Возвышение Волшебников (джен)

Примечание автора:

Эта глава, да и вся история в целом, может содержать штампы. Я это знаю и признаю. О, и все временные рамки сдвинуты на семь лет относительно канона. То есть пятый год обучения Гарри в каноне пришелся на 1995-1996 годы, а в данном фанфике это 2002-2003 годы.

2010

Гарри Поттер размышлял о жизни, сидя в своём хорошо обставленном кабинете в родовом поместье. Он время от времени отпивал из стакана с огневиски, который держал в руке, и смотрел на огонь в камине перед собой.

Сегодняшнее утро началось со стычки с его бывшей подругой Гермионой Грейнджер. Впрочем, «стычка» — это мягко сказано; скорее, это была яростная ссора.

Гарри подумал, что хорошо, что на дверях его кабинета было установлено заглушающее заклятие, автоматически отсекавшее все звуки, как только двери закрывались. Будь это кабинет магла, визги этой гарпии услышал бы весь этаж — в этом Гарри был уверен. А так у него просто до сих пор звенело в ушах от её голоса.

«Она всегда была такой пронзительной, — подумал Гарри, — или жизнь с матриархом Уизли и её придурковатым мужем развила её крикливые способности?»

Гарри немного позабавил себя мыслями о том, как Гермиона Грейнджер сидит с Молли Уизли в одной из тех акустических комнат и занимается вокалом, а Молли время от времени прерывает её советами («Нет-нет, милочка, гласную "А" нужно тянуть вот так... а здесь добавь побольше резкости...»), прежде чем он снова стал серьёзным, и его мысли вернулись к теме их разговора.

Закон Гарри Поттера о защите магических детей, или, как он любил его называть, ЗГПоЗМД, (он всё ещё привыкал к тому, что его имя может быть связано с чем-либо, а тем более с важными законодательными актами) был важной частью его планов для волшебного мира.

Это была безумная идея, состряпанная двумя потерянными шестнадцатилетними бывшими школьными соперниками, которые по-настоящему ощущали давление мира на своих плечах, хотя и по разным причинам, и которые решили напиться хотя бы раз, чтобы забыться. Забыть ожесточённое соперничество, которое когда-то было между ними, о том, что они оба были пешками на противоположных сторонах войны, которая на самом деле велась между двумя ожесточёнными стариками-манипуляторами, давно заслуживавшими смерти; войны, которая никогда по-настоящему не закончится, пока жив один из упомянутых стариков; войны, которая, вероятно, навсегда положит конец существованию волшебного мира.

Поэтому ни один из них даже в самых смелых мечтах не предполагал, что кто-то когда-либо заинтересуется их пьяными бреднями, а тем более, что этот кто-то сможет составить из них связный план.

Хотя, учитывая, что этот самый «кто-то» умудрился совершить невозможное и успешно обманул смерть почти семьсот лет назад и продолжает это делать до сих пор, это не должно было так уж удивлять.

Он определённо далеко продвинулся в своей жизни. Он больше не был тем одиннадцатилетним мальчиком с широко раскрытыми глазами, который видел в Хогвартсе убежище от жестоких родственников; не был он и тем наивным пятнадцатилетним подростком, который видел мир только в чёрно-белом цвете и был убеждён, что Дамблдор всегда прав.

Гарри точно помнил, когда всё для него изменилось. Тот самый момент, когда он перестал быть пешкой Дамблдора и наконец увидел мир таким, какой он есть, и понял, что нужно делать.

2003

Шрам Гарри разорвался, и он понял, что умер: это была боль за гранью воображения, боль, которую невозможно вынести...

Он исчез из зала, он был заключён в кольца существа с красными глазами так туго, что Гарри не знал, где кончается его тело и начинается тело существа: они сплавились воедино, связанные болью, и не было спасения...

И когда существо заговорило, оно использовало рот Гарри, так что в своей агонии он почувствовал, как двигается его челюсть...

