Ненастоящее проклятье (гет)

Все последующие дни Хоул был поглощён подготовкой к предстоящему переезду. Он поднимался с постели ни свет, ни заря и исчезал в неизвестном направлении, поворачивая ручку двери то чёрным, то зелёным вниз, а затем возвращался, нагруженный многочисленными свёртками, и принимался что-то мастерить на заднем дворе. Это что-то то и дело горело, взрывалось и порой начинало так отвратительно пахнуть, что приходилось открывать все окна и двери в доме, просто чтобы не задохнуться. Майкл, постоянно бегавший туда-сюда по поручениям Хоула, всё своё свободное время посвящал работе с заклятьем, но оно почему-то никак ему не давалось.

— Хоул говорит, что все сложные заклятья всегда содержат какую-нибудь загадку, — жаловался он. — Но что-то я никак не могу разобрать, в чём тут суть. И так кручу, и этак, а всё ерунда выходит. Оно всё в себя вбирает, но никуда не уползает. Что это вообще такое? — спрашивал Майкл и вновь утыкался носом в книгу.

В Маркет-Чиппинге зарядили дожди. Кальцифер, предпочитавший в сырую погоду всегда оставаться дома, спал в очаге и по большей части развлекался тем, что давал советы Майклу:

— Может, губчатых слизняков наловить? — предлагал он. — Вдруг дело с ними быстрее пойдёт!

Майкл вздыхал, надевал болотные сапоги и отправлялся за слизняками.

Дух предстоящих перемен так и летал теперь в воздухе, вот только Софи никак не могла взять в толк, радоваться ей этому или печалиться... Когда-то давно ей очень хотелось изменить свою жизнь, сделать что-то особенное, неважно что, лишь бы это было хоть капельку интереснее, чем украшать шляпки. А теперь её ждали путешествие в другую страну и возможность увидеть знаменитые Голубые горы… Так почему же она несчастлива? Может, всё дело в том, что во всём этом было что-то не настоящее… словно в причине их предстоящей поездки скрывался какой-то обман. Может, именно он всё и портил?

— Видимо, король всё же припёр Хоула к стенке, — как-то поутру сказал ей Майкл, — а иначе бы мы никуда отсюда не поехали!

И Софи, сплетавшая очередную бутоньерку, неожиданно задала себе вопрос, а не бежит ли Хоул не только от короля, но и от необходимости на ней жениться. Она вспомнила все их неудачные попытки поговорить о будущем, о разбитых Хоулом девичьих сердцах и о тётушках со скалками, что преследовали его в прошлой жизни, и настроение её сразу же испортилось. Может, зря она согласилась на переезд?

А затем одним августовским утром всё внезапно переменилось. В доме вновь появилась кингсберийская дверь, газеты запестрели заголовками о заключении мира между Дальней Норландией и Ингардией, приписав эту заслугу принцу Джастину, а Хоул неожиданно вновь зачастил во дворец. По случаю торжеств, объявленных в честь мирного соглашения, норландцы подарили королю его собственную статую, изготовленную из редкого тёмного минерала. Софи, однажды видевшая короля вживую, решила, что этой статуей норландцы, пожалуй, изрядно ему польстили. И хотя король обладал немалой житейской мудростью, мягкие черты в характере и во внешности были присущи ему в куда большей степени, чем величие и гордость, что так старательно подчёркивала статуя. Так что в неподвижной каменной громадине Софи виделось куда больше всего королевского, чем в самом короле. Может, именно поэтому королю эта статуя так нравилась?

— Это же Троянский конь! — возмутился Хоул, как только статую на несколько дней выставили на всеобщее обозрение. — Как они могут быть настолько глупы?

Что это за лошадь такая и чем она может быть опасна, Софи так и не поняла, но король, выслушав Хоула, с явной неохотой, всё же позволил ему осмотреть статую. Новость о том, что статуя ни снаружи, ни внутри не содержит в себе ничего предосудительного, тем же вечером сообщил Майкл. С Хоулом они облазили статую вдоль и поперёк, но так ничего и не нашли. Сам Хоул вернулся из Кингсбери поздно ночью, в прескверном расположении духа, и принёс с собой ещё один волшебный плащ.

В кладовке у них уже хранилось два похожих волшебных плаща. Стоило их надеть, и один из них превращал человека в здоровенного рыжего детину, а другой — в лошадь. Зачем Хоулу понадобился ещё и третий плащ, Софи даже не представляла, а сам Хоул никогда никому ничего не объяснял. Стоило ему отправиться спать, как Софи с любопытством вытащила плащ из кладовки и нацепила его на Майкла. И Майкл тут же превратился в кресло. Софи очень внимательно осмотрела кресло со всех сторон, но ничего примечательного в нём не нашла. Интересно, кому может понадобиться самое обычное кресло?

