Ненастоящее проклятье (гет)

— Когда же он наконец сделает тебе предложение? — спросила Фанни. — Мы с девочками ждём не дождёмся, когда сможем повеселиться на твоей свадьбе.

— Хоул просто занят, — уклончиво ответила Софи, пересаживая орхидеи в новые цветочные горшки. — У него столько дел…

А про себя подумала: «Это всё потому, что я старшая, а у старших всё всегда идёт наперекосяк».

Она и так уже умудрилась нарушить правильный порядок вещей, получив и дом, и лавку, и самого Хоула. Просто непростительное везение с её стороны! А ведь она всегда знала, что ей на роду написано — невозможно удержать всё и сразу, потому что она была старшей из трёх сестёр, а всем хорошо известно: если все три сестры решат отправиться на поиски счастья, то именно старшую ждёт сокрушительный провал.

Впрочем, ещё совсем недавно Софи считала, что ей грех жаловаться. Её средняя сестра Летти исполнила два своих самых заветных желания, став ученицей кудесника Салимана и предметом трепетного внимания принца Джастина. Младшая, Марта, работала в кондитерской у Цезари и была — к своему немалому удовольствию — полностью очарована Майклом, учеником Хоула. И даже Фанни, мачеха Софи, вышла замуж за самого что ни на есть настоящего богача — Сашеверелла Смита, который, к слову сказать, в ней души не чаял.

Да и сама Софи, чудом избежавшая стольких опасностей и бед, наконец получила от жизни всё, о чём только могла мечтать: сбросила с себя проклятье Болотной Ведьмы, разорвала договор Кальцифера и к своему огромному удивлению обнаружила, что непостоянного и вечно увлекающегося Хоула совершенно не интересует ни её красавица-сестра Летти, ни ещё более обворожительная мисс Ангориан из его родного Уэльса. Хоул купил Софи дом, в котором она когда-то родилась, и устроил в нём всё так, как хотелось именно ей. И теперь у Софи была своя цветочная лавка и отдельный волшебный выход, который вёл из Ходячего замка на границу болот, туда, где на склонах пологого холма раскинулся самый настоящий цветочный рай.

Дела в лавке сразу пошли хорошо. По Маркет-Чиппингу довольно быстро разлетелись слухи о том, что розы, нарциссы и орхидеи, выращенные Софи, приносят удачу в любовных делах, и теперь все молодые люди города взяли за правило заглядывать в её лавку по утрам, чтобы прикупить маленькие букетики для своих дам, бутоньерки в свои петлицы и конечно же попутно обзавестись столь необходимой всем для счастья удачей. Дни сменяли друг друга. Жизнь Софи вошла в размеренный ритм, и все ждали, что Хоул со дня на день сделает ей предложение. Вот только это «со дня на день» почему-то никак не наступало. А всё потому, что по натуре Хоул был настоящим увиливателем, и Софи всегда это знала.

Он ненавидел, когда его припирали к стенке, предпочитал всё пускать на самотёк и не любил принимать ответственные решения. В этом был весь Хоул. Стоило Софи и Хоулу начать серьёзный разговор об их будущем, как в лавке или в доме сразу же что-нибудь происходило. Взрывались цветочные горшки, засорялся и начинал оглушительно чихать каминный дымоход, а любимое кресло Софи сходило с ума и так и норовило покусать всех домочадцев за ноги. Или у Хоула неожиданно находилось срочное дело, по важности сопоставимое разве что с визитом в королевский дворец, и тогда всё снова откладывалось на неопределённый срок.

Впрочем, самого короля Хоул тоже теперь всячески избегал. С тех пор как вести о надвигающейся войне между Ингардией и Дальней Норландией стали доходить до Маркет-Чиппинга, Хоул всё реже появлялся при дворе и даже отказался от должности второго придворного чародея. И хотя Софи с Майклом он сообщил, что у него просто много других важных дел, требующих его неотлагательного вмешательства, в глубине души Софи знала, что Хоул боится, как бы король не решил отправить его вместе с принцем Джастином на войну или того хуже — не приказал бы ему мастерить самовзрывающиеся мины вместо семимильных сапог. Так что история с замужеством постоянно норовила затеряться среди прочих важных дел и совершенно не желала двигаться с места.

Иногда, в такой день, как сегодня, всё это казалось Софи ужасно несправедливым, но потом она вспоминала, что родилась старшей сестрой, и вопреки здравому смыслу начинала бояться, что Хоул всё-таки однажды соберётся и сделает ей предложение, и тогда непременно случится беда.

«Может, лучше ничего не менять? — думала она расстроенно. — Потому что если ничего не менять, может, ничего и не произойдёт?»

Она почти убедила себя, что несчастливая судьба, уготованная ей при рождении, просто заблудилась где-то неподалёку, но стоит ей сделаться окончательно счастливой, как судьба эта непременно снова отыщется, и тогда пострадает кто-нибудь из её семьи. А она не могла допустить, чтобы Летти или Марта по её вине лишились своего счастья!

— Тебе просто необходимо взять дело в свои руки, — ласково уговаривала её Фанни. — Немножечко лести, чуть-чуть упрямства, и оглянуться не успеешь, как окажешься замужем.

Софи послушно кивала, а сама думала о своём.

Поболтав ещё немного о пустяках, Фанни ушла, а Софи вернулась к своим горшкам и принялась беседовать с цветами, как когда-то беседовала со шляпками.

— Вы настоящая Прелестница, — говорила она маленькому ростку, бережно присыпая его землёй. — Подрастёте и окажетесь в королевском дворце, и юная девушка, украсившая вами свой бальный наряд, тем же вечером получит сразу пять предложений руки и сердца.

— А вас, мисс Чарующий аромат, — обращалась она к тоненькому неказистому стебельку, — ждёт путешествие в приморский Портхавен, в зимнюю оранжерею. Там вы распуститесь среди экзотических лиан, расточая самый пленительный аромат, а все гуляющие подле вас дамы будут казаться своим кавалерам особенно неотразимыми.

От чувства необъяснимой зависти ко всем этим незнакомым девушкам сердце самой Софи болезненно сжалось. Она попыталась не обращать на это внимания и даже взялась за следущий цветок.

— А вы, мисс Невероятная удача, — сказала она ростку, — достанетесь помощнице пекаря или бойкой кухарке и обязательно сделаете её невероятно счастливой!

Стоило ей произнести эти слова, как её саму охватила такая сильная досада, что сдерживаться и дальше попросту не осталось сил. От обиды, от ощущения полнейшей несправедливости Софи внезапно захотелось разбить что-нибудь этакое, чтобы грохот докатился до самого Портхавена. Всем вокруг было предначертано счастье, и только её угораздило родиться старшей сестрой! Ну что за несправедливость! Она в сердцах с такой силой ударила горшком по столу, что мешок с землёй опрокинулся на пол, горшок раскололся на две половины, а бобины с разноцветными лентами попадали со своих крючков и разлетелись в разные стороны.

— Доброе утро, Софи, — произнёс Майкл, с опаской заглядывая в лавку. — Вы сегодня не в духе?

