Я умер вчера (джен)

Утро началось с настойчивого стука в дверь. Северус напрягся и, отставив чашку свежесваренного кофе, по привычке потянулся за палочкой. Кого принесло в такую рань? Кому вообще мог понадобиться недавно поселившийся здесь аптекарь? Кто-то из местных не дотерпел до начала рабочего дня?

Стук повторился, и Северус нехотя направился к двери.

С улицы повеяло сыростью и влагой недавно прошедшего дождя. Палочка так и осталась в рукаве.

На пороге стояла девочка в промокшем плаще, маленькая и бледная, как местные рассветы. К ее ногам жалось, дрожа, что-то небольшое, лохматое и ужасно замызганное. Северус смерил нежданных гостей вопросительным взглядом.

— Здравствуйте, — ее робкая улыбка казалась чем-то инородным на фоне утренней серости. — Простите, сэр, это не вы потеряли собаку?

Что-то смутно знакомое почудилось Северусу в ее облике. В очертаниях плаща, который был ей явно велик. В том, как намокшие тонкие пряди выглядывали из-под капюшона.

— Нет, у меня нет собаки.

— Как жаль, ваш дом был последней надеждой, — девочка было поникла, но тут же встряхнулась. — Тогда я расклею объявления и буду ждать, когда кто-нибудь откликнется.

— Желаю удачи, — сдержанно проговорил Северус, готовясь закрыть дверь.

— Подождите, пожалуйста. Можно вас попросить? — она наклонилась и сгребла собачонку в охапку. — Можно, я помою ее у вас? Она такая грязная.

Только этого ему не хватало.

— Прошу вас, сэр, — огромные, едва ли не в пол-лица голубые глазищи взглянули на него умоляюще. — Если я приведу ее домой в таком виде, мама ни за что не разрешит мне ее оставить. Обещаю, я буду аккуратно. И справлюсь очень быстро. Вы не опоздаете на работу. Вы ведь работаете в аптеке?

Северус машинально кивнул. Обычно подобная бесцеремонность выводила его из себя. Случись это год назад, он бы, не раздумывая, вышвырнул девчонку вон. Но сегодня на душе было на удивление спокойно. Своей интуиции он привык доверять. И в былые времена не раз желал, чтобы она заткнулась хотя бы на несколько гребаных часов.

— Ладно, проходи, — отрывисто бросил он. — Только быстро — меня ждет работа

Повторять дважды ему не пришлось. Явив миру еще одну ангельскую улыбку и поудобнее перехватив свою мохнатую ношу, девочка поспешно шагнула за порог. Проверочные чары Снейп использовал, скорее, по привычке: его непрошеные гости определенно не представляли угрозы.

Кофе успел остыть, и Северус, поморщившись, вылил остатки в раковину.

Он стоял неподвижно, прислонившись к стене. Слушал плеск воды и смутно знакомый мотив местного фольклора, который напевала его гостья.

Мелькнула идиотская мысль приготовить ей какао, чтобы она могла согреться. Нет, это было уже слишком. Хватит того, что он впустил девчонку в дом и позволил устроить прачечную для собаки.

— Не волнуйтесь, я все уберу за собой, — как по волшебству, она снова возникла перед ним, рукавом стирая со щек блестящие капли воды. — Спасибо вам.

Северус молча протянул ей полотенце и, подождав, пока она скроется за дверью ванной, взмахнул палочкой, убирая грязные разводы в прихожей.

Девочка справилась на удивление быстро. Собака, которая совсем недавно была похожа на мохнатого кобольда, оказалась практически белой. Если бы так же можно было отмыть душу…

Северус окинул придирчивым взглядом крохотную ванную комнату. Все стояло на своих местах, зеркало было аккуратно протерто, нигде не виднелось мокрых пятен. Не иначе как сам дух чистоты явился к нему в дом под видом маленькой девочки.

— Спасибо вам большое, сэр! — сердечно поблагодарила она. — Побегу домой, пока дождь снова не начался. Можно, я возьму полотенце? Чтобы ей не было холодно.

— Да, бери. Можешь не возвращать.

— Нет, что вы, я выстираю и верну. Принесу вам в аптеку завтра или послезавтра. Я знаю, где это. Моя мама недавно покупала у вас лекарство от мигрени. И микстуру от кашля для моего младшего брата.