Впрочем, этими странными новостями события последующих дней не ограничились. Очень скоро стало известно, что вместе со статуей в Ингардию прибыла норландская чародейка, Анабель Коэнтри, чтобы обеспечить соблюдение мирного договора, а кудесник Салиман с той же целью остался в Норландии. Летти скучала и писала им с Мартой грустные письма, Хоул всё больше времени проводил во дворце, а переезд, казалось, и вовсе был забыт. И Софи снова не знала, радоваться ей этому или печалиться.

— Может, стоит попробовать жабью икру? — с явной тоской в голосе спрашивал её Майкл. Он был рад, что угроза предстоящего расставания с Мартой миновала, но по-прежнему не мог одолеть заклятье, а Хоул отказывался учить его чему-то новому, пока он не справится с этим заданием. И Софи ощущала в этом свою вину, ведь именно она выбрала для Майкла это задание.

— А что, губчатые слизни так и не помогли? — с сочувствием спрашивала она. Майкл качал головой и снова уходил советоваться к Кальциферу.

А потом что-то изменилось в самом Хоуле, и его взгляд стал знакомо рассеянный. Он то и дело пропускал слова Софи мимо ушей и пребывал словно не в себе.

«Он всегда бывает таким, когда увлечён девушкой», — неожиданно вспомнились Софи слова Майкла, и внутри у неё всё похолодело. А вскоре до Маркет-Чиппинга доползли слухи, что, дескать, заморская чародейка околдовала во дворце всех мужчин, начиная с короля и заканчивая последним пажом, и в Кингсбери теперь и дела нет никому до других женщин.

Каждое утро Софи становилась у прилавка, связывала букеты и бутоньнерки и слушала нескончаемые «шу-шу-шу…». Ведь невозможно делать покупки и не посплетничать! Все говорили, что эта Коэнтри чудо как хороша собой и выглядит совершенно по-королевски, будто глаза у неё необычного аметистового цвета, а волосы чернее ночи, и что её колдовская сила под стать её внешности — яркая и необузданная.

«Если уж эта ведьма смогла очаровать самого короля, то справиться с Хоулом ей наверняка не составило никакого труда, — расстроенно думала Софи, — он ведь такой увлекающийся».

А в пятницу к ним в лавку на минутку заглянула миссис Ферфакс, бывшая наставница Летти.

— Как я устала! — заявила она прямо с порога. — Весь день проторчала во дворце и всё без толку! Эта Коэнтри возомнила о себе бог весть что, даже к королю меня не пустила. А ведь я бывала при дворе, когда её еще и в помине там не было. Иноземная выскочка! Может, мозгов-то у неё и побольше, чем у меня, да и классом она будет повыше как ведьма, но зазнайка, каких поискать. А я ведь только и хотела предложить свою помощь. Кто-то же должен наставлять учеников, пока Салиман в отъезде. И вы бы посмотрели, как вокруг этой Коэнтри вьются мужчины! Шарма-то у неё конечно хоть отбавляй, да и внешность под стать… Вот только красота у неё холодная, да и сердце хищное, словно у Болотной Ведьмы.

Миссис Ферфакс говорила и говорила, жалуясь на негостеприимство двора и на то, что Летти скучает без дела, лишившись своего наставника, и в каждой сказанной ею фразе то и дело проскальзывала «эта Коэнтри». Все давно знали, что вставить хоть одно словечко в бесконечный монолог миссис Ферфакс равносильно тому, чтобы попытаться пристроиться поскакать на скакалке, на которой уже кто-то прыгает. Запрыгнуть — само по себе уже испытание, но уж если запрыгнул — не зевай.

— А что же Хоул? — быстро спросила Софи, стоило миссис Ферфакс на мгновение замолчать.

И в эту самую секунду скакалка неожиданно безвольно повисла в воздухе.

— Знаешь, Софи, — сказала миссис Ферфакс, — пора бы тебе уже взять ситуацию в свои руки, моя милая, пока эта Коэнтри сама не прибрала Хоула к рукам.

Как бы Софи ни пыталась делать вид, что все эти разговоры и намёки её ни капельки не волнуют, слова миссис Ферфакс задели её за живое. А когда Софи злилась или расстраивалась, дела с цветами у неё не ладились. Поэтому стоило миссис Ферфакс уйти, как Софи отложила в сторону букеты и бутоньерки и решила заняться стиркой.

