Девушка в красном (гет)

Весной пять лет тому назад я шёл по кричаще современному, беспардонно-технологичному, одетому в стекло и сталь району Сити. Я не слишком спешил, потому что мог себе позволить большой обеденный перерыв. Мои знания из прошлого неожиданно пригодились, и теперь, работая инвестором в одной из процветающих фирм, экспертом в области акций на альтернативные лесозаготовки, я ощущал, что жизнь почти удалась.

Если бы обеды в этой технологичной Мекке не напоминали пластик ещё больше, чем улыбки официанток или кнопки меню. В душе я оставался немного консерватором. Меня мутило от смешения культур, звуков, запахов и красок на микроскопическом пятачке Сити. Мутило настолько, что кружилась голова.

Поэтому, когда мой взгляд выхватил из толпы огненно-алый «ёжик» чьей-то стрижки, сначала я не почувствовал ничего, кроме раздражения. Но потом под этим мазком кармина на абстрактном полотне людской толпы нарисовалось знакомое, почти забытое, но всё же незабываемое лицо.

Я подумал сперва, что обознался. Здесь? Так? Но то была она, хоть и порядком изменившаяся. В нос вставлена серьга. На щеке — татуировка какой-то абстрактной ерунды. На ногах — грубые ботинки, на плечах — кожаная куртка. Обтягивающие чёрные джинсы невозможно маленького размера… И морщинка между бровей.

Которая, впрочем, разгладилась, едва она меня увидела. Я помахал рукой. Она ответила. Улыбнулась и побежала навстречу.

В кафе мы были самой странной парой, и она не преминула об этом сказать:

— Им кажется, что ты меня снял, — она с шумом втянула через трубочку какой-то соевый коктейль и дёрнула плечом в сторону официанток. — И что ты охотник до малолеток.

Я рассмеялся:

— Но ты же совершеннолетняя, верно?

— А ты? — она ухмыльнулась и на секунду снова стала похожа на девушку из сказки, кормившую отставного хакера бабушкиными пирожками.

Я рассмеялся:

— Не уверен! Но ты права: ты выглядишь лучше меня. Стрессы не красят человека…

И тут же спохватился: я сижу здесь в баснословно дорогом костюме и рассказываю про какие-то «стрессы», а она между тем… Где? Кто? Почему так сильно изменилась? Правда ли прогорел её бизнес?

— Ты сама-то как? — я попытался вложить в эту фразу все свои чувства, чтобы она, чего доброго, не подумала, что я спрашиваю просто «для галочки».

Она безразлично пожала плечами:

— Нормально. На жизнь хватает. Не думай, этот прикид… — она посмотрела на потрёпанный рукав куртки. — Не от того, что денег нет. Просто так надо по работе. И татуировка на щеке не настоящая. Просто рисунок.

— Так кем ты работаешь? — осторожно спросил я.

— Оскорбляю людей за деньги, — она подмигнула, но как-то безрадостно, жёстко.

— Ты коллектор? — приподнял брови я.

Она сделала загадочный взгляд и принялась водить кончиком пальца по ободку бокала (ногти у неё были накрашены красным лаком, тон-в-тон с волосами).

— Нет, работаю «строгой госпожой» в клубе любителей БДСМ. Плётки, наручники, стеки… кое-что из электричества, — она упреждающе взмахнула руками: — Но никакого секса, ты не думай! Только доминирование.

Видимо, вид у меня был шокированный. Потому что она посмотрела на меня две-три секунды — и расхохоталась:

— Ты что, купился? Ладно, скажу правду: я работаю преподавателем дизайна. Объясняю, почему чужие художества ужасны. Поверь, в клубе садомазохистов всё как-то добрее и душевнее…

Я рассмеялся вместе с ней. Она подкидывала какие-то вопросы по работе, и я не заметил, как выложил ей всё, чем жил с тех пор, как мы виделись последний раз. Я только хотел спросить, что же на самом деле стало с кафе — как понял, что мой перерыв вот-вот закончится.

Мы расстались, но договорились встречаться.

И мы встречались. Ох, как мы встречались…

Она была резкой, дерзкой, насмешливой и непредсказуемой. С ней было хорошо, гуляли ли мы в парке, сидели в ресторане или вылавливали ночью мелочь из фонтана. У неё была квартира-студия в тихом районе: сплошь свет и минимализм, а из постели рукой подать до кухни. Готовила она по-прежнему просто потрясающе.

И вот однажды чёрт дёрнул меня за язык спросить, что же случилось с кафе.

Она сразу помрачнела, как будто кто-то выключил внутри неё лампочку:

— Бабушкин бизнес разорился. Вернее, его разорили. Бабушка этого так и не перенесла…

Она, не глядя, нашарила на столике у кровати пачку сигарет, достала одну и закурила. Её пальцы дрожали.

— Если бы я только знала, кто за этим стоит… — прошипела она. — Если бы я только знала…

Мне стало не по себе от её тона. Но она была такой хрупкой, такой уязвимой и несчастной… А я был так влюблён…. Но всё-таки сначала спросил — для очистки совести:

— То ты бы — что?

Она посмотрела на меня удивлённым взглядом, как будто только сейчас заметила, что я всё ещё здесь.

— То я бы его убила. Или… разорила. Не знаю. Но меня убивает, что я ничего не могу сделать. Ни-че-го!

С каждым слогом она била себя по голове тыльной стороной ладони. Я поймал её ладонь и попытался поцеловать. Она вывернулась. И тогда я сказал, сам удивляясь себе:

— Хочешь, я найду, кто это?

Она как будто увидела меня заново. Посмотрела пристально.

— А ты сможешь?

— Ну, — я смутился. — Я же всё-таки хакер. И специалист по инвестициям…

Она поцеловала меня так, что в лёгких, казалось, должен был закончиться воздух. Эта ночь стоила мне моей дорогой белой рубашки. И подарила самые приятные воспоминания за всю мою жизнь. Когда утром я уходил, меня даже шатало от смеси усталости, лёгкости и какого-то запретного счастья. Запретного, потому что получено оно было авансом: за обещание совершить нечто незаконное и опасное — с моей-то историей. Но я не собирался отступать.

Не прошло и недели, как я пришёл к ней с жёлтой папкой. В папке были транзакции, переводы, махинации и манипуляции, разъединения и объединения счетов… — а на выходе персонаж столь же ожидаемый, как неожиданный: политик консервативного крыла Вольф Грей. Главный идеолог «районов без интернета». Парадоксально, но даже у истоков экспериментальной программы реабилитации хакеров, под которую я когда-то попал, тоже стоял он.

— Теперь ты довольна? — спросил я мою красную фею, когда разложил перед ней все листки.

Она взяла моё лицо в свои руки и поцеловала в губы. Долгим, неспешным, дурманящим поцелуем.

— Теперь я счастлива, — прошептала она.

Ту ночь мы занимались сексом как одержимые. До самого рассвета. А потом она пропала, будто её и не было.