Дом у прибрежных скал (джен)

Найденные фотографии обострили чувство, будто я уже бывала в этом доме, поэтому ранним утром я не выдержала и позвонила отцу.

— Да, дом — прелесть… Совершенные тишина и покой… Нет, мне не скучно, сегодня съезжу в Корк… Слушай, пап, а мама не брала меня с собой?

— Нет, Изабель, мама брала тебя только в Килларни к деду. У меня лекции рано…

— Ты успеешь, сейчас семи нет. Значит, я точно не была здесь? Никогда?

— Ну да, дорогая, — отец даже растерялся от моей настойчивости. — Что-то не так?

— Нет, всё в порядке. Пока, пап. Я буду звонить через каждые два-три дня.

Возможно, я подолгу рассматривала мамины фотографии, и мне начало казаться, что я знаю это место. Но вчерашняя находка не оставляла шансов для быстрого принятия столь нелепого оправдания.

Поездка в Корк доставила мне истинное удовольствие. Отчего-то я думала, что город находится на побережье, но первые панорамы просветили меня: он стоял на реке и был изрезан каналами, а море расположилось чуть поодаль. Милый и светлый, лёгкий и солнечный — таким остался в моей памяти Корк. Никакого сравнения с мрачным Дублином, несущим в себе атмосферу тяжёлой религиозности.

В будние дни автобусы из Корка отправлялись на станцию в Каслтаунбер в шесть вечера, так что в восемь я уже вернулась в деревню. Меня встретил Джеймс и сначала узнал о моей поездке в город. Вывалив на его голову все впечатления, я протянула ему открытку с видом на канал. Наверное, банальный и никчёмный подарок, но Джеймсу было действительно приятно.

Мы зашли в паб, где, как я боялась после Кэтрин О’Бирн, все будут разглядывать новое лицо с отвратительной дотошностью, но сидевшие там мужчины не обратили на меня особенного внимания — посмотрели разок и решили, что пиво гораздо интереснее меня. Я была им за это бесконечно признательна. Джеймс проводил меня к стойке и представил бармену. У него был знающий вид, он сразу начал обращаться ко мне так, будто я выросла на соседней улице. Он спросил, хорошо ли я разбираюсь в спиртном. Я скосила глаза на Джеймса, но тот не собирался давать мне подсказок, пришлось ответить честно: нет. Бармен сохранил невозмутимый вид и серьёзным тоном посоветовал, что есть хорошего за его стойкой, добавив, что не замарает себя обманом ничего не знающего новичка.

— А на остров поехать не собираетесь? — спросил Джеймс, когда нам принесли по пинте пива. — Там захватывающие виды на маяк и любопытная узкая лагуна королевского синего цвета.

— Даже если бы и не собиралась, то после вашего описания побежала бы к парому, — с улыбкой ответила я.

— Где вы работаете в Дублине? — начал расспрашивать Джеймс.

— В компании, которая занимается производством сладостей. Разные батончики в упаковках, знаете?

— Вы любите сладкое?

— Нет, но сейчас такое время, что и эта работа — большая удача. Мой отец был хорошо знаком с начальником и договорился. Ещё в свободное время подрабатываю переводами с французского.

— Ах, имя «Изабель»! Я должен был сразу догадаться, — громко воскликнул Джеймс и всплеснул руками. Выражение его лица было таким умилительным и забавным, что я тихонько рассмеялась. — Аромат Франции среди наших каменных низких домов.

— Вот и мисс О’Бирн моё имя приглянулось, — лукаво заметила я.

— Мисс О’Бирн? — задумчиво повторил Джеймс. — Когда вы успели с ней познакомиться?

— О, это она со мной познакомилась! — не удержалась я от замечания. — В первый же день она явилась ко мне на порог с вареньем из крыжовника, можете себе представить? — Джеймс начал тихонько посмеиваться, и я тоже не удержалась от улыбки. Варенье из крыжовника явно оставило неизгладимый след в моей памяти. — Что она хотела узнать — загадка, мне показалось, что отец выслал ей досье на меня, не меньше.

— Она такой человек, — произнёс Джеймс, перестав смеяться. — Немного въедливый и не знающий чувства меры, но щедрый и отзывчивый. Не сердитесь на неё. Её брат крайне пренебрежительно с ней обращается, вот она и захаживает к новым соседям.