— Убей меня, Дамблдор...

Ослепший и умирающий, каждая часть его тела молила об освобождении, Гарри почувствовал, как существо снова использует его...

— Если смерть — ничто, Дамблдор, убей мальчишку...

«Пусть боль прекратится, — подумал Гарри, — пусть он убьет нас... покончи с этим, Дамблдор... смерть — ничто по сравнению с этим... и я снова увижу Сириуса...»

И когда сердце Гарри наполнилось эмоциями, кольца существа ослабли, боль медленно утихала. Воодушевлённый, Гарри надавил... он подумал о своих родителях, как они на последнем издыхании пытались спасти его, как они, даже из-за могилы, сделали то же самое годы спустя.

Он снова подумал о Сириусе; как тот предложил Гарри шанс навсегда уехать от Дурслей, шанс на новую жизнь и связь с его погибшими родителями, и чувство в нём нарастало.

В то же время в Отделе Тайн, незаметно для оставшихся там бойцов, запертая дверь внезапно ярко засветилась по краям, наполнив входной зал интенсивным, но успокаивающим светом.

Существо внезапно отпустило Гарри, когда он почувствовал сильный всплеск эмоций, который какая-то малая часть его сознания опознала как любовь. Затем Гарри оказался в пустоте, наполненной бурлящей белой силой. Перед ним была чёрная масса, окружённая зелёной и красной энергией.

Тёмное присутствие, которое было осколком души Волдеморта, застрявшим в шраме Гарри, сдерживалось Светлым Кровным Оберегом, который Лили Поттер наложила на своего сына. Однако, как и все формы могущественной Древней Магии (Тёмной или Светлой), этот оберег питался сильной эмоцией, которой в данном случае была любовь.

К несчастью, Дамблдор непреднамеренно ослабил этот оберег, когда, не до конца понимая его природу, поместил Гарри в дом, где его в худшем случае ненавидели, а в лучшем — относились с холодным безразличием. Поскольку эти эмоции были противоположны любви, кровный оберег немного ослаб. Этого было достаточно, чтобы осколок души сформировал магическую связь с Гарри.

Именно из-за этого Гарри мог говорить на парселтанге, а также владел палочкой-сестрой палочки Волдеморта.

Затем этот оберег был ослаблен ещё больше, когда Волдеморт использовал кровь Гарри, чтобы восстановить своё тело. Таким образом, связь между осколком души и Гарри стала ещё крепче.

Однако, по иронии судьбы, использовав кровь Гарри, Волдеморт сам стал своего рода крестражем для Гарри.

Во время одержимости Волдемортом кровный оберег временно пал, так как, к неведению Волдеморта, его искалеченная душа почти соединилась с осколком в шраме Гарри. Однако им это не удалось, так как Гарри вытолкнул Волдеморта.

Остановись Гарри на этом моменте, оберег был бы восстановлен силой, к которой он получил доступ в Комнате Любви, и его собственной магией.

Но всё это было неизвестно Гарри, когда он смотрел на чёрную массу. Он чувствовал исходящую от неё силу, зловещую и в то же время странно опьяняющую. Он не знал, как долго он стоял, глядя на неё: несколько секунд, часов, дней или десятилетий? Время, казалось, остановилось, пока он смотрел на то, что было перед ним, прежде чем он протянул руку... навсегда меняя ход истории волшебного мира.

Гарри чувствовал неправильность присутствия массы перед ним и знал, что она должна исчезнуть. В то же время он чувствовал силу, которую она таила. Она опьяняла его... взывала к тьме в его душе, порождённой его далеко не счастливым детством и различными испытаниями, которые он пережил позже за годы учёбы в Хогвартсе... и впервые в жизни он к ней прислушался.

В тот миг, когда он соприкоснулся с ней, он почувствовал, как сила вливается в него. Тут же тёмное присутствие, заключённое внутри, начало сопротивляться, пытаясь высосать из него жизнь.