— Значит, у тебя есть брат? — машинально спросил Северус.

— Целых трое! Я старшая, — это немного проясняло ситуацию: значит, ей пришлось рано повзрослеть. — А у вас есть брат или сестра?

— Нет, — тихо ответил он. — У меня никого нет.

— Совсем никого? — огорченно переспросила она.

— Совсем. А теперь мне пора на работу.

Обычно Северус пользовался чарами, но на случай внезапного появления кого-то из маглов у него всегда имелись под рукой ключи от дома.

Новая знакомая ждала его чуть поодаль, бережно прижимая к себе завернутую в полотенце собачонку. Та сидела спокойно, лишь сверкала темными глазами-бусинами из-под косматой челки.

— Спасибо вам. Вы очень хороший.

Она благодарила его уже в который раз за сегодняшнее утро. Его, просто Северуса, то есть Шимона, а не профессора Снейпа, недоделанного героя Второй магической войны. Это было странно, до неловкости нелепо и рождало в груди непривычное ощущение тепла.

— Как тебя зовут?

— Лилиан Паркер. Так зовет меня мама, когда хочет отругать. А вы зовите меня просто Лили, ладно?

Просто Лили.

Могло ли ее имя быть другим? Пожалуй, нет. Чем быстрее бежишь от прошлого, тем скорее оно тебя настигнет.

— Иди домой, Лили. Не стой на ветру, а то простынешь, или вот… — горло сдавило спазмом, и он смог лишь кивнуть на собаку.

К тому времени, как Северус оказался у дверей аптеки, ветер утих. Но это была не та привычная гнетущая тишина, не раз тревожившая душу недобрыми предзнаменованиями. Она стояла рядом, как старый знакомый, вернувшийся в родные края после долгих скитаний.

* * *

Лили сдержала слово, и полотенце вернулось на свое место. А сама она стала часто заглядывать в аптеку. За лекарствами и просто так. Собака, за которой так никто и не пришел, обрела божеский вид и везде следовала за ней по пятам.

Шли дни, и однажды Северус поймал себя на мысли, что, заслышав звон колокольчика на двери, ожидает увидеть знакомую светло-русую макушку.

Внешне эта девочка ничем не напоминала Лили Эванс. Но было в ее глазах и улыбке что-то такое, из-за чего к ней тоже хотелось тянуться, как цветок тянется к солнцу. Только его Лили все время ускользала, как вода сквозь пальцы. Как линия горизонта, убегавшая вдаль, сколько бы ты ни пытался приблизиться к ней. И после ее ухода сердце разъедала горечь.

Лилиан приходила к нему сама и оставалась рядом. Ее не смущали его раздраженные вздохи и плохое настроение, не обижало резким тоном сказанное слово. Как будто за всем этим дерьмом она видела нечто большее.

Они были похожи. Оставивший молодость и смысл своей никчемной жизни где-то в окрестностях Хогвартса грешник и чистое юное создание, которое только начинало жить. Порой это сходство ощущалось так пронзительно, так отчетливо, что Северусу становилось не по себе. Ее одиночество, как в зеркале, отражалось в его, до боли знакомое и понятное.

В деревне были другие дети, пусть и не много. Но постепенно Северус понял, почему у Лили мало друзей. Она была другой. Не похожей на большинство младшекурсников Хогвартса, на которых то и дело хотелось наорать из-за их непроходимой тупости. Не чудачкой, как девчонка Лавгуд с Рейвенкло, но другой. И, несмотря на присущую ей детскую непосредственность, порой в ее больших глазах мелькала совсем не детская грусть.

Но она не рассказывала, а Северус не спрашивал.

Зато он узнал, что Паркеры переехали сюда из центральной Англии. Что братьев Лили звали Шон, Джеральд и Конрад, а собаку она назвала Эффи. Что по воскресеньям они всей семьей ходили на утреннюю службу в небольшую церквушку за рыночной площадью. Что Лили любила книги и обожала горячее какао, которое он так и не сварил для нее в то дождливое утро.

* * *

Меланхоличное солнце было редким гостем в этих краях глубокой осенью. Время от времени его лучи все же заглядывали в окна аптеки и сновали туда-сюда по крыльцу.