«Видно, я снова превращаюсь в старушенцию, — думала Софи, намыливая в старом корыте зелёный камзол Хоула, — всё ворчу и ворчу. И во всём мне видится только дурное. Может, магия Болотной Ведьмы здесь совершенно ни при чём? Может, я такая и есть — старая, всем недовольная и совершенно ни к чему непригодная? Да к тому же всё вечно порчу».

От досады она так яростно макнула костюм Хоула в корыто, что он на мгновение даже изменил цвет, и Софи тут же заподозрила, что костюм этот вовсе не новый, а тот самый заговорённый серый с алым, способный помочь Хоулу очаровать любую девушку, и разозлилась от этого пуще прежнего. Она даже потянулась к зелёному рукаву, намереваясь рассмотреть повнимательнее швы, но вовремя опомнилась. Она совершенно точно не будет шпионить за Хоулом! Пусть ходит, в чём захочет, пусть очаровывает любых девушек, а ей до этого и дела нет! Как и нет дела до той чародейки, о которой твердила миссис Ферфакс! Как там её? Госпожа Коэнтри? Имя-то какой чудное, не местное, и внешность у неё наверняка под стать — утончённая и роскошная, не то что у самой Софи. Она вспомнила, как сплетничали об этой Коэнтри покупательницы в лавке, и окончательно приуныла. Что если Хоул и правда её разлюбил, просто он не может ей в этом признаться, потому что он настоящий увиливатель?

С тяжёлым сердцем Софи вывесила костюм сушиться на задний двор и вернулась к своим цветам. Давно пора было начать плести венки к предстоящему празднику, но руки её отчего-то сами взялись за бутоньерку. Сиреневые ирисы, арабисы, так похожие на россыпь звёзд, аквамариновые и фиолетовые нимфеи, очаровывающие своей утончённостью — всё это переплеталось само, словно цветы и без Софи знали, как надо сложиться в идеальную бутоньерку.

«Хороша! — подумала Софи, скрепляя её фиолетовой лентой и тут же, подумав о Хоуле, добавила: — Пусть эта бутоньерка принесёт счастье и взаимность в чувствах той, кто любит всем сердцем, а значит, непременно этого заслуживает».

А потом она так увлеклась работой, что совершенно забыла про Хоула.

— Получилось! — спустя полчаса, радостно влетая в комнату с заднего двора, неожиданно завопил Майкл. — У меня наконец получилось!

— Что получилось? — не поняла Софи.

— Моё заклятие! То, что в себя всё вбирает, но никуда не уползает. Оно работает! — Майкл гордо выпятил грудь, но почти сразу же виновато потупился. — Вот только Хоул меня теперь точно убьёт, потому что это заклятье только что съело его костюм…

«Вот и чудесно!» — подумала Софи, чувствуя, как налаживается жизнь. Костюм Хоула с приворотными чарами ей было совершенно не жаль.

* * *

На следующее утро Софи осталась в доме совсем одна. Хоул вновь отбыл куда-то по своим делам, Майкл, воспользовавшись отсутствием Хоула, решил повидать Марту, а Кальцифер, узнав, что Софи всё равно остаётся дома, умчался в Портхавен размять «кости». Однако прежде, чем все успели покинуть дом, Майкл всё же решился рассказать Хоулу о прискорбной кончине его зелёного костюма.

— То есть, как это — съели? — спросил Хоул, с укором взирая на Софи.

— Это я во всём виноват… — попытался объяснить ему Майкл, но Хоул даже не стал его слушать.

— Глупости, Майкл, — сказал он. — Если уж Софи надумала что-то извести, она сделает это даже чужими руками.

Хоул изобразил на лице глубочайшее страдание, словно только что лишился всего самого ценного в жизни, но так и не дождавшись от Софи раскаяния, ушёл наверх, чтобы переодеться к выходу. Спустя десять минут он вернулся в роскошном серо-голубом костюме, гордо прошествовал через комнату и с трагической миной на лице сказал:

— Придётся теперь весь день проходить в обносках!

Впрочем, вид у него при этих словах был совершенно не расстроенный.

«Позёр», — подумала Софи, невольно ощутив лёгкую вину за съеденный костюм, но вслух в этом, конечно же, так и не призналась.

