавить неизвестно откуда взявшуюся вторую личность, Гермиона запаниковала еще больше. Зато кроха, которую явно не тревожили метания матери, услышав ее ответ, просияла так, как могут себе позволить только дети, и, прежде чем выбежать из комнаты, радостно выпалила:

— Хорошо! Я люблю тебя, мамочка!

Услышав подобное признание, Гермиона невольно ощутила захлестнувший ее прилив счастья и так же искренне улыбнулась в ответ. Дверь за малышкой захлопнулась.

Посчитав, что исследовать ее местонахождение станет проще, если она выглянет в окно, девушка для начала попыталась сесть, но рука, что так собственнически обнимала ее за талию, вдруг крепко сжалась. Вынужденная признать свое поражение в этом вопросе, Гермиона сглотнула. От волнения у нее пересохло горло, но она собралась с духом, медленно повернулась к человеку, лежащему за ее спиной, и нос к носу столкнулась со спящим Драко Малфоем.

* * *

Драко вздохнул. До чего же замечательный снился ему сон... В нем не было отца, который мог бы рассердиться на его мать только потому, что она нисколько не боялась показать, насколько сильно любит его, Драко. В этом сне у них была счастливая, крепкая семья, и она ничем не отличалась от других семей. Это только несчастье у всех разное, а счастье всегда одинаковое. Вот поэтому Малфой спал и... улыбался. Он знал, что находится дома, в своей огромной кровати, и шелк простыней приятно обволакивал его тело. Рядом с ним кто-то завозился, и он обхватил привычным жестом чью-то талию. Услышал над ухом бормотание и, не открывая глаз, вдохнул поглубже восхитительный запах лесного ореха, исходящий от женщины, что лежала рядом.

Та попыталась отодвинуться, но он лишь крепче прижал ее к себе, настойчиво притягивая поближе. Она снова пошевелилась, повернулась к нему и почему-то испуганно вскрикнула. Драко моментально проснулся. Когда, снимая остатки дремоты, он провел по лицу ладонью, в первый момент ему показалось, что он все еще продолжает видеть сон, но неумолимый разум уже подсказывал: это реальность. Причем необъяснимая, но от того не менее невозможная — на него смотрели огромные от потрясения глаза Гермионы Грейнджер.

Все еще пребывая в состоянии полного ступора, он ничего не понимающим взглядом уставился на ее спутанные после сна волосы, пухлые розовые губы; на низкое декольте светло-зеленой шелковой ночной сорочки, откуда выглядывала аппетитная грудь с соблазнительной ложбинкой между двумя упругими полушариями. Очевидно он чересчур выразительно изучал эту часть ее тела, потому что Грейнджер, уловив направление его взгляда, ойкнула и густо залилась краской. Потом схватила край одеяла и быстро прикрылась, лишив его столь живописного зрелища. Драко еще раз посмотрел в ее растерянные карие глаза и тут до него дошло: ведь это не кто иной, как Грейнджер. Грейнджер, мать ее! Что, во имя отсохшей руки Мерлина, делала она в его постели? Да еще и с таким видом, словно отменно выспалась? Мысли расползались, как котята из корзинки. Малфой сел в кровати и яростно выпалил:

— Какого хрена ты...

Гермиона резко выбросила вперед руку и плотно зажала ему рот, не давая возможности продолжить свою тираду. Одеяло при этом движении сползло и перед глазами Драко снова открылся прекрасный вид на некоторые особенности ее телосложения. Губы против воли стали расползаться в ухмылке, и Грейнджер, осознав причину его веселья, тут же стянула свободной рукой края выреза, чтобы поднять его чуть ли не к подбородку.

— Следи за языком, — холодно, но в то же время спокойно, проговорила она. — Здесь дети.

Отняла ладонь от его лица и, внимательно посмотрев на нее, вдруг брезгливо вытерла о шелк простыней, как если б она оказалась испачканной. Словно стирая ее прикосновение, Драко тоже нервно провел рукой по губам:

— Не смей прикасаться ко мне, грязнокровка! — напрочь игнорируя ее предупреждение, воскликнул он в очередной раз выходя из себя.

У Гермионы рот открылся от такого откровенного хамства. Глаза ее сузились и она прошипела, точно рассерженная кошка:

— Почему-то моя грязная кровь не останавливала тебя сегодня утром, когда ты так увлеченно меня лапал!