Софи тяжко вздохнула и ничего не ответила. Майкл равнодушно оглядел беспорядок, переступил через валявшуюся на полу бобину и уселся на табуретку рядом с Софи. В руках он держал одну из колдовских книг Хоула, и вид у него при этом был совершенно несчастный.

— Хоул велел мне выбрать заклятье для первого колдовского испытания, — пожаловался он, задумчиво перелистывая страницы, — а я что-то никак ни на что не решусь? Вы мне не поможете, Софи?

Софи взяла из рук Майкла книгу, раскрыла её на первой попавшейся странице и ткнула в заклятие пальцем.

— Вот, — сказала она, даже не взглянув на то, что там написано.

— То, что в себя всё вбирает, но никуда не уползает? — удивлённо уточнил Майкл.

— Да, именно, — подтвердила Софи, возвращая Майклу книгу. — Отличная вещь, может, хоть в хозяйстве пригодится. А то тряпки в этом доме постоянно куда-то пропадают.

— Хм, — сказал Майкл, читая заклятье. Он уткнулся носом в книгу, сполз с табурета и задумчиво побрёл на кухню. — Интересное заклятие, — бормотал он, не отрывая взгляда от страницы, — и сложное. Хоулу наверняка понравится.

Майкл ушёл, а Софи с досадой уставилась на разгром.

— Ну и бардак же я здесь устроила, — попеняла она самой себе и, вздыхая, принялась за уборку.

Щётку и тряпку пришлось искать целую вечность.

«Вот и правда, куда они вечно деваются? — сетовала Софи, ползая на коленях и собирая укатившиеся под прилавок бобины. — Не иначе как Хоул их незаметно изводит».

Уборку Хоул страсть как не любил, и если Майкл довольно быстро смирился с желанием Софи содержать дом в чистоте, то Хоул то и дело устраивал бунт, отвоёвывая у Софи то собственную спальню, то задний двор. Стоило ей об этом подумать, как входная дверь хлопнула и виновник всех её бед появился в лавке.

«Помяни чародея, он и явится», — проворчала Софи.

В своем новом зелёном костюме, незаметно сменившем зачарованный серый, Хоул выглядел ещё более щеголеватым, чем обычно, и весь благоухал яблоневым цветом. Самоцвет в его ухе таинственно поблёскивал, а от волос исходило самое настоящее золотистое сияние.

— Если женщина чем-то недовольна, — окидывая взглядом разгром в лавке, произнёс Хоул, — то жди беды. Не иначе нас навещала Фанни.

Софи выловила из-под прилавка очередную бобину, водрузила её на стол и решила ничего не отвечать. Что толку говорить ему о том, что Фанни настаивает на браке? То, что Хоула невозможно припереть к стенке, Софи усвоила уже давно — чем сильнее на него давить, тем сильнее он будет увиливать.

Хоул посмотрел на Софи, перевёл взгляд на груду депеш, ежедневно доставляемых из королевского дворца и заполнивших собой уже едва ли не целый стол в лавке, и, словно прочтя её мысли, неожиданно сказал:

— Что ж, у меня отличные новости! Мы переезжаем!

— То есть, как это — переезжаем? — поразилась Софи. — Мы же только недавно сюда приехали.

— Вот и не будем на этом останавливаться! — словно соглашаясь с ней, произнёс Хоул. — Думаю, перемены — это отличная мысль! Они всем нам пойдут только на пользу!

— И куда же мы переезжаем? — с испуганным видом заглядывая в лавку, спросил Майкл.

— В Верхнюю Норландию. Я давно собирался нанести визит тамошнему чародею, Уильяму Норланду, и обсудить с ним одно древнее заклятие.

— А как же Марта? И лавка? — воскликнула Софи.

— Это же чёрт знает где! — возмутился Майкл.

Но тут же виновато замолк. Он слишком благоговел перед Хоулом, чтобы ему перечить.

— Тебе в учениках ходить ещё целый год, — спокойно напомнил ему Хоул. — В последнее время ты стал слишком небрежен в работе с заклятьями, так что отъезд в Норландию пойдёт тебе только на пользу. К тому же никто не отменяет семимильные сапоги, сможешь по воскресеньям наведываться в гости к Марте.

«В семимильных сапогах много не набегаешься», — собиралась сказать Софи, но в это время Хоул уже повернулся к ней и включил всё свое обаяние.

— Что же касается лавки, моя дорогая, — произнёс он, беря Софи за руку и заглядывая ей в глаза, — я просто уверен, что в Верхней Норландии тебе обязательно понравится. Там такие потрясающие Голубые Горы и столько цветов! А в Норланде наверняка найдётся какая-нибудь премиленькая маленькая лавка, выставленная на продажу.

Софи всегда знала, что Хоул — знатный манипулятор, и ей, пожалуй, не стоило на всё это вестись. Ей нужно было сказать, что он поступает жестоко, лишая Майкла и Марту возможности видеться чаще, а ещё о том, что король сейчас как никогда нуждается в его поддержке. И ещё много всего… Но она так ничего и не сказала.

Хоул нагнулся и, осторожно отведя в сторону золотисто-рыжую прядь её волос, очень нежно поцеловал Софи в висок, и сердце её неожиданно сжалось от этой ласки, от ощущения счастья и подступающей беды. А затем внутри неё что-то взмолилось: «Если ей суждено что-то потерять, пусть это будет всё, что угодно, но только не Хоул…»

Все последующие дни Хоул был поглощён подготовкой к предстоящему переезду. Он поднимался с постели ни свет, ни заря и исчезал в неизвестном направлении, поворачивая ручку двери то чёрным, то зелёным вниз, а затем возвращался, нагруженный многочисленными свёртками, и принимался что-то мастерить на заднем дворе. Это что-то то и дело горело, взрывалось и порой начинало так отвратительно пахнуть, что приходилось открывать все окна и двери в доме, просто чтобы не задохнуться. Майкл, постоянно бегавший туда-сюда по поручениям Хоула, всё своё свободное время посвящал работе с заклятьем, но оно почему-то никак ему не давалось.

— Хоул говорит, что все сложные заклятья всегда содержат какую-нибудь загадку, — жаловался он. — Но что-то я никак не могу разобрать, в чём тут суть. И так кручу, и этак, а всё ерунда выходит. Оно всё в себя вбирает, но никуда не уползает. Что это вообще такое? — спрашивал Майкл и вновь утыкался носом в книгу.

В Маркет-Чиппинге зарядили дожди. Кальцифер, предпочитавший в сырую погоду всегда оставаться дома, спал в очаге и по большей части развлекался тем, что давал советы Майклу:

— Может, губчатых слизняков наловить? — предлагал он. — Вдруг дело с ними быстрее пойдёт!

Майкл вздыхал, надевал болотные сапоги и отправлялся за слизняками.

Дух предстоящих перемен так и летал теперь в воздухе, вот только Софи никак не могла взять в толк, радоваться ей этому или печалиться... Когда-то давно ей очень хотелось изменить свою жизнь, сделать что-то особенное, неважно что, лишь бы это было хоть капельку интереснее, чем украшать шляпки. А теперь её ждали путешествие в другую страну и возможность увидеть знаменитые Голубые горы… Так почему же она несчастлива? Может, всё дело в том, что во всём этом было что-то не настоящее… словно в причине их предстоящей поездки скрывался какой-то обман. Может, именно он всё и портил?