Хоул ушёл, за ним убежал Майкл, и Софи в одиночестве вернулась в лавку, чтобы в полнейшей тишине наконец заняться праздничными венками. Спустя четверть часа дверь лавки отворилась, звякнул с детства знакомый Софи колокольчик, и в лавку вошла богато одетая дама в сопровождении слуги. Темноволосая, с глазами необычного аметистового цвета, гостья была необыкновенно хороша. Осанка, манеры — всё в ней говорило об умении держаться с непринуждённой грацией и элегантностью. Лавка тут же наполнилась тонким запахом гиацинтов, перед которым мгновенно померк неяркий аромат уже подвядших роз.

— Мисс Хаттер, — произнесла гостья, и Софи вмиг почувствовала, как её охватывает дурное предчувствие. Точно так же год назад в её шляпную лавку вошла Болотная Ведьма со своим пажом и одним мановением руки превратила Софи в старушенцию, годившуюся Хоулу разве что в матушки.

«Ну уж нет, — решительно подумала Софи, — на этот раз я не позволю ничего с собой сотворить. И одурачить себя не позволю!» И она с такой силой дёрнула праздничную ленту, которую вплетала в венок, что та протестующе затрещала.

Слуга, сопровождавший мисс Коэнтри, а это, безусловно, была она, имел вид несчастный и нездоровый. Невысокий и до крайности худой, он точно так же, как в своё время паж Болотной Ведьмы, напуганный намерением своей хозяйки поквитаться с Софи, взволнованно оглядывал лавку, чувствуя себя здесь явно не в своей тарелке. Щёки у него были бледными и впалыми, а глаза казались и вовсе больными.

«Что эта за мода такая у волшебников — так плохо обращаться со своими слугами? — в раздражении подумала Софи, мгновенно проникаясь симпатией к молодому человеку. — Тощий-то какой, одна кожа да кости».

— Вы вообще его кормите? — спросила она вслух, не спуская с юноши сочувствующего взгляда, а про себя подумала: «Хочешь знать, что за человек перед тобой, посмотри, как он обращается со своим слугой!»

— Что? — не поняла мисс Коэнтри и, проследив за взглядом Софи, тут же добавила: — Это Джоэль, мой ученик. А меня вы, думаю, уже узнали…

— Вы та чужеземная чародейка, мисс Анабель Коэнтри, что служит нашему королю, — Софи кивнула и, не желая демонстрировать гостеприимство, тут же вернулась к плетению венка.

«Пусть не думает, что ей тут рады», — пробормотала она себе под нос, а затем ворчливо добавила: — Если вы пришли к Хоулу, то его здесь нет и не будет до позднего вечера. А может, и до следующей пятницы. Хоулу вообще вечно не сидится на одном месте.

— Хоул в Кингсбери, — сказала мисс Коэнтри, и в голосе её едва заметно проступила такая нежность, что Софи начала злиться пуще прежнего, хотя секунду назад была уверена, что злиться сильнее уже невозможно. — Я пришла к вам.

Софи подняла на чародейку удивлённый взгляд, чувствуя, как заполошно начинает биться сердце.

«Может, сейчас она попросит отпустить Хоула? — подумала Софи. — Так я его и не держу».

И тут же с горечью поняла, что такая дама, как мисс Коэнтри, едва ли способна увидеть в ней соперницу. Да и сложно поверить, что до Кингсбери дошли слухи о серой мышке, живущей с Хоулом под одной крышей. И в эту самую секунду Софи впервые в жизни отчаянно пожалела, что она ни капельки не похожа на свою сестру — красавицу Летти.

— Я бы хотела, чтобы вы изготовили для меня бутоньерку, — сказала мисс Коэнтри, видя, что сама Софи не намерена поддерживать с ней беседу. — Я заплачу вам столько, сколько вы пожелаете.

— И зачем вам это нужно? — ещё больше удивляясь, спросила Софи.

— Потому что все знают, что ваши бутоньерки приносят удачу в любви, и не мимолётную, как приворотные зелья, а истинную и долговечную.

«Так вот оно что, — поняла Софи, чувствуя, как что-то отчаянно сжимается у неё внутри. — Ей мало просто покорить сердце Хоула, она жаждет его к себе привязать!»

— Я не владею никаким колдовством, — произнесла Софи настолько недружелюбно, насколько это вообще было возможно, — я всего лишь цветочница.

— Ну полноте, — устыдила её ведьма, — все наслышаны о вашем таланте, мисс Хаттер. Как и о шляпках, которые вы когда-то делали. Ведь шляпку для графини Каттеракской сделали именно вы!