— Мне сложно это понять, — сказала я, посмотрев в сторону.

— В вашей семье другие отношения, — снисходительно заметил он.

— Кто её брат? — спросила я больше для того, чтобы оборвать неловкую паузу, чем из-за искреннего интереса.

— Джон О’Бирн. Он владеет долей в компании Галлахеров и работает там же. Человек не без заслуг, но с чрезмерным тщеславием.

Он сказал о «компании Галлахеров» так, словно все о ней знали, но я услышала о них впервые.

— Что за Галлахеры?

— Томас Галлахер — владелец строительной компании. Она находится в Корке, но их семья родом отсюда, и они продолжают здесь жить. Мистер Галлахер — приятный дружелюбный человек со множеством историй. У них большой дом всего в пяти милях от Каслтаунбера. Их всякий тут знает.

Мне нравилось, как Джеймс описывает людей несколькими фразами, выхватывая определённую сторону, поэтому я продолжала расспрашивать.

— Он живёт с семьёй?

— Да, — ответил Джеймс. — С женой Эмили и сыном Робертом. Он работает с отцом.

— И какой он?

— Тут лучше один раз увидеть, чем услышать тысячу слов.

Его ответ удивил меня. Отчего-то я была уверена, что Роберт Галлахер был единственным человеком, которого Джеймс не стал бы описывать парой фраз. Мы допили пиво и послушали местного музыканта. Он играл какие-то странные песни на гитаре, и Джеймс шепнул мне на ухо, что они являются собственными сочинениями этого музыканта. Как бы то ни было, он сорвал порцию аплодисментов, а мы отправились к моему дому после выступления, и я попросила Джеймса рассказать ещё об острове.

— Отсюда туда идут два парома. Если хотите увидеть лагуну, садитесь на тот, что отправляется дальше. Виды там весьма живописные: словно берега и холмы очерчены плавными мазками. Высокое небо слегка склоняется в некоторых уголках острова, — он очень увлёкся, описывая красоты острова Бер. — А ещё пять лет назад там затонул корабль, он горел несколько дней, и останки до сих пор видны на поверхности воды. Детишки бегают туда, представляя, что корабль принадлежал пиратам и внутри спрятана карта с сокровищами.

— Какой романтичный образ! Но, наверное, для жителей это было страшной трагедией? Вряд ли пожары случаются у вас часто.

— Отнюдь, — возразил Джеймс, — через год после корабля я тоже едва не попал в пожар.

Он осёкся, словно понял, что сказал лишнего. Его лицо напряглось и вытянулось, и Джеймс наклонил голову, чтобы тени скрыли от меня его нахмурившийся вид. Это было ошибкой с его стороны, я лишь сильнее заинтересовалась услышанным.

— Вы попали в пожар? Где?

— Случайное происшествие на складе у Галлахеров, но всё обошлось. Я даже дымом не успел надышаться, — ответил Джеймс.

Он снова заговорил об острове, и я сделала вид, что не придала значения его истории. Я бы в самом деле не зацепилась за неё, если бы его лицо так не изменилось при одном упоминании пожара. Будто Джеймс гнал от себя даже мысль, что за происшествием могло скрываться нечто большее.

Но когда я вернулась домой, все мои мысли обратились к истории про пожар. Я почти пожалела, что уступила Джеймсу и не расспросила подробнее о произошедшем. Он сказал, что пожар был на складе у Галлахеров, а ранее говорил, что их компания занимается строительством. Что забыл художник на складе строительной компании? Нет, пожалуй, я слишком прониклась атмосферой тайн, царившей в этом уединённом месте.

* * *

Утром я отправилась в деревенский магазин за кое-какими вещами и продуктами и на обратном пути меня окликнул приятный женский голос. Я обернулась и увидела аккуратную миниатюрную женщину лет сорока с ухоженным лицом и короткой стрижкой. У неё был взгляд мягкой знающей наставницы, живость её движений мгновенно располагала к себе.

— Извините, что отвлекаю вас, — вежливо начала она. — Меня зовут Эмма Хьюз, мне показали вас вчера в пабе и сказали, что вас зовут Изабель Уолш. Ваша мать, случайно, была не Грейс Уолш?