— Видимо, король всё же припёр Хоула к стенке, — как-то поутру сказал ей Майкл, — а иначе бы мы никуда отсюда не поехали!

И Софи, сплетавшая очередную бутоньерку, неожиданно задала себе вопрос, а не бежит ли Хоул не только от короля, но и от необходимости на ней жениться. Она вспомнила все их неудачные попытки поговорить о будущем, о разбитых Хоулом девичьих сердцах и о тётушках со скалками, что преследовали его в прошлой жизни, и настроение её сразу же испортилось. Может, зря она согласилась на переезд?

А затем одним августовским утром всё внезапно переменилось. В доме вновь появилась кингсберийская дверь, газеты запестрели заголовками о заключении мира между Дальней Норландией и Ингардией, приписав эту заслугу принцу Джастину, а Хоул неожиданно вновь зачастил во дворец. По случаю торжеств, объявленных в честь мирного соглашения, норландцы подарили королю его собственную статую, изготовленную из редкого тёмного минерала. Софи, однажды видевшая короля вживую, решила, что этой статуей норландцы, пожалуй, изрядно ему польстили. И хотя король обладал немалой житейской мудростью, мягкие черты в характере и во внешности были присущи ему в куда большей степени, чем величие и гордость, что так старательно подчёркивала статуя. Так что в неподвижной каменной громадине Софи виделось куда больше всего королевского, чем в самом короле. Может, именно поэтому королю эта статуя так нравилась?

— Это же Троянский конь! — возмутился Хоул, как только статую на несколько дней выставили на всеобщее обозрение. — Как они могут быть настолько глупы?

Что это за лошадь такая и чем она может быть опасна, Софи так и не поняла, но король, выслушав Хоула, с явной неохотой, всё же позволил ему осмотреть статую. Новость о том, что статуя ни снаружи, ни внутри не содержит в себе ничего предосудительного, тем же вечером сообщил Майкл. С Хоулом они облазили статую вдоль и поперёк, но так ничего и не нашли. Сам Хоул вернулся из Кингсбери поздно ночью, в прескверном расположении духа, и принёс с собой ещё один волшебный плащ.

В кладовке у них уже хранилось два похожих волшебных плаща. Стоило их надеть, и один из них превращал человека в здоровенного рыжего детину, а другой — в лошадь. Зачем Хоулу понадобился ещё и третий плащ, Софи даже не представляла, а сам Хоул никогда никому ничего не объяснял. Стоило ему отправиться спать, как Софи с любопытством вытащила плащ из кладовки и нацепила его на Майкла. И Майкл тут же превратился в кресло. Софи очень внимательно осмотрела кресло со всех сторон, но ничего примечательного в нём не нашла. Интересно, кому может понадобиться самое обычное кресло?

Впрочем, этими странными новостями события последующих дней не ограничились. Очень скоро стало известно, что вместе со статуей в Ингардию прибыла норландская чародейка, Анабель Коэнтри, чтобы обеспечить соблюдение мирного договора, а кудесник Салиман с той же целью остался в Норландии. Летти скучала и писала им с Мартой грустные письма, Хоул всё больше времени проводил во дворце, а переезд, казалось, и вовсе был забыт. И Софи снова не знала, радоваться ей этому или печалиться.

— Может, стоит попробовать жабью икру? — с явной тоской в голосе спрашивал её Майкл. Он был рад, что угроза предстоящего расставания с Мартой миновала, но по-прежнему не мог одолеть заклятье, а Хоул отказывался учить его чему-то новому, пока он не справится с этим заданием. И Софи ощущала в этом свою вину, ведь именно она выбрала для Майкла это задание.

— А что, губчатые слизни так и не помогли? — с сочувствием спрашивала она. Майкл качал головой и снова уходил советоваться к Кальциферу.

А потом что-то изменилось в самом Хоуле, и его взгляд стал знакомо рассеянный. Он то и дело пропускал слова Софи мимо ушей и пребывал словно не в себе.

«Он всегда бывает таким, когда увлечён девушкой», — неожиданно вспомнились Софи слова Майкла, и внутри у неё всё похолодело. А вскоре до Маркет-Чиппинга доползли слухи, что, дескать, заморская чародейка околдовала во дворце всех мужчин, начиная с короля и заканчивая последним пажом, и в Кингсбери теперь и дела нет никому до других женщин.

Каждое утро Софи становилась у прилавка, связывала букеты и бутоньнерки и слушала нескончаемые «шу-шу-шу…». Ведь невозможно делать покупки и не посплетничать! Все говорили, что эта Коэнтри чудо как хороша собой и выглядит совершенно по-королевски, будто глаза у неё необычного аметистового цвета, а волосы чернее ночи, и что её колдовская сила под стать её внешности — яркая и необузданная.

«Если уж эта ведьма смогла очаровать самого короля, то справиться с Хоулом ей наверняка не составило никакого труда, — расстроенно думала Софи, — он ведь такой увлекающийся».

А в пятницу к ним в лавку на минутку заглянула миссис Ферфакс, бывшая наставница Летти.

— Как я устала! — заявила она прямо с порога. — Весь день проторчала во дворце и всё без толку! Эта Коэнтри возомнила о себе бог весть что, даже к королю меня не пустила. А ведь я бывала при дворе, когда её еще и в помине там не было. Иноземная выскочка! Может, мозгов-то у неё и побольше, чем у меня, да и классом она будет повыше как ведьма, но зазнайка, каких поискать. А я ведь только и хотела предложить свою помощь. Кто-то же должен наставлять учеников, пока Салиман в отъезде. И вы бы посмотрели, как вокруг этой Коэнтри вьются мужчины! Шарма-то у неё конечно хоть отбавляй, да и внешность под стать… Вот только красота у неё холодная, да и сердце хищное, словно у Болотной Ведьмы.

Миссис Ферфакс говорила и говорила, жалуясь на негостеприимство двора и на то, что Летти скучает без дела, лишившись своего наставника, и в каждой сказанной ею фразе то и дело проскальзывала «эта Коэнтри». Все давно знали, что вставить хоть одно словечко в бесконечный монолог миссис Ферфакс равносильно тому, чтобы попытаться пристроиться поскакать на скакалке, на которой уже кто-то прыгает. Запрыгнуть — само по себе уже испытание, но уж если запрыгнул — не зевай.

— А что же Хоул? — быстро спросила Софи, стоило миссис Ферфакс на мгновение замолчать.

И в эту самую секунду скакалка неожиданно безвольно повисла в воздухе.

— Знаешь, Софи, — сказала миссис Ферфакс, — пора бы тебе уже взять ситуацию в свои руки, моя милая, пока эта Коэнтри сама не прибрала Хоула к рукам.

Как бы Софи ни пыталась делать вид, что все эти разговоры и намёки её ни капельки не волнуют, слова миссис Ферфакс задели её за живое. А когда Софи злилась или расстраивалась, дела с цветами у неё не ладились. Поэтому стоило миссис Ферфакс уйти, как Софи отложила в сторону букеты и бутоньерки и решила заняться стиркой.