Но Гарри это не остановило. Он, со всей своей немалой силой воли, собрал новообретённую силу внутри себя и нанёс ответный удар. У Гарри также было явное преимущество в виде целой души, так что у осколка души Волдеморта не было особых шансов. Когда сила хлынула в него, она принесла с собой какофонию образов и звуков, обрывочных воспоминаний и мыслей.

Как раз когда Гарри почувствовал, что может взорваться от притока силы и потерять рассудок от всех чужеродных мыслей в своём разуме, всё внезапно прекратилось. Затем внезапную тишину нарушил душераздирающий крик, и зловещая чёрная масса перед ним исчезла.

Гарри открыл глаза и обнаружил, что смотрит в пол атриума Министерства, а голова раскалывается от боли. Влажное ощущение на лбу в сочетании с медным запахом крови и болью в шраме подсказали ему, что шрам разорвался и кровоточит. Затем Гарри медленно и осторожно поднялся на ноги, опираясь на стену.

Поднимаясь, он рассеянно заметил, как из его шрама вышло несколько струек мерзкого на вид чёрного дыма. Дезориентированный, он едва заметил, как Волдеморт на мгновение появился и исчез с рыдающей Беллатрисой прямо на глазах у министра и половины Министерства.

Альбус Дамблдор на мгновение взглянул на Гарри, чтобы убедиться, всё ли с ним в порядке, прежде чем обратить своё внимание на Фаджа, который в этот момент, пошатываясь и с белым как мел лицом, двинулся вперёд в сопровождении оживлённых Дамблдором золотых статуй, за которыми следовали его столь же бледные авроры и потрясённая Амелия Боунс.

— Он был здесь! — крикнул мужчина в алой мантии с хвостом, указывая на груду золотых обломков, оставшихся от оживлённой статуи волшебника, которая несколько мгновений назад удерживала Беллатрису. — Клянусь, это был Сами-Знаете-Кто, мистер Фадж. Он забрал ту женщину и только что аппарировал!

— Я тоже его видел, Уильямсон, — пролепетал бледный Фадж. — Он был прямо здесь! В самом Министерстве! — продолжал бормотать Фадж, сокрушаясь о состоянии Фонтана, пока Дамблдор не привлёк его внимание.

В другой раз Гарри испытал бы ликование и злорадное удовольствие при виде лица министра, когда наконец-то было доказано, что он прав, что он не «сумасшедший, ищущий внимания лжец, пытающийся дестабилизировать магический мир, разжигая панику», как считал министр. Но Гарри был слишком уставшим, чтобы что-либо чувствовать. Потеря крёстного ещё не до конца дошла до его сознания, а схватка с Волдемортом отняла у него слишком много магических сил.

Поэтому он устало наблюдал, как Дамблдор принялся в своей утончённой манере втирать Фаджу в лицо тот факт, что всё это время он был прав, прежде чем почти приказать Министру магии послать нескольких своих авроров для задержания Пожирателей Смерти, схваченных в Отделе Тайн.

Затем Дамблдор взял голову статуи, превратил её в портключ до своего кабинета (к бессильному неудовольствию Фаджа) и отдал его Гарри.

Гарри оцепеневше взял портключ и, почувствовав знакомый рывок в районе пупка, был перенесён в кабинет директора в Хогвартсе, где его вера в Дамблдора будет подорвана ещё сильнее.

Примерно через час Гарри, пошатываясь, вышел из кабинета Дамблдора, в его голове царил водоворот самых разных эмоций, главными из которых были гнев, горе и шок, за которыми следовало глубокое ощущение предательства. Всего несколько минут назад Дамблдор счёл нужным наконец открыться Гарри и рассказать ему, что он должен был знать гораздо раньше. Достаточно сказать, что Гарри был очень недоволен прошлой скрытностью Дамблдора.