Однажды утром Северус обнаружил их там в компании Лили. Она сидела, примостившись на ступеньках, и читала книгу. Эффи, лежавшая у ее ног, вскочила, чтобы поприветствовать его.

— Доброе утро, — Лили тепло улыбнулась.

— Встань, а то простудишься, — проворчал Северус и, отперев дверь, посторонился, пропуская Лили внутрь. — Почему ты здесь, а не на уроках?

— К тебе по утрам приходит солнце. А до нас оно доходит только после полудня. И не каждый день. У нас дома темно. И в школе тоже темно. Я взяла книгу в библиотеке и хочу ее дочитать.

Перед глазами на миг возникла темная тесная комнатка дома в Паучьем тупике, служившая ему детской. Когда родители ссорились — а это бывало не так уж редко — мать приходила ночевать к нему. Они с трудом умещались на узкой кровати, и Северус делал вид, что крепко спит и не слышит, как она едва сдерживает рыдания.

— Что ты читаешь?

— «Кентервильское привидение». Сэр Саймон де Кентервиль похож на тебя.

— Чем, интересно? — усмехнулся Северус.

— Он тоже хочет, чтобы его боялись.

И такой же грешник, который никак не может дождаться расплаты и обрести покой.

— А еще он на самом деле добрый. Где-то в глубине души. Правда?

Солнечный зайчик скользнул по ее волосам и юркнул за прилавок — Северус проводил его взглядом.

— Лили, тебе пора.

— А ты никогда не сбегал с уроков?

— Я умел извлекать из них пользу.

— А какой урок был твоим любимым? — Лили с живым любопытством наблюдала, как он смешивает ингредиенты для новой порции противопростудного средства.

— Химия, — это было почти правдой.

— Химия? — она слегка нахмурилась и почесала лоб костяшками пальцев. — Мы ее еще не проходили. Ты стал аптекарем, потому что любишь химию?

— И поэтому тоже. Лили, не пытайся меня отвлечь. Если поторопишься, то как раз успеешь ко второму уроку. И давай договоримся: ты не будешь пропускать школу, — он выдержал небольшую паузу. — А я достану тебе еще книг.

— Которых даже в библиотеке нет?

— Даже в библиотеке.

Ему стоило огромных усилий не улыбнуться, глядя на то, как посветлело ее лицо и заблестели глаза.

* * *

После воскресной службы, которую Северус никогда не посещал, Лили застала его за столом на крохотной кухне. На зеленоватой скатерти стояла чернильница и белел пергамент.

— Ты пишешь пером и чернилами? — Лили уселась напротив, у окна, с любопытством рассматривая принадлежности для письма. Эффи тут же забралась к ней на колени. — Как в девятнадцатом веке?

Северус досадливо поморщился.

— Да. Но у меня не слишком хорошо получается.

— Почему? Ставишь кляксы? Хочешь, я сварю тебе кофе?

— Нет, сиди, я сам, — он поднялся из-за стола и, скомкав исписанный кусок пергамента, по привычке едва не сжег его чарами. Но вовремя опомнился.

— А в Лондоне есть интернет, и можно писать электронные письма, — воодушевленно сообщила ему Лили. — Так почему твое письмо не получается?

— Не знаю. Один человек очень хочет поговорить со мной... — А хочет ли? Быть может, уже забыл о нем. — А я не знаю, что ему сказать.

— Я прочла в одной книге: если не знаешь, что сказать, скажи правду. Пожалуйста, подожди, — попросила она, увидев, что он поставил на столешницу вторую турку и протянул руку к баночке с какао. — Я тоже хочу пить кофе. Как ты.

— Я пью горький без сахара. Тебе не понравится. И правда тоже не всем нравится. Иногда она больно ранит.

— Мама тоже так говорит. Про кофе. А еще она говорит, что мне слишком рано.

— Мама права, Лили.

Она чуть слышно вздохнула, но не стала спорить.

На несколько минут их окутала тишина, нарушаемая лишь фырканьем в турках и сопением Эффи. Северус чувствовал спиной внимательный взгляд Лили. Ему казалось, что он слышит, как копошатся мысли у нее в голове. Он заметил, что Лили была бледнее обычного, стоило ей только переступить порог его дома. Это тревожило его.