«Видно, я снова превращаюсь в старушенцию, — думала Софи, намыливая в старом корыте зелёный камзол Хоула, — всё ворчу и ворчу. И во всём мне видится только дурное. Может, магия Болотной Ведьмы здесь совершенно ни при чём? Может, я такая и есть — старая, всем недовольная и совершенно ни к чему непригодная? Да к тому же всё вечно порчу».

От досады она так яростно макнула костюм Хоула в корыто, что он на мгновение даже изменил цвет, и Софи тут же заподозрила, что костюм этот вовсе не новый, а тот самый заговорённый серый с алым, способный помочь Хоулу очаровать любую девушку, и разозлилась от этого пуще прежнего. Она даже потянулась к зелёному рукаву, намереваясь рассмотреть повнимательнее швы, но вовремя опомнилась. Она совершенно точно не будет шпионить за Хоулом! Пусть ходит, в чём захочет, пусть очаровывает любых девушек, а ей до этого и дела нет! Как и нет дела до той чародейки, о которой твердила миссис Ферфакс! Как там её? Госпожа Коэнтри? Имя-то какой чудное, не местное, и внешность у неё наверняка под стать — утончённая и роскошная, не то что у самой Софи. Она вспомнила, как сплетничали об этой Коэнтри покупательницы в лавке, и окончательно приуныла. Что если Хоул и правда её разлюбил, просто он не может ей в этом признаться, потому что он настоящий увиливатель?

С тяжёлым сердцем Софи вывесила костюм сушиться на задний двор и вернулась к своим цветам. Давно пора было начать плести венки к предстоящему празднику, но руки её отчего-то сами взялись за бутоньерку. Сиреневые ирисы, арабисы, так похожие на россыпь звёзд, аквамариновые и фиолетовые нимфеи, очаровывающие своей утончённостью — всё это переплеталось само, словно цветы и без Софи знали, как надо сложиться в идеальную бутоньерку.

«Хороша! — подумала Софи, скрепляя её фиолетовой лентой и тут же, подумав о Хоуле, добавила: — Пусть эта бутоньерка принесёт счастье и взаимность в чувствах той, кто любит всем сердцем, а значит, непременно этого заслуживает».

А потом она так увлеклась работой, что совершенно забыла про Хоула.

— Получилось! — спустя полчаса, радостно влетая в комнату с заднего двора, неожиданно завопил Майкл. — У меня наконец получилось!

— Что получилось? — не поняла Софи.

— Моё заклятие! То, что в себя всё вбирает, но никуда не уползает. Оно работает! — Майкл гордо выпятил грудь, но почти сразу же виновато потупился. — Вот только Хоул меня теперь точно убьёт, потому что это заклятье только что съело его костюм…

«Вот и чудесно!» — подумала Софи, чувствуя, как налаживается жизнь. Костюм Хоула с приворотными чарами ей было совершенно не жаль.

* * *

На следующее утро Софи осталась в доме совсем одна. Хоул вновь отбыл куда-то по своим делам, Майкл, воспользовавшись отсутствием Хоула, решил повидать Марту, а Кальцифер, узнав, что Софи всё равно остаётся дома, умчался в Портхавен размять «кости». Однако прежде, чем все успели покинуть дом, Майкл всё же решился рассказать Хоулу о прискорбной кончине его зелёного костюма.

— То есть, как это — съели? — спросил Хоул, с укором взирая на Софи.

— Это я во всём виноват… — попытался объяснить ему Майкл, но Хоул даже не стал его слушать.

— Глупости, Майкл, — сказал он. — Если уж Софи надумала что-то извести, она сделает это даже чужими руками.

Хоул изобразил на лице глубочайшее страдание, словно только что лишился всего самого ценного в жизни, но так и не дождавшись от Софи раскаяния, ушёл наверх, чтобы переодеться к выходу. Спустя десять минут он вернулся в роскошном серо-голубом костюме, гордо прошествовал через комнату и с трагической миной на лице сказал:

— Придётся теперь весь день проходить в обносках!

Впрочем, вид у него при этих словах был совершенно не расстроенный.

«Позёр», — подумала Софи, невольно ощутив лёгкую вину за съеденный костюм, но вслух в этом, конечно же, так и не призналась.

Хоул ушёл, за ним убежал Майкл, и Софи в одиночестве вернулась в лавку, чтобы в полнейшей тишине наконец заняться праздничными венками. Спустя четверть часа дверь лавки отворилась, звякнул с детства знакомый Софи колокольчик, и в лавку вошла богато одетая дама в сопровождении слуги. Темноволосая, с глазами необычного аметистового цвета, гостья была необыкновенно хороша. Осанка, манеры — всё в ней говорило об умении держаться с непринуждённой грацией и элегантностью. Лавка тут же наполнилась тонким запахом гиацинтов, перед которым мгновенно померк неяркий аромат уже подвядших роз.

— Мисс Хаттер, — произнесла гостья, и Софи вмиг почувствовала, как её охватывает дурное предчувствие. Точно так же год назад в её шляпную лавку вошла Болотная Ведьма со своим пажом и одним мановением руки превратила Софи в старушенцию, годившуюся Хоулу разве что в матушки.

«Ну уж нет, — решительно подумала Софи, — на этот раз я не позволю ничего с собой сотворить. И одурачить себя не позволю!» И она с такой силой дёрнула праздничную ленту, которую вплетала в венок, что та протестующе затрещала.

Слуга, сопровождавший мисс Коэнтри, а это, безусловно, была она, имел вид несчастный и нездоровый. Невысокий и до крайности худой, он точно так же, как в своё время паж Болотной Ведьмы, напуганный намерением своей хозяйки поквитаться с Софи, взволнованно оглядывал лавку, чувствуя себя здесь явно не в своей тарелке. Щёки у него были бледными и впалыми, а глаза казались и вовсе больными.

«Что эта за мода такая у волшебников — так плохо обращаться со своими слугами? — в раздражении подумала Софи, мгновенно проникаясь симпатией к молодому человеку. — Тощий-то какой, одна кожа да кости».

— Вы вообще его кормите? — спросила она вслух, не спуская с юноши сочувствующего взгляда, а про себя подумала: «Хочешь знать, что за человек перед тобой, посмотри, как он обращается со своим слугой!»

— Что? — не поняла мисс Коэнтри и, проследив за взглядом Софи, тут же добавила: — Это Джоэль, мой ученик. А меня вы, думаю, уже узнали…

— Вы та чужеземная чародейка, мисс Анабель Коэнтри, что служит нашему королю, — Софи кивнула и, не желая демонстрировать гостеприимство, тут же вернулась к плетению венка.

«Пусть не думает, что ей тут рады», — пробормотала она себе под нос, а затем ворчливо добавила: — Если вы пришли к Хоулу, то его здесь нет и не будет до позднего вечера. А может, и до следующей пятницы. Хоулу вообще вечно не сидится на одном месте.