«По крайней мере, хорошо, что Дамблдору понадобилось почти полчаса, чтобы прийти и перевернуть мой мир с ног на голову», — подумал Гарри. Это дало ему время, необходимое, чтобы собраться с силами и адекватно выразить своё недовольство. Разрушение половины кабинета директора было, мягко говоря, весьма удовлетворительным. И учитывая то, что Дамблдор ему открыл, Гарри не мог найти в себе ни йоты вины за уничтожение всех этих дурацких серебряных приборов.

Под всем этим скрывалось довольно странное чувство, которое испытывал Гарри; он не мог дать ему название. Хотя, если бы его попросили, он бы описал его как «дезориентация».

Как бы то ни было, Гарри с трудом верил, что всё ещё утро. Прямо сейчас ему хотелось уснуть и не просыпаться. Никогда.

Гарри направился к гриффиндорской башне, но остановился на полпути. Он был не в настроении для человеческого общества сейчас, а тем более для компании пустых, сопливых, незрелых подростков. Ему нужно было подумать, разобраться в беспорядке, царившем у него в голове. В месте, о котором мало кто знал.

Размышляя об этом, он наконец принял решение и, решившись, направился к гобелену с Варнавой Вздрюченным, где, пожелав найти тихое место для отдыха и размышлений, вошёл в дверь, которая материализовалась на пустом участке стены напротив гобелена.

Гарри вошёл в Выручай-комнату и обнаружил нечто похожее на маленький луг под безоблачным небом. Он лёг на небольшую возвышенность в центре поля и обнаружил, что земля на ощупь была не такой, как он ожидал. Она была мягкой, как его кровать с четырьмя столбиками в гриффиндорской спальне; на самом деле, он бы сказал, что она была даже удобнее его кровати. «Весьма странное, хотя и приятное ощущение», — рассеянно подумал Гарри, прежде чем его мысли вернулись к тому, что только что произошло.

Во-первых, его крёстный отец умер, и здесь глаза Гарри начали блестеть; Сириус был первым взрослым в жизни Гарри, который действительно заботился о нём и только о нём. Конечно, у него были миссис Уизли и Ремус, но это было не то. Миссис Уизли была матерью его друга, а Ремуса он, по сравнению с другими, знал не так уж хорошо. Гарри не был слеп к недостаткам Сириуса; он знал, что Сириус был немного дерзким и безрассудным, имел склонность действовать, прежде чем подумать, а также, как считал Гарри, был немного не от мира сего и незрелым. Но, с другой стороны, он просидел в заточении довольно долго, и дементоры определённо должны были повлиять на его разум. Либо так, либо безумие — всё-таки семейная черта Блэков, подумал Гарри, вспоминая Беллатрису и то, какой садистски сумасшедшей она была.

Его настроение омрачилось при мысли о Беллатрисе. Гарри нахмурился, увидев её ухмыляющееся лицо в своём воображении. «Однажды я убью эту суку», — со злобой подумал он, представляя, как её тело корчится от боли под его палочкой.

Гарри резко остановился, осознав, какое жестокое направление приняли его мысли. Он же не хотел пытать Беллатрису, не так ли? Но маленькая часть его, о которой он раньше не слышал, хотела. Она жаждала её крови, звука её мучительных криков; удовлетворения от наблюдения за болью в её глазах, когда жизнь медленно и мучительно покидала её тело...

На этом Гарри очнулся от своих мыслей. Что это было? Он удивился, будучи уверенным, что никогда раньше не испытывал ничего подобного ни к кому, и смущённый тем, почему его это не особенно беспокоило. Содрогнувшись, он снова сосредоточился на событиях последних нескольких часов.

Мысли о Беллатрисе, естественно, привели его к инциденту в атриуме, где он пытался использовать на ней проклятие Круциатус. Затем они перешли к дуэли между Дамблдором и Волдемортом. Гарри был в восторге от мощи, которую продемонстрировали эти два волшебника. «Вот это, — подумал он, — настоящая магия». У Гарри внезапно появилось новое желание учиться больше, глубже погружаться в тайны магии, чтобы по-настоящему увидеть, что можно сделать, когда раздвигаешь границы.