Вспомнив об этом, Драко бросило в жар, и опять он задался вопросом, что же все-таки случилось, и как они оба оказались в таком недопустимом положении. Так и не придя ни к какой мысли по этому поводу, он вдруг снова рассвирепел:

— Пошла вон с моей кровати, Грейнджер! — яростно взревел он и столкнул ее с постели.

Когда она упала, испуганный вскрик ненавистной грязнокровки оказался для его ушей сладчайшей музыкой.

* * *

Гермиона мягко шлепнулась на пол и тут же ахнула. Не от боли, нет, а от того, насколько холодно оказалось очутиться без одеяла в одной сорочке. Одеяние, стоившее, по всей видимости, очень и очень недешево, едва доходило до середины бедра, а узенькие бретельки, способные только поддерживать тончайший шелк, предназначались явно не для сохранения тепла. К тому же сорочка еще и задралась самым непристойным образом, что вовсе не способствовало к тому, чтобы согреться.

Услышав ее сокрушенный вздох, Драко свесился с кровати, чтобы посмотреть, не сломала ли она себе чего после падения и, увидев ее практически в голом виде, присвистнул:

— Вот это да! Грейнджер, ты...

На большее его не хватило, а Гермиона, увидев его пристальный взгляд почувствовала, как жарко вдруг стало в животе, и заалела пуще прежнего.

Она затравленно огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыться. Как назло ничего подходящего для этой цели она не увидела. Тогда она подумала о своей палочке. И да, кстати, где ж ее палочка? Но тут взгляд упал на прикроватную тумбочку, и она мысленно вознесла хвалу всем богам, каких только знала: нужная ей вещица оказалась на месте. Памятуя о вопиюще короткой длине сорочки, Гермиона кое-как поднялась и, изловчившись, крепко зажала палочку в руке. Слишком поздно Малфой понял, что именно она собиралась сделать, потому что буквально через мгновение ночная рубашка удлинилась до лодыжек. Мало того, девушка еще и в шаль закуталась.

— Правильно, Грейнджер, прикройся, — не удержался от язвительного тона Драко. — Избавь меня от сомнительного удовольствия лицезреть твое грязнокровное тело больше, чем это необходимо.

"Что-то я не заметила, чтобы ты очень уж страдал, пока пялился на меня", — чуть не вырвалось у Гермионы, но она сдержалась, и, серьезно посмотрев ему в лицо, совершенно спокойно ответила:

— Нам нужно выяснить, что происходит, и как это все, — тут она указала на голого по пояс Драко, — с нами случилось.

Малфой нахмурился. В ее глазах он отчетливо прочел некий укор, словно она обвиняла его в том, что все произошедшее дело его рук.

— Нечего так на меня смотреть, Грейнджер. И уж тем более, не стоит считать, что именно я причина того, что с нами приключилось. Последнее, что я помню, так это то, что котел Лонгботтома взорвался, и все потеряли сознание, надышавшись розового дыма. Последним, кого я видел перед тем как вырубиться, была ты. Поэтому... — он не договорил и только развел руки, твердо убежденный в том, что если уж кто и виноват в этой ситуации, то исключительно она.

Гермиона обиженно поджала губы и только собралась высказать ему все, что она думает по поводу неких наглых, самоуверенных слизеринцев, как вдруг ее осенило. Она застыла на месте и, глядя куда-то в пространство, тихо выдохнула:

— Постой... Зелье Невилла... — тут она задумчиво прикусила ноготь и после короткой паузы покачала головой. — Мы не должны были... Это, конечно, не объясняет, но... Я тоже помню именно это. Зелье Невилла взорвалось. Так же, как и у Симуса. Возможно, именно поэтому взрыв получился такой сильный. Мы оказались ближе всех, но, вовремя скрыв лица, не отключились сразу же, в отличие от остальных...

Рассуждая вслух, Гермиона сама не заметила, как автоматически ходит взад и вперед возле кровати, как возле классной доски. Она воодушевленно размахивала руками и, погруженная в размышления, до того увлеклась, что не заметила, как удивленно наблюдает за ней Драко.

— ... и когда мы перестали прикрывать рот, тоже надышались этих испарений. Потому и потеряли сознание...

Она перестала мерить шагами комнату и растерянно взглянула на Малфоя.

— Последней жертвой дыма была я. Когда я падала, меня подхватил профессор Снейп, — Гермиона вспомнила, как бережно он ее поддерживал, и почему-то порозовела.