— Хоул в Кингсбери, — сказала мисс Коэнтри, и в голосе её едва заметно проступила такая нежность, что Софи начала злиться пуще прежнего, хотя секунду назад была уверена, что злиться сильнее уже невозможно. — Я пришла к вам.

Софи подняла на чародейку удивлённый взгляд, чувствуя, как заполошно начинает биться сердце.

«Может, сейчас она попросит отпустить Хоула? — подумала Софи. — Так я его и не держу».

И тут же с горечью поняла, что такая дама, как мисс Коэнтри, едва ли способна увидеть в ней соперницу. Да и сложно поверить, что до Кингсбери дошли слухи о серой мышке, живущей с Хоулом под одной крышей. И в эту самую секунду Софи впервые в жизни отчаянно пожалела, что она ни капельки не похожа на свою сестру — красавицу Летти.

— Я бы хотела, чтобы вы изготовили для меня бутоньерку, — сказала мисс Коэнтри, видя, что сама Софи не намерена поддерживать с ней беседу. — Я заплачу вам столько, сколько вы пожелаете.

— И зачем вам это нужно? — ещё больше удивляясь, спросила Софи.

— Потому что все знают, что ваши бутоньерки приносят удачу в любви, и не мимолётную, как приворотные зелья, а истинную и долговечную.

«Так вот оно что, — поняла Софи, чувствуя, как что-то отчаянно сжимается у неё внутри. — Ей мало просто покорить сердце Хоула, она жаждет его к себе привязать!»

— Я не владею никаким колдовством, — произнесла Софи настолько недружелюбно, насколько это вообще было возможно, — я всего лишь цветочница.

— Ну полноте, — устыдила её ведьма, — все наслышаны о вашем таланте, мисс Хаттер. Как и о шляпках, которые вы когда-то делали. Ведь шляпку для графини Каттеракской сделали именно вы!

«Какая же она болтушка, эта дурочка Джейн Ферье, — в сердцах подумала Софи, — лучше бы я внушила её сыроежечному чепчику, чтобы он прибавил своей хозяйке мозгов, а не заставил графа влюбиться в неё. Пользы от этого было бы куда больше», — а вслух раздражённо спросила:

— Что же вы сами-то ничего не предпримете? Подлили бы своему избраннику чего-нибудь и дело с концом. Вам-то, небось, не привыкать.

Говорить ей так, конечно, совсем не следовало, но Софи уже было всё равно. Мисс Коэнтри не нравилась ей совершенно. И хотя в отличие от Болотной Ведьмы манеры её были не вычурными, а тон вежливым и спокойным, Софи знала, какие все эти чародейки мастерицы прикидываться тем, кем на самом деле не являются! Одна только мисс Ангориан чего стоила! Изображала из себя школьную учительницу, а оказалась огненным демоном! Но теперь Софи не так-то просто было провести. Какое коварство — заявиться к ней в дом и просить её помочь очаровать Хоула!

Аметистовые глаза мисс Коэнтри на секунду вспыхнули, но она сдержалась. И только Джоэль неожиданно сделался ещё бледнее, хотя минуту назад Софи могла бы поклясться, что стать бледнее уже невозможно.

— Я хочу, чтобы это было настоящим, — сказала мисс Коэнтри тихо. — Я не желаю никого принуждать. Как вы сами недавно заметили, я здесь чужая, и преодолеть всеобщее недоверие мне не так-то просто. Особенно сейчас, когда едва не случилась война. Мне нужна лишь небольшая помощь, немного везения, чуть-чуть удачи…

— Возвращались бы вы в свою Норландию! — не выдержав, перебила её Софи. — И искали бы женихов там!

Мисс Коэнтри посмотрела на неё внимательно, и от её красивого лица впервые повеяло настоящим ледяным холодом.

— Я встречала вашу сестру Летти в Кингсбери, мисс Хаттер, — сказала она сдержанно и очень сухо. — Ей нравится во дворце, но сейчас, когда там больше нет кудесника Салимана, ей попросту незачем там оставаться, вы же понимаете. А значит, ей самая прямая дорога назад, к миссис Ферфакс. Вот только, боюсь, принц Джастин в эти Подгорные выселки не наездится.

«Вот оно!» — внезапно поняла Софи. Вот её и настигло проклятье старшей сестры! Софи всегда знала, что счастье в любовных делах уготовано не ей, и удержать всё и сразу ей всё равно не по силам. Она крепче сжала руками венок и тут же запретила себе киснуть на глазах у северной ведьмы. Судьбу не переделать, это она знала всегда. А раз всё равно ничего исправить нельзя, то не следует это и оплакивать.

— Я могу сделать так, чтобы Летти осталась при дворе, пока кудесник Салиман не вернётся назад в Ингардию, — сказала мисс Коэнтри. — Подыскать ей достойного учителя или даже взять её к себе в ученицы, — теперь в аметистовых глазах ведьмы проступила её истинная натура, хищная и напористая. И Софи ни капельки не усомнилась — эта женщина привыкла всегда получать своё.

Какое-то время они обе молчали. Мисс Коэнтри — ожидая ответа, а Софи — просто потому, что никак не могла заставить себя сделать то, что от неё хотят.

— Ну что ж, — сказала мисс Коэнтри, явно собираясь уходить, — вы сами сделали этот выбор.

— Постойте! — воскликнула Софи, наконец решаясь. — Сейчас!

Она почти бегом направилась вглубь лавки и вернулась с лилово-сиреневой бутоньеркой, которую сделала накануне.

— Вот, — сказала она, протягивая цветы мисс Коэнтри. — Если она и способна принести кому-то счастье в любви, то только той, кто этого действительно заслуживает. Большего я сделать для вас не смогу.

И, уже отдавая ведьме маленькую бутоньерку, внезапно поняла, что та удивительным образом подходит к цвету её глаз и её волосам, словно специально для неё и была сделана.

* * *

Хоул вернулся из Кингсбери далеко заполночь. Усталый, довольный и пахнущий гиацинтами. Отказавшись ужинать, он, что-то напевая, направился в ванную, где и заперся на два часа. На Софи он, кажется, даже не взглянул. Софи ушла в свою комнату, уткнулась носом в подушку и так и пролежала там до самого рассвета, пока её не сморил тяжёлый и горестный сон. И, кажется, даже не плакала, потому что знала, что у Летти теперь точно всё будет хорошо.

На следующий день Хоул ушёл ни свет, ни заря, и о том, куда именно он направился, красноречиво свидетельствовала дверная ручка, повёрнутая красным вниз. Софи, запретившая себе даже думать об этом, решительно повернула ручку лиловым вверх и собралась уже было отправиться на берег озера, как в дверь настойчиво постучали.

— Это кингсберийская дверь, — сказал Кальцифер, лениво приоткрывая один глаз.

— Забыл, наверное, что-то, — проворчала себе под нос Софи и даже не подумала двинуться с места.

Майкл пожал плечами и отправился открывать дверь, однако, к удивлению Софи, на пороге вместо вернувшегося Хоула неожиданно обнаружился ученик мисс Коэнтри — Джоэль, ещё более бледный и измученный, чем накануне. Он протянул Майклу коробку, сказал:

— Для чародея Пендрагона, из королевского дворца, — и, откланявшись, тотчас вышел.