Вот и ниточки, которые могли прояснить, зачем мама приезжала в Каслтаунбер! Я оживилась, чувствуя, что эта встреча принесёт ответы на волнующие меня вопросы.

— Верно, — кивнула я, — а вы знали маму?

— Да, мы дружили с ней, будучи маленькими девочками. — Мисс Хьюз элегантно наклонила голову и ласково рассматривала меня. — Когда отец увёз её, мы потеряли связь, но после замужества Грейс сама нашла меня.

Я замялась. Не могла же я посреди улицы вывалить на неё свои удивительные открытия?

— Вы не хотите зайти ко мне на чай? — предложила я и поняла, что она ждала моего приглашения.

Мы шли по уютным улочкам Каслтаунбера, я оглядывалась на каждый дом, изучая крыши, крохотные садики и выглядывающих из-под заборов или из кухонных окон питомцев местных жителей. Всё вокруг цвело и навевало мысли о беспечном тёплом лете, уходящем под звуки волн, разбивавшихся о скалы. Тихий и нежный приют умиротворённой жизни, которую ничто не могло потревожить.

Эмма не проронила ни слова, пока мы не дошли до моего дома и не устроились в одной из гостиных. Я принесла ей чай и кексы, а она лишь мимолётным взором окинула комнату, словно знала её лучше меня.

— Представить себе не могла, что дочь Грейс приедет сюда, да ещё снимет этот дом, — проговорила Эмма, отпивая чай.

— А что такого в этом доме? — я поняла, что моя попытка прикинуться ни о чём не подозревающей дурочкой не удалась, глаза Эммы добродушно блеснули.

— О, в этом доме много всего, но, думаю, вы и сами кое о чём догадываетесь, — её лицо сделалось вдруг необычайно серьёзным и даже печальным, поэтому я воздержалась от едких реплик. — Я хочу поделиться с вами одной историей. Признаюсь, ваш приезд заставил меня почти не спать этой ночью. Много лет после смерти Грейс мне казалось, что этой истории суждено умереть вместе со мной. Я обязана поделиться ею с вами, потому что это касается вашей семьи.

Она замолчала, и я отвела взгляд. «Кажется, поездку на остров придётся отложить на другой день», — подумала я и подсела ближе к Эмме Хьюз.

— Я ничего не подозревала, пока не очутилась здесь. Отец рассказывал мне, что мама приезжала сюда летом, два раза, но я нашла много её фотографий, сделанных в разное время в Каслтаунбере. Она часто здесь бывала, да? Почему? Почему втайне?

Эмма поставила чашку на стол и приготовилась поведать мне желанную историю.

— Грейс приехала сюда летом уже в зрелом возрасте. Она родилась в этой местности, но отец увёз её, когда ей было лет восемь. Как я уже сказала, мы дружили, и она разыскала меня. Признаюсь, я её плохо помнила, а вот она меня отлично. Нам было приятно встретиться спустя столько лет, и мы договорились поддерживать связь друг с другом.

Уголки губ Эммы трепетно дрогнули, и я подумала, что у неё остались прекрасные, светлые воспоминания о маме.

— Грейс рассказала, что вышла замуж и у неё родилась дочь, которую она назвала Изабель. — Мисс Хьюз замолчала и перевела взгляд на стены гостиной, где висели французские картины. — Этот дом некогда принадлежал матери Грейс. Ваши дедушка и бабушка были недурно обеспечены, но их дела пришли в упадок. По этой причине ваш дедушка продал всё и уехал в Килларни. За несколько дней до отъезда Грейс поехала в госпиталь, где умерла её мать, за какими-то документами. Вот тут всё и началось. Грейс всегда считала, что её мать, Эмили, умерла от лихорадки, но в документах было сказано, что она умерла родами.

Я приложила ладонь ко рту. Кто бы мог подумать, что история примет такой поворот.