А Драко, видя ее смущение, только фыркнул и усмехнулся. Но та, хоть и покраснела еще больше, стойко продолжила:

— Я рассказала ему, что именно пошло не так.

Она остановилась и выжидающе уставилась на Драко.

— И? — протянул тот все еще ухмыляясь.

Гермиона покачала головой.

— Асфодель, — просто сказала она, будто это все объясняло. Но когда на лице собеседника не отразилось никакого понимания, продолжила:

— Невилл добавил в зелье вместо паслена толченый корень асфодели. Должно быть, он взял не тот флакон. Я заметила это, когда мы с тобой спорили, но было уже слишком поздно...

Она остановилась, чтобы убедиться, что Драко ее слушает, и с удивлением обнаружила, что он внимательно следит за ходом ее рассуждений.

— Зелье сна без сновидений, которое мы готовили, предполагает использование настойки полыни. Но если к этому рецепту добавить корень асфодели, то, вместо обычного снотворного, получится зелье живой смерти.

Гермиона увидела в глазах Малфоя неподдельный интерес и уверенно закончила:

— Если б Невилл приготовил свое зелье правильно, все мы просто глубоко заснули. Но...

— Лонгботтом правильно еще ни одного зелья не сварил, — хмыкнул Драко, и Гермиона сердито сдвинула брови.

— Все бы у него получалось как надо, если б профессор Снейп, ты, и твои прихвостни не дышали ему в затылок, — осуждающе глядя на его, отрезала она. Тот закатил глаза, но верный себе, ехидно поинтересовался:

— И все же, что именно натворил этот дурень?

Гермиона стиснула зубы и, борясь с желанием отвесить ему хорошую затрещину, постаралась ответить как можно спокойнее:

— Из того, что я узнала — Невилл изменил количество и порядок ингредиентов. Сперва он положил настойку полыни, затем сунул в котел волос единорога, а потом уже добавил измельченный корень асфодели. Единственное, на что, или, вернее, на кого я рассчитываю, так это на профессора Снейпа. Я пыталась сказать ему, когда я... когда он...

Она смешалась и нерешительно замолчала.

— Что, Грейнджер, неужто присутствие профессора так тебя заводит? Честно признайся, представляла себе, как он тебя обнимает? — осклабившись поддразнил ее Драко, но та уже была сыта по горло его выходками.

— Заткнись, — свистящим шепотом процедила она, в ярости направляя на него палочку. — Иначе я за себя не ручаюсь...

Только тут Малфой осознал, что у него нет палочки (впрочем, как и рубашки, но это уже совсем другой вопрос). Он обежал взглядом комнату и нашел свою палочку на той прикроватной тумбочке, что стояла с его стороны кровати. Приободренный этим обстоятельством, он уже открыл рот, чтобы выдать ей очередную порцию дерзостей, как в дверь кто-то постучал. И Гермиона и Драко застыли на месте.

— Подожди! — срывающимся голосом пискнула Грейнджер, продолжая держать Малфоя на прицеле. — Это твой дом?

За фасадом видимого спокойствия, внутри нее сейчас бушевала самая настоящая буря.

Услышав этот странный вопрос, Драко нахмурился.

— Да, — с вызовом ответил он ей, но, к его немалому удивлению, Гермиона опустила палочку и направилась к двери.

Но не успела она сделать и пары шагов, как в памяти его вдруг возникла одна из ее фраз и его враз прошиб холодный пот.

— Грейнджер, — неуверенно позвал Драко. Теперь паника стала накрывать и его. — Ты сказала, что здесь... дети?

— Угу, — смущенно подтвердила Гермиона и протянула руку, чтобы открыть дверь. Левую. Потому что правой она пыталась привести в порядок свои неуправляемые волосы.

Взгляд Драко упал на ее безымянный палец, и внезапно он почувствовал, как кровь отхлынула от его сердца. Нервно сглотнув, он в ужасе уставился на свою руку и увиденное подтвердило самые худшие его опасения: на пальце, под пару тому, что он вот только увидел у Грейнджер, тоже блестело обручальное кольцо. Дикими глазами он уставился на ту, что сейчас открывала дверь и, обрушившееся на него понимание сразило его наповал — он, Драко Малфой, был женат. И не на ком-нибудь, а на Гермионе Грейнджер.