«Коэнтри, из него соки, что ли, пьёт?» — подумала Софи, проводив взглядом его сгорбленную фигуру.

Майкл поставил коробку на стол, посмотрел на неё задумчиво, видимо, решая, стоит ли её открывать или всё же лучше дождаться Хоула, и в эту самую секунду Кальцифер отчаянно взревел. Столб ослепительного пламени взметнулся вверх до самой трубы и в его яростном гуле зазвучало слово: «Опасность!»

Софи опомнилась первой.

— Майкл, берегись! — закричала она, отталкивая зазевавшегося юношу в сторону.

Коробка с оглушительным треском лопнула, и из неё полезло нечто чёрное, смолянистое, похожее на извивающиеся языки-щупальца. Щупальца тут же стали расползаться в разные стороны, беспрестанно увеличиваясь в размерах, удлиняясь, извиваясь и заполняя собой всё вокруг, словно пристанищем им служила вовсе не маленькая коробка, а бескрайние Портхавенские топи.

— Это какая-то колдовская порча! — в ужасе завопил Майкл, отпрыгивая в сторону.

И действительно — всё, чего эта дрянь касалась, сразу же приходило в полную негодность. Стоило ей добраться до мебели, как та начинала трескаться и ломаться, доски пола на глазах разрушались в труху, а каменные стены покрывались плесенью и крошились. Один из чёрных языков порчи забрался внутрь горящего очага, и поленья под ним мгновенно превратились в пепел. Огонь в камине затрещал и сделался иссиня-чёрным. Софи в жизни не видела такого пламени!

— Оно не боится огня! — взвыл Кальцифер, взмывая под потолок. — Мне с ним не совладать!

Софи растерянно завертела головой, пытаясь сообразить, что же делать. Порча распространялась с такой скоростью, что буквально за минуту поглотила половину комнаты. Чёрные хищные языки слизывали книги Хоула, банки со снадобьями, табуретки и вовсю уже тянулись к двери лавки.

— Майкл! — закричала Софи. — Тащи сюда своё заклятие! То, что всё в себя вбирает, но никуда не уползает!

Майкл послушно метнулся на задний двор, перепрыгнул через чёрный язык порчи, пытавшийся на лету ухватить его за ногу, и через секунду вернулся назад, таща в руках здоровенный таз.

— Швыряй! — велела Софи.

Нечто лиловое и вязкое вывалилось из таза и с хлюпающим звуком упало в самый центр чёрной извивающейся массы, как раз туда, где осталась лежать коробка. Одно короткое мгновение ничего не происходило, а потом лиловое нечто издало всасывающий звук, всколыхнулось, и вся порча в радиусе десяти футов втянулась внутрь заклятья, словно её и не было.

— Ух ты! — выдохнула Софи, с уважением глядя на огромную гору лилового желе, застывшую посреди комнаты. — А ещё такая штука есть?

Желе вновь всколыхнулось, сыто отрыгнуло немного тёмной слизи, и лишь затем успокоилось. Майкл кивнул и снова умчался на задний двор. Спустя пару минут он с огромным трудом впихнул в комнату ещё один таз, раза в два больше предыдущего, и тот, со скрипом проехавшись по полу, завалился на один бок, угодив в проеденную порчей дыру.

— Тяжёлый, — отдуваясь, пробормотал Майкл.

Софи озадаченно посмотрела на таз и с сомнением сказала:

— До дворца нам его не дотащить. Нет ли у Хоула каких-нибудь самоходных чар?

— А зачем нам тащить его во дворец? — удивился Майкл.

— Посыльный, что принёс коробку, — объяснила Софи. — Это Джоэль, ученик ведьмы Коэнтри. Думаю, Хоул был прав, и где-то в норландской статуе спрятана точно такая же дрянь, и сегодня Коэнтри намерена её выпустить. Нужно срочно попасть во дворец и предупредить короля. Что там Хоул говорил про статую?

— Какая-то лошадь, — неуверенно произнёс Майкл.

— Троянский конь, олух ты необразованный! — возмутился Кальцифер. — Хватайтесь за таз. Если уж я могу двигать замки, то и с тазом как-нибудь справлюсь.

Софи и Майкл схватились за таз с разных стороны, а Кальцифер уселся на его край.

— Ну, побежали, — велел он.

В первое мгновение таз показался Софи ужасно тяжёлым, но стоило магии Кальцифера начать действовать, как таз сделался лёгким, как пёрышко. Софи даже показалось, что он сам толкает её вперёд. Они аккуратно протиснули таз через дверной проём и, постепенно ускоряя шаг, побежали в сторону дворца. Бежать было далеко, улочки сменяли друг друга, люди удивлённо оглядывались им вслед, а дворца по-прежнему не было видно.

— Хоть бы одна карета навстречу попалась, — с досадой воскликнула Софи.

Вскоре сил на то, чтобы бежать, почти не осталось. С каждым шагом таз становился всё тяжелее и тяжелее, и хотя Кальцифер прилагал все усилия, чтобы облегчить им жизнь, магия его, оставшись без подпитки из очага, тоже постепенно начинала слабеть.

— Надо было взять семимильные сапоги! — задыхаясь, воскликнула Софи.

— Всё равно бы промахнулись, — пробурчал Майкл. — Они каждый шаг на десять с половиной миль делают, мы бы просто скакали туда-сюда…

По его сбивчивой речи и затруднённому дыханию Софи поняла, что и у него сил почти не осталось. Наконец за углом показалась дворцовая площадь.

— Кальцифер, миленький, поднажми! — взмолилась Софи, глядя на огромную лестницу, ведущую наверх. Но, поднявшись до половины, они уже поняли, что опоздали. Гвардейцев, обычно стоявших на каждой шестой ступеньке, нигде видно не было, двери дворца оказались распахнуты настежь, а по резной колоннаде тёмными пятнами уже вовсю расползалась порча.

— Бессмертные боги, сколько же её было спрятано в этой статуе? — ужаснулась Софи, заходя внутрь.

— Порча растёт, когда ест, — объяснил Кальцифер. — Так что, чем больше она сожрёт, тем больше её станет.

— Может, таз пора бросать? — с надеждой в голосе спросил Майкл, которому, как и Софи, таз уже порядком оттянул руки.

— Сколько это твоё заклятье может в себя всосать? — в растерянности спросила Софи, глядя на то, как порча неумолимо взбирается вверх по украшенным гобеленами стенам.

— Не знаю, — честно признался Майкл, — думаю, много.

— Лучше отнесём её поближе к статуе, — предложила Софи. — И где вообще носит Хоула?

Хоула носило неизвестно где, впрочем, как и всех остальных. Коридоры дворца были пусты — то ли все в ужасе разбежались, то ли всех сожрала порча.

— Если Хоул здесь, — сказал Кальцифер, — то он защищает короля или сражается с этой Коэнтри.

Они поднялись ещё по двум лестничным пролётам, пробежали по бесконечно длинной галерее и наконец добрались до внутреннего дворика. По дороге им стали попадаться бегущие к выходу люди, но все они были так напуганы, что ни Майкл, ни Софи не смогли от них ничего добиться.