— Грейс была потрясена, — продолжала Эмма, понизив голос. — Когда она вернулась, то рассказала мне всё. Ей пришлось уехать из Каслтаунбера в намеченное время, но совсем скоро она вернулась сюда. Она решила ничего не говорить вашему отцу, потому что хотела сама разобраться во всех этих семейных тайнах. Грейс уезжала под предлогом повидаться с отцом или ещё какими-то отговорками — я точно не знаю — пару раз привозила вас совсем крошкой. — На этих словах я улыбнулась: значит, не просто так дом казался мне знакомым. А Эмма не останавливалась: — Грейс была одержима мыслью найти брата или сестру. Ей удавалось вырываться сюда ненадолго, но знаю, она продолжала заниматься поисками и в Дублине. Грейс выяснила, что в местной больнице в тот день родилось двое детей, которые отправились в приют, но один уехал в Америку, когда вырос.

— А другой? — спросила я с волнением, которого сама от себя не ожидала.

— Другой остался здесь, в Каслтаунбере, — тихо сказала Эмма. — Вы сидели с ним вчера в пабе, это Джеймс Бирн.

Я громко выдохнула и потянулась за своей чашкой, но перед этим попросила Эмму:

— Не останавливайтесь, продолжайте.

— Это была ещё одна причина, почему Грейс часто приезжала сюда. Она познакомилась с Джеймсом и была почти уверена, что он и есть её брат, но без серьёзных доказательств не решалась сказать ему.

— Почему? — спросила я недоумевая.

— Видите ли, — объясняла Эмма, — Джеймс — сирота, он вырос в приёмной семье. Грейс мучилась, понимая, что может ошибаться, и не позволяла себе обнадёжить человека, который всю жизнь не знал родных. Но и прекратить общаться с ним тоже не могла. Она как-то призналась мне, что даже если окажется, что Джеймс не её брат, она всё равно хотела бы проводить время с ним. Грейс пыталась связаться с другим приёмным мальчиком, который уехал в Америку, и одновременно в Каслтаунбере наводила справки об Эмили. Она думала, что если узнает, кто отец ребёнка, то найдёт новые зацепки. Грейс ездила к вашему деду и расспрашивала его, но он заявил, что она всё выдумала, а в больничных записях путаница, и у Эмили не было никакого внебрачного ребёнка. Они поругались. Грейс удалось встретиться с женщиной, работавшей в приюте, и она вспомнила, что один мужчина странным образом забрал у них мальчика. Скорее всего, директора подкупили, только та женщина, конечно, не запомнила, как звали мальчика, Джеймс или Джон, как второго.

— А в чём была странность?

— Его забрали с нарушением правил по срокам и документам, как она сказала, но в официальных записях приюта у обоих всё было гладко. Так что это не особенно помогло Грейс, просто убедило, что она на верном пути. — Эмма откинулась на спинку дивана и посмотрела в сторону окна. — Когда я следующим летом провожала Грейс на поезд в Корке, она сказала, что у неё появилась новая зацепка. Я спросила её, что за зацепка, но она ответила, что это нужно показывать, и она сделает это в следующий приезд. Я не могла знать, что в Дублине она подхватит воспаление лёгких, и тогда я видела её в последний раз.

Эмма замолчала и взглянула на меня. Я поняла, что она закончила свой рассказ. Чай уже совсем остыл, но это было неважно. Я вскочила с дивана, возбуждённо дыша, и бросила ей на ходу:

— Кажется, я знаю, что она имела в виду. Подождите.

Перескакивая через ступеньки, я взбежала по лестнице и кинулась к письменному столу с тайником. Нажав на деревянную панель, я открыла его и сгребла рукой уже аккуратно сложенные мною фотографии. Эмма с нескрываемым волнением приняла из моих рук старые карточки.

— Вот, — ткнула я на них, — они были вместе с мамиными фотографиями. После вашего рассказа мне кажется, что на них Эмили.

Эмма разглядывала каждый снимок и бережно откладывала их в стопку рядом. Потом она подняла на меня свои большие увлажнившиеся глаза и хрипло произнесла:

— Это точно Эмили, Грейс показывала мне её фотографии, — она замолчала и опустила изучающий взгляд к снимкам. — И кажется, мне знаком мужчина рядом с ней, хотя здесь он совсем молод.

Я в нетерпении уставилась на неё. Кажется, в тот момент я забыла, как дышать, и издалека, хотя Эмма сидела рядом, до меня донеслись два слова:

— Томас Галлахер.