«Какая же она болтушка, эта дурочка Джейн Ферье, — в сердцах подумала Софи, — лучше бы я внушила её сыроежечному чепчику, чтобы он прибавил своей хозяйке мозгов, а не заставил графа влюбиться в неё. Пользы от этого было бы куда больше», — а вслух раздражённо спросила:

— Что же вы сами-то ничего не предпримете? Подлили бы своему избраннику чего-нибудь и дело с концом. Вам-то, небось, не привыкать.

Говорить ей так, конечно, совсем не следовало, но Софи уже было всё равно. Мисс Коэнтри не нравилась ей совершенно. И хотя в отличие от Болотной Ведьмы манеры её были не вычурными, а тон вежливым и спокойным, Софи знала, какие все эти чародейки мастерицы прикидываться тем, кем на самом деле не являются! Одна только мисс Ангориан чего стоила! Изображала из себя школьную учительницу, а оказалась огненным демоном! Но теперь Софи не так-то просто было провести. Какое коварство — заявиться к ней в дом и просить её помочь очаровать Хоула!

Аметистовые глаза мисс Коэнтри на секунду вспыхнули, но она сдержалась. И только Джоэль неожиданно сделался ещё бледнее, хотя минуту назад Софи могла бы поклясться, что стать бледнее уже невозможно.

— Я хочу, чтобы это было настоящим, — сказала мисс Коэнтри тихо. — Я не желаю никого принуждать. Как вы сами недавно заметили, я здесь чужая, и преодолеть всеобщее недоверие мне не так-то просто. Особенно сейчас, когда едва не случилась война. Мне нужна лишь небольшая помощь, немного везения, чуть-чуть удачи…

— Возвращались бы вы в свою Норландию! — не выдержав, перебила её Софи. — И искали бы женихов там!

Мисс Коэнтри посмотрела на неё внимательно, и от её красивого лица впервые повеяло настоящим ледяным холодом.

— Я встречала вашу сестру Летти в Кингсбери, мисс Хаттер, — сказала она сдержанно и очень сухо. — Ей нравится во дворце, но сейчас, когда там больше нет кудесника Салимана, ей попросту незачем там оставаться, вы же понимаете. А значит, ей самая прямая дорога назад, к миссис Ферфакс. Вот только, боюсь, принц Джастин в эти Подгорные выселки не наездится.

«Вот оно!» — внезапно поняла Софи. Вот её и настигло проклятье старшей сестры! Софи всегда знала, что счастье в любовных делах уготовано не ей, и удержать всё и сразу ей всё равно не по силам. Она крепче сжала руками венок и тут же запретила себе киснуть на глазах у северной ведьмы. Судьбу не переделать, это она знала всегда. А раз всё равно ничего исправить нельзя, то не следует это и оплакивать.

— Я могу сделать так, чтобы Летти осталась при дворе, пока кудесник Салиман не вернётся назад в Ингардию, — сказала мисс Коэнтри. — Подыскать ей достойного учителя или даже взять её к себе в ученицы, — теперь в аметистовых глазах ведьмы проступила её истинная натура, хищная и напористая. И Софи ни капельки не усомнилась — эта женщина привыкла всегда получать своё.

Какое-то время они обе молчали. Мисс Коэнтри — ожидая ответа, а Софи — просто потому, что никак не могла заставить себя сделать то, что от неё хотят.

— Ну что ж, — сказала мисс Коэнтри, явно собираясь уходить, — вы сами сделали этот выбор.

— Постойте! — воскликнула Софи, наконец решаясь. — Сейчас!

Она почти бегом направилась вглубь лавки и вернулась с лилово-сиреневой бутоньеркой, которую сделала накануне.

— Вот, — сказала она, протягивая цветы мисс Коэнтри. — Если она и способна принести кому-то счастье в любви, то только той, кто этого действительно заслуживает. Большего я сделать для вас не смогу.

И, уже отдавая ведьме маленькую бутоньерку, внезапно поняла, что та удивительным образом подходит к цвету её глаз и её волосам, словно специально для неё и была сделана.

* * *

Хоул вернулся из Кингсбери далеко заполночь. Усталый, довольный и пахнущий гиацинтами. Отказавшись ужинать, он, что-то напевая, направился в ванную, где и заперся на два часа. На Софи он, кажется, даже не взглянул. Софи ушла в свою комнату, уткнулась носом в подушку и так и пролежала там до самого рассвета, пока её не сморил тяжёлый и горестный сон. И, кажется, даже не плакала, потому что знала, что у Летти теперь точно всё будет хорошо.