— Дальше нам не пройти, — сказал Майкл, останавливаясь посреди коридора. Впереди маячила распахнутая дверь, ведущая во внутренний двор, но порчи здесь было так много, что даже ступить было некуда.

— Надо кидать, — согласилась Софи, раскачивая таз и целясь в светлый прямоугольник открытой двери. — На счёт «три»! Раз, два…

Таз перевернулся в воздухе и с грохотом прокатился по каменным плитам. Лиловая масса вывалилась на пол и с жадным чавкающим звуком стала втягивать в себя порчу.

— А теперь надо отыскать Хоула, — велела Софи, — и объяснить ему, что всё это дело рук его драгоценной мисс Коэнтри. Вечно ему нравятся порочные женщины! — она рассерженно огляделась, стараясь понять, куда идти дальше. — И как вообще отсюда попасть в тронный зал?

Во дворце Софи была два раза, но совершенно не запомнила дорогу. Если бы ей сейчас пришлось добираться до тронного зала в одиночку, она бы обязательно заблудилась, но Майкл повёл её вглубь дворца, шагая вполне уверенно. Несколько раз им попадались люди, охваченные порчей. Они страшно корчились на полу, пытаясь вырваться из затянувшей их в кокон чёрной пленки, но ни сама Софи, ни Кальцифер не знали, как им помочь. Оставалось надеяться, что всем им хватит сил продержаться до того момента, когда заклятие Майкла начнёт действовать.

Спустя четверть часа, после бесчисленных коридоров и галерей, впереди замаячили огромные, широко распахнутые двери тронного зала. И тут Софи наконец увидела Хоула. Он стоял посреди большой комнаты, широко раскинув руки в стороны, словно старался удержать невидимые стены. Лицо его блестело от пота, щёку рассекал кровоточащий порез, фестончатые рукава объела порча. Чёрные безликие фигуры, подступавшие к нему со всех сторон, тоже когда-то были людьми, но теперь они превратились в безвольных марионеток, которыми управляла порча. Чёрные языки вились у них в ногах, прогрызая начищенный до блеска паркет, и вовсю старались дотянуться до Хоула, но его защита пока еще держалась.

«Наверняка это гвардейцы, пытавшиеся защитить короля», — испуганно подумала Софи.

Королевское кресло, одиноко стоявшее посреди зала, пустовало, самого короля нигде видно не было, зато ведьма Коэнтри обнаружилась тут как тут. Руки её, тонкие и изящные, двигались над её головой, словно змеи, аметистовые глаза горели яростным огнём, а в напряжённом теле ощущалась такая невероятная сила, что даже воздух вокруг неё, казалось, вибрировал.

— Стойте! — хватая Майкла за камзол, велела Софи. — Порчу нам не одолеть, но нужно попытаться отвлечь ведьму! — она с надеждой посмотрела на Кальцифера, и тот утробно зарычал.

— С ведьмой я справлюсь, — пообещал он.

— Как только Кальцифер набросится на неё... — начала было Софи, но Майкл уже всё понял и сам. Он поднял с пола валявшуюся неподалеку выломанную ножку стула и, перехватив её поудобнее, приготовился к драке.

— Вперёд! — скомандовала Софи.

Кальцифер взревел и, превратившись в огромный голубой шар, ринулся в тронный зал. Софи и Майкл кинулись следом.

— Нет, Кальцифер! — отчаянно закричал Хоул, но было поздно.

Коэнтри растерянно оглянулась, но сделать уже ничего не смогла. Кальцифер врезался в неё с оглушительным воем, раздался взрыв, и ведьма безвольно осела на пол, а рядом с ней, мгновенно уменьшившись в размерах, упал и сам Кальцифер. А затем чья-то неведомая сила подхватила Софи и Майкла за ноги, подняла их в воздух и со всей силы грохнула об пол.

— Как мило, — сказал холодный, наполненный презрением мужской голос, когда Софи, придя в себя, обнаружила, что лежит на изъеденном порчей полу рядом с потерявшим сознание Майклом. Во рту стоял солоноватый привкус крови, а тело болело так, словно она снова была девяностолетней старухой.

«Поделом тебе», — с досадой подумала Софи, с трудом приподнимая голову. Она всегда знала, что относится к тому типу людей, у которых никогда ничего не получается как надо, но на этот раз она, кажется, превзошла саму себя. Надо же было так ошибиться! Не Коэнтри управляла порчей, а Джоэль! Бледный и измождённый, но гораздо более зловещий, чем в день их первой встречи, Джоэль стоял в дальнем углу тронного зала, а вокруг его тела, словно извивающиеся змеи, двигались чёрные жгуты порчи.

— Как просто затеряться в тени такой яркой ведьмы, как Коэнтри, — с усмешкой сказал Джоэль, словно прочтя мысли Софи. — Все мужчины её боготворят, а женщины ненавидят, считая воплощением коварства, и никто даже не догадывается обратить внимание на её ученика. А ведь я оказался умнее всех вас. В тот день, когда вы, Хоуэлл, осматривали статую, спрятанная в ней порча была лишь незаметными спорами. Мне понадобилось три недели, чтобы вырастить её, питая собственными силами, но зато теперь вам её не одолеть! И вы это знаете, Хоуэлл. Ваше колдовство бессильно против порчи! Стоит вам разорвать ваш защитный круг, чтобы попытаться спасти девчонку, как мои марионетки мгновенно вас поглотят. Но и с кругом вам долго не продержаться. Теперь, когда вы остались без поддержки Коэнтри, ваши силы очень быстро иссякнут. Отдайте мне короля, и я сохраню вам жизнь.

— Я не знаю, где король, — произнёс Хоул, стараясь не смотреть на Софи. — Знал бы, уже давно рассказал бы, а не торчал бы тут столько времени с вами и этими пугалами. А что касается Софи, то вы и сами пожалеете, что с ней связались, она же сплошной ходячий кошмар…

Договорить Хоул не успел.

— Как банально, — сказал Джоэль, и в следующее мгновение Софи вновь подбросило в воздух. Щупальце порчи вырвалось из руки Джоэля и ухватило Софи поперёк туловища, а затем со всей силы впечатало её в одиноко стоявшее кресло. Удар был такой силы, что Софи на мгновение задохнулась. Чёрные жгуты порчи перетянули ей запястья, прижав её руки к подлокотникам, а ещё один жгут, потолще, обвился вокруг груди. И Софи испугалась так, как не пугалась ещё никогда в жизни.

«Если я сейчас умру, то сделаю это, как самая распоследняя дура», — в отчаянье подумала она и принялась так яростно дергать руками, что только чудом не опрокинулась вместе с креслом, а потом вдруг поняла, что кто-то шепчет ей в самое ухо: «Не дё...»

— Что? — растерянно переспросила Софи.

— Не дёргайтесь, — тихо повторило ей кресло. — Я же пытаюсь вам помочь!

И Софи, уже и так перепуганная дальше некуда, едва не завизжала во весь голос.

Из подлокотника кресла высунулась вполне себе человеческая рука и постаралась незаметно ослабить путы.