В конце концов, его мысли переключились на последствия битвы и его последующую одержимость Волдемортом. Он содрогнулся — это был опыт, который он не хотел бы повторять! Он всё ещё чувствовал последствия этого испытания. Хотя он чувствовал себя... каким-то другим... словно это изменило его навсегда. Он не знал почему или как, но чувствовал это нутром.

Наконец, его мысли обратились к событиям в кабинете директора. Его настроение снова испортилось. Дамблдор сказал много вещей, которые его разозлили. Прямо и косвенно; во-первых, это трижды проклятое пророчество. Гарри не мог поверить, что Дамблдор не счёл нужным рассказать ему об этом раньше. Конечно, какая-то его часть понимала, что тогда он был слишком молод, и это было тяжёлое бремя для кого угодно, не говоря уже о пятнадцатилетнем подростке.

Дуэль между Дамблдором и Волдемортом определённо открыла Гарри глаза на суровую реальность того, кем на самом деле был Волдеморт. Была причина, почему Волдеморта считали Самым Страшным Тёмным Лордом Современности, почему люди боялись даже называть его имя. Волдеморт был смертельно опасен! Гарри повезло, что он до сих пор выживал; он знал, что Волдеморт недооценивал его раньше. Он знал, что во всех его столкновениях с Волдемортом его спасала удача. Если бы Волдеморт не был так одержим позёрством и решил бы покончить с Гарри, променяв браваду и удовольствие на практичность и удобство, и если бы он отнёсся к Гарри так же серьёзно, как к Дамблдору, у Гарри не было бы ни шанса.

В следующий раз, когда они встретятся, Волдеморт определённо не будет играть в игры, это Гарри знал наверняка. «Значит, мне придётся найти способ сделать так, чтобы он был не в лучшей форме», — подумал он.

Гарри задался вопросом, почему Дамблдор не приложил больше усилий, чтобы обучить его. Он знал, что в конечном итоге всё сведётся к нему и Волдеморту, так почему бы не сделать что-нибудь? В конце концов, Дамблдор проявлял живой интерес к его жизни...

Внезапно Гарри вскочил, вспомнив часть своего последнего разговора с Дамблдором:

Дамблдор на мгновение посмотрел на залитые солнцем лужайки за окном, затем снова посмотрел на Гарри и сказал: «Пять лет назад ты прибыл в Хогвартс, Гарри, в целости и сохранности, как я и планировал. Ну... не совсем в целости. Ты страдал. Я знал, что так будет, когда оставил тебя на пороге дома твоих тёти и дяди. Я знал, что обрекаю тебя на десять тёмных и трудных лет».

Последние несколько предложений звенели в голове у Гарри. Дамблдор знал! Он знал о моей жизни у Дурслей и НИЧЕГО не сделал!

У Гарри потемнело в глазах, в ушах странно зазвенело, пока его разум стремительно обрабатывал эту информацию, обнаруживая новые, ранее не замеченные связи и приходя к новым выводам.

Его первое письмо в Хогвартс, адресованное в чулан; это было настоящим доказательством того, что если не Дамблдор, то по крайней мере МакГонагалл знала! В конце концов, она лично подписывала письма... как она могла этого не заметить? Его вывод был таков: она не могла не заметить, она была слишком умна для этого, так что либо она не знала о фактах, либо не стала разбираться в этом вопросе дальше, чем просто уведомить Дамблдора. Оба сценария были не слишком утешительными. Он отказывался верить в третью возможность — что она знала, но ей было всё равно. Эта ситуация была слишком ужасна, чтобы её даже представить.