— Что у тебя случилось? — оставив в покое турки, он опустился на стул напротив нее.

— Мама рассердилась на меня, потому что я не хочу больше ходить в церковь.

— Почему не хочешь? — теперь Северус боролся с выражением облегчения, грозящим проступить на лице. Он-то уже подумал Бог весть что.

— Потому что для общения с Господом мне никто не нужен. Это только мое дело.

— В пятнадцатом веке тебя сожгли бы на костре за такие слова.

— Правда? Ты дашь мне почитать об этом книгу?

— Боюсь, это еще больше рассердит твою маму.

Он вернулся к плите — как раз вовремя, чтобы скрыть невольную улыбку и предотвратить побег какао из турки. Эффи подняла голову и повела носом, принюхиваясь.

— Мама часто сердится, — сказала Лили, когда ее чашка опустела наполовину, а Эффи, переместившись под стол, устроилась в ногах у Северуса. — Ей не нравится, что я «стала часто бегать в аптеку». Она, наверное, думает, что ты… можешь сделать со мной что-то плохое. Как тот человек, про которого в прошлом году писали в газетах. Он похищал детей.

— Твоя мама имеет право так думать. И она права: я не должен с тобой встречаться. Это неправильно.

В этой маленькой деревне все друг друга знали, и любые слухи распространялись очень быстро.

— Ты боишься, что из-за меня у тебя будут неприятности? — она отставила чашку и, чуть подавшись вперед, глядела на него во все глаза.

— Нет, Лили. Этого я не боюсь, — Северус не отвел взгляд, несмотря на ощутимый укол в груди.

— Ты очень храбрый. Помнишь, как отогнал от нас с Эффи тех больших страшных собак? Ты совсем ничего не боишься?

— Совсем, — тихо проговорил он.

— Это, наверное, очень здорово. Я тоже хочу ничего не бояться.

Северус невесело усмехнулся.

— Это вовсе не здорово, Лили. Здоровое чувство страха делает человека живым.

Он встал и, собрав со стола чашки, сполоснул их в раковине.

— Ты был на войне? — прозвучал за спиной голос Лили.

Вопрос застал его врасплох и заставил обернуться.

— С чего ты взяла?

— Когда мы жили в Англии, с нами по соседству поселился один человек. Он был очень грустный. Однажды я спросила его, почему он грустит. Он ответил, что видел войну и больше ничего не боится. И от этого ему грустно. Я тогда ничего не поняла. Так ты тоже видел?

— Да, видел.

— Ты расскажешь мне?

Если бы он мог.

— Я не хочу вспоминать об этом.

В голосе звякнул металл, но Лили не смутилась. Взглянула ему в лицо и коротко кивнула. Слишком понимающе для такого юного создания.

За окном сизой дымкой сгущались сумерки.

— Пойдем, я провожу тебя. Скоро стемнеет.

В который раз Северус поймал себя на мысли, что не может злиться, когда она рядом. Не только на нее — на себя тоже.

* * *

— Ты попросишь меня больше не приходить? — Лили, молчавшая всю дорогу, негромко заговорила, лишь когда вдали показались очертания небольших домиков на северной окраине деревни. В одном из них жили Паркеры. — Потому что это неправильно?

Последняя фраза потонула в налетевшем порыве ветра.

— Надень капюшон, будь добра, а то простудишься.

Северус мог бы притвориться, что она ни о чем не спрашивала. Сгустившиеся сумерки скроют ложь — она ничего не заметит. А уж лгать себе самому за столько лет он научился мастерски.

— Сколько у тебя уроков в понедельник? — он остановился, и Лили тоже замерла, подняв на него настороженный взгляд.

— Четыре.

— Ты помнишь, что мне обещала?

— Да… Да, конечно, помню! — облегчение, как самая тонкая струна, зазвенело в ее голосе. — А ты обещаешь мне, что не прогонишь?

Слова замерли в глотке, оставляя последний шанс повернуть назад.

— Обещаю.

Это было неправильно. Но за свою жизнь он успел совершить столько ошибок. Одной больше, одной меньше — он все равно попадет в ад. Но точно зная, что в тот поздний осенний вечер маленькая девочка с недетской печалью во взгляде уснула с улыбкой на губах.

Что ж, значит, ад того стоил.