— Не получается, — спустя какое-то время с досадой сказало кресло. — Но я уверен, что Хоул что-нибудь придумает.

«Если бы я не притащила сюда Кальцифера, с мисс Коэнтри всё было бы в порядке, — злясь на себя сверх всякой меры, подумала Софи, — и рано или поздно они бы с Хоулом одолели и самого Джоэля, и эту порчу».

От страха, от ощущения собственной беспомощности и от того, что она вновь всё испортила, Софи охватила такая безудержная ярость, что ей захотелось огреть Джоэля чем-нибудь по голове. А ведь она его ещё жалела! Вот ведь дура! Она так сильно пожелала обрушить на его голову божью кару и так ярко себе это представила, что в следующее мгновение стоявшая в углу витрина лопнула, и находившиеся в ней чашки, кубки и табакерки, словно настоящие снаряды, ринулись прямо в Джоэля.

— Что происходит? — растерянно взвизгнул Джоэль, с трудом уворачиваясь от памятных королевских подарков. Особо резвая табакерка едва не угодила ему прямо в лоб, а длинный, украшенный драгоценными камнями королевский скипетр попытался подсечь его под ноги. Может, все эти вещи и не могли причинить ему серьёзного вреда, но совершенно точно отвлекли его внимание. К тому же, захваченные порчей королевские гвардейцы вдруг тоже начали слабеть, фигуры их задёргались, мгновенно перестав подчиняться Джоэлю, а порча стала сползать с них клочьями, словно вторая кожа. «Лиловое нечто наконец добралось и сюда», — с внезапной радостью подумала Софи. А потом Хоул разорвал свой защитный круг и, воспользовавшись всеобщей суматохой, со всей силы ударил в Джоэля заклинанием. Джоэль охнул, раскинул руки в стороны, стараясь уцепиться за жгуты порчи, а затем ноги его подкосились, и он, лишившись сознания, рухнул на пол.

— Не могли бы вы встать с меня, моя дорогая, — весьма учтиво попросило кресло, и только тогда Софи наконец осознала, что жгуты порчи её больше не сдерживают, а из кресла вновь торчит человеческая рука, ободряюще похлопывающая её по запястью. Она торопливо вскочила на ноги, кресло распрямилось, с него взметнулась ткань волшебного плаща, и вместо кресла Софи увидела короля.

«Боже мой, — растерянно подумала она, — я всё это время сидела на коро...»

Дальше додумать она себе не позволила. А в следующее мгновение и вовсе позабыла обо всём на свете, потому что рядом с ней оказался Хоул.

— Вот ведь дурочка! — прошептал он, отчаянно прижимая её к себе. — И зачем тебя вообще сюда принесло?!

Софи, до смерти боявшаяся, что Хоул на неё рассердится, потому что она всё ему испортила, покаянно уткнулась носом ему в грудь и тихо всхлипнула, внезапно осознав, что всё закончилось, и теперь она может позволить себе испугаться по-настоящему. Но Хоул на неё совершенно не сердился. Он лишь крепче прижал её к себе, наверняка опасаясь, что она вновь учудит что-нибудь этакое, и не произнес больше ни единого слова.

— С Кальцифером и Майклом ведь всё будет в порядке? — виновато спросила Софи.

Хоул на мгновение неохотно выпустил её из объятий, и она увидела, что Майкл уже пришёл в себя и сидит, растерянно покачивая головой, а Кальцифер крутится вокруг него. А затем Софи посмотрела на короля и растерянно покраснела, неожиданно осознав, что, кажется, уже не в первый раз за последние дни всё перепутала и истолковала неверно. Король сидел прямо на полу и очень бережно сжимал в своих объятиях Анабель Коэнтри. А она, уткнувшись носом ему в плечо, всхлипывала и, цепляясь подрагивающими от напряжения пальцами за его мундир, куда больше походила сейчас на влюблённую и испуганную девочку, чем на могущественную норландскую чародейку. Король очень нежно гладил её по волосам, и Софи вдруг поняла, что в эту самую минуту видит в нём гораздо больше всего королевского, чем во всех норландских статуях, вместе взятых.

Софи вздохнула, перевела взгляд на Хоула и поняла, что просто обязана сказать что-то в своё оправдание.

— Ты постоянно пропадал во дворце… — виновато начала она, — и был так рассеян… ползли слухи…

— Ах, слухи, — сказал Хоул, с деланым укором взирая на Софи. — Слухи о том, что я увлечён Анабель? И ты, конечно же, сразу в них поверила? Моя милая Софи, я пропадал во дворце, потому что Салиман был уверен, что норландцы неискренни в своём желании заключить мир, и просто обязан был присмотреть за королём, — глаза Хоула, невероятно голубые, искрились сейчас от нескрываемого удовольствия. — Так я и знал, что когда-нибудь моя слава пожирателя девичьих сердец сослужит мне дурную службу.

И он так самодовольно улыбнулся, что Софи тут же поняла — Хоул рад, что она приревновала его к Коэнтри.

— Когда же ты наконец поймёшь, — немного помедлив, сказал Хоул, — что с тех пор, как ты вернула мне мое сердце, оно навсегда стало принадлежать тебе. За этот месяц я столько раз пытался сделать тебе предложение, что просто сбился со счёта, но ты так вбила себе в голову, что замужество непременно повлечёт за собой беду, что убедить тебя в обратном оказалось попросту невозможно. Стоило мне начать разговор о нашем будущем, как твоё кресло тут же пыталось укусить меня за ногу, трубы в ванной взрывались, стремясь ошпарить меня кипятком, а проклятая крыша, оказавшись под воздействием твоих чар, так и норовила упасть мне на голову.

— Так это всё делала я? — ужаснулась Софи. — А я-то думала…

— Что я увиливаю? — Хоул засмеялся, но, поймав расстроенный взгляд Софи, тут же вновь сделался совершенно серьёзным. — Именно поэтому я и хотел увести тебя из Маркет-Чиппинга, — сказал он. — Мне казалось, что вдали от давившей на тебя семьи, от надвигающейся войны, в умиротворении Голубых гор, ты наконец успокоишься и поймёшь, что ты ничуть не меньше других заслуживаешь счастья. А то дурацкое проклятье старшей сестры, что ты вбила себе в голову, это просто глупая выдумка, и на самом деле его не существует.

— Я такая дура… — всхлипнула Софи.

— Ты просто слишком добросердечная и постоянно думаешь о других, — он притянул её к себе, вновь возвращая её в свои объятия, и серьёзно произнёс: — Я до смерти устал гоняться за тобой, Софи Хаттер. Выходи наконец за меня замуж, и пусть случится то, что случится. Какие бы там ни существовали проклятья, чтобы с нами ни происходило в нашей дальнейшей жизни, мы с тобой обязательно со всем разберёмся. Но только вместе.

Хоул прижал её к себе и с невероятной нежностью поцеловал.

«Может, и правда, — подумала Софи, — бог с этим проклятьем старшей сестры?!»

А ещё она подумала, что очень хочет увидеть Голубые горы и выйти замуж за Хоула Дженкинса...

А потом у неё просто все вылетело из головы…