Затем были мужчина в фиолетовом цилиндре, Дедалус Дингл, и женщина в зелёном платье, Эммелина Вэнс. Гарри знал, что видел их где-то раньше, и тут он понял, где именно, и осознал значение этого: он встречал их ещё до того, как узнал о Хогвартсе. «Так что они, похоже, шпионили за мной всю жизнь, и при этом ничего не сделали?» — кипел от ярости Гарри.

Затем у Гарри случилось ещё одно прозрение: миссис Фигг. Он только прошлым летом узнал, что она была сквибом и состояла в Ордене Дамблдора. Непроизвольно в его памяти всплыло воспоминание о встрече с ней и часть того, что она сказала:

«...Прости, что я доставляла тебе столько неприятностей, Гарри, но Дурсли никогда бы не отпустили тебя ко мне, если бы думали, что тебе это нравится...»

— Она тоже знала, — в ужасе прошептал Гарри. — Она знала и НИЧЕГО не сказала! — последние слова Гарри выкрикнул.

В этот момент что-то в Гарри сломалось, и он издал первобытный крик ярости и гнева, высвободив свою магию потоком эмоций. По лугу пронёсся ветер, а над головой в симулированном небе сгустились тучи. В комнате вспыхнули защитные чары ярким калейдоскопом цветов, сдерживая вспышку необузданной магии.

Наконец, стресс и недостаток сна взяли своё, и ярость Гарри быстро угасла. Истощённый, Гарри отключился, почти без чувств.

Пока Гарри терял сознание, его разум всё ещё был в опасности. Осколок души Волдеморта внутри него был уничтожен, однако не окончательно...

Душа, по сути, состоит из личности волшебника и его врождённой магии. Чтобы сформировать личность, нужен опыт. Опыт — это подсознательный мыслительный процесс, нечто, что укореняется в мозгу. В основном, это то, что можно было бы назвать «мышечной памятью». В нормальных условиях, если бы Гарри не впал в приступ ярости и почти полностью не истощил свою магию, того небольшого количества магии, что осталось в его теле после различных сражений с Пожирателями Смерти и Волдемортом, было бы достаточно, даже в его измождённом состоянии (Гарри, в конце концов, был могущественным волшебником), чтобы стереть это. К сожалению, приступ Гарри вызвал магическое истощение, оставив его тело практически без магии на данный момент.

Таким образом, остатки осколка души смогли бы восстановиться, но остаться отдельными, по сути, вернув Гарри к исходной точке. В конечном итоге они были бы поглощены душой Гарри, когда тот восстановил бы достаточно магии для борьбы, но это могло бы привести к тому, что Гарри оказался бы на уютной кровати в палате для неизлечимых пациентов больницы Святого Мунго.

В конце концов, общественное мнение таково, что шизофрения — это нехорошо. И люди, страдающие ею, считаются опасными для общества, особенно если их альтернативной личностью является Тёмный Лорд.

Однако Гарри повезло оказаться в сердце почти разумного волшебного замка.

Выручай-комната была спроектирована Ровеной Рейвенкло при помощи трёх других основателей (не то чтобы она когда-либо в этом признавалась) как своего рода центр управления и укрытие на случай, если замок когда-либо попадёт в осаду «этих грязных маглов-язычников» (слова Гриффиндора, хотя ни он, ни любой историк никогда в этом не признается), населявших мир.

В каком-то смысле это был вклад Рейвенкло в оборону замка на случай необходимости. Гриффиндор и Хаффлпафф создали защитные чары как первую линию обороны, в то время как Слизерин решил, что василиск будет хорошей последней линией обороны (неважно, что проклятая змея представляла бы такую же опасность для защитников, но когда тебя всё равно собираются захватить и сжечь заживо на костре, смерть от взгляда василиска на удивление предпочтительнее!).

Однако защитные чары первой линии ни разу не подвели и поэтому, к большому разочарованию Рейвенкло (в чём она бы тоже никогда не призналась), Комната так и не понадобилась.

С веками, когда магический мир становился всё более безопасным и изолированным от мира маглов, а замок — скорее школой, чем оборонительным сооружением, первоначальное предназначение Комнаты было забыто, и её стали использовать для более прозаичных целей. Со временем, по мере накопления магии в замке и в комнате, и по мере того, как замок становился всё более разумным, комната также менялась и эволюционировала, пока не достигла своего нынешнего вида.

Комната также, весьма причудливым магическим образом, находилась в центре замка, который располагался точно на пересечении четырёх крупных линий леи (настоящая причина, по которой Основатели выбрали это место для строительства своего замка), поэтому в этой области была хорошая концентрация магии.

Замок почувствовал, что волшебник, лежащий без сознания прямо в центре его сердца, находится в большой беде и нуждается в помощи. Поэтому он начал перекачивать небольшую часть своей магии, чтобы помочь мальчику.

Это помогло интегрировать осколки души в душу Гарри, незначительно изменив саму его природу. Гарри, вдобавок к ранее приобретённой способности говорить со змеями, получил опыт в дуэлях — то, что Волдеморт усовершенствовал в молодые годы до того, как стал печально известным. Правда, чтобы это принесло пользу, Гарри придётся расширить свой арсенал заклинаний самостоятельно.

Ещё одним полезным талантом, который он перенял от этих осколков души, было умение аппарировать. Волдеморт так много аппарировал в своей жизни, что мог делать это почти бесшумно и без особых раздумий практически в любом положении. Он также довольно много аппарировал сквозь умеренно сильные анти-аппарационные чары, а также во время боя. И теперь Гарри тоже мог это делать. Не то чтобы он знал об этом в данный момент.

Вдобавок к этому Гарри приобрёл мастерство Волдеморта в ментальных искусствах. В конце концов, Волдеморт практиковал Окклюменцию и Легилименцию почти постоянно с шестого курса, когда открыл для себя эти искусства.

Тело же довольно консервативно. Магия Гарри была основной причиной того, что, несмотря на обращение с ним его родственников, он не выглядел как один из тех измождённых детей-беженцев из раздираемой войной страны. Большая часть его магии уходила на его исцеление и обеспечение надлежащего питания его тела. Это имело эффект ослабления его магии, а также замедляло его магический рост.

Только потому, что Гарри был от природы так силён, он всё ещё оставался волшебником, и желания Дурслей «выбить из него магию» не осуществились. Таким образом, хотя он и был бы силён, он не смог бы достичь своего полного магического потенциала.

Однако Хогвартс, хоть и был разумен, не был умён, и поэтому недооценил количество магии, которое понадобится Гарри. В конце концов, «небольшое количество магии» для него было более чем достаточной силой, чтобы сделать двух сквибов умеренно сильными волшебниками. В результате этого у Гарри осталось много магии в его почти пустом магическом ядре.

Поэтому его тело использовало эту возможность, и всё ещё растущее ядро Гарри внезапно расширилось, так что к тому времени, как он достигнет полной зрелости, Гарри станет ещё более могущественным, чем мог бы быть когда-либо. В нём также осталось достаточно магии, чтобы его тело начало использовать её для устранения последних следов недоедания. В результате Гарри немного окреп, перестал выглядеть измождённым и стал просто худощавым. Его рост увеличился примерно на дюйм, и теперь он был ростом в солидные шесть футов. (Прим. пер.: Около 183 см)

Хогвартс, почувствовав, что магия Гарри всё ещё уходит на исцеление, решил немного помочь. Конечным результатом стало дополнительное преимущество — восстановление ослабленного зрения, так что он больше не был полуслепым без очков. Также многочисленные шрамы и синяки, которые Гарри накопил до этого, зажили и исчезли. Заметным исключением был шрам на лбу, который вместо того, чтобы исчезнуть, стал светлее, пока не стал едва различимым.

Наконец, поскольку у тела Гарри больше не было неотложных нужд, передача магии прекратилась, оставив в центре комнаты отдыхающего, значительно улучшенного Гарри